Юлия Каленичина:
Здравствуйте, дорогие друзья, вновь в эфире программа «Точка приложения», и с вами мы, ее ведущие, Оксана Михайлова и Юлия Каленичина. И сегодня тема нашего эфира очень важная для всех, и для взрослых, и для детей – мы будем говорить о зависимости, а конкретно о наркотической зависимости. Гость нашей передачи Ник, человек зависимый, но выздоравливающий. Каким ты был ребенком и как развивалось твое детство, что могло явиться провоцирующим моментом того, что произошло в твоей жизни?
Ник:
Мне бы хотелось сказать что-то конкретное, что именно этот фактор повлиял на меня, как на личность, на то, что я стал зависимым или был рожден зависимым. В детстве я был довольно активным ребенком, одним из тех, кого нужно было держать за руку. В детстве мне поставили диагноз синдром дефицита внимания, за мной всегда нужно было следить, как говорил моя мама, потому что как только она отходила на какое-то время, сразу происходило что-то непонятное.
Рос я в среднестатистической нормальной семье, мы жили в одной квартире с мамой, сестрой моей мамы, и радикальных деструктивных проявлений не было. Для меня фактором было отсутствие доверия, с самого детства я начал замечать какие-то проявления в моей семье, которые мне казались не очень логичными. Мне всегда говорили, что надо быть честным, но никогда не объясняли для чего. Сейчас через призму анализа своей жизни я понимаю, что мне никогда не доносили полезность того, чтобы быть честным, делиться, потому что когда мне говорили быть честным, я признавался, и меня наказывали. У меня в голове строилось убеждение, что если я буду честным, мне будет плохо. И я замечал, что люди, которые мне говорят о честности, не до конца сами честны со мной. В голове росла странная модель поведения, что доверять людям, которые со мной лицемерны, тяжело.
Рос я без отца, у меня никогда не было мужской модели, на которую можно опираться, я всегда опирался на свою маму, а она не всегда была рядом, ей нужно было работать, она пыталась обеспечить мое детство. Поэтому по большей части я проводил время с бабушкой. Бабушка тоже интересный человек, немножко тираничный, она очень много обо мне заботилась, уделяла внимание, особенно питанию, но этот человек привил очень активную травматику с точки зрения чувства вины. Почему-то мне всегда казалось, что нужно донести свою точку зрения до людей. Бабушка говорит, что это неправильно, так поступать нельзя – почему? Я могу выйти погулять с друзьями, в этом нет ничего плохого, ничего опасного. Меня пытаются убедить, я вступаю в позицию сопротивления, бабушка начинает плакать, и я в этот момент начинаю понимать, что не очень хороший внук, для меня очень много делают, а я не могу в этот момент согласиться с точкой зрения человека. И кдо сих пор женские слезы для меня – это очень тяжело.
Оксана Михайлова:
Что именно ты употреблял?
Ник:
Я знаю, что я наркоман, но уже на протяжении трех с лишним лет я не употребляю наркотики. Когда я говорю, что я наркоман, я имею в виду то, что я употреблял наркотики, очень много пил и в целом мог бы назвать себя даже не наркоманом, а зависимым человеком, потому что проявление моей зависимости выражалось во многом в моей жизни. Наркотики никогда не были причиной, никогда не были главным механизмом, который сломал мою жизнь. Они просто были инструментом, который я нашел. Как человек зависимый, я понимаю, что даже сейчас, не употребляя три с лишним года, все равно нахожу какие-то инструменты, вещи, в которые могу просто залипнуть.
Я употреблял тяжелые наркотики не инъекционно, не внутривенно, я никогда не тусовался по подъездам, не был в притонах. Я работал, общался с людьми, у меня была работа, связанная с клиентским сервисом, то есть по моему поведению нельзя было сказать, что я был маргиналом, но каждый раз я снова и снова возвращался к наркотикам, употреблял, не мог остановиться, мне было тяжело, я хотел умереть и впоследствии наркотики употреблял для того, чтобы убить себя, а не для того, чтобы получить кайф. Поэтому для меня это понятие не только про колоться в вену, а в целом про то, что я нахожу какие-то вещества, которые меняют мое сознание и которые мне позволяют на какое-то время почувствовать спокойствие, комфорт. В моем случае я чувствовал любовь, потому что мне всегда ее не хватало, мне жизнь всегда казалась деструктивной, негативной, думал, что все вокруг хотят мне навредить, а наркотики убирали это ощущение на какое-то время и давали внутренний покой.
Юлия Каленичина:
Они выравнивали твое состояние.
Ник:
Я чувствовал себя нормальным, если так можно выразиться, пустота внутри, которая все время жила и до сих пор со мной, заполнялась. Но очень быстро эта нормальность треснула, и мне стало еще хуже, чем до того, как я начал употреблять.
Оксана Михайлова:
Я слышала о том, что плачет бутылка, то есть проблема, твоя внутренняя боль усугубляется, а наркотики убирают, и когда нечем дышать, когда больно, они позволяют вздохнуть, именно поэтому они очень сильно распространяются, не отодвигают, как алкоголь, а убирают эту проблему на время. Насколько быстро развивается зависимость, от чего зависят темпы?
Ник:
Зависимость от наркотиков начинается после первого употребления. А как не развиваться, когда я почувствовал, что снова могу нормально дышать. Я просто не знаю, каким образом можно подумать, что это не для меня, попробую что-нибудь – у меня появляется ощущение, что это то, что я искал всю свою жизнь, это то, что мне нужно, чтобы нормально существовать. Первое время у меня снова появились мысли снова встретиться с друзьями, отдохнуть, что-то стало по-другому, что-то заработало, и мне не хотелось, чтобы этот механизм останавливался, хотелось, чтобы он продолжал работать, тогда я бы себя чувствовал полноценно.
Юлия Каленичина:
Сколько времени прошло от первого употребления до того момента, когда ты понял, что все совсем плохо?
Ник:
Я мальчик очень упертый, целеустремленный, и я себя уничтожил за полгода. Я потерял 15 килограммов в весе, потерял всех друзей, никто из них не хотел со мной общаться, потому что они говорили: стоп, мы пойдем дальше, займемся своими делами, нам это больше неинтересно. В моем случае так не работало, и пока были деньги, возможности, я употреблял. Впоследствии я их подначивал под употребление, потому что мне было дико больно употреблять одному, я хотел, чтобы со мной всегда была компания, сам создавал иллюзию того, что все не так плохо, мы вместе с друзьями собрались. Но они от меня отказались, потому что я начал их обманывать, кидать на деньги, потому что мне нужны были деньги на наркотики.
У меня никогда не было проблем с законом, я был и остаюсь тем мальчиком, который переходит дорогу на зеленый свет, для меня перейти на красный – это дискомфорт внутри. А когда я употреблял, меня поймала в лесу полиция со всеми этими вещами, и я понял контраст – мальчик, который переходит только на зеленый, и вот мальчик, который в лесу с полицией, которому грозит административка, уголовка. И вот эти ситуации дали ощущение, что со мной что-то не так.
Юлия Каленичина:
А твои близкие люди?
Ник:
Я не из Москвы, из Краснодара, все родственники там, а мы с мамой живем в Москве.
Юлия Каленичина:
То есть только мама была свидетелем всего этого. Она понимала?
Ник:
У нас с мамой были попытки выстраивать доверительные отношения еще с моего подросткового возраста, я ей говорил, что выпивал. Мы договорились, что если это происходит, то я хотя бы даю понимание, что это есть, что я не обманываю. Когда начал употреблять наркотики, первое время я тоже об этом говорил, но что это просто баловство, попробовал и мне больше это не нужно, хотя внутри понимал, что это совсем не так, а необходимость.
Юлия Каленичина:
Мама почувствовала, что дело плохо, или не замечала трагедию?
Ник:
На тот момент мне казалось, что я успешно ее обманываю, хорошо себя скрываю, что она не беспокоится, но когда я с ней поговорил, то знал, что она очень много дней жила в страхе, ей было больно, потому что я употреблял наркотики в соседней комнате, и она прекрасно понимала, что Никита не может проснуться сам в 7 утра и быть радостным. Просто я не спал, а употреблял всю ночь. И когда я с ней говорил, слышал, что она жила с ощущением того, что я в какую-то из ночей могу просто умереть. Я не всегда мог дать гарантию того, что заберу то вещество, которое мне нужно. У меня были случаи среди знакомых, и до сих пор знаю ребят, которые срываются и просто находят не то вещество, ловят передоз, никого нет рядом, и они умирают. Это сказано не из драматизма, мама действительно понимала, и мне до сих пор больно вспоминать, как ей было тяжело.
Оксана Михайлова:
Что побудило тебя все-таки обратиться за помощью?
Ник:
Несколько факторов. Семья, говоря про родственников, никогда не была для меня ценностью, для меня ценностью были друзья, потому что семья – это что-то, что со мной всегда, что я не приобретал, данность, а друзей я нашел, то, что пришло в моей жизни, поэтому я ценил их зачастую больше, потому что друзья меня не обманывали, друзья мне доверяли, никогда не осуждали, они со мной говорили честно, и мне это было важно.
Первая ситуация, которая была для меня звоночком, что что-то не так, когда у меня на весах стояли мои друзья и наркотики, и я выбирал наркотики. Друзья пытались остановить, а я не мог, меня как будто что-то вытягивало из квартиры, и когда мой друг сказал, что если сейчас уйдешь, то потеряешь друзей, мне было тяжело, но я ушел, прорыдался, мне было плохо, но я все равно поехал за веществом, потому что на тот момент для меня это было почему-то важнее.
И другая ситуация – проблема с законом, с полицией, никогда у меня такого не было, для меня это было показателем, что это ненормально, уже перешло черту. Последняя ситуация, когда у меня в гостях был мой соупотребитель, это мальчик, с которым мы начали употреблять, и получилось так, что у меня вещества было меньше, у него больше, и когда я уже начал трезветь, он все еще был под кайфом, мы с ним стояли в подъезде, курили, я посмотрел на него и понял, что это я, я увидел на трезвую голову, как выгляжу со стороны. Это было настолько ужасно, потому что я видел его с самого начала, заметил, как он поменялся буквально за полгода, стало понятно, что это история про меня. Мне стало настолько отвратительно, что я решил от этого отказаться.
Юлия Каленичина:
У меня даже мурашки побежали от твоих слов.
Оксана Михайлова:
Это говорит о том, что мозги еще не отшибло, осталась возможность что-то в этой жизни соображать.
Юлия Каленичина:
Как ты вылез из этой ситуации, кто тебе помог?
Ник:
Изначально я обратился к единственному человеку, к которому мог обратиться – к своей маме и сказал, что я наркоман, потому что я не могу остановиться, пока у меня есть возможность, я буду употреблять. И мы пытались с ней вместе придумать, что с этим делать. Она мне порекомендовала закрытое терапевтическое коммерческое сообщество, я подумал, что можно было бы этот вариант использовать. Впоследствии меня отвезли в детокс – центр детоксикации, где прокапывают веществами, чистят организм, чтобы убрать первичное ощущение тяги к наркотикам, как синдром отмены, просто убирают его на физическом уровне, в голове, к сожалению, нет. Оттуда меня повезли в реабилитацию закрытого типа, где я пробыл полгода.
Оксана Михайлова:
Помогала тебе только мама?
Ник:
Да, не скажу, что реабилитация была для меня решающим моментом, что она конкретно меня поменяла. Я благодарен закрытому учреждению за то, что там была литература Анонимных наркоманов и там были ребята, которые со мной лежали, которые долго до этого ходили в сообщество, и они мне рассказывали о том, что происходит в сообществе наркоманов.
Юлия Каленичина:
Они в срыве туда попадали? Пытались жить без наркотиков, но сорвались, и они тебе помогли каким-то образом?
Ник:
Они мне просто рассказывали, что это такое, каким образом работают собрания, какие там люди, о чем они говорят, как живут, и это мне дало ощущение, что это действительно то место, которое мне нужно, место, где я смогу снова почувствовать себя спокойно. Так и оказалось.
Оксана Михайлова:
Эта история платная или бесплатная, детокс, реабилитационные центры?
Ник:
Детокс и реабилитация стоят денег, если они не государственные, и немалых денег. Есть государственные клиники, они по сроку гораздо меньше, открытого типа, то есть ты пришел и если не хочешь там оставаться, просто уходишь, тебя никто не держит.
Юлия Каленичина:
Там находишься официально, а в коммерческом все-таки сохраняется анонимность.
Оксана Михайлова:
То есть если нет материальной подушки, спастись сложно.
Ник:
Нет, сколько я хожу в Анонимные наркоманы, часто вижу ребят, которые приходят к нам в сообщество с улицы, не через реабилитационные учреждения, и на моем опыте очень много из этих ребят, с которыми я общался с самых первых дней чистого времени, остаются чистыми до сих пор.
Оксана Михайлова:
Было бы желание.
Ник:
Это всегда зависит от желания, потому что я не могу заставить другого жить по-другому, я не могу спасти другого, если у человека нет желания себе помочь. Я знал, для чего я иду, зачем мне это нужно, что я хочу свою жизнь сделать другой, я хочу начать жить по-другому, потому что как раньше мне надоело.
Юлия Каленичина:
В сообщество ты пришел уже после реабилитационного центра, а когда ты находился, не возникали мысли – зачем я здесь, лучше бы я продолжал?
Ник:
Первое время мне было довольно тяжело. Если честно, мне все эти полгода было не очень просто, потому что я как будто снова попал в среднюю школу в плане морального унижения.
Юлия Каленичина:
Фактически тюрьма, чуть помягче.
Ник:
Как будто закрытая школа, откуда я не могу выйти и где меня окружают одноклассники, которые надо мной издеваются. Я вернулся в то состояние, которое у меня было в подростковом возрасте, надо мной очень много физически издевались в школе, и морально тоже. Школа для меня была одной сплошной войной, куда я шел с ощущением, что я иду выживать, такое же ощущение у меня было в реабилитационном центре, где каждый день нужно выживать. Не скажу, что там были адекватные люди, были хорошие, конечно, но с большей частью мы были разного уклада мыслей.
Юлия Каленичина:
Ты понимал, что это все во имя спасения и надо просто перетерпеть?
Ник:
Да, потому что я знал, когда я выйду из реабилитации, то пойду туда, где меня будут ждать, где меня примут, я не буду жить с ощущением, что на меня кто-то хочет напасть. Это Анонимные наркоманы, и так оно действительно случилось.
Юлия Каленичина:
С какими трудностями сталкивается человек, выходя из реабилитационного центра, ведь ты полгода отсутствовал в жизни, в стране, в семье, и в окружении произошли большие изменения, ты как новорожденный.
Ник:
Момент ажиотажа или ощущение, что жизнь пролетела мимо меня за эти полгода, было первые две недели, дальше я понял, что особо ничего не поменялось. Был коронавирус, я как раз в реабилитации пролежал.
Юлия Каленичина:
А сколько тебе было лет?
Ник:
22 года. Первое время жил со страхом, что могу сорваться, если что-то не сделаю, меня просто убеждали в реабилитации, что если я не буду делать все вещи, которые мне говорят, то снова буду употреблять 100 процентов. Я позволил себе в это поверить, было очень страшно, а потом я начал все больше и больше времени проводить в сообществе, и там я начал общаться с людьми, начал говорить о том, что мне страшно, что я увидел знакомого, с которым мы употребляли, или я увидел закладку, как меня это испугало. И со временем, когда я начал откровенно делиться своими чувствами, переживаниями, этот страх ушел. В моем случае мне помогло сообщество анонимных наркоманов, которых в нашем городе предостаточно. В Москве более 150 собраний.
Юлия Каленичина:
Наверняка в каждом городе есть такие сообщества.
Оксана Михайлова:
Как их найти?
Ник:
Сайт na-msk.ru.
Юлия Каленичина:
Все официально, все доступно, и любой, кто употребляет наркотики либо алкоголь, для алкоголиков тоже есть такие сообщества, может прямо сегодня туда пойти и будет там понят.
Оксана Михайлова:
Что тебе помогает оставаться чистым?
Ник:
Группа анонимных наркоманов, общение с поднаставными – это люди, которые ко мне обращаются за опытом, то есть ощущение того, что я полезен кому-то. Если раньше я наполнялся чем-то материальным, и сейчас бывает, но тогда для меня это были наркотики, и я с ними себя чувствовал полноценным, то на сегодняшний день это помощь другим, я чувствую себя полезным для других людей, что я живу эту жизнь не просто так, у меня есть цель.
Оксана Михайлова:
Ты работаешь?
Ник:
Да, работаю, работа не всегда является тем инструментом, который позволяет оставаться чистым, но, по крайней мере, это материальная стабильность, это тоже про развитие того, кто я есть. У меня есть цели, есть видение себя, чем я хочу заниматься. Когда я употреблял наркотики и до этого вообще не понимал, чем я буду заниматься в жизни, я не знал, кто я.
Оксана Михайлова:
Есть планы — семья, дети?
Ник:
Возможно. Я никогда не задумывался о детях, все время немножко с негативом относился к этому вопросу, а последние полтора года начал думать о том, будет ли у меня ребенок.
Юлия Каленичина:
Может быть, возраст, мужаешь.
Ник:
Да, но сам факт, что у меня появляются такие мысли, удивляет.
Юлия Каленичина:
Ты становишься ответственным человеком.
Ник:
Это мне тоже каждый раз удивительно слышать, потому что мне всю мою жизнь твердили, что я безответственный, а теперь слышу обратное, и у меня удивление.
Юлия Каленичина:
Ты ответственный, ты помогаешь другим людям, это очень важно. Что такое программа «12 шагов», что в ней волшебного, как я понимаю, именно она является базой в этом сообществе?
Ник:
Когда я говорю о сообществе наркоманов, я говорю только о своем опыте, я не буду говорить за все сообщество анонимных наркоманов, не имею на это права, это противоречит нашим традициям, я буду говорить про 12-шаговую программу в контексте своего опыта. Для меня это просто психологическая программа, которая позволяет анализировать себя каждый день, видеть, как я жил, как я живу, на каких вещах я зацикливаюсь, на проявлениях своей зависимости.
Мне важен момент денег, и мне страшно, если у меня денег недостаточно или мне кажется, что денег не хватит на мою жизнь, и у меня в связи с этим мышлением появляется очень много компульсивных действий из разряда взять кредит, потому что мне страшно, что не хватит денег. Это тоже проявление моей зависимости, потому что деньги по факту не требуются, но страх подталкивает к тому, чтобы начать действовать компульсивно. Программа позволяет увидеть, тогда появляется выбор, у меня уже нет ощущения, что я это делаю, потому что другого выбора нет, я должен так сделать, иначе мне будет плохо.
На сегодняшний день я вижу, что могу поступить как всегда и отталкиваться от ощущения страха и стыда за свои действия и действовать компульсивно, либо же я могу взять паузу, с кем-то пообщаться, услышать от кого-то опыт, проанализировать, как я действую, выбрать опыт, который мне больше ложится, и поступить по-другому. Именно этим мне помогает 12-шаговая программа.
Оксана Михайлова:
То есть можно без реабилитационного центра, а благодаря программе, наставничеству с этим справляться. Какие сигналы должны быть, на что стоит обратить внимание членам семьи, близким людям, чтобы вовремя прийти на помощь?
Ник:
Моя болезнь действует таким образом, что я в конце концов начинаю настолько сильно концентрироваться на себе, что впоследствии изолируюсь, и мне кажется, что я один в этом мире. Иногда бывает тяжело почувствовать, что я не один, что рядом есть люди, и самое конечное проявление моей зависимости, что я остаюсь один, я изолирую сам себя. Не люди от меня уходят, никто меня не предает, никто от меня не отворачивается, я сам придумываю причины, для того чтобы остаться одному. И это одно из самых главных для меня проявлений зависимости, когда я теряю контакт с людьми, перестаю честно делиться о том, что у меня происходит в жизни, когда я во всем начинаю видеть угрозу. Мой мыслительный процесс построен на том, что мир неадекватный, мир негативный, мир плохой, то есть негативизм, ощущение изоляции и отсутствие контакта с окружающими.
Оксана Михайлова:
Это у тебя, но общих понятий мы не скажем, что ребенок, муж, брат сделал вот так, значит он наркоман.
Ник:
Опыт не то чтобы универсальный, но у многих встречается. Что мне нравилось в сообществе, что все люди разные, из разных слоев общества, из разных мест. Кто-то приезжает на Майбахе, кто-то на метро, но у всех зависимость работает одинаково, механизмы одни и те же. Декорации разные, а выступление одно. Я думаю, что по таким вещи можно понять.
Юлия Каленичина:
Значит, нет таких семей, которые имели бы гарантию того, что их ребенок не станет наркоманом. Выходя из реабилитационного центра, тебе хотелось увидеть какие-то изменения в твоем самом близком человеке, в твоей маме? Это для родителей тех ребят, которые сейчас лечатся в реабилитационных центрах. Им надо каким-то образом над собой работать, что-то менять в себе, чтобы их сын, дочь, возвращаясь из реабилитационного центра, не попали в ту же самую обстановку, из которой они уходили?
Ник:
Мне очень повезло с моей мамой, просто безумно повезло, она начала до того, как я попал в реабилитацию, заниматься гештальт-терапией, регулярно посещать гештальт-терапевта. Мне повезло в том плане, что она после того, как я вышел, зачастую обращалась не во внешнее, то есть в меня, во мне найти решение, а в себе. Я почувствовал с ее стороны гораздо больше доверия, и мне это было очень важно в тот момент, потому что я действительно находился в ощущении страха. Я ей благодарен за то, что она сразу меня не давила, не пыталась все время меня контролировать, я понимаю, что боялась, но не могу представить другого. И доверие, отсутствие контроля, потому что я прекрасно понимаю, что у нее свои тараканы, они тоже не справляются, как и мои, за один день, тем не менее я реально благодарен за финансовую поддержку в первое время, пока я не устроился на работу.
Еще момент того, что мы с ней начали снова говорить, откровенно общаться. Мне было важно понимать, что у нее происходит, я чувствую, что ей важно понимать, что у меня происходит. Она готова меня слушать, не осуждать, не оценивать, а именно слушать, потому что для меня осуждение, оценка всегда заставляют закрываться, мне кажется, что на меня снова нападают. В этот момент появляется страх того, что у меня пытаются что-то забрать, поэтому я ухожу. Так получилось, что мама меня просто слушала и не осуждала, принимала таким, какой я есть, и мне это было очень важно, потому что я чувствовал, что у меня есть место, кроме Анонимных наркоманов, это мой дом, куда я могу прийти и почувствовать себя в безопасности.
Юлия Каленичина:
Мама для себя нашла такой выход, она пошла в гештальт-терапию, но не каждый может пойти туда. Что делать другим родственникам – братьям, сестрам, мамам, папам, есть ли какая-то помощь для таких семей?
Ник:
Насколько мне известно, есть сообщество созависимых, это люди, которые делят жизнь с зависимыми людьми, это на той же примерно базе, что и анонимные наркоманы или алкоголики, с той же программой, потому что это тоже определенного рода зависимость: жить не своей жизнью, а жизнью другого человека. Кроме этого, стоит больше слушать и стараться меньше осуждать, больше доверять тому, что ничего не случится, потому на сегодняшний день я чувствую, что у меня в жизни есть Бог моего личного понимания, который обо мне заботится, меня любит, и у меня есть ощущение того, что мой Бог меня в обиду не даст, и я об этом неоднократно говорил своей маме, успокаиваю ее. Поэтому надо поверить, довериться, что все будет хорошо, потому что контроль для меня невозможен, я по личному опыту это проверил, не получается.
Оксана Михайлова:
Имея такой опыт, что бы ты хотел увидеть от близких? Я поняла, что нельзя контролировать, хотя это очень хочется, нужно больше доверять, но как близкие должны к этому относиться, не быть готовыми, а когда уже случилось? Разные психики у людей, кто-то срывается. Пройдя этот путь, что ожидать от близких?
Ник:
Что они в первую очередь будут жить для себя.
Оксана Михайлова:
Я не знаю, как это можно сделать, то есть разграничить, помнить, что у тебя есть своя жизнь.
Юлия Каленичина:
Ты ведь употреблял эти вещества для того, чтобы увидеть жизнь более полной, интересной, ощущать себя полноценным в этой жизни. Сейчас ты научился жить полноценно, но без наркотиков, без вещества?
Ник:
Я не могу сказать точно да. Наркотики мне дают это ощущение в моменте, когда я употребляю, и это краткосрочные, но очень приятные ощущения, которые нужно все время пополнять. Сейчас я чувствую, что я живу хорошую, спокойную, приятную жизнь, где у меня есть стремления, цели, по которым я иду.
Юлия Каленичина:
Ты же получаешь другие радости от жизни.
Ник:
Конечно, я начал замечать, что у меня начало меняться мышление. Когда я просыпаюсь, выхожу из дома, я не выхожу на чертову работу, где мне нужно с самого утра до самого вечера горбатиться, чтобы возвращаться в этот одинокий дом, еще чувак на улице задел, кто-то на ногу наступил, какие же все плохие. На сегодняшний день я живу без этих мыслей, и когда они появляются, я знаю, что мне нужно делать: поговорить с человеком, который живет такими же принципами и убеждениями, чтобы мы вместе могли себе напомнить о том, какая жизнь на самом деле, что она не постоянно крутится вокруг негативизма, вокруг ощущения, что надо выживать. В моем случае я не выживаю, я живу жизнь, которая мне очень нравится, и не только потому, что происходят какие-то радостные моменты, но потому что происходят плохие моменты, потому что я знаю, что для меня это не просто палки в колеса, для меня это бесценный опыт, который я впоследствии могу преобразовать и сделать что-то новое.
Юлия Каленичина:
У тебя кому угодно надо поучиться жизни, такие правильные вещи говоришь, хотя и не психолог по образованию.
Оксана Михайлова:
Умный думающий парень, который прошел такую школу, молодец, уважаю.
Юлия Каленичина:
Спасибо тебе огромное, для меня это один из лучших эфиров. Спасибо большое, до новых встреч.