Гусейн Фараджов:
Добрый день, в эфире программа «О здоровье и не только» с доктором Фараджовым, я Гусейн Фараджов. Мы сегодня много говорим о раке, и чем больше мы о нем говорим, тем больше вопросов возникает. Сегодня наш гость Денис Романов – врач-онколог, радиотерапевт, кандидат медицинских наук. Уже несколько программ я делал с Вашими коллегами, с Вами, и все равно вопрос остается. Первое – это заболевание вызывает страх. Я сам родился в Азербайджане, и там в культуре очень интересную вещь заметил: люди, заболев, стесняются об этом кому-то говорить, не называют это слово, они могут называть его по-разному, в каждом регионе свое выражение, но это слово нельзя говорить, как будто бы оно может заразить. И вокруг такого заболевания, как рак очень много вопросов, очень много домыслов, фактов, которые наукой не подтверждены, и я бы очень хотел, чтобы с Вашей помощью мы сегодня на многие вопросы могли бы ответить. Поэтому первый вопрос такой – правда ли, что мы все можем дожить до своего рака?
Денис Романов:
Вопрос очень интересный и дискутабельный, есть некоторая стигматизация онкологических заболеваний в обществе, сейчас ее становится все меньше, потому что все больше информационная поддержка у этих вещей, СМИ развернулись к этому, есть проект «Онкология», врачи становятся все более медиаактивными, пациенты между собой объединяются в какие-то объединения, становятся блогерами, лидерами мнений. Сейчас у заболевшего человека и его родных гораздо больше возможностей, для того чтобы получить адекватную информацию и правильно отнестись к своей болезни.
Если мы говорим о вероятности заболеть раком, возраст считается одним из факторов, особенно для ряда онкологических патологий. Коротенькое отступление – нам привычно говорит рак и характеризовать всю группу болезни этим словом, но более правильно говорить злокачественные опухоли, злокачественные заболевания, которые включают в себя не только эпителиальные опухоли, классический рак, но и саркомы, меланому, лимфопролиферативные заболевания, такие как лимфома, лейкозы, это все область практикующих и онкологов, и онкологов-исследователей.
Есть одно мнение, что любой мужчина, доживи он до 120, 150 лет, столкнется на каком-то этапе пути с раком предстательной железы. Но это совершенно не значит, что эта болезнь послужит причиной смерти этого человека, потому что даже сейчас для раков щитовидной железы и для рака предстательной железы в определенных клинических ситуациях, с определенными прогностическими факторами рекомендованной тактикой является наблюдение. Мы сталкиваемся с ситуациями, когда человеку установили диагноз аденокарцинома простаты, но лучшим для вас вариантом будет не операция, не лучевая терапия, не гормональная терапия, а просто наблюдать, и это все прописано в зарубежных и российских клинических рекомендациях. И это уже не та ситуация, когда человек пришел в диспансер, получил этот диагноз, ему врач на приеме говорит, что не надо лечиться, мол, эта химия только потравит тебя, живи сколько Боженька дал – ни в коем разе, это именно та ситуация, когда врач, разобравшись с ситуацией пациента, должен порекомендовать ему не лечиться, а просто тщательно наблюдаться определенные отрезки времени.
Гусейн Фараджов:
Тут два варианта – или кто-то торопится оперировать, и, мне кажется, даже с биопсиями торопятся мои коллеги, у меня выжидательная позиция, но я тут сторонник работать в команде, не просто уролог на приеме или есть онкоурологи, а все-таки несколько специалистов, когда пообщавшись, посоветовавшись, принимают такое решение. И еще психологически для пациента это легко, что не один доктор Фараджов или Романов сказал, а их было несколько.
Денис Романов:
Это факт, и поэтому взаимопонимание между специалистами различных направлений в работе над одним пациентом – это очень важно. И что еще интересно насчет рака предстательной железы, про оперированных пациентов, есть факторы прогноза, например, пораженные лимфоузлы, инвазии в семенные пузырьки, которые подталкивают нас к тому, чтобы назначить пациенту послеоперационную лучевую терапию. Сейчас тенденция потихонечку меняется, и назначение обязательной послеоперационной лучевой терапии в любой клинической ситуации – это уже в данной ситуации превышение показаний со стороны лучевого терапевта, потому что за счет наличия прекрасного индикатора в виде ПСА, который подскажет нам, когда начал развиваться биохимический, а, возможно, и клинический рецидив, он может позволить отложить проведение лучевой терапии до факта выявления этого рецидива, сделать ее более радикальной, оптимальной во времени, выиграть для пациента время ремиссии без лучевой терапии. Есть R1 операции, где есть положительный край, где опухолевые клетки были найдены в крае резекции, они иногда сами по себе бывают радикальными, то есть пациент наблюдается потом 10 лет, и невзирая на то, что вроде как у него по логике должен развиться рецидив, он не развивается. И если бы мы сделали лучевую терапию по всем показаниям, мы бы просто сделали ему лишнее лечение.
Гусейн Фараджов:
Давайте начнем с предраковых заболеваний. Наша программа для обычных людей, и я все делаю для того, чтобы эти программы были для них полезны. Какие предраковые заболевания пациентам надо знать и обращать внимание?
Денис Романов:
Их довольно много, и в рамках эфира трудно дать исчерпывающие рекомендации пациентам, что в таких-то ситуациях надо обязательно делать так или иначе, а на что-то не надо обращать внимание. Есть классические формы предраковых заболеваний, например, мы делаем колоноскопию, видим полип. Это доброкачественное образование, в данный момент ничем не угрожает пациенту, может за 5 лет практически никак не меняться, но с течением времени, если дать ему лет 10-15, он может озлокачествиться и превратиться в тот самый рак ободочной кишки или прямой кишки.
У женщин при гинекологических ситуациях это формы тяжелой дисплазии эпителия шейки матки, тоже классический вариант предраковых заболеваний. Пищевод Барретта – это особая форма изменения слизистой пищевода, которая сама по себе не является раком, но является ключом к его развитию. И таких заболеваний достаточно немало, есть некоторые заболевания, на фоне которых часто развиваются определенные формы рака, это СПИД. Есть тесная взаимосвязь между вероятностью развития саркомы Капоши и более того, она даже в некоторых материалах называется СПИД-индуцированная саркома Капоши, хотя сама по себе такая болезнь, как СПИД не является предраковым заболеванием, мы все-таки говорим о местных проявлениях какого-то патологического процесса.
Здесь что очень важно – какой-то разумный объем обследований и такие вещи, как скрининг, рекомендованное ежегодное наблюдение у гинеколога, маммолога позволяют выявить не опухолевые пока еще патологии, за которыми в той или иной степени надо внимательно наблюдать и понимать, в какой ситуации начать активно действовать. Тут больше даже вопрос не в том, чтобы послушать радиопрограмму и пойти сделать гастроскопию, чтобы посмотреть нет ли у меня пищевода Барретта, а больше понимать, что жалобы – это повод обратиться к врачу и по его назначению пройти обследование, какие-то нюансы семейного анамнеза, это тоже повод наблюдаться у врача, и скрининг, то есть то, что рекомендовано для всего населения, это максимально разумно. Если государство готово тратить большие деньги на медицинское обследование формально здоровых людей, то значит социальный выигрыш от этого несравнимо больше.
Гусейн Фараджов:
Продолжая эту тему, мы немножко говорили о возрасте. Со скольки лет Вы пациентам рекомендуете делать колоноскопию, гастроскопию? Женщины должны с началом половой жизни чаще посещать гинеколога, мужчинам тоже не стоит дожидаться 40-45 лет, чтобы посещать уролога.
Денис Романов:
Мне 35 лет, я дважды за последние лет 7 сделал колоноскопию без всяких прогностических факторов риска, без того, что я бы питался только красным мясом, что является располагающим фактором. У моего родного дедушки заболевание ободочной сигмовидной кишки, но он болел уже в возрасте более 80 лет, поэтому считать, что это генетически обусловленные вещи не стоит. Но я настолько немало сталкивался в своей практике с молодыми мальчиками и девочками и младше 30, и младше 40, которых я лечил по поводу метастатических форм колоректального рака, по поводу метастазов в печень, в легкие, что я понимаю, что если у человека есть возможность сделать колоноскопию или гастроскопию, то в этом нет ничего плохого, тем более никто не говорит о том, что это надо делать каждый год, раз в 5 лет, иной раз в 10 лет достаточно.
Считается, что старше 40 лет больше поводов это делать, так же, как если мы говорим про определение уровня ПСА. Но сейчас американцы вообще начинают говорить, что, дескать, и не надо, то есть это приводит к обнаружению большего числа диагнозов рака предстательной железы, чем это актуально. Мы нашли раннюю форму, пациент не требует лечения, а требует наблюдения, но нервничает из-за того, что это есть. Я не очень согласен с этой позицией, потому что все равно есть пациенты с индексом Глисона 9, 10, даже случайная находка, биопсия с ПСА 5, казалось бы, да что там, это обострение хронического простатита, а эта случайная находка может достаточно существенно развернуть жизнь пациента, то есть не дожидаясь того, когда опухоль разрастется на соседние органы, даст отдаленные метастазы, и пациент станет неизлечимым.
Есть определенные возрастные критерии, хотя мне кажется, что даже начало такого активного скрининга в более раннем возрасте вполне разумно, оно просто не разумно с точки зрения затрат государства, но вполне разумно с точки зрения готовности отдельных людей потратиться на свое обследование, потратить на это время, деньги, но зато быть спокойным, что у меня все хорошо.
Гусейн Фараджов:
Вы свой пример назвали, а мне два месяца исполнилось 45 лет, и я ни разу не сдавал ПСА, завтра сдаю первый раз в жизни. Любой скрининг, любой онкомаркинг без беседы с врачом не имеет смысла. Ведь я видел, и у Вас еще больше таких примеров, любой уролог это может сказать, например, ПСА 3,7, выполненное в поликлинике, и пациент сам забрал анализ, никто ему не звонил, но я через год видел другую цифру, и не очень хорошая ситуация была, то есть если бы этот пациент попал ко мне или другому доктору, он бы немножко стал разбираться в других цифрах. Я люблю всегда бурчать по этому поводу – акции лабораторий, приди и сдай, это не имеет никакого значения, это плохо. Должно быть – анализ, человек и врач. Согласны Вы с точки зрения онколога с этим или нет?
Гусейн Фараджов:
Однозначно у Вас очень правильная позиция, потому что попытки пациентов самостоятельно для начала назначить себе какой-то объем обследования, а потом еще и попытаться его интерпретировать в 95 процентах случаев это просто бессмысленно потраченные деньги и время, но в остальных 5 процентах случаев это может просто привести к заблуждению.
Я понимаю ситуацию, когда врач не очень внимателен к проблемам пациента, говорит, ну что ты, старый дед, пришел, возвращайся на грядку, нечего врачей отвлекать, это одна ситуация. Тогда надо просто искать того доктора, который будет к вам внимателен и позаботится о вас. Если к Вам, Гусейн, придет пациент, который жалуется на дизурические явления, то есть расстройства мочеиспускания, и по возрасту подпадает в группу риска по раку предстательной железы, Вы ему обязательно назначите ПСА, сделаете ТРУЗИ, пальцевое ректальное обследование, Вы сделаете все, что необходимо. А если пациент это будет сам себе назначать и еще потом пытаться интерпретировать, то это дорога к беде.
Гусейн Фараджов:
И нормы на бумаге – это всего лишь нормы для лаборатории, но никак не для врача, а тем более не для пациента.
Денис Романов:
Схематичное отношение к результатам исследования, и пациент по-другому отнестись к этому не может, он не может персонализировать эту информацию для себя, может привести к серьезной ошибке, к серьезному невниманию и плачевному результату.
Гусейн Фараджов:
Продолжая о факторах риска, насколько виноваты гены?
Денис Романов:
Далеко не для всех болезней или, возможно, для некоторых мы ничего пока не знаем и будем знать несколько позже, потому что эта область очень динамично развивается, но здесь есть просто прекрасный пример известной актрисы Анджелины Джоли, которая в плане семейного анамнеза имела не один случай развития рака молочной железы и яичников, сдала необходимое тестирование, выявила у себя мутацию BRCA и подверглась превентивной мастэктомии. Но мало того, что она это сделала для себя во имя сохранения своего здоровья и во имя того, чтобы убрать риск развития рака молочной железы, она молодец, что не постеснялась об этом сообщить всему миру, потому что очень малое количество здоровых людей об этом задумывается. Пойти на превентивную мастэктомию или овариэктомию женщине сложно.
Для начала надо выявить проблему, то есть выявить эту мутацию. Заподозрить ее можно, если среди близких родственников женского пола были случаи раннего заболевания рака молочной железы, рака яичников, есть резон обследовать такого человека, если это возможно. Если это невозможно или эта мутация выявлена, то обследоваться самим заинтересованным женщинам. И при выявлении как минимум нужно быть очень внимательным, скрининг должен быть более тщательным, более частым, более внимательным. В России не существует пока каких-то рекомендаций, стандартов по профилактической мастэктомии, овариэктомии, но во всяком случае об этом можно думать, потому что если мы сохраняем у женщины с мутацией BRCA молочные железы или яичники, она в течение всего последующего времени своей жизни находится под угрозой развития этой болезни.
Гусейн Фараджов:
По поводу факторов жизни и то, что нас окружает – курение. Если ты куришь, у тебя будет рак легких, насколько это утверждение правильно?
Денис Романов:
Оно не стопроцентно правильное по ряду причин. Во-первых, речь не только о раке легких, потому что табакокурение является провоцирующим фактором целой массы различных болезней, более очевидные – это рак легкого, опухоли в области головы, шеи, опухоли пищевода, желудка. Но даже такая болезнь, как рак мочевого пузыря тоже имеет одним из факторов риска табакокурение.
Зависимость эта не стопроцентная, каждый из нас прекрасно знает примеры людей, которые 60 лет курили по пачке в день и ничем таким не заболели. Но это вопрос вероятностей, то есть это так же, как при управлении автомобилем, если ты ездишь пристегнутый ремнем, соблюдаешь скоростной режим, внимателен, не разговариваешь по телефону, не пишешь сообщение, то вероятность попасть в смертельное ДТП у тебя гораздо меньше, чем если ты нарушаешь одно или несколько из этих правил. То же самое с табакокурением, может столкнуться с этим заболеванием и человек курящий, и не куривший ни разу в жизни. Это, кстати, пример моей бабушки, которая в возрасте 80 лет заболела мелкоклеточным раком легких, который обычно ассоциирован с табакокурением. У нее этого фактора не было, тем не менее она с этой болезнью столкнулась.
Но если ты куришь, это не равно, что ты обязательно заболеешь, но вероятность этого гораздо выше, чем у тех людей, которые никогда не курили, и она гораздо выше, что самое интересное, чем у тех людей, которые на каком-либо этапе жизни отказались от курения. Это ответ на вопрос доктору надо ли мне бросать курить или не надо. Многие доктора привыкли отвечать в формате: это для вас будет тяжелый стресс, раз уже это все встроилось в ваш обмен веществ, продолжайте, ничего страшного, будет хуже, если вы бросите. Нет, сейчас уже научные исследования, четко рандомизированные, с хорошим дизайном доказывают, что отказ от курения в любой момент жизни, в любой момент столкновения с болезнью, в любой момент лечения болезни благоприятно влияет на дальнейшее развитие событий.
Гусейн Фараджов:
Мы говорим пациентам – бросайте курить, мы должны это говорить, это золотой стандарт. Я в последнее время стал интересоваться концепцией снижения вреда, и в данном случае я за честность. Пациент говорит: «Ну не получается у меня бросить курить». И в одной из программ я называл цифры, они катастрофические, бросает курить очень малое католичество пациентов. Здесь встают вопросы об альтернативных способах доставки никотина. Как Вы относитесь к этому вопросу, что Вы говорите своим пациентам?
Денис Романов:
Я очень положительно к этому отношусь. Во-первых, если пациент настроен продолжать классическое табакокурение, я прошу хотя бы минимизировать это насколько возможно, потому что мы понимаем, что человек, который курит, чаще всего по острой необходимости выкуривает 4-5 сигарет в день, все остальное это просто привычка, то есть реализация привычного стиля жизни, а в идеале это полный отказ от курения. Но достаточно разумным решением является переход на системы нагревания табака, которые доказали в больших исследованиях и, видимо, будут продолжать и дальше доказывать свою существенно большую безопасность за счет отсутствия фактора горения и продуктов горения смол, где получается большое количество вредных для организма веществ, включая канцерогенные.
Гусейн Фараджов:
Еще мы должны работать над тем, чтобы люди не начинали курить. Следующий фактор – это экология, хочешь, не хочешь, мы живем в городе. Насколько такие факторы, как рядом стоящий завод, то, чем мы дышим, могут повлиять на фактор заболеть онкологическим заболеванием?
Денис Романов:
Это тоже значимый фактор, его не надо огульно переоценивать, как у нас иногда бывает, что где-то в городе есть завод – все, я в городе жить не хочу. Надо в комплексе рассматривать все эти ситуации, и те фабрики, которые строятся сейчас, должны соответствовать определенным нормам в плане выбросов продуктов своей деятельности в атмосферу, воду.
Экологию в целом есть смысл рассматривать не только в контексте антропогенных факторов, как заводы, машины, но и всего, что нас окружает, повышенная инсоляция, то есть много солнца, это тоже фактор. Известно, что 10 случаев солнечных ожогов за жизнь повышает риск развития меланомы кожи на 10 процентов. В этом свете у меня достаточно негативное отношение к соляриям, оно еще ассоциировано с тем, что я не считаю чрезмерную искусственную загорелость красивой, то есть если девушка рождена быть бледной, обычно бледность ей прекрасно идет, и зачем делать из себя мулатку. Мулатки красивы сами по себе, для них это органично. Если уж пользоваться солярием, то есть определенные рекомендации с какой частотой, с какой продолжительностью, интенсивностью, их тоже не надо нарушать в погоне за мгновенным результатом.
Если мы говорим о климате и поясе проживания, известно, что по многим причинам у тех людей, которые живут на Крайнем Севере, продолжительность жизни в среднем меньше. Почему в Советском Союзе была очень четко выстроена система раннего их выхода на пенсию, переезда в теплые края плюс длинные отпуска, чтобы люди успели отдохнуть, восстановиться. Это тоже фактор, и действительно онкологические заболевания у людей, которые живут в непредназначенных для жизни человека условиях, тоже могут случаться чаще. Есть наблюдения, что в ряде промышленных городов, например, Урала также заболеваемость выше. Понятное дело, что кто-то должен там жить, работать, так как мы не можем взять и все это закрыть, сказать, что нога человека туда не ступит. И государство должно что-то делать, для того чтобы защитить этих людей, и сами люди должны понимать,
что поработал до 40, переезжай в условный Краснодарский край, живи сельским хозяйством, размеренной жизнью, заботься о своем здоровье.
Большой город – это еще и непредназначенный для человека ритм и образ жизни, то есть ночной образ жизни, масса стрессов, безумный темп, недосыпания, это все важные факторы, которые нельзя не учитывать. Безусловно, от того, что вы не поспали одну ночь, у вас не разовьется рак, но если вы живете в ненормальном темпе и графике жизни, то вы рискуете и сердечно-сосудистыми заболеваниями, и в целом как следствие ослабление иммунитета, развитие каких-либо предшествующих патологий, то вероятность развития онкологических заболеваний выше. Есть определенные правила жизни, которым нужно следовать.
Я прекрасно понимаю, что легко говорить и невозможно реализовать в таком мегаполисе, как Москва, наоборот, в цене work hard or die trying, понятное дело, что всем нужно кормить семьи, строить карьеры, покупать жилье, но тем не менее надо уметь немножко подумать и о том, что будет через 10-20-30 лет, когда запас прочности молодецкой пойдет на спад. Это известный фактор, и любым развитым государством прилагаются определенные усилия, направленные на снижение важности этого фактора в структуре заболеваемости людей.
Гусейн Фараджов:
Вирусы, которые с нами есть, были и до нас, думаю, еще после нас на Земле останутся. Вирус герпеса, цитомегаловирус насколько опасны в развитии онкологических заболеваний?
Денис Романов:
Есть ряд вирусов, и самый значимый с этой точки зрения это вирус папилломы человека, он в большой степени определяет заболеваемость раком шейки матки у молодых женщин. И причем в рамках моей деятельности, в рамках нацпроекта «Онкология» мы ездили по региональным центрам, региональным диспансерам, и было очень показательно, когда мы зашли в одну палату, там лежат 4, 5 или 6 молодых женщин в диапазоне возраста от 30 до 50, и у всех у них рак шейки матки третьей стадии в среднем, то есть это уже достаточно распространенный опухолевый процесс. И просто понятно, что у каждой из них причиной этого является вирус папилломы человека.
Гусейн Фараджов:
Вакцинация в данном случае девочек до половой жизни работает?
Денис Романов:
Да, это очень интересная вещь, но нужно понимать, что штаммов вируса папилломы человека много, та вакцинация, которая предлагается в Российской Федерации, перекрывает только часть из них. Вакцинировать всех и от всего – это очень благое начинание, но это очень дорого, насколько мне известно, ряд стран начали этим заниматься, а-ля Австралия, где населения меньше и финансовых возможностей к этому больше. Один коллега мне этот способ указал, и я для себя думаю, что по достижению необходимого возраста, лет в 12-13, у меня две дочери, буду с ними выезжать за рубеж и вакцинировать их по возможности от максимального количества штаммов, для того чтобы эту проблему убрать, потому что есть четкая взаимосвязь.
Опять же, вирус папилломы человека способен вызывать и заболевания в области головы, шеи, то есть это не сводится только к раку шейки матки, и это чуть ли не две разные патологии, то есть опухоли, развившиеся вследствие
наличия вируса, или опухоли, возникшие из-за таких факторов риска, как курение и употребление алкоголя.
Есть еще Эпштейн-Барр, просто он ведет к меньшему числу заболеваний, но если мы возьмем ту же самую Северную Африку, у них за счет широкого распространения гепатитов В и С, вследствие этого развития цирроза печени потрясающе высокая в сравнении с остальным миром заболеваемость гепатоцеллюлярным раком, то есть она превосходит любые другие регионы. Поэтому это все важные факторы, и очень жалко, когда пациенты своевременно не обнаруживают вирус того же гепатита или игнорируют необходимость лечения, а потом обращаются за лечением уже с цирротической печенью, с узлами гепатоцеллюлярного рака. Лечить таких пациентов очень трудно, потому что у них уже функционал печени нарушен, болезнь далеко зашла, и вместо того, чтобы просто получать противовирусную терапию, совершенно сейчас доступную и организуемую государством, в итоге человек получает противоопухолевую терапию еще и с не всегда хорошими перспективами.
Гусейн Фараджов:
Те, у кого есть хронические заболевания, должны быть к себе чуть более внимательными, чем просто принимать препараты и забить на все это.
Денис Романов:
Многие просто игнорируют эти вещи в формате «пока не болит, зачем этим всем заниматься».
Гусейн Фараджов:
Следующий вопрос – радиация. Мы живем в мире, где и почва, и земля, и камни могут какое-то радиационное излучение нам давать. Насколько это страшно, насколько опасно, есть ли подтвержденные случаи, что может быть причиной рака?
Денис Романов:
Радиоактивный фон присущ в норме, но ряд техногенных катастроф, ряд наших научных разработок приводят к тому, что этот фактор становится более значимым. Есть определенные критерии оценки нагрузки на человека. Обычно специалисты, работающие на компьютерном томографе или рентгеновском аппарате, знают, что нужно указывать полученную человеком дозу при исследовании, она зависит и от объема исследования, и от количества серий, от многих параметров.
Однозначно радиация – это один из факторов повышенного риска развития опухолевых заболеваний, и тому пример те пациенты, которые были ликвидаторами последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Это те пациенты, которые попали в зону поражения и не погибли при использовании ядерного оружия в Хиросиме и Нагасаки. Это те пациенты, которые сталкивались на работе с более локальными миникатастрофами, это и первые исследователи этих областей, кто еще не знал, как правильно обращаться с радиоактивными веществами, брали голыми руками, использовали на себе. И есть тот факт, что проведение лучевой терапии, как раз методы, которые используют ионизирующее излучение в какой-либо области, повышает риск развития возникновения какой-то независимой второй опухоли в течение дальнейшего времени жизни на 10 процентов. Этого не надо бояться в контексте использования лучевой терапии, потому что мы предлагаем лучевую терапию только тогда, когда польза от нее перевешивает потенциальный вред, но иметь в виду это нужно.
Да, это не очень много пациентов, потому что невзирая на шум, который присутствует вокруг слова рак, вокруг онкологии в целом, все-таки это не пандемия рака, есть немало семей, у которых ни один из членов не сталкивался с онкологическими заболеваниями. Этот риск составляет 20 процентов и повышение его на 10 процентов – это всего лишь 2 процента, я условные цифры говорю, но это надо иметь в виду. Не стоит назначать лучевую терапию пациенту, если потенциальная польза этого метода сомнительна, есть какие-то разумные альтернативы.
Химиотерапия в некоторой степени тоже фактор, потому что были работы, которые впоследствии применения токсичных химиопрепаратов отслеживали более частое развитие лейкозов у детей.
Гусейн Фараджов:
Вы упомянули пандемию, я не могу не спросить, мы живем с коронавирусом, изменилась ли как-то структура онкологических заболеваний, есть ли какие-то работы? Я понимаю, что мало времени еще прошло, но я знаю, что урологические пациенты у нас уже есть после первичного коронавируса, и с почками проблемы, и вопросы зачатия. Вы сталкиваетесь с такими проблемами?
Денис Романов:
С точки зрения онкологии мы сможем выводы делать даже не через 5 лет, а 10-20, потому что любое злокачественное заболевание, которое кажется даже быстротекущим, имеет достаточно длительный период развития. И если заболевание коронавирусной инфекцией и способно повлиять на эту сторону здоровья человека, то все-таки это скажется спустя какое-то время.
С одной стороны, хочется сказать, что нет, по идее, это все не должно вызывать взаимосвязи, не должно вызывать развития злокачественных заболеваний. С другой стороны, мы понимаем, что коронавирусная инфекция – это та инфекция, которая в очень значительной степени задействует наш иммунитет, а шутки с иммунитетом плохи, и иммунные нарушения, возможно, это тот фактор, который не то, что способствует развитию рака, но способствует противостоянию организма периодически появляющихся у нас там-здесь опухолевым клеткам, предраковым состояниям. Поэтому, возможно, это влияние пандемии на заболеваемость онкологическим болезнями впоследствии будет доказана и доказана уже в рамках больших наблюдательных исследований.
Гусейн Фараджов:
Микроволновка, мобильный телефон вызывают рак мозга или нет?
Денис Романов:
На данную минуту нет однозначных данных о том, что какая-то связь между этими вещами есть. В обществе есть определенные опасения, они точно так же справедливо завязаны еще и на временном факторе, потому что с точки зрения истории человечества мы пользуемся мобильными телефонами, массой полезных девайсов, без которых не видим свою жизнь, сравнительно недавно, в течение 20-30 лет. И для того чтобы уверенно говорить, что это безопасно или наоборот, опасно, есть какие-то рекомендации по ограничениям их использования, нужно больше времени. Мне немножко трудно говорить о собственном опыте, потому что у меня достаточно нетривиальный для лучевого терапевта состав пациентов, потому что тех же самых пациентов с глиобластомами зачастую не очень любят лечить другие радиотерапевты, потому что курс лечения длинный, пациенты бывают достаточно тяжелыми, прогноз у этих болезней плохой, даже несмотря на лучевую, химиолучевую терапию, операцию. И поэтому очень часто эти пациенты не могут найти простое решение для получения нужного этапа лечения, и я достаточно много таких лечу.
У меня складывается ощущение, что действительно, что-то их многовато, не может ли это быть следствием каких-то факторов окружающей среды или образа жизни, но я думаю, что эти популяционные большие исследования и анализ проводятся, пока нет данных, пока никто не сделал однозначный вывод на этот счет. Все чрезмерное плохо, особенно если мы хотя бы капельку даже об этом не знаем. Поэтому разумное ограничение пользованием мобильным телефоном это неплохо, потому что недаром же говорят, что лучше не пользоваться им в течение часа перед сном, потому что возбуждение, которое появляется при просмотре интересующего контента или чего-то негативно влияет на сон, а это один из факторов качественного здоровья.
Гусейн Фараджов:
Мы завершаем наш эфир, и у Вас есть возможность обратиться к нашим зрителям.
Денис Романов:
Во-первых, не бояться, потому что мы же не боимся пользоваться автомобилями, понимая все преимущества, но при этом прекрасно понимая, что показатели смертности в ДТП достаточно большие, это значимый социологический фактор. Рака самого по себе бояться не надо, то есть ипохондрия – это нездоровое психологическое состояние, которое ведет за собой развитие многих других проблем. Но надо очень внимательно, очень адекватно, очень грамотно относиться к своему здоровью. Сейчас очень доступна медицинская помощь, во всяком случае в Московском регионе, то есть всегда можно прийти проконсультироваться с генетиками, онкологами на предмет своих подозрений или опасений, с терапевтами. Любая значимая жалоба, ухудшение состояния здоровья – это повод обратиться к врачу. Не пытаться самостоятельно это решить или списать на то, что поболит и пройдет, лучше зря обратиться к врачу и зря пройти обследование, чем не сделать это действительно в нужной ситуации. И, конечно, фактор образа жизни, отказ от курения, в идеале отказ или минимизация потребления алкоголя, режим труда и отдыха, физическая активность, контроль массы тела, здоровое питание, причем разумно здоровое, не надо впадать в крайности.
Гусейн Фараджов:
Большое спасибо, будьте здоровы.