Алена Миронова-Ходорович:

Добрый день, это программа «Образ времени», и у нас в гостях заместитель главного врача по онкологии института имени Владимирского Моники Московской области Елена Александровна Кузнецова. Сейчас больная тема у всех ковид. Влияет ли заболевание ковидом на  развитие раковых клеток?

Елена Кузнецова:

В настоящее время мы четко не можем сказать, нет длительного периода наблюдения, для того чтобы мы могли проанализировать влияние заболеваемости на развитие злокачественных новообразований. Но нужно отметить, что с самого начала объявления пандемии в мире наша страна выступила единым фронтом в борьбе за здоровье нации, за здоровье своего населения, оперативно были сформированы приказы, протоколы по лечению ковид-инфекции, и в настоящее время мы единственные в мире, кто обладает на сегодняшний день тремя вакцинами, большим опытом применения одной из первых вакцин от ковид-19 Спутник-V, и в настоящее время стоит проблема вакцинирования населения.

Если мы посмотрим международную статистику, то такие страны, как Израиль и США ударными темпами вакцинируют свое населения при том, что сложности в логистике, доступе. У нас сложностей в логистике и доступе к вакцинам нет, но поскольку у нас население не очень настроено на вакцинацию, то есть сложился какой-то стереотип, хотя он складывался и в 80-е, и 90-е, и 2000-е, когда нарастал среди населения пул нежелающих вакцинироваться от разных заболеваний по разным причинам, перестали вакцинировать детей какой-то период. У нас вообще страна тематичная, каждый строитель, каждый архитектор, каждый врач, теперь еще каждый глубокий иммунолог, все анализируют, обращаются, каждый неспециалист, начиная от политика, финансового аналитика, начинает рекомендовать прививаться или не прививаться…

Алена Миронова-Ходорович:

Потому что боятся люди, допустим, тяжелейшая прививка АКДС, сколько осложнений после нее у детей было.

Елена Кузнецова:

Безусловно, но надо все-таки отдать должное, что наша фундаментальная наука еще после Второй мировой войны сделала вклад, была разработана вакцина от полиомиелита, и прорыв в борьбе в то время с эпидемией полиомиелита был заслужен Россией, и в дальнейшем вакцинотерапия была на очень хорошем уровне. Все развивается, фундаментальная наука развивается, новая технология, но сейчас парадоксально то, что стремительно была создана совершенно инновационная, новая вакцина, она готова к применению, прошла клинические исследования, никаких серьезных побочных нежелательных явлений широко не отмечено.

Конечно, в любой вакцинации существуют какие-то проценты нежелательных явлений, они есть при применении любого препарата, необязательно это должны быть вакцины и сыворотки, но риск заболевания, тяжесть этого заболевания, летальность, на сегодняшний день в Российской Федерации от ковид-инфекции  умирает 400 человек в сутки, 50 человек ежедневно погибают и в Москве несмотря на то, что приняты беспрецедентные меры по лечению, пересматриваются бесконечно протоколы, научились лечить даже тяжелые, ассоциированные с ковид-инфекцией состояния, которые приводят порой пациентов в реанимационное отделение. Нам надо отбросить абсолютно все опасения, страхи.

Алена Миронова-Ходорович:

Так страшно же, разовьется какое-нибудь хроническое заболевание, опухоль, пускай даже не злокачественная, но она все равно может быть.

Елена Кузнецова:

Риск развития тяжелой клинической картины ковид и сопутствующих вслед за ней ковидных осложнений, которые тоже носят хроническую форму, постковидная история не заканчивается, она может носить длительное течение. Мы сейчас не можем сказать, что разовьется через 3-5 лет от вакцинации, перенесенного ковида, это новая инфекция, с которой мир не сталкивался, и накопление  отсроченных явлений мы пока не видим. Но на сегодняшний день существует три вакцины, одна из них создана на платформе стандартной вакцинопрофилактики, поэтому выбор есть, и можно привить одну, вторую, третью, но это должен посоветовать доктор в каждом конкретном случае какой вакциной нужно прививаться.

Если человек имеет какие-то сопутствующие заболевания, если он онкологический пациент, эти пациенты ослабленные. И сложилась такая парадоксальная ситуация, потому что если мы вспомним развитие эпидемии весной 2020-го года, то огромное количество пациентов не могли вовремя быть диагностированы, вовремя прооперированы, и сейчас будет всплеск выявляемости 3-4 стадии, не в ранних стадиях.

Алена Миронова-Ходорович:

Как это распознать, ведь мы же ходили раньше на диспансеризации, сейчас диспансеризаций нет. Как человеку распознать на ранней стадии, что у него что-то не так, что у него может быть онкология?

Елена Кузнецова:

Сейчас вышли в свет новые приказы, возвращается история с диспансеризацией, потому что люди работают, учатся, заняты своей жизнью, при этом мы забываем о том, что основная история – это наше здоровье, и нам нужно обращать внимание на наше здоровье, профилактические осмотры обязательны, диспансеризация должна быть обязательно.

Существуют возрастные рамки, с определенного возраста надо совершенно четко делать маммографию, гастроколоноскопию, надо четко отслеживать опухолевые маркеры, например, ПСА для предотвращения развития рака предстательной железы, эти программы диспансеризации, скрининги должны присутствовать у каждого человека. Должны быть охвачены диспансеризацией и дети, поскольку так стремительно развивается мир, ухудшается экология, масса факторов влияет на заболеваемость, поэтому не нужно забывать, что онкологические заболевания встречаются и у детей, и для того чтобы их правильно профилактировать, вовремя выявить, диспансеризация очень важна.

Что касается профилактики злокачественных заболеваний, при раке шейки матки используется вакцина, которая способствует предотвращению развития рака шейки матки, разработаны вакцины против вируса папилломы человека, вакцинируются подростки. Сейчас идут исследования, для того чтобы пролонгировать назначение данной вакцины у женщин даже до 45 лет. Поэтому все развивается, и нужно наше население просто экстренно призывать максимально вакцинироваться в настоящий момент, для того чтобы оборвать  третью волну, которая все равно возможна, потому что у нас низкий процент провакцинированных, более-менее приличный процент людей, которые имеют антитела.

Алена Миронова-Ходорович:

За счет болезни, или откуда у них антитела?

Елена Кузнецова:

Кто-то переболел в легкой форме, кто-то в бессимптомной, кто-то в средне тяжелых и тяжелых формах, но антитела тоже держатся какое-то время, поэтому нам нужно выстроить площадку, чтобы у нас была хотя бы 70-процентная иммунная прослойка населения. Это нам даст на какой-то период обрыв этой волны, в то же время мы будем защищены от последующих мутаций, вы же видите, что вирус мутирует, появляются новые штаммы, и чем больше он будет распространяться в популяции, тем более быстро он будет мутировать. И если он будет мутировать, будут появляться новые виды, новые формы, все это приводит к тому, что люди, боясь заболеть, прекращают обследоваться, обращаться в лечебные учреждения.

Алена Миронова-Ходорович:

Страшно идти в поликлинику, там же подцепишь ковид.

Елена Кузнецова:

Поэтому здесь двоякая история. С одной стороны, если мы сейчас не призовем население очень адекватно подойти к истории с вакцинацией, то мы получим через короткий период времени массовый рост 3-4 стадии злокачественных заболеваний, в том числе кардиологических заболеваний, которые должны быть лечены, хирургических заболеваний, которые планово должны лечиться, а люди откладывают лечение. И опасность в том, что пандемия влияет на людей, у которых серьезные сопутствующие заболевания. В Европе прививают в основном пожилых, они даже начали прививать с пожилых, у нас наоборот, по последним статистическим данным, в основном привиты люди среднего возраста, имеющие высшее образование.

Алена Миронова-Ходорович:

Потому что им говорят: иди прививайся или на работу не пустим.

Елена Кузнецова:

Да, должны быть антитела или проведена вакцинация. Надо активно призывать, привлекать средства массовой информации, развенчивать мифы о чипировании, слежении, что очень неадекватно воспринимается людьми.

Алена Миронова-Ходорович:

Я была в 57-й больнице, и они сказали, что в Восточном округе каждый третий человек имеет онкологическое заболевание. Неужели такое может быть?

Елена Кузнецова:

Статистика, к сожалению, высокая, но человек, когда у него впервые выявлено злокачественное образование, наблюдается, он может быть пролечен, и нельзя говорить, что люди сейчас болеют или сейчас лечатся, потому что здесь разная статистическая история. Есть статистика, когда люди сейчас в процессе лечения, есть люди, которые в периоде наблюдения, онкологические заболевания стоят на учете очень длительное время, есть прикрепленный контингент, который когда-то перенес злокачественное образование, но статистика большая за счет того, что и выявляемость стала лучше, чем раньше, и диагнозы стали более широкие, и люди стали жить дольше. Если средняя продолжительность жизни увеличивается, то и пул пациентов, которые заболевают злокачественными новообразованиями, тоже нарастает.

Алена Миронова-Ходорович:

Как Вы относитесь к тому, что говорят: чем старше человек, тем медленнее у него развивается рак?

Елена Кузнецова:

Просто считается, что чем более молодой организм, деление клеток более ускоренное, тем более активные у него гормональные проявления, более активное деление клеток. То есть это мнение имеет место быть, потому что когда это цветущий организм, все биологические процессы идут очень быстро, в том числе процессы деления опухолевой клетки. Но здесь тоже многофакторный момент, потому что существуют генетические моменты, элементы апоптоза, и зависит от того, какая нозология, какое заболевание.

Есть люди, которые  десятилетиями могут лечиться от рака молочной железы и при этом сохранять качество жизни, сейчас это все доступно, существует масса препаратов, поэтому бояться этого не надо, и фульминантные формы тоже существуют. Но нужно отметить, что прогресс настолько быстро идет, что новые препараты способствуют тому, что люди и с гематологическими заболеваниями, и с распространенными онкологическими заболеваниями живут долго.

Последние годы в клиническую практику очень активно вошла иммунная терапия, и если 10 лет назад пятилетняя выживаемость была чем-то недосягаемым при том же метастатическом колоректальном раке, то сейчас при правильном лечении это достигнуто. Если меланома с метастазами в головной мозг это был приговор, и счет шел на дни, то сейчас есть выживаемость, эти люди живут, работают, есть перспективы лечения, поддерживающая терапия, но все должно быть в правильных профессиональных руках, без самолечения.

Алена Миронова-Ходорович:

Я встретила женщину, которая говорит: «У меня выявили рак молочной железы, я в течение полугода хожу в поликлинику, в онкологический диспансер, и меня не отправляют на операцию, не назначают препараты, а все исследуют и исследуют, хотя уже маммография показывает, что онкологическое заболевание». Что таким пациентам делать, идти в платную медицину или добиваться в бесплатной того, что им положено?

Елена Кузнецова:

Каждый случай конкретный, может быть, там требуются какие-то дообследования, хотя полгода – это очень длительный срок, и в рамках  городского здравоохранения это невозможный срок, потому что все четко отлажено, существуют сроки выявления, они соблюдаются. Бывают ситуации, когда пациентка заболела, испугалась пандемии, просидела на самоизоляции, пропустила. А то, что касается установки диагноза, существуют четкие сроки, здесь таких нарушений быть не может, пациенты обзваниваются, вызываются.

Существуют молекулярно-генетические сложности диагностики, когда нужно установить более четкий тип опухоли, чтобы подобрать к нему лечение, здесь это тоже все в определенных временных рамках. Порой пациенты боятся чисто психологически, услышав, что такой диагноз обсуждается, он еще даже не установлен окончательно, это психологический известный факт, когда люди должны пережить этот момент, у всех разная история, кто-то переживает в течение часа, кто-то месяцами, и тут нужна психологическая поддержка.

Алена Миронова-Ходорович:

А ее в поликлиниках нет.

Елена Кузнецова:

К сожалению, нет, мы вообще плохо охвачены психолого-психиатрической помощью. И волна отторжения этой вакцинации как раз и объяснима этим, потому что люди психологически очень пострадали за время изоляции, и дети очень пострадали, и старики, многие ослабли, потому что они не выходили, боялись, и даже физически они уже с трудом могут передвигаться, потому что если полгода просидели на самоизоляции, то уже страшно выйти на улицу. Поэтому чем быстрее мы прервем этот порочный круг, чем быстрее у нас население откликнется на призывы вакцинироваться, пожалуйста, линейка широчайшая, мы должны сейчас максимально стремиться, чтобы хотя бы к осени выйти на нормальные показатели, 70 процентов, потому что история даже переболевших пациентов должна быть отслежена по антителам, для того чтобы понимать, что человек переболел, у него упал уровень антител, ему нужно идти прививаться, чтобы поддерживать иммунитет.

Алена Миронова-Ходорович:

Есть такой миф, что человек, который 2 года назад проходил химиотерапию, или легко переносит ковид, или не заболевает вообще.

Елена Кузнецова:

Опубликовано международное исследование, те пациенты, которые перенесли в свое время SARS-CоV-1, когда была атипичная пневмония, тоже легче переносят либо не болеют. То, что касается пациентов, кто перенес либо в процессе лечения цитостатическими препаратами, таких официальных данных и наблюдений нет, но мы знаем, что цитостатики способствуют торможению цитокинового шторма, поэтому может быть в какой-то степени, но это надо отслеживать, должны быть проведены мета-анализы, правильные подходы.

Появляются и препараты, которые непосредственно влияют на развитие вируса, тормозят его развитие. Сейчас федеральным медико-биологическим агентством будет выпущен новый препарат, Мир-19, который будет существовать в аэрозольной форме . Медицинская наука  не стоит на месте, и наша страна занимает лидирующие позиции в настоящий момент, и мы видим, как все шире наши вакцины, несмотря на все препоны, распространяются по миру, люди прививаются, и в нашем институте было проведено огромное исследование, более 400 человек вошло в это исследование, по вакцинопрофилактике ковид-19. Мы довольны результатами, хотя они еще не опубликованы, но во всяком случае это безобидно, безопасно, поэтому людям просто хочется сказать, что нужно идти и прививаться.

Алена Миронова-Ходорович:

Человек привился, у него начались осложнения, к кому ему обращаться, что делать? Первые две недели после прививки он наблюдается или нет?

Елена Кузнецова:

Он прикреплен к поликлинике и может обратиться к терапевту.

Алена Миронова-Ходорович:

К сожалению, в поликлинику очень тяжело записаться.

Елена Кузнецова:

Надо смотреть, какая была предыстория, есть ли сопутствующие заболевания, аллергические реакции в анамнезе, может быть, не стоит прививаться в торговых центрах, надо пойти к доктору, обсудить свой план, записаться через госуслуги, для того чтобы прийти в плановом режиме, в спокойном формате и понимать, кто за ним будет наблюдать, если он требует наблюдения. Но даже не имея сопутствующих заболеваний, мы все равно можем выдать реакцию на любой продукт, на любой препарат. В экстренных случаях это только скоро медицинская помощь, а так обращение.

Но у нас же работают поликлиники в любом случае и экстренно, то есть человек может прийти на прием в режиме дежурного врача, и в субботу, воскресенье это доступно, главное не бояться и понимать, что все равно мы все охвачены бесплатной медицинской помощью. И вакцинация бесплатная в зависимости от того, какую вакцину вам будут рекомендовать.

Алена Миронова-Ходорович:

То есть врач сам рекомендует ту вакцину, которая подходит данному человеку.

Елена Кузнецова:

Пожилые, с наличием сопутствующих заболеваний, онкологические пациенты – это отдельная история, которой надо в плановом режиме сделать.

Алена Миронова-Ходорович:

Вернемся к онкологии. Человеку говорят: «У вас предположительно злокачественное новообразование». Что человеку делать дальше?

Елена Кузнецова:

При предположении на наличие злокачественного образования существуют четкие сроки, когда должен быть либо установлен диагноз, впервые выявлено злокачественное образование, либо он должен быть снят. Все это четко нормируется по датам, срокам, и здесь не бывает никаких отклонений. При выявлении заболевания проводится онкологический консилиум в составе нескольких специалистов, и он решает дальнейший план лечения этого пациента, это будет первым этапом хирургическое лечение либо цитостатическая терапия, либо это будет комбинированный формат, то есть это все решает консилиум врачей. В соответствии с этим решением пациент дальше направляется на один из видов лечения, то есть все отработано и по-другому никто не работает.

И даже коммерческие клиники, которые работают по ОМС, в том числе по онкологии, все равно проводят онкологические консилиумы и работают в этом правовом поле, то есть у нас не бывает перекосов, обязательно с гистологической верификацией диагноза, с исследованием, если это необходимо для той или иной опухоли, молекулярно-генетических аспектов, чтобы правильно подобрать терапию, допустим, при раке легкого и молочной железы целая панель берется. И на основе этого формируется четкий диагноз и четкое понимание той стратегии, которой будет придерживаться пациент.

Алена Миронова-Ходорович:

Человеку написали план лечения, а он думает – я боюсь, ведь очень многие боятся той же химиотерапии. Как мне человек сказал: «Я лучше буду делать, что хочу, и есть, что хочу, пускай я 10 лет проживу или год, но буду жить полноценной жизнью». И когда я говорю, что ты будешь не полноценной жизнью жить, а по больницам этот год ходить вместо того, чтобы сейчас пролечиться, он говорит: «Нет, не буду лечиться, я боюсь». Что делать таким пациентам? Врач принимает участие в его судьбе, или если это не платная медицина, а государственная,  врач говорит: «Ну ладно, пускай сам принимает решение»?

Елена Кузнецова:

Нет, врач принимает участие и в государственной, и в частной медицине, потому что мы все давали клятву Гиппократа, основное – не навредить пациенту, но и психологическая помощь независимо от специальности все равно исподволь оказывается любому пациенту, будет пациент у гастроэнтеролога, нефролога, онколога. И когда мы видим пациента, понимаем, с каким психотипом  сталкиваемся. Эти моменты есть, люди разные, и кто-то реагирует быстро, говорит, что я не хочу инвалидизироваться, надо быстро принять какие-то решения, прооперироваться, я готов, а кому-то надо время. Но тем не менее эти люди охвачены повторными звонками, повторными консультациями, они все вызываются на визиты. С другой стороны, мы же не можем заставить человека. Если человек вменяемый, дееспособный, взрослый, это с детьми проще, есть опекун либо родители.

Алена Миронова-Ходорович:

С родителями тоже бывают истории. У ребенка было новообразование в щитовидной железе, врач обследовал, сказал, нужно оперировать, удалять, и родители боялись  – это же ребенок, как мы ему удалим долю щитовидной железы. Так может быть лучше без доли щитовидной железы, но живой, чем со всей щитовидкой, но на кладбище? Вам, как врачу, как приходится с такими пациентами?

Елена Кузнецова:

Кому-то надо более жестко говорить, кому-то более мягко, все люди по-разному откликаются на диалог, поэтому диалоги бывают разные, иногда родственников приходится призывать. Но мы же теперь все ограничены юридическим полем, поэтому пациент подписывает информированное согласие, и в этом информированном согласии прописаны четко люди, которым мы можем транслировать его диагноз, и мы здесь тоже связаны, потому что если он не подписывает никому, то это врачебная тайна, это неразглашение врачебной тайны, и все. И эта история бывает жесткая, потому что некоторые говорят: «Я не хочу, и я никому не скажу, и вы тоже никому не говорите». И мы видим, как пациенты, даже излечимые, идут на такие вещи. Это его воля, мы же не можем заставить. Поэтому делается все возможное, беседуем, разъясняем, рассказываем, тем более сейчас выбор препаратов, минимизация побочных эффектов.

Любое лечение – это сложно и тяжело, но деться порой бывает некуда, и я хочу призвать: надо отдаться в этот момент в руки врачей и ни в коем случае не терять время, потому что если мы увидим начальную стадию, то за два-три месяца без лечения, нетрадиционного лечения время упускается безвозвратно. Неправильные подходы к лечению тоже всегда дают о себе знать. Нерадикальные операции связывают нам руки, и в дальнейшем  мы не можем применить тот объем лекарственных препаратов, хирургических вмешательств, если пациент изначально был пролечен неправильно.

Алена Миронова-Ходорович:

Человек прооперирован, он выдохнул, а ему говорят: «А у тебя еще сейчас будет химиотерапия». Он узнал об этом, пришел в районную поликлинику, а ему там говорят: «У вас три месяца есть, поэтому не заморачивайтесь, мы вас когда-нибудь запишем». И записывают через месяц. Сколько у человека есть времени на то, чтобы начать после операции курс химиотерапии?

Елена Кузнецова:

Комбинированное лечение назначается только по результатам гистологического заключения, решение выносит консилиум. Если пациенту показано в последующем адъювантная терапия после проведенного хирургического лечения, это решение консилиума, по решению консилиума пациенту назначается дата, он приходит в определенные сроки, потому что более двух месяцев после операции адъювантное лечение уже бессмысленно. Поэтому эти сроки должны быть соблюдены, они должны быть жесткие, и все должно быть нормировано.

И то, что касается городского здравоохранения, все выстроено и сроки соблюдаются, но бывают какие-то моменты, те же болезни, инфекции,  сопутствующие моменты, послеоперационные осложнения, всегда бывают какие-то накладки. Поэтому если сроки отложены, пациент дообследуется потом, нам надо понять, если он был прооперирован, ему рекомендовали лечение, по каким-то причинам он его не получил, приходит через три месяца, полгода, то за этот срок болезнь может вернуться, реализоваться тот пул опухолевых клеток, которые были в мозге, микрососудах, они могли дать рост, метастазировать, поэтому его нужно обследовать и дальше решать, в каком формате его лечить, либо оставлять просто под динамическое наблюдение, либо назначать более агрессивный формат, но это с участием врачей нескольких специальностей в рамках онкологического консилиума.

Алена Миронова-Ходорович:

Очень часто даже после операции человек начинает думать: «Подумаешь, химия». А потом в процессе лечения он понимает, что не так легко, ему нужно 6-7 курсов, а он прошел 3 и говорит: «Больше не приду». Что происходит с этими людьми?

Елена Кузнецова:

В основном все заканчивают то лечение, которое назначено. Конечно, существует и моральная усталость, и психологически сложно, даже при том, что  используются противорвотные препараты, сопутствующая терапия, люди устают от лечения, и даже многие отмечают, что вроде бы неплохо, но только вошел, и уже сразу плохо. Но лечиться нужно в том объеме, который назначен, потому что неадекватно проведенное лечение в послеоперационном периоде – это время допрогрессирования укорачивается, уменьшается выживаемость, все влияет на проявление заболевания, то есть возврат болезни будет неизбежно ближе.

Поэтому надо очень четко прислушиваться к рекомендациям, обязательно выполнять, и те схемы, которые существуют, то количество курсов отработанные, доказанные многоцентровыми исследованиями. Мы работаем в рамках всероссийских рекомендаций, все согласовано с международными стандартами лечения, поэтому те схемы, которые проводятся на территории Российской Федерации, все то же самое проводится во всем мире. Такое единообразие существует, потому что существуют рекомендации, которые приняты, и они на сайте Минздрава вывешены, мы от них не можем никуда отойти. Мы четко понимаем, что показано этому больному, что этому больному, но есть выбор,  всегда существуют 2-3 варианта в зависимости от того, какие есть сопутствующие заболевания.

Алена Миронова-Ходорович:

Почему у нас люди, которые могут найти деньги на операцию, лечение, стараются уехать за границу? Мы даже по телевизору очень часто видим: соберите деньги ребенку на операцию, нужно ехать в Израиль, Германию.

Елена Кузнецова:

Для меня это тоже загадка, потому что я считаю, что это, во-первых, очень действует на наше реноме в мире, а во-вторых, что касается детской онкологии, институт Дмитрия Рогачева, прекрасные специалисты работают, все на контакте с зарубежными коллегами, проводится постоянное обучение, уровень потрясающий. Родителей, может быть, психологический момент дестабилизирует, и здесь уже начинается другая совсем история.

То, что касается наших федеральных центров и городских учреждений, все совершенно прекрасно, отработано, работают по рекомендациям, поэтому эти истории всегда боль и для людей, которые это видят и сразу начинают думать, что у нас что-то не так, и для родителей колоссальный стресс. Но нужно отметить, что у нас существует огромное количество фондов, которые активно помогают и взрослым, и детям, и глобальных проблем на данный момент нет.

Алена Миронова-Ходорович:

Мы проводим точно такие же операции, как в Израиле, Германии, то есть нельзя сказать, что там сделают лучше, чем здесь. Я всегда считала, что у наших врачей лучшие руки, может быть, реабилитация у нас страдает, но руки у наших врачей гораздо лучше, чем там.

Елена Кузнецова:

И оборудование такое же, поэтому эта история мне лично не очень понятна. Препараты у нас зарегистрированы такие же, как за рубежом, то есть мы можем предложить любые спектры лечения внутри страны.

Алена Миронова-Ходорович:

Поскольку у нас импортозамещение, российские препараты используются.

Елена Кузнецова:

Не все импортозамещаем. У нас существуют дженерики, через 5 лет у любого нативного препарата возможно размещение производства его аналога на территории другой страны. У нас огромное количество фармкомпаний, которые с успехом производят препараты дженерики, абсолютно активные, эффективные, без каких-то побочных эффектов, они все сертифицированы в плане производства по международным стандартам.

Но с учетом того, что фундаментальная наука быстро развивается и мощные гиганты фармацевтической индустрии за рубежом выпускают на рынок более новые препараты, у нас огромный пул противоопухолевых препаратов, которые страна закупает, и это лечение проходит в рамках ОМС. Препараты дорогостоящие, это не только инъекционные препараты, но и таблетированные, которые пациенты получают из льготы, поэтому нельзя сказать, что мы работаем только нашими внутренними препаратами.

То, что касается цитостатической терапии, большое количество препаратов у нас внутри страны. В 2020-м году были некоторые проблемы, потому что субстанцию мы все равно закупаем, и были проблемы в совсем базовых препаратах, в том числе для лечения гематологических заболеваний за счет того, что субстанции было невозможно купить, их производят партнеры за рубежом.

Алена Миронова-Ходорович:

Но все равно смогли выйти из этой ситуации.

Елена Кузнецова:

Конечно, все решается, но очень динамический процесс, который требует и государственного регулирования, и сумасшедшего финансирования, это очень  бюджетозатратная история, лечение пациентов ­– это очень большая нагрузка и для субъектов, и для федеральных властей.

Алена Миронова-Ходорович:

А бывают дженерики лучше, чем оригинал? Допустим, есть нош-па, а есть дротаверин, и дротаверин действует лучше, чем но-шпа, хотя, казалось бы, от нош-пы пошло.

Елена Кузнецова:

Мы знаем торговое наименование но-шпа, но на самом деле то самое активное вещество, которое реально работает, едино. И здесь уже идет ситуация у производителя, то есть под брендом той же нош-пы это активное вещество и компоненты, в которые собирается сама нош-па, что-то, может быть, немножко уменьшает активность.

Алена Миронова-Ходорович:

А там идет более чистый компонент.

Елена Кузнецова:

Здесь нужно более тщательно анализировать, но во всяком случае мы никаких нареканий по нашим отечественным препаратам в настоящий момент совершенно не имеем. Если какие-то случаи возникают, заполняются специальные бумаги по выявлению нежелательного явления, это все отправляется в фармкомитет, разбирается, но в последнее время я не могу вспомнить, чтобы были какие-то проблемы.

Алена Миронова-Ходорович:

Увеличилось количество онкологических заболевших после пандемии? Был ли больший наплыв после того, как выпустили нас из дома?

Елена Кузнецова:

Мы столкнулись с тем, что появилось огромное количество диссеминированных пациентов, и мы кроме симптоматического лечения уже не можем ничего назначить, это большие проявления, выраженный болевой синдром, огромная распространенность опухолевого процесса. Изоляция, отсутствие медицинской помощи – это страшная история, поэтому еще раз хочу призвать всех максимально вакцинироваться, наблюдаться и обследоваться. Те пациенты, которые ранее были пролечены по поводу злокачественного образования, обязательно должны динамически наблюдаться у специалистов.

Алена Миронова-Ходорович:

Это пожизненное наблюдение должно быть?

Елена Кузнецова:

Стратегически раньше был онкологический учет со сроком 5 лет, сейчас это 3, в некоторых локализациях 5 лет. Но люди, которые когда-либо перенесли злокачественное новообразование, должны понимать, что статистика – вещь не очень объективная, поэтому если человек сам адекватно воспринимает ситуацию, понимает, что 10 лет назад было злокачественное образование, все равно чекапы  нужно делать и нужно наблюдаться с учетом того, что в анамнезе было то или иное заболевание.

Сейчас есть возможность проведения полногеномного секвенирования, консультации генетика. Я хотела бы обратить внимание, что существуют семьи, в которых накопление злокачественных образований. Можно провести генетический скрининг, обратиться в институт генетики, к докторам, которые принимают, для того чтобы понять риски у последующего поколения, но это отдельная история, нужно собирать семейный анамнез, обсуждать отдельно в каждом конкретном случае, потому что у кого-то семейный формат, а у кого-то спорадическая история, которая случилась именно у этого конкретного человека. Это все входит в ОМС программы, поэтому выявление того же BRCA-ассоциированного рака молочной железы и рака яичников, все эти молекулярные аспекты, анализы – это все делается в режиме ОМС, бесплатно, поэтому те женщины, которые знают, что в семьях есть накопления по молочной железе, раку яичников, могут быть обследованы. Существуют препараты, которые работают непосредственно у генетически детерминированных пациентов, то есть отдельно при наследственных формах, это тоже большой прорыв в лечении злокачественных образований.

Алена Миронова-Ходорович:

Можно остановить само развитие.

Елена Кузнецова:

При проявлении заболевания можно применять препараты, которые будут направлены на лечение данной группы пациентов. Существуют профилактические мероприятия, которые могут быть рекомендованы группе пациентов, у которых еще нет развития злокачественного образования. Генетическое консультирование тоже имеет смысл, и в дальнейшем, если генетически обусловлены эти заболевания, мы можем рекомендовать наблюдение в определенном формате за детьми, генетически посмотреть наследуют ли дети. Это то, что сейчас наиболее широко получит развитие, потому что злокачественное образование – это болезнь генома, она необязательно наследуется, но этот излом и причину мы можем в настоящий момент понять.

Алена Миронова-Ходорович:

Спасибо большое, это была программа «Образ времени», до свидания.