Виктория Данильченко:

Здравствуйте, уважаемые слушатели канала Мediametrics, в эфире я, Виктория Данильченко, и программа «Мужской вопрос». В своей программе мы рассказываем о мужчинах, которые достигли успеха в своей профессиональной области. Сегодня у нас очень хороший гость, известный пластический хирург, доктор медицинских наук Игорь Короткий.

В 21 веке вопрос о пластической хирургии – это как примерно макияж поменять, одежку, можно и лицо поменять, ничего такого в этом уже нет. Вспоминаешь, какое-то время назад это ж каких деньжищ стоило, да чтобы это еще было законно. Не хочу сказать, что сегодня это дешевое мероприятие, но между тем эта процедура доступна. Нужно ли делать пластические операции или идти своим собственным путем, если есть у тебя необходимость, пойди и сделай, или не имеет смысл гнаться за красотой, оставаться собой или решиться на пластику? Прочитав интервью с известным пластическим хирургом, все равно не получаешь ответов на все вопросы, и сегодня все ждут ответ на тот самый глобальный вопрос – нужно или не нужно и как к этому относиться.

Игорь Короткий:

Прозвучал очень правильный вопрос в самом начале о том, как это легко и обыденно стало на сегодняшний день. По этому поводу я готов немножко поспорить. С одной стороны, есть группа пациентов, которые думают так, как Вы сказали: легко, забежала, сейчас сделаю себе грудь, веки, фейслифтинг и у меня вечером ресторан. Это нереальный подход. Но есть группа пациентов, у которых чрезмерное опасение, страх, длительная подготовка, годами длящаяся, это уже другая сторона вопроса. И правильный подход будет посередине.

Что такое пластическая операция? Во-первых, объем бывает разный. Сделать фейслифтинг и нити – это две абсолютно разные по объему операции, корректирующие нашу внешность, при первой огромная отслойка тканей, продолжительность операции больше трех часов, при второй буквально 15-20 минут и травматизация близка нулю. Но подход к пластической операции должен быть такой же, как к общей хирургической операции, тем более, что и в общей хирургии бывают небольшие операции, а бывают расширенные. У нас есть такие операции, та же абдоминопластика, которые в разы больше, чем грыжи передней брюшной стенки в общей хирургии.

Вообще это деление условное, и, на мой взгляд, выделение пластической хирургии в отдельную отрасль – это не совсем правильная позиция, потому что все-таки это является общей хирургией в первую очередь, это у нас называется общая, а в мире называется generale, то есть генеральная.

Виктория Данильченко:

Пластическая хирургия – это Ваш осознанный выбор, это первый вопрос, и второй вопрос, пластическая хирургия – это про эстетику и красоту или про хирургию?

Игорь Короткий:

Я полностью перешел в пластическую хирургию, так, как мы ее сейчас понимаем, после защиты докторской диссертации, а это было в 1997 году. Некоторые пациентки говорят: «Боже, я еще не родилась, или я ходила в детский сад». Я это подчеркиваю, потому что в те времена защитить докторскую было еще труднее, чем сейчас. И сейчас не просто, а в те времена это было что-то за гранью возможного. До этого я работал в общей хирургии, но моя кандидатская диссертация так и звучала «Пластика передней брюшной стенки». Это как раз мое

отношение к тому, что пластика передней брюшной стенки и пластика передней брюшной стенки, абдоминопластика с диастазом прямых мышц живота и пластика грыж, которые очень часто бывают, вообще ничем не отличаются. Единственное отличие, что в пластической хирургии сам объем вмешательства существенно больше, потому что если в общей мы делаем разрез непосредственно над грыжей, эстетика нас вообще не интересует, главное здоровье, сделали разрез кожи, пластика мышечная ткань, апоневроза, то есть для того чтобы устранить грыжу, дефект передней брюшной стенки, и потом накладывается шов, иногда даже большими нитками, и это малоэстетично, хотя и цель выполнена в плане здоровья.

Что касается пластической хирургии, абдоминопластики, то здесь мы обычно идем из разреза от spina iliaca anterior superior, самой нижней части живота, которая в зоне бикини находится, разрез очень большой, до 50 сантиметров, не меньше, полная отслойка до реберной дуги, и там пластика сделана, мышечная пластика прячется под кожей. В плане эстетики это предпочтительнее, тем более, что обычно еще это делается у людей, у которых есть фартук, и одна из целей – это удаление фартука.

Так вот, как я пришел, я работал в институте лазерной медицины и лазерной хирургии и был основным ассистентом академика Скобелкина Олега Ксенофонтовича, это мой учитель, замечательный человек, многие годы зам. главного хирурга Кремля, директор, есть такая система, как повышение квалификации для врачей, работающих в кремлевке, лаборатория хирургии, потом она выделилась в отдельную структуру и стала институтом лазерной медицины, достаточно престижный, а в то время вообще очень яркий институт, лазеры были только на информационном гребне, и Олег Ксенофонтович этим занимался. Я с ним проработал 15 лет и был его основным ассистентом на всех операциях, так получилось, что он меня выбрал, и всех пациентов, которых он оперировал, я вел как лечащий врач, а это тоже отдельная большая работа. С его стороны было доверие, сам-то он не может ходить и назначать капельницы, делать перевязки каждому пациенту.

Кроме обычных людей, к нам приезжали и необычные. Приезжали руководители из республик СССР, московские руководители, звезды, которые хотели оперироваться, то есть степень ответственности еще больше, если у тебя председатель Верховного совета той или иной республики, хотя оперируют одинаково, но контролирующие органы больше смотрят, ответственность больше. И на базе нашего института было организовано отделение пластической хирургии, и академик Скобелкин мне сразу сказал: «Может, ты перейдешь?» И я даже как-то обиделся, мне казалось, что я в большой хирургии, хотя теперь я знаю, что пластическая хирургия тоже бывает большой, и вместе с тем надо подходить дифференцированно, эти большие нужно максимально сокращать, то есть не суммировать операции.

Виктория Данильченко:

Пластическая хирургия – это вообще про все? Можно прижать уши, изменить нос, форму груди, и с другой стороны, что, вообще никаких противопоказаний нет?

Игорь Короткий:

Подход к пациенту и принятию решения о возможности операции точно такой же, как в общей хирургии, тот же список анализов, осмотров терапевтом, кардиологом, эндокринологом, все по показаниям. Пациента никто не хватает и не ведет на операцию без полноценного обследования, даже еще строже, потому что то, что может пройти в общей хирургии в муниципальной больнице, там не такое строгое отношение контролирующих органов, чем к пластической хирургии.

Когда у человека опухолевый процесс и пошло нагноение раны, это обычно, все может быть, это же опухолевый процесс, но он-то не от опухолевого процесса, а такое нагноение в пластической хирургии выглядит совсем по-другому, потому что пришел здоровый человек, хотя у него есть и показания.

Виктория Данильченко:

Причина прихода к пластическому хирургу – это дань моде, необходимость, борьба с комплексами, желание быть похожим на картинку? Кстати, мы с Вами познакомились на одной программе, где вполне себе красивые девушки, которые со временем становятся абсолютно одинаковыми, они красивые, но они становятся одинаково красивыми, каждая старается быть похожей на другую, или есть образ в голове, что это такое?

Игорь Короткий:

На самом деле, девушки составляют очень небольшой процент из наших пациентов, в основном это женщины, которые родили детей и у них изменения фигуры, связанные с таким ответственным и нужным процессом, как деторождение. Бальзаковский возраст, все думают, что это Бог знает сколько, а вообще-то это 35 лет. И эта женщина, родившая детей, по нынешним представлениям является молодой женщиной, она живет полноценной жизнью, делает карьеру и хочет иметь соответствующую фигуру. Если у нее после родов висит фартук, у нее диастаз мышц, я недавно оперировал совсем молодую женщину, но у нее двойня и диастаз прямых мышц живота, когда разошлись мышцы, и то, что в брюшной полости, под кожей все выдувалось вперед. Ей самой неудобно, болевые ощущения, и она выглядит, как всегда беременная, хотя стройная импозантная женщина. Это один момент, желание женщины быть в форме.

Чуть позже по возрасту приходит другая группа людей, которые встретились с признаками возрастных изменений. Это грустно всегда для человека, все мы хотим смотреться в зеркало и видеть лучше, чем есть на самом деле. Некоторые хотят видеть себя в более юном возрасте, потому что они выглядели по-другому, и очень важно решить эти вопросы, ведь это не только внешний вид, а серьезная психологическая проблема.

Я недавно оперировал девушку, она прилетела из Нью-Йорка, 29-30 лет, у нее большие наследственные грыжи нижних век, и она говорит: «Я вообще не выхожу из дома, стесняюсь пойти в магазин, стесняюсь пойти на встречу с друзьями». Человек лишен полноценной жизни. Мы ее прооперировали, и она теперь счастлива, пишет: «Отлично, я очень довольна». Человек получил возможность, диапазон его возможностей расширился. И женщины, и мужчины приходят, но женщин больше.

Виктория Данильченко:

Пришла красивая девица – нет, я хочу быть еще лучше, а ей до 25 лет.

Игорь Короткий:

В основном нос делают. Я отношусь очень осторожно к принятию решений, потому что если человек предъявляет неадекватные требования, то я делаю только то, в чем я уверен, что я делаю человека лучше. Сделайте мне шрамирование, поставьте подкожные импланты в виде змей, сделайте мне уши, как у спаниеля или в фантастических фильмах – я таким не занимаюсь категорически, я не ставлю импланты грудных желез мужчинам, обращаются, но ни одного такого эпизода в моей практике не было. Почему? Я делаю то, во-первых, что сделает человека лучше, краше, счастливее, во-вторых, эти люди очень неуравновешенные, результат даже идеально выполненной операции их может не удовлетворять. Они находят предлог, для того чтобы быть не полностью удовлетворенными. И зачастую, когда спрашиваю: «Вам все нравится?» – человек начинает задумываться, я вижу, что у него сопорозное состояние несколько секунд, что бы придумать, что мне не нравится. Поэтому я стараюсь так не спрашивать последнее время, чтобы не провоцировать на эти мысли, у человека должны быть мысли в правильную сторону, правильный взгляд на жизнь.

Есть небольшая группа девушек, которые хотят скуловые области, губы, нос тоньше, грудь, но я бы не сказал, что они все одинаковые, все-таки мы их очень существенно отличаем. Просто принципы оценки красоты более унифицированные, нас интересует фигура, талия, разрез глаз, объем губ. Может быть, небольшая унификация происходит, мы все подражаем друг другу, приходит мода.

Но есть категория людей, которые делают для функции. Мой приятель по спортивному стрелковому клубу хотел сделать пластику верхних век. Он ездил по всем странам, принимал участие в стрелковых международных соревнованиях, и его интересовала именно зрительная функция. Когда человеку прооперируешь верхние веки, степень поступления световой информации возрастает весьма существенно, то есть если мы расширим глаза, увидим, что стало ярче. И он стал четче видеть окружающее, его интересовала не эстетика, а именно функция. В данном случае это ближе к желанию достижения спортивных результатов.

Виктория Данильченко:

Пластический хирург – это кто-то про что-то? Например, кто-то потрясающе делает нос, кто-то разрез глаз, кто-то фейслифтинг. Или это делает каждый пластический хирург, вопрос выбора пациента?

Игорь Короткий:

Пластическая хирургия не так уж широка. Мы можем в двух словах перечислить несколько позиций: это пластика верхних нижних век, подтяжка лица, имплантация нитей, грудь и липосакция, плюс ринопластика. Каждый хирург имеет возможность дифференцированно подходить. Если какие-то операции не лежат, он не чувствует себя уверенным, то может эти операции не выполнять или привлечь ассистента в качестве оперирующего хирурга, то есть вдвоем. Самое интересное, что в общей хирургии оперируют вообще втроем, три хирурга – это абсолютно обычно и нормально, а в пластической хирургии в большинстве оперирует один хирург с сестрой, без ассистента. Но если привлекать ассистента, тоже хорошо.

Виктория Данильченко:

Приход к пластическому хирургу – это абсолютно индивидуальная история, кто-то себя и в 30 чувствует не особо, а кто-то в 50 нормально ощущает по внешним данным. Мы понимаем, что условно к 50 годам у женщины есть определенные изменения чисто физиологические, их не может не быть, как бы природа не наделила ее прекрасной внешностью, генетикой по поводу старения. Правильный ли такой посыл, что если тебе нет 45-50-55 лет, то может быть пока не надо в эту сторону смотреть? Я не имею в виду изменения носа или еще что-то, с чем люди живут, а подтяжку сделать, уменьшить возраст?

Игорь Короткий:

Есть возрастные критерии. Если человек приходит в 30 лет и говорит: «Сделайте мне подтяжку лица», – то с ним никто серьезно этот вопрос не обсуждает, потому что абсурдно делать, в 30 лет таковых показаний нет, по крайней мере я таких пациентов в своей практике не могу назвать. После 40 у некоторых такие показания появляются. Фейслифтинг – это все-таки 55-60 лет.

Виктория Данильченко:

А правда ли, что чем позже ты придешь к этой истории про фейслифтинг, тем лучше результат? Это из серии про ботокс, как только начали колоть, потом все хуже и хуже реагирует.

Игорь Короткий:

Это неправильная концепция. Если у человека появились реальные показания, то лучше оперировать в более раннем возрасте, у него и заживление другое, и сердечно-сосудистая система другая, и легкие, то есть человек еще возрастных изменений всех органов не получил. Если же есть тяжелая патологии со стороны легких, сердца, то его уже никто не возьмет на эту операцию, это представляет серьезную опасность. Другой вопрос, если человека оперируешь в таком большом возрасте, допустим, в 70 лет, то изменения достаточно ярко выражены. И они в меньшей степени выражены, если ты прооперировал 45-летнего. Но большинство не хочешь ждать до 70, в этом нет логики. Обычно делаем один раз, но если нужно, иногда фейслифтинги бывают и повторные, через 10-12 лет, не потому, что это нужно, просто появляются те моменты, которые человеку не нравятся, и он хочет их устранить. А пластика век обычно после 40.

Виктория Данильченко:

Вы сами за естественное старение или все-таки за то, чтобы давать шанс, продлевать молодость хирургическим путем?

Игорь Короткий:

Помните, как в романе «Бедная Лиза» Карамзина описывается ее мать – разбитая старуха 40 лет. Если человек хочет быть под это описание, то тогда не надо и зубы вставлять, у многих мало того, что выпадают, а те, что остаются, не самого лучшего вида. Тут вопрос очень индивидуальный. Если женщина полностью согласна со своим увяданием, то пусть увядает, как природой предназначено.

Пластическая хирургия не для всех, альпинизмом ведь тоже не каждый увлекается. Это для тех людей, которые бойцы, которые не хотят сдаваться, не хотят старости, и внешним видом мы отодвигаем не только старость, мы отодвигаем смерть. Человек, когда смотрит в зеркало и видит отражение старого человека, в какой-то мере смиряется с уходом, а когда он видит молодого, вполне соответствующего представлениям о красоте, то это в голову не приходит.

У меня есть несколько интересных клинических случаев по поводу липосакции, липосакция – это вакуумное удаление жировой ткани, которая расположена локально. Мы говорили про абдоминопластику, но липосакция гораздо легче, и если нет огромных кожных избытков, то обычно абдоминопластику мы не делаем, я считаю, лучше сделать несколько липосакций, подтянуть кожу. Это даже не мои наблюдения, не мои исследования, это написано в мировых журналах, что после липосакции количество половых гормонов у мужчин и женщин увеличивается, потому что жировая клетчатка – нейтрализатор половых гормонов. Соответственно, функция у мужчин становится лучше в плане гормонов, и функция у женщин становится лучше.

У меня две пациентки, одна мне очень запомнилась, такой же рассказ по поводу гормонов. Проходит буквально месяц после операции, пациентке 37 лет, мне звонит мама, они кавказского происхождения, поэтому легкий акцент и постановка фраз: «Игорь Валентинович, а у дочери после Вашей операции месячные не пришли». Я напрягся: «Что Вы имеете в виду? – Она беременная». Я этот вопрос обговаривал с пациенткой, что такое бывает, но обычно все эти разговоры по поводу беременности носят немного шуточный характер. У пациентки двое сыновей уже было, достаточно взрослых, беременность не наступала у нее долго, и только сделали липосакцию, наступила беременность, родилась чудесная девочка, муж говорит: «Давай назовем ее Липочкой».

Еще история про пациентку, молодая женщина, 41 год, и она приходит через время беременная, это ее первая беременность. Она очень долго пыталась, и перед липосакцией были последние месячные, то есть мы сделали липосакцию, и буквально в этом же месяце наступила беременность. Такие волшебные, но абсолютно реальные истории. Мы не можем рекомендовать липосакцию как способ забеременеть, но вместе с тем количество холестерина снижается, количество глюкозы падает, потому что аппетит снижается, и эти моменты могут носить положительный характер.

Но опять же, всегда есть «но». Есть хирурги, которые психически не очень нормальные, которые берут огромные количества жировой ткани, больше 3 килограмм брать нельзя, это уже угрожает жизни человека, а если брать 6 или еще больше, неизвестно, чем это закончится. Во-вторых, процентное содержание, когда ты начинаешь липосакцию, идет чистейший жир без примесей крови, потом крови становится больше в процентном содержании, а если это продолжать по объему и продолжительности, то большая кровопотеря, кроме того, что потеря тканей. Организм человека очень чувствителен к потере тканей.

Я проработал в общей хирургии, и есть там пациенты, которые поступают в клинику для ампутации конечности в связи с гангреной. Такого пациента хирург оперирует, я много делал ампутаций, это очень неприятные операции, но они необходимы. Смертность после ампутации очень высока, и не потому, что прошла плохо операция, операция прошла идеально, но организм реагирует на потерю больной, но части. Поэтому категорически нельзя суммировать до бесконечности операции, когда суммарная травма становится патологическим моментом, который может существенно ухудшить общее состояние. А такие хирурги есть: «Я сделаю это, я сделаю это», – и пациентам нравится, они хотят все под одним наркозом. Это вообще глупость полная, под одним наркозом. Я всегда говорю, что наркоз – это не пустой товарняк, куда вы можете накидать шкаф, пальто, стулья, и он поехал. У меня сравнения другие: вы на даче берете полведерка яблок, а если вы возьмете 10 по полведерок яблок, вы унесете? Это должно быть совместимо, чтобы организм легко перенес эту операцию, это касается не только пластики, но и всех операций. Но когда речь идет об общехирургических, там этот момент тоже надо учитывать. Если опухолевый процесс и нужно удалять опухоль, то на половине никто не остановится, там уже риск оправдан, но реакция та же самая.

Виктория Данильченко:

Многим интересен такой момент: человек созрел для пластической операции по изменению внешности, по подтяжке, а дальше мы видим известных людей, которые вышли после пластической хирургии, и это слезы, просто беда, и казалось бы, лучше бы она была дряхлая, старая, чем вышел просто уродец.

Игорь Короткий:

Это как раз то, о чем только что я говорил, что хирург должен подходить дифференцировано и не ставить гиперцелей. При фейслифтинге, я считаю, не надо рассекать мышечную ткань, категорически не приемлю это. К нам пришел здоровый человек, чтобы стать краше, а не для того чтобы рисковать лицевыми нервами, трофикой. Далеко ходить не надо, смотрю фотографии Деми Мур. После фейслифтинга, если мышцы рассекаются, где-то через полгода, 10 месяцев, когда вызревает шов, получается провал. На этих фотографиях у нее очень сильный провал, может быть, туда будут вводить филлеры, что-то делать. Мы должны подходить очень аккуратно и лучше сделать меньшую операцию, менее травматичную и не ставить гиперцелей, потому что этими гиперцелями вымощена дорога не туда. Хирург должен иметь страх, даже я назвал бы это осторожность. А хирург, который без башни, я не называю имен, но я знаю одного хирурга, дама всегда в розовом платьице: «Игорь Валентинович, я так люблю оперировать». Нельзя любить оперировать. И у этих пациентов то гемоглобин падает, то в реанимацию попадают. С пациентом могут быть проблемы, но если хирург делает изначально неправильно, то вероятность этих проблем у пациента возрастает в сотни раз. Поэтому мой совет – пациенты не должны толкать хирурга на суммирование операции: давайте сделаем фейслифтинг, грудь, еще что-то.

У меня была история, приходит пациентка: «Я хочу фейслифтинг, я хочу грудь». Я говорю, что так нельзя. Но она такая упорная: «Я только так хочу». Я даже пригласил анестезиолога, долго беседовал, говорил, что я не возьмусь за такой объем, я могу его сделать вам за несколько операций. Проходит 2 недели, смотрю передачу, посвященную законам, эта пациентка, она просто представитель канала, идет запись – поставили там только мои ноги, и текст о том, что гнусные хирурги оперируют все подряд, лишь бы объем. Плановая провокация была. Я пригласил анестезиолога, администратора в клинике, что не просто так отказали, а выстроили план. И таких пациентов много, которые хотят все под одним наркозом. Не надо суммировать, должен быть аккуратный подход.

У нас мужчины составляют процентов 10. И самое интересное, что это мужчины самого мужского типа – военнослужащие. Раньше было много представителей братвы. Недавно оперировал действующего генерала. И эти мужественные мужчины вообще не боятся и не скрывают, идут и делают.

Виктория Данильченко:

Спасибо большое, думаю, многие ответили себе на вопрос идти или не идти, выбор всегда останется за пациентом.