Андрей Реутов:

Здравствуйте, в эфире Mediametrics, передача «Мозговой штурм», и поговорим мы об эндоскопических вмешательствах при патологии, которая идет на стыке ЛОР-патологии и нейрохирургической патологии. Сегодня у нас в гостях очаровательный доктор, моя коллега, мы много лет работали вместе в Центре нейрохирургии имени Бурденко практическим бок о бок ­– Марина Владиславовна Нерсисян, доктор медицинских наук. Давайте начнем с азов – что такое эндоскопия? Зачастую ко мне приходят пациенты, и когда речь идет о какой-то патологии головного мозга, первый вопрос: «Доктор, эти операции выполняются лапароскопически?» Я объясняю, что лапароскопия – это совсем другое, то есть то, что связано с патологией брюшной полости. А что такое эндоскопия и как можно использовать эту методику при патологии, которая связана с головным мозгом либо с придаточными пазухами носа?

Марина Нерсисян:

Эндоскопия – это такое оборудование, которое позволяет выводить изображение под увеличением в 12 раз на монитор экрана, под разным углом зрения можно смотреть, что находится в носу. Это тонкая трубочка, которую можно заводить в глубокие отделы полости носа, в околоносовые пазухи, куда раньше доступа не было при эндоназальной хирургии. Если раньше эти операции делались практически вслепую или делались открытые операции, то теперь можно минимально травматично делать эти операции через нос без наружных разрезов.

Андрей Реутов:

Мы можем назвать это менее инвазивной хирургией?

Марина Нерсисян:

Минимально инвазивная, минимально травматичная.

Андрей Реутов:

О каких операциях мы говорим – о патологии головного мозга либо о патологии придаточных пазух носа?

Марина Нерсисян:

Поскольку я ЛОР-врач, это моя основная специальность, то я оперирую все то, что находится в носу, околоносовые пазухи, плюс прилежащие структуры, то есть если образование выходит за пределы околоносовых пазух, в орбиту прорастает, но с медиальной стороны, то есть не сбоку, а ближе к центру, либо может быть интракраниальное распространение в переднюю черепную ямку, назальная ликворея, сложные дефекты основания черепа, это все можно делать эндоскопически.

Андрей Реутов:

Вы сейчас упомянули о том, что Вы ЛОР-врач, но при этом Ваша первая специальность – это ЛОР, потом Ваша диссертация и докторская диссертация связаны с нейрохирургией. В нашей клинике нейрохирурги работают бок о бок с ЛОР-специалистами, и зачастую ЛОР-специалисты берут на себя роль первой скрипки, и это не может не радовать, потому что ЛОР-хирургия активно развивается. Мы говорим сейчас про опухоли придаточных пазух?

Марина Нерсисян:

Да, мы говорим про опухоли придаточных пазух носа и также про опухоли основания черепа, опухоли носоглотки.

Андрей Реутов:

Если у пациента опухоль головного мозга, она проявляет себя четкими определенными симптомами, что мы называем очаговая симптоматика. А как пациенту, у которого опухоль расположена вне мозга, заподозрить о том, что у него есть некое образование? Мы не можем всех под одну гребенку, но есть какие-то основные жалобы, с которыми пациенты обращаются?

Марина Нерсисян:

Поскольку это околоносовые пазухи и это полость носа, то одни из первых жалоб, которые возникают, это затруднение носового дыхания или заложенность носа, это может быть с одной стороны, могут быть выделения из носа.

Андрей Реутов:

Какие выделения? Сейчас пандемия, и человек может запаниковать и сказать, что у него выделения и бежать к Вам.

Марина Нерсисян:

При аллергическом рините водичка течет и нос заложен, может быть чихает часто, это острая ситуация. Если это опухоль, то выделения могут быть с одной стороны. Слизисто-гнойные выделения бывают из-за того, что опухоль блокирует естественное отверстие околоносовых пазух, начинается вторичный синусит, и поэтому возникают выделения из носа.

Следующий характерный симптом опухоли – это кровотечение из носа. Если есть кровотечение с одной стороны, оно возникло недавно и повторяется, это повод обратиться к ЛОР-врачу, чтобы вас посмотрели, сделали эндоскопию, и убедиться, что там нет никакой опухоли. И если возникли острые ситуации, нос заложило или не дышит с одной стороны, выделения, не надо сразу думать, что это опухоль, это может быть банальный синусит с одной стороны, который связан с зубочелюстной системой. Поэтому если вы обратились к доктору, лечитесь, промываете нос 2 недели и нет улучшения, здесь уже нужно думать, что делать дальше, чтобы что-то не пропустить. Если возник острый насморк, через две недели может быть уже синусит, надо обратиться к врачу, делать снимок и убедиться, что все нормально.

Продолжу про симптомы – обоняние. Сейчас у нас эпидемия коронавирусной инфекции, и все говорят, что остро пропадает обоняние. Но обоняние может пропадать не только при коронавирусной инфекции, там обратимая ситуация, в течение месяца, как правило, восстанавливается, но и при синуситах, когда нос заложен. И бывают такие опухоли, которые растут в обонятельной зоне, то есть верхних отделах полости носа, куда выходят нити обонятельного нерва. И один из первых симптомов – длительно отсутствие обоняние, в этом случае лучше провериться, сделать МРТ.

Андрей Реутов:

Обоняние одинаково нарушается при коронавирусной инфекции и при опухолевом процессе? При коронавирусной инфекции пациент может проснуться в один день и заметить, что у него пропало обоняние. Как развивается опухоль, происходит ли это исподволь, человек постепенно теряет обоняние, либо прямой зависимости нет?

Марина Нерсисян:

Здесь действительно есть отличие. Я изучала литературу, данные ВОЗ, зарубежные публикации по поводу того, что происходит при коронавирусной инфекции. Там идет внезапная потеря обоняния, и человек сразу заметил – невкусно есть, не чувствует вкус. Почему не чувствует вкус? Все рецепторы работают, но при коронавирусной инфекции пропадает обоняние, и мы не слышим оттенки вкуса. Нам может быть невкусно есть борщ с чесноком, он какой-то безвкусный. При коронавирусной инфекции преимущественно нарушения не периферического характера, то есть не связанные с полостью носа, а центрального характера. Даже проводились такие исследования, и они были подтверждены данными МРТ, когда в обонятельной зоне, в обонятельной луковице были изменения, которые подтверждали гипотезу, что это нарушения центрального генеза.

Андрей Реутов:

Были ли казуистические случаи, когда к Вам приходил пациент вообще без каких-либо жалоб, но при этом опухоль уже была практически визуально видна?

Марина Нерсисян:

Действительно бывает достаточно большая опухоль, а у пациента была искривленная перегородка носа всю жизнь, и одна половинка в принципе не дышала, и получается так, что опухоль росла именно с этой стороны, особенно если это верхние отделы полости носа, в области решетчатого лабиринта, это вообще немая зона, ее глазами не видно, особенно если искривленная перегородка носа. Немая зона – значит бессимптомная, это зона, которая не влияет на носовое дыхание, если там небольшое образование, которая не влияет на какой-то неврологический дефицит в отличие от клиновидной пазухи и области кавернозного синуса. Если опухоль находится в клиновидной пазухе, то могут быть и глазодвигательные нарушения, зрительные нарушения, двоение, онемение или боль с одной стороны, то есть человеку непонятно, и он сразу идет к врачу. Вот эта зона говорящая.

Или часто бывает, что пропускают опухоли, которые находятся в носоглотке. Носоглотка фактически не видна глазом, и задняя риноскопия, которую раньше делали рутинно, сейчас не делают, есть эндоскопия.

Как проявляются опухоли носоглотки? Одно из проявлений – заложенность уха, или даже есть у меня пациенты, которые год-два лечатся у отохирургов, у нас есть такое разделение: кто больше работает с носом – ринологи, или кто больше работает с ушами – отиатры, или ларингологи, которые занимаются заболеваниями гортани. И если заложено ухо или гнойное течение из уха с одной стороны, пациент лечится, снижен слух, нет эффекта, то здесь нужно бить тревогу, сразу делать снимки и искать проблему в носоглотке. Чаще всего это происходит из-за того, что сдавлена слуховая труба, нарушается аэрация. Слуховая труба – это такая трубочка, которая сообщает полость среднего уха, которая находится за барабанной перепонкой внутри, с полостью носа, евстахиева труба. И если есть заложенность, рецидивирующий отит, то лучше обратиться к ЛОР-врачу, сделать как минимум эндоскопию.

Андрей Реутов:

Мы плавно подходим к диагностике. Если у пациента подозревается опухоль головного мозга, его смотрит невролог, направляет на исследование, и золотым стандартом диагностики является МРТ-исследование с контрастным усилением. С Вашими пациентами какой диагностический алгоритм?

Марина Нерсисян:

Во-первых, это осмотр ЛОР-врача, чтобы понять, что это за история, желательно сделать эндоскопию, если это возможно, нужно посмотреть костную структуру. Во-вторых, мы не можем исключить синусит, и совсем маленькая вероятность, что это может быть опухоль. Поэтому нужно делать не рентген пазух носа, а СКТ – спиральная компьютерная томография пазух носа. И на этом исследовании мы смотрим, как выглядят пазухи, одинаково с двух сторон или по-разному, есть ли уровень жидкости, то есть это гайморит, либо киста в пазухе, как выглядят костные стенки пазухи, есть ли там разрушения, истончения. Если киста или полип распространяется в полость носа, здесь уже возникает вопрос действительно ли это полип или какое-то образование.

Андрей Реутов:

А рентген вообще нужен? Это же самое частое исследование, которое назначают в поликлинике. Информативен этот метод?

Марина Нерсисян:

Когда я была в ординатуре, я бегала со всеми снимками, у нас была замечательная доктор Галина Абрамовна Литваковская, и она описывала снимки, рассказывала, потому что было непонятно. При рентгенографии наслаиваются кости одна на другую, и что-то можно пропустить. Своим пациентам я обычно говорю: мы живем в 21 веке, давайте мы будем делать нормальные исследования, чтобы получать от них максимальную информацию, потому что мы не экстрасенсы и что-то можем пропустить на рентгене и просто на осмотре, а КТ покажет уже всю ситуацию, которая есть.

Андрей Реутов:

Ваш контингент – это все-таки пациенты взрослого возраста или детки?

Марина Нерсисян:

Я занимаюсь лечением и детей, и взрослых.

Андрей Реутов:

По Вашей статистике, это чаще злокачественные новообразования либо в подавляющем большинстве случаев доброкачественное течение?

Марина Нерсисян:

В подавляющем большинстве доброкачественные, совершенно разные пациенты приходят и чаще всего бывает возможным им помочь.

Андрей Реутов:

Общаясь с коллегами онкологами, они оказывались правы, что в ряде случаев необходимо для начала взять биопсию образования. Если подтверждается онкологический процесс, первым этапом предлагают химиолучевую терапию с хорошим эффектом и потом направляют к хирургам для решения вопроса об удалении. Так ли это в Вашей практике или Вы сначала идете на хирургию, удаляете образование и потом отправляете на гистологическое исследование?

Марина Нерсисян:

Если это опухоль, есть костные разрушения, безусловно, нужно делать МРТ с контрастом в разных режимах и посмотреть, что это за опухоль, потому что опухоль опухоли рознь. Возьмем сосудистые опухоли, юношеская ангиофиброма.

Андрей Реутов:

Я просто подвожу к теме Вашей диссертации, я помню эту прекрасную работу, посвященную той патологии, которая тогда считалась эксклюзивной в плане хирургии, ювенильная ангиофиброма, патология настолько кровавая, что по тем временам удаление считалось эксклюзивом. Просто попадали пациенты, которым пытались взять биопсию, потом они поступали с кровотечениями.

Марина Нерсисян:

При юношеской ангиофиброме биопсию брать вообще не рекомендуется, это золотой стандарт, потому что в литературе, в частности профессор Вольфман описал случай, когда при взятие биопсии у них было два летальных случая, не смогли остановить в амбулаторных условиях кровотечение. Если это светлоклеточный рак почки, был такой случай, когда приехала амбулаторная пациентка, когда-то у нее было заболевание почки и у нее есть опухоль носоглотки, и нужно было для нейрохирургов поставить диагноз. Я у нее взяла маленький кусочек, и началось такое кровотечение, что я все затампонировала, кровопотери было около полутора литров буквально минут за 15. Поэтому нужно подходить избирательно к этой биопсии, и в большинстве случаев, если это что-то неочевидное, делаем в операционной.

Андрей Реутов:

Что нового появилось в лечении юношеских ювенильных ангиофибром?

Марина Нерсисян:

Это доброкачественная опухоль, сосудистая, которая бывает у мальчиков-подростков, она проявляется носовыми кровотечениями, затруднениями носового дыхания. Опасность этой патологии в том, что она очень быстро растет. Основной метод лечения – это хирургия, а эти операции сопровождаются мощнейшим кровотечением с большой кровопотерей. И это работа в команде, один в поле не воин при этой патологии. Наши эндоваскулярные нейрохирурги делают ангиографию, эмболизируют сосуды опухоли, то есть они забивают эмболы и останавливают кровоснабжение. И в этот же день либо на следующий день мы берем пациента в операционную, оперируем на сухом поле.

Несмотря на то, что проведена эмболизация, есть риск большой кровопотери и необходимости переливания донорской крови. Но переливание донорской крови – это риск трансмиссионной инфекции, заражения инфекциями, помимо септических инфекционных расстройств. И что делают наши трансфузиологи, профессор Андрей Юрьевич Лубнин начал эту тему: при ожидаемой кровопотере, когда несмотря на эмболизацию сохраняется кровоснабжение из внутренней сонной артерии, то есть самого большого сосуда головного мозга, который питает головной мозг, делается изоволемическая гемодилюция. В зависимости от возраста, массы тела пациента собирается некий объем крови, сохраняется, и когда операция заканчивается, этот объем крови доливается пациенту обратно, то есть это аутокровь, своя собственная.

Второй момент – это управляемая артериальная гипотония. Эти операции мы делаем при давлении 80 на 40, то есть это очень низкое давление, когда кровотечение уменьшается, очень удобно оперировать такую патологию.

Третий момент – это аппаратная реинфузия, использование селл-сейвера, то есть если кровопотеря бывает больше полутора литров, больше двух литров, то сначала ставится специальный аспиратор, и в этот аппарат вся кровь, которая изливается у пациента, собирается, специально очищается при помощи лейкоцитарных фильтров, и когда кровопотеря составляет больше двух литров, операция останавливается, наши трансфузиологи что-то переключают, и эта кровь поступает обратно к пациенту.

У нас были пациенты, у которых кровопотеря была 4 литра, 6 литров. Объем циркулирующей крови у взрослого 4,5-5 литров, это ребенок, а у него кровопотеря получается больше, чем объем циркулирующей крови. И при этих операциях благодаря этим методикам удавалось избежать применения донорской крови.

Андрей Реутов:

Давайте поговорим о результатах. Современная медицина позволяет удалить эти опухоли радикально, и если да, есть ли вероятность рецидива, требуется ли в дальнейшем терапия либо это только хирургическое вмешательство?

Марина Нерсисян:

Ангиофиброма – это такая опухоль, которую нужно лечить хирургически, и если раньше при открытой хирургии процент рецидивов по данным наших зарубежных коллег составлял 50-60 процентов, а каждая последующая операция – это больше рубцов и еще большая кровопотеря, еще больше риск, то сейчас эндоскопическая хирургия минимально травматичная, то есть у меня пациент после удаления этой большой опухоли может уйти на вторые сутки после операции, никакой реанимации не нужно, но минимально инвазивная для пациента не значит не радикальная. Наоборот, с этим эндоскопом можно пройти в самые потайные уголки, посмотреть все глазом, это требует определенного опыта, но за этим будущее.

Процент рецидива при эндоскопической хирургии, при том что в нашу серию входили пациенты с поздними стадиями ангиофибром, то есть уже запущенные случаи к нам присылали, 15-18 процентов, это сопоставимо с мировыми данными начальных стадий ангиофибром.

Андрей Реутов:

Какие еще наиболее часто встречающиеся объемные образования Вы оперируете, что у пациента может вырасти в области придаточных пазух носа и ближе к краниальному направлению?

Марина Нерсисян:

Я бы хотела сказать про назальную ликворею, когда есть сложный дефект основания черепа. Это редкая патология, в ординатуре и аспирантуре я не слышала про такую патологию, сейчас мы оперируем 2-4 пациентов в неделю. Ликворея по МКБ – это сложный дефект основания черепа. Назальная ликворея – это когда есть отверстие и сообщение интракраниального содержимого с полостью носа, и через это отверстие вытекает ликвор – жидкость, которая омывает головной мозг.

Андрей Реутов:

Во времена моей ординатуры был симптом чайника, когда пациент наклоняется, у него из одной половины носа истекает прозрачная жидкость, которую пациенты часто путают со слизистым отделяемым. И брали анализ на содержание глюкозы, чтобы понять, все-таки ликвор это или отделяемое другого характера. Или сейчас более современные диагностики появились?

Марина Нерсисян:

Здесь такой симптом, что не ошибешься, когда течет с одной стороны, и действительно может как из чайника литься струйка, либо может быть редкая или частая капля при наклоне головы вперед, либо может быть такая симптоматика, когда пациентка ложится, и у нее начинается кашель, и она даже переносит пневмонии лишь из-за того, что стекает в глотку, жидкость попадает в легкие. Современные методы диагностики – это эндоскопическое исследование, КТ-цистернография, бетатрансферриновый тест.

Андрей Реутов:

Мы лечим диакарбом, пытаясь уменьшить секрецию ликвора, либо идем на хирургию и пытаемся закрыть этот дефект?

Марина Нерсисян:

Ликворея может быть в результате травмы, как сразу после травмы, так и через 5, 10, 15, 20 лет после травмы. У меня был пациент, у которого за 10 лет до поступления была черепно-мозговая травма, спустя 7 лет у пациента каждый март был бактериальный менингит, и в одной из городских больниц заподозрили, что это может быть ликворея, к нам прислали, но мы не видели такого очевидного дефекта. Единственное, что в лобной пазухе показалось, что на задней стенке трещинка. И когда мы туда зашли, посмотрели, там было менингоцеле, и очевидной ликвореи не было, потому что не было межпазушной перегородки, то есть небольшое отделяемое периодического характера в обе половины носа попадала и поэтому ликворею не диагностировали. Прооперировали, закрыли это отверстие, менингоцеле убрали. Менингоцеле – это провисание твердой мозговой оболочки в полость дефекта. Эндоскопическая хирургия позволяет без трепанации вылечить эту сложную патологию. И когда мы научились закрывать эти дефекты основания черепа, то перешли на опухоли, потому что опухоли могут требовать потом проведение пластики основания черепа.

Андрей Реутов:

Как и в нейрохирургии, в эндоскопической хирургии во многом прогноз зависит не столько от самой хирургии, но еще от гистологической принадлежности. Бывает ли такое, что после хирургии в любом случае пациенту требуется дальнейшее лечение у онколога, радиолога, химиотерапевта?

Марина Нерсисян:

Безусловно. Опухоли бывают и доброкачественные, и злокачественные. Если опухоль доброкачественная, удалена радикально, я думаю, что можно выдохнуть и просто наблюдать пациента. Но если опухоль злокачественная, здесь уже нужна команда и химиотерапевтов, и радиологов, и онкологов, и здесь зависит от гистологической структуры опухоли и от распространенности опухоли, агрессивности самой опухоли.

Из положительного – даже если есть диагноз карцинома, это не приговор, всегда есть шанс и не воспользоваться им нельзя. Лет 8 назад у меня была такая пациентка, которая поступила к нам с четвертой стадией рака верхнечелюстной пазухи, которая распространялась в основную пазуху, которую уже оперировали онкологи. Она поступила от радиологов, нужно было просто уменьшить объем опухоли, чтобы провести гамма-нож. Опухоль была больше 4-5 см в диаметре, притом что полость носа сама небольшая, у нее уже были метастазы, Т4N2М2, я оперировала ее совместно с нейрохирургом Максимом Александровичем Кутиным, он оперировал тогда, я ассистировала. И после операции на МРТ не было накопления контраста, удалось опухоль удалить радикально в пределах возможного. После этого не нужно было ей делать гамма-нож, она проходила несколько курсов лучевой терапии, наблюдалась у химиотерапевтов, лечилась регулярно.

8 лет прошло, в феврале этого года у нее пошел повторный рост опухоли, это был низкодифференцированный рак. И с этой пандемией она не смогла попасть на химиотерапию, не попала на хирургию, и в августе я ее только оперировала, все пазухи были заполнены, и в кавернозный синус опухоль вросла, и в орбиту, и я немножко с опаской шла на эту операцию, потому что рецидив такой локальной опухоли гораздо хуже и хирургически протекает, и прогноз хуже, и пациентка уже божий одуванчик, пожилая совсем. Но операция прошла очень хорошо, мы удалили опухоль, по крайней мере макроскопически визуально получилось удалить ее, она ушла полностью, сейчас она у химиотерапевтов лечится.

Андрей Реутов:

Поговорим о гайморите. Я помню, когда меня в студенчестве прихватило это заболевания, и когда я увидел эту иглу, когда меня прижали затылком к кафельной стенке и я чувствовал этот хруст, я молил врачей и Бога, чтобы никогда в жизни эта ситуация не повторилась. Сейчас методики лечения гайморита по-прежнему такие же или те же эндоскопические методики могут помочь?

Марина Нерсисян:

За что я люблю гаймориты, потому что их можно излечить, наладив нормальную анатомию, в правильном месте сделав сообщение с полостью носа. Существуют определенные законы, как работает слизистая оболочка. Слизистая оболочка верхних дыхательных путей покрыта мерцательным эпителием, то есть клетками с ресничками, которые двигаются. И есть определенные законы, как эти реснички двигаются, чтобы секрет, который в пазухе бывает, выводился в полость носа. И если в правильном месте в соответствии с этими законами сделать операцию, то практически нет рецидивов, можно жить нормально, качественно дышать. У меня недавно пришла пациентка, привела своего 16-летнего сына на операцию и говорит: «Вы меня 11 лет назад оперировали, но насморки-то у меня бывают». Я говорю: «Разве я Вам обещала, что насморков не будет?» – «Не обещали, но нос-то у меня дышит при насморке».

Андрей Реутов:

Несколько лет назад моя коллега, прекрасный специалист, мы работаем вместе, Ксения Клименко, прооперировала мне перегородку, после этого как второе дыхание, как говорят, я очень благодарен. Храпеть не перестал, но дышу идеально. Есть ли эндоскопические методики в коррекции, септопластика или это другая сфера?

Марина Нерсисян:

Есть, конечно, но поскольку у меня на операциях часто собираются коллеги, которые хотят посмотреть, что я там делаю в носу, я уже лет 6 как оперирую перегородки только эндоскопически, это сложнее немножко технически, особенно если это передние отделы полости носа, это опять же минимально травматичные операции, можно из определенной части подойти и аккуратно поправить эту оболочку, и нос будет после этого дышать. Но я пришла к выводу, что я просто обленилась, поэтому я не оперирую подслизистую резекцию, как это положено весь хрящ и кость удалять. К нам приезжал в прошлом году на Плужниковские чтения, Дмитрий Николаевич Капитанов был президентом этого конгресса в тот год, Андерсен Элой, совершенно уникальный американский профессор, читал лекцию как сделать, чтобы нос дышал хорошо, и он сказал, что действительно эндоскопическая септопластика является самым лучшим методом на сегодняшний день коррекции перегородки носа.

Андрей Реутов:

Казалось бы, кривая перегородка, никто ее не видит, на что она влияет?

Марина Нерсисян:

Как правило, одностороннее затрудненное носовое дыхание либо двухстороннее, если она в обе стороны искривлена. Искривленная перегородка носа может провоцировать и заложенность носа. Если искривление в области среднего носового хода, верхние отделы, то может провоцировать и гайморит. Могут быть отиты, заложенность уха при погружении у дайверов или при взлете самолета, одно ухо не продувается и боли после перелетов.

Андрей Реутов:

После таких операций тампоны в нос ставятся? Мне коллеги поставили две волшебные трубочки, через которые я мог дышать. У многих пациентов есть эти страхи.

Марина Нерсисян:

Если в интернете начитаться, то там что только не пишут: тампоны, веревки из носа. Это прошлый век, конечно. Если оперировать перегородку эндоскопически, то часто я вообще в нос ничего не ставлю, просто нет необходимости, минимальная травма, нет кровотечения, нет смысла что-то ставить.

Андрей Реутов:

Эта методика направлена на то, чтобы уменьшить койко-день, уменьшить сроки пребывания пациента в стационаре. Плюс-минус при гладком течении заболевания сколько пациент находится в стационаре?

Марина Нерсисян:

Один день, больше не требуется госпитализация.

Андрей Реутов:

Ангиофибромы тоже один день?

Марина Нерсисян:

Ангиофибромы обычно еще пару дней понаблюдаю, особенно если использовались методики донации аутокрови, надо кровь посмотреть, чтобы не было воспаления, чтобы спокойно было пациентам, потому что они обычно издалека приезжают к нам, со всего СНГ.

Андрей Реутов:

Какие рекомендации Вы даете в плане ограничений? Мы в свое время писали: не рекомендована физическая нагрузка, чихание, натуживание. Сейчас сохраняются стандартные рекомендации пациентам при выписке?

Марина Нерсисян:

Нельзя сморкаться, тужиться, наклоняться пациентам, которым удаляли опухоль основания черепа, если был дефект основания черепа, или прооперирована назальная ликворея полтора месяца. Всем остальным пациентам ограничения физической нагрузки на неделю, баню не рекомендую в течение недели. Первую неделю может быть заложен нос, обычно через неделю уже все говорят, что нос прекрасно дышит.

Андрей Реутов:

Тема очень интересная, и я надеюсь, что сегодняшняя встреча была неким дебютом, потому что у меня запланированы еще встречи с коллегами, будем развивать тему эндоскопических вмешательств. Ваши напутственные слова для наших пациентов.

Марина Нерсисян:

Дорогие друзья, вы теперь знаете, как можно заподозрить, если что-то не так, и вы знаете, что не так страшно обратиться к ЛОР-врачу, какие обследования надо сделать, и я вам желаю, чтобы вы были здоровы.

Андрей Реутов:

Спасибо огромное, что поделились своими знаниями. Дорогие зрители, я еще раз желаю вам здоровья, до новых встреч на канале Медиадоктор.