Олег Дружбинский
- Привет, друзья! С вами радио «МедиаМетрикс» и наша любимая программа «О личном и безналичном» с Дарьей Волянской и Олегом Дружбинским. Дарья, добрый вечер!
Дарья Волянская
- Добрый вечер! Сегодня, действительно, вечер добрый. У нас потрясающий гость.
Олег Дружбинский
- У нас сегодня очень интересный гость, не побоюсь этого слова, легенда медиа.
Евгений Додолев
- Ой, как я это люблю. (Смеются)
Олег Дружбинский
- У нас в гостях журналист Евгений Додолев. Добрый вечер, Евгений!
Евгений Додолев
- Добрый вечер!
Олег Дружбинский
- Евгений, мы сразу «быка за рога»… Я извиняюсь за этот текст, но Вы же сами любите провокации, правда?
Евгений Додолев
- И штампы. (Смеётся)
Олег Дружбинский
- И штампы. «Ой, извините, у вас штамп упал» - «Спасибо, у меня другой есть».
Евгений Додолев
- Это про меня.
Олег Дружбинский
- Да, это верно. Мы вчера как раз вспоминали «ОРТ», как начинался «Взгляд». У нас была прекрасная, интересная ретроспекция.
Евгений Додолев
- Я слышал этот эфир, да.
Олег Дружбинский
- Сразу первый вопрос Вам. Как Вы попали во «Взгляд»? Как он Вас прославил? Как Вы, вообще, там оказались?
Евгений Додолев
- Я оказался там с подачи Саши Любимова, которому я очень признателен. У меня возникла сложная ситуация: я не те имена упомянул в публикации и стал совершенно запрещённым журналистом, мог публиковаться только под псевдонимом. Любимов, с которым мы тогда общались, говорит: «Давай тогда ты будешь вести «Взгляд», и все вопросы снимутся». Я это воспринял, как если бы мне сейчас сказали: «Давай к Путину помощником». Я бы сказал: «Ну, так, дурак откажется», то есть совершенно не воспринял это серьёзно. Буквально через неделю он позвонил и сказал: «В следующую пятницу эфир, приезжай к трем часам». (Днём на «Орбиту» выходили, вечером на «Москву».) Я напрягся, потому что опыта у меня не было никакого вообще. Я был пишущий журналист, с проблемной дикцией, которая так и осталась проблемной. Думаю: «Ладно, приеду». Приехал. Тогда куча мифов ходила по Москве, и вообще, наверное, по стране, что все прямые эфиры транслируются через какие-то кабели, один из которых идет на Лубянку в КГБ, другой на Старую площадь в ЦК, и там это как-то отсматривают (хоккейный вариант, но с возможностью что-то остановить). Когда я понял, что ты садишься в кресло, и 170 миллионов… Говорят, что такой был рейтинг - из 220 миллионов населения около 170 миллионов смотрели. Всё, что ты сейчас скажешь, окажется в домах. Я был просто совершенно поражен. Меня перепахал этот драйв общения с такой массой народа без каких-либо фильтров. Здесь даже не про цензуру, а вообще, в принципе…
Олег Дружбинский
- Сразу резкий вопрос: «Крышу снесло ведь сразу?»
Евгений Додолев
- Я уже был не юношей, я уже был взрослый мальчик. По моим наблюдениям, всем, кто пришел во «Взгляд» взрослыми, такие как Политковский, Мукусев (предыдущее поколение, старшее), крышу не снесло. А у тех, кого называли мальчиками (молодежный ряд, тройка − Захаров, Любимов и Листьев) - да, крышу снесло, потому что не было же никакой электронной почты, бумажные письма приходили мешками. Мешок «Лист» − это Владу Листьеву. (Показывает) Мешки писем. В общем, крышу сносило. Этот момент был, даже не в смысле того, что «ух, мы крутые!», а что… Я помню нетрезвого Любимого на кухне у Вани Демидова, и он говорит: «Ты понимаешь, что мы фактически управляем страной?» Я спрашиваю: «Как это?» Он говорит: «Смотри, Горбе полностью лежит под Шеве (Шеварднадзе, членом политбюро, министром иностранных дел), а мы на Шеве через помощников влияем, как хотим». Я говорю: «А, в этом смысле? Больше не наливать». Такие ощущения были, что мы реально крутые. Это продолжалось и в 90-х, потому что я помню, когда Влад Листьев запустил свою тему… Сейчас зазвать VIP-ов достаточно сложно, а я помню эти сцены, когда редактор звонил какому-нибудь министру и потом возмущенно говорил: «Влад, он говорит, что у него какое-то совещание!». Влад говорил: «Что за… фигня? Какое такое совещание? Мы сейчас разберемся». Если звали министра, то он приезжал, уже не говоря о членах Верховного Совета. Сейчас дозваться, например, председателя думского комитета в эфир проблематично - нужно писать письма, долго писать. Причём, я говорю не про себя, не про свои проекты, а это вообще на всех ресурсах.
Олег Дружбинский
- Четвертая власть взяла флаг и понесла его в первых руках.
Евгений Додолев
-Да, тогда это была реально четвёртая власть. В тот момент мы не понимали, что мы, на самом деле, разменные фигуры, что нами играют по-настоящему умные люди. У Ивана Демидова, тогда теория была «Толстый и тонкий», не имеющая отношения к российской литературной классике. «Толстый и тонкий» в его понимании были… Мы все были тонкие в том смысле, что светились в эфире, на подмостках, а толстые – это люди, которые решали свои вопросы, используя нас.
Олег Дружбинский
- Кто эти люди, которые вами играли?
Евгений Додолев
- Там несколько слоев (или как угодно). Первый слой мы видели - это Саша Пономарёв, руководитель молодёжной редакции, человек, про которого совершенно гениально, как я считаю Влад сказал, что у Саши Пономарева в паспорте, в графе «место рождения», написано «ЦК ВЛКСМ». За Сашей стояли уже какие-то другие люди, которых мы не видели.
Олег Дружбинский
- А кто? Яковлев? Хотя бы приблизительно?
Евгений Додолев
- Яковлев тоже был марионеткой. Там были какие-то люди, имена которых мы не знаем. Это были люди (некоторые), близкие к криминалитету, то есть воры, и это были люди… Знаете, был термин, по-моему, после греческого переворота, - «чёрные полковники», а мы придумали, что есть «серые полковники». Это люди, которые не стремятся на генеральские должности, потому что при смене очередного Генсека или очередного Президента, руководителей ведомств (они на виду) меняют, а этот костяк, этих полковников, условно говоря…
Олег Дружбинский
- Полковники из-за занавески, да?
Евгений Додолев
- Да. Они, собственно, и решают все вопросы. Для меня было просто открытием, я узнал это, на самом деле, уже… Я точно помню, как это было (не помню год) - были такие чесы, когда мы выезжали зарабатывать деньги, давали концерты...
Дарья Волянская
- Рок звезды.
Евгений Додолев
- С Политковским Сашей приехали куда-то, и он, отвечая на какой-то вопрос, сказал: «Взгляд» придумали, вообще, в КГБ». Я думаю: «Что он говорит такое?» Потом говорю: «Саш?», а он говорит: «Ты не знаешь, что это разработка, на самом деле, двух управлений, абсолютно предметная, адресная, чтобы отвлечь молодежь от «ВВС» (музыкальных номеров)» Мне тогда стало так обидно, потому что я был такой несистемный, даже членом ВЛКСМ не был. Вообще, был единственный в ВУЗе не комсомолец. Я себя гордо носил, и когда мне говорили: «На картошку не поедешь, а на комсомольское собрание?», то я им: «Я не член». И вдруг я как-то оказался в системе. Меня это даже не то что расстроило, а дико удивило, я был совершенно изумлен. Крышу не снесло, потому что было понимание того, что нами играют.
Дарья Волянская
- А кто действительно придумал программу?
Евгений Додолев
- Вы знаете, у любого успешного проекта находятся сотни родителей, и каждый из них…
Олег Дружбинский
- Только у проигрышного нет.
Дарья Волянская
- До сих пор идут споры на эту тему. Каждый считает, что он придумал.
Евгений Додолев
- И не без оснований. На самом деле, изначально стояли Малкин и Прошутинская. Кира Прошутинская и ее тогдашний супруг Малкин стояли у истоков этого проекта. Они отказались от этого проекта просто банально по причине того, что было чуть-чуть меньше финансирования, чем обещали. Они не верили в то, что это будет мега хит, и они легко-легко этот проект сдали. Анатолий Григорьевич Лысенко, конечно, тоже находился у истоков, у основания. Сагалаева не назвать отцом нельзя хотя бы потому, что он не то, что придумал название, там была масса вариантов, а сказал: «Будет «Взгляд», и там был визг жуткий. Захаров говорил: «Как? Одна гласная буква. Вообще не произносимо. Что за слово такое «Взгляд»?» Товарищ Сагалаев, не выбирая выражений, сказал, что будет «Взгляд». Сначала она выходила и в программах называлась «молодежная, развлекательная, вечерняя программа…» и без названия. Название было конкурсное, все предлагали свои варианты.
Дарья Волянская
- На тот момент таких программ (да и похожих) на телевидении не было. Вы действительно были каким-то феноменом на тот момент. Как вы, такие молодые, успешные, красивые, талантливые люди вместе уживались? Не было ли зависти? Какие, вообще, отношения царили?
Евгений Додолев
- Знаете, я был и остался глуповат, у меня была иллюзия, что это такое братство…
Олег Дружбинский
- Самоирония – это лучший козырь, я понимаю.
Евгений Додолев
- …что мы команда. Для меня было совершеннейшим открытием и шоком, когда я понял, что внутри коллектива, который мне казался единым… Я думал, что мы революционеры, (как у Гребенщикова: «у нас нет надежды, но этот путь наш»), что нас рано или поздно посадят или вышлют, но мы должны сделать то, что можем. Наивняк был полнейший. Потом я сделал для себя открытие, что на самом деле существуют конкурирующие группировки (жестко конкурирующие) с кляузами, доносами и прочим, и это было для меня разочарованием. Я очень жёстко обломался. Дело как было? Листьев попросил меня сделать сюжет про спецсигареты для Брежнева. Просто ужас, крушение всех норм − делать для Брежнева какие-то специальные сигареты из вирджинского табака.
Олег Дружбинский
- Я, кстати, помню этот сюжет.
Евгений Додолев
- И Любимов сказал: «Ты что, для Листа делаешь сюжет?» Я говорю: «Да». Он говорит: «А какого…? Мы же с тобой работаем». Я говорю: «Ну, как? Мы же команда», а он говорит: «Нет, ты выбирай: или ты со мной, или ты с Листом». Тогда это было для меня таким открытием. Я понял, что есть как минимум две конкурирующих группы внутри (на самом деле, было три группы), делающих какое-то общее дело, но в совершенно разных форматах. Передачи, на самом деле, отличались. Сейчас, когда я смотрю передачу по каналу (не будем называть по какому), который показывает время от времени старые выпуски (когда я работал над книгами о «Взгляде», пересматривал), то думаю: «О боже, как это ужасно» (с профессиональной точки зрения, технической). А потом я понял, что это просто разные передачи - разные коллективы делали их разными и по темпу, и по верстке, и по всему остальному.
Олег Дружбинский
- Правильно я понял, что в эфире иногда подставляли друг друга? Было такое?
Евгений Додолев
- Нет.
Олег Дружбинский
- Как в театре, знаете, подсыпают стекло в пудреницу…
Евгений Додолев
- Нет. До такой степени – нет. В лучшем случае, кто-то кого-то мог пытаться рассмешить или «на слабо». Бывали случаи, когда подстава возникала неожиданно. Как же его звали? Был такой политобозреватель по Японии - Цветов, по-моему.
Олег Дружбинский
- Да, он ещё и книжку написал «Пятнадцатый камень сада…»
Евгений Додолев
- Он привозил из Японии всё время какие-то вещи. Баночка «Coca-Cola» тогда − это было чудо, которое все изучали, вертели в руках. Он привез банку саке, которая нагревалась, когда её открывали, и саке становилось пригодным для употребления. Влад не понял, что это спиртное (у Влада были проблемы, почти как у всех нас, но у него достаточно серьезные), он эту банку выпил прямо в эфире (мы прямились на вечер) и его развезло. У выпускающего была задача так выстраивать кадр, чтобы Влад не попадал в него, чтобы его Любимов смог привести в чувства. Меня не было на этом эфире, я потом узнал всю подноготную. То есть подставой это не назовёшь, это рабочая накладка.
Олег Дружбинский
- Скажите, я правильно понимаю, что где-то там, в какой-то период Влад всех сожрал?
Дарья Волянская
- Кто лидер, вообще, негласный?
Евгений Додолев
- Негласным лидером был, конечно, Саша Любимов. Во-первых, у него харизма…
Олег Дружбинский
- Я извиняюсь, что перебиваю. Я помню, что Мукусев с Политковским отвалили в сторону, потом Любимов тоже отошел…
Евгений Додолев
- Они разошлись. Нет, они не отвалили. Во-первых, слили просто Мукусева (Политковский остался в «ВИДе»). Мукусев был единственным, кому не предложили акции, который не участвовал в акционировании (Захаров просто сам отказался). Политковский с Мукусевым начинали, потому что они были примерно одной возрастной группы (постарше и с опытом), они были теми людьми, которые очень снисходительно смотрели на новичков, а лидером был Саша Любимов, причем, явочным порядком. У него появился стол (откуда-то ему принесли стол), у него были секретарши…
Дарья Волянская
- Хороший организатор.
Евгений Додолев
- Да, ему нравилось. Он начал подписывать (визировать) какие-то бумажки, не имея никакого статуса. У него была такая же ксива, как у всех, такая же запись в трудовой книжке, но он явочным порядком визировал что-то типа «это отказать», «это принять». Все это приняли, потому что у него такой природный авторитет. Сашка - он такой, на самом деле, начальник.
Дарья Волянская
- Вы сейчас общаетесь?
Евгений Додолев
- Если только где-то пересекаемся, на днях рождениях или летом, бывает выпиваем. Кстати, я знаю, что вы обычно угощаете вискарем… (Смёется)
Олег Дружбинский
- Конечно, сейчас всё организуем.
Евгений Додолев
- Я ни на что не намекаю. (Смёется) Когда он предлагает продолжение банкета, я знаю, чем это закончится, поэтому я…
Дарья Волянская
- Пораньше уходите?
Евгений Додолев
- Нет, я не еду просто, потому что я знаю, чем это закончится. Сашу же невозможно ни перепить, ничего, по массе тела, поэтому, в общем, не общаемся. Я общаюсь из тех людей, из той команды с Иваном Демидовым. С остальными я встречаюсь только по работе, когда делаю какую-нибудь документалку или пишу книжку. Это не приятельское общение, скажем так.
Дарья Волянская
- Как Вы думаете, почему не у всех сложилась карьера?
Евгений Додолев
- У кого не сложилась, кроме Мукусева?
Дарья Волянская
- Я имею в виду, журналистская, серьёзная все-таки. Почему вы выбрали разные отрасли потом?
Евгений Додолев
- Я очень верю в гороскопы. Ваня по восточному календарю – кот. Он такой, ищущий. Ему все время хотелось быть вождём, поэтому он ушел в политику. Я считаю, что это была большая ошибка, это была большая подстава, вообще, уходить в «толстый». Ему нравилось, про «толстых и тонких» он придумал. Когда он был генпродюсером «ТВ-6» (был такой канал, и он был самым передовым и самым новаторским в 90-х), и Пономарев был гендиректором, а Ваня ещё вел свой «МузОбоз» в золотом ватнике (слово «ватник» не имело тогда нижней коннотации), Пономарев сказал ему тогда что-то вроде: «Рабинович, вы либо крест снимите…
Олег Дружбинский
- Либо очки наденьте.
Евгений Додолев
- …либо трусы наденьте». Да. Он сказал, что либо ты в ватнике, либо ты генпродюсер. Ваня ушел из эфира, и это была, как я считаю, его большая стратегическая ошибка, что он пошел в начальники. Я считаю, ошибка была, что он пошел в политику. У меня есть знакомые в Администрации Президента (кстати, ещё с тех «взглядовских» времен), «любимовские», как ни странно друзья, все как один, по какому-то стечению обстоятельств, и они мне говорили, что от Вани ждали, что он придет и «даст артиста», что-то креативное, в ватнике золотом, а Ваня, наоборот, попытался встроиться во все это и «дать чиновника», то есть «суббота на работе» и так далее. Мне кажется, он не вписался. Он обидится, если услышит это, но я говорю это ему в глаза, пишу в книжках, и сейчас в эфире вам тоже это сказал.
Олег Дружбинский
- Кстати, хороший вопрос о журналистской этике. Ведь Вы один из ее основателей, я бы сказал.
Евгений Додолев
- Или размывателей.
Олег Дружбинский
- Я имел в виду под словом «основатели» во многом «жареную подачу», я бы так сказал, Вы это всегда любили. Кстати, по поводу журналистской этики. Надо ли всегда говорить в глаза то, что говоришь за глаза? Вообще, как правильно поступить с этим моментом?
Евгений Додолев
- А почему это журналистская? Дело в том, что журналист − это изначально профессия не самая… Знаете, когда мне иногда говорят: «Как можно делать то? Как можно делать это?» Я отвечаю две вещи. Одна – это, собственно, цитата из Невзорова, потому что когда мы в 1989 году первое его интервью…
Дарья Волянская
- Сделали вы?
Евгений Додолев
- Да-да. Сделали мы.
Дарья Волянская
- Вы его открыли широкой общественности?
Евгений Додолев
- Нет, это нет. Он был дико популярен на Ленинградском телевидении…
Дарья Волянская
- Но ведь во «Взгляде» впервые…
Евгений Додолев
- …и слава о нем шла по земле русской.
Олег Дружбинский
- «600 секунд», все дела.
Евгений Додолев
- Это была просто культовая программа. Мы как раз на нем полакомились, сделали сюжет, показали его. Нет-нет, это будет совсем нескромно говорить, что я или «Взгляд» как-то открыл Глебыча. Он мне сказал: «Есть такая присказка: в доме повешенного не говорят о веревке. Так вот, наша с тобой профессия - говорить о веревке». И когда мне говорят, что журналист должен то, журналист должен это, я всегда говорю: «Что это, вообще, за манера у мужчины рассматривать женские гениталии с утра до ночи? Это как? Это принято? Это хорошо? Но есть такая профессия − гинеколог. Или проктолог, есть такая профессия».
Олег Дружбинский
- Ещё лучше.
Евгений Додолев
- В общем, не принято в попы людям смотреть, но это такая профессия. А это наша профессия. Есть термин «разгребатели грязи». Да, репортерская профессия не самая этическая, скажем так.
Дарья Волянская
- То есть это ремесло?
Евгений Додолев
- Это ремесло, и если ты его принимаешь, если ты вписался, если ты не ресторанный критик, не колумнист или обозреватель, если ты репортер и журналюга, тогда ты должен играть по этим правилам.
Олег Дружбинский
- С другой стороны, если ты позиционируешь себя, как журналюга (есть такая хорошая фраза: он позиционировал себя, как честный человек), то тебе может прилететь ответка, и про тебя могут начать говорить гадости.
Евгений Додолев
- Да, и прилетают. Я часто становлюсь, условно говоря, жертвой. У меня был эпизод. Даш, я знаю, что ты очень любишь Испанию.
Дарья Волянская
- Да.
Евгений Додолев
- В Испании был этим летом эпизод. Мне звонят из Москвы, с канала (наверное, не будем называть канал, но он достаточно известный) и говорят: «У нас делается фильм про историю рока, как журналисты продвигали рок». Я говорю: «О, это совершенно моя тема, потому что «Взгляд» этим занимался». Они говорят: «Нам бы очень хотелось». Я говорю: «Я сейчас в Марбелье, поэтому sorry, не получится». Они говорят: «А мы пришлем вам человека». Здесь я должен был бы напрячься, подумать: «С какого фига такая срочность?». Я не понял, к чему это было, а должен был бы прикинуть, что была определенная дата, определенный юбилей. Со мной журналист встретился, беседовал минут 50 и потом выбрал оттуда пять минут некой темы, на которую я, в принципе, не разговариваю отдельно в силу своих семейных обстоятельств. В контексте 50 минутного разговора не упомянуть этого человека, этот коллектив было бы странно, но когда я говорю про это отдельно... Потом я увидел анонс: «Евгений Додолев говорит о человеке…». Я в «Facebook» (слава богу, есть такой инструмент) набрал руководителю соответствующего подразделения и говорю: «Что за фигня происходит? Что за подстава? Кто своих подставляет?» В общем, в эфир это не вышло, но в анонсах прошло. Бывает и такое. Как можно сидеть, разговаривать с человеком, пить виски и кофе, а потом взять и подставить его? Такое бывает, к сожалению, я с этим сталкиваюсь сам.
Дарья Волянская
- А Вам, вообще, интересно работать на телевидении сегодняшнего дня? Или интересней было тогда?
Евгений Додолев
- Нет, тогда было, конечно, интересней. Во-первых, тогда не было цензуры, все было «прямо», это все было «вновь».
Дарья Волянская
- Это хорошо, когда нет цензуры на телевидении?
Евгений Додолев
- Для журналистики, наверное, хорошо, потому что цензура иногда доходит до абсурда, принимаются некоторые законы... Я буквально вчера говорил с Мизулиной, с нашим депутатом об этом. Я ей говорю: «Вы приняли закон о запрете пропаганды гомосексуальных отношений среди детей, а вы знаете, что мне в эфире запрещают говорить слово «гей-парад», потому что термин «гей-парад» трактуется многими, как пропаганда гомосексуальных отношений?». Инициативы какие-то существуют, но потом их трактовка у исполнителей бывает совершенно абсурдной. Какие-то фильтры, может, и нужны, например, на предмет нравственности. Я знаю, что у некоторых людей были проблемы с якобы пропагандой наркотиков.
Олег Дружбинский
- Как в анекдоте: «Жопа есть, а слова нет».
Евгений Додолев
- Это именно так. У меня, когда я был руководителем издательской структуры в мужском лицензионном издании «FHM», которое, кстати, сейчас глобально закрывается (его закрывают во всем мире, а не только у нас), Дима Мишенин, питерский андеграундный художник, написал что-то очень смешное и достаточно невинное про траву, и мы получили предупреждение.
Дарья Волянская
- Работать тяжелее стало?
Евгений Додолев
- Да, потому что расценить можно все что угодно. Сейчас нас с вами тоже могут обвинить в том, что мы пропагандируем жопу.
Олег Дружбинский
- Мы ответим за это. (Смеются)
Дарья Волянская
- Я хотела спросить, есть ли у Вас какой-нибудь список гостей в программе, которых Вы не можете пригласить к себе, или Вы совершенно свободно выбираете того, кто Вам интересен?
Евгений Додолев
- Нет. Я объясню, почему я не выбираю. Я не хочу брать на себя ответственность. Саша Вулых, давний мой товарищ (был, кстати, недавно у вас)…
Дарья Волянская
- Да, прекрасный эфир.
Евгений Додолев
- …перед концертом пришел и читал только свои стихи, и доля была низкая, условно говоря (на самом деле, доля была отличная), и вроде как я буду виноват. Поэтому мне проще, когда это делают специально обученные люди.
Дарья Волянская
- То есть Вы сами не отбираете гостей?
Евгений Додолев
- У меня есть право вето. Я могу сказать, что просто будет больно.
Олег Дружбинский
- Лучше не надо, а то будет ещё хуже.
Евгений Додолев
- Да, я не отказываюсь, просто будет хуже (и бывало, кстати, такое).
Олег Дружбинский
- Мы же ещё помним советское время, когда многое можно было сказать между строк…
Евгений Додолев
- Это было отдельное искусство.
Олег Дружбинский
- Мы его утратили, да?
Евгений Додолев
- Конечно, это было отдельное ремесло - эти посылы, в этом тоже был какой-то свой кайф. Например, поставить в верстку программы, что репортаж с выставки гобеленов, а потом на этой выставке гобеленов кто-то из нас встречает Тельмана Гдляна. Следовательно…
Олег Дружбинский
- И тут: опачки, это что?
Евгений Додолев
- В этом был свой кайф.
Дарья Волянская
- Вам важно, чтобы во время интервью с человеком было комфортно? Чтобы вы были на какой-то одной волне?
Евгений Додолев
- Очень важно. Очень важно, потому что иногда бывает, что человек приходит, а ты думаешь: «Ну, зачем ты пришел?» Если я понимаю, что это идеологически несовместимый человек, или он как-то думает не так... Эфиров мало не бывает - пойди к кому-нибудь другому. Зачем ты сюда пришел, и мы оба мучаемся? Такое бывает часто.
Дарья Волянская
- А с кем было самое некомфортное интервью, кроме Идова (я посмотрела интервью)?
Евгений Додолев
- Чем ужасна была ситуация с Идовым? Он был спущен по службе маркетинга. В его журнале шли какие-то свадебные платья наших ведущих, а мы должны были дать ответку. То есть это был бартер. Фактически, я даже не мог отвязаться. Честно говоря, когда я понял, что главный редактор не знает, что такое «Gallup», я не мог понять: то ли это такой изысканный троллинг, то ли…Ну, не может быть такой безграмотности, что главный редактор не знает тиража своего издания?!
Олег Дружбинский
- Ты дурак, или прикидываешься?
Евгений Додолев
- Я был в растерянности. Более того, мне на ухо все время орали: «Он из маркетинга, нас трахнут», и я думал, как выходить из ситуации. Очень некомфортное интервью было с Татьяной Лазаревой. Раньше я всегда перед встречей, когда звал гостя, в «Facebook» писал, что у меня будет тот и тот, и спрашивал, какие вопросы задать. И про Лазареву также. Там был не мой текст, мои френды (как это называется на «Facebook») что-то написали, и, наверно, она прочитала и пришла уже, прямо кипя.
Дарья Волянская
- В напряжении, да?
Евгений Додолев
- И второй момент: там начался пиар какого-то бала. Я говорю: «Мы должны предметно говорить о чем-то. Если, например, я сейчас приду к вам и начну пиарить расчетный счет такой-то, фандрайзинг, покупайте мою последнюю книжку…»
Дарья Волянская
- Мы думали, Вы нам котенка принесете. Мы ждали.
Евгений Додолев
- С этими котятами была большая проблема тоже.
Олег Дружбинский
- Не надо нам котёнка. Ты прекрасно выглядишь, зачем нам ещё тут «ми-ми-ми»?
Евгений Додолев
- С котятами тоже было очень сложно.
Олег Дружбинский
- Да, я понимаю. Такой вопрос, который меня всегда интересовал. Клево же писать всякие «жареные» истории, правда, да?
Евгений Додолев
- Рассказывать клевее.
Олег Дружбинский
- На этом же, в общем, и получается сделать карьеру в журналистике - надо найти что-нибудь…
Евгений Додолев
- Мы ведь когда про жаренное говорим, то говорим не «что?», а «как?» У меня главный был принцип – не врать, не лгать. А манеры изложения…
Олег Дружбинский
- Совершенно не похоже, кстати. Я извиняюсь за честность.
Евгений Додолев
- Нет, я старался. Не всегда получалось.
Олег Дружбинский
- Стараться не врать.
Евгений Додолев
- Акценты, интонирование, подача − это да. Факт всегда можно подать, как сенсационный или как проходной. Это все зависит от манер. Сенсацию сейчас не всегда, но часто можно сделать на ровном месте за счет какого-то намека, построения фраз, за счет того, что какие-то имена упомянешь до или после.
Олег Дружбинский
- Почему Вы выбрали эти темы: «Проституция», «Криминальная хроника», «Расследования»?
Дарья Волянская
- Страну волновало?
Олег Дружбинский
- Да? Это же самое «горячее», самое «жаренное» и самое «вкусное»?
Евгений Додолев
- Проституция – да. Мои звёздные 15-минутные репортажи о проституции в 1986 году. Всё очень просто. Редакция «Московского комсомольца» располагалась практически там, где и сейчас располагается, на той же улице, только в соседнем здании. Ближайшим местом, где можно было выпить приличный кофе, был Международный центр торговли, который и сейчас, по-моему, там.
Дарья Волянская
- Ничего с тех пор не изменилось: ни кофе, ни окружение.
Евгений Додолев
- Мы туда ходили, знакомились с девчонками, с путанами, которые там работали (столько интересного узнали об этом!), и просто как-то к слову… Павел Гусев − владелец газеты, а тогда просто…
Олег Дружбинский
- Обычный главный редактор?
Евгений Додолев
- …уполномоченный, смотрящий. Он сказал: «Куда это вы там со Спектором?» (Петр Спектор − сейчас шеф-редактор, тогда был редактором спортивной газеты). Я говорю: «Да мы с проститутками кофе пить». Он заинтересовался, что да как, и говорит: «Вот же, вот материал!» Я говорю: «Вообще не вопрос, сделаем». И сделали.
Дарья Волянская
- Если представить интервью Вашей мечты, с кем бы Вам хотелось поговорить? Может быть, этого человека уже нет в живых?
Евгений Додолев
- Он есть в живых.
Дарья Волянская
- Есть, да?
Евгений Додолев
- Он живее всех живых. Его зовут Путин. Мне Путин очень интересен, я хочу понять, просканировать человека. Хочу не что-то узнать, а просто посидеть, как я сижу с вами, и понять, потому что это настолько непредсказуемый (для меня) человек, я настолько не могу понять, что и как. Я хочу попытаться его прочувствовать и понять то, что он делает. Он это делает… Может быть, он Штирлиц, который оказался там и выполняет какую-то миссию, совершенно не ту, которая была ему предназначена? Очень интересен мне.
Дарья Волянская
- Какой вопрос Вы бы ему задали?
Евгений Додолев
- Их нет. Точнее, вопросы не имеют значения.
Олег Дружбинский
- Вы очень проницательный человек, да? О себе как думаете?
Евгений Додолев
- Нет, я абсолютно не проницательный. Вы знаете, у меня был работодатель, Родионов Сергей Сергеевич, который возглавляет издательский дом имени себя, издательский дом Родионова. Он мне говорил (я был у него исполнительным директором, смотрящим): «Евгеньич, у вас второе дно прямо сразу под крышкой».
Олег Дружбинский
- Хорошее заявление.
Евгений Додолев
- Да. Он, кстати, точно очень наблюдательный человек. Так что нет, я как был наивным и глуповатым, так и есть. С возрастом, конечно, опыт помогает разбираться.
Олег Дружбинский
- Мне кажется, что…
Евгений Додолев
- Это проще, чем потом кто-то скажет. Если скажут: «Он глуповат», так он же этого и не скрывает. У моего обожаемого Юлиана Семёновича Семенова была привычка всегда опережать. Он просто говорил: «Во-первых, я еврей, во-вторых, генерал КГБ», притом что не было ни той, ни другой составляющей, но люди как-то терялись, потому что уже потом, когда он уйдет, не скажешь же: «Ууу, жид проклятый».
Олег Дружбинский
- Да, да. Маску Вы выбрали себе, конечно, шикарную, тут нет никаких других вариантов.
Евгений Додолев
- Она у меня не одна. Я же Близнецы, поэтому нас же несколько.
Олег Дружбинский
- Какая Ваша вторая маска?
Евгений Додолев
- Аааа, да они как-то спонтанно… Это не то, что я выбираю и калькулирую, это просто само по себе формируется.
Олег Дружбинский
- Да, я понимаю. В этой маске улыбки, видимо, нет?
Евгений Додолев
- Почему нет? Вы считаете, что я неискренне улыбаюсь?
Олег Дружбинский
- Нет, искренне, абсолютно искренне.
Евгений Додолев
- Когда такая Даша сидит рядом. Вы считаете, что возможно в присутствии такой красивой девушки сидеть насупившись? Нет.
Дарья Волянская
- Тогда у меня вопрос к Вам, Евгений. Вы написали большое количество классных книжек. Почему о Лимонове – две, а о Новодворской – ни одной?
Евгений Додолев
- О Новодворской есть книжка.
Дарья Волянская
- Тогда почему сразу две о Лимонове? Чем он Вам интересен?
Евгений Додолев
- С Лимоновым - это ко мне не имеет никакого отношения. Про Лимонова была одна книжка. У нас есть издательство (наверное, мы никак не будем пиарить и каких-то прекрасных благородных людей, и негодных), и они взяли и издали, сделав компиляцию, - из одной книжки сделали сами по себе другую книжку под другим названием (серия «Кремлевские диггеры»). Было три моих книжки, они сделали как бы сокращенный ремейк про Галину Брежневу, про «Взгляд». И что с ними, судиться? Смешно.
Олег Дружбинский
- Сочтемся угольками на том свете, да?
Евгений Додолев
- То есть по номенклатуре было две книжки, но по факту – одна.
Дарья Волянская
- О Новодворской хотелось бы немножко поговорить. Вы же достаточно дружили?
Евгений Додолев
- Я бы так не сказал.
Дарья Волянская
- Приятельствовали?
Евгений Додолев
- Тоже нет.
Олег Дружбинский
- А почему Вы выбирали таких персонажей?
Евгений Додолев
- Это жизнь выбрала. Её выбрала жизнь, и она ушла. Мне сразу же позвонил редактор и говорит: «Ты же Новодворскую публиковал, давай-ка книжку сделай».
Олег Дружбинский
- Читая Ваши интервью или книги, возникает ощущение, что Вы близко с этими людьми общались…
Дарья Волянская
- Да, почему я и спросила.
Олег Дружбинский
- И поэтому…
Евгений Додолев
- С Новодворской − нет. Я изначально воспринимал ее, как фрика очень интересного. Она потрясающе хорошо пишет. Я никогда не разделял, конечно, её взгляды. Я думаю, что она и сама их не разделяла, просто там было очень много эпатажа.
Дарья Волянская
- Как у Жириновского, да?
Евгений Додолев
- Да, только менее корыстного. Вы знаете, наверное, не хорошо говорить, когда человек ушел, но раз уж я журналюга, я скажу, что она производила впечатление очень неумного человека, потрясающе хорошо владеющего словом. Мы как-то начали про Америку говорить… Та же самая история, как с замечательной, совершенно прекрасной писательницей Улицкой, когда она пришла ко мне в эфир и: «Бу-бу-бу… Путин». Я говорю: «Что Путин?» Она мне: «Ну, Вы представьте себе, руководитель спецслужбы возглавляет страну!» Я говорю: «Минуточку, а Буш? Он возглавлял ЦРУ, потом США». И опс! Я понимаю, что человек, во-первых, даже не может вести полемику, но пытается, человек работает штампами…
Олег Дружбинский
- Работает штампами, и когда их вскрывают, он сразу…
Евгений Додолев
- У Новодворской было то же самое: прекрасно, замечательно пишет, просто с наслаждением читаю, но… Нехорошо, наверное, говорить (женщиной её не назовешь, дама, скорее, межполовая форма была), потому что её с нами нет, поэтому я грубого слова не скажу, но скажу, что она неумная была, но любопытная.
Олег Дружбинский
- Я сейчас вспомнил не очень красивый эпизод, по-моему, времен конца 90-х, связанный с Новодворской. Разговор об отношениях внутри либеральной тусовки, в которой Вы во многом принимали участие, как мне представляется. Я помню, был эфир (то ли «Кукла», то ли ещё что-то такое), Шендерович, как всегда, шутит и говорит о том, что у нас произошел коммунистический переворот в стране, и Новодворская сбежала из страны в женском платье. Не очень красиво было так, конечно, шутить. В этот момент она позвонила ему в эфир, начала его ругать и говорить: «Как вы можете позволять себе такое говорить? У нас же устав Демократического Союза запрещает эмиграцию из страны!» То есть она эту тему даже не уловила. Но я хотел спросить немножко про другое. Дело в том, что есть шутки «ниже пояса», как этот в данном случае пример, которые нехороши по разным позициям. Во многом либеральная демократическая тусовка, к которой (я так чувствую) Вы принадлежали (или не принадлежали, не знаю, не буду вешать ярлык), она себя очень не любит или внутри все время подкалывает, и выставляет друг друга «на раскрытую», подставляет. Вы как к этому относитесь? «В доме повешенного о веревке надо говорить?»
Евгений Додолев
- Да, это профессия. Вы знаете, у меня в моей биографии несколько раз были какие-то рефлексии. С Семеном Семеновичем Семеновым случился удар, когда я снимал о нем документальный фильм для ВВС с режиссером Оливией Лихтенстайн, и просто на наших глазах случилась с ним эта странная история. Мы едем в больницу, я его снимаю, и Дима Лиханов, который меня в свое время познакомил с Семеновым, говорит: «Ты что, офигел? Что ты делаешь?» И я подумал: «Действительно, что я делаю? Инсульт, слюни…», а Оливия говорит: «Ты профи, ты должен это делать, должен документировать». Я говорю: «Я не могу, он мой учитель, он мне как отец» Потом я про эту историю беседовал со многими людьми, которых считаю очень авторитетными в моей среде. Я спрашивал Киру Прошутинскую: «Я должен был снимать?» Она говорит: «Конечно, ты должен был снимать. Ты журналист, ты должен был это снимать». Кто-то другой мне говорил: «Ты видишь, что человек тонет? Ты сначала фиксируешь это на гаджет, а потом вытаскиваешь. А еще лучше - правой тащишь, а левой снимаешь. Ты журналист». Здесь мы должны определиться. Если я занимаюсь этой профессией, то отказываюсь от каких-то общечеловеческих принципов. Точно так же, как проктолог отказывается от чего-то, когда выбирает свою профессию. Да, непросто.
Олег Дружбинский
- Вообще, честно говоря, тут есть о чем поспорить. Хорошо ли это?
Евгений Додолев
- Готов!
Олег Дружбинский
- Давайте так. Вы верите, что потом там, на том свете, за это прилетит?
Евгений Додолев
- За это - конечно, нет. Я много таких вещей сделал в жизни, за которые мне по карме… Я, конечно, не скажу, что святой, но я не предавал, я очень многих спасал, очень многим помогал, и я был настолько честен, что был единственным, кто не вступил в комсомол. Для многих это было сродни идиотизму - человек в той системе координат 70-х просто закрыл себе дорогу, вообще, во все. У меня даже в МГУ документы не приняли, сказали: «Ты не комсомолец». Я к своей маме (мама у меня преподаёт в МАИ) не смог документы сдать, потому что мне сказали: «Мы на космос работаем. Парень, ты что? Ты не член ВЛКСМ». Поэтому, я считаю что какие-то…
Олег Дружбинский
- Ещё в юности была принципиальная позиция?
Евгений Додолев
- Или глуповатость. Называйте, как хотите. Здесь терминология может быть разная. Да, поэтому я считаю, что у меня по карме…
Олег Дружбинский
- Вы совсем не производите впечатление глупого человека. Я надеюсь, Вы это понимаете.
Евгений Додолев
- А поступки разве не говорят сами за себя? Взять и не вступить в комсомол, когда это был «must», вообще.
Дарья Волянская
- Может, это был некий юношеский протест?
Евгений Додолев
- Да, конечно.
Дарья Волянская
- Все вступают, а я - нет.
Олег Дружбинский
- Хорошо. То есть вы не боитесь, что там Вам придется за все отвечать?
Евгений Додолев
- Нет, абсолютно. По большому счёту (без ёрничества говорю), я не считаю, что я святой, конечно, но я смотрю вокруг и знаю про людей, с которыми я общаюсь, что они сделали или что не сделали из того, что должны были сделать, и я считаю, что мои прегрешения настолько мизерны по сравнению с теми вещами, которые я сделал, помогая людям. Я не бью себя в грудь, не говорю, что я и то, и сё, что старушку через дорогу перевел и все, что заработал, отдал в детский дом, но сам-то про себя я это знаю. Знаете, сложней всего себя обманывать, других-то достаточно легко. Про себя я знаю, поэтому в этом отношении сплю абсолютно спокойно.
Олег Дружбинский
- У Вас такая цельная позиция, можно просто позавидовать, мне кажется.
Евгений Додолев
- Лучше пожалеть.
Олег Дружбинский
- Хорошо. Что ещё хотелось бы сделать? Вы много в журналистике пробовали. Есть какая-то тема, которая кажется сейчас актуальной?
Евгений Додолев
- Тема? Нет. Мне кажется, что мы никак не поймем, что Россия - совершенно отдельная страна, и не надо нам все время копировать западные шаблоны.
Дарья Волянская
- Свой путь у нас.
Евгений Додолев
- Я понимаю, как это звучит: «свой путь»... Понимаю, но я так чувствую. У нас столько, на самом деле, есть своего, но мы все время пытаемся делать франшизу (иногда очень хорошую, потому что, например, наш «Голос» на «Первом канале» один из лучших).
Дарья Волянская
- У Вас про Градского совершенно замечательная книжка.
Евгений Додолев
- Да, вторую не хочет. (Смеются) Мне бы хотелось (я даже не знаю до кого) достучаться, сказать: «Давайте, мы можем сделать что-то своё». У нас были отличные, абсолютно аутентичные отечественные проекты, у которых не было западных аналогов. Сейчас у нас сплошь франшиза. Любой сериал, даже успешный, лицензионный - это самый простой путь. Я, как руководитель издательского дома, знал, что когда ты запускаешь лицензионное издание, то не паришься вообще, потому что сетевые агентства туда становятся сразу. «FHM» - знаем «FHM», «Nike» - туда просто как к себе домой. Это не то, что ты сделал журнал «FHС» и должен бегать, показывать: «А у нас здесь то, а у нас здесь это». Я понимаю, что это простой путь, но у нас же должен быть свой путь.
Олег Дружбинский
- Я, кстати, абсолютно здесь солидарен. Тут надо какие-то примеры, исторические аналогии. Я как раз сейчас думал о том, почему нас всегда сравнивают. Давайте представим себе… Я задам вопрос: входили ли римляне в греческую культуру? Как они к ней относились, к римско-греческой культуре?
Евгений Додолев
- Они унаследовали, на самом деле.
Олег Дружбинский
- Да. Внимание! Это была другая культура, и не надо её делить. Есть римско-греческая культура, есть российско-европейская.
Дарья Волянская
- Мы сейчас о Средиземноморье заговорили, и я себе просто не прощу, если не спрошу у Евгения. Вы же много путешествуете? Где больше всего нравится?
Евгений Додолев
- Испанию обожаю.
Дарья Волянская
- А почему?
Евгений Додолев
- Испанию обожаю из-за испанцев. Я открыл для себя, что могут быть люди с чувством собственного достоинства и при этом без снобизма и пафоса. Не как у французов: «Да мы - французы, а все остальные вообще…», или у англичан. У испанцев удивительно, что они и себя уважают, и при этом очень доброжелательные, открытые, ни на кого непохожие.
Дарья Волянская
- А Вы в Испании везде были?
Евгений Додолев
- Я бы не сказал, что везде.
Дарья Волянская
- А где не были, в каком регионе?
Евгений Додолев
- Я в Бильбао не был.
Дарья Волянская
- А в Сан-Себастьяне?
Евгений Додолев
- Был, да. Архитектура, кухня… Во-первых, если мы говорим про спиртные напитки, то текила - это единственный мой любимый напиток. Виски вообще не понимаю, никогда не понимал.
Олег Дружбинский
- Я расскажу. Сейчас у нас эфир подходит к концу, и я расскажу, почему в виски так много силы.
Евгений Додолев
- Текила − это единственный из крепких напитков, который я могу пить, и могу пить много и с удовольствием.
Дарья Волянская
- Будем знать теперь.
Евгений Додолев
- Мне так стыдно, что я испанского не знаю, что я такой лентяй.
Дарья Волянская
- Очень лёгкий язык, на самом деле.
Олег Дружбинский
- Зато у нас Даша его знает прекрасно.
Евгений Додолев
- В курсе уже. Испанию просто обожаю.
Олег Дружбинский
- Просто комфортно.
Евгений Додолев
- Нравится всё, да. Очень нравятся испанцы.
Дарья Волянская
- Они как дети, мне кажется.
Евгений Додолев
- Они совершенно прекрасны. Я верю в теорию «горшка»: если человек переезжает из страны в страну, с ним происходят определенные метаморфозы. Он может потреблять то, что и потреблял (не в смысле еды, а в культурном смысле), он может общаться по «Skype» каждый день, а все равно в этом горшке он начинает из почвы забирать что-то другое. Из испанского горшка хочется забирать.
Олег Дружбинский
- Замечательные сейчас были слова. Я понимаю, что испанский горшок земли даже хочется возить с собой. Друзья, наша передача подходит к концу. С вами были Дарья Волянская, Олег Дружбинский и передача «О личном и безналичном». Мы сегодня беседовали с легендой российской и советской журналистики Евгением Додолевым.
Дарья Волянская
- И современной.
Олег Дружбинский
- Слово «современный» мне не очень хочется употреблять к Евгению, потому что мы ждём от Евгения, что он ещё всем покажет…
Евгений Додолев
- А то он давно ничего не сделал, ничего такого... Всё у него в прошлом.
Дарья Волянская
- Мы чувствуем, что что-то новое ещё на подходе.
Олег Дружбинский
- Очень приятно все это слышать, особенно слова «внутренний мир», который достаточно гармонично сформирован и вызывает зависть, Евгений. Я, честно говоря, с большим удовольствием…
Евгений Додолев
- Спасибо, я люблю, когда мне завидуют.
Дарья Волянская
- Чувствуется, что у человека была классная жизнь.
Евгений Додолев
- У него была классная жизнь, давайте помянем. (Смеётся)
Олег Дружбинский
- Прекрасная ирония у человека. Все-таки с такой иронией надо было, наверное, родиться, и поэтому не вступать в комсомол - невозможно это было переносить без иронии. Друзья, мы с вами прощаемся. Спасибо вам, что были с нами. Хороших выходных. Надеюсь, что мы с вами ещё увидимся и услышимся в программе «О личном и безналичном». Всего вам доброго!
Дарья Волянская
- Спасибо большое.