Юлия Клоуда:

Добрый день, меня зовут Юлия Клоуда и в эфире программа «Начни улыбаться». Как обычно по пятницам я приглашаю ведущих специалистов из лучших клиник России, чтобы разобраться во всем обилии вопросов, которые поступают на наш портал startsmile.ru и в наши соцсети. И я бы хотела напомнить, что у нас еще есть рейтинг стоматологических клиник России, который мы делаем совместно с «Коммерсантом» каждый год, и если вам нужен врач и отличная клиника, заходите и подбирайте. А сегодня мы поговорим о седации, медикаментозном сне в стоматологии. Можно ли вылечить зубы во сне и нужно ли это делать или можно просто взять себя в руки, потерпеть и преодолеть свой страх. Когда и в каких случаях уместно применение седации и правда ли, что она может победить дентофобию. И для того чтобы разобрать эту серьезную тему, по которой поступает огромное количество вопросов, я пригласила ведущего специалиста – Дмитрий Левин, главный врач Центра приватной стоматологии «Доктор Левин», кандидат медицинских наук, врач высшей категории, стоматолог-имплантолог, преподаватель, у которого многие студенты учились. У большинства россиян есть проблема с восприятием стоматолога. Я безумно боюсь, не могу пока решиться на седацию, но последний раз, когда я была у стоматолога, настолько мне было страшно, что я поняла, что больше я себя мучить не буду, и как и Вы и советовали, лучше пойду и сделаю, решу проблему под седацией. Давайте начнем с определения, ведь многие пациенты очень часто путают понятия седация, медикаментозный сон и наркоз. Что такое медикаментозный сон, или седация?

Дмитрий Левин:

Тут основная проблема восприятия пациентами этой проблемы в том, что мы все люди из СССР, и все, что связано с небольшой потерей контроля над происходящим, воспринимается пациентом как наркоз. Существует наркоз, но делается это обычно в городских государственных клиниках, где требуется соблюдение определенного регламента. Седация – совершенно другой уровень, там не используются никогда наркотические средства, никогда не используются тяжелые препараты, которые заставят пациента после операции чувствовать себя так, что ему требуется палата либо дополнительное наблюдение в интенсивной терапии и дополнительные препараты, длительный больничный лист. Под седацию собирают обычно команду анестезиологов, которые обладают профильностью по неглубокому сну, потому что работают с препаратами, которые относятся к группе снотворных ультракороткого типа действия. Во время введения препарата пациент погружается в сон, и это не наркоз, без наркотических средств, и как только операция закончилась, пациента будят, потому что от него отключается инфузомат, и после этого можно попить чай в клинике и садиться за руль. Каких-то страшных ограничений, которые перед наркозом пациентам рекомендуют, здесь не нужны, принципиально другой уровень, настоящий 21 век.

Люди не всегда могут это связать с чем-то современным из-за того, что если консультация происходит в рамках клиники, у которой нет лицензии на анестезиологию, никто не скажет, что это хорошо, что это правильно, и это немножко дезориентирует людей, потому что они все равно в душе чувствуют, что здесь какая-то засада, что-то недоговаривают, это явно наркоз, только который называют по-другому, маркетологи такое название придумали. На самом деле, нет.

Юлия Клоуда:

Вы тоже часто встречаете людей, у которых просто панический страх перед стоматологией, и с помощью седации, когда они попробовали, у них проходит дентофобия?

Дмитрий Левин:

Давным-давно мы столкнулись с тем, что разная аудитория наших пациентов выдает разные реакции на одинаковое лечение, и неважно, чиновник, силовик, просто человек, который с собакой гуляет на даче, в город не приезжает никогда. У всех есть тревожные расстройства, и эти тревожные расстройства могут быть спровоцированы дополнительным триггером, например, визитом на прием со стоматологической болью, у человека зуба не хватает, надо бы поставить. И выходит так, что мы, сталкиваясь с этими пациентами, невольно клинику перепрофилировали, мы разделили прием и выделили этих пациентов в рамках одной организации, то есть мы внутри клиники построили еще одну 250-метровую клинику, в которой мы работаем с пациентами с тревожными расстройствами, которые принимают антидепрессанты, это люди, которые постоянно находятся в публичном поле, это требует постоянно эмоционального перегрева, напряжения, и неважно, откуда этот человек: он сидит в кабинете, отвечает за безопасность нашей родины или просто в телевизоре постоянно. Этот человек явно носит в себе ядро нерешенных проблем, этой публичной активности, у него нервы уже на взводе, и иногда достаточно маленькой ерунды, и он уходит в совершенно неадекватные реакции, то есть у него неправильное восприятие лечения, у него легкие флешбэки из школы, он вспоминает, что двое держали, третий сверлил, и это мешает восприятию лечения, мешает нам полноценно оказать ему нормальную помощью.

Сделав отделение, мы людей, которые нуждаются в этом, ведем, контролируем с помощью врачей-анестезиологов, которые вводят их на период лечения в состояние сна. Естественно, это возрастные люди в основном, это пациенты, которые находятся на непрерывном кардиомониторировании, это пациенты, которые принимают разные препараты, чаще антидепрессанты, они могут выдавать разные интересные реакции во время приема. Зачем рисковать, зачем во время простой манипуляции наблюдать, что у человека скачет давление, он уходит в гипертонический криз, зачем все это средневековье, если есть препараты, профильное отделение и специалисты, которые готовы осуществить адекватный поддерживающий сервис.

Мы выделили это как отдельное подразделение, мы пожертвовали половину всех помещений, которые находились внутри клиники, и открыли внутри 500-метровой клиники еще 250 метров отдельное отделение, чтобы эти люди находились в состоянии максимального комфорта, они имеют на это право.

Есть люди, которые работают так, что их нервная система просто изношена, есть люди, которые сутками не спят, у них бессонница, их тело просто не в состоянии это выносить, но им надо лечиться, надо ставить имплантаты, и даже пломбу поставить иногда бывает сложно, потому что человек едет по дороге на прием, он видит красный свет, говорит: «Все, не судьба, никуда не поеду», – отключает телефон, потому что нервы сдают. Это суровая реальность, мы в такой жизни сейчас живем, это нужно людям, и чтобы это не было в кустарном формате, что приезжает анестезиолог на 2 часа, пациент не знает, что за человек, он не может проверить это штатный сотрудник или нет, и чтобы этого не было, решено было сделать полноценное огромное отделение.

Юлия Клоуда:

Очень часто в социальных сетях или к нам на портал поступает вопрос: а в чем главное отличие наркоза от седации, потому что часто подменяются понятия. И для обычного обывателя зачастую наркоз равно седация, или медикаментозный сон.

Дмитрий Левин:

Главное отличие в том, что препараты используются разные. В седации это только снотворный препарат, причем не классический, а ультракороткий, то есть пока он находится на катетере, он работает, как только отключается система, человек просыпается. В наркозе только наркозный препарат, это значит наркотики. При седации человек после операции встает, идет домой, садится за руль, после наркоза такой трюк не выйдет, надо ложиться в палату интенсивной терапии, капаться, пока вся эта наркота не выйдет, потому что у человека головокружение, рвота, у всех по-разному.

Для того чтобы делать седацию, нам не нужны анализы крови, потому что мы не работаем с системами, которые нам нужно продублировать в формате авось пронесет, то есть используем препараты, которые не работают на таком глубоком уровне. А в наркозе надо вот столько сдать анализов, надо готовиться, это целая история, то есть во всем мире седация давным-давно уже золотой стандарт. В Москве сейчас седация приходит из интересного направления – седацию начали делать при гастроскопии.

Юлия Клоуда:

Мы тоже это обсуждали, как моего мужа мучили с гастроскопией без всякой седации, он убежал, только когда началась эта процедура.

Дмитрий Левин:

Люди, один раз попробовав, навсегда избавляются от страха ожидания, потому что страшнее, чем мука ожидания, нет ничего, потому что человека записали на операцию, и он молится, читает интернет изо всех сил, и дальше он ждет только плохого. В день операции он дрожит, как осиновый лист, даже 150-килограммовые взрослые мужчины в погонах вроде с нормальным выражением лица сидят, но ему вешаешь тонометр – у него давление 200 на 100, ну как работать в таком формате? Я уверен, что все в состоянии превозмогать, тут же не нужно боль превозмогать, сейчас уже 21 век, но этот эмоциональный перегрев не нужен, потому что он приводит всегда к послевкусию потом, потому что гипертоник, который пришел, в стресс-нагрузке пребывает на время лечения, он получает гипертонический криз не в день операции, а на следующий день либо ночью, и этого можно избежать, потому что я, как хирург, не люблю скачки давления, потому что любой скачок давления – это кровотечение. Если это молодая девушка, зачем ей фингал на пол-лица, это можно отконтролировать заранее, то есть другие лекарства, другая подготовка и другое пребывание.

У нас есть в клинике условия, полноценные палаты, для того чтобы остаться, откорректировать давление, но это касается чаще всего пациентов уже более зрелого возраста, которых мы не отпускаем сразу после операции, но это и касалось всегда любых операций, любых процедур. В клинике, в которой есть штатный анестезиолог, любой возрастной пациент, чья-то мама пришла, у нее может быть скачок давления, может, она принимает от стенокардии горсть таблеток с утра каждый день, и ее надо отслеживать.

Юлия Клоуда:

Как Вы это понимаете?

Дмитрий Левин:

Анестезиолог штатный, и он смотрит всех и подсказывает, как лучше сделать так, чтобы, сняв стресс-нагрузку, этому человеку дать максимальный сервис. Дело не в формате нагрузки пациента разными дополнительными опциями, это бесплатно, и если мы видим, что у человека есть нюансы по здоровью, мы это видим сразу при оформлении документов, потом анестезиолог смотрит всех пациентов, которым за 60. Так как у нас клиника, занимающаяся реконструкциями, имплантацией, микроскопной хирургией, молодых пациентов у нас технически нет, это зрелые люди, у которых серьезный пробег во рту, они годами ничего не делали. Они смотрят на себя и им не нравится, пришли в одну клинику – не зашло, во вторую – ни за что, деньги есть – слетали в Германию, посмотрели – тоже не понравилось. И они хотят какую-то альтернативу, но в Москве, чтобы никуда не летать, и они ищут комплексное решение, но желательно, чтобы это комплексное решение было еще и цифровое, и мы даем и комплексную историю, и полноценную клинику, в которой можно делать все, и при этом работа с сервисом во сне, работа с пациентами с тревожными расстройствами, у которых бессонницы, то есть именно с такого формата людьми.

Юлия Клоуда:

Я тоже боюсь стоматологии, последний раз я испытала шок, то есть чистку мне не страшно делать, но если я вижу, что кариес или еще что страшнее, для меня это превозмогание себя, я думаю, что справлюсь, но последний раз так сердце вылетало из груди, колотились руки, я думала, что сейчас сознание потеряю, больше в жизни не буду лечиться. На каком моменте Вы объясняете, что седация – это выход, и как Вы улавливаете, что пациенту это просто необходимо, либо он к Вам дальше не придет на лечение, потому что боится, либо если придет, то в обморок упадет, как только посадите его в кресло?

Дмитрий Левин:

На первичной консультации профильного пациента видно сразу. Человек может сидеть с железным лицом, но когда делаю первичный осмотр пациента во рту, сразу видны форматы капилляров, какого цвета, от этого можно мгновенно сделать вывод какой у него пульс и давление, потом тонометром анестезиолог меряет. В случае, когда нужно сделать light-терапию, есть премедикации – это специальный раствор, мы делаем коктейль и пациентам даем перед работой, для того чтобы перед медицинскими манипуляциями человек мог немножко, хоть на полчаса отойти от этих негативных мыслей, это успокаивающие препараты, чаще всего растительного происхождения, и это эффективно работает на процедурах, которые не требуют хирургии.

Пациент же не может адекватно оценить ситуацию, он выпускает своих внутренних демонов, и они помогают ему принять неправильное решение, для этого у нас анестезиологи, которые помогают делать все, что нужно в плане формата подготовки. Если человек чувствует себя неважно, возвращаясь к вопросу о пожилых пациентах, там все сразу видно.

Я очень ценю эту солидную выносливость, которую пациенты проявляют, приходя в клинику, я понимаю, какое нужно усилие воли, для того чтобы решиться записаться и приехать, начать лечиться, и не раз прийти. И если есть возможность им как-то помогать и каким-то образом выводить из этого эмоционального штопора без воспоминаний, чтобы это все не суммировать с прошлым, мы помогаем, потому что все равно среди нас в популяции есть люди с эмоциональным интеллектом, для них восприятие вот таких мелочей очень важно, они очень чувствительны к этому. Когда во время лечения стоит анестезиолог, который контролирует давление, и видно, что он помогает, люди наконец-то могут постепенно выйти из той стоматофобии, которую они приобретали во время школы, института, то есть в раннем возрасте.

Юлия Клоуда:

Как применяете седацию в лечении зубов? Есть показания к применению седации, как Вы обозначили, это люди из СССР, в возрасте, а есть еще какие-то показания, например, если у меня страх, это тоже показание к седации?

Дмитрий Левин:

В любом учебнике по обсуждению такого рода вопросов есть раздел про стоматофобию, это навык, который вы приобретаете в течение жизни. Если так складываются обстоятельства, что у вас есть условие, для того чтобы провести свое лечение во сне, этот триггер уходит из вашей жизни. Если вы два раза были у стоматолога и два раза вам не нанесли эмоциональную травму, вы потом освобождаетесь от этого, и пациенты, которые уже несколько раз проводили лечение у стоматолога, хирурга, и это было во сне, у них абсолютно другое восприятие ситуации, они трезво оценивают все, что происходит, у них нет эмоциональной неадекватной составляющей, они всегда союзники в процессе лечения, то есть они члены команды, они всегда будут вместе с тобой. Это не так, что человек закрылся за дверью и прячется, вы с ним работаете, а он на вас смотрит косо, это совершенно другого формата, люди меняются из-за этого.

Если пациент сам за собой чувствует легкую стоматофобию, не нужно ее развивать у себя, не нужно ее провоцировать, не нужно этого волка кормить, наоборот, надо прийти в клинику и спросить: есть ли у вас возможность минимальные вещи поставить во сне? Придет штатный анестезиолог и вас посмотрит. Если штатного анестезиолога во время этой консультации нет, значит его в принципе нет, потому что он всегда должен быть на работе. Если есть лицензированное аккредитованное анестезиологическое отделение, это только штатные специалисты. И он приходит и говорит: «Давайте пульс померяем, давление посмотрим». Если видно, что человека штормит, даже если он сидит расслабленно, это сразу понятно, не надо себя обманывать. Дают препараты, человек расслабляется, начинают работу. Если на мониторировании видно, что все равно надпочечники раскачивают ему норадреналин, без проблем ставится нулевка катетер, вводится препарат, и человек спокойно лечится. Если человек на уровне тревожности, что он даже седацию боится себе позволить произвести, надо сделать минимальное введение препарата, чтобы человек был в сознании, и он будет в сознании, он будет приглядывать, мало ли что вокруг, он будет слушать, что происходит. Но минус этого то, что он будет видеть, что происходит, и, как правило, люди, которые это уже увидели и поняли, что им сделали, нормально полечились, спокойно вышли отсюда и с ними все хорошо, нет отходняка, довольны, живы и счастливы, эти люди никогда больше не хотят light, они говорят: «Давайте, машину времени свою включайте, чтобы через два часа я уже с зубом проснулся», – вопросов нет.

Если совсем высокий уровень тревожности, не нужно экспериментировать, надо сделать light, надо сделать просто препарат номер один и по стандартному сценарию попробовать это все сделать, выключив эмоциональную составляющую, убрать боль, но при этом оставаться в сознании. Человек, увидев, что это работает так, успокаивается. Мы обеспечим человеку отсутствие эмоциональной перегрузки, это все воспринимать очень сложно, это не спа-процедура, даже банальную пломбу поставить человек неделю готовится, и он ложится в кресло уже на измене, тупик, поймали.

Юлия Клоуда:

Как проходит удаление, установка имплантатов во сне, чем-то отличается от обычной процедуры?

Дмитрий Левин:

Это очень хорошо, потому что это очень быстро. Дело в том, что когда вы работаете с пациентом под местной анестезией, первый минус, с которым вы сразу сталкиваетесь, что пациента нужно для начала обезболить, местную анестезию никто не отменял. И уже на этом моменте начинается основное представление. Мы это пережили, пациента обезболили, начинаем зуб удалять, до внутреннего уха 5 сантиметров, весь этот шумовой момент будет, человек лежит и слышит, что ему что-то доктор сверлит, качает, вырывает, все трещит, это неудобно и неприятно.

В этом году у меня был новый опыт – я сломал зуб. Был в гостях и там готовили плов, и я не смог себе отказать, попался камень, и я сломал зуб. Была суббота, вечер, и пришлось экстренно этот зуб удалять, экстренно делать имплантацию. Все то, что я рассказываю, это те эмоции, которые я могу от первого лица транслировать. Здесь же полным-полно молодых хирургов, у которых во рту все зубы свои, они не знают, как это делается себе. Поэтому этот опыт, который я суммировал, понятно, что это непросто, когда ты видишь эти бесконечные человеческие боли, когда еще и со стороны себя это видишь, совершенно горизонт расширяется невозможно далеко, и все прекрасно осознают, что ничего приятного не будет, и если есть хоть минимальная возможность безопасно это убрать из жизни, надо на это соглашаться. Единственная просьба – так как это сейчас хайповая тема, то есть это прикольно, это круто, все хотят развивать стоматологию во сне, это классное направление, нужно для пациента все-таки каким-то образом определяться, где он это будет делать. Я могу рассказать, какие есть самые важные моменты в построении подобных отделений, чтобы избежать ошибок.

Юлия Клоуда:

У Дмитрия огромный опыт, более 20 лет, и глаза горят, он любит это дело, поэтому будет здорово поделится, если Вы поделитесь, потому что предложений довольно много. Делая рейтинг, очень много лет мы видим, что люди заявляют о седации или наркозе, при этом у них нет штатного анестезиолога, а это вообще недопустимо. Подскажите моменты, по которым бы люди могли ориентироваться, принимая решение идти на эту процедуру.

Дмитрий Левин:

Любая лицензия на анестезиологию в первую очередь направлена не для того, чтобы людям пломбы ставить во сне, это круто, но основная аудитория – это большая хирургия, реконструкция, костная пластика, синуслифтинг, имплантация и подобные хардкор процедуры. И здесь недостаточно просто лицензии на анестезиологию, потому что она в настоящем государственном регламенте является одной из частей построения полноценных оперблоков, и она относится больше к тем задачам, которые руководители клиники ставят перед оперблоками.

Если у вас есть полноценная седация, значит вы можете и с ребенком поработать немножко, и взрослого человека посмотреть, и пожилую 90-летнюю бабушку, и она довольная встанет и скажет: «Ребята, спасибо». Эти маленькие детали складывают отдельное внутримедицинское подразделение клиники, и оно чаще всего завязано на оперблоках, а с оперблоками в Москве и в России все очень сложно, тут кто во что горазд. Учитывая, что есть международные требования к оперблокам и есть российские требования по оперблокам, тут врачи на свой опыт опираются при построении этих помещений либо на бюджет, который у них есть.

Полноценные оперблоки во всем мире – это в первую очередь помещение определенного метража, потому что закладывается туда определенный воздухообмен, и оперблок, который должен отвечать всем требованиям инфекционной безопасности, это огромное помещение со страшной потерей площади, из-за того что в стенах находится система воздухоподготовки, фильтрации, отведения грязного воздуха и стерилизация нового воздуха, и это в России очень мало кто делает, экономически невыгодно, огромные затраты.

Самая большая засада в том, что если ты хочешь сделать оперблоки полноценно, тебе нужна вентиляция, а если ты хочешь сделать вентиляцию – ты в жилом доме на первом этаже, и никакая управляющая компания, то есть административно-техническая инспекция города Москвы никогда в жизни вам не согласует трубу, которая будет идти по фасаду и будет выходить на 2 метра выше крыши, чтобы вы забирали чистый воздух и грязный в другое место убирали, это технически осуществимо только либо в бизнес-центрах, в отдельно стоящих зданиях, либо по хитрым договоренностям по выведению этого всего во внутренние дворы.

И таких клиник, которые бы смогли осуществить подачу стерильного воздуха, оперблок, очень мало. Обычно это многопрофильные больницы либо большие хирургические центры, в которых есть такие психи, как я, которые это захотели сделать и сделали, то есть мы поломали в нашем здании все стены, но вывели, сделали как положено, это огромные электрические потери, это колоссальные затраты на фильтрацию, потому что эти фильтры меняются каждые 2 месяца. Когда я вижу, что внутри этих фильтров, я в ужасе, потому что у нас клиника на метро Парк культуры, на улице Льва Толстого, оттуда вынимают квадраты войлока, я вообще не знаю, что это такое в воздухе.

Юлия Клоуда:

Мы поговорили о том, что довольно трудно, а точнее почти невыполнимо для стоматологии придерживаться тех норм и тех законных требований, чтобы создать такие оперблоки, отвечающие абсолютно всем требованиям. Но это все техническая часть, а я бы хотела остановиться на таком вопросе: Вы уже объяснили, что если делать под седацией установку имплантатов, во сне, что это происходит намного быстрее, качественнее и надежнее. Какие еще манипуляции в седации Вы бы рекомендовали и делаете в своей клинике?

Дмитрий Левин:

Сейчас у нас поровну разделилось два отделения по загрузке анестезиологов. Первое решение – это полностью капремонт рта, когда мы долго, в течение 3-4 недель планируем дизайн, форму, размер, и когда это все готово, все согласовали, в один день пациент или пациентка ложится спать на 2-4 часа, и в это время с ним работают микроскопист и ортопед и под микроскопом делают виниры. Например, сразу берут и делают 16 виниров. И получив такую услугу, люди своим глазам не верят, потому что это обычно несколько посещений, колоссальные затраты по времени и эмоциям, а тут вдруг раз – и все. У нас собственное цифровое производство, получается так, что мы можем несколько вариантов дизайна сделать оперативно и показательно, потому что мы сканируем, мы можем все эти библиотеки пациенту заранее продемонстрировать, можно оптимальный дизайн зубов подготовить заранее, и вся подготовка – удаление старых пломб, лечение кариеса, это все происходит мгновенно в 4 руки. Сразу все подготовили и тут же сделали временные виниры, пациенту показали, пациент может встать и пойти домой в новом дизайне. Это круто, это очень оперативно, очень уважительно ко времени пациентов, которого никогда нет ни у кого на себя, и это очень эффектно с точки зрения того, что человек не верит в то, что такое возможно, и вдруг это есть. Репутационно это огромный плюс.

Второе направление – это люди, которым нужен настоящий капремонт. Есть люди, немножко склонные к компромиссам, у них во рту что-то ужасное, и они, начитавшись интернета, хотят поверить в то, что all-on-4 – это будет круто, решение всех проблем, и они удаляют все зубы, ставят 4 имплантата и сверху съемник или полусъемник, но все равно это съемная конструкция, и они с этим живут. А есть другие люди, которые когда начинают разбираться, понимают, что это специальный маркетинг, это просто съемный протез, что надо купить имплантаты и сверху еще съемник. И когда они разобрались в этом, они говорят: «Нет, зубы у меня скомпрометированы, значит они удаляются, но я не хочу быть привязанным к клинике, я не хочу иметь протез, который будет меня постоянно заставлять возвращаться в клинику, менять втулки, обслуживать, отмывать, убирать, корректировать без конца. Не хочу этой зависимости. Вы можете сделать такую конструкцию, чтобы я никогда никуда не ходил?» И в этой ситуации это не 4 имплантата, а по 4 имплантата, иногда надо делать синуслифтинг, реконструкцию кости, восстановление высоты, восстановления ширины, пластику мягких тканей.

Юлия Клоуда:

Это все очень времязатратно, длительный процесс.

Дмитрий Левин:

Если это все делать в формате, как это принято в России, кусками, это может в режиме сериала идти вечно. Если это делать в формате планирования, подготовки и одного хирургического дня, за один день все, у нас сейчас есть пациент, очень известный в Москве, руководитель крупной строительной компании, человек, который не улыбался не знаю сколько лет, то есть он всегда ходил хмурый, потому что у него во рту было 7 зубов. В прошлом он имел негативный опыт, потом у него миллион аргументов, нет времени на себя никогда, и он достаточно молодой человек, то есть это не какой-то дед, который уже махнул рукой, это человек, который социальный и публичный. И придя к нам, он сказал: «Ребята, у меня временной лимит, я себя знаю, у меня есть месяц, потом я просто соскочу, я не буду ходить, я просто себя знаю. Давайте сделаем». И мы запланировали, сделали через специальные шаблоны, удалили ему все зубы, убрали всю инфекцию, убрали все кисты, все то, что там тухло много лет, и в один день в чистые условия между этими кистами нашли правильные направления при планировании, поставили имплантаты и между ними поставили временные имплантаты, тонкие, как спички, и на них сразу одели временные зубы, которые были сделаны по специальной цифровой библиотеке, то есть мы их отфрезеровали, показали, он сказал: «Да быть такого не может». И он согласился. И когда проснулся через 2 часа, мы дали ему зеркало, он посмотрел на себя – у него зубы стоят во рту, и это не съемная мыльница, это настоящее несъемное изделие, которое он будет носить 3 месяца, пока постоянные корневидные имплантаты прирастут, а вот эти маленькие имплантатики берут на себя всю нагрузку, и потом, когда все закончится, он получает полноценную несъемную конструкцию с удалением временных элементов. И он когда увидел, говорит: «Я заблуждался, беру свои слова назад, делаем дальше». Мы разобрали верхнюю челюсть, потом нижнюю челюсть восстановили, ни дня он не ходил без зубов, и это была конструкция, которая только один единственный раз от перегрузки немножко отклеилась, потому что в этот день он себе позволил немножко расслабиться и жареное мясо ел активно, запивал чем попало и немножко сколол пластик. И человек ни дня не был без зубов, не так, что ему сказали: «У вас все плохо, давайте все удалим, через полгода приходите». И человек ходит, как Баба Яга, боится выйти из дома, без этого средневековья можно обойтись, но нужно грамотное планирование.

Разные клиники в разном формате могут себе позволять технологии, но возвращаясь к седации, можно получить лицензию на любую клинику на 2 кресла, вопросов нет, так вы и сидите в своем объеме. Нужно вам работать с возрастным человеком, сделали себе один операционный день, например, субботу, сидит анестезиолог на стуле и контролирует, что происходит. Но на потоке это делать в неформатных вещах не очень здорово, потому что есть риски, то есть грамотных анестезиологов в Москве мало. Чтобы пойти купить все оборудование для анестезиологического и реаниматологического отделения, это надо 6 миллионов рублей, чтобы всю службу построить, нужны анестезиологические медсестры, отдельные помещения, палаты. Чтобы это делать, нужны безграничные финансовые ресурсы, нужны помещения, которые будут просто резиновыми, – такого нет у клиник.

Я ни в коем случае не умаляю достоинств организаций, которые работают, в Москве достаточное количество талантливых, опытных и сильных специалистов, и тут есть к кому пойти полечиться, но мы должны понимать, что клиники открывают чаще всего не врачи, а учредители, которые настроены на получение прибыли, и эти все ненужные вещи нафиг не сдались. Поэтому мы видим в каждом дворе стоматологические шиномонтажки на 2 кресла, в которых что-то делается, но это тоже нужно, потому что если что-то отклеилось, сломалось, что-то незначительное, во дворе подошел и все сделал. Если есть необходимость в чем-то серьезном, однозначно нужно искать многопрофильную клинику, в которой есть хирургия, челюстно-лицевая хирургия, ЛОР-хирургия, штатная анестезиология, и когда это все есть, тогда это действительно получается в седации безопасно. А если чего-то не хватает, можно и на красный свет перебежать, может, и получится, но тут разные варианты.

Юлия Клоуда:

Вопросы относительно детей, потому что седация, медикаментозный сон активно предлагается, рекламируется, и маркетинг компаний запущен на то, что это можно и нужно применять у детей. Как Вы считаете, можно ли лечить ребенка в условиях седации?

Дмитрий Левин:

У меня отношение к этому не самое популярное, я считаю, что есть российское отношение к лечению зубов, есть американское отношение к лечению молочных зубов, а есть стоматологический маркетинг, то есть нужно найти золотую середину между этим пофигизмом и тем, что нужно все сделать обязательно, то есть в формате адекватного родителя, который принимает решение за своего ребенка, у которого во рту есть проблемы.

Я придерживаюсь стратегии такой: если это не болит, то лучше постараться сделать все, чтобы это не развивалось. Есть разные технологии, я не буду рекламировать в эфире, есть способы даже самого пугливого ребенка аккуратно пригласить на ручки к маме и аккуратно помазать зуб, чтобы этот кариес не развивался дальше, вот такая специальная магия. А есть ситуации, когда приходит мама, которая мотивирована на капремонт ребенка, у нее есть деньги и у нее жуткая потребность в том, чтобы что-то сделать для ребенка, ей кажется, что она время теряет. В этот момент лучше этот внутренний конфликт, который она принесла в клинику, не усиливать и не продавать этому человеку капремонт в наркозе пятилетнего ребенка, когда на молочные зубы, которые выпадут через полгода, ставят коронки, вкладки из диоксида циркония за полмиллиона рублей. Это не очень полезно для кармы, это полезно для бизнеса, но лучше так не делать. Если есть возможность, приостановить, забыть на какое-то время и не усиливать страхи ребенка без конца, водя его за ненужными манипуляциями в клиники, лучше так поступить.

Но чаще всего мы видим маму с тревожностью, она в красной зоне по тревожности, она свои внутренние конфликты, свои страхи принесла сюда, она рассказывает о себе, что ее в детстве родители не могли привести, она потеряла 3 зуба, сверлили, не понравилось, она не хочет, чтобы с ребенком так было. Врачи не все с тонкой душевной организацией, говорят: «Давайте будем бабки зарабатывать», – потому что она заказчик, она просит. Сейчас такое время, когда заказчик может многое в медицине, раньше было по-другому, когда человек приходит и спрашивает, что лучше, ему говорят: «Надо делать так». – «Я не согласен». И в этом диалог. А сейчас по-другому: «Вот это будем делать, на 12 зубов ставить пломбу, ребенку 5 лет, анализы сдавайте, под наркоз, мы его отоварим, приезжайте завтра».

Юлия Клоуда:

С точки зрения медицины, насколько вреден для ребенка или безвреден медикаментозный сон?

Дмитрий Левин:

Седация все равно лучше, чем наркоз. Но я не знаю случаев, когда ребенка с большими стоматологическими работами лечат без наркоза, обычно это все-таки наркоз. С седацией почему-то анестезиологи боятся с детьми работать, взрослые анестезиологи делают всегда только седацию, в коммерческих клиниках всегда наркоз. Я не знаю, откуда такая появилась тематика, что ребенок может закрыть рот, острым предметом что-то себе повердить, там же все компактно, соответственно, это все миорелаксанты. В седации пациент может повернуться, а ребенок не может, поэтому однозначно седация заменяется на наркоз. Это с точки зрения юридической безопасности, а во всем мире дети в седации лечатся, их не будут глушить наркотой.

Юлия Клоуда:

Дмитрий, я Вас благодарю, что Вы рассказали все нюансы, тонкости, я уверена, что это поможет нашим зрителям, слушателям, но с Вас напутствующие слова людям, которые готовы вкладывать, инвестировать в свое здоровье и здоровье своей улыбки.

Дмитрий Левин:

Все, что касается стоматологии, это обычно плановая работа, мы не будем сейчас рассматривать стоматологическую травму, это про другое. Если вы видите, что есть необходимость в чем-то более-менее серьезном, мы живем не в Заполярье и есть возможность обратиться в разные клиники и в разных клиниках получить разные мнения, потому что иногда, получив второе мнение, глаза у человека открываются, он начинает понимать сложность, сроки, деньги, то есть интернет-маркетинг перестает магическое воздействие оказывать на человека. Вера в чудеса всегда превалирует, но иногда нужен холодный душ. Человек, начитавшись интернета, верит в то, что можно зуб с кистой удалить, закрутить туда сразу имплантат, тут же коронку приклеить. Это все неправда, если там есть воспалительные процессы, если у человека голова работает, ни один хирург так не сделает. С другими направлениями медицины все то же самое: выбираете, смотрите, спрашиваете, времени куча, нет такого, что нужно прямо сейчас это решение принять, просто небольшая пауза, спокойный расчет, несколько консультаций, и будет польза.

Юлия Клоуда:

Спасибо большое, мы рассказали о седации, ее возможностях в стоматологии при лечении взрослых и детей. На страницах нашего портала вы можете найти дополнительную информацию, у нас вышел новый печатный журнал, где вы можете найти мифы, которые развенчивает Дмитрий Левин, ищите в соцсетях клинику Центр приватной стоматологии «Доктор Левин». Берегите себя и свое здоровье.