Андрей Реутов:

 «Мозговой штурм» на канале Mediadoctor. Сегодня в нашем эфире мы постараемся осветить, на мой взгляд, очень актуальную тему, которая затрагивает, вероятно, каждого из нас в том или ином возрасте, а именно – боль в спине. Все мы прекрасно понимаем, что для болей в спине может быть большое количество разнообразных причин, но сегодня мы поговорим об определенной причине, наиболее частой, так называемом, стенозе позвоночного канала, или, другими словами, спинальном стенозе. Стеноз значит некое сужение позвоночного канала, то есть того канала, где у нас расположен и спинной мозг, и корешки. К сожалению, до сих пор среди наших пациентов бытует мнение, что любое оперативное вмешательство на этой зоне однозначно приводит к инвалидизации. Я знаю, что это миф, но я попрошу сегодня нашего гостя, моего друга и коллегу, нейрохирурга, кандидата медицинских наук, старшего научного сотрудника Центра нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко Дмитрия Сергеевича Асютина помочь мне еще раз развенчать этот устоявшийся миф.

Дмитрий Асютин:

Большое спасибо за приглашение, Андрей Александрович! Отрадно, что мы можем уделить время такой животрепещущей теме. Действительно, актуальность проблемы не вызывает никаких сомнений. Боль в спине, как Вы сказали, это то, с чем сталкивается каждый человек в течение жизни хотя бы раз. Я могу добавить, что это причина обращения 3/4, почти 70 % пациентов, которые приходят к врачу и жалуются на боль в спине.

Стеноз позвоночного канала – одна из форм развития дегенеративного процесса, дегенеративного заболевания в поясничном отделе позвоночника, которое проявляется именно болью в спине. Её можно назвать неким сигналом, первым сигналом к тому, что имеет смысл заняться поиском, что же с моим организмом не так и почему заболело?

Андрей Реутов:

 Скажите, пожалуйста, я сказал, наверное, образно: «Стеноз – сужение». Но, на самом деле, что означает этот термин?

Дмитрий Асютин:

Вы совершенно правы. На самом деле стеноз и подразумевает сужение тех пространств в позвоночнике, именно в поясничном отделе, где располагаются нервные структуры. По сути, все клинические проявления, которые сопутствуют стенозу, обусловлены механическим сдавлением нервных корешков, оболочки спинного мозга с нервными корешками внутри, что приводит к существенному снижению качества жизни пациента. Люди страдают и вынуждены зачастую менять свой привычный образ жизни. В этом и заключается основная проблема, поэтому заболевание так актуально на сегодняшний день.

Пациенты старшей возрастной группы очень часто могут иметь подобные проявления заболевания. Но на сегодняшний день, учитывая тенденцию к увеличению сроков продолжительности жизни, и даже наш президент говорит о том, что мы стремимся и придем, и мы, как одна из развитых стран мира, конечно же, тоже имеем подобный тренд, поэтому количество таких пациентов становится все больше и больше. На сегодняшний день мы всё чаще видим людей трудоспособного возраста, которые с этим сталкиваются, что приводит к серьезным проблемам, связанным и с рабочим графиком, и с тем, что человек не может выполнять свою трудовую функцию. У нас есть решение; благодаря современным техническим возможностям, возможностям цифровизации, которые в нашу специальность приходят одними из первых, на сегодняшний день можно говорить о том, что данная проблема решаема, решаема доступным и во многом комфортным способом, что позволяет вернуть любого пациента в его привычную социальную среду.

Андрей Реутов:

 Сейчас я услышал, что и более работоспособный возраст, пациенты более работоспособного возраста подвержены. Среди наших пациентов бытует мнение о том, что остеохондроз молодеет. У меня в связи с этим два вопроса. На самом ли деле это так, то есть остеохондроз молодеет? Как Вы, как спинальный нейрохирург, относитесь к термину «остеохондроз»? Либо Вы предпочитаете его называть некими другими словами – дегенеративно-дистрофические изменения? Остеохондроз – расхожий термин.

Дмитрий Асютин:

Да, наши предпочтения склоняются в сторону дегенеративной болезни, дегенеративных процессов, но игнорировать термин «остеохондроз» мы не имеем права, потому что он широко распространен в быту, а в конце прошлого века даже получил некое название или прозвище, что это «болезнь века» или «болезнь паспорта». Его проявления есть абсолютно у каждого человека на планете Земля, а «паспорта» – потому что в 14 лет, когда мы идем получать паспорт, у каждого третьего уже есть проявления дегенеративного процесса, который можно назвать остеохондрозом, в том числе. В конечном итоге, рано или поздно с этим столкнется каждый человек. Вот почему мы не можем игнорировать этот термин и, по большому счету, это одна из актуальных, животрепещущих проблем современности.

Андрей Реутов:

 Но, все-таки, болезнь молодеет, либо расширяются возможности диагностики, выявляемость стала лучше, либо это какая-то проблема экологии?

Дмитрий Асютин:

Мы имеем сегодня в арсенале такие средства визуализации, которые позволяют заглянуть внутрь организма человека и рассмотреть всё очень-очень досконально. Благодаря такой гипердиагностике, может быть, мы узнаём все больше причин, которые вызывают те или иные проблемы, и находим их.

Андрей Реутов:

 Вы сказали, что можно заглянуть внутрь. Скажите, пожалуйста, какие методы Вы используете в своей практике для выявления данной патологии?

Дмитрий Асютин:

Международным золотым стандартом является магниторезонансная томография; у нас есть прекрасная возможность проводить это исследование повсеместно в нашей стране и, в частности, в нашем городе. Очень распространенная методика, которая обладает высокой информативностью, самой высокой информативностью, и позволяет детально рассмотреть все взаимоотношения мягкотканных структур, которые нас интересуют – нервы, связки, мышцы, межпозвонковые диски, что на что давит, как, что взаимодействует. Мы таким образом можем выявить именно ту проблему, которая вызывает клинические симптомы.

Андрей Реутов:

 Два вопроса, которые наиболее часто задают пациенты, я думаю, и Вам, и мне: «Доктор, мне делать МРТ с контрастом?» – первое, что они спрашивают. Ваше мнение, существуют ли требования к аппарату, например, определенная мощность? Многие пациенты пытаются где-то сэкономить и находят аппараты, которые, возможно, более бюджетные, но качество исследования может страдать.

Дмитрий Асютин:

Экономить в данном случае смысла нет, на здоровье не экономят, Вы сами знаете прекрасно. Контраст здесь не требуется, потому что редко, когда нам нужна подобная дифференциальная диагностика с опухолевыми поражениями. Заболевание достаточно распространено, и мы знаем о нем уже предельно много, для того чтобы качественное МРТ могло показать все необходимые аспекты и нюансы патологии. Что касается мощности магнитного томографа, тот да, предпочтительно, чтобы мощность была не слабее 1,5 Тл, это очень важный аспект. Можно сравнить, не знаю, со старым ламповым телевизором жидкокристаллическую панель и изображение, которое она выдает. Примерно такая разница между магнитным томографом низкой мощности и тем, что нам требуется. Не надо гнаться за высокой мощностью, но 1,5 Тл вполне достаточно.

Андрей Реутов:

 Я зачастую встречаю онлайн-дискуссии среди коллег неврологов, реабилитологов, нейрохирургов. Кто-то говорит, что компьютерная томограмма, кто-то говорит МРТ. Мы уже услышали, что золотым стандартом является МРТ. Есть ли случаи, когда Вы все-таки рекомендуете дополнить МРТ-исследование компьютерным томографом, либо стандартной рентгенограммой, либо какими-то функциональными исследованиями?

Дмитрий Асютин:

Да, в ряде случаев они требуются. Это может быть связано с невозможностью выполнения или проведения МРТ-исследования у тех или иных пациентов, у которых в организме есть вживленные металлические импланты, либо, когда нам требуется подтвердить или опровергнуть оссификацию, то есть окостенение тех или иных мягкотканных структур. Но, по большому счету, радикальной значимости в формировании лечебной, именно хирургической тактики на сегодняшний день это не несет. Номером один является МРТ и начинаем всегда с МРТ. Когда пациент приходит к вам, и вы рекомендуете ему обследование, то предметного разговора без результатов МРТ не получится.

Андрей Реутов:

 Продолжим наш разговор с Вашей последней фразы, то есть, когда пациент пришел к Вам, Вы рекомендуете обследование. Скажите, пожалуйста, еще раз для наших дорогих зрителей, в каких случаях им вообще необходимо обратиться к врачу? Мы в самом начале эфира сказали, что боль в спине – единственный симптом, единственное проявление заболевания, которые мы с Вами обсуждаем сегодня в эфире.

Дмитрий Асютин:

На самом деле, нет. Боль – как триггер, некий триггер, который заставляет человека задуматься о том, что с моим организмом что-то не так, и надо бы заняться собой и понять, что со мной происходит? Кроме болевого синдрома в спине, яркими проявлениями подобных сужений в поясничном отделе могут быть распространение боли в нижней конечности, различного рода чувствительные расстройства; ими могут быть онемение, покалывание, бегание мурашек, они могут быть как постоянными, так и преходящими. В запущенных случаях может развиться слабость в ноге, ногах, что мешает людям проходить те расстояния, которые они в обычной жизни спокойно преодолевали, либо подниматься по лестнице. Все это вынуждает нас задуматься о том, что обследование должно быть доскональным, и требуется принимать меры.

Андрей Реутов:

 Я правильно сейчас понял, что заболевание проявляет себя исподволь? Человек утром проснулся и понял, что у него острый дебют заболевания, корешковая симптоматика, резкая боль при движении, либо есть планомерное, прогредиентное нарастание симптоматики? Либо все индивидуально?

Дмитрий Асютин:

Все достаточно индивидуально. Острое начало, как Вы описали, бывает крайне редко. Как правило, патология имеет хроническую форму, которая развивается в течение нескольких лет и постепенно снижает качество жизни пациента. Хорошая новость заключается в том, что, по большому счету, не существует такого развития заболевания, которое может привести к необратимым последствиям для организма человека или принести угрозу его жизни, угрозу безвозвратной инвалидизации. Инвалидное кресло всегда всех очень пугает. Как правило, ничего такого не происходит, и мы, нейрохирурги, можем подключиться на различных этапах развития болезни и высказать свое мнение относительно того, пора или не пора приступать уже к более радикальным методам лечения.

Андрей Реутов:

 Мне очень нравится слово «качество жизни». При данной патологии в первую очередь страдает, начинает снижаться именно качество жизни пациента, с учетом его болевого синдрома либо определенных ограничений. Наверное, в первую очередь он идет к специалистам, которые занимаются диагностикой, либо консервативным лечением – к неврологу, реабилитологу, рентгенологу? В каких случаях пациенты приходят к вам, на хирургию? То есть человек пришел к вам, вы сразу говорите: «Вы наш пациент», – ему только хирургия? Либо вы даете ему альтернативу?

Дмитрий Асютин:

Принимая во внимание тот факт, что мы имеем некий временной интервал, в течение которого мы можем оценить естественные регенеративные возможности организма, возможности компенсации, насколько он готов ужиться с этим состоянием, мы, как правило, даем пациенту рекомендацию в течение 4–6 недель попробовать все возможные методы консервативной терапии. Если в течение названного периода и при адекватно проведенном лечении результат не достигается и качество жизни не удается восстановить до приемлемого уровня, чтобы человек мог вернуться в свою привычную социальную среду, то затягивать большого смысла не имеет, потому что здесь играет роль еще некий каскад реакций, которые запускаются сужением внутрипоясничного отдела. Организм начинает искать резервные возможности для того, чтобы найти дополнительное пространство для сдавленных нервных корешков, и за счет этого начинает перестраиваться биомеханика поясничного отдела позвоночника, мышечные группы, суставной и связочный аппарат зачастую начинают работать асимметрично с разных сторон. Пациент приходит к вам в запущенной форме, уже может даже выглядеть как американский доллар, то есть гнуться на одну либо на другую сторону. В такой ситуации, решая причину, устраняя генератор болевых ощущений, потребуется гораздо больше времени на восстановление и возвращение к привычной жизни.

Андрей Реутов:

 Мы с Вами сказали про определенные возрастные и дегенеративные изменения, но, в принципе, в чём причина формирования стеноза? Он формируется у всех наших пациентов, либо есть определенная причина, возможно, провоцирующие факторы – избыточная масса тела, сахарный диабет, малоподвижный образ жизни? Почему у кого-то это происходит, а у кого-то нет, который и в 90 лет бодр и свеж, и занимается спортом?

Дмитрий Асютин:

По сути, стеноз, как мы уже сказали – это одна из крайних степеней проявления дегенеративного процесса, он является прекрасной иллюстрацией естественных процессов изнашивания позвоночника, которые идут в организме человека. Изнашивается он у всех по-разному; у кого-то приводит в конечном итоге к выраженной симптоматике, кто-то может совершенно спокойно уживаться с суженными пространствами в своем организме – все очень индивидуально.

Что касается отягчающих факторов, то они, безусловно, есть. Как правило, мы очень поздно задумываемся о том, как отразится наш адинамичный образ жизни, допустим, или несдержанный образ жизни в плане того же приема пищи, на дальнейшем нашем существовании, на нашей судьбе. Избыточная масса тела –один из отягчающих факторов, безусловно, который даже зачастую связывает нам, хирургам, руки, потому что в иной ситуации мы могли бы предложить более элегантные виды операции, менее травматичные, но у пациентов с избыточным весом их не всегда удается сделать, показания становятся крайне узкими.

Андрей Реутов:

 Мне хотелось бы услышать от Вас акцент, если такой имеется: есть ли связь между степенью выраженности симптомов до операции и перспективой восстановления? То есть, пациент несколько лет болел и пришел к вам; зависит ли возможность благоприятного исхода в послеоперационном лечении от степени выраженности симптоматики, от того, насколько груба его неврологическая симптоматика?

Дмитрий Асютин:

Безусловно, такая взаимосвязь существует. Мы, хирурги, со своей стороны можем влиять, в первую очередь, на болевые ощущения. Освобождая сдавленные, зажатые нервы, мы можем достичь обезболивающего эффекта. Что касается чувствительных расстройств, ассоциированных с нарушением проводимости по нервным корешкам, что касается перестройки биомеханики всего поясничного отдела, то этим, конечно, в дальнейшем придется заниматься очень ответственно и с помощью специалистов, наших коллег, специалистов смежных терапевтических дисциплин – неврологов, реабилитологов тех же самых. Это крайне актуальный момент.

Здесь есть определенная подмена понятий, когда человек приходит к врачу одной специальности и надеется на то, что он решит все его проблемы. Такого, как правило, не происходит. Мы всегда работаем в группе, в некоем сообществе, и только тогда можем рассчитывать на адекватный клинический исход нашего лечения. Сейчас становится очень популярна программа, если хотите – тенденция к быстрому восстановлению после операции, Fast Track называется. Она применяется во многих направлениях хирургии, и в спинальной хирургии одно из передовых, наверное, направлений, где может быть наиболее актуально. В ней принимает самое непосредственное участие группа специалистов, которых мы перечислили, на всех этапах лечения пациента. Очень важно информировать пациента, объяснять ему, чего ожидать, чего удастся достичь, проведя тот или иной вид хирургического лечения, чего удастся достичь с помощью восстановительных мероприятий, что поможет убрать либо дополнить лекарственная терапия. Все эти задачи решаются постепенно, поэтапно.

Андрей Реутов:

 Мы практически вплотную подошли к возможностям современной спинальной нейрохирурги в лечении данной патологии. Но, если у пациента стеноз, то есть сужение позвоночного канала, я всегда пытаюсь объяснить максимально доступно нашим пациентам, что наша цель – сделать и декомпрессию, то есть расширить позвоночный канал, освободить его. Мы знаем, что существует огромное количество вариаций, более 30-ти вариантов лечения данной патологии. Зачастую коллеги между собой спорят, дискутируют, какая методика лучше. Как Вы в своей практике к этому относитесь, существуют ли стандарты, либо всё очень индивидуально?

Дмитрий Асютин:

Это самая животрепещущая тема, какой вид хирургии предложить тому или иному пациенту, ведь заболевание очень многогранное. Наш арсенал крайне широк, особенно сегодня. Последние веяния научной мысли ведут к тому, что операция должна быть более комфортной, менее травматичной, максимально безопасной для пациента, для того чтобы человек мог максимально быстро вернуться в свою привычную жизнь, иметь минимум ограничений. В данном случае уровень, которого удается достичь современной спинальной нейрохирургией, позволяет вернуться в привычную жизнь без каких-либо ограничений на долгие-долгие годы, что крайне важно! Чтобы обеспечить подобное качество хирургического лечения, должна быть соответствующая технологическая база, опыт хирурга, ну, и работа в том самом коллективе, о котором я вам говорил. Я хочу сказать, что у нас, в нашей стране, на сегодняшний день такие возможности есть, они достаточно широки. Самые передовые хирургические технологии, которые только представлены на мировой арене, на сегодняшний день все представлены в нашей стране и используются рутинно. Это очень важно, просто нужно знать, куда обращаться!

Андрей Реутов:

 Дмитрий Сергеевич, в одном из предыдущих эфиров мы с моим коллегой-нейрофизиологом Николаем Купцовым обсуждали необходимость современного оснащения операционной для интракраниальной патологии – стереотаксическая навигация, нейрофизиологический мониторинг, для того чтобы максимально обезопасить пациента и хирурга во время выполнения хирургического вмешательства на головном мозге. Скажите, пожалуйста, можно ли проводить такую аналогию в спинальной нейрохирургии?

Дмитрий Асютин:

Безусловно!

Андрей Реутов:

 Я знаю, что ваше отделение всем оснащено, но, что это – это дань моде, либо на самом деле необходимость?

Дмитрий Асютин:

Никоим образом, Андрей Александрович, наоборот! Все современные технологические решения, решения цифровизации, интраоперационной визуализации, системы навигации, того же самого нейрофизиологического мониторинга – всё, в первую очередь, ведет к повышению безопасности проводимого хирургического вмешательства. Мы можем, по сути, в режиме реального времени во время операции видеть положение инструментов, положение имплантов, ориентироваться с объемом проведенной микрохирургической декомпрессии, то есть освобождения нервных структур – это один из основных элементов нашего нейрохирургического вмешательства по лечению дегенеративного стеноза. Мы очень часто приводим следующую аналогию. Представьте себе использование автомобильного навигатора в виде карты, которая раскрывается из пункта А в пункт Б. Так вот, современные возможности и технологические решения, о которых мы говорим, позволяют видеть подобную карту с режимом пробок онлайн, то есть знать, куда повернуть, для того чтобы сократить путь. Может быть, это утрированное представление, но оно очень близко к истине.

Еще один важный момент, что все эти возможности позволяют очень точно нивелировать хирургический уровень. Ни для кого не секрет, что есть хирурги с огромным опытом, есть специалисты, которые только начинают осваивать вмешательства. Зачастую, такая технологическая основа позволяет исключить возможность хирургической ошибки во время сложного нейрохирургического вмешательства.

Андрей Реутов:

 Я услышал кодовое слово «имплант», то, о чём часто, очень-очень часто и вас, и нас спрашивают пациенты. Понятное дело, что у всех есть доступ к интернету, все эрудированные, все начитанные, поэтому один из основных вопросов: «Доктор, а какой имплант мне будут ставить? А можно, я куплю более дорогой имплант, принесу? Я хочу поставить именно этот». Как Вы реагируете на такую просьбу и что Вы объясняете пациентам, когда сталкиваетесь с такой ситуацией? Имплант – кодовое слово.

Дмитрий Асютин:

Да, действительно, есть подмена понятий. В нашем современном обществе, в возможностях информационного потока, оно, конечно, очень акцентирует внимание пациента на, я не могу сказать, второстепенные, но не самые важные аспекты в плане принятия решения относительно того, какой вид хирургической помощи наиболее рационально предложить пациенту. Что касается имплантов, то мы стараемся объяснить, какую функцию, какую роль выполняет тот или иной имплант, насколько он необходим, что он сможет улучшить для стабилизации позвоночного сегмента, если она необходима. Показания к применению тех или иных имплантов в нашем мире сегодня расширяются, что не есть хорошо, потому что был определенный бум использования различного рода стабилизирующих конструкций, который потом перешел в период, когда мы начали сталкиваться с различными осложнениями, к которым они могут приводить. Всё должно быть в меру, всё должно быть строго по показаниям, и каждый случай, каждая лечебно-тактическая ситуация требует индивидуального подхода.

Андрей Реутов:

 Еще один вопросов от пациентов. Имплант ставится навсегда, либо на время? Зачастую спрашивают, я понимаю, что глупых вопросов не бывает, но пациенты спрашивают: «Доктор, а какой срок годности импланта?» Что Вы отвечаете?

Дмитрий Асютин:

Если имплант необходим, то, как правило, пожизненно. Он не оказывает, не влияет на поведенческий дискомфорт, человек не будет ощущать, что у него что-то не в порядке или что-то дополнительно установлено. Здесь немаловажным аспектом является тот факт, что, какой бы ни был имплант, он, выполняя свою задачу, позволяет вести пациенту свою привычную жизнь, зачастую включая занятия спортом. Женщин всегда очень интересует возможность беременности, рождения детей. Всё это допустимо, всё возможно, и мы с пациентами, как правило, расставляем приоритеты, некоторые акценты, чего мы хотим достичь, выполняя тот или иной вид хирургии. Здесь невероятную помощь нам оказывают современные решения с мобильными системами, которые позволяют восстановить естественную природную подвижность позвоночного сегмента, либо это ригидная система, которая выполняет функцию восстановления и восполнения разрушенных опорных элементов позвоночного столба. Но всё, еще раз повторюсь, подбирается очень-очень индивидуально. Мы сейчас обладаем такими технологиями, которые позволяют освободить нервные структуры без нарушений естественной стабильности поясничного отдела позвоночника.

Андрей Реутов:

 Вы говорите об эндоскопии?

Дмитрий Асютин:

В том числе, и эндоскопия. Есть микрохирургические технологии, эндоскопия сейчас получает все более широкое распространение, ее возможности повышаются. Но, по сути, все манипуляции приближают к очень элегантному стандарту хирургии одного дня One day surgery, когда пациент утром госпитализируется, днем ему проводится операция, вечером мы уже можем его вертикализировать, поставить на ноги, а на следующий день со спокойной душой отпустить домой. Да, у него будут определенные ограничения на ближайшие 2-3 недели, но их, скорее, можно назвать охранительным режимом, потому что в бытовом плане он полностью способен себя обслуживать. Зачастую наши пациенты после подобных изящных и деликатных хирургических вмешательств очень быстро возвращаются к своим рабочим обязанностям и к привычной жизни.

Андрей Реутов:

 То есть вопрос, который нам задавали еще несколько лет назад: «Доктор, скажите, пожалуйста, буду ли я звенеть в рамке металлоискателя?» – к счастью, уходит в прошлое за счет внедрения современных систем, которые в рамке точно звенеть не будут?

Дмитрий Асютин:

По сути, да. Титановые сплавы, которые на сегодняшний день используются, обладают, скажем так, определенной невидимостью для рамок металлодетекторов. На сегодняшний день тенденция идёт в пользу композитных полимерных материалов, которые более биосовместимы, если можно так выразиться, с организмом человека. Они моделируют естественную природную структуру того или иного отдела позвоночника, которую пытаются заместить.

Андрей Реутов:

 Дмитрий Сергеевич, наверное, каждый пациент интересуется и задает вопрос: «Доктор, скажите, пожалуйста, какова будет моя реабилитация?» Объясняешь, что термин не совсем правомочный, потому что реабилитация подразумевает восстановление утраченной функции. Что Вы говорите своим пациентам со стенозом позвоночного канала, когда Вам задают вопрос: «Доктор, какова будет моя реабилитация, что мне будут делать?»

Дмитрий Асютин:

Андрей Александрович, нет ничего хуже неоправданных ожиданий. Когда пациент приходит к нейрохирургу, он имеет какое-то представление, как он примерно будет себя чувствовать, чего удастся достичь, сделав операцию. Мы очень подробно всегда останавливаемся на этом аспекте и говорим о том, что мы, хирурги, можем активно влиять на болевые ощущения: до операции боль есть, мы делаем операцию, сразу удается справиться с болевым синдромом. Что же касается сопутствующих клинических симптомов, тех же самых чувствительных расстройств, слабости в ногах, то ими, конечно же, нужно будет заниматься в дальнейшем восстановительном периоде. Я с Вами согласен, не очень правильно называть его реабилитационным, потому что функцию мы не теряем, и тем самым имеем возможность говорить о восстановительных мероприятиях, лечебных в том числе. Здесь не обойтись без помощи лечебного методиста, без помощи специалистов физиотерапевтического профиля и неврологов, которые своими чудо-лекарствами могут улучшить и нервную проводимость, и общее самочувствие.

Андрей Реутов:

 Наверное, отметим еще труд среднего медицинского персонала; мне кажется, что без них мы, врачи…

Дмитрий Асютин:

Это правда!

Андрей Реутов:

 Мы обсудили реабилитацию. Давайте поговорим откровенно о прогнозах после подобных вмешательств. Мы с Вами уточнили, что результат напрямую связан с симптомами до операции и от использованной методики. Но, я правильно услышал, что прогноз благоприятный?

Дмитрий Асютин:

Вы совершенно правильно услышали. Мы основной своей целью ставим борьбу за исход хирургического лечения. У нас есть цель, которую мы должны достичь. Чтобы ее достичь, надо выполнить несколько задач. На сегодняшний день к задачам относится, в первую очередь, повысить безопасность пациентов, чтобы операция была максимально безопасна, минимизировать риски развития даже потенциально гипотетических осложнений, которых, по сути, не так много. Применение современных технологических решений как раз и позволяют обеспечить ту самую безопасность. Я думаю, мы постепенно будем двигаться к снижению затрат на лечение каждого конкретного пациента. Этого удается достичь только в комплексе, на это в первую очередь направлена вся минимально инвазивная, минимально травматичная хирургия, которая сегодня пропагандируется и распространяется. Что же касается исхода, то да, исход благоприятный, мы можем его прогнозировать с высокой долей вероятности в подавляющем большинстве случаев. Но, повторюсь, об этом важно говорить еще на дооперационном этапе, чтобы у человека было понимание, когда, чего он сможет достичь, сделав тот или иной вид лечения, проведя тот или иной вид лечения.

Андрей Реутов:

 Когда мы оперируем пациента на головном мозге, после выписки ему в любом случае требуется некое динамическое наблюдение. В зависимости от того, какая была выполнена операция, мы говорим: мы с Вами не прощаемся, Вы к нам должны вернуться через 3 месяца, через 6 месяцев, либо через год. Все они к нам приходят. Зачастую, наши с вами пациенты после спинальных вмешательств задают вопрос: «Доктор, скажите, пожалуйста, Вы меня выписываете, а мне не написали, когда мне сделать контрольное МРТ-исследование?» От чего это зависит, и что Вы говорите своим пациентам на этапе выписки?

Дмитрий Асютин:

На мой взгляд, это недопустимо, потому что отпускать пациента в свободное плавание не совсем верно. Мы берем определенные обязательства перед ним лично, перед его здоровьем, и должны до конца выполнить, хотя бы проверить результат своей работы в отдаленном периоде, чтобы удостовериться, что дегенеративный процесс идет под неким управляемым углом. Поэтому определенные точки контроля у нас всегда присутствуют. Мы наших пациентов в течение первого полугода стараемся детально наблюдать. У нас есть этапы созвона, когда мы интересуемся их самочувствием и состоянием, и на контрольных позициях выполняем МРТ-исследование, которое позволяет нам увидеть, как все зажило, насколько достаточен объем декомпрессии, есть ли потенция к развитию неких нарушений в других сегментах позвоночника. Ведь дегенеративный процесс никогда не бывает изолированным, как правило, это мультисегментарное поражение, просто на разных стадиях заболевания, а хирургическое лечение, безусловно, требуется не на всех стадиях, а только на определенных. В общем, контроль крайне важен, нельзя его запускать!

Андрей Реутов:

 Дмитрий, Вы в своей практике используете самые современные методики в хорошо оснащенной операционной. Тем не менее, я уверен, что зачастую Вы слышите вопрос от пациентов: «Доктор, скажите, пожалуйста, а может ли у меня быть рецидив заболевания?»

Дмитрий Асютин:

По сути, это очень частый и важный вопрос. Он актуален, людей интересует, что может с ними случиться, если что-то пойдет не по запланированному сценарию. Я хочу успокоить, наверное, людей, сказав о том, что это не катастрофа ни в коем случае, даже если вы попали в тот небольшой процент пациентов, у кого случилась подобная ситуация. Это всего-навсего означает, что подавляющее большинство людей смогли решить свою проблему, по сути, «под ключ» за одну хирургическую операцию, за одно хирургическое вмешательство, а человек, у кого случился рецидив, вынужден позаниматься еще. Иногда требуется дополнительное хирургическое вмешательство, но при этом безопасность не страдает радикально. Главное, что прогноз мы продолжаем оставлять со знаком плюс.

Андрей Реутов:

 Я с Вами абсолютно солидарен! У нас остается буквально 3 минуты до конца эфира. Что Вы бы хотели сказать, некое напутственное слово?

Андрей Реутов:

 Хотелось бы пожелать им не бояться того, что с ними происходит, и получать как можно больше информации. Главное, не затягивать с заботой о собственном здоровье; чем раньше мы начинаем заниматься, тем меньше проблем нас ожидает в будущем и тем меньше шансов встретиться с нейрохирургом.

Андрей Реутов:

 Дмитрий Сергеевич, скажите, пожалуйста, буквально недавно мы с Вами встречались на прекраснейшем мероприятии, которое называется «Нейрохирурги на лыжах», где собирается огромное количество нейрохирургов, обсуждают определенные медицинские темы, и при этом катаются на лыжах. Есть ли шанс, что пациент с дегенеративно-дистрофическими изменениями, с определенной симптоматикой после вмешательства сможет вновь встать на лыжи и, возможно, даже присоединиться к нам на следующих конгрессах?

Дмитрий Асютин:

Ответ однозначный и утвердительный: да, безусловно, может! Сейчас даже прослеживается тенденция, что многие пациенты, которые знают о своих потенциальных перспективах, планируют свою хирургию для того, чтобы успеть к горнолыжному сезону, чтобы не пропустить замечательные эмоции. В общем и целом, у нас есть средства для решения самых сложных задач, которые могут вдруг образоваться в поясничном отделе.

Андрей Реутов:

 Что не может не радовать! Дорогие друзья, я уверен, что во время этого эфира нам удалось развенчать миф о том, что любое вмешательство, которое касается той патологии, которую мы сегодня обсуждали, однозначно приводит к инвалидизации. Нет, это не так, это миф! Спинальная хирургия – наверное, одно из самых динамично развивающихся направлений в нейрохирургии. Из года в год, с каждым месяцем мы видим все новые и новые методики, те же самые импланты, высокие технологии, которые позволяют нам всем вместе, в команде с неврологами, с реабилитологами и, в первую очередь, конечно, нейрохирургами помогать нашим процентам. Тем не менее, мы надеемся, что вы будете следить за собой, вовремя обращаться к специалистам, следить за массой тела за своим образом жизни. Я уверен, что вместе с такими прекрасными специалистами как Дмитрий Сергеевич, мы однозначно сможем вам помочь!

Дмитрий Асютин:

Андрей Александрович, безусловно!

Андрей Реутов:

 Спасибо Вам большое!

Дмитрий Асютин:

Спасибо!