Олег Гончаров:
Канал Mediametrics, программа «Фармакология», тема нашего эфира сегодня: «Покой нам только снится». Традиционно у нас гость, сегодня это Евгений Нифантьев – сейчас, пожалуй, единственный человек в нашей стране и на нашем фармацевтическом рынке, который активно защищает нашу отрасль, потому что чудеса происходят просто каждый божий день. Я напомню: это генеральный директор аптечной сети «Неофарм».
Евгений, я понимаю, что вам часто сейчас приходится выступать, причем, очень сильное впечатление произвело ваше выступление на РБК. Вас пытали там, я по-другому никак не назову. Задавали максимум провокационных вопросов, сбивали, но, тем не менее, мне кажется, вам удалось сообщить ключевую мысль, потому что там все называли нас «аптечными спекулянтами». История с масками вызвала такой ажиотаж. Давайте об этом тоже поговорим сегодня.
Евгений Нифантьев:
Нас как только не называют! «Аптечные спекулянты», один из региональных ФАСов назвал аптеки мародерами.
Олег Гончаров:
Мародеры даже? Которые наживаются на человеческой беспомощности.
Евгений Нифантьев:
Но, к моему большому сожалению, мало кто хочет реально разобраться в тематике. Например, эта ситуация с масками, «маска раздора». Почему-то все искренне думают, что маски продаются только в аптеках, точнее, все почему-то сразу забыли, что маски продаются не только в аптеках.
Что получилось в данном случае с продуктом? Можно представить себе Китай в сравнении с Российской Федерацией? Первое: в Китае в 10 раз больше населения, а то и больше, чем в Российской Федерации. Второе: китайцы традиционно любят носить маски по поводу и без, мы это тоже помним, у них уже культура ношения масок. Дальше что получилось? По объективной ситуации в Китае значительно вырос спрос на маски, сильно вырос. Как я для себя понимаю, правительство Китая, скупило все запасы масок, именно правительство Китайской Народной Республики. Дальше они взяли и сделали, по их мнению, разумное распределение масок между населением ровно в тех провинциях, где, они считают, что эти маски необходимы, что абсолютно разумно. Они сейчас маски выдают бесплатно. Но, есть остальная часть населения Китая, которая тоже хочет маски, но их никто им не выдает.
Маски – это, в общем-то, копеечный товар, который стоил рубль, рубль-пятьдесят, два рубля в закупке. Сейчас он вырос, сначала в 10 раз, потом в 15 раз в закупке, а потом, мне кажется, и вообще пропал, в частности, у нас в аптеках уже масок нет. По причине того, что нам их предлагают по закупочной цене свыше 20 рублей, я не представляю, если мы возьмем за 20 рублей и будем продавать за 20 или за 21, то таким какими словами нас будут, опять же, называть ― сложно сказать.
Так вот, представьте себе: 1,5 миллиарда человек решили резко начать ходить в масках. Как вы считаете, если эти 1,5 миллиарда человек хотят скупить остаток масок на российском рынке, за сколько это произойдет? Понятное дело, что, условно, за 2 недели все маски с российского рынка были просто выметены. Но, аптеки-то здесь при чём? В аптеках маски никогда не были ходовым товаром, масок мы продавали, если не ошибаюсь, около 1,5 тысяч масок № 1 в день, а когда всё случилось, мы продавали от 120 до 150 тысяч масок в день. Несложно предположить, посчитать, что весь объем дешевых масок в наших аптеках сгребли, условно, за полдня. Потом цены в аптеках повышались по мере повышения их у производителей и дистрибьюторов. В данном случае даже не у традиционных наших дистрибьюторов, а у тех, которые резко начали специализироваться на масках.
Олег Гончаров:
Даже стали появляться новые производители, причём.
Евгений Нифантьев:
Да, я же про то и говорю. Поэтому в данном случае аптеки, наоборот, сыграли роль буфера, который не давал резкого роста цен на маски. Здесь, по большому счету, государство должно изучить их оборот, то, что реально происходило, и где-то даже поблагодарить аптеки.
Олег Гончаров:
Другими словами, аптеки выступили как зеркало, они показали реалии рынка. То, что начала расти цена на аптечной полке, говорит о том, что в начале цепочки тоже неминуемо начались изменения. Но, почему мы-то стали виноваты во всех грехах?
Евгений Нифантьев:
Потому что мы такая отрасль. Она, с одной стороны, маленькая и работает, я бы сказал, почти как швейцарские часы, такой сложный-сложный механизм. А с другой стороны, это отрасль, которую все время пытаются пинать. Отрасль для битья, и все, кто ее пинают, все пытаются на этом ловить свои политические очки.
Олег Гончаров:
Потому что отрасль интеллигентная, а интеллигентов бить можно, они не ответят, они стерпят, промолчат. Мы с вами подошли к ключевому вопросу, хочется, чтобы он наконец-то прозвучал на всю страну, да на весь мир: так кто же больше всех зарабатывает на фармацевтическом рынке России? Мне кажется, что ключевое заблуждение, все считают, что это аптекари, те самые «мародеры», те самые «спекулянты». Евгений, расскажите правду, кто же больше всех зарабатывает на фармрынке, на кого в первую очередь должно быть направлено внимание наших регуляторов?
Евгений Нифантьев:
Давайте первое, что мы разделим фармацевтические рынок на две части. Одна часть ― это государственные закупки, и другая часть ― это коммерческие закупки. В государственных закупках мы не будем рассуждать, кто больше зарабатывает, потому что мы не являемся участниками рынка государственных закупок. На коммерческом рынке есть цепочка из 3-х составляющих: это производитель, дистрибьютор и это аптека. Как может показаться со стороны, когда люди со стороны начинают рассуждать, они начинают думать: оба-на, здесь же есть дистрибьютор! Если дистрибьютора убрать, то насколько, по какой же более низкой цене получит лекарства конечный потребитель? 10–20–30 процентов! Помните, была тема о том, чтобы завести лекарственные препараты без лицензии в продуктовые магазины. Тогда люди совершенно серьезно рассуждали, что, когда продуктовые магазины возьмут себе на распределительные центры, то уже экономия 20–30 %. На сегодняшний день этого нет. Дистрибьютор, стоящей между аптекой и производителем, по сути, логист, который зарабатывает, плюс-минус, около 1 % рентабельности по чистой прибыли, и редко у кого столько получается.
Так получилось, что аптечные сети за счет того, что рынок открыт, за счет того, что есть огромное количество аптечных сетей – больших, маленьких, средних, отдельных аптек – не существует, по сути, никаких значимых барьеров для входа на рынок. При этом у конечного покупателя, у конечного потребителя есть возможность узнать цены на абсолютно все лекарственные препараты, представленные в любой аптеке в их населенном пункте. Они могут сравнить, посмотреть корзину. Такой открытости нет ни на одном рынке, вообще. Для того чтобы понять на продовольственном рынке, нужно взять авоську, побежать и посравнивать. У нас никуда бегать не надо: садишься к компьютеру, открываешь, сравниваешь. Есть и городские справки, есть мобильные приложения каждой отдельной аптечной сети, и есть сайты каждой отдельной аптечной сети, и так далее. За счет этого, за счет такой жесточайшей конкуренции аптечные сети довели себя до того, что их рентабельность по чистой прибыли 1 % считают сегодня просто за фантастический, хороший результат.
Теперь возьмем производителя. У производителей, конечно же, доходность выше, значительно выше. Их доходность по EBITDA от 20 до 40 процентов. Вопрос другом: нужно ли производителей зажимать? Честно говоря, думаю, что не нужно. Сегодня этот рынок вполне себе сбалансированный. Ведь производители, да, действительно много зарабатывают, но, справедливости ради, они много и тратят. Они строят новые цеха, они ставят новые линии, они вкладывают достаточно много в исследовательские разработки. Для того чтобы получить регистрационное удостоверение на новую молекулу, нужно провести где-то доклинику, где-то, соответственно, клинику, где-то еще нужно доклинику и так далее. Это достаточно тяжелый и финансовоёмкий процесс. Я, если честно, искренне не понимаю, зачем пытаются поломать то, что хорошо работает?
Олег Гончаров:
Это вы про последние инициативы?
Евгений Нифантьев:
Я про регулярные инициативы. Сейчас, допустим, выяснилось, что партия «Справедливая Россия», оказывается, тоже хорошо разбирается, как можно отрегулировать рынок – вот, вышла от них инициатива. Мы знаем, что в недрах Государственной думы есть еще один законопроект, и так далее. Причем, ладно бы, если бы депутаты обсуждали с нами, как не поломать, а как сделать так, чтобы рынок работал еще лучше. Мы же открыты к диалогу. Вы же видели эфир на РБК. Я Наталью Поклонскую пригласил: пожалуйста, приезжайте в офис! Я вам открою все документы, я вам покажу все наценки, я вам покажу все бонусы, я вам покажу все принципы работы аптечной сети, как мы работаем, сколько мы ценим, сколько мы тратим, какая у нас на выходе рентабельность и так далее. Когда ведущий усомнился в 1 %, я и его пригласил, и любых депутатов – пожалуйста, мы открыты. Причем, на сегодняшний день ведь даже не обязательно приходить в офис; все кассы сейчас онлайн, вся отчетность доступна. Любой, в принципе, любой человек может посмотреть вообще, что происходит с отчетностью: какие средние заработные платы, сколько люди платят налогов, соответственно и так далее и тому подобное. Все это государству доступно, бери и смотри!
Олег Гончаров:
Тем не менее, инициативы появляются, потому что до сих пор существует миф, что аптеки зарабатывают крайне много в отличие от всех других участников.
Евгений Нифантьев:
«Крайне много» – это сколько? 1 % по чистой прибыли это «крайне много»? Я считаю, было бы справедливым, если бы аптечные сети зарабатывали 2 % по чистой прибыли, это было бы справедливо. Ты на 100 рублей продал – 2 рубля компания заработала. Это не учредитель заработал, а компания заработала 2 рубля, для того чтобы ей развиваться дальше. Логично? Компании тоже нужно развиваться, не стоять на месте. Пока мы зарабатываем 1 %, но и его у нас хотят отнять.
Олег Гончаров:
Как тогда нам противостоять этим инициативам? Есть какой-нибудь путь? Евгений, может, предложите, как нам объединиться, или не надо объединяться? Или вы просто призываете, чтобы те самые инициаторы изменений хотя бы пришли, ознакомились с тем, как устроен сейчас рынок?
Евгений Нифантьев:
Я именно призываю, чтобы инициаторы любых таких инициатив слушали участников рынка, это логично. С точки зрения закона у нас любой законопроект должен проходить оценку регуляторного воздействия, должен получать общественную оценку и так далее. Нельзя просто взять и как черный ящик открыть, достать документы, сказать: всё, мы отдаем его в первое чтение.
Олег Гончаров:
А вы как готовитесь к тем изменениям, которые неминуемо наступят? Я слышал, вы решили открыть собственный склад. Почему?
Евгений Нифантьев:
Это никак не связано с какими-либо изменениями. Во-первых, мы с вами понятия не имеем, какие изменения могут наступить. Допустим, наши законодатели хотят регулировать бонусы, – как это может повлиять на аптечные сети? Если у тебя 1 % чистой прибыли, то, если у тебя забирают бонусы, ты можешь забранные бонусы компенсировать одним процентом чистой прибыли? Ответ: не можешь, конечно. Если бы у тебя было 10 или 15 процентов, как было бы вполне разумно по словам уважаемого ведущего РБК, тогда бы, конечно, ты получал не 10 или 15, а, условно, 2, предположим, или 7, или 1 или 6. В данном случае, если у тебя всего 1 %, ты же не можешь получать меньше 1, потому что с 1 % прибыли чистой прибыли ты как канатоходец: чуть-чуть влево тебя затянуло – вот тебе уже и -1, еще затянуло – вот уже и на бок упал. Так ведь? То есть не можешь.
Теперь вопрос, почему мы открываем склад. Склад мы открываем, потому что в моем понимании ты должен, как аптечная сеть, дать максимум сервисов своему покупателю. Один из сервисов – широкий ассортимент. Широкий ассортимент держать на остатке, условно, 50 тысяч SKU или 100 тысяч SKU ты физически не можешь по причине того, что часть по сроку годности спишешь. Складские возможности аптеки не дают тебе держать такой ассортимент, а на своем складе ты это можешь делать. При этом у нас есть определенное количество прямых контрактов, которые смогут обеспечивать разумную стоимость логистики, а доставка сборки заказов, которые на второй или на третий день будут выдаваться покупателю в аптеке, будет совместной с доставкой прямых контрактов в аптеке.
Олег Гончаров:
То есть не ваша собственная логистика?
Евгений Нифантьев:
Это наша собственная.
Олег Гончаров:
Собственная логистика, то есть вам, кроме склада, еще нужно развивать собственную логистику по аптекам?
Евгений Нифантьев:
Технологии давно уже отработанные.
Олег Гончаров:
Я так понимаю, речь про индивидуальный заказ. Сюда же, наверное, и вопросы e-comm, сейчас модная тенденция.
Евгений Нифантьев:
Тут ведь вопрос какой? У нас, в нашей сети всегда в голове есть и среднесрочный план, и долгосрочный план. Мы развивались по-другому, чем некоторые аптечные сети, мы не развивались путем слияний и поглощений. Мы развивались практически исключительно органическим путем и строили сетку таким образом, чтобы покрытие на территории было максимально удобным для людей, живущих на данной территории. Если взять, предположим, Москву в пределах МКАД, то у нас почти уже во всех домах есть возможность за 5–7, максимум, 10 минут пешком дойти до нашей ближайшей аптеки.
Олег Гончаров:
Либо «Неофарм», либо «Столички».
Евгений Нифантьев:
Да, как правило, «Столички», «Столичек» у нас много. Таким образом, мы имеем большущее количество центров выдачи заказов в виде аптек. Мы можем сделать условный marketplace красоты и здоровья. Всё, что связано со здоровьем и красотой, может заказываться на сайте и выдаваться в ближайший нашей аптеке, у нас готовая инфраструктура.
Олег Гончаров:
Но, у вас же есть такой формат, вы называете фарма-маркет, то есть это фарма, но большие площади, большой ассортимент. Вы это сейчас переводите в онлайн и будете использовать под него свои существующие аптеки. Под это тоже необходим склад, получается?
Евгений Нифантьев:
Мы взяли 10300 метров. На 2000 метров мы построили 5-этажный мезонин. Этот 5-этажный мезонин с огромнейшим количеством полок и ячеек дает нам возможность поддерживать, я бы сказал, неограниченный ассортимент, просто неограниченный ассортимент. Как я уже сказал ранее, те прямые контракты, которые у нас есть, позволят стоимость логистики держать более или менее в нормальном русле. Также у нас же есть логистический оператор, с ним мы тоже продолжим сотрудничество. То есть у нас будет лог-оператор, который обслуживает часть наших прямых контрактов, собственный склад и дистрибьюция. Таким образом будет сбалансированная система.
Олег Гончаров:
Спасибо большое, Евгений! Хотел бы еще один вопрос задать. Так уж случилось, на предыдущий эфир приходил Николай Демидов, это компания, сейчас она называется IQVIA, бывшая «АМС-Мед». Я всех наших аналитиков мучаю вопросам: так фармацевтический рынок растет или нет? Они все бодро говорят, что рынок растет. Еще бодрее об этом говорит Александр Монастырёв, который тоже стал недавно москвичом, пришел на московский рынок. Он сказал, что лет 200 еще фармацевтический рынок будет расти. Вы как ощущаете, он действительно растет, именно рынок?
Евгений Нифантьев:
Фармацевтический рынок в целом?
Олег Гончаров:
Давайте именно коммерческий брать.
Евгений Нифантьев:
Растёт, и в первую очередь, за счет сегмента государственных закупок, как мы с вами видим. Что касательно коммерческого рынка, я бы не сказал, что он сильно растет. Тем более, у нас сейчас переходный период, когда сливы-переливы вроде заканчиваются, но при этом не закончились. Поэтому я бы данным за 2019 год до конца не доверял. По моему ощущению, рынок близок к стагнации, либо росту условно, на процент инфляции, максимум.
Олег Гончаров:
Но, значит, надо менять стратегию? Потому что одно дело – развиваться на растущем рынке, другое – на другом рынке.
Евгений Нифантьев:
Мы уже давно развиваемся на стагнирующем рынке. Наш рынок уже давно не развивается 2-кратными цифрами, 2-разрядными цифрами.
Олег Гончаров:
Но, тогда какие рекомендации дадите? Потому что сейчас есть самые разные стратегии развития, и народ сейчас активно занимается развитием и собственного высокомаржинального ассортимента, появляются СТМ, эксклюзивы. Это все имеет право на жизнь, или просто такая дань моде?
Евгений Нифантьев:
Я могу сказать, что мы не уделяли внимание, честно.
Олег Гончаров:
А почему?
Евгений Нифантьев:
Не знаю, мы вообще привыкли как? Посмотреть, что делает рынок, потом сделать выводы и сделать по-своему. Вы помните, что мы ровно так сделали с дискаунтером.
Олег Гончаров:
Это да, все тогда удивились, потому что одно время Евгений Нифантьев был ярым противником модели дискаунтера, а потом появляется «Столичка», которая просто очаровала Москву. По сути дела, вы тогда весь рынок себе и забрали.
Евгений Нифантьев:
Весь рынок мы не забрали, но на сегодняшний день у нас 17 % доля рынка в Москве и Московской области, «Неофарм» и «Столички». Я так понимаю, что все-таки по итогам 2019 года в Москве мы по доле занимаем первое место. Долго мы к этому шли, но, ведь как бывает? Кто-то бежит вперед, потом – бам, упал, шнурок развязался, что угодно. А если ты идешь спокойно, уверенно, в одном направлении, то, как правило, на дальней дистанции ты можешь обогнать игроков, которые тебя обогнали ранее.
Олег Гончаров:
Но, все-таки, СТМ и эксклюзивы придают уверенности канатоходцу? У вас хорошая метафора получилась, когда мы идем с одним процентом, как по канату, и любой ветерок или мимолетная какая-то другая стихийная история может действительно обрушить.
Евгений Нифантьев:
Я думаю, придает, но нужно относиться таким образом: не СТМ ради СТМ. Что может произойти? Ты заходишь в аптеку, видишь кучу разноцветных упаковок непонятно чего с непонятными названиями. Если это будет продаваться, то, наверное, даст доходность. Вопрос: сколько раз один покупатель готов купить эту продукцию? Если один раз и больше не вернуться, то это путь в никуда, если у покупателя есть желание к повторным покупкам – это хорошо, а если покупатель становится адептом этих продуктов и начинает ходить к тебе в аптеки эксклюзивно за твоей продукцией, то, конечно, успех. Вот к чему нужно стремиться. Мы выпускаем не много СТМов. Мы выпустили два продукта, один кардиола, это, условно, витамины для сердца, и второй продукт – иммуноцея, это эхинацея для поддержания иммунитета, для повышения иммунитета. Могу сказать, они хорошо продаются, но они, с одной стороны, СТМ, а с другой стороны, это брендированный продукт. Могу сказать, что дружественным сетям, которые у нас попросили, мы дали эти продукты, они там продаются. Назвать это СТМами сложно. Я, скорее, за такие СТМы, нежели понаделать всего чего попало и заставить этим все полки.
Олег Гончаров:
Вернёмся к инициативам, которые нас преследуют со стороны наших регуляторов. Одну из них мы невольно уже разобрали: к чему может привести отмена бонусов со стороны производителей. Я думаю, что эта тема будет идти, будет все-таки реализована, потому что у них уже есть пример перед глазами – продуктовый ритейл, где они этого добились и какие-то ограничения ввели. Какая из предложенных инициатив, Евгений, на ваш взгляд, будет самой губительной? И почему?
Евгений Нифантьев:
Я могу сказать, по бонусам есть определенная недосказанность. Если говорить про продуктовый ритейл, ведь наши законодатели говорят: мы сейчас отрегулируем по аналогии с продуктовым ритейлом. Но, продуктовый ритейл устроен принципиально по-другому. В продуктовом ритейле нет списка жизненно важных и необходимых продуктов, на которые цены зарегистрированы и где оптово-розничная надбавка строго регламентирована. То есть в продуктовом ритейле не регламентирована фронтальная наценка. Что получилось? Получилось, когда они ограничили бонусы, то совершенно спокойно крупные продуктовые ретейлеры получили это в цене, получилась дифференциация между маленькими игроками по закупочной цене. Если вспомнить, то после того, как был принят закон о торговле, собственно говоря, тут же и наступила хана мелкому бизнесу, что-то все проекты как-то забыли. На сегодняшний день, как ни крути, а у нас достаточно много игроков среднего и малого сегмента на рынке. Я вас уверяю, что любое такое регулирование приведет к тому, что средние и малые игроки пострадают сильнее, чем крупные. Это первый момент.
Второй момент касательно бонусов: мы же обсудили, то что при чистой рентабельности 1 % компенсировать потерянные бонусы из чистой прибыли невозможно. Соответственно, дальше что, откуда компенсировать? Зарплаты, аренды платить надо ― будут повышаться цены, никуда от этого не денешься. Здесь получается, что аптечный ритейл отвоёвывал бонусы у производителей из, зачастую, сверхдоходности производителей, и отдавал это в процессе конкуренции конечному потребителю, снижая цены на полке. Причем, учитывая, что бонусы – это котловой метод распределения, цены снижались неравномерно, в большей степени снижались на rx-препараты, которые системного применения для хронических больных. Вот на них получится повышение гораздо больше, чем в среднем повысятся цены. От этого, конечно же, люди сильно пострадают. Это первый момент.
Второй момент – наши законодатели хотят ограничить отсрочки. Вопрос, отсрочки в продуктовом ритейле – понятно, почему ограничены. Когда у тебя оборачиваемость творожка 3–4–5 дней, то они платят в 45, но, когда у тебя многие препараты оборачиваются по 6–7 месяцев, почему ты должен платить в 30 или 45 дней? Сегодня сбалансированная система: есть производитель с высокой доходностью, который путем предоставления товарного кредита дает ликвидность в рынок, и дистрибьюторы имеют возможность поддерживать запасы на территории огромнейшей нашей страны. Аптеки имеют возможность поддерживать запас под спрос, то есть прийти и купить можно в этот же день, и это происходит за счет отсрочек производителей. Дальше что получается? Получается, что если вы искусственным образом снижаете отсрочку, то на рынке неминуемо возникнет кассовый разрыв. Если, допустим, сейчас дистрибьютор берет кассовый разрыв на 120 дней, поставляет аптекам на 60–90 дней, аптеки совершенно спокойно поддерживают запас, реализуют и более или менее вовремя платят, то, когда производители поставят под 30 или под 60 дней, то сами понимаете – 2-3 месяца с рынка нужно откуда-то взять. Конечно, брать их попытаются с конца цепочки, то есть с аптек. Здесь получится, что в предстоящем месяце, в марте или в апреле, нужно будет заплатить за тот месяц и еще за один, а выручка пришла за один. Вот он, кассовый разрыв, вот она, череда банкротств.
А дальше вопрос: что будут делать крупные сети? Крупные сети пойдут в банки, банки, с большой долей вероятности, дадут крупным сетям кредиты, кредиты будут стоить определенных денег, их вложат в конечную цену для потребителя – повысится цена. Что будут делать мелкие и средние сети? Пойдут в банки, им скажут: дайте нам прозрачную отчетность, дайте нам обеспечение; кто-то не сможет предоставить ― будьте любезны, извините; банкротство. Банкротство влияет на дистрибьютора, дистрибьютор не получает деньги, не платит производителю, и эффектом домино постепенно рынок накрывает кризис неплатежей. В итоге, что имеем? Резкое повышение цен на рынке, сужение ассортимента и закрытие большого количества аптек. Но, это же элементарно, это обычные экономические процессы.
Следующий интересный момент, что предлагали законодатели, – ограничение доли рынка как в субъектах федерации, так и в целом по рынку. Первая цифра, которая от них прозвучала, конечно, рынок просто повергла в шок: 3 % – доля рынка страны, и 10 % – доля рынка региона. Когда мы, участники рынка, посчитали, сколько аптечных сетей попадает под ограничения, то удивились даже законодатели: их попало 109. Представляете себе, насколько это смешно звучит, когда в рамках демонополизации рынка, рынка, который в 13 раз меньше продуктового, 109 «жутко зажравшихся» монопольных аптечных сетей попадают под ограничения. Ну, просто смешно. Надо понимать, что, кроме этих 109 аптечных сетей, в принципе, на рынке работать особо некому. Если их остановить в развитии, то на рынке тоже будет некий коллапс. Эти 109 аптечных сетей – это предприниматели. Если ты предпринимателю говоришь, что, Иван Иваныч, ты больше не можешь открывать аптеки, что будет делать Иван Иваныч? Будет пытаться зарабатывать. Правильно? Ограничение тоже не повлияет на уровень цен сторону уменьшения.
То есть, какую инициативу из законопроекта ни возьми с точки зрения именно регулирования, она ведет к тому, что цены повысятся, количество аптек уменьшится, ассортимент упадет. Но, правда, могу сказать, что в идеях у депутатов были и здравые мысли, надо отдать им должное. Здравые мысли они услышали от нас, от участников рынка, нам что-то удалось сказать.
Олег Гончаров:
Я вас слушал внимательным образом, мне захотелось спросить: Евгений, что тогда нужно у них попросить? Какие инициативы должны сейчас выйти на рынок, чтобы способствовал его укреплению, становлению, повышению доступности лекарственных средств для нашего населения? Ведь, цель-то была в этом.
Евгений Нифантьев:
Я могу сказать, что, если говорить о территориальный доступности, то здесь говорить нужно о том, чтобы ФАПы, фельдшерско-акушерские пункты, имели возможность реализовывать лекарственные препараты с минимумом преград с точки зрения лицензирования.
Олег Гончаров:
Такая система существовала, её просто разрушили.
Евгений Нифантьев:
Отчасти да. Второй вариант: можно подумать о том, чтобы именно для сельской местности были передвижные аптечные пункты.
Олег Гончаров:
Ведь у нас уже были такие проекты. По Москве же ездили аптеки на колесах. Целая эпопея.
Евгений Нифантьев:
Не нужны аптеки на колесах по Москве. Аптеки на колесах если и нужны, то по строгому расписанию строго в сельской местности, чтобы знали, что в этом населенном пункте, условно, в понедельник и среду или пятницу, или в понедельник и в четверг приезжает аптечный пункт на колесах и фармацевт выдаст все лекарства, которые нужны. Будет этот аптечный пункт на колесах стоит 40 минут или час – они приходят. Он приехал, отоварились люди, все довольны, разошлись. То есть решения существуют, но нужно думать на эту тему.
Олег Гончаров:
А ценовая доступность? Есть какие-нибудь у нас идеи и решения? Ведь депутаты борются за то, чтобы лекарства становились все дешевле и дешевле, или дешевле и доступнее бо́льшая часть.
Евгений Нифантьев:
Олег, вы же не будете спорить, что лечиться можно по-разному. В рамках одного МНН, международного непатентованного наименования, есть огромнейшее количество дженериков. Ни один еще фармацевт или провизор не отказал человеку, пришедшему в аптеку; на вопрос: «А есть ли что-нибудь подешевле?», всегда фармацевт или провизор покажет в рамках МНН лекарственный препарат из низшей ценовой категории, с этим нет проблем. Это первый момент. Второй момент, это то, что сегодня именно маржинальность, то есть цена входа в аптеку и цена на полке, выхода из аптеки, все-таки, наименьшая вообще для всех рынков. Маржинальность в аптечном сегменте меньше, чем в продуктовом ритейле, меньше, чем в торговле бытовой техникой, меньше, чем в любом секторе торговли потребительскими товарами. Это же ведь тоже очевидно!
Олег Гончаров:
Я не могу с вами не согласиться. По сути дела, если решать задачу, то большинство технологий либо существовали и о них просто забыли, либо начинать надо не с этого, но не с конца цепочки, а хотя бы с начала. Но, по сути дела, инициативы также сейчас достаточно активно развиваются. То референтное ценообразование, когда и производители уже начинают сталкиваться с тем, что государство достаточно жестко вмешивается в политику и устанавливает другие правила ценообразования сегмента жизненно важных и необходимых лекарственных препаратов.
Евгений Нифантьев:
Олег, здесь сложный вопрос. Представьте себе: вы – крупный западный производитель, вам установили референтную цену такую же, как у российского дженерика. Я – среднестатистический покупатель, я знаю, что есть оригинальный препарат, он стоит 300 рублей, и есть российский дженерик, он стоит 300 рублей. Как вы думаете, обычный российский пациент что купит при одинаковой цене? Ответ очевиден. К моему большому сожалению он купит оригинальный импортный препарат. Сегодня почему растут, как на дрожжах, российские производители? Потому что они предлагают хороший продукт по цене значительно ниже импортного. У фармацевта и провизора за первым столом есть возможность показать: есть импортный препарат, он стоит, условно, 500 рублей, и есть российский аналог, он стоит 180 рублей. Тогда человек, которому важна цена, возьмет российский препарат за 180 рублей, и заработают все. А если и российский препарат будет 180, и импортный будет 180, то, собственно говоря… Но, есть один нюанс, что западной крупной транснациональной компании дотировать российский рынок не проблема, а кто будет дотировать российских производителей?
Олег Гончаров:
То есть, опять же, вроде бы инициатива направлена на то, чтобы помочь нашим российским производителям, а все получается с точностью до наоборот.
Евгений Нифантьев:
Иногда надо не помогать, а не мешать.
Олег Гончаров:
Просто не мешать, и тогда рынок будет развиваться так, как он должен развиваться.
Евгений Нифантьев:
В общем, да. Я могу сказать касательно государственных закупок: это государственный бюджет, и здесь подход государства должен быть направлен на максимальную экономию государственных средств, но при этом чтобы не страдали пациенты. Но, когда мы говорим о коммерческом рынке, здесь должен решать человек, пришедший аптеку: хочет купить за 50 рублей – значит, покупает за 50 рублей, хочет купить за 150 рублей – значит, покупает за 150 рублей. Это выбор человека, пришедшего в аптеку.
Олег Гончаров:
Абсолютно с вами согласен. Евгений, буду вам очень признателен, если вы сформируете рекомендации аптечными сетям, их собственникам, их управленцам: к чему готовиться? Ведь год сложный, он уже начался, уже 1,5 месяца за спиной. Год 2020: что следует учесть и что уже делать прямо сейчас, чтобы долететь до хотя бы до середины Днепра?
Евгений Нифантьев:
В первую очередь, я бы хотел пожелать терпения всем нашими фармацевтам и провизорам, которые трудятся в аптеках на всей территории нашей необъятной страны. Вы делаете огромнейшее, важнейшее дело в части лекарственного обеспечения. Как бы нас не пинали, как бы нас не ругали, без фармацевта и провизора, стоящего за первым столом, наши граждане не смогут получить лекарственные препараты. Поэтому, знайте: мы вас очень любим и очень уважаем! Я надеюсь, что рано или поздно представители государства также поймут, что это уважаемая и важная профессия, и перестанут всячески на каждом перекрестке пинать фармацевтов и провизоров, а проникнутся уважением и будут вместе с нами решать, что же нужно сделать такого, чтобы для отрасли было лучше.
Олег Гончаров:
Спасибо большое, Евгений! Спасибо большое, что пришли в нашу студию и поделились с нами своими размышлениями, и я бы сказал, даже, порой, болью.