Татьяна Константинова:
Здравствуйте, друзья! Меня зовут Константинова Татьяна. Вы сейчас почему-то по какой-то причине решили послушать, что же такое может сказать эта женщина про благотворительность. Во-первых, я вас поздравляю со всеми праздниками, которые прошли. Праздники это тоже тяжелый труд, выдыхайте и поехали работать. Сегодня у меня гость, которого я знаю относительно недавно, но этот человек меня очень заворожил, если можно так сказать. Наташа, извини, я про тебя сейчас в третьем лице скажу. Мне интересно, как можно очень много интересных и таких разноплановых вещей в себе совмещать. У меня в гостях Наталья Перязева. Наталья возглавляет экспертный совет в Государственной Думе по социальному предпринимательству, она руководит автономной некоммерческой организацией, которая называется «Сказки у Камина». Спросим, что такое «Сказки у Камина» в исполнении Натальи.. Наташа основала дом престарелых, который называется «Дом у Парка». Привет, спасибо, что пришла, я очень рада. Скажи, пожалуйста, как красивые молодые женщины начинают заниматься такими вещами? Мы сегодня с тобой предварительно разговаривали, мне очень важно делать передачи без галстуков, формальных застегнутых пиджаков и тем более без нимба на голове: ах, про благотворительность, сейчас придет святоша, подожмет губки, и начнет рассказывать за все хорошее против всего плохого. Мне важны живые люди и это люди, которые своими руками делают изменения, которые нас окружают, а изменения есть. Что происходит в жизни человека, наверняка, ты не училась на председателя экспертного совета Госдумы по предпринимательству. Наверняка, девочка Наталья в 10-12 лет не мечтала открыть дом престарелых. Расскажи, пожалуйста, почему ты этим занялась, и какой у тебя бэкграунд?
Наталья Перязева:
Вообще я лингвист. Первая моя профессия лингвистика, немецкий язык и этим многое определено, потому что quadratisch practice hood очень четко, очень структурированно, места свободному творческому полету в этой среде немного. Лингвистика меня завела в программирование, я не умею программировать, но почти 17 лет я руковожу компанией программистов.
Татьяна Константинова:
Это очень интересный путь: лингвистика меня завела в программирование. Я правильно понимаю, что у тебя развиты оба полушария?
Наталья Перязева:
Наверное. Программирование это тоже язык, то есть языки программирования такие же языка, на которых мы разговариваем, поэтому здесь есть что-то близкое, есть определенная структура, есть логика. Долгие годы только этой логике, этой структуры я придерживалась в развитии. Такой не социальный, а обычный бизнес начался в 2003 году, на днях будет 17 лет, как я самостоятельный предприниматель.
Татьяна Константинова:
Когда Вы все успеваете? Мне казалось, что Вам лет 30 с небольшим, искренне говорю.
Наталья Перязева:
Спасибо. У моих одноклассников уже внуки, так что все в порядке. Дальше у меня появились дети, с рождением дочери, как и любая мать, я решила, что лучшего образования своим детям никто не даст, кроме как родители. Есть вариант – сесть дома с ребенком и образовывать его разными умными методиками, изучением чего-нибудь, но это не мое. Несмотря на то, что мое образование педагогическое лингвистическое, точнее андрагогическое, я преподаватель для взрослых, обучать других людей, особенно маленьких, для меня пытка и для них, наверное, тоже пытка. Поэтому образовательный процесс я наладить могу, но сама его вести ни в коем случае. В 2010 году я открыла детский клуб, потому что сама я обучить своего ребенка не могла, но отдать его в надежные проверенные руки, с понятными мне условиями я могла. Это тоже относилось к социальной сфере, потому что это дети и маленькие, там что-то про знание, про развитие.
Татьяна Константинова:
Цель - не зарабатывание денег, а получение качественных услуг.
Наталья Перязева:
Была еще одна цель, которая сейчас выходит на передний план. Я представила себе, что когда твой ребенок растет только в твоей семье, и ты прививаешь своему ребенку какие-то ценности, у тебя есть шанс до той поры, пока он не выйдет из дома, эти ценности в нем как-то укрепить, вырастить и он будет их придерживаться. Но, представим себе, что ребенок выходит на улицу и попадает в социум, а в тот социум, в который он попал, не вложили тех замечательных гуманистических принципов, которые ты всю жизнь вкладывал в своего ребенка.
Татьяна Константинова:
Страшный сон тревожного родителя ты сейчас видишь.
Наталья Перязева:
Я представила себе, что мой цветочек вырастет, выйдет на улицу, пойдет в школу, а вокруг наркоманы, асоциальные элементы и прочее. Как я могу повлиять на это? Я не могу воспитать всех выросших уже детей. Я могу вложиться на более раннем этапе, я могу тогда, когда моя дочь ходит еще в досадовский период в детский клуб, в детский сад, потом в дошкольные кружки. В этот момент я могу что-то прививать ей и тем, кто вместе с ней, а это и есть ее маленький социум, тогда их станет больше. Если я создам хорошую среду для привития каких-то настоящих ценностей, тогда, наверное, получится, что рядом с моим ребенком будет взрослеть тот контингент, который посещал те же самые заведения, учреждения и они будут потихонечку расти. Таким образом, мы чуть-чуть изменим мир вокруг отдельно взятых детей, то есть не одного ребенка, а всех вместе. Эта иллюзия и фантазия прошла со мной сквозь годы. Мне и по сей день кажется, что изменить жизнь отдельно взятого человека невозможно. Можно изменить жизнь какой-то агломерации, то есть это может быть комьюнити подъезда, поселка или это может быть школьный класс или школа. Человек не живет один во вселенной, он всегда живет рядом с кем-то. Влиять только на одного человека, конечно, опосредованно можно уложить и всех остальных, толкаешь одного в плечо, и остальные падают. Но гораздо веселее, чтобы росли и развивались все рядом и вместе. Если говорить о доме престарелых, который возник существенно после детского бизнеса, то здесь основной мой посыл был именно такой. Когда наши дети вырастают, мой ребенок и мои дети, к тому моменту их было уже двое. Мои дети вырастут напитанные знаниями, свободами, всеми софт скиллами, которые мы с ранних ногтей в них закладываем, то они имеют право быть свободными. Эта свобода может где угодно с ними случиться. Она может случиться в другом городе, в другой стране, на другом континенте, может на другой планете, кто знает где. Как ответственный родитель я не могу жизнь ребенка подчинить своей жизни, и сказать: «Не уходи от меня, поживи со мной, я помру, потом ты как-нибудь сам». Но, к тому моменту, как я помру, пойдет много лет. Может быть они бы хотели построить свою жизнь немножко раньше. Получается, что моя эгоистичная позиция желать быть рядом со своими близкими и в обезопашенной атмосфере, она может идти вразрез с жизненными интересами моих собственных детей. Потому что у них близкие могут оказаться в другом месте.
Татьяна Константинова:
У своего смертного одра не хотелось бы вздох облегчения слышать, после своего последнего вздоха. Я тебя понимаю.
Наталья Перязева:
Меня в какой-то момент накрыла именно эта мысль, что научив детей всему и, дав им очень много права и свобод, в результате мы делаем себя одинокими. Когда мы жили в нашем советском прошлом, дети уезжали не очень далеко. Потом начались турбулентные времена, когда все в центр поехали, но так было не всегда. Сейчас еще больше свободы. Когда ребенок вынужден выбирать между остаться рядом с престарелыми родителями и построить свою жизнь. Я его не для этого рожала, то есть не для того, чтобы он мучился выбором между своей счастливой жизнью и моей какой-то жизнью. Но, моя старость совершенно точно наступит, надеюсь, что с учетом экологии и прочего все-таки доживем до старости. Если она наступит, то, какие у меня там были зацепки? Мне хочется, чтобы мне было уютно, чтобы мне было не страшно, мне хочется, чтобы мне было спокойно и уверенно, чтобы мне было не страшно смотреть в сегодняшний день. Если это так, то я попробовала убрать из этого уравнения собственных детей, то есть с детьми, наверное, может так получиться и то мы все способны испортить отношения с собственными детьми до неузнаваемости. Предположим, они и мы все классные, и мы сохранили отношения, но я убираю ребенка их этого уравнения. Я же все равно хочу все чувствовать, я хочу быть в безопасности, хочу быть в условном здоровье, если мне стало нехорошо то, чтобы кто-нибудь меня в больницу отвез или бы врача вызвал. Как это сделать? Значит, это должны быть какие-то другие силы, то есть не мои дети.
Татьяна Константинова:
Мы снова возвращаемся к твоему глобальному мышлению о социуме, к твоей глобальной и довольно редкой позиции, когда ты заявляешь, прежде всего, самой себе, а потом уже вовне: я источник всего и я источник тех изменений, которые вокруг происходят. Я как раз хотела вернуться на шаг назад и спросить у тебя как ты думаешь. Ведь довольно маленькое количество людей так думают. Даже если взять применительно к благотворительности, коль передача про нее. Люди порой не участвуют в деятельности благотворительных организаций, как доноры люди, которые дают деньги, по причине того, что они считают: что я, я могу 100 рублей дать, был бы я миллионер тогда бы я и так далее. Про этом забывая или не думая о том, что даже маленькой толикой большое количество людей только своим деланием, проактивной позицией и пониманием того, что если я сижу и никаких кругов по воде не пускаю, ничего не шевелю, то ничего не произойдет. Как ты думаешь этот скиллз (простите за это слово, это умение, не люблю иностранные слова, но иногда проникают) возможно ли как-то культивировать в себе искусственно? Что можно сделать? Если сейчас родители краем уха слушают и что-то западет в голову, что можно сделать, чтобы в детей это заложить?
Наталья Перязева:
Мне сейчас с позиции моего возраста и состояния, конечно, сложно сказать, что я с этим родилась или я это где-то вырастила. Хотя, если вернуться назад, это то, чему я сейчас учу свою дочь подростка, я ей рассказываю историю и слова своего деда. Он умер год назад в возрасте 97 лет. В моем ее возрасте 10-11-12 лет не в отношении лично меня, как воспитательная мера, а вовне, позицию, которую он нес вовне, слышала слова о том, что, а это были те самые турбулентные времена 90-е, когда все у всех было очень странно. Он во всеуслышание говорил: что хочешь узнать, кто виноват, посмотри в зеркало. В этот момент он не думал, что там отобразится какое-то третье лицо, а предполагалось, что там отобразится то самое первое лицо. Наверное, во мне это так глубоко засело. Когда-то я за него очень боялась, когда он произносил это вслух в какой-нибудь толпе, тогда был очень хорошо развит общественный транспорт или в очереди в магазине, где все по карточкам. Когда он это говорил вслух, мне казалось: ну все, сейчас разорвут, как тузика. Потому что человек убеленный сединами, наверное, он просто в тяжелом маразме, ему тогда было глубоко за 60 лет и даже за 70 лет. Мне за него было страшно и за всех, кто в этот момент был рядом с ним, потому что чем дело закончится, было бы непонятно в этой драке. Видимо через это переживание оно крепко засело во мне. Я считаю, что автор всего, что происходит это я. Ответственность всегда на мне. Если у моих детей что-то не складывается до определенного возраста, понятно, потом они тоже ответственность на себя берут, это значит, что я что-то не до… Я, как существо более опытное должна была бы просчитать и где-то что-то учесть, опять-таки в уравнении, я очень логоритмично в этом плане мыслю. Если исходить из такого опыта, то многовероятно эту позицию можно привить очень большому количеству людей, это ответственность, это умение нести ответственность с одной стороны. С другой стороны иллюзорная, розовая, как облачко вера в то, что если ты что-то делаешь, то невозможно, чтобы это ни на что не повлияло вокруг. То есть не может быть какого-то действия мысли, которая не повлияет, если ты входишь в контакт с внешним миром. Если я открыла маленький дом престарелых, то конечно, я повлияю на тех людей, которые там работают, которые являются его клиентами, семьи этих людей. Но, я еще надеюсь суметь повлиять на миллионы людей вокруг, которые никогда в жизни не увидят «Дом у парка», даже может быть в Интернете не увидят, но через 3-5-10 руки услышат об идее. Если мы возвращаемся к благотворительности и донорству в размере 100 рублей, это еще меньше чем 100 рублей. Это заразится идеей, это зернышко, которое может никогда не взойти, но не посадить которое, на мой взгляд, безответственно. Потому что, сажая, сколько-то взойдет, сажая, кому-то откликнется. Честно тебе скажу, у меня тоже такое бывает: зачем я это делаю, ради чего, что за ветряные мельницы?
Татьяна Константинова:
Очень понимаю тебя.
Наталья Перязева:
Это бывает раз в полгода, хорошо накрывает. Потом думаю, не то, чтобы кто если не я, но, наверное, есть еще некоторое количество таких сумасшедших. Но если никто из нас не будет этого делать, то будет как? Не потому что я исключительная, не потому что я делаю что-то исключительное. Я не делаю ничего исключительного. То, что я делаю, может делать каждый или почти каждый при совпадении каких-то условий. Если мы все заткнемся, если мы все перестанем транслировать вовне то, что мы не думаем, а даже чувствуем и то чем мы хотим напитать - жизнь будет ужасной, а так, кто-то подумал эту мысль, и ему стало легче. Самый, наверное, крутой для меня отклик, когда человек послушав меня, говорит: «Я, наверное, так не сделаю, но я понимаю, о чем ты». Я понимаю, что это какой-то внутренний свет, который дает надежду, то есть он дает надежду, что когда-то в жизни будет по-другому, может быть не в нашей, может у наших детей. Возвращаясь к родительству, рожая детей, мы хотим им счастливого будущего, если это делаем не совсем случайное и не заметили, как они родились и не заметили, как они выросли. Если мы хотим счастья своим детям, то мы в него как-то должны вложиться и речь же не про деньги, а речь про общие условия, им должно как-то быть легко жить потом. Легко жить это как? Что надо туда транслировать, что надо заложить? Общество, в котором не убивают на каждом углу. Приятно, когда тебе не страшно ходит по улицам и ужасно, когда страшно. Опять-таки с позиции родителей еще страшнее, потому что когда ты идешь по улице тебе вполовину страшно от того, как твоей матери, которая сидит дома и ждет, когда ты по этой улице пройдешь. Но, это мы не понимаем в 20 лет, точно не понимаем в 15 лет и не факт, что понимаем в 35 лет, а чем старше, тем больше ты понимаешь и эти страхи тоже. Поэтому не вкладываться, не прививать это детям, не прививать это обществу, не говорить об этом, на мой взгляд, это безответственно и асоциально.
Татьяна Константинова:
Классная мысль мне сейчас в голову пришла, я ее дальше буду думать, она про обесценивание. Мой муж Дмитрий Борисович, привет, у тебя сейчас глазик начал дергаться, я последнее время много про нее думаю. Ты сейчас говорила о том, что мы порой не думаем о том, что маленькое зернышко способно сдвинуть пласты. Мы думаем, что сейчас я силенок накоплю, денег накоплю, что-то произойдет, и уж тогда-то я заживу, уж тогда я все сделаю. Это тоже про обесценивание, про то, что мы действительно не ценим маленькие шаги, которые способны сдвигать эти пласты. Давай вернемся к старости. Масса стигм вокруг старости, мы вернемся к ним, обязательно поговорим об этом. Масса страхов, но это завязано, в том числе на страхе смерти и на страх своего физического изменения. Я, как женщина, которая вошла в определенный возраст, когда начались физические изменения твоего внешнего вида и с этим нужно как-то чердачок нужно на место ставить или не на место, но как-то мириться с тем, что помятая и пожилая русалка, извините, я сейчас шучу. Вот старость и вокруг нее очень много мыслей, и вокруг нее много человеческих страхов и так далее. Я уже поняла, почему ты начала этим заниматься, я поняла твою стратегию. Я не удивлюсь, если через какое-то время еще что-то появится с такой же стратегией, но давай про старость. Что сейчас происходит, что ты делаешь в этом направлении?
Наталья Перязева:
Если говорить про предметность, то «Дом у Парка» очень предметно, про конкретных людей. Там то, что мы называем модным social impact социальным воздействием и социальным эффектом, он там относительно небольшой. Потому что прямое воздействие осуществляется реально на тех людей, которые входят в эти двери, так или иначе. Основная задача там транслировать, что уход может быть этичным, что человек может получать удовольствие от жизни, по собственному желанию пребывая вне стен дома. Собственное желание это очень важно. Далеко не всегда человек хочет быть один дома, а еще реже он хочет быть один, но в семье. Очень часто, когда человек живет в семье и одинок. Мы об этом очень редко думаем. Останавливаемся и задумываясь, будучи людьми среднего возраста и на которых висит и детство, и старшее поколение хотя бы психологически, как ответственность. Но очень редко мы задумываемся о том, что пожилой человек в семье может быть одиноким. Кажется, что он живет с нами, есть, пьет, ночует, а то, что все остальное время он один об этом никто не думает. Иногда для людей среднего возраста шоком является то, что их пожилые родители с ним не хотят жить. Потому что им хочется жизни немножко, не дожития, каждый день подождать.
Татьяна Константинова:
Кто придумал это словосочетание «возраст дожития», это тоска.
Наталья Перязева:
Именно про жизнь, про эмоцию. В этом мало кто верит в юном возрасте, но люди влюбляются и после 70-80 и 90 лет, и людей есть свои интересы. Ребенку поверить, что у его родителей есть свои интересы, даже 50 летнему ребенку очень тяжело. Реально человек может в 90 лет начать курить, потому что ему наконец-то захотелось начать курить. Дети говорят: стоп, ты здоровье испортишь. Это про воздействие здесь и сейчас, когда мы стараемся сделать жизнь отдельно взятых семей, взрослых детей и людей в возрасте наполненной и обезопашенной. Моя концепция – это создать такую инфраструктуру, которая видоизменяясь в периоде, то есть к моей старости, могла бы удовлетворять моим же требованиям. Эта концепция должна каждый день докручиваться с учетом реальности и быть удобоваримой для нас плюс сколько-то дней. Вчера было одно удобоваримо, условно, наши бабушки, жившие в коммунальных квартирах, привыкли к одному, им комфортно одно. Наши родители, живущие в собственном жилье привыкли к другому, и им в их старости не тоже самое нужно, что их родителям. При этом нам самим в возрасте наших бабушек, дедушек или наших родителей глубоко за, будет нужно что-то третье. Это все требует почти каждодневной подкрутки. Нельзя сказать, что можно что-то создать и оставить так, как кусок мрамора, это не про это, это очень живой механизм. Это прикладное, очень точечно, такой 24:27 неокр, он есть, и ты над ним работаешь, как над набором элементов, это одна история. Другая история, которая меня очень цепляет это изменение общественного сознания.
Татьяна Константинова:
Было бы странно, если гуманитарий, пришедший к руководству программистами, не захотел дальше как-то глобально сдвинуть.
Наталья Перязева:
Здесь очень важно, мы отсылаемся к временам моего раннего родительства, когда мир вокруг тебя диктует и твои условия жизни, потому что иначе не бывает. Здесь возникли «Сказки у Камина» чистая благотворительность, про то, что если мы сегодня не будем воспитывать и образовывать наше общество с признанием и с правом на старость, то неизвестно как мы, в чем мы будем жить в плюс 30-40-50 кому, сколько отведено лет. Вообще не понятно, как будут жить наши дети, а они будут жить еще дольше. Парадокс в том, что демографические изменения наших детей приведут к жизни за 100 лет легко, еще не факт, не отметим ли мы 100-летние юбилеи, поэтому нам к нашей старости надо как-то готовиться. Если нас к этому никто не готовил, я думаю, что в нашем поколении, когда мы еще были подростками, детьми например слово «деменция» его не было в природе, хотя, проблема существовала и раньше. Если бы 20-30 лет назад люди знали, что деменция это болезнь, то к ней и к людям, которые подвержены этому заболеванию, относились иначе. В семьях устраивалась бы жизнь с учетом того, что это болезнь, а не плохой характер. Дедушка маразматик или у бабушки склероз и это не важно, просто она все забывает и закрыли эту тему. Чем больше знаний об этом, тем легче обустроить жизнь микроколлектива, будь то семья, будь то деревня, коммуна, подъезд еще какая-нибудь единица измерения. Свою задачу в этом я вижу в донесении очень простых, понятных знаний до максимального количества людей о том, что мы не всегда такие же в +50 лет или в +30 лет к любому возрасту, как мы могли бы думать. Когда я провожу семинары и мастер-классы, я свою аудиторию прошу представить себя на 30 лет младше. В большинстве случаев, так как я работаю с взрослыми, то представить себя на 30 лет младше они уже могут. Есть аудитории, где это невозможно, тогда мы берем другой параметр. Смотри, тебе 30 лет назад нужно было тоже самое, что сейчас во всех аспектах в материальном плане, в эмоциональном плане? Ведь нет же, вообще нет?
Татьяна Константинова:
Конечно же, нет.
Наталья Перязева:
Теперь смотри, у нас есть категория граждан, они называются 60+ или 55+ и 55+ или 60+ он плюс бесконечность. Если мы принимаем во внимание, что 80 это вообще не порог, и мы к 55+ прибавляем 30 лет, а все программы рассчитаны на 55+, то есть 55+ и 70 и 80 и 90 и 100. Когда мы все придумывали, мы почему-то думала, что людям в 55 и в 80 надо оно и тоже. Но, если мы от себя отложим 30 лет мы же выясним, что нам не надо было тоже самое?
Татьяна Константинова:
Нет.
Наталья Перязева:
В 55+30 лет можно гипотетически предположить, что тоже другое нужно, а как об этом узнать? Мы выводим на рынок молодых специалистов, они креативные, они свободные, наученные все тому того, что мы в них заложили на тех этапах. Если они молодая сила производят основную массу продукции и услуг для всех целевых аудиторий, включая самую взрослую. Эти молодые, которые в 15-18-20 лет выходят на какой-то рынок, неважно созидают ли сами или работают для кого-то или под кем-то. Если они начинают делать что-то в адрес 80-летнего, понятийный разрыв такой, что счастливо оказать услугу или создать товар, который удовлетворит продавца и потребителя практически невозможно, если не навести мосты между более старшим и менее старшим.
Татьяна Константинова:
Для того, чтобы знание зашло, человек либо должен понимать, что он хочет его добыть, он должен от себя исходить, либо он должен увидеть для себя выгоду. Выгода может, не знаю, почему у нас отрицательная аннотация у этого слова, но на самом деле ничего в нем отрицательного нет. Выгода может быть, как эмоционально гуманистическая, так и прикладная. Через что ты добираешься до умов? Второй вопрос я сейчас сознательно формулировала, когда тебя слушала, и думаю: я, наверное, спрошу, чем люди руководствуются, гуманистическим или им тупо выгодно, они видят и понимают, что надо соломку подстелить, или я буду иметь работу, если буду уникальный специалист, потому что вокруг меня много людей, с которыми я могу сотрудничать? Но, я бы сформулировала таким образом: что ты больше видишь и какая тенденция, чего больше становится, причин?
Наталья Перязева:
Про причины мне пока сложно сказать. Если говорить о том, когда мы работаем со студентами.
Татьяна Константинова:
Я себя вспоминаю студенткой, это и шпоры, и сбегание с пар. Приходит ко мне женщина и говорит: «Сейчас я тебе расскажу, какая ты будешь старушка, или расскажу про старых людей». Что? При этом я гуманитарий и мы нармально были заточены на людей, и вся группа сказала бы: что? Что ты делаешь?
Наталья Перязева:
Когда ты меня обзывала про социальное предпринимательство и что-то говорила, эта категория мне особенно нравится. Если молодой человек учится на что-то связанное с предпринимательством, то есть в будущем созиданием чего бы то ни было, продукта или услуги, неважно чего. У него на подкорке должно быть заложено, что то, что собирается сделать должно быть востребовано, иначе в этом нет ни малейшего смысла. Здесь очень интересные метаморфозы, которые на самом-то деле могут быть характерны почти любой специальности. Это узкопрофессиональное применение, возьмем дизайнеров, архитекторов, лингвистов. Если они больше знают о своей аудитории, они быстрее достигают своих целей, они это быстро понимают. Надо выстраивать коммуникацию, надо быть удобным для клиента понятно зачем. Вторая сторона касается не только студентов, но уже чуть-чуть постарше, и те, кто относится к корпоратам, это выстраивание внутрикорпоративной культуры. Рынок труда сейчас таков, что на него выходят дети 18-летние и на нем еще болтаются гораздо более старшие.
Татьяна Константинова:
Привет пенсионной реформе.
Наталья Перязева:
Получается, что иногда внутри коллектива, если мы говорим бэк-офис и фронт-офис. В бэк-офисе понимания нет, им надо работать вместе, они не могут не работать вместе, но они не переносят друг друга. Эти мостики тоже надо наводить и те, которые постарше забывают, как это был 18-летним. Кажется удивительным, кажется, это было у всех вчера, но вообще-то не вчера, иногда это было в прошлом веке. Это одна сторона. Вторая сторона, молодежь выходит как фронт-офис на своего клиента и разговаривает с ним и тоже оценки, что эти придурочные. Это нарушает всю экосистему внутри. Это когда они вышли на рынки труда. Мотивация очень четко понятна у педагогического состава.
Татьяна Константинова:
Мне первоначально казалось, до нашей передачи, что ты сейчас будешь говорить исключительно о помогающих профессиях – это медицинские работники, педагогический состав, социальные работники и так далее. Ты начала с предпринимателей.
Наталья Перязева:
Если говорить о нынешнем предпринимателе он вынужден работать на социум, он не выживет, времена меняются, на всех нефтяных вышек может не хватить, поэтому надо что-то еще делать. Не там родились, не на том континенте. Если мы возвращаемся к помогающим профессиям, то в первую очередь, это педагоги. Но педагоги средних лет те, кто преподают младшим. Потому что находясь в середине, они видят разность между тем, что заходит в учебное заведение, какая готовность, в том числе и эмоциональная и что на самом-то деле происходит в мире, потому что это определенная буферизация, если мы говорим про ВУЗы, то совершенно точно. Когда учат профессии, но забывают учить soft skills, то мы, как потребители страдаем. Это видят те, кто работают со студенческой аудиторией, они понимают, что и студенчеству будет тяжелее работать. У нас был прекрасный пример в геронтологическом центре, когда студенты медики 6-го курса, мы проводили с ними мастер-класс про то, как быть старым, он называется «Как быть черепахой» и вдруг студенты, которые знали уже почти все обнаружили, что пожилой человек оказывается хуже слышит. В теории они про это все знали, про то, что человеку уже тяжелее ручку взять в руку, точнее взять он ее может, а писать он ей уже так не может на той скорости. Поэтому когда мы говорим про обслуживание на 12-ти минутах, вызывающего раздражение у очереди, у персонала. Человеку иногда пуговицу расстегнуть неудобно, об это не подумали все во всей цепочке, не произвели одежду, которую удобно расстегивать, не сделали так, чтобы не надо было записывать. Там может много технологических решений. Даже если мы сохраним норматив 12 минут на обслуживание пациента, даже в этом случае технологическое решение для пациента гипотетически может быть развито удобным. Для студентов медиков это оказалось WOW-эффектом. Оказывается теория и знания не имеют без практики, эмпатической составляющей того воздействия, которое могли бы.
Татьяна Константинова:
Есть проект прикладной дом престарелых, который называется «Дом у Парка». Есть выросший из него, который называется «Сказки у Камина» это благотворительность чистой воды. Это то, с чем ты идешь к молодому или к относительно молодому поколению и рассказываешь им о том, что с этими динозаврами можно жить и как жить счастливо, когда ты сам станешь динозавром. Скажи мне, пожалуйста, как ты собираешь деньги?
Наталья Перязева:
Спасибо тебе за этот вопрос, а там есть где-нибудь кошелек?
Татьяна Константинова:
Скажи, где можно почитать?
Наталья Перязева:
Сайт skazki-y-kamina.ru. Он гуглится хорошо, можно гуглить и по мне, я тоже не скрываюсь нигде. Самый любимый наш способ заработков это продажа знаний, продажа услуг. Мы очень любим работать с ВУЗами, мы очень любим работать с допобразованием, там мы можем максимального эффекта достичь, в том числе мы любим КСО, потому что мы можем проводить и family ties. Налаживая связи внутрисемейные и повышая уровень кайфа от жизни сотрудников. Мы можем работать с сотрудниками бзк-офисов, фронт-офисов и рассказывать про взаимодействие.
Татьяна Константинова:
У тебя пакет программ есть?
Наталья Перязева:
Да. Мы любим говорить про подготовку к социальному волонтерству, потому что причинять добро не тоже самое, что действительно делать хорошие вещи. Психология всего того, что связано с инклюзией. Инклюзия не только в значении инвалидности и гендерная, и расовая и прочее, без чего в нашем современном обществе практически невозможно. У нас можно поддержать пожертвования на сайте, но лучше, чтобы мы пришли и принесли добро куда-нибудь в массы, поэтому это ВУЗы, это корпорации, это компании, это любые открытые мероприятия, которые касаются семьи, здоровья и долголетия.
Татьяна Константинова:
Сколько вас человек?
Наталья Перязева:
Давай следующий вопрос.
Татьяна Константинова:
Есть ли у тебя идеальная картинка розового мира, о котором ты сказала в самом начале, чего бы ты хотела достичь к своим 60+?
Наталья Перязева:
В 60+ я еще надеюсь…
Татьяна Константинова:
Хорошо в 80+.
Наталья Перязева:
В 80+ я хочу, чтобы действительно у меня был выбор где жить, чтобы я пошла и сама выбрала, или мои дети за меня бы выбрали, а я выбирать не в состоянии, но было бы комфортно. Чтобы про меня вспоминали мои родственники с теплом, без ненависти и агрессии, навещая меня, как человека, к которому хочется приехать. Наверное, это мое самое большое желание - в глазах своих близких остаться ценным для них человеком до самого конца.
Татьяна Константинова:
Ценным, когда бабушка держит подагрическими пальчиками сумочку с фамильными драгоценностями?
Наталья Перязева:
Эмоционально ценным.
Татьяна Константинова:
С точки зрения бизнеса?
Наталья Перязева:
Я человек не про бизнес, я про предпринимательство, я про делание, я про бесконечное делание, то есть не про деньги, а про то, чтобы изменялось все вокруг. Поэтому мне было бы комфортно бирюзовая экономика, но ведь нас таких должно быть немножечко больше.
Татьяна Константинова:
Все, с большим сожалением закрываю программу, потому что нам немного времени дает Mediametrics. Спасибо, что нас послушали сегодня. Для меня была чрезвычайно интересная дискуссия, разговор и довольно много каких-то открытий и в том числа в своей личной старости. Мы все время из себя исходим и это правильно. Наташа, спасибо тебе, что пришла и подняла такую тему. Сразу после праздником мы раз и мы: дорогие товарищи все, мы состаримся. Подумайте, действительно классная штука о том, что мы действительно будем жить дольше. С одной стороны это хорошо, а с другой тоже хорошо, но мы немножко должны изменить этот мир и этот социум, в который нам всем потом стариться. Я очень желаю, чтобы твое желание на 80+ сбылось, пусть так и будет. Спасибо тебе! Будьте здоровы!