Наиля Насипулаева:
Вас приветствует в прямом эфире программа «Герой будущего времени». С вами Наиля Насипулаева, и у меня сегодня в гостях заслуженный художник Российской Федерации, академик Российской академии художеств, профессор Ульяновского университета, Никас Сафронов. Здравствуйте, Никас!
Никас Сафронов:
Здравствуйте, Наиля!
Наиля Насипулаева:
Очень рада вас видеть в стенах нашей студии. Сегодня мы с вами поговорим об искусстве глазами художника. Как сегодня развивается живопись в России и конечно, какие есть трудности в развитии этой сферы. Естественно, мы поговорим о вдохновении. Никас, вы на сегодняшний день в России самый известный, влиятельный, не будем скрывать, что дорогой художник. Ваш путь, он, на самом деле, очень сложный. Вы добились того, что вы сегодня имеете всё своим талантом и своим трудом, своими руками. Вы родились не в семье художника, вы намного интереснее для меня, потому что вы родились в семье священника. Конечно, я бы хотела, чтобы вы рассказали о своём детстве.
Никас Сафронов:
Начнём с того, что я сразу хотел бы сказать, что у меня идёт выставка. Тверская, 21, Музей современной истории или бывший музей революции, также Английский клуб. Это такое со львами здание напротив памятника Пушкина, чуть-чуть правее. Я хотел бы, чтобы все прошли и убедились после нашей передачи, что достоин ли он этой передачи, этого канала, этого эфира и т.д. Немножко я кокетничаю, но, на самом деле, путь конечно сложный. Но всё зависит не от наследственности. Брейгель Питер старший был гениальный художник, а уже его дети были средние художники. Они были ремесленники, они были потрясающие рисовальщики, но они не были художниками, такими фантазёрами, как Питер Брейгель, если вы помните его. У меня, кстати, есть и реплика, я в Неаполе увидел картину Брейгеля «Слепые», помните, такие слепые падающие. Один уже упал, другой падает, третий что-то уже подозревает, четвёртый ещё в неведении идёт такой, не соображает. Я писал ее, как историю на Европу, к чему сейчас Европа движется, она сама не знает, куда она падает, в какие блудни, в какую яму. Там эта картина большая представлена, когда-то была сделана как копия, а потом переписана полностью в Dream Vision, стиль мой, который я создал. В искусстве сложно, есть сенсуальность, чувственность. Ты любил и страдал, ты можешь заставить любить и страдать других, у тебя есть вот это понимание. Тебя в армии наказывали, ты можешь наказать других, будучи уже сам старым солдатом, дедом. Я старый солдат, помните это в «Здравствуйте, я ваша тетя!». Но ты этого можешь не делать. Для тебя неприятно, опять из рода священника. Мой папа не был священником, он был военным, но его дед был священником. И папа хотел, наверное, чтобы я тоже был священником, но боялся. Так как я родился в советское время. Но у меня наследственность большая, у меня и мама была глубоко верующей, и по отцу у были донские казаки, но род начитался чуть ли не от кентерберийских монахов, которые приехали пропагандировать в 16-м веке католицизм, потом приняли православие, приняли Софроний, потом Сафронов. И 1668-м году Артемий Сафронов уехал по приглашению Богдана Хитрова с несколькими пилигримами священником освятить некую местность. Освятили и назвали её Семь холмов, Симбирском, недалеко от Казани, кстати, где учился Ленин. Я очень люблю Казань, это потрясающе красивый город, вы знаете, у меня была там выставка. И была маленькая накладка. Не всегда налаживаешь отношения, думаешь, я же замечательный, прекрасный, великий и т.д. Нет, всё не так просто. Есть конъюнктура, есть отношение. Вот я сделал выставку, директор такая была вначале очень лояльная, но потом, у меня там есть один такой странный оппонент в Ульяновске, бывший директор тоже, который, не будем говорить о его проступке, который он совершил по отношению ко мне. Но он ещё продолжает вредить. Он поехал и попросил, чтобы она не покупала моих картин. Я картины хотел продать и деньги отдать, как ни странно, благотворительность очень важна, отдавать деньги училищу имени Николая Фешина, ученика Репина. Я хотел отдать все эти деньги, а это было 120.000 $ в училище. Потому что там фасад прекрасный, а внутри голуби летают, они бедные там в фуфайках ходят, как в средневековье, внутри за ними не очень пока смотрят и ухаживают. Я решил сделать такой жест, потому что я люблю Фешина.
Наиля Насипулаева:
Да, вы поддерживаете несколько училищ сегодня.
Никас Сафронов:
Да, я поддерживаю, как раз сегодня мне моя помощница сказала: Никас, там надо 400.000, новую партию денег за какой-то небольшой срок. Оказывается, это ученикам, которых я поддерживаю в институте, в университете, который я курирую, также училище, которое я закончил Грековское в Ростове, я тоже там курирую несколько учеников талантливых. Но я сам знаю, я сам прошёл эту сложную достаточно школу. Я выживал тем, что я, работая, учась в мореходке, в 15 лет я уехал в мореходку, я разгружал вагоны.
Наиля Насипулаева:
Вы только кем не были, и грузчиком были.
Никас Сафронов:
Да, в порту контейнера разгружал. Поехав в Ростов в 16 лет, поступив в училище вообще случайно, но я думал, я докажу.
Наиля Насипулаева:
А как поступили в училище, как получилось.
Никас Сафронов:
Вы знаете, очень странно, у меня было школьное образование всего лишь, но я когда-то в школе в третьем, в четвёртом классе нашёл «Озорные рассказы» Бальзака в оформлении Гюстава Доре, потрясающий художник, иллюстратор, он оформлял и «Божественную комедию», и Рабле «Пантагрюэль». И у него есть «Крестовые походы» и какие-то рассказы великих писателей, таких, как Бальзак. И вообще сам Бальзак для меня был необыкновенно эротичен. Потому что там в куртизанку влюбился монах, тут я вроде как имею наследственность такую. Там ни о чем, сегодня это ни о чем, даже в детском саду это уже не так интересно. Он залез к ней на балкон и овладел ею, это была эротика, все, овладел, значит он как-то там разделся, наверное, она разделась, наверное и т.д. Но это всё было одно в моём детском воображении, но иллюстрации были Доре. И там были рассказы, там рыцарские какие-то были истории. И я стал под него подражать, под него работать. Я на партах, в тетрадях рисовал рыцарские бои. Я потом не только копировал, но пытался создать свою историю вокруг этого. В школе меня всегда назначали членкором по оформлению.
Наиля Насипулаева:
Стенгазеты, наверное.
Никас Сафронов:
Стенгазеты я оформлял, я рисовал на Новый год.
Наиля Насипулаева:
Это было самое сложное для меня.
Никас Сафронов:
Я с удовольствием, карикатуры, шаржи, что в общем невольно давало мне такое развитие.
Наиля Насипулаева:
А кто вообще научил вас рисовать, всё-таки учитель это тот человек первый, кто поставил руку. Как вот эта любовь в вас родилась?
Никас Сафронов:
Вы знаете, у меня и не было такой, у меня даже брат художник, во всяком случае, был им, он есть, слова богу, ему здоровья. Но просто он давно уже этим не занимается. Но даже он не являлся примером для меня, я и не хотел быть художником, просто мне это легко давалось, потому что здесь не наследственность, но чувственность, сенсуальность, как я сказал. Моего деда брат был архитектором военным, он строил мосты.
Наиля Насипулаева:
Все равно есть какая-то своя тонкая.
Никас Сафронов:
Связь, она завязана на чувственности, как мы начали в начале беседу, потому что всё схватывалось, как губка, это впитывал. Оно тебе не нужно, но раз просят, надо значит освоить. Чем бы я ни занимался, я всё время старался освоить эти профессии досконально. Дворник, я подметал так, что у меня ни одной бумажки не было. Сторож, я караулил, я не спал, я следил за этим. Хотя тут параллельно можно было и сторожить. Если я работал, разгружал вагоны, то я разгружал до конца, я не ленился. Может быть, позже было такое, когда моя подруга летом попросила на месяц, у меня были такие каникулы студенческие, попросила вместо нее побыть на заводе, какой-то Ростсельмаш. И нужно было крутить болты. Конечно, я утомился, эти болты дали мне, я давал 5 норм. Но в конце я понял, когда мне аванс дали, какие-то мизерные деньги, мне так это было обидно, что я им дал 5 норм, а они мне дали. Если бы рабочему за эту работу дали 50 руб., то мне дали 10 руб., мне было очень обидно. Я думаю, я должен был вообще 100 получить.
Наиля Насипулаева:
Несправедливо.
Никас Сафронов:
Но так как это было как колхоз, отправляли в колхозы, а её, мою девушку отправили на завод, и я сказал: я буду. Я крутил эти какие-то несчастные болты. Я уже потом приписками занимался, я уже понял, второй раз мне дали даже больше приписок, 15. Но это не послужило поводом свернуть с пути, я имею в виду стать хитрым. Я, например, когда учился в институте, уже после училища, которое я закончил после армии, и в процессе я уже поступил даже в институт, я понял, что жить в общежитиях, снимать квартиры, это тяжело. Я, продав выставку, которую я готовил несколько лет, в Паневежисе прожив три года, потом уже в Вильнюсе, я заработал 2850 руб., это колоссальные деньги для студента. Я узнал, что квартира стоит 5000. Кооперативная, на чёрном рынке. И вот я эти деньги вложил в бизнес. Я поехал в Польшу, купил джинсы, какие-то товары, продал здесь. Первое время я продавал сам, потом уже отдавал посреднику. Но это тоже, оказывается, пригодилось. Но как только я заработал на квартиру, мебель, ремонт, я тут же снова вернулся в живопись. Я понял, что я уже художник, я должен это осваивать.
Наиля Насипулаева:
И развивать.
Никас Сафронов:
И что все другие соблазнительные, я уже потратил много времени, было глупо бросать эту историю, тем более, я не окончил училище, а ушёл в армию, мне захотелось отслужить. В армии я пожалел, что я пошёл в армию, потому что навалились на меня некие деды так называемые, которые заставляли.
Наиля Насипулаева:
Дедовщина какая-то была?
Никас Сафронов:
Дедовщина была, конечно. Не такая жёсткая, но была достаточно.
Наиля Насипулаева:
Но на сегодня попроще, на самом деле.
Никас Сафронов:
Не до убийства, но было всё равно, наказывали жёстко. Я вначале делал в охотку эти дембельские альбомы, потом стал сопротивляться, меня стали наказывать, и я тут взбунтовался.
Наиля Насипулаева:
Конечно, такие золотые руки появились.
Никас Сафронов:
Я взбунтовался на 10-м альбоме дембельском, это такие дурацкие какие-то альбомы, они вообще пошловатые, там нужно нарисовать, как он служит.
Наиля Насипулаева:
Я видела один у брата.
Никас Сафронов:
Фотографии, вместить какой-то шарж, карикатуру, слава богу, я все это делал и умел.
Наиля Насипулаева:
Представляете, сегодня уже у кого-то есть дембельский альбом самого Никаса Сафронова.
Никас Сафронов:
Пока никто не объявился, кстати.
Наиля Насипулаева:
Не хотят, боятся.
Никас Сафронов:
Из армии никто не объявился, кроме моего одного постоянного товарища, который живёт в Москве, Юра Цюрих. Вернувшись, осваивая профессию живописи, художника, я пробовал дизайнером, учиться на дизайнера. Я только на четвёртом курсе увидел во сне, как я гуляю по галерее, где висят мои картины, которых в реальности я ещё не написал. Я уже рассказывал эту историю. И со мной какой-то дед, и дед всё время меня поправляет: вот здесь у тебя со светом неправильно. Я говорю: вы знаете, я согласен. А вот здесь у тебя графика. Я говорю: вы знаете, точно не согласен, это графика, специально искажение и так далее, что-то такое. В какой-то момент я чувствую, что мне не хватает совета, моего не хватает опыта. Я оборачиваюсь, деда нет, поворачиваю вверх голову, смотрю, это Леонардо, и он улетает. Я кричу: Леонардо, куда ты? Он бросает мне шар молча, я его ловлю. Я просыпаюсь, я понимаю, что я художник. До этого я хорошо рисовал, продавал, но я не видел внутри себя художника.
Наиля Насипулаева:
Своего дара не ощущали.
Никас Сафронов:
Я не чувствовал себя художником, я видел кем угодно себя, плотником, лётчиком, пиратом, но я не видел себя. И после этого сна я вдруг стал видеть сны, где кем бы я не был, но я знал, что второй Никас смотрит, какое небо, какой штурвал, какая кухня, какая еда, и я запоминаю. А ещё раньше я прочитал, что у Наполеона в голове был шкаф мысленный. В одном интрига, политика, война, любовь и так далее. И когда он засыпал, он мысленно закрывал все створки и всё, и тут же отключался. Я не мог никак выключить, закрыть все створки. Но я вобрал этот шкаф, и во сне я знал, что, да, 25-я не занята, и вот
этот сон, 25-я полка. Когда я просыпался, я вспоминал только 25, и тогда я восстанавливал полный сон. Но полностью сон всегда хаосный, его нельзя распределить, это сюрреализм. Что такое сюрреализм и символизм? Сюрреализм - это бессознательное, а символизм - это сознательное, ты можешь объяснить какой-то мистикой, тайной. Я выбирал во сне уже тот сюжет, который мне нужно для живописи, когда я проснусь. Я не знал, сплю я или не сплю, я думал, что я не сплю. Но я проверял себя на всякий случай. Я щипал себя, я чувствовал, что раз я не реагирую, значит я сплю, значит мне надо запомниться только вот этот квадрат, это действие, эту историю. И просыпаясь, я запоминал. Вот возник из снов стиль Dream Vision, который, но он более размытый. Когда ты просыпаешься, он не составляет ту конкретную историю, а он уже абстрактный, условный. Море какое-то полуразмытое, город какой-то в тумане и так далее. Эти сны я стал вписывать, но если бы я не знал реализма, наверное, не получился бы этот Dream Vision, стиль-импрессионист, потому что надо было точно знать последовательность наложения красок, так называемой лессировки и знать архитектурное строение зданий. То есть надо знать графические построения предметов, которые ты пишешь. И потом на них накладываются краски, краски, и там несколько есть нюансов, секретов. И потом появляется вот эта размытость. Я сейчас погорячился, дал 70 картин с лишним этих работ, много достаточно. Я сейчас половину уберу и оставлю только часть. Они более воспринимаются, когда их немного. Когда их много, люди не привыкли к этой живописи, скажем, если там...
Наиля Насипулаева:
Я вам скажу, на самом деле, многие люди не разбираются в живописи, это тоже большая проблема.
Никас Сафронов:
Импрессионизм не воспринимался долгое время. Долгое время не воспринимался, и люди идут не на экспрессионизм, они идут на Моне, на Дега, на Ренуара, Сезанна. То есть они идут на тех, кого они знают. И поэтому им это нравится. Но когда они ещё не знают, им пока это непонятно. Вот ван Гог ни одной картины не продал, вообще пошел вон отсюда со своей мазней. А сейчас внимательно смотрят, изучают, постигают, проникают. «Чёрный квадрат» это... Кстати, вчера удивительная была история, в Манеже был такой показ мод какой-то.
Наиля Насипулаева:
Да-да, детский показ мод?
Никас Сафронов:
Нет, взрослый, дни недели моды. И ко мне подошла одна женщина, видно, ей сказали, что я Никас, известный художник. Она оказалась внучка Малевича, она хочет продвинуть Малевича здесь. Я думаю, обедневшая такая полька, который нужно, может быть, заработать на имени Малевича. Но она искренне пытается выйти на какую-то «Силиконовую долину», где у нас эти долины, там предложить им идею, какую-то дорогую историю, связанную с Малевичем и так далее. Хотя Малевич, летает самолёт «Малевич», тем не менее Малевич очень ограничен в подаче живописной. У него очень условные вещи, такие, полукубистические, полупростые формы. Ведь до Малевича за 350 лет был написан чёрный квадрат Робертом Фладдом. Роберт Фладд - это английский философ, учёный, художник и врач. Он написал чёрный квадрат с белыми полями, назвал «Великая тьма», это было в 1617-м году. После него в 1881 году Альфонс Алле написал чёрный квадрат и назвал «Драка негров в подвале». И только Малевич в 1915-м назвал это «Манифестом», обозначил, почему, перед революцией, и это пошло в мир, в народ, тогда время созрело.
Наиля Насипулаева:
Время ещё было такое.
Никас Сафронов:
Поэтому когда я почувствовал, что я художник, я взял академический отпуск и уехал в Загорск изучать иконопись. Я понял, что надо начинать с истоков. Как когда-то Пикасо вернулся к неандертальцам, к наскальным, настенным, стал даже скульптуры делать. Я вернулся к этому, к источнику русского творчества, поработал там восемь месяцев, потом понял, что возвращаться мне не надо, я уже освоил некие элементы дизайна. Я сейчас преподаю, кстати, дизайн в Ульяновском университете. Я вернулся в Москву, поменял квартиру, которая у меня уже была во время студенческих работ фарцовкой, спекуляцией, не знаю, как это назвать точно сейчас. Но сейчас это бизнес, естественно, законный, легальный, берёшь и продаёшь. Берёшь близко, кидаешь дальше. Я после этого уехал в училище, закончил его, получил диплом в Ростове, потом вернулся в Москву уже, стал осваивать Москву. Вначале жил в коммуналке, потом поменялся, доплатил деньги и так далее. Потом на центр. И как-то пошло, пошло. Но у меня появилась возможность, тоже случайность, но, как говорил один великий: у каждого своя судьба, мы должны следовать ей и всем её превратностям. Генри Миллер «Мудрость сердца». Если ты следуешь, у меня была мечта, все говорили: Теплый стан. Я действительно радовался, я жил почти в лесу, у озера. Я шел утром купался и шёл домой спать. На ночь я шел работать, я купался и шел освеженный, осветленный шёл работать. Но я всё равно хотел в центр, меня тянуло в центр. Я вначале из Вильнюса хотел поменяться на Таллин, мне нравилась его средневековость. Европы у нас не было в помине, это 76-й какой-то лохматый год, 80-й начало. Я думал в Таллинн переехать, мне нравилась эта готика подсознательно, я ещё не знал, что у меня кентерберийские есть какие-то предки. Я встретился с одним товарищем. Надо всегда прислушиваться ко всему, к звукам, к каким-то.
Наиля Насипулаева:
Знакам.
Никас Сафронов:
Знакам и так далее, оно всегда есть. Всё что-то подсказывает тебе.
Наиля Насипулаева:
Особенно когда ты хочешь.
Никас Сафронов:
Случайный мой знакомый сказал: Никас, если ты хочешь состояться.. А я уже всё, настроился, уже готов был меняться, уже была квартира в Таллинне в центре, около крепости. Он говорит: если ты хочешь состояться, тебе надо жить в Москве. И я однокомнатную роскошную квартиру в центре меняю на комнату в Тёплом стане. Я рискую.
Наиля Насипулаева:
Ну конечно, и условия.
Никас Сафронов:
Потом неизвестность. Здесь у меня уже наработанные уже какие-то клиенты.
Наиля Насипулаева:
Уже были выставки, определённое имя, а здесь ещё ничего.
Никас Сафронов:
Я уже поставил себе цель. И когда поменялся, может быть, тоже какие-то стали появляться небольшие клиенты. Приходилось даже, сейчас грех признаваться, но приходилось, был такой Анатолий Зверев, в каком-то 83-м году ко мне пришёл один человек: слушай, всё замечательно, я даже у тебя может куплю какую-то работу, а ты не знаешь Зверева? Я говорю: я слышал. Он где-то в вашем районе, в Тёплом стане. Я говорю: я слышал, но я не знаю его. А ты можешь сделать как он? Я говорю: покажите. Я вам штук 20-30 сделаю за ночь. Не может быть! В чем я промахнутся, цена упала сразу. Я тебе дам 100 $ за ночь. Я говорю: давай. Или 200 $. Прошло много лет, естественно, я в 84-м году я познакомился со своей будущей женой, француженкой, с которой мы прожили хотя немного, 20 дней всего. Но у меня появилась возможность выезжать за границу. У меня были ракетные войска, меня не очень-то выпускали, даже когда уже срок прошёл, всё равно не выпускали. Я добился этой историей, что нас поженили. И хотя что-то не так пошло у меня с ней внутри, я разочаровался и решил расстаться, подал на развод. Она два года, правда, не давала, но всё равно развели нас. Но у меня возникла история, возможность вернее поехать заграницу. Я поехал, я стал изучать старых мастеров. Я не стал паразитировать на её отце, он очень богатый был человек, почти мультимиллионер. И он сказал: я сделаю его лучшим художником этого мира, я его раскручу так. Но что-то не сошлось у меня с ней лично, я думаю, зачем мне. Во-первых, я никогда не собирался жить за чей-то счёт. Я с детства привык зарабатывать сам. Ещё будучи в школе.
Наиля Насипулаева:
Да, я про это хотела, что вы борец и лидер.
Никас Сафронов:
Нет, вы знаете, я очень ленивый человек.
Наиля Насипулаева:
А не сказать по биографии, что вы ленивый человек.
Никас Сафронов:
Лень я не могу позволить себе, мне понравилась такая близость внутренняя, Майкл Кейн, такой замечательный актёр английский. Он родился, мама уборщица была, а отец был то ли грузчик.
Наиля Насипулаева:
Такая, достаточно постоянная работа в семье.
Никас Сафронов:
Он боялся быть нищим, он брался за любые роли, он снимался во всех плохих. И уже потом, когда он разбогател немножко, он стал избирательным, но он снимался во всех. Я тоже писал и делал всё, я писал в абстракции, в сюрреализме, в символизме, в кубезумие.
Наиля Насипулаева:
Зато опыт какой большой.
Никас Сафронов:
Заказывали, я писал, но всякий раз я старался это освоить, чтобы это было достойно. Вот сюрреализм пошёл, я стал заниматься сюрреализмом. Мне предложили на выставку Японии, 84-й год, эротическая выставка. Я говорю: но я не эротический художник. У тебя голые тётки есть? Я говорю: у всех есть студенческие работы. Говорит: ну давай. Я их там чуть-чуть доделал и впустил в оборот. И пошло. Там одна выставка, вторая, потом даже попал в какой-то французский альбом «Ведущие художники эротики», я единственный там был случайно из России. Но я опять не считал себя. Как только я уехал в Италию.
Наиля Насипулаева:
Да, до сих пор, кстати, иногда пишут про эту выставку.
Никас Сафронов:
Я когда уехал в Италию, я стал изучать старых мастеров. Стал зарабатывать деньги, у меня появился клиент один, Черази, коллекционер. Ему очень нравились мои работы, и он практически покупал все у меня. Я стал эти деньги тратить на изучение. Я ходил в музеи, копировал, копировал, потом такие рулоны накопились работ моих, и они тоже, кстати, пригодились. У моей сестры много кошек, две или три собаки. И я очень залился, потому что я в девяностых годах в начале всех взял под себя. Я сказал: ребята, всё, я зарабатываю.
Наиля Насипулаева:
Я вам помогаю.
Никас Сафронов:
Никто, мой брат работал в 2 смены, уходил в 8, в 7 утра, приходил 12, получал мизер, иногда по полгода не давали зарплату, в конце восьмидесятых, начале девяностых. Я сказала: Володечка, не надо. Толе я говорю: Толечка, пока давай. Но мне не хватает опыта. Толю тоже взял.
Наиля Насипулаева:
У вас, получается 3 старших брата и одна сестра. Все под вашим крылом.
Никас Сафронов:
Я взял всех, думаю, я могу, сколько они зарабатывают, я могу им в 3 раза больше дать, и это мне не очень сильно будет осложнять мою жизнь. Тем более, я стал заниматься благотворительностью, помогать. Но ещё в школе, я хотел сказать, у меня была мечта иметь вельветовый костюм. Я понимал, что это невозможно. У нас было шесть детей, одного брата не стало в каких-то годах, он был музыкант, потом его девушка ушла или жена, он запил и так далее, такая трагедия русская. Я мечтал иметь вельветовый костюм, я понимал, что мне никогда его никто не купит. Это 3-4 класс. Мы с другом пошли на пивзавод, таскали пиво, воду минеральную и так далее.
Наиля Насипулаева:
Это 10 лет, 3-4 класс.
Никас Сафронов:
Мне было лет 11, 10-11. Но так как это было 2 лета, наверное, было и 10, и 11. А второй год я пошёл на хлебзавод с ним, там летом на месяц, наверное, чуть больше. Мы носили хлеб, надо было перчатки одевать, а я не одевал, пальцы нарывали. Но как-то это легко, я был спортивный. И я заработал на этот вельвет. И знаете, это были кровные мои деньги, заработанные кровью и потом, именно кровью и потом.
Наиля Насипулаева:
И болью ещё, не только кровью и потом.
Никас Сафронов:
Я помню, как нарывали, мама прокалывала, я прямо сознание, билось сердце. Бывает иногда, у кого-то синусит, рассказывают, такие же возникают удары сердца. Я пошёл в магазин и купил оранжевый вельвет. Я думаю, пусть все знают, что это заработанные мои кровные деньги. В общем, я пошёл в ателье, мне сшили костюм. Я пришёл в школу и думаю, я сейчас убью всю школу. Я ее убил действительно. Директор бедный колокольчиком призывал уже в класс, и вдруг колокольчик у него затих. Вся школа меня проводила до класса, мне слова никто не сказал, но я видел, как на меня все смотрят. А так как я ещё был не такой уж отличник, мне было неудобно, если бы я был отличник, я бы на всех не обращала внимания. Но я как-то очень переживал за это.
Наиля Насипулаева:
Не восприняли.
Никас Сафронов:
До этого я переживал, что у меня, нам выдавали робу такую, так как мы из большой семьи, я её тоже ненавидел. Все ходили в брючках, джинс тогда не было ещё, это были шестидесятые годы. Но мне было обидно, я должен был носить эту школьную робу, отец заставлял. Я её ненавидел, я старался её порвать. И тут такой же случай, но уже другой, я, наоборот, всех покорил, всех убил. Я пришёл домой, остаток денег я потратил на краску чёрную, я покрасил. Он сел вот на столько, по колено. Пропали мои два года. А потом уже я стал рациональнее. Я, кстати, долгое время не любил оранжевый цвет, и даже в живописи я понимал, что этот цвет мне нужен, всё-таки живопись меня привела к этому цвету снова. Но я никогда не ношу ничего оранжевое, я стараюсь носить такие, очень спокойные тона, никогда яркое ничего. Иногда белое, но это белая рубашка. А вот из детства остался вот этот комплекс, не носить ничего яркого такого, кричащего. Но оно мне и не нравится, даже на других.
Наиля Насипулаева:
Как хорошо, что я сегодня не в ярком, мне кажется, я подгадала.
Никас Сафронов:
Нет, женщина может носить все, что угодно. Когда мужчины носят яркое, это не вызывает у меня восторга, но и нет никакого пренебрежения. У каждого есть своё. Вы знаете, не суди и не судимы будете. Я никогда никого не осуждаю. Я сам так не делаю. Я не говорю: ты пошлый, ты одеваешься крикливо и так далее. У каждого своё. Я когда приехал в Англию первый раз, это было 88-89 год, я был потрясён. Все были какие-то невероятно интересные. У одного такие волосы, покрашенные, у другого серьги в носу. Я уже запутался, когда увидел человека в костюме, смокинге, он для меня был, как чудо. Потому что я уже понял что там все одевались очень странно, такие, а-ля хиппи.
Наиля Насипулаева:
Ещё такое время, начинаний волна.
Никас Сафронов:
Да, девяностые годы, восьмидесятые, у них там это все мешалось. Но профессионализм когда ты осваиваешь, я всегда своим студентам говорю, что я достиг благодаря трём: это профессионализм, обязательность. Вы знаете, очень важно быть обязательным в своей профессии. Ты можешь опоздать на встречу, но ты никогда не имеешь права опоздать с заказом. Потому что от тебя все отвернутся. Есть, может быть, в 1000 раз гениальнее, чем я, талантливее и так далее. Но что такое гений? Гений - это талантливый человек, наделённый упорством, наделенный упорством человека, который этого таланта лишен. То есть бездарность кропит, кропит, один рассказик напечатали, картину купили через тысячу. Гений, он два мазка мазнул, две строчки написал, «я помню чудное мгновенье», и пошёл гулять. А когда человек труженик и работает так, как эта бездарность, с таким же упорством, но талантливый, это и есть гений. Поэтому, наверное, гений Пушкин, гений Гоголь, Достоевский, потому что они много-много работали, исправляли, как музыканты, не важно, Чайковский или Верди. Поэтому это очень важно. Хочешь, не хочешь, а я человек очень не то, что совестливый, а ответственный.
Наиля Насипулаева:
Я хотела проговорить про то, что обычно, чаще всего творческие личности, они, наоборот, более хаотичны. И когда я изучала вашу биографию, я понимала, что вы человек, почему я сказала борец, лидер и труженик, потому что вы всё, я и анонсировала, своим трудом и своим талантом добились. Подскажите, кто, вот вы сказали гений, а кто, по вашему мнению, творческая личность какими качествами должен обладать? Трудолюбием.
Никас Сафронов:
Обязательность в слове, если пообещал, как я говорю, Эйфелеву башню своей девушке, пойди её и спили. Не давай тех обещаний, которые не можешь выполнить. И третье - духовность. Духовность очень важна. Она завязана не только на благотворительности, но и завязана на восприятии мира. Можно рисовать, вот мне заказала одна американская галерея после 11 сентября 2001г.
Наиля Насипулаева:
Это прекрасная работа.
Никас Сафронов:
Заказала мне картину, прислали мне фотографии, это был заказ большой работы. Я сделал небольшую правда работу, я нарисовал плачущего ангела на развалинах. Я не стал рисовать развороченные животы, кровь, мозги, башни. Да, мусор валялся, но трагедию можно передать через другое, не через ужасы. Я вообще не люблю фильмы ужасов, я люблю символизм или мистику, где есть загадка, которую ты до конца не можешь понять, она может быть тоскливой, может быть весёлой, ожидая всегда конечного хорошего результата. Но я люблю сказки. Но я люблю сказки разные, даже ужасные. Но они настоящие, апробированные временем, Гоффмана сказки, братьев Гримм, которые имеют мистическое начало, но оно отсортировано поколениями, когда оно имеет рациональность. В сказках очень большая рациональность, там нет ничего пустого. Скажем, Ходжа Насреддин пришёл в один город и там тонет человек. Все говорят: дай руку, дай руку. Он говорит: не так. На руку! Тот хвать руку. Он ростовщик правда был, негодяй. Или китайская сказка. Сын-студент пошёл к отцу-студенту, потом они собрались пошли к деду-студенту. Вся жизнь это обучение, нужно все время что-то узнавать, иначе ты.
Наиля Насипулаева:
Подскажите, какое сегодня современное искусство. У нас всего 2 минуты осталось, я бы хотела узнать, на ваш взгляд, современное искусство, какое оно?
Никас Сафронов:
Вам надо прийти, Тверская, 21. Музей современного искусства.
Наиля Насипулаева:
Да, кстати, когда и до какого времени, подскажите.
Никас Сафронов:
Она до 19 января, с 10 до 7, по-моему, может быть, если будет больше людей, будет до 8, люди будут подходить, просто не было так много рекламы. Современное искусство, любое искусство, чем бы ты ни занимался, оно апробировано на знании классической школы. Это графика, если вы видите графику, и она вам кажется смешной, то скорее всего, и живопись такая же будет дурацкая, за исключением редким. Поэтому ты когда смотришь на графику, ты уже можешь видеть, что и живопись, скорее всего, хорошо. Я думал, что он только график дары, Гюстав Доре. Но когда я увидел его живопись, я с ума сошёл. Она пастельная, нежная, чёткая, настолько вкусная. Однажды так я влюбился, он величайший тоже художник, Тернер, английский, один из самых любимых моих художников, он лил краски как акварель, масляные. Ты отходишь, ты видишь корабли, море, горы, животных. Подходишь, ничего не видно, всё размыто. Надо владеть такими способами техническими и надо быть не ремесленником, а надо быть художником. Но когда ты хороший ремесленник, это тоже неплохо. Но я надеюсь, что всё-таки я художник. Я думаю, что бы вы ни смотрели, абстракция, кубизм, в нём всегда должна быть образовательная история. Если её нет, это, скорее всего, блудни. И то, что вам иногда выдают вот эти новые квадраты, это ни о чём, это не живопись, квадраты - это философия, это манифест, это что угодно. Но когда люди показывают перфомансы, инсталляции, акционисты, это всё блудни, они привлекают.
Наиля Насипулаева:
Вот я об этом и хотела поговорить, что, к сожалению, сегодня вот эти блудни, они становятся более востребованными, чем настоящая живопись.
Никас Сафронов:
Люди живут очень быстро, у них нет времени остановиться, им нужно всё быстро. Искусство раньше было достигнуть, ещё переселить другого. Он написал так, а я ещё лучше, ещё точнее, буду совсем супер Шишкиным. Но потом возникла фотография, возникло огромное количество богатых людей, когда производили... Раньше производили, тут же все потреблялось. А потом заводы стали строиться, и стало огромное производство, и это нужно было продать, появилась реклама. За счёт рекламы стали продавать и искусство. Появились абстракционисты, кубисты, кого только там. Люди стали богатеть и покупать. Появились искусствоведы, которые объясняли, чтобы заработать. И стали зарабатывать на чем угодно. Но хороший искусствовед, он всегда отличит хорошую абстракцию от плохой.
Наиля Насипулаева:
А как сегодня развивается живопись в России, на сегодняшний день, и какие есть сложности у нас. Мы вылетаем из времени, но хотя бы пару слов.
Никас Сафронов:
Держится, искусство держится, есть Суриковский институт, который я закончил, есть училище пензенское.
Наиля Насипулаева:
Вот про образование, потому что вы говорите, всегда надо учиться.
Никас Сафронов:
Есть Репинка, Мухинка, они основаны все на классическом образовательном цензе и уровне. Потому что мне говорят, я закончила лондонскую, какую-то там называет академию. Это детский лепет, там говорят: вот вам Матис, учитесь, вот вам Пикассо, поздний период, учитесь. А это не обучение. Там есть очень хорошие художники, но они уже специально идут, мультипликация, графика, оформитель или живопись, она может быть очень хорошей. Но в основном образовательная система там, от музыкальных консерваторий до...
Наиля Насипулаева:
У нас в России на каком месте образовательная система живописи?
Никас Сафронов:
У нас всё-таки наверное пятёрка на уровне мирового. Но если брать со старым уровнем, 80-70-х годов, она скорее на троечку. Потому что всё изменилось. Сейчас сильные школы, знаете, какие, которые получили образование давно, в 70-80-х годах, уехали в провинцию, там оседлый образ, у них там работа, они работают в театрах. Они ещё хороших учеников дают. Но они тоже уже состарились. Новая школа, она меняется. Сегодня запад так сильно влияет. Я смотрю, у одного моего друга, Дима Дибров, он говорит: слушай, у меня племянница так рисует. Замечательно рисует. Другой мой один известный человек, он говорит: у меня дочка. Я говорю: я уже это видел. Они все под японцев? такие японские мультфильмы, большие глаза.
Наиля Насипулаева:
Анимэ вот это.
Никас Сафронов:
Маленькие носики, и вот она такая. И они все одинаково рисуют. Япония, я был потрясён, когда я был в 91-м году, я думаю, как хорошо, а это кто, это этот же? Говорит: нет, другой. Одинаково. Должно быть разнообразие во всём.
Наиля Насипулаева:
Должно быть какое-то личное, перо мастера, кисть, какая-то личность в своей работе.
Никас Сафронов:
Я не призываю всех работать в реализме, под Шишкина или Саврасова. Нет, вопрос в другом. Нужно на образовательном понимании правильных точек зрения, изучая, постигая и вникая в другое, всё равно, знаете, говорят, интеллигент - это тот, кто не ковыряет в носу даже когда он один. Когда ты получаешь образовательность, ты никогда не совершаешь глупого дизайна, у тебя никогда не будет смешно, квартира будет безобразная, у тебя никогда не будет в одежде, ты всегда будешь иметь вкус. Вот вкус развивается. Чем бы дети не занимались, когда родители говорят: иди на музыку. Даже если слуха нет, это всегда поднимает уровень. Идти на живопись, если даже не то, что болтаться по дворам, это всегда даёт, поднимает такой совершенный уровень человека, восприятие мира.
Наиля Насипулаева:
Духовности, эстетики, внутренней эстетики.
Никас Сафронов:
Эстетики, которая внутри, и чем бы ты ни занимался. Вот возьмите аристократов, они получили такое образование, и они пишут мемуары лучше, чем сегодняшние писатели. Просто они не были, они были военные, Колчаки, Морозовы, неважно, какие-то Красновы. Но когда ты читаешь, такая литература. Они не пишут ради блудней, ради заработка, они просто пишут свою историю, но таким языком, где и французские, английские, итальянские слова, и ты наслаждаешься этими мемуарами, потому что есть образовательное восприятие мира, системы которую они получили ещё в царское время.
Наиля Насипулаева:
Вы знаете, большой плюс, что ваши картины и в России, у нас ваши работы находятся и в Эрмитаже, и в Русском музее, в Третьяковской галерее. Это, на самом деле, большой плюс для художника нашего времени. Есть сегодня такая возможность у молодых художников? Или всё-таки это нужно к этому расти?
Никас Сафронов:
Надо, во-первых, конечно, и имя нужно расти, там тоже нет так сразу.
Наиля Насипулаева:
И не так просто.
Никас Сафронов:
Когда я делал в выставки по России, начали музеи приобретать картины, покупать, просеять у губернатор просить деньги, у мэра чтобы выделяли фонды какие-то. И таких музеев появились 50-60-70, и западные музеи. Постепенно стали приобретать и серьёзные музеи. Вначале так смотрели, потом внимательнее, потом уже говорят: может ещё одну прикупим и так далее. В основном это спонсоры делают, которые курируют. К ним обращаются музейные работники, и сейчас тульский завод купил через спонсоров, оружейный завод, обратились они, выдали им деньги на 3 картины.
Наиля Насипулаева:
Никас, спасибо, что вы были с нами сегодня, потому что время улетело, к сожалению.
Никас Сафронов:
Вы знаете, я хочу вам сделать комплимент. Вы очень красивый человек, обаятельный. Моё первое мнение было тоже хорошим. Но я хочу сказать, вы раскрепощаете собеседника, я разболтался, но мне было с вами очень приятно, легко.
Наиля Насипулаева:
А мне было приятно вас слушать, потому что умного, интеллигентного и талантливого, искусного человека всегда приятно слушать. Я сегодня больше всего молчала в нашем эфире. Спасибо большое, Никас, спасибо, дорогие зрители, что были с нами, встретимся на следующей неделе. До свидания.
Никас Сафронов:
Всего доброго.