Анастасия Удилова:
Добрый вечер, уважаемые зрители и слушатели, в эфире передача «Медицина будущего», ее ведущие Олег Дружбинский и Анастасия Удилова. Сегодня у нас в гостях Ирина Полубояринова – кандидат медицинских наук, врач-эндокринолог, заведующая эндокринологическим отделением №1 университетской клинической больницы №2 Сеченовского университета.
Олег Дружбинский:
Мы будем говорить о диабете. Нормальный здравомыслящий человек должен проверять у себя три вещи, чтобы долго и счастливо, в хорошем настроении жить: надо проверять холестерин, надо скринить себя на предмет онкологии и на сахар в крови. А повышенный сахар в крови – это первый признак диабета. Сегодня мы будем говорить о диабете 1 типа, то есть о врожденном. Общечеловеческие заблуждений у нас, простых людей, что диабет 2 типа приобретенный: ты плохо себя вел, много ел что попало, вел разгульный образ жизни и сахар себе загнал. А 1 тип – это на уровне врожденного генома, он у тебя чуть ли не с самого начала жизни начинается.
Ирина Полубояринова:
В том контексте, как Вы сейчас рассказали, это похоже на правду, но не совсем. Основная идея сахарного диабета 1 типа, что у человека есть некая предрасположенность к аутоиммунному заболеванию, а дальше происходит некое стечение обстоятельств, которое нам до сих пор не до конца ясно. Есть вирусная теория, есть еще некоторые теории, которые запускают аутоиммунный процесс, то есть процесс саморазрушения бета-клеток поджелудочной железы, клеток, вырабатывающих инсулин. То есть это не совсем врожденное, это некое приобретенное состояние на основе врожденной предрасположенности.
Олег Дружбинский:
Аутоимунная система – самое страшное и загадочное явление человеческой природы. Наша иммунная система предназначена для того, чтобы спасать наш организм. Мы порезались, заразились, наш иммунитет направляет нужные клетки, они борются и побеждают. А тут вдруг наш организм по неизвестным причинам считает какое-то из действий, происходящих внутри нашего организма, вредным и опасным, и туда направляются клетки бороться с этим. Отсюда аутоиммунные заболевания, та же аллергия. Почему происходит вдруг эта аутоиммунная реакция, связанная с диабетом 1 типа?
Ирина Полубояринова:
Аллергия — это гиперреакция, это реакция гиперчувствительности, то есть наш организм на привычный раздражитель реагирует избыточно, а аутоиммунные реакции – это немножко другое. Если говорить медицинским языком, это дисфункция, то есть нарушение работы. С одной стороны, наша иммунная система оберегает нас, сохраняются реакции на вирусы, бактерии, на те же самые аллергены, но при этом организм берет и устраивает агрессию против конкретных клеток своего собственного организма. Почему так происходит, до сих пор не очень понятно.
Существует определенная генная предрасположенность, то есть у людей с сахарным диабетом 1 типа находят определенные гены, достаточно характерные для этого заболевания, и по этим генам можно выявлять людей с повышенным риском. Есть люди, у которых есть эти изменения генов, которые никогда не заболевают сахарным диабетом 1 типа, миллионы людей болеют вирусными заболеваниями, но лишь единицы из них получают после вирусного заболевания сахарный диабет 1 типа. Тут срабатывает какой-то нехороший процент, который сложно пока объяснить, как так стекаются обстоятельства, что вдруг у человека развивается такая история.
Олег Дружбинский:
Но мы очень верим в то, что наука когда-нибудь сможет разгадать эту загадку.
Ирина Полубояринова:
Интересная новость в научном мире, что удалось сейчас ученым сделать. Недавно были опубликованы результаты исследования второй фазы, то есть это самое-самое начало клинических исследований, еще далеко идти до клинических вещей, однако есть моноклональное антитело против определенной части иммунной системы, которая позволяет отсрочить дебют сахарного диабета 1 типа примерно на 2 года. Пока не удалось достичь того, чтобы вообще предотвратить развитие диабета. Но представьте, диабет наступит не прямо сейчас, а через два года.
Ирина Полубояринова:
А как узнать, что он должен наступить?
Ирина Полубояринова:
Пока это все наметки, мы по крупицам начинаем собирать какие-то вещи, которые, возможно, через некоторое время сплетутся в одну систему, которая позволит бороться непосредственно с сахарным диабетом 1 типа, а не с последствиями, как мы это делаем сейчас.
Анастасия Удилова:
Разрабатывают же таргетную терапию.
Ирина Полубояринова:
Таргетная терапия, профилактика сахарного диабета 1 типа. Группой риска сейчас называют ближайших родственников пациентов с сахарным диабетом 1 типа, у которых обнаруживаются антитела к поджелудочной железе, но еще нет болезни. Если у человека есть такое сочетание в семье, человек первой линии родства с 1 типом диабета и наличие антител, это считается высоким прогностическим риском развития диабета. Вообще риск диабета не очень высокий, 2-6%.
Олег Дружбинский:
Если мама, папа, бабушка болели диабетом 1 типа, это не значит, что ты заболеешь?
Ирина Полубояринова:
От папы риск получить выше, 6%, от мамы 2%. В исследовании участвовало около 80 человек из высокой группы риска, их делили на две части, одной части давали плацебо, то есть пустышку, второй части людей давали новый препарат. И примерно срок развития диабета в первой группе, где получали плацебо, был 24 месяца, то есть через два года от момента наблюдений у них развивался диабет. А в группе, где получали лекарства, через 48, то есть разница два года. Это очень важно для детского диабета, то есть ребенок заболеет в 3 или в 5 лет, лучше, конечно, никогда, но когда можно отсрочить, это было бы волшебно.
Анастасия Удилова:
В каком возрасте чаще всего происходит манифестация, то есть проявление яркой клиники?
Ирина Полубояринова:
В детстве, это дошкольный возраст, 2-6 лет, но сейчас педиатры говорят, что много совсем ранних дебютов, и вторая волна – это подростковый возраст.
Анастасия Удилова:
Как у маленьких деток дошкольного возраста можно выявить?
Ирина Полубояринова:
Они много пьют, часто ходят в туалет, становятся вялыми, хуже едят, худеют, но дети очень реактивны, поэтому у них все это очень быстро, ярко, буквально неделя-две и случается дебют.
Есть впечатляющее нас, диабетологов, исследование по таблетированному инсулину. Речь идет не о том, чтобы весь инсулин, который мы сейчас вводим подкожно, вдруг начать вводить с помощью таблетки, тут проблемы с дозами, как дозировать, еще не совсем ясно. Но интересно, что применение такого инсулина в таблетках внутрь тоже отодвигало дебют сахарного диабета 1 типа в группах высокого риска. Есть какие-то наметки, которые, мы надеемся, когда-нибудь сложатся, и мы получим что-то впечатляющее, что нас всех очень удивит.
Олег Дружбинский:
Но еще нужна статистика, когда Вы говорите, что на 2 года отсрочено, надо посмотреть, кто чаще.
Ирина Полубояринова:
Не просто посмотреть, это вторая фаза клинических исследований, то есть это еще пилотное исследование, сработает или не сработает. Исследовано было 150 молекул, 2 из них сработали, это уже чудо, давайте исследовать их дальше. И далее будут продумываться протоколы исследований, которые будут показывать эффективность, безопасность, потому что если мы разрабатываем лекарства для длительного приема, мы должны быть уверены не только в его эффективности, но и безопасности, одно лечим – другое калечим тут не работает, особенно в детской популяции.
Анастасия Удилова:
Происходит поражение определенных клеток, которые являются частью поджелудочной железы. Существуют ли на сегодня методы, которые восстанавливают клетки или заменяют не работающие на работающие?
Ирина Полубояринова:
Так, чтобы восстановить работу, такого нет, запустить то, что умерло, не получается, то есть воскрешение клеток из мертвых не срабатывает. Обсуждается трансплантация как самой поджелудочной железы, так и бета-клеток. Но тут есть определенные нюансы. Во-первых, поджелудочная железа – это орган, на который остро реагирует иммунная система. Если мы что-то пересаживаем, то либо это должен быть однояйцевый близнец, то есть абсолютно идентичный нам генетически, чтобы наш организм не отторгал эти клетки. Либо же мы должны назначать параллельно достаточно сильную 3-, иногда 4-хкомпонентную супрессивную терапию, иммуносупрессанты. Это примерно как при онкологии, нам нужно подавить иммунную систему, чтобы она не отторгала эти подсаженные клетки.
Олег Дружбинский:
Но это временное решение?
Ирина Полубояринова:
Нет, это на постоянной основе, это условно химиотерапия. Назначаются препараты, которые подавляют свою собственную иммунную систему против того, чтобы она отторгала пересаженный орган. Это как в любой трансплантологии, пересадили почку – дают иммуносупрессанты, которые не будут давать почке отторгаться.
Олег Дружбинский:
Это тяжелый путь трансплантации поджелудочной железы, надо найти донора, от этого донора подсадить, потом долго бить химиотерапией, человек останется без волос, зубов, ресниц и желания жить. Может быть, лучше вставить что-то, я слышал, есть инсулиновая помпа, и не мучиться этими страшными историями с глушением химиотерапией?
Ирина Полубояринова:
Путь касаемо трансплантации до сих пор обсуждается, но весь мир пошел по пути развития технологий, которые облегчили бы жизнь с сахарным диабетом 1 типа, которые бы более адекватно вводили инсулин, которые позволяли бы более адекватно контролировать уровень глюкозы в крови, то есть по пути гаджетов мир пошел.
Я вернусь к пересадке бета-клеток. Допустим, мы научились подавлять иммунную систему, и наш организм научился их принимать. Проблема ведь еще в том, что мы же их не в мифическое пространство пересаживаем, их вводят внутрь печени, в печеночные вены, и если они как-то не так лягут, то это осложнение для нашей печени. Печень у нас не парный орган, и перспектива избавиться от инъекций инсулина или потерять печень – я бы выбрала оставить инъекции инсулина.
Анастасия Удилова:
Откуда берут бета-клетки? Может быть, тут стволовые клетки замешаны?
Ирина Полубояринова:
Сейчас ведутся работы по выращиванию бета-клеток, но пока я не помню хороших работ, которые бы показали, что это было успешно, в основном используются донорские бета-клетки. Для получения нужного количества бета-клеток для пересадки нужно не меньше 3-4 поджелудочных желез донора, для того чтобы из них получить клетки и дальше пересадить.
Олег Дружбинский:
У живого донора надо отобрать?
Ирина Полубояринова:
Нет, это погибший донор.
Олег Дружбинский:
Но там ведь может быть прямая несовместимость. Вы говорили, что однояйцевые близнецы подходят, но где же их столько возьмешь?
Ирина Полубояринова:
Тут клонирование как вариант решения проблемы.
Олег Дружбинский:
Клонирование запрещено, а так бы я себя клонировал, пересадил поджелудочную железу, вырастил бета-клетки и отлично подсадил.
Ирина Полубояринова:
Кадзуо Исигуро уже написал об этом роман «Не оставляй меня», там очень четко прописано ощущение доноров, выращенных специально на органы. Это звучит жестоко и неэтично, поэтому сейчас обсуждаются решения, которые позволяли бы не дожидаться смерти другого человека, чтобы получить эти клетки, решать проблему по-другому.
Олег Дружбинский:
Вот и расскажите, как это решать, мы ведь говорим про будущее медицины, и кому как не Вам, человеку, стоящему на фронтире, знать.
Ирина Полубояринова:
С инсулиновыми помпами достаточно много перспектив, потому что приборы становятся все более и более совершенными, умными, а сенсоры становятся все более быстрыми, инсулины ускоряются в плане своего действия, и итогом всего этого должна стать некая замкнутая система, когда сенсор меряет глюкозу, подает сигнал на некий контроллер, контроллер дает сигнал помпе вводить инсулин, помпа вводит инсулин. Дальше сенсор снова измеряет уровень глюкозы, оценивает, передает данные на контроллер. Контроллер оценивает ситуацию и снова дает команду инсулиновой помпе, то есть это замкнутый контур.
Олег Дружбинский:
Где этот контроллер расположен?
Ирина Полубояринова:
Предполагается, что это будет что-то вроде смартфона либо передачи на смартфон, то есть это программное обеспечение.
Олег Дружбинский:
У человека должен быть определенный уровень глюкозы в крови. Тут он падает, значит, надо впрыснуть инсулин. Замеряем, впрыскиваем, снова замеряем, окей, больше не впрыскиваем. И эту помпу можно вшить куда-то, а все остальное – это программное обеспечение. Все, что Вы рассказываете, уже работает?
Ирина Полубояринова:
Сейчас ведутся клинические испытания таких систем, это обычная инсулиновая помпа, такая же, как те, которые присутствуют на рынке, но у нее новый мозг с контроллером, который позволяет анализировать данные сенсора и реагировать на эти показатели.
Анастасия Удилова:
Помпа выглядит, как пейджер. Какова функция?
Ирина Полубояринова:
Вводит инсулин, получает сигнал от сенсора. Но пока этот контур не замкнут, сейчас те данные сенсора, которые приходят на помпу, должен анализировать человек. Есть помпа, от нее идет провод, который называется катетер, он доходит до держателя, который крепится на кожу, и от этого держателя внутрь идет канюля, по которой вводится инсулин подкожно, то есть канюля устанавливается под кожу.
Олег Дружбинский:
Помпа – это медицинское устройство, которое помогает спасать больных диабетом 1 типа.
Ирина Полубояринова:
И облегчает их жизнь, потому что этот прибор исходно разработан для того, чтобы вводить инсулин непрерывно, чтобы человеку не нужно было делать отдельные инъекции, чтобы инсулин вводился в постоянном режиме, примерно имитируя то, как работает наша собственная поджелудочная железа, потому что у здорового человека она впрыскивает по чуть-чуть инсулин в кровь в зависимости от уровня глюкозы. И когда мы начинаем есть, увеличивается подача инсулина.
Помпа делает примерно то же самое, в фоновом режиме мы программируем помпу, и она с определенной скоростью вводит инсулин, причем в разные временные промежутки может вводиться разная доза. Под утро нам требуется больше инсулина, из-за того что в кровь выбрасывается гормон, работающий против инсулина, который заставляет нас технически проснуться, если мы не испорчены мегаполисом и просыпаемся с солнцем, с пением птиц. Вводится инсулин в фоновом режиме, а когда человек хочет поесть, он механически дает помпе команду, вводит в нее уровень глюкозы, количество углеводов. В помпе существует помощник, который позволяет рассчитать необходимую дозу. Он учитывает уровень глюкозы перед приемом пищи, количество углеводов, которые будут съедены, плюс он учитывает время действия инсулина, введенную ранее дозу, еще он учитывает насколько чувствителен человек к инсулину и добавляет, если необходимо скорректировать уровень глюкозы, дополнительную дозу инсулина, и дальше человек соглашается или не соглашается с помпой и вводит себе инсулин на еду.
Олег Дружбинский:
Вы делегируете пациенту право принятия решения, но ведь пациенты разные, один не нажмет кнопку, другой так нажмет, что лучше бы и не нажимал. Может, пациента исключить из этой цепочки, пусть автоматически все работает?
Ирина Полубояринова:
За это все и борются, это то, к чему все стремятся – убрать человеческий фактор, сделать так, чтобы человеку с диабетом 1 типа не приходилось задумываться о том, каким образом у него вводится инсулин.
Олег Дружбинский:
Но ведь тут есть хитрость. Пациент решил съесть тортик, и он знает, что ему побольше надо инсулина подпустить, но программа же не знает, что он решил съесть тортик.
Ирина Полубояринова:
Так он должен сказать. Когда мы анонсируем еду внутри инсулиновой помпы, мы же говорим, какое количество углеводов мы будем есть. Мы считаем углеводы в хлебных единицах. Например, я планирую съесть 3 куска хлеба – это 3 хлебные единицы, и я помпе говорю: я буду есть 3 хлебные единицы. В зависимости от коэффициента чувствительности, углеводного коэффициента, соотношение инсулина и еды, помпа рассчитывает дозу, математическая модель внутри помпы. Если я решила есть торт, я знаю, что в нем 6 хлебных единиц, и я пишу, что я буду есть 6 хлебных единиц.
Олег Дружбинский:
То есть я могу в программе на айфоне написать, что я ем вот это.
Ирина Полубояринова:
Пока помпа с айфона не управляется, но мы к этому движемся. Сейчас существует идея в отношении помп сделать так, чтобы она действительно была очень сильно связана с сенсором, чтобы значения сенсора позволяли помпе корректировать подачу инсулина, и такие помпы уже существуют, они уже есть на рынке, есть помпа, которая сама решает, сколько инсулина подавать в фоновом режиме. У нас есть какая-то физическая нагрузка, уровень глюкозы по сенсору начинает снижаться в ответ на нагрузку, помпа уменьшает подачу инсулина, потом нагрузка закончилась, сахар начинает немножко подрастать, помпа увеличивает подачу. Бывают такие периоды, когда она вовсе отключает подачу инсулина, потому что сахар низковат, или же увеличивает значимую подачу, когда уровень глюкозы большой. И поэтому профиль ее работы в отношении инсулина выглядит очень рвано, бывают промежутки, бывают резкие всплески, опять промежутки. Проблема ее в том, что она не умеет угадывать еду, и успевать за человеческой едой она пока не может.
Олег Дружбинский:
Человек еще сам не знает, что он хочет съесть.
Ирина Полубояринова:
Он как раз должен знать, это то, чему приходится учиться нашим пациентам. Мы обучаем их знать, что они будут есть.
Анастасия Удилова:
Насколько сложно взаимодействовать с пациентами диабета 1 типа, потому что это пациенты молодого возраста, подросткового?
Ирина Полубояринова:
Мы работаем с теми, кто вырос. Тут проще и сложнее, потому что у детей есть родители, и достаточно часто родители берут на себя контроль и достаточно жестко контролируют, потому что мама пятилетнего ребенка знает, что он ест, ведь она готовит эту пищу, она может ее посчитать и помочь ребенку с этим. А когда мы получаем молодого взрослого, то это не всегда проще. Но дети могут сказать, что не будут доедать, то есть мама посчитала, положила в тарелку определенное количество пищи, ребенок съел половину и сказал: «Я больше не буду». А инсулин уже введен. На помпе есть возможность как этого избегать.
Олег Дружбинский:
Если молодой пациент начинает злоупотреблять продуктами питания или дополнительными радостями жизни, он сразу это почувствует на себе?
Ирина Полубояринова:
Если при этом сахар повышается, то будет на себе чувствовать, но не до комы. Диабетические комы на низкий сахар или на высокий сейчас достаточно редко встречаются, это нужно совсем ничего не делать, чтобы получить такие вещи. Кетоацидотическое состояние можно получить, это состояние при высоком сахаре, когда явный дефицит инсулина, и начинают вырабатываться кетоновые тела, то есть ацетон.
Олег Дружбинский:
Физически что с человеком в этот момент происходит?
Ирина Полубояринова:
Слабость, его тошнит и рвет, пахнет ацетоном.
Анастасия Удилова:
Почему начинает вырабатываться ацетон?
Ирина Полубояринова:
Для того чтобы глюкоза вошла в клетку, нужен инсулин. Если у нас нет инсулина, глюкоза зайти в клетку не может, поэтому диабет называют голодом среди изобилия – в крови много, в клетку не поступает. Что делать клетке? Ей нужно жить, там должны протекать все те же процессы, которые должны протекать. Глюкоза используется для получения энергии, и у клетки есть единственный выход – использовать то, что может дать в итоге энергию при сгорании, это белки и жиры, которые находятся внутри клетки в качестве питательных веществ, поступление которых в клетку не зависит от инсулина. Представьте себе дом, в которой закрыт вход, но внутри гараж, там лежат шины, для того чтобы согреться, можно жечь шины, если дрова, будет нормально, но дров нет, поэтому мы жжем шины, будет черный дым. Ацетон, по сути, тот самый черный дым, который получается при нецелевом сжигании питательных веществ.
Олег Дружбинский:
Этому человеку надо было просто поддать немножко инсулина, и тогда он бы не пах ацетоном. Трудно с прогнозом на предмет того, что будет есть человек, он сам этого не знает, а может и знает, но вдруг его поведет в другую сторону. Но есть такое явление, как диабетическая булимия, когда человек своим собственным аппаратом воли ограничивает себя в питании, читает популярные книжки и выстраивает себе специальную диабетическую диету. Хорошо это или плохо?
Ирина Полубояринова:
Это достаточно сложное, опасное явление, чаще встречается у девушек, то есть это поздний подростковый возраст, 15 +, и у молодых женщин. Мужчины в этом смысле более благополучные, потому что глядя на себя в зеркало, обычно они довольны собой, женщина практически всегда недовольна. И в определенный момент девушки понимают, что введение инсулина как гормона накопления может способствовать увеличению массы тела, проявляя некие дефекты питания. И поэтому принимается смелое решение не вводить себе инсулин. Они прекращают есть углеводы, потребление углеводов сокращается до совершенно маленьких количеств.
Мы же пациентов учим в определенном соотношении вводить инсулин на углеводы в пище. Если углеводов мало, значит инсулин вводить не надо. И через какое-то время развивается дефицит инсулина, потому что инсулин нужен каждой клетке нашего организма, и если мы уменьшаем вводимую суточную дозу, то развивается абсолютный дефицит инсулина, и человек начинает худеть. Это поддерживает дальше эту исходно плохую идею, то есть девочка принимает решение ограничить количество углеводов, вводить при этом меньше инсулина, дальше она начинает худеть, вожделенный результат, закрепляет поведение, дальше начинается все то же самое. При этом высокий уровень глюкозы не так сильно смущает человека, и достаточно часто диабулимия – это еще и проявление эмоционального выгорания от болезни, когда человек говорит: «Хватит, я больше не могу 24/7 этим всем заниматься». И на какое-то время просто бросает и контроль, и вводить инсулин начинает нерегулярно, и на этом фоне наблюдается примерно то же самое. Случается ограничение углеводов, ограничение введения инсулина, и дело это грозит развитием осложнений и декомпенсаций.
Олег Дружбинский:
Какие могут быть осложнения диабулимии?
Ирина Полубояринова:
Это увеличивает смертность за счет многократных кетоацидотических состояний, за счет резкого роста нарастания осложнений диабета.
Олег Дружбинский:
Ацетон – это токсин, который отрицательно действует на все, куда попадает.
Ирина Полубояринова:
Это токсично и для нервной ткани, поэтому мы получаем достаточно много осложнений.
Олег Дружбинский:
Если ацетон, как токсин, попадает на кору головного мозга, ведь от этого человек деградировать может.
Ирина Полубояринова:
Чтобы деградировать нашу кору, должно быть хроническое влияние, как алкоголизм.
Анастасия Удилова:
Есть ли у таких пациентов ограничения? В свое время у пациентов с сахарным диабетом было ограничение физической нагрузки.
Олег Дружбинский:
Вождение автомобиля?
Ирина Полубояринова:
По поводу вождения автомобиля, в наших правилах это запрещено.
Олег Дружбинский:
Но по глазам же не видно, болеет диабетом или нет.
Ирина Полубояринова:
Этим все и пользуются. Если ты приходишь на водительскую комиссию и не скажешь о том, что у тебя диабет, это на лбу не написано, и можно проскочить.
Олег Дружбинский:
А почему запрещают?
Ирина Полубояринова:
Потенциально такой водитель может создать опасность на дороге в случае развития гипогликемии и утраты сознания, или же замедление скорости реакции. Чем ниже уровень глюкозы в крови, тем медленнее реакция. Человек не может быстро принять решение.
Почему люди скрывают это, пользуются вождением? Если мы соблюдаем все правила, то почему бы и нет. Если человек точно знает, что он выезжает из дома и у него уровень глюкозы стабильный, он позаботился о том, чтобы спрофилактировать низкий уровень глюкозы на время пути, если рядом с ним человек, который может подстраховать его, то почему бы и нет. Тем, кому это интересно и нужно, очень быстро осваивают.
Про физическую активность. Дело в том, что пока не было достойных систем мониторирования уровня глюкозы. Когда глюкометры были редкостью, в этой ситуации контролировать физические нагрузки было сложно. Но и тогда это было можно, поэтому были люди, которые ссылались на то, что у них заболевание и не участвовали ни в каких активностях, были люди, которые занимались спортом, которые явно себя не ограничивали, ходили на физкультуру в школе, это вопрос выбора и родителей, и самого ребенка, и потом взрослого – заниматься или не заниматься спортом. Подходы к коррекции доз инсулина на физическую нагрузку разработаны, но это определенная работа. Если человек хочет ее совершить, он подберет себе нагрузку. Есть люди с сахарным диабетом 1 типа, которые занимаются профессиональным спортом. Есть люди, которые бегают марафоны, несмотря на наличие сахарного диабета.
Олег Дружбинский:
Они помпу таскают с собой?
Ирина Полубояринова:
Они получают инсулин с помощью помповой инсулинотерапии, помпа прикреплена к телу.
Анастасия Удилова:
Как нагрузка влияет на уровень глюкозы?
Ирина Полубояринова:
Если это аэробная нагрузка, та, которая идет с учащением дыхания, с учащением сердцебиения, эта нагрузка чаще всего приводит к снижению уровня глюкозы не только во время самой нагрузки, но иногда отсроченно, то есть спустя час-два после нагрузки может снижаться уровень глюкозы. Если это силовые нагрузки, то либо уровень глюкозы не изменяется, либо он имеет тенденцию к росту, потому что силовые нагрузки активируют гормон, работающий против инсулина, контринсулярный гормон, поэтому уровень глюкозы подрастает.
Современные диабетологи придерживаются той мысли, что если человек хочет, мы должны ему помочь. Если раньше был жесткий подход к планированию и наступлению беременности у пациентов с 1 типом диабета, то есть настоятельно не рекомендовали беременеть и даже запрещали, было одно время прописано как медицинское показание к прерыванию беременности, достаточно жестокая вещь была, которую сейчас преодолели, и наши пациентки вынашивают и рожают здоровых детишек. Раньше это было запрещено. Всегда были люди, которые говорили: «Да ну вас с вашими запретами, хочу и буду». И по мере накопления этого опыта пластично врачи подстроились под это, теперь мы прекрасно знаем, как вести такую беременность, какие есть коррекции доз инсулина, в чем мы должны помогать нашим пациенткам, которые хотят выносить и родить ребенка. Сейчас это не запрещено. Если наша пациентка хочет родить ребенка, мы ей только в помощь.
То же самое со спортом. Если человек хочет заниматься спортом, почему мы ему должны запретить? Сейчас инсулин для человека, а не человек для инсулина. Нет жесткой схемы инсулинотерапии, когда человек знает, что у него режим, то есть завтрак во столько, обед во столько, ужин во столько. Такого больше нет, у нас гибкая система, когда человек может выбирать сколько он будет есть, когда он будет есть, но важно педантично выполнять некие действа, а именно контролировать уровень глюкозы в крови и вводить инсулин до приема пищи, это очень важный момент, потому что инсулин не может всасываться просто потому, что мы щелкнули пальцами, и инсулин всосался. После введения под кожу ему нужно 5-15 минут, даже для современных быстрых инсулинов, для того чтобы поступить в кровь, поэтому нужно соблюдать эти промежутки.
Олег Дружбинский:
Наша программа подошла к концу, спасибо Вам большое, что Вы к нам сегодня пришли и так интересно рассказали. У нас в гостях была Ирина Полубояринова – кандидат медицинских наук, врач-эндокринолог. Спасибо, будьте здоровы.