Виктория Читлова:
Передача «Пси-лекторий», я её ведущая, Виктория Читлова, врач-психиатр, психотерапевт. Наша передача начинается с новой рубрики под названием «Путь замечательных людей». Сегодня в эфире согласился побывать и ответить на мои психологического и психотерапевтического характера вопросы Герман Сергеевич Клименко. Герман Сергеевич ― председатель Совета фонда развития цифровой экономики, деятель российской IT-индустрии, владелец интернет-компании LiveInternet, основатель и владелец новостного агрегатора на основе данных из социальных сетей Mediametrics, ответственный за всё радио Mediametrics. А также старший преподаватель кафедры информационных и интернет-технологий Сеченовского университета.
Я сегодня пригласила Германа Сергеевича, чтобы обсудить с ним иные вопросы, не касающиеся его непосредственной экспертности. Меня, как человека, интересуют особенности, как вы, как личность, складывались, как устанавливались? Какие у вас интересы, принципы, чем вы сейчас заняты, к чему стремитесь? Так что, Герман Сергеевич, давайте начнём, как в классике, с юношества, с детского возраста. Расскажите, пожалуйста, какие у вас были интересы, как вы выбирали профессию? У вас военно-инженерное образование, насколько мне известно.
Герман Клименко:
Первое военное, да. Вы вопрос нечётко формулируете, давайте, я попробую ответить, начиная с последнего.
Образование. Я собирался поступать в МГУ на мехмат, отрешал весь учебник Сканави, участвовал во всех тестированиях. Тогда не было ЕГЭ, поступить на мехмат без Сканави было бессмысленно пытаться, чтобы по образованию математическому. К тому же, в семье не было денег, даже костюм не на что было купить, и я подумал, что пойду послужить Родине, в то время ходили слухи, что армия - это круто. Для слушателей моложе 40 лет или 30 надо добавить, что были времена, когда был СССР, выйти замуж за офицера было честью, люди зарабатывали достойно. Мне показалось странным, я даже не понимаю, откуда мысль в голову пришла сходить в армию. Там же всех одевают, и компьютерами можно заниматься. Мысль абсолютно идиотическая. Я пришёл в военкомат, на меня посмотрели, как на конченного дебила, потому что я выбрал себе военный институт Можайского. Я пришёл к военкому, военком сказал: да, это лётчики. Я говорю: «Какие лётчики? Я не хочу летать, я хочу программистом!» ― «Нет, это летчики». Посадил меня на стул, на котором всех лётчиков вращают. Я оттуда сполз на карачках. Он сказал: «Куда ты, какой из тебя летчик-то?» В общем, если бы я не настоял в тот момент, чтобы он посмотрел документы, требования поступления в институт, потому что с точки зрения военкома меня не надо было отправлять в институт Можайского, потому что у меня не было той устойчивости, когда вертят на стуле. Он посмотрел документы, сказал: даже если бы ты был одноглазый, тебя бы туда приняли. Я поехал поступать в военный институт имени Можайского. Мама плакала на перроне, но спорить со мной не стала.
Виктория Читлова:
А почему именно программирование, как вы к нему пришли?
Герман Клименко:
Всё очень просто, как передаётся в семье из поколения в поколение. Моя мама была программистом, работала в Стройбанке СССР, откуда одновременно у меня было всё и сразу: умный и красивый, и программист, и банкир в будущем. То есть преемственность не была чуждой. Весь опыт, который мы так или иначе получаем, мы берём из семьи. Есть отдельные извращенцы, которые не хотят идти по пути родителей, но я к ним не принадлежал. Слово «процессор» я выучил лет в 7, наверное. Как-то приезжал к маме, тогда компьютеры были ещё очень большие, не такие, как сейчас. В этом плане у меня особо не было выбора: либо банкиром, либо программистом. Сейчас хайп, который идёт по поводу программирования, честно говоря, ничто по сравнению с тем, что было тогда. Тогда люди, которые занимались программированием, были почти богами, а быть кандидатом наук ― это было вообще!
Виктория Читлова:
То есть вы хотели стать богом? У вас психиатр спрашивает.
Герман Клименко:
Покажите мне мальчика, который не хотел занять место своих родителей, не хотел добиться лучшего. Тогда его надо лечить, мне кажется. Как правило, мальчики отличаются тем, что у них где-то внутри сидит маленькое шило в жопе, которое требует. Хотел, да, признаю́сь.
Виктория Читлова:
Как дальше складывалась ваши идеи? Возможно, какие-то события повлияли на ваш выбор в жизни? Например, эпизод, когда вы проходили службу на Камчатке; отразился ли он на вашей жизни, что-то повлияло?
Герман Клименко:
Вообще, жизнь состоит из случайностей, с одной стороны. С другой стороны, если вы ничего не делаете, то ничего и не потечёт. Когда я приехал служить на Камчатку, мы уже тогда изучали искусственный интеллект, у меня тема диплома была «Лямбда-исчисления теории предикатов в методах оценки космической обстановки». Генералитет тихо офигевал.
Виктория Читлова:
Что это такое, просветите нас.
Герман Клименко:
Сейчас будет проверка на то, помню ли я, чему меня учили? В те времена были разные подходы к искусственному интеллекту. Была теория распознавания речи. Тогда была мода, что есть универсальный язык, что мы из русского языка гоним всё в некий прообраз, который потом превращается в японский, в китайский, что есть какой-то универсальный метаязык. Для этого разрабатывались специальные теории. Лямбда-исчисление ― один из видов матлогики, построенный на одном: 2 х 2 = 4. Я потом получил военное образование, экономическое, юридическое, сейчас я даже не понимаю, как я вообще дошёл до такой жизни. Тем не менее, искусственным интеллектом мы тогда занимались.
Если честно, когда мой сын поступал в Высшую школу, он хотел поступать в МГУ на мехмат, потом в Высшую школу экономики. Я всегда говорил: вообще, это не так важно. Важно встретиться со своим преподавателем. У нас был Виктор Яковлевич Яцук, он тогда был кандидатом наук, молодой, майор, сумасшедший. То есть учитель в жизни человека – это важно. Знаете, девочки над кроватями вешают Сталлоне, мальчики не вешают фотографии, поскольку неприлично, но у каждого есть свой кумир. У кого-то Гагарин...
Виктория Читлова:
Не вешают девочки Сталлоне.
Герман Клименко:
А что сейчас они вешают? Я не знаю, когда-то вешали. Вы сейчас явно за себя отвечаете. Но я имею в виду, что-то они вешают. У мальчиков есть свои кумиры, и в этом плане учителя, конечно, для мальчиков важны.
Виктория Читлова:
Какие личности на вас повлияли? Какие-то встречи, может быть, книги, авторы, что изменило ваше восприятие?
Герман Клименко:
Оно не то, чтобы что-то изменило.
Виктория Читлова:
Сформировало, помогло сформироваться.
Герман Клименко:
На сеансах так и происходит? Психиатр задаёт такие вопросы, на которые не знаешь ответ.
Виктория Читлова:
На психотерапевтическую сессию, Герман Сергеевич, приходят пациенты, желающие рассказать о себе и готовые это сделать.
Герман Клименко:
Я не возражаю, но у вас вопросы… В вопросе должен быть заложен ответ. Насколько точно вы спросили, настолько точно я и пытаюсь ответить. Но я придираюсь немножко к вопросу и увиливаю таким образом, пытаюсь его углубить куда-то.
Давайте так: у каждого мальчика есть мама. Здесь ничего нельзя сделать, это не вопрос еврейской мамы, русской мамы, у каждого есть мама. Если есть папа ― прекрасно, папы у меня в этом смысле, наверное, не было. Папа где-то спился по пути. Была мама, которая воспитывала меня. Есть известное описание: лучик света под дверью кабинета. Матушка у меня всегда пахала. Она у меня из детского дома. Я вообще не очень понимаю, я смотрю на своих детей и понимаю, что я по сравнению с ними монстр. Я смотрю на маму и понимаю, что я по сравнению с тем поколением – ничто. Люди, выросшие во время Великой Отечественной войны, выросшие в нищете, в очень тяжёлых условиях, у которых была заложена своя мощная идеологическая составляющая. Мама у меня долго ломалась, отказывалась от коммунизма, долго. Но, в целом, конечно же, мать - это всегда важно. Тем более, что она была как рабочая лошадь, классический красный директор. У меня даже и пути, наверное, выбора никакого особого не было.
Виктория Читлова:
То есть вас воспитал тот лучик под дверью.
Герман Клименко:
Назовём его лучик. Сказать, что я видел маму часто, не могу. Плюс, мама была достаточно выдающийся для своего времени шахматист, к 7 годам я уже хорошо играл в шахматы. Все мы, родители, воспитываем своим примером. У меня есть дети, я понимаю прекрасно: что бы я им ни давал, дети всегда чувствуют ложь. Мы, наши партнёры ложь не очень чувствуем, потому что мы с ними не заморачиваемся, мы с ними дни не проводим, а дети обречены понимать, что папа врет. Или мама врёт. А когда ты видишь не только маму, но видишь и её друзей. Советский Союз, жили в нищете, завод ЗиЛ, матушка у меня работала. Приходят её друзья, и видно, что они все пашут, они все увлечены своими делами. То есть её круг общения не оставлял мне выбора. Для паттернов поведения не было художников, не было творческих личностей, не было соблазна убежать туда. Были люди, которые пахали, отдыхали.
Виктория Читлова:
Принцип пахать, склонность к активной деятельности вы тогда усвоили? Вам это было всегда свойственно, Герман Сергеевич?
Герман Клименко:
Есть такое понятие, «на детях оттопчусь». У меня разные были отношения, был первый брак, сейчас с Машей воспитываем детей; точнее, я не воспитываю, я считаю, что это всё бессмысленно. Воспитывать можно только своим примером, чётким своим позиционированием. Но от осинки не родятся апельсинки. Есть разные люди, разные характеры. Если вы холерик, вы сангвиник, вы ещё кто-то, вы выбрали себе жену примерного типажа. Соответственно, ожидать от детей чего-то другого: не было бы, не пошёл бы... Я жил в районе завода ЗиЛ, где, по идее, не сложно было спиться, не сложно было обколоться. Времена были, но, дело даже не в этом. Ещё раз, завод ЗиЛ, он ничем не отличался от нынешнего, не хочу никого обижать, Братеево или Бирюлёво, разные дальние районы. Это не очень хорошая среда для математического образования. Можно было бы пойти, я думаю, что, если бы я пошёл по наклонной, я был бы не самым плохим преступником.
Всегда люди делятся на 2 категории, особенно на чиновниках видно. Рос, рос, воровал, и как клоп от стенки отвалился. 2 млн набрал, отвалился и уехал в Испанию. А есть люди, которые работают, не потому, что, вы можете им платить, вы можете им не платить. У меня, например, все программисты, которые у меня работают, не могут работать плохо. Да, срабатывались какое-то бесконечное количество лет. Но, есть люди, которым мало платишь – мало работают, много платишь – кажется, что много работают, но на самом деле, нет. Я, соответственно, подбираю для себя, для своего типажа: я не могу плохо работать, я не могу быстрее работать. Когда я веду переговоры, я не могу сделать предложение, знаете, как обычно бывает? Ты делаешь предложение хуже, потом торгуешься, улучшаешь. Я всегда делаю конечное предложение, заботясь о партнёре. Можно очень много придумать объяснений, но я просто экономлю себе время. Говорят, «Быстро оказанная услуга резко теряет свою стоимость». Когда ко мне приходят люди, просят помочь – я помогаю. Вы психиатр, должны понимать: когда такое происходит, зачем-то ему это надо; 90 % людей считают: лоха поимели один раз, можно поиметь второй раз. То есть люди садятся на спинку, но ты их аккуратно скидываешь. Но есть 10 % людей, будущих твоих партнёров, которые с тобой работают, которые понимают, что ты просто не стал танцевать танцы. Зачем? Можно же резко оценить свою услугу дорого, а потом чуть меньше, потом ещё что-то. Иногда я сомневаюсь, что это правильная стратегия.
Виктория Читлова:
В наблюдении за вами складывается ощущение, что у вас нет чёткого разделения между работой, хобби, личной жизнью. Может быть, я ошибаюсь. Находится ли у вас полноценное время для отдыха, разделяете ли вы вообще эти понятия?
Герман Клименко:
Все мои хобби – ещё раз вернёмся в детство, окружение, типаж, – никак не могло быть нерациональным. Я не могу хобби, которое… Учитывая, что нет лицензии на вещание, не хочется слово употреблять. Есть хобби, которое проходит мимо и не получается: листики собирать, календарики собирать. Все мои хобби всегда потом почему-то превращались в бизнес. Я работал программистом, мне было интересно, как устроен банк. Были 1990-е годы, бухгалтерия. Залез посмотреть, потом превратилось в работу. Потом я занялся интернетом.
Виктория Читлова:
То есть хобби, получается, некий ваш живой интерес, который непосредственно применим здесь и сейчас?
Герман Клименко:
Которое потом (извините, скажу по́шло) почему-то монетизируется. Сейчас у меня хобби, последнее хобби – мне домой приходить просто стыдно, потому что дети на меня смотрят укоризненно – я решил искусственный интеллект применить к ошейнику для собак.
Виктория Читлова:
У вас есть собаки?
Герман Клименко:
У меня есть собаки. Сейчас это хобби, причём, я примерно понимаю, как я на нём заработаю. Возможно, сейчас это хобби, но хобби всегда превращается в основной бизнес. У меня было хобби, назовём это интерес. У разных людей разные интересы. Вы говорите «отдыхать». Мне кажется одно из самых больших, лживых убеждений, когда мы включаем телевизор, говорят: отдыхайте в Турции, ещё где-то. Отдых - это смена рода деятельности, она бывает тоже двоякая. Профессор Соловьёв, который придёт ко мне в пятницу, исповедует принципы, что мозг - самый рабочий орган. Он потребляет больше всего сахара. У мозга самая тяжелая работа (попробуйте объяснить это тому, кто кладёт рельсы). Так вот, смена мозговой деятельности резко меняет картину мира. Ты переключаешься с работы, допустим, с блогов – на Mediametrics, с Mediametrics – на искусственный интеллект. У меня же много затей.
Здесь, мне кажется, человек не должен себя загонять. Хочешь отдыхать – отдыхай, если ты умеешь это делать. Для меня отдых, если честно, – это с друзьями. Я понимаю, сейчас в наше толерантное, прозрачное время я должен сказать, что я с друзьями сходил бы в музей, ещё что-то. Но на самом деле, нет ничего лучше сидеть в хорошей компании, которая тебя не напрягает, сесть, выпить водочки, покушать. Можно не водочки выпить, возраст всё-таки сказывается, можно даже пиво. Это, мне кажется, очень хорошо. От отпусков в классическом виде, о котором вы, наверное, говорите, я бешусь, меня хватает на 3 дня. Да, мне нужен пляж, регулярная поставка пива, но через 3 дня мне скучно.
Виктория Читлова:
Чего не хватает, почему вам скучно, как вы сами это понимаете?
Герман Клименко:
Каждый получает удовольствие от чего-то одного. Есть такое слово, извините за грубость, «чесать мозг». Если у меня мозг не «чешется», то я не привык так жить. Возможно, это заболевание, которое надо лечить. Остановиться? Во-первых, семья останавливает. Но, как останавливает? Мама говорит: Герочка, ты очень много работаешь, очень-очень много. Классическая еврейская мама, которая говорит: очень много работаешь. В этот момент мы сидим где-нибудь у Гудмана, раньше был рыбный ресторан рядышком, «Филимонова и Янкель». Вот, матушка кушает осетрину и говорит: ты очень много работаешь. Я говорю: мама, не вопрос, я хоть завтра, прямо завтра готов работать очень мало, готов работать с 9 до 18. В целом, я же не дебил, я могу даже слесарем работать. Но тогда вместо осетрины у нас будет мороженая треска, вместо сервелата – обычные молочные сосиски. Ничего плохого в этом, кстати, я не вижу, там те же калории, которые перевариваются. И вдруг тема моей «очень тяжёлой работы» уходит. Что делать?
Виктория Читлова:
Я поняла вас, Герман Сергеевич. Давайте немного о семье, коли речь зашла. У вас очень большая семья. Расскажите, пожалуйста, что для вас семья, как вы общаетесь со своими домашними? То, что они ревнуют вас к вашему времени вне семьи, мы уже поняли.
Герман Клименко:
С детьми я общаюсь. У меня сложные семейные отношения, у меня двое детей от первой жены, двое детей от Маши, с которой вы прекрасно знакомы. Самая сложная ситуация была, я когда ушёл из дома, как-то не очень хорошо уходил, тут я не умею. Мне очень тяжело поддерживать отношения, если я расстался. В общем, дети сами вышли. Я как-то подумал-подумал, решил, не буду вестись. Трудные были отношения, поэтому я дождался, пока они сами мне не начнут писать. Ко мне Юра и Настя приехали, поставили ультиматум: если ты будешь вести себя хорошо, то мы тоже будем. Они в Skype, естественно, современные. Для меня была самая сложная задача, как подружить? А у меня же третье незаконченное юридическое, я как раз случайно впаялся, исследовал тему семейных отношений. Я выяснил, что самые страшные страсти кипят между детьми из разных семей. Я помню, очень много сил потратил. Когда я начал общаться со старшими, я где-то года 1,5 не знакомил их с младшими. Я очень боялся, что они познакомятся, по разным причинам. В общем, дождался, пока старшие мне выставили ультиматум, что пора знакомиться с младшими. Я не знаю, насколько это психиатрически верно, но результат вроде оказался хорошим.
Учить детей можно… Да всё то же самое, чему я могу научить?
Виктория Читлова:
Своим примером, вы сказали.
Герман Клименко:
Я могу испортить им жизнь. Я, например, согласился стать советником президента. Это было очень спорное решение, работа с властью, особенно, в нашем режиме, создает экзотику. Но я целенаправленно на неё пошёл. Сейчас у меня везде, что бы ни было, но сын мой знает, что папа у него был советником, у меня нет выбора. У меня мама была членом правления Промстройбанка СССР. Чтобы женщина в те времена... То есть я, на самом деле, сделал плохо. То есть я поставил плашечки. Я себе не представляю, я бы на месте сына пришёл, сказал бы: папа, ты совсем офигел? Так нельзя. Всё.
Виктория Читлова:
Бывают ли у вас моменты в жизни, о которых вы жалеете? Бывают ли ситуации, когда что-то запланированное у вас не получается, и как вы реагируете?
Герман Клименко:
Все мы и жалеем о чем-то, и все мы живём в режиме попытки перепроверить: а как было бы? Мне не стыдно, когда я выбираю разные модели поведения, мне главное, чтобы я утром не стеснялся посмотреть в зеркало. Просто. Возможно, какие-то ситуации можно было проходить по-другому.
Виктория Читлова:
А что для вас «не стесняться посмотреть на себя в зеркало»? Какие-то принципы? Что под этим лежит?
Герман Клименко:
Есть мораль и этика. Например, 20 лет назад у меня на визитках был написан курс обналички, и это было нормально, морально и этично. Когда меня спрашивали, я всегда говорил: коллеги, как только общество примет, что это плохо, я тут же с этим закончу. И когда были первые посадки... То есть, есть то, что считается этичным, правильным. В своё время, когда я уходил из «Российского кредита», у меня была сложная ситуация, был вариант не уходить. У меня был вариант остаться, но нужно было уволить всю команду. Ту команду, которую я собирал годами, с которой мы работали. А люди тоже меняются. Люди сперва собираются командами, а потом среди них появляется лидеры, а люди становятся пешками. Мы в тот момент забрали завод АО «Чермет», мы тогда забрали много чего. Всё делала команда, просто мы проиграли в аппаратной борьбе. Мы покупали банк «Тульский промышленник», а в итоге он нас купил. Так получилось. То есть сделка оказалась, остаётся та команда, а от команды, которая была у нас, остаётся Клименко. Можно было, наверное, согласиться, всех уволить. Я предпочёл уйти, купить банк, взяв в долг, большой долг, но так поступил из-за людей. Я не знаю, хорошо это или плохо. Закончилось тем, что люди в какой-то момент времени кто-то предал в тяжёлых случаях, кто-то ещё.
Очень важно отметить, что мы что-то делаем не для того, чтобы нас оценили, а для того, чтобы ты оценил. Когда мы с сыном спорим: когда мы делаем доброе дело ― мы делаем его не для вас, даже не для того, кому мы делаем доброе дело, мы делаем для себя. Поэтому как бы человек, которому ты сделал доброе дело, не повёл себя потом, это не повод сожалеть. У меня иногда возникало желание вернуться в прошлое и не уходить. Там всё равно тоже был бы геморрой. Но ряд людей в какое-то время, мы же долго работаем, у меня водитель 25 лет со мной ездит, за 25 лет много чего было. Но иногда хотелось вернуться, но потом ведь я же уходил не потому что...
Люди все разные, все мы ломаемся, у всех есть своя сила. Я не могу сказать, что я всегда делал абсолютно моральный выбор. Но команда меня поддерживала. Я стараюсь делать так, чтобы мне самому было приятно, самому было удобно. Я считаю, это правильно, пусть дорого, или пусть не окупается, или пусть потом закончится, извините, куда солдата не целуй, везде жопа. Когда ты делаешь хорошее дело, это важный момент. Я разговариваю, говорю: коллеги, когда вы что-то делаете хорошо, вам всё равно плохо заплатят. Есть два пути: не делать или делать, но для себя. Исповедую принцип: мироздание держит баланс, оно потом как-то найдёт. Я думаю, так оно всё и есть, но, в целом, точки, куда можно было бы вернуться и переделать, конечно же, существуют. Возраст уже 52, иногда плохо засыпаю, поэтому иногда ворочается в голове разная фигня. Но, в целом, каждый раз, возвращаясь на ту же точку: если бы я поступил по-другому, я вообще бы, базово, по-другому поступал. Я же мог в тот момент предать или что-то ещё сделать. А потом понимаешь: конечно, да, но ты и дальше должен был бы таким быть. Поэтому, мне кажется, очень хочется быть… Такой оценкой очень интересной, у меня была знакомая оппозиционер, когда я стал советником. Я как-то приехал, она говорит: Герман Сергеевич, вы всегда как были таким, вы таким же и остались, поэтому у меня к вам нет претензий. Мне кажется, мы должны быть…
Виктория Читлова:
…верны быть самим себе.
Герман Клименко:
Это очень дорого. Давайте честно скажем: это очень дорого. Нет ничего легче, чем прийти и сказать, например, если вернуться ко мне, я мог занять позицию «Дуров - гений, не трогайте». Это то, чем занимается сейчас Дима Песков. Талант, гений, руки прочь, Жаров! Но это неправда. Я общался с Дуровым, он абсолютно расчётливый, абсолютно функциональный, достигающий своей цели толпой хомячков тип. Но я же мог умолчать, правда? С другой стороны, я мог встать на сторону власти и сказать: негодяйство, будем бороться! Но тоже нехорошо, это же тупик, так тоже нельзя. Но тогда тебя не слышат обе стороны, и ты получаешь с двух сторон, но при этом ты можешь смотреть в зеркало. Не знаю, смог ли я объяснить, что такое «смотреть в зеркало», но я абсолютно собой доволен.
Виктория Читлова:
Герман Сергеевич, вас окружает безумное количество людей. Ваша активность в соцсетях такова, что какие-нибудь блогеры-миллионники могли бы позавидовать количеству хейтеров, которые на вас приходят. Как вы справляетесь с негативной критикой в свой адрес?
Герман Клименко:
Во-первых, я разговариваю с людьми. Это значит, что я не разговариваю с анонимами. Вот, есть хакер. Кто такой хакер? Вообще, это преступник. Кто такой хейтер? Это тварь, которая прячется, аноним. Я вас уверяю: ни один человек под своим настоящим именем, находясь рядом с тем, кого он хейтерит, оскорбляет, унижает и всячески ведёт себя, как конченая тварь, он делает абсолютно анонимно. Поэтому реагировать на анонимов, понятно, что... Меня очень спасает армия, 1990-е годы. Были разные эпизоды. Однажды я на протяжении полугода ходил в дом разными тропками, на протяжении полугода каждый день. Были предположения, что сейчас по голове дадут. Тогда ты начинаешь понимать настоящие ценности. Зашёл человек, написал, что ты кровавый упырь, служка Путину. Ты говоришь: ну да, хорошо. Тебе говорят: тебе действительно нравится Путин? Я говорю: я считаю, что для данных условий нашей страны. Причём, у меня память есть, я же не хомячок, я помню, какой страна была 20 лет назад. Мы сейчас не говорим о пользе, но я точно помню, как всё было. Я помню наш Верховный Совет, я помню Хасбулатова, у меня память есть, она работает, если её включать. Когда я спорю со многими либералами, я говорю: коллеги, если газет не читать, у вас, вообще, что вокруг происходит? Москва похорошела, рестораны работают, бизнес есть, ни одному из моих френдов, которые приобрели либеральную окраску, хуже жить не стало, наоборот, стало только лучше. Я говорю: коллеги, может быть, мы будем называть вещи своими именами? То есть, когда приходят хейтеры, конечно же, я их жёстко чищу.
Виктория Читлова:
А если шире, не только хейтеры, а люди, которые активно против вас выступают?
Герман Клименко:
Ну, выступают. Давайте характерный пример, Галя Тимченко, главный редактор Meduza. Что она смогла написать, когда Путин назначил меня советником? «Нализал, вымолил, выпросил». Слушайте, но это же её проблема! Представьте себе, что у неё в голове. Пархоменко что-то сказал, пишет в «Пархомбюро». Я его прочитал, мне его жалко стало, потому что у человека в голове…
В каждый момент времени каждый из нас знает, что делает. Я однажды поругался с покойным Немцовым. Были сказаны нехорошие слова, он меня спросил, почему. Я ему объяснил, что Жириновский невинен, потому что он никогда не руководил, и всё, что он говорит – он говорит как политик. Немцов был руководителем, поэтому, когда он выступает с популистскими лозунгами ― это негодяйство. Я вас уверяю: тот, кто профессионально руководил людьми и понимает, у него есть опыт работы, он никогда... Мы с ним сразу находим общий язык; у нас могут быть разные стили управления, у кого-то командный, у кого-то административный, кто-то может верить в Путина, кто-то в Ельцина, но руководящие люди уже заведомо идут на компромисс. Нельзя руководить людьми бескомпромиссно, не бывает идеальных сотрудников. Ты всегда должен смиренно подстраивать их ― либо жёстко, либо мягко, под свои аудитории. Поэтому ни с кем из руководителей разных стилей, разных манер, разных движений у меня кардинальных различий нет.
А дальше делятся на 2 части. Люди, которые понимают, что они говорят, – это негодяи, откровенные конченые негодяи, я об этом пишу, их это бесит. Вступать в диалог на эту тему с ними бессмысленно. Есть люди, которые невинны, потому что они искренне не понимают. Человек, который никогда не руководил людьми… Пример декабристов. Я не знаю, есть ли в психиатрии такой термин: это люди, которые выжили (современное поколение чуть-чуть этим страдает), выросли в коровнике, по утрам им тёплой водичкой мыли вымя, нежно доили, а скотобойню не показывали. Они выросли в режиме, что вокруг всё хорошо, за МКАД не выезжали. Есть целое поколение юных девочек или мальчиков, с ними спорить озлобленно тоже не получается. Просто не получается.
Виктория Читлова:
Я хочу про ваши проекты поговорить. Как вы выбираете направление того, чем заниматься? Вы планируете? Как всё происходит?
Герман Клименко:
У меня паранойя. Я очень боюсь, мы очень бедно жили в силу ряда причин, так получалось – папа всё пропил, потом КВП, в общем, нехорошо было всё. Я в какой-то части ленинградский блокадник, у меня есть комплекс, что я завтра разорюсь. Меня тоже иногда занимает вопрос, зачем я всё это делаю. Во-первых, я первый человек в семье, который обеспечивает накопление. Потому что матушка из детдома, папа всё пропил, и я тот, кто должен обеспечить квартирой. Почему должен, откуда это взялось ― как раз к психиатру вопрос. Тут же можно вообще занять позицию: дети, идите к чертовой матери, сами растите! Я пытаюсь построить семью так, как я её патриархально вижу. Откуда взялся такой стереотип, не знаю.
Виктория Читлова:
Это классика. Когда мужчина вырастает в неполной семье, то у него идёт от противного. Вы занимаетесь гиперкомпенсацией.
Герман Клименко:
А, то есть всё нормально. Поэтому, когда я создаю новые проекты, они все обязательно должны опираться на существующие, чтобы снизить касты (cost – стоимость. Прим. ред.). Иными словами, все проекты являются расширениями предыдущих. Представить себе, что я сейчас захочу, например, открыть балет, на пустом месте потрачу деньги, если ни один из моих проектов не может ему помочь, то я, конечно, никогда в него не полезу. Иногда кажется очень странным, но я могу выстроить генеалогию каждого проекта, почему так получилось, начиная от простого. У меня есть аудиторская фирма, она всё берет на аудит, снижает касты, есть ещё это, есть ещё это.
Виктория Читлова:
Всё одно с другим связано.
Герман Клименко:
Почти все одно и то же. Я со своей стороны каждый раз опровергаю утверждение, что нельзя в одну реку войти дважды. Можно, и не один раз. Только надо понимать, что это образ. Компетенции ― самая большая глупость; научились вы что-то делать прекрасно – и делайте именно это.
Виктория Читлова:
Я хотела на примере Mediametrics рассказать, как это работает. Это некая фрактальная тема у вас, Герман Сергеевич.
Герман Клименко:
Лямбда-исчисление помню, а применение фракталов, вы его применили и расшифруйте.
Виктория Читлова:
Модель. Вы когда-то руководствовались нечто подобным, что сейчас существует в Mediametrics, оно само по себе работает. Вы создали буквально новую социальную сеть, где авторы передач ведут свои проекты, и вся система сама себя обслуживает.
Герман Клименко:
Да, но затраты на кофе обязательны. Мне все коллеги говорили: если бы вы знали, сколько они пьют! Я вам секрет открою: затраты на туалетную бумагу.
Виктория Читлова:
Что происходит с проектами, в которых вы завершили участие?
Герман Клименко:
Умирают. Все умирают.
Виктория Читлова:
Или они живут, вы их кому-то передаёте, кто-то их реализует?
Герман Клименко:
В интернете вообще сроки жизни любых бизнесов, аудиторский бизнес живёт больше 20 лет, банковский, я когда-то ушёл из него. Но у всех проектов есть начало и конец. Мне очень повезло, что меня принудительно научили не переживать за проект.
Виктория Читлова:
Кто вас научил не переживать?
Герман Клименко:
Жизнь и, простите, бандюганы в 1990-е годы. Давайте попроще будем говорить; я помню, что я думал: как же, этот проект без меня умрёт! Были разные темы, сеть винных магазинов, у меня много чего было. Я приходил, всё-таки я умел работать, не воровал. Самое важное знание: воровать надо не из выручки, а из прибыли. Когда ты разумно подступаешься к бизнесу, и работать. Я помню хорошо, когда я продал интернетовский опыт, когда меня Миллер соблазнил деньгами и купил у меня List.ru, я думал, что всё умрёт. А потом выяснилось, что нет, не умирает.
Виктория Читлова:
Герман Сергеевич, как вы подступились к медицине, почему медицина? Давайте конкретнее про один из текущих проектов, который посвящён отслеживанию качества работы медицинских сиделок.
Герман Клименко:
Предельно просто. В медицину приходят люди, только попав туда, кто бы вам что ни говорил. Вы видите бизнесмена, который говорит: я, тут, больничка. Это значит, что либо он, либо его родственник туда залез, во всё это говно залез, опустился вниз. Во-первых, он увидел, насколько это нужно, а во-вторых, он там увидел деньги.
Виктория Читлова:
Но не все же так поступают, как вы.
Герман Клименко:
Я вас уверяю, в медицине я видел очень много подобных случаев. Либо по семье, либо вот так. Матушка у меня попала в неприятную медицинскую ситуацию, 2 месяца комы, 2 месяца восстановления или 3, я потом наблюдал, как работают сиделки, и понял, что надо что-то делать. А так как там ещё вроде деньги мерещатся, то уже само собой.
Виктория Читлова:
Суммарно, когда смотришь на человека и понимаешь, что он не делает ничего, что ему в жизни не нужно, а в итоге выходит некий продукт, который ещё людям помогает, то складывается образ некоего демиурга, который...
Герман Клименко:
Стоп, стоп! Кому диагноз надо ставить?
Виктория Читлова:
Здорово, у вас очень много конструктивных качеств в вашем мышлении. Даже я небольшую выжимку из того, что я поняла, подготовила. У вас высокий поиск новизны, вы вместо волнения берёте челлендж, он для вас азарт, это ваш азарт. Вы быстренько соображаете, видимо, за счёт прокаченной логики. Отделяете главное от второстепенного и не застреваете на мелочах, что очень важно. Извлекаете опыт из всего, буквально, насколько мне удалось с вами познакомиться за 2 года ведения передачи здесь, на Mediametrics. Вы постоянно получаете знания и их обрабатываете.
У меня вопрос в лоб. Я прицельно занимаюсь тревожностью, наверняка вам известно, что я ищу положительный смысл тревоги в характере человека. Большинство людей с тревожным радикалом, их очень много, 90 %, мало людей, которые данного качества не имеют. Люди с тревогой разделяются преимущественно на тех, кто избегает тревоги и, по сути, их тревога связана с чем-то новым, а часть людей, ― их меньше, и вы, на мой взгляд, к ним относитесь, ― наоборот, сознательно идут в область неизвестного, чтобы разобраться в ней и что-то сделать. Экзистенциальные философы, психологи говорят, что тревога - это творчество. Как вы думаете, про вас ли это, и свойственна ли вам субъективно осознаваемая тревога?
Герман Клименко:
Я так сложно стараюсь не мыслить. В целом для эфира я, конечно, отвечу «да», но вы сложно сформулировали. Мной движет то, что я боюсь вернуться в прошлое с точки зрения материалистического. Я не хочу жить бедно. Я не очень хочу жить богато, мне не нужна яхта 300 м, но я очень хорошо помню, что такое стоять в очереди за куском мяса. Мне кажется, что это унижает. Я не хочу, чтобы это испытывали мои дети, ― наверное, это был стартовый момент. Дальше наросло уже, мы придумываем себе массу удовольствия от работы. Я думаю, что в основе всего стоит то, что мы вытащили из детства.
Виктория Читлова:
Вытащили из детства элементы идеализма с перфекционизмом.
Герман Клименко:
Маме привет.
Виктория Читлова:
Но, в отличие от многих, кто обладает такими качествами, вы постоянно стремитесь в зону неопределённости.
Герман Сергеевич, спасибо вам, что пришли. У меня не было цели хайпануть, как сейчас говорится, за ваш счёт, просто услышать, увидеть вас и понять больше, как живут интересные для меня люди. Спасибо!
Герман Клименко:
Спасибо!