Олег Дружбинский:
Привет, друзья. Канал Mediametrics и наша еженедельная программа «Итоги недели», которую веду сегодня я, Олег Дружбинский. Со мной вместе соведущим выступит Герман Клименко. Здравствуйте, Герман Сергеевич или добрый вечер.
Герман Клименко:
Вообще обидно быть на подмене у Переседова, конечно. Я так понимаю, что меня просто позвали, потому что Илья не пришёл. Ну, хорошо, я постараюсь соответствовать, буду соведущим. Это значит, что ты мне будешь давать время поговорить.
Олег Дружбинский:
Нет, я буду тебе давать время подумать.
Герман Клименко:
Хорошо.
Олег Дружбинский:
Вот сейчас ты можешь подумать над серьёзным вопросом, который взбудоражил, честно говоря, довольно скучную новостную повестку этой недели. Мы перед эфиром, между прочим, как-то вспоминали, что же такого интересного животрепещущего произошло, кроме того, что происходит какая-то подозрительная финансовая возня под ковром Центробанка и остальных банков нашей страны. Но это уже так, к слову. А вот интересный момент, мне кажется, и в каком-то смысле, не побоюсь этого слова, даже судьбоносный, это обмен с Украиной пленными, назовём это так, простыми словами. Там формула 33 на 33, 30 на 30. Те, кто следил за новостями, наверное слышали об этом не раз, причём сегодня утром прошла новость, что обмен уже произошёл, что наш борт прилетел в Киев, в аэропорт, и там произошёл обмен тех, кто был осуждён на Украине за разные преступления против украинского государства, но, являясь гражданами России, Россия требовала их освобождения. С другой стороны, со стороны Украины то же самое требовали, в том числе, Украинские моряки, которые попали в этот известный инцидент рядом с Крымом. Собственно говоря, пока на сегодня, на сегодняшний момент, насколько я знаю, обмен не произошел, но он уже почти произошёл. Потому что привезли известного режиссёра Сенцова, известного тем, что его арестовали за терроризм, привезли его в Москву и, насколько известно, его должны отвезти в Киев. Освободили нашего русского гражданина Вышинского.
Герман Клименко:
Его не арестовали, его посадили.
Олег Дружбинский:
Ты подумал в данном случае?
Герман Клименко:
Нет, я просто хотел поправить, чтобы ты точнее говорил. Ему дали срок, он сидит, он заключённый, осуждённый. Не арестовали.
Олег Дружбинский:
Я оговорился.
Герман Клименко:
Я просто уточнить, его вывезли из зоны.
Олег Дружбинский:
Его вывезли с мест лишения.
Герман Клименко:
Или не вывезли, мы не знаем, кстати говоря. Я замечу, всё, что ты сейчас говоришь, это гипотетика, то есть это цитирование. Вообще удивительно, как ты начал эфир после длительного перерыва, просто с наглого цитирования Telegram каналов.
Олег Дружбинский:
В каком-то смысле, да.
Герман Клименко:
Негодяйских, которые так себя ведут, и там сейчас целая вакханалия. То передали, то не передали, то ещё что-то сделали. Официальных данных нет, я правильно понимаю?
Олег Дружбинский:
Да, кроме официального заявления представительницы министерства обороны Украины, которая сказала, что держим кулачки, и вот-вот сейчас всё произойдёт.
Герман Клименко:
Но вообще тишина, но все всё знают, самолёты садятся по локатору, но неопознанные. Но Telegram канал ты читаешь, я вижу, хорошо, ты так готовился. Я понимаю, почему Переседов не пришёл.
Олег Дружбинский:
Я понял, хорошо. Тем не менее, мне бы хотелось узнать твоё экспертное мнение. Ты ведь специалист, как известно, по широкой гамме вопросов, я бы так сказал, неясных в основном. Идёт обмен. Это ведь в каком-то смысле судьбоносный шаг России и Украины навстречу друг другу, я бы так сказал. Что может измениться в отношениях?
Герман Клименко:
Ты знаешь, здесь есть две точки зрения. Меня, как бывшего военного вообще человека, смущает история, что есть осуждённые люди. Если они виновны, они должны сидеть. Если они не виновны, они должны быть отпущены. Если на Украине задержали наших людей, которые невиновны, наша армия должна их защитить. Я сейчас говорю, как военная история. Не существует больше никаких, я так вырос, я не могу ничего сделать с собой. Я маршировал три года мимо плаката «До врага 500 км», я очень прямолинейный в этом плане, я не понимаю, обмен - это политика, обмен - это когда мы закрываем глаза на то, как всей стране рассказывали, что Сенцов предатель, негодяй, убийца, взрыватель, террорист. Теперь, оказывается, не очень понятно, что происходит. Как мы можем террориста, который угрожал нашим жизням наших граждан отдать и менять. Меня вот эти все политические загогулины всегда мучили. Потому что, с одной стороны, надо договариваться, мы с тобой понимаем, политика в этом плане есть, каждый закрывает на то, что, история с протестами, эта история у Слепакова, помнишь: ощущение, что в классе учительница обосралась. Извини за выражение. Ощущение, что во всех этих историях мы очень долго об этом говорили, зачем мы вообще создавали эту историю, когда она была очевидна сложная. Надо было всех выгонять. Я не понимаю, зачем их было сажать. Я не понимаю, кого воспитывали. Мы Украину, но мы великие, мы большие. Поэтому то, что сейчас происходит обмен, с одной стороны, я за, но ты же понимаешь, что это не решает никаких вопросов. Это создаёт какую-то пиарную историю. Может быть, мы показываем...
Олег Дружбинский:
Ты знаешь, если уж объективно, скорее, это работает на пиар Зелинского, в моём понимании. Потому что он, выступая перед выборами, много говорил о том, что я готов встать на колени, чтобы освободили наших моряков и так далее.
Герман Клименко:
Это можно рассматривать, как помощь нашу, наш какой-то шаг навстречу, и надо отдать должное, мне всегда было интересно, после выступления Зелинского по поводу Путина, сможет ли ВВП с ним разговаривать. Но ВПП более политик, чем вся Украина, поэтому он разговаривает. Возможно, мы пытаемся как-то наладить взаимоотношения, потому что всё-таки вопрос идёт о двух странах русскоязычных. Извини, если украинцы слушают, обидятся, всё-таки русскоязычных, огромный пласт людей русскоязычных на Украине живёт. И мы не имеем права разбрасываться этим капиталом. Мы, как Россия не имеем права. Мы обязаны поддерживать отношения, мы обязаны договариваться, это относится не только к Украине, к Казахстану, к Белоруссии. Там есть огромный пласт наших людей, и как бы мы ни хотели, извини, я грубо скажу, посраться. У меня есть несколько знакомых, которые, когда я с ними встречаюсь, они уже прямо совсем: рубить! Как я практически. Но кто-то должен, я вообще говорю, что если бы мне дали какую-то политическую власть, лучше не надо. Я человек в этом плане военный, помнишь, Telegram запрещал все время, всё стремился к каким-то запретам. И в этом плане, конечно, хотелось бы, чтобы эта история была закрыта, закопана, если даже таким путём, кто-то проводил аресты, кто-то обосновывал, журналисты рассказывали...
Олег Дружбинский:
Суд приговор объявлял.
Герман Клименко:
Это по сути такое, теперь обратно или что-то, не важно. Хочется закрыть. Потому что история, она же началась с Крыма, она должна куда-то начать двигаться. Не в сторону, понятно, что никто никогда Крым никуда не вернёт, никто никогда никому не отдаст. Но хоть какое-то направление общения должно быть. Даже когда жена поймала мужа на каком-то противоестественным деянии, если у них есть общие дети, а у нас пол страны. У меня фамилия Клименко, там живут Ивановы, у нас есть куча совместных детей. Конечно? мы можем и дальше бросаться котелками в окно. Терять разработки, терять ракетные комплексы, там же производство, все вот эти истории. Можно просто это дальше делать до бесконечности. Но мы никуда не можем деть на территории России людей с фамилией Клименко, а на территории Украины людей с фамилией Иванов. Мы их что всех изгонять будем туда, обратно? То есть мы должны в какую-то сторону зайти и сделать вид, что знаешь, когда особенно через какое-то количество лет муж и жена встречаются, чего делили, там же везде всё одинаково. Всё равно приходят люди к власти, это те же самые люди, тем же самым концом, тем же самым по тому же месту. Тут же можно дальше пойти, это, правда, будет не новостной итог недели, а рассуждение о том, что будет на Украине. Но мне кажется, что история с обменом, она должна была возникнуть давно, просто нам надо как-то договариваться, как-то надо жить дальше, как-то поднимать наши экономики, поднимать экономику Украины, как-то двигаться.
Олег Дружбинский:
Я соглашусь. Хотел поспорить..
Герман Клименко:
Спасибо тебе, Олег, спасибо, мне одолжений только не надо.
Олег Дружбинский:
Вы как раз начали с жёсткого заявления, что тот, кто виноват, должен сидеть. Но это вопрос, в первую очередь, виноваты они или нет. Доверяем ли мы с судам и следствию или нет.
Поскольку со стороны государства нашего, к сожалению, очень мало идёт информации реальной, почему никто не выйдет и не расскажет, что происходит. Почему мы все время должны догадываться о битве бульдогов под ковром, по меткому выражению Черчилля. Что что-то происходит.
Герман Клименко:
Можно я задам вопрос. А зачем тебе догадываться, живи себе спокойно, ходили в рестораны, кушай. Мещанство - это неплохо, на самом деле. Зачем тебе это знание лично?
Олег Дружбинский:
Я тебе отвечу.
Герман Клименко:
Тебя должно беспокоить, что Москву перерыли, выборы Московские.
Олег Дружбинский:
В отличие от животного, человек старается прогнозировать своё будущее. Может быть, вам понаслышке известно, что это глупость - это и есть отсутствие прогноза в чистом виде. Это очень короткий горизонт прогноза. И когда человек не знает, что его ждёт в будущем, он довольно много теряет, а иногда совсем пропадает.
Герман Клименко:
Ты знаешь, бизнесмен, руководитель, извини, я сейчас просто, у нас есть с тобой, по крайней мере, контентный общий знакомый, господин Бершидский, который был главный редактор Ведомостей, очень умный, талантливый. Он набрал очень много интервью у великих директоров компаний, владельцев. И вдруг выяснилось, что они с точки зрения его чувствующего, прогнозирующего аналитика, мы помним с тобой ещё заодно, кстати, как обезьянка, когда она случайным образом катает, она выигрывает у всех аналитиков. И он поэтому пошёл в КИТ Финанс, потому что ему показалось, что это они там случайно. Они рефлексирующие, Олег. Более того, знаешь, как модель, как бы мы ни ржали с тобой, владельцам бизнеса, эффективным, надо всё сегодня кушать. За рубль купил, за два продал, на этот процент и живу. Поэтому не надо по поводу прогнозирования. Мещанство, ничего в нём плохого нет.
Олег Дружбинский:
А кто же осуждает мещанство.
Герман Клименко:
Я задал тебе простой вопрос, что тебя беспокоит, зачем тебе эти бульдоги под ковром, они тебя отвлекают от московских выборов, например. Это, кстати, тоже хорошая новостная повестка дня.
Олег Дружбинский:
Кстати. Но оставим то, что мы не знаем про этот обмен.
Герман Клименко:
Но я искренне надеюсь, давай договоримся о том, что вообще, было бы здорово, если бы мы все дружно махнули, больше бы никого не арестовывали по разным историям и прекрасно бы жили дальше.
Олег Дружбинский:
Всех отпустили и всех простили. Но в какой-то момент надо всех прощать.
Герман Клименко:
Честно, да. Шуметь об этом не надо, так тихонечко, чтобы не было наслоения на старые дрожжи, отпустили и всё.
Олег Дружбинский:
Давайте всех простим и фиг с ним. OK, перейдём к московским выборам, поскольку это действительно тема животрепещущая, правда, это не тема последней недели, это тема уже такого месяца, скажем так, после.
Герман Клименко:
Трёх.
Олег Дружбинский:
Трех даже, да.
Герман Клименко:
Как пишут ваши каналы, которые вы читаете.
Олег Дружбинский:
А я теперь представляю либералов, видимо.
Герман Клименко:
Так получилось, извини. Очевидно, что я консерватор, значит ты должен быть либералом.
Олег Дружбинский:
Хорошо раз Переседова нет, кто-то должен быть за свободу духа.
Герман Клименко:
Ты пойдёшь голосовать?
Олег Дружбинский:
Хороший очень вопрос вы задали.
Герман Клименко:
Подожди, тебя не довели вот эти, у нас Кофемания на Кутузовском 17, там нельзя кушать. Понимаешь, я уже не знаю, которую неделю тебя там машина забирает. Ты должен пойти и высказать своё «Фе».
Олег Дружбинский:
Да, я хочу.
Герман Клименко:
Уже хорошо.
Олег Дружбинский:
Я не знаю, пойду я или нет, но уже хочу.
Герман Клименко:
Москва сделала всё для того, чтобы ты сходил, для того, чтобы я сходил, для того, чтобы мы все вышли и проголосовали. Что не так?
Олег Дружбинский:
Вопрос в том, что мы не знаем, за кого голосовать, а главное, за что голосовать. Вот я хочу проголосовать за то, чтобы наш город хоть ненадолго оставили в покое. У меня такое предложение просто.
Герман Клименко:
Сейчас за пределами Москвы, если у нас есть слушатели откуда-нибудь из Липецка, из Тольятти, подумают: зажрались, суки. Извини, пожалуйста. Когда трансляцию города Москвы показывают, перестроили, по пятому разу плитки перекладывают. Ты хочешь, чтобы Москва перестала быть купеческой, чтобы погасли огни, чтобы Патрики закрылись. Чтобы хинкали, в конце концов, перестали бы остужать эти шапочки, что мы хотим, как вся страна жить.
Олег Дружбинский:
Не нужно передёргивать. Ваш любимый пример полемиста здесь не пройдёт. Отвечу вам, я вовсе не хочу, чтобы погасли огни и чтобы крысы бегали по улица .
Герман Клименко:
Ты хочешь, чтобы мы были богаче или беднее?
Олег Дружбинский:
Я вовсе этого не хочу. Я хочу, чтобы Москве дали хотя бы чуть-чуть состариться. Я хочу, чтобы перестали всё время всё перекапывать, я хочу, чтобы мы не жили на постоянной стройплощадке. Я третий год, даже четвёртый уже, когда шла подготовка к Олимпиаде, сначала готовились, потом сама Олимпиада, невозможно было жить, теперь, наконец, Олимпиада закончилась. Я просто напомню, мы вместе не могли выехать с Комсомольского проспекта в какой-то момент.
Герман Клименко:
Да, я помню.
Олег Дружбинский:
Там шли люди, всё было заставлено машинами, город был парализован. Но Олимпиада закончилась. Мы все счастливо вздохнули и сказали: наконец-то пришло время, когда мы сможем насладиться плодами. Но нет. Например, здесь, напротив Кутузовского, район Дорогомиловский, он перекопан с двух сторон. То есть улица, дорога, переулочек, копают слева и справа. Нельзя объехать ни слева, ни справа.
Герман Клименко:
Подожди, за бюджетные деньги зарывают всю электрику вниз. Это очень важно, город, когда проводочки наверху, он эстетически некрасив, нельзя быть Европой. У меня по Студенческой улице, где никто никогда не ходил, вообще никто никогда не ходил, делают прямо променадную улочку, европейскую, прямо узнаю улочки Праги, ещё что-то, понимаешь. Почему мы не имеем на это права, почему Москва не может стать европейским городом, почему ты нам всё время в этом отказываешь, Олег?
Олег Дружбинский:
Нет, Герман Сергеевич, я не отказываю в этом.
Герман Клименко:
Откроются ресторанчики, люди начнут выходить. Потому что пока там маленькие улочки, некрасивые, они не пойдут, а когда красивые сделают, выйдут хипстеры, появятся смузи, появится воркшопы какие-нибудь, появятся коворкинги, коливинги, люди будут гулять, понимаешь. Вот у тебя напротив, там, где ты живёшь, набережная, согласись, расширили набережную, там же люди бегают. Там посадили деревья наконец.
Олег Дружбинский:
Я позволю себе ответить.
Герман Клименко:
Ты на выборы всё-таки пойдёшь?
Олег Дружбинский:
Пойду. Я всё-таки парирую. Коворкинги, коливинги и прочие красивые слова, безусловно, нужны. Но мне кажется, что прелесть города, европейских старых городов как раз в том, что их не трогают, понимаете, Гермин Сергеевич, их не трогают.
Герман Клименко:
Слушай, но их столько трогали, Москву давно не трогали.
Олег Дружбинский:
Секундочку, Москву так часто трогали, что уже забыли, что такое, на самом деле, настоящая Москва. Понимаете, Герман Сергеевич, в городе должен быть уют, в городе должна быть булочная, которая на этом месяце находится 50 лет. Хорошо, не 50, хотя бы 20. И в эту булочную ходят окрестные жители. И там делают хороший кофе, там есть хорошая булочка. А когда вы всё время апеллируете к коворкингам.
Герман Клименко:
Давайте всё-таки вернёмся к новостям. Ты сейчас гнев свой будешь выливать на слушателей, это не нужно. Особенно на иногородних. Регионы когда слушают, как Москва ругается, они нервничают.
Олег Дружбинский:
Да?
Герман Клименко:
Да конечно. Мне всегда говорят: Гера, что у вас там происходит вообще, когда наблюдают за тем, что битва. Смотри, битва идёт за места в Московской городской думе. Очень сложное представление моё, зачем нужно людям рваться туда, я честно не знаю, потому что мне кажется, что всё решается на федеральных законах, на федеральном уровне. Поэтому неважно. Как ты вообще относишься к действиям нашей оппозиции? Ты как-то следишь, наверное, голодовки, выборы, мёртвые души, не мёртвые души, Яшин, которого пятого пятый раз посадили, понимаешь. Как вообще? Шоу хорошее, согласись.
Олег Дружбинский:
Шоу есть, но то, что я читаю, вижу и слышу, вызывает у меня, честно говоря, некую оторопь.
Герман Клименко:
Про москвичей там никто не думает, это понятно.
Олег Дружбинский:
Там думают о личном пиаре, там думают о том, как сделать хуже, чтобы стало лучше, вот у меня есть такое ощущение. И несмотря на то, что мы все, скажем так, обыватели не очень любим власть.
Герман Клименко:
Роман Фолин тебе комментарий, зачем тогда я тут сижу. Знаешь, что он пишет: строитель выступает против строительства, нормально вообще. Молодец, Роман, спасибо тебе большое. Я так сразу не сообразил. Действительно, как моветон какой-то.
Олег Дружбинский:
Я, в первую очередь, жители Москвы, я считаю, что это намного важнее, чем профессия. Потом я не участвую в строительстве.
Герман Клименко:
Не нужны тебе эти жалкие доходы.
Олег Дружбинский:
Я не участвую в строительстве и благоустройстве города.
Герман Клименко:
Просто тебе не дали бюджетов, поэтому ты расстраиваешься. Перешли тебе дорогу.
Олег Дружбинский:
Нет, я не расстраиваюсь. Честно говоря, я бы и не взял, извиняюсь, и думаю, что те, кто взяли, они в этом сильно жалеют. Да бог с ним, это ужасно уже оставим за скобками всей этой истории. Продолжим про выборы. У меня вообще возник некий мировоззренческий вопрос, я даже озвучивал его до эфира. Знаете, Герман Сергеевич, вы, как бывший представитель власти...
Герман Клименко:
Я в душе так и остался.
Олег Дружбинский:
Ну, тем более.
Герман Клименко:
Слушай, я что изменился что ли, я всегда был за расстрелы, что такого. Не удалось реализовать просто.
Олег Дружбинский:
Так вот, вы знаете, что происходит, на мой взгляд. Я услышал такую хлёсткую фразу и, пожалуй, её здесь процитирую ещё раз. В моём представлении довольно много представителей власти вредят Родине из корыстных соображений. И мы постоянно об этом слышим.
Герман Клименко:
Как ты заговорил, смотри. Новости внезапно превратились, ты делаешь то же самое, что и Навальный.
Олег Дружбинский:
Нет, внимание.
Герман Клименко:
Да-да, ты из нашей передачи делаешь политические памфлеты.
Олег Дружбинский:
Не надо передёргивать, я не договорил, и вы как всегда, додумав за меня, пытаетесь, что называется, договорить за меня. Не нужно, я сам могу.
Герман Клименко:
Хорошо.
Олег Дружбинский:
Итак, противостояние между двумя частями общества: проправительственной частью и оппозиционной частью. Людьми, которые вредят Родине из корыстных соображений и людьми, которые вредят Родине принципиально. Я довольно много вижу в Фейсбуке представителей второй части, люди, которые радуются неудачам России, и мы постоянно это видим и слышим. Почему так происходит? Почему оппозиция хочет вреда стране, а власть со своей стороны просто тихо вредит? Где третья сила?
Герман Клименко:
Они завалили Нюту Федермессер.
Олег Дружбинский:
Вот хороший пример, кстати.
Герман Клименко:
Добивают Касамару, сконцентрировались на таких людях, причём одновременно сходится, так как я под этим ударом был, я прекрасно понимаю, в чём проблема. Но согласись, это срабатывает.
Олег Дружбинский:
Что, удары?
Герман Клименко:
Да. Нюта сняла кандидатуру, очень многие отходят от этой истории. Ты же понимаешь, меньшинство как побеждает? Нужно долбать как можно чаще, приличные люди говорят: всё, мы туда не подойдём, нам это не надо .
Олег Дружбинский:
Я больше не хочу в это играть.
Герман Клименко:
Я не знаю, как с этим быть, как это решать. Для меня вот эти все московские выборы, если рассматривать их как новости, они говорят о том, что мы перестали жить в каком-то объективном мире. То есть мы живём в мире, это знаешь, как последствия отсутствия цензуры. Даже я не скажу цензуры, отсутствие вменяемой политики любой информационной. Кто что хочет, тот зажигает, мы голодаем, не голодаем, мы ругаем, мы не ругаем, кому-то мёртвые души - это зло, кому-то мёртвые души - это добро. То есть я когда наблюдал, я действительно искренне, если честно, я очень люблю экономику ты знаешь, я к политике отношусь исключительно понаблюдать, чтобы, честно говоря, знать будущее. Но участвовать там не хочу, мне это не интересно, меня больше интересует то, чем я занимаюсь. Вот когда я наблюдал дискуссию Соболь, вот этой всей истории, когда ещё была в московские выборы была история, ну да, попались вам там, причём все они обсуждают простые истории. Они записали, как-то покойники туда попали, люди, которых не было. Но это же факты. Они говорят только: фигня, их всего 100. А если так задуматься, а как они туда попали. Я сейчас вообще говорю о том, мы не говорим о том, что нужен этот муниципальный фильтр, не нужен этот муниципальный фильтр, это дело десятое. Они все были одинаковые. Но наблюдая за этим дуализмом, Нюта Федермессер нельзя, ей можно, у нас отсутствует какая-то культура коллективной истории. Ну и что, что разные позиции, идите, занимайтесь своим. Воюйте за своих избирателей, зачем друг на друга наезжать. По большому счёту, всё переходит на личные мотивы, на личную войну, на личные какие-то оскорбления. У Касамары до детей достукиваются. Мне кажется, что с этим надо что-то делать.
Олег Дружбинский:
Правильно, с этим надо что-то делать, потому что, на мой взгляд...
Герман Клименко:
Давай запретим Telegram, ты за запрет или против, скажи мне, пожалуйста.
Олег Дружбинский:
Я против. Я против всех запретов.
Герман Клименко:
Как тебе удобно.
Олег Дружбинский:
Герман Сергеевич, я против запретов, против. Я представляю свободное, думающее о будущем население нашего города. Понимаете, Герман Сергеевич, свобода важна.
Герман Клименко:
Хорошо.
Олег Дружбинский:
И самое главное, я совершенно не вижу со стороны власти, к сожалению, никаких ходов навстречу людям.
Герман Клименко:
Какие они могли бы быть? Если уж так, вместо передачи недельного эфира перешли вдруг в политику. Давай уж тогда договорим, скажи смело.
Олег Дружбинский:
Ну вот, например, почему действительно своим депутатам зелёный свет, а оппозиционным депутатам красный свет? И это очевидно. Это очевидно, почему власть, например, не собрала всех кандидатов, почему нельзя с людьми поговорить, объяснить. Если человека действительно поддерживают какие-то граждане города Москвы, почему он не может быть их представителем. Пускай он имеет право быть кандидатом. Мы ведь не говорим о том, что мы его выбираем куда-то, мы его назначаем, он кандидат. Как кандидат, он просто выставляет свою кандидатуру. Ему это не дают сделать.
Герман Клименко:
Хорошо, можно я задам тебе вопрос. Скажи мне, пожалуйста, вот давай важное тогда, чтобы мы с тобой между собой точно выяснили, есть между нами стена. Помнишь: между нами выросла... Вот прямо даже, есть в Москве беспорядки?
Олег Дружбинский:
Что под этим подразумевается.
Герман Клименко:
Не надо вот уворачиваться, подожди, мы живём с тобой в реальной жизни.. В Москве то идёт история, арестовали на рынке, драка была 120 на 125, трупов там, кого-то арестовали. Мы понимаем, так, событие маленькое. Во Франции сожгли под Новый год в 1000 автомобилей, мы понимаем, жёлтые жилеты у них каждую неделю, там камнепады выбивают глаза, ломают руки. Что в Москве происходит? Информационно всё есть, а на практике жителя Москвы. Знаешь, когда раньше Эхо Москвы послушаешь, сейчас они чуть-чуть помягчали, надо отдать должное, стали такие более травоядные. А вот раньше послушаешь зимой Эхо Москвы, им 25 лет, давняя история. Выходить на улицу страшно, потому что там трупы, медведи и цыгане. Медведи обгладывают трупы москвичей, которые умирают.
Олег Дружбинский:
От отравленной водки.
Герман Клименко:
Да, сейчас, если почитать каналы, посмотреть, то всё, катастрофа в Москве, молодёжь бунтует. А я сижу когда в Кофемании, смотрю на эту молодёжь, я что-то не понимаю, что происходит. У меня к тебе вопрос, это чётко разделяет людей. Вот я, например, считаю, я тебе даже подсказку даю, чтобы ты мог на моём берегу удержаться, чтобы в твоём сознании вцепилась паркуром, спаслось. Я считаю, что мы видим классическую медийную, то, что должно преподаваться потом на журфаке у Засурского, когда событие оторвалось, живёт своей собственной жизнью, когда мы имеем.. Нам, конечно, очень жалко, я в рамках сейчас буду консерватора, мне очень жалко ту девушку, которую показательно рубоповеу ударил по животу. Мне её очень жалко. Это очень плохо, рубоповца надо найти, посадить, а может и не надо, это другая история. А вот ещё девушка, у который кровь прямо, у неё лилась кровь. Вроде всё. Нет? Это для беспорядков, я понимаю, что слеза ребёнка. Короче, ты как считаешь, в Москве по-прежнему, ты москвич, ты должен наслаждаться жизнью, ходить на Патрики, смотреть новые рестораны, гулять, парков много открывается. Или ты должен с утра до вечера сидеть и изображать из себя злобного хомяка и строчить в Фейсбуке, как же тебя достала Московская власть.
Олег Дружбинский:
Нет, я не пишу в Фейсбуке, как она меня достала, боже упаси.
Герман Клименко:
Короче, плохо, катастрофы этим летом в Москве или как? Все СМИ я читаю, катастрофа в Москве, протесты в Москве. Протесты есть?
Олег Дружбинский:
Я не вижу протестов. Но речь не об этом, Герман Сергеевич.
Герман Клименко:
То есть это на моей стороне.
Олег Дружбинский:
Нет, я на своей. Я должен извиниться, я буду на своей стороне, это важно. Если мы сравниваем беспорядки в Москве или вот эти выступления на несогласованных митингах, которые происходили в Москве в последние выходные, сравниваем с протестами в Париже или в других городах, где водомёты используются, резиновые пули, арестовывают 1000 человек и всё такое прочее.
Герман Клименко:
Такие шашки дымовые бросают, просто чума.
Олег Дружбинский:
Совершенно верно.
Герман Клименко:
У нас один раз бросили, там же у нас бросающих один, а этих, которые с айфончиками, тысяча.
Олег Дружбинский:
Снимающих сотни.
Герман Клименко:
Я прямо ради интереса смотрел.
Олег Дружбинский:
Так вот, если мы сравниваем с кем-то, то наверное, в Москве это не беспорядки, а просто люди вышли так погулять активно, назовём это, по сравнению с теми беспорядками, которые происходят на улицах европейских городов, скажем так. Если мы сравниваем. Ну давайте тогда будем сравнивать со средневековьем, с какими-нибудь, Варфоломеевской ночью, когда всех вырезали в городе Париже под ключ, не побоюсь этого слова. Это всё сравнение, оно может быть лучше, хуже, мы там лучше живём немного или хуже немного живём, чем в Румынии, например. Но это всё не так важно. Важен вектор, по которому мы должны двигаться или, скажем, дорога, чтобы не употреблять математических терминов. Дорога, по которой мы идём .
Герман Клименко:
Олег, ты сейчас хочешь обосновать, почему ты на мою сторону не встаёшь или потому что ты не на стороне Соболя. Ты определись, пожалуйста, нет серединочки, Олег, либо ты мой, либо чужой.
Олег Дружбинский:
Не обязательно вредить Родине из корыстных соображений и не обязательно вредить Родине принципиально. Можно не делать ни то, ни другое.
Герман Клименко:
Ты не путай слушателей, я тебя умоляю.
Олег Дружбинский:
Это ты путаешь слушателей. Ты не даёшь мне договорить, тем не менее, наша дорога должна нас привести к активному гражданскому обществу, которое будет определять судьбу страны.
Герман Клименко:
Вот ты сейчас сказал, лет на 15, я подозреваю.
Олег Дружбинский:
Да ладно, ты считаешь, что эти слова гос измена?
Герман Клименко:
Я же не знаю, ты увиливаешь тщательно. Ты должен сказать простую вещь: я стою на позиции того, что в Москве нет беспорядков, что журналисты раздувают эту историю.
Олег Дружбинский:
Журналисты естественно раздувают, это их профессия. Почему мы этому удивляемся?
Герман Клименко:
Но они раздувают, так хорошо раздувается.
Олег Дружбинский:
Что бармен торгует из-подприлавка палёной водкой, которую он принёс из дома, например, мимо кассы. Это его этическая система координат, извините. Так и журналист, в его этической системе раздувать, преувеличивать, застрять.
Герман Клименко:
Ну хорошо, ладно. Объясни мне тогда, пожалуйста, если мы про новости говорим, это правда не совсем недельная новость, но мы начали, она просто долго жила в эфире. Объясни мне, пожалуйста, Олег, просто тогда объясни, ты же всё умеешь объяснять. Ты сейчас прекрасно объяснил, что я нифига не понял, на чьей ты стороне. Это я только подставился, как очередной раз тоталитарный представитель тоталитарного режима. А ты как-то весь красава такая. Скажи мне, пожалуйста, а что был за хайп с четырехдневной рабочей неделей?
Олег Дружбинский:
Вот этот любопытный вопрос, это больше, кстати, к вам.
Герман Клименко:
А что это к нам, я тебя спрашиваю, не надо. Слушай, подожди, я тебе дал лёгкий вопрос, а ты мне тут. Давай.
Олег Дружбинский:
По моему ощущению внутреннему это некий, что называется, гэг, которым надо отвлечь внимание населения, это моё представление о том, почему вкинуто это в повестку.
Герман Клименко:
Дмитрий Анатольевич Медведев, наш премьер, целенаправленно, сознательно, к нему пришёл пиарщик, сказал: надо вкинуть. Я тебя спрашиваю, это ты веришь?
Олег Дружбинский:
Нет, я не думаю, что пиарщик пришёл и сказал, надо вкинуть. Я думаю, что ситуация.
Герман Клименко:
Ты веришь, что есть центр, который придумывает такие гэги и потом их раздувает. Чтобы отвлечь от чего?
Олег Дружбинский:
Отвлечь, например, от выборов Москвы, понимаешь.
Герман Клименко:
Страну.
Олег Дружбинский:
Не страну, Москву. От странны вообще вся эта история очень далеко, я тебя умоляю. Как известно, все революции делаются в столице.
Герман Клименко:
Скажи мне, пожалуйста, почему людей так зацепило 4 дня
Олег Дружбинский:
Ты знаешь, все перепугались. Народ просто перепугался в силу неграмотности, незнания и всего прочего. Дело в том, что вопрос, между прочим, короткой рабочей недели, он в нашей стране, которая тогда ещё называлась Советским Союзом, поднимался даже в пятидесятые годы. Лаврентий Павлович Берия писал большую записку.
Герман Клименко:
В лагерях?
Олег Дружбинский:
Нет, не в лагерях. Идее развития коммунизма в Советском Союзе подразумевала, что будет не только восьмичасовой рабочий день, мы будем потом работать 4 дня, потом 3 дня, то есть люди будут... Но самое важное здесь упущено, о чем в своё время писал Берия, извините за ссылку на него. Подразумевалось, что свободное время людей, которое у них остаётся от работы, свободное время будет направлено на развитие этих людей, на их творческую составляющую, на рост их культурного уровня и так далее, тому подобное. У нас сейчас, к сожалению, об этом вообще никто не говорит. Хорошо, бог с ним с Берией и с какими-то историями столетней почти давности. Давайте просто зададимся вопросом. Вот у людей появляется лишнее свободное время, страшно ведь не то, что они будут получать меньше денег, просто народ перепугался, что будет работать 4 дня и получать за 4 дня, а не 5 дней.
Герман Клименко:
Но все остальные 3 дня он тоже может работать. Кстати, меня в выходные тоже никто не заставляет.
Олег Дружбинский:
Да, никто никого не заставляет. Но дело в том, что почему-то это вызвало такой трепет у неподготовленного населения. Граждане, дело в том, что в 19-м веке вообще не было никаких выходных. Просто чтобы вы понимали, официальных рабочих.
Герман Клименко:
Я, по-моему, учился в школе, там тоже 6 дней было. Я сейчас не помню, первые классы.
Олег Дружбинский:
Потом были шестидневные недели, и работали все по субботам, и ни у кого это не вызывало какой-то оторопи. В начале советского времени вообще были пятидневки, было пять дней рабочих, потом один выходной, и это не было связано с субботой и воскресеньем и так далее. В 19-м веке или 18-м не было никакого восьмичасового рабочего дня и всё такое прочее. Ничего этого не было. Так, может быть, 4 дня - это не так плохо, потому что, на самом деле, мы должны думать о том, что скоро будут не нужны рабочие руки.
Герман Клименко:
Подожди, а зачем тогда пенсионный возраст увеличивали?
Олег Дружбинский:
Есть много загадочных.
Герман Клименко:
Либо трусы, либо крестик, понимаешь, либо увеличиваем пенсионный возраст, либо уменьшаем количество рабочего времени. Как-то одно к одному. А ты сейчас про загадочность.
Олег Дружбинский:
Я про загадочность, у меня много вопросов без ответов.
Герман Клименко:
Хорошо, на этой же неделе было любопытное, можно было наблюдать очередной акт избиение авиакомпании Победа. Я сидел прямо с удивлением, причём, понимаешь, мне всегда нравится, когда ты приходишь на бизнес ланч в ресторан, где ты до этого ещё иногда кушаешь по вечерам, тебе приносят чай, кофе. И самое главное, тебе приносят тарелку харчо. Я знаю один ресторанчик, не буду рекламировать, потому что я там... Так вот в этой тарелке харчо, там мясо важно, там всё должно быть хорошо. А приходишь на бизнес ланч, там в этом харчо очень много жидкости и два кусочка мяса. И вот я себе представляю, когда наблюдаю, когда люди предъявляют, прямо массовая история, претензии к компании Победа, которая, в принципе, сразу сказала: это бизнес ланч. Но на таких условиях, не есть, не пить, не курить, но за 1000 руб. ты долетишь. И вдруг дальше начинается какая-то ужасная история, что не пустили Ланового на эфир, какая-то женщина, а там же всё строго, ты понимаешь, в чем основная проблематика. Они вписываются в очень жёсткий коридор, они забирают весь дискаунт, поэтому у них время неудобное, поэтому они должны вылететь строго в 19:40. Когда у тебя самолёт коммерческий, ты выкупаешь себе поближе посадочку. Меня медийная часть интересует.
И самое главное, когда наше население вообще поймёт, что если ты дёшево покупаешь, как-то смешно, выглядит диковато, согласись. Особенно когда все бросаются, весь эфир заполнен, все вот эти проклинают, Жириновский выступает, что надо их казнить и так далее. Что это такое, это какие-то такие всплески, может быть, лето просто.
Олег Дружбинский:
Ты знаешь, я думаю, что просто это очень давний шлейф крестьянского самосознания в нашей стране.
Герман Клименко:
О как.
Олег Дружбинский:
Да, я не побоюсь этого слова. Понимаешь.
Герман Клименко:
А кто крестьяне в данном случае, кто баре?
Олег Дружбинский:
Крестьяне стали барями. Любопытный момент. Я когда-то, к слову просто, к слову о Победе, мы сейчас к ней вернёмся, я говорил с одним в своё время известным маркетологом, который мне объяснил очень простую вещь. Он говорит: представляешь, в магазине должно стоять 20 сортов пива. Покупают три. Все остальные 17 не покупают.
Герман Клименко:
Но стоять должны.
Олег Дружбинский:
Но стоять должно 20, потому что человек, который очень долго был бедным и очень долго чувствовал себя, условно говоря, почти нищим, он заходит, он хочет видеть 20 сортов. Это льстит его самооценке, что теперь он, наконец, стал вот таким значительным человеком. В том числе, он может сесть на самолёт Победа и улететь в условную Турцию или на побережье Черного моря или ещё куда-нибудь отдыхать. Раньше этот человек не мог себе позволить полететь на самолёте отдыхать, просто это было ему не по деньгам. И поэтому он отдыхал просто у себя, условно, в селе. Я утрирую всё, тем не менее. И для него лучший отпуск был, это какая-нибудь, извините, пьянка на берегу реки, где он благополучно весь свой отпуск отгуливал. И поездка в областной или в районный центр, это было событие для жизни, которое он долго вспоминал, и обсуждалось это месяцами. Это было действие. А теперь этот человек, благодаря тому, что он может себе позволить по финансам, летит в Турцию, летит на другие курорты или просто путешествует. И вот он в ощущении, что он стал барином, я хочу на это обратить внимание.
Герман Клименко:
Да-да, я понимаю тебя.
Олег Дружбинский:
Конечно, требует к себе отношения, как к барину.
Герман Клименко:
А платит, как крестьянин.
Олег Дружбинский:
А платит, как крестьянин, да.
Герман Клименко:
Так, хорошо. Всё понял. И вот этот барин, крестьянин, который как барин, сейчас в фейсбучках, то есть мы все получаемся по твоей версии такие, из князи в грязи это называется, из грязи в князи. G7 была. Скажи, пожалуйста, вот этот информационный всплеск.
Олег Дружбинский:
О чём?
Герман Клименко:
Трамп, который говорит: надо бы Путина позвать. И понеслось. С одной стороны, наши говорят: конечно, конечно, мы готовы вернуться. Причём, как я понимаю, Владимира Владимировича никто в этом случае не спрашивал. Просто все очень хотят вернуться, мы все хотим, чтобы нас туда позвали. И та сторона, которая говорит: да кто же нас, грязных, сирых туда позовёт и пустит. И дальше на этом фоне информационный фон, это же был новостной хороший всплеск, он реально отмечен во всех. Слушай, давай так скажем честно, 10 раз наплевать на мнение политиков. А чего будоражит вот этих твоих бар-крестьян, крестьянобаров, как они там называются. Им-то это зачем, G7 в чем им?
Олег Дружбинский:
Знаешь, есть любопытный такой парадокс, я думаю, что он во многом связан с менталитетом нашей страны. Я приведу один забавный пример.
Герман Клименко:
Что-то у тебя всё к нашей стране, то парадоксы, то ещё что-то, почему всё мы?
Олег Дружбинский:
Потому что.
Герман Клименко:
Хорошо, извини, перебил.
Олег Дружбинский:
Ты перебиваешь как всегда. Во многом менталитет наших сограждан, он подразумевает общее дело. То есть мы почему-то считаем, что это нас зовут в G7, мы считаем, что нас обсуждают.
Герман Клименко:
Зачем нам это все, вот эти СПЧ какие-то, куда мы встаём, я не понимаю, зачем это крестьянобарину.
Олег Дружбинский:
Ты понимаешь, в чем вопрос. Мы всё-таки наследники во многом и Советского Союза, и предшествующей империи. В качестве примера, со мной в Таиланде был любопытный такой пример. Я ехал со своим знакомым, он давно живёт, работает, русский парень в Тайланде. Он мне рассказывает: я звонил домой папе и спрашиваю: папа, как дела? Папа в Москве. И папа мне говорит: мы вступили в ВТО. Я говорю: папа, как у тебя дела, какое ВТО!
Герман Клименко:
Вот объясни мне, пожалуйста, почему у нас так происходит, почему наше общество...
Олег Дружбинский:
И мы живём каким-то вступлением. Этот любопытный момент, потому что у нас осталось ощущение империи, я именно так сформулирую, что нам, мне, тебе, нашим родителям, нашим детям меньше, на самом деле, потому что они больше индивидуалисты. А мы как-то, вот, нас то ли позвали, то ли не позвали. И Трамп говорит, что Владимир Путин достаточно гордый человек, он может не приехать. Лавров говорит, что уже время ушло вперёд и G7 давно не модно и так далее. И вокруг этого накручивается какая-то непонятная возня. Хотя непонятно, зачем.
Герман Клименко:
Хорошо, раз ты так увиливаешь, ответь мне конкретно. Я так буду шарахаться от одной, где-то хочу пробить твою вот эту оборону и увидеть тебя настоящего.
Олег Дружбинский:
Она у меня многослойная.
Герман Клименко:
Весь Facebook, из которого все плохие люди, то ты уходишь, я так и не понял, уходишь ты или не уходишь, дело такое, или обсуждают, что ты уходишь. Смотри, весь Facebook вспыхнул просто, вспыхнул: средняя зарплата учителя в Москве достигла 114.000 руб.
Олег Дружбинский:
Черт!
Герман Клименко:
Не может быть! Ты читал вообще, это же просто.
Олег Дружбинский:
Краем уха.
Герман Клименко:
Все, кроме учителей, правда. Ты понимаешь, это же ужасно. Почему, объясни мне, пожалуйста, почему это происходит? Почему каждый раз одна и та же фигня. Вроде новость хорошая, плохая, 114.000 руб. Почему столько говна? Почему не может быть, почему когда кто-то говорит о том, что врачи местами в Москве получают хорошо, обязательно выйдет кто-то. Есть же декларации о доходах, выходят люди и пишут, что главные врачи твари, негодяи, получают по миллиону рублей, сестричка получает бедная по 10.000 руб. Я говорю: простите, коллеги, я не знаю, как в регионах, я в Москве ради интереса как раз когда были полномочия, приехал: можно мне посмотреть, просто в частном порядке посмотреть зарплатные ведомости. Слушай, там прямо как, я даже могу объяснить, почему одни получают много, другие получают мало. Одни работают много, другие получают мало. Всё. Москва, по крайней мере, но при этом сами же москвичи или те, кто в ней живёт, я не знаю, Facebook, это же в основном наша клоака. И когда появляются более-менее хорошие новости. Собянин открыл новое метро. Это не Собянин открыл, это на наши деньги, которые собрали со всей Москвы. Но метро открыто же, что же такое, друзья. 114.000 руб., это не так много, кстати, как бы, чтобы орать. Это что, сидят клерки, у которых 30 и которым просто завидно или как?
Олег Дружбинский:
Мне кажется, что это какая-то психологическая детская травма у большого количества населения.
Герман Клименко:
Как тебе удобно. А у тебя есть объяснения другие, а то у тебя и родовое проклятие, то психологическая травля, мне страшно посмотреть на население. Оно со всех сторон тобой избито. Придумай, скажи хоть, что это происки американцев какие-нибудь.
Олег Дружбинский:
Я не думаю, что это происки американцев, я думаю, что это наше собственное, не побоюсь этого слова, это наше собственное проклятье. Должны пройти, поколения должны измениться, мы должны себя начать уважать, понимаешь. Каждый человек должен начать уважать себя сам, и тогда он не будет завидовать какой-то школьной учительнице, которой подняли зарплату. Каждый тогда будет спокойно относиться к тому, сколько заплатил за билет Победы, столько тебе и должны на него дать услуг.
Герман Клименко:
В принципе, на 1000 рублей..
Олег Дружбинский:
Не надо изображать из себя барина на эту сумму.
Герман Клименко:
Если слушатели армейские есть, слава богу, не убили. Хорошо, у нас сейчас финал, я подготовил специально самую важную новость, я бы хотел на нее услышать ответ, но какой-то, Олег, давай ответ будет не такой уклончивый, будет честный. А то у тебя народ и там, и здесь. Роспотребнадзор, извини, очень важная организация, и делать ей, извини, похоже нехер или нечего. Короче, они шаурму провели в Москве. 98 % оказывается шаурмы не...
Олег Дружбинский:
Черт. Какая свежая новость.
Герман Клименко:
Я не знаю, я посмотрел сейчас свежая. Нет, вообще, честно говоря, я люблю закинуться говнецом, прости, давай честно скажем, иногда заехать, зайти. Я так, знаешь, мимо проезжаешь, потом вдруг хлобысь, как собака, которая фигню подбирает постоянно. Ты знаешь, после этих новостей обязательно в конце должно быть: посажено 100, расстреляно 200.
Олег Дружбинский:
Спасено 20 собак.
Герман Клименко:
Ну, например, что-нибудь, понимаешь. Но почему если 98%, вот мы сейчас с тобой поедем, там будет Шаверма, Шаурма, Шавермочка, ещё что-то, и они все будут работать. Извини, что происходит? Почему одни хайпят, 98 %, после вот этого 98 % шаурмы говно что должно быть? Аресты, посадки.
Олег Дружбинский:
Господи, Герман Сергеевич, всех расстрелять, это единственный способ, который предлагает власть. К сожалению, я не согласен, но это уже надолго спор. Друзья мои, я хочу перед тем, как мы закончим программу, анонсировать что-то хорошее. В нашем городе завтра и послезавтра пройдёт фестиваль «Яркие люди». Он пройдёт в парке Музеон, все знают, это совсем рядом за Домом Художника, рядом с Крымским мостом. И завтра, и послезавтра там будет концентрация творческих людей, будут замечательные коллективы, приходите туда, вы увидите, как это хорошо.
Герман Клименко:
А лица нетрадиционной сексуальной ориентации будут?
Олег Дружбинский:
Там будет представлена творческая палитра нашего города.
Герман Клименко:
То есть будут.
Олег Дружбинский:
Будут. Все будут. На этом мы с вами сегодня прощаемся, друзья, будьте здоровы и счастливы. Не напрягайтесь так по поводу новостей, всё будет хорошо, не первый раз новости нас пугают. Будьте здоровы и счастливы, хороших выходных.