Светлана Ходукина:

Канал Mediametrics, программа «Не зависимость». В студии Светлана Ходукина, Юрий Юрьевич Холькин и Александр Савицкий. Сегодня мы будем в основном говорить про компьютерную зависимость, но сейчас мы немножко коснемся той темы, о которой говорили в предыдущем эфире, про человека-знание. Закончим с той темой и двинемся в сторону компьютерной зависимости, или, скажем, обсуждения компьютерной зависимости.

Юрий Холькин: 

Мы в прошлый раз начали говорить о том, что, когда мы идём по пути знаний, мы освещаем своего врага. Первый враг — страх. Я хотел бы здесь побольше остановиться. Когда мы говорим о человеке-знании, это значит не только арифметику выучить или историю КПСС, стать человеком-знанием ― это несколько иное. Это умение учиться, умение постигать, умение идти по пути получения знаний и проникать в тайны, которые тебе любопытны – тайны мироздания, тайны взаимоотношения людей и так далее, и тому подобное. Зачастую мы сталкиваемся со страхами в обучении с малых лет, мы боимся оценки, боимся отторжения, я имею ввиду ещё родителями, до школы. Дети приходят в школу уже травмированные, они не готовы учиться, потому что когда-то они сдались, не стали учиться, не пытались научиться чему-то элементарному у своих родителей — забить гвоздь, сшить что-то, рукоделие.

Здесь очень важный момент, что человек, испытывающий страх, не может учиться, не может дальше идти по пути учения; он может не сдаваться, годами делать попытки снова, снова и снова преодолеть свой страх. Если он преодолеет свой страх, то он перейдёт на следующий уровень, но, если он сдастся и побежит, он никогда уже не станет человеком-знанием. Он станет пустым, незначимым человеком. Тогда будет попытка спрятаться от мира, потому что он его не знает, не понимает, он его не чувствует, и спрятаться в другую реальность – компьютерную реальность или химическую зависимость. Он будет использовать её как защиту. Александр нам подробнее расскажет про компьютерную зависимость, он специалист высочайшего уровня в данном направлении. Но, мы вернёмся снова к обучению, я пока еще остановлюсь чуть-чуть здесь. Обучение — это не только обучение предмету, это обучение жизни, я бы сказал, обучение встрече и расставанию. Если человек боится, гоним страхом, то он никогда не будет свободен в своем выборе; ему будет трудно встретиться с кем-либо, кто его подберет, или его знакомства будут достаточно корявыми, с ужимками, есть разные способы шутовства. Также ему будет очень болезненно отпускать других людей: своих подчиненных, своих любимых, своих значимых друзей. Поэтому я говорю об обучении в более широком смысле, не только про физику или химию.

Светлана Ходукина:

Я могу добавить, потому что у меня есть дети, и старший ребенок на домашнем обучении. Так получилось у нас. Многие обращали внимание, что ребёнок задаёт очень много вопросов. Мы можем читать страницу из книги 40 минут, потому что: «А кто такой граф?», «А кто такой барон?», «А кто был раньше?», «А почему адвокат?», – это мы Чиполлино читали. «А если посадили в тюрьму, то что делать, если не справедливо?», – такие обсуждения. Мне казался процесс достаточно естественным, но потом обратили моё внимание, что, вообще, это необычно. Потом я стала анализировать, пообщалась с педагогами, и, оказывается, что, в целом, школа не поощряет задавание вопросов. Может быть, тебя не будут сильно гнобить или обижать за вопросы, но нет выстроенной системы, что много вопросов — это хорошо. Я и сама по себе помню.

Александр Савицкий:

Потребность у ребенка есть, а ее не удовлетворяют.

Светлана Ходукина:

Да, он пару раз спросил, ему сказали: «Ну, что, ты не понял, что ли? Давай, не отвлекай класс». Ясно, что у преподавательницы свои причины, по которым она не может каждому уделить время, но я говорила про то, что, действительно, отвечать на вопросы детей, когда они их задают, и вместе поискать ответ, если даже не знаешь, способствует тому, чтобы человек рос, видимо, таким, продолжал интересоваться миром.

Александр Савицкий:

Развивал свою личность.

Юрий Холькин: 

Когда человек задает вопрос, на самом деле, в это время он поборол свой страх. Он не боится показаться глупым. Когда мы боимся задавать вопросы – мы боимся показать свою глупость. Мы боимся, это страх, и мы остаёмся глупыми на всю жизнь, потому что, когда мы задаем вопрос, мы глупы несколько секунд, пока мы спрашиваем и получаем ответ, но, получив ответ, мы становимся умными.

Светлана Ходукина:

Часто и в институте, я замечала, тоже все сидят, молчат; один кто-то спросил, и все: фух! Все не поняли, что за штука на доске такая, один смелый спросил.

Юрий Холькин: 

Да, к сожалению. Вообще, такая современная система образования. Система образования, через которую я проходил, была совершенно другой. Мы очень внимательно слушали учителя, но очень много задавали вопросов, иногда даже спорили с учителем, придумывали всякие perpetuum mobile. Мы не могли поверить, что это невозможно создать. Много что делали, сочиняли. Конечно, школа была хулиганская, взрывали и всё, но из класса уровень поступления в высшие учебные заведения был очень высокий. По крайне мере, половина класса поступили в институты, потом стали достаточно серьезными учеными и специалистами, инженерами, химиками.

Страх — это движущая сила, которая нас тормозит и кидает в различные зависимости. Чтобы закончить тему человека-знания, я хотел бы еще чуть-чуть остановиться на некоторых подробностях. Если человек преодолевает свой страх, он получает удивительный дар, который называется ясность. Человек, однажды поборов страх, уже никогда к этому страху не вернется, потому что он сделал шаг, он умеет его побеждать, он умеет с ним воевать, умеет сопротивляться ему.

Александр Савицкий:

Более того, для него это становится нормальным: если я чего-то не знаю — я должен это прояснить.

Юрий Холькин: 

Дар, который он получает как ясность, является даром уже навсегда. Ясность обретает на всю жизнь. Но, если он дальше идет по пути учения, он сталкивается со своим вторым врагом, который называется ясность, как ни парадоксально. Потому что ясность ― та, которую он видит, ― не позволяет ему сомневаться в чем-то, не позволяет видеть шире; его ясность, зачастую, взгляд на ту или иную проблему – только шоры на глазах, он видит очень узко, очень специфично. Кстати, я очень часто вижу подобное, когда в Думе идут дебаты. Каждый прав, но каждый видит своё, у него нет системы, широты взгляда. Поэтому идут конфликты, и каждый прав по-своему, но, в целом, они потеряли возможность ставится людьми-знанием. Если же человек воспротивится и поймет, что ясность ― это очень точное видение, и нет кругозора, нет широты взгляда, и в том числе возможности поменять даже свой взгляд...

Светлана Ходукина:

Некоторая негибкость получается.

Юрий Холькин: 

Да. Тогда человек, пройдя через понимание, получает другой дар, который называется сила. Человек, получив силу, получив этот дар, он знает. Он, во-первых, все ясно видит, он видит взаимодействие различных энергий, он знает, когда нужно торопиться, а когда нужно выжидать, он идет на рассчитанный риск, он видит всё, он чувствует, он всем управляет. Он видит всех людей, их взаимодействие, их конфликты, он видит, кто союзник, сколько времени он будет союзник, когда он его предаст, допустим. Он управляет всем. Это человек-аналитик, он приходит куда-то и, фактически, устанавливает свою власть.

Светлана Ходукина:

То есть он видит картину в 3D. Некоторые видят её в 2D, с этой стороны и с той стороны, а он её видит объемной.

Юрий Холькин: 

Да, и даже больше, динамичной. Не только 3D, допустим, возьмем вектор времени, получим 4D, то есть, кроме объемности, еще и по времени ― что будет завтра, что будет послезавтра, что было. Он очень внимательно смотрит за историей и не теряет своих корней, я имею ввиду личных корней, корней своего рода, своего народа. Наши корни очень важны, они сейчас утеряны. Я говорю, а люди, наверное, пальцем у виска крутят, но так есть. Но именно тогда мы получаем истинную силу.

Здесь, как ни парадоксально, человек встречается со своим следующим, третьим уже врагом; враг тоже называется сила, потому что сила без самоконтроля бесплодна, она самоуничтожающаяся. Такой человек может стать диктатором, деспотом. Любой диктатор — это тоже зависимость, потому что страх, что тебя сметут, надо все время контролировать ситуацию. Деспотизм — это один из видов зависимости.

Александр Савицкий:

Власть — самый сильный наркотик.

Юрий Холькин: 

Да. Мы это очень часто встречаем. Мы говорили о семейных проблемах в том числе, о взаимодействии мужчины и женщины. Стремление к власти, «Кто тут главный?», – это тоже зависимость, отсюда растут корни. Люди не могут контролировать свою силу, не могут ей управлять, потому что сила, могущество ― это обоюдоострый меч. Поэтому человек, обладающий силой, в то же время проигрывает битву. Он становится либо деспотом, либо шутом, не состоялся как человек-знание.

Если же человек все-таки победил свой страх, укротил свою ясность и научился контролировать свою силу, то человек подходит к концу процесса учения, тогда он обладает всеми качествами человека-знания. Правда, здесь он еще встречает последнего своего врага — это усталость, старость. Потому что такой человек владеет всем, ему не нужны большие сопротивления, он всего достигает легко и просто. Существует большое желание забыться, убаюкаться, потому что перед ним нет проблем. Нужны деньги — он их легко зарабатывает, причем, он не подсаживается на зарабатывание денег. Ему денег нужно ровно столько, сколько необходимо для его комфортного существования. Он не боится будущего, не пытается оставить крупное наследство своим потомкам, понимая, что оно будет их убивать, будет их развращать, у них род прервется просто-напросто. Стяжательство ― очень сильная зависимость. Мы помним мусорщика из «Моя прекрасная леди»: возьму наследие только в том случае, если сколько-то шиллингов, пенсов ему выделят, чтобы можно было пить. «А такое состояние жалко будет деньги тратить, я пить не смогу». Этого врага невозможно победить, его можно отогнать.

Когда мы его отогнали и идем по этому пути, тогда мы можем сказать, что это человек-знание. Это один из элементов зрелости, о которой мы говорили. Мы заканчиваем этот цикл, ставим точку, говоря, что зрелый человек идет по пути совершенствования, по пути роста, по пути развития. Он понимает очень многие процессы, он понимает, что его ожидают впереди трудности, и он знает, как их преодолевать. Он хороший ученик, он ищет учителя, ищет проводника, и в то же время он учится быть и хорошим учителем. То, что происходит в средней школе — это плохие учителя. Они не стали внутри учителями, они не знают дороги учителя, какова его миссия, как это важно и почетно. Он учит не только арифметике, но жизни, пониманию себя, пониманию окружающего мира, взаимодействию. Это совершенно другие вещи.

Александр Савицкий:

Есть учителя, есть преподаватели.

Юрий Холькин: 

Да, мы путаем знание, то о чем я сейчас говорил, с информированностью. Можно быть информированным, получить 1000 дипломов о том, что у тебя есть знания. У тебя есть только информация, но нет знаний, нет видения, понимания, нет чувствования, глубины. Без них ты никогда не сможешь быть изобретателем. Кстати, у нас последние 20 лет изобретений очень мало. Прорывных, новых технологий нет, потому что нет знаний, глубины. Сейчас только начинает формироваться элита, но она такая маленькая, такая крохотульная, её во всем мире очень мало. Это большая беда, и отсюда мир подсаживается на любые зависимости, будь то компьютеры, алкоголь, сексуальные, чудо ходит — сегодня мальчик, завтра девочка, или «я голубой», или вообще непонятный, rainbow, радуга. Это последствия незрелости. Бесконечные войны, конфликты — это тоже последствия незрелости. Это большая проблема, если углубиться.

Наверное, имеет смысл от глобальных проблем вернуться к более узким, и я с удовольствием передаю слово Александру.

Светлана Ходукина:

Мы сейчас будем говорить о компьютерной зависимости.

Александр Савицкий:

Компьютерной зависимости, вообще зависимости от виртуального пространства. Нам, нашему поколению, можно сказать, повезло, потому что мы застали еще время, когда ничего этого не было, люди в большинстве своем писали письма, читали книги. Единственным способом создать виртуальный мир была фантазия, сознание. Я часто говорю о том, что в детстве читал книжки, и, когда там описывался видеотелефон, он казался странным, удивительным событием. Сейчас у каждого из нас в кармане практически виртуальный мир, безграничные возможности по общению в любую точку мира, где есть интернет. Можно созвониться и увидеть человека, это стало нормой обычной жизни. Зачастую дети, которые уже выросли в новом пространстве, больше знают, чем родители.

Зависимость от виртуального мира ― это, по большому счету, зависимость от всемогущества. У каждого из нас есть биологические потребности, есть социальные, психологические, духовные. Виртуальный мир ты можешь выстроить под себя, либо войти в уже выстроенный мир, как в играх, танки или фэнтезийный, где ты, в принципе, бессмертен. Ты можешь записаться, тебя там убивают, ты раз – опять воскрес. То есть, по большому счету, человеку не надо рисковать, чтобы добиваться чего-то, если ты погибаешь ― ты возрождаешься. Некая базовая мечта человечества — найти способ не умирать.

В последнее время в кинематографе выходит очень много фильмов, хороших фильмов, про взаимодействие искусственного разума и человека. Сериалы, то же самое «Черное зеркало» или «Волшебные сны Моби Дика», очень много художественных фильмов. Психологически, ты, находясь в этом пространстве, испытываешь очень много ярких переживаний, то есть ты вроде бы дома, но в то же время ты где-то сражаешься. У тебя появляется социум, потому что во всех компьютерных играх всегда есть кланы. У тебя появляется очень много виртуальных друзей. Я помню, была хорошая серия в нашем сериале, где миллионер подсел на компьютерные игры, потом собрал свой клан, и оказалось ― ко взрослому миллионеру пришли 8-7-летние дети, а он у них гном 80-го уровня. То же самое и духовное: ты погружаешься в мир, где у тебя есть свои представления о том, что хорошо, что плохо, у тебя есть смысл, цель, ты чего-то достигаешь. Ты достигаешь, не побоюсь этого слова, уровня бога, потому что ты рулишь пространством, ты в нем участвуешь. Понятно, что это очень заманчиво.

То же самое и с нашими соцсетями, где мы получили безграничную возможность в общении, в заявлении о себе. Любимый вопрос алкоголиков «Ты меня уважаешь?», – он про что? Про то, что «Поставил бы ты мне лайк?» Многие люди зависят от лайка. Плюс, у меня появляется безграничная возможность высказывать свое мнение, кто-то меня увидит и услышит. То есть я в виртуальном мире удовлетворяю практически все свои потребности, при этом абсолютно ничем, казалось бы, не рискую. Поэтому очень привлекательно и очень заманчиво, по сравнению с реальностью виртуальный мир выигрывает. В реальности ребенку, для того чтобы достичь чего-то в жизни, надо коммуницировать с массой людей, добиваться чего-то, идти по пути знаний, либо еще по какому-то пути, достигать чего-то физически, встречаться с болью, испытывать боль, а в компьютерной реальности никакой физической боли человек не встречает. Да, у него есть разочарование, если его «убили» или кто-то лайк не поставил, все равно есть переживания, но они не так травматичны и не несут больших последствий. Поэтому, я думаю, всё изначально кроется в том, что виртуальная реальность, нам надо это признать, удовлетворяет быстро, качественно, точно так же, как и алкоголь, наркотики и другие зависимости. Она работает всегда, быстро, и не требует определенных усилий, что весьма привлекательно.

Светлана Ходукина:

Нам сейчас есть смысл классифицировать компьютерные зависимости? Например, у детей и у взрослых. Например, у маленьких детей с планшетами, у взрослых, подростков — компьютерные игры. Плюс, зависимость от соцсетей —отдельная интересная тема, потому что, помимо непосредственно зависимости, проведения там длительного времени, всплывают психологические проблемы, сравнение себя, переживания, что у всех всё очень хорошо, кроме меня, я один не езжу в отпуск или у меня нет семерых детей. Эта тема настолько актуальная, что хотелось бы её по кусочкам разделить, чтобы с чего-то начать, а потом не забыть поговорить и про все остальное.

Александр Савицкий:

Про планшеты и про родителей. Вы рассказывали, что вы сидите с ребенком, отвечаете на бесконечное количество его вопросов, а здесь просто — дал планшет.

Светлана Ходукина:

Я как родитель могу вам сказать, что это невероятно удобно, просто невероятно! Дал и забыл.

Александр Савицкий:

Да, для родителей планшет достаточно привлекателен. Мы можем разделить на массу подтечений игры, азарт, социальные сети и всё остальное, но здесь, скорее всего, всё зависит от изначальных потребностей человека. Где его потребности удовлетворяются быстро, там он и подсаживается.

Светлана Ходукина:

У меня было несколько вопросов. Вопрос первый, наверное, достаточно популярный: сын-подросток сидит в компьютере, я легла спать — он сидел, я проснулась — он продолжает сидеть, и ничем его от него не оттащишь. Как-то так, с небольшими вариациями. Что делать в ситуациях, когда подросток не отходит?

Александр Савицкий:

Значит, ему кто-то создал такие условия, что он может так делать. Так или иначе, фраза «Что мне делать?» говорит о том, что это не родитель.

Светлана Ходукина:

Это созависимость?

Александр Савицкий:

Нет, не созависимость. Это человек, который не знает. Он не взрослый, потому что подросток рулит всей семьей. Такое часто мы видим, есть такое понятие, «ребенок-царёк». Родитель может не оплатить интернет, выключить его, то есть, по большому счету, взять на себя родительскую ответственность, которую он может проявить, установить четкие границы, понятные, не соглашаться с таким поведением.

Юрий Холькин: 

Я бы добавил, что в такой ситуации, как правило, это следствие разрушения института отца. Главная функция отца — ставить разрешительно-запретительные рамки. Отец должен активно участвовать в воспитании ребенка и уметь с ним обращаться. Помните, как кроха-сын пришел к отцу, именно к отцу, и спросила кроха... Это и есть ― что можно и что нельзя; это умение следовать определенным правилам. Поэтому ребенок, у которого хорошее отцовское воспитание, не будет до утра сидеть в компьютере, он понимает, что надо ставить точку.

Светлана Ходукина:

Вероятно, те, кто задают подобные вопросы, могут либо не иметь отца как человека, участвующего в воспитании, неполная семья, либо он есть, но по каким-то причинам не участвует.

Александр Савицкий:

Это 90 % случаев. Основная масса родственников, которые приходят на занятия для родственников в реабилитационный центр – конечно, мамы, жены. Отцы — около 10 %, редкое исключение. То есть само по себе явление показательно.

Юрий Холькин: 

Я бы все-таки немного возразил вам. Мать у человека одна, и ребенок с самого рождения с ней очень плотно связан энергетически. Очень мощная энергетика. Мать — это принимающее, какой ни будь ребёнок, драный, извините меня, преступник, он всегда придет к матери, и мать его примет. Материнская любовь безусловная, потому что ребёнок ― это часть вашей плоти и крови. Вы не можете ненавидеть свой палец, или ногу, или ещё что-то такое, потому что это вы и есть. Для любого ребенка, любого человека, наличие материнской любви очень важно.

Александр Савицкий:

В психологии есть очень важная теория привязанности. Если нарушения происходят в детском возрасте, то дальше у человека проблемы.

Юрий Холькин: 

Очень большие проблемы, да. А институт отца несколько другой. Отцовская любовь – оценочная. Если ты хороший сын, тогда, по сказкам, вот тебе мельница, плохой — кота в мешке. «Я тебя породил – я тебя и убью». Отец, на самом деле, не тот, кто зачал, биологический отец, а тот, кто воспитал. В российской культуре было много отцов, честно говоря: биологический отец, крестный отец, и еще духовный отец. Мать одна, а отцов я определил уже троих. В принципе, любой учитель на нашем пути выполняет функции отца, и терапевт, который работает с пациентом, тоже выполняет функции отца. Поэтому отцовский институт — это не только отец, его может выполнять дедушка, дядя, сосед, тренер, учитель. Вся эта гвардия — это всё отцовский институт. Если он работает эффективно, то каждый занимается своим кусочком, иногда они встречаются. Нормально, когда на родительские собрания приходит отец, и поручает функции учителю, и говорит: если не будет слушаться, вы мне скажите, я ума вложу. Отцы поддерживали друг друга, и уважение, и взаимоотношения биологического, крестного и духовного отца были очень сложными. Поэтому, когда вы пытаетесь увильнуть, говоря о неполной семье — это все отмазочки и отговорочки, на самом деле всё не так, отцов можно найти.

Но, здесь есть еще один момент, что женщины пытаются на себя одеть костюм, пиджак папы и пытаются воспитывать. Какие учителя, какие дедушки, дяди — я тут всё решу, все такое прочее. Это вообще ни в какие ворота не лезет, это разрушение ребенка полностью, потому что он даже не понимает ― а кто перед ним? Когда подходит к такой мамаше, он всегда смотрит: это мама или папа? Как мне с ним разговаривать? Причем, из одного в другое ребенок может не сориентироваться, не успеть быстро переметнуться, а мама может вдруг в папу превратится, или, наоборот, из папы тут же в маму. Некое мерцание, и тогда ребенок старается от этого монстра, который мерцает и непонятно что, держаться подальше.

Светлана Ходукина:

И может уходить в зависимость.

Александр Савицкий:

Либо приспосабливается к ситуации. В принципе, это то, о чем все время и читают лекции, и говорят: о ролях в семье. В дисфункциональных семьях, или в семьях, где у кого-то из взрослых есть зависимость. Ребенок вынужден тогда выживать в семье, приспосабливаться к той ситуации, которая есть. Сейчас часто говорят о развитии шизофрении на фоне этого.

Но, мы все-таки вернемся к компьютерной зависимости.

Светлана Ходукина:

Да, вернёмся. Раз мы коснулись роли отца, чтобы не оставлять наших зрителей, слушателей в несколько безнадежной ситуации, хотела сформулировать: если даже семья неполная или по какой-то причине папа не очень активно участвует в воспитании, не может быть положительным примером, то здо́рово матери, семье позаботиться о том, создать условия, чтобы ребенка окружали мужчины, которые могут давать ему пример, поддержку. Ими могут быть педагоги, преподаватели, дедушки.

Александр Савицкий:

В спортивных секциях, зачастую. Либо подросток найдет на улице. Это чаще всего происходит, потому что потребность должна быть удовлетворена. Если есть потребность...

Светлана Ходукина:

…быть на кого-то похожим, прислушиваться.

Юрий Холькин: 

Не только быть похожим, но и иметь ограничительные рамки — это тоже одна из потребностей, потому что рамки обеспечивают нашу безопасность. Хорошо, когда папа рядом, и, что бы я не творил, папа где-то, условный папа, будь то тренер.

Светлана Ходукина:

Часто бывает спортивный тренер, к которому мальчишки приходят.

Александр Савицкий:

Это и есть вопрос формирования здоровых границ. То есть не стены или жесткие запреты, а гибкие границы, но при этом есть ограничения. Когда ребенок говорит: «Я сижу, сколько хочу», – это говорит о том, что у мамы нет силы, власти, авторитета и всего остального. Зачастую, те мамы, которые приходят, созависимы, им непереносимо, когда ребенок страдает. У них идея, что у ребенка не должно быть никакой боли, он никак не должен сталкиваться с реальностью жизни, а только должен быть в вечном сахарном шоколаде. Это нереалистичные представления о реальности, тоже выдуманная виртуальная реальность, потому что в жизни совсем все по-другому. Он должен сталкиваться и уметь проживать неприятные чувства. Только за счет преодоления реальных конфликтов растет и взрослеет личность. Виртуальная реальность этого обеспечить, к сожалению, не может, поэтому она – путь в инфантилизацию.

Светлана Ходукина:

Всё-таки, как ответить на вопрос девушки или женщины, что ей делать, если у неё такая ситуация? Он сидит с утра до вечера, и она на него не может повлиять.

Александр Савицкий:

Если она сама не может справиться, значит, ей нужно искать, где получить помощь, чтобы научиться делать – выстраивать границы, не создавать тепличные условия. Плюс, очень важно понимать, какая потребность у ребенка. Потому что, если посмотреть с другой стороны, то для многих детей, возможно, это отдушина, возможность спрятаться от невыносимых условий, которые существуют в их семье. Для них это мир, где они прячутся. Понятно, что он для них очень важен. Конечно, это беда нашей страны, потому что у нас программ профилактики, как таковых, хороших, массовых нет. В Москве полегче, здесь есть очень хорошее место, которое работает долгие годы, центр «Перекресток». Они раньше были на Фрунзенской, сейчас переехали. То есть нужно искать внешнюю помощь.

Светлана Ходукина:

Нужно искать помощь, если зашел в тупик с проблемой, с зависимостью.

Александр Савицкий:

Тебе обязательно нужна внешняя помощь, чтобы ситуация не зашла далеко. На всю нашу страну лишь именно в Москве и в Подмосковье существуют 2 реабилитационных подростковых центра, более-менее нормальных. Больше, в принципе, их в природе не существует как таковых, это катастрофа.

Светлана Ходукина:

Есть вопрос интереснее: если в компьютерной зависимости находится муж? Играет в танчики или во что-то другое. Жена крутится с детьми, выживает, а он приносит деньги или не очень много приносит денег. Видимо, в любом случае, хромает какая-то сфера жизни, финансовая или эмоциональная.

Александр Савицкий:

Здесь мы опять возвращаемся к определенной градации. Есть люди, которые играют в компьютерные игры — это вполне нормально, а есть люди, которые зависимы от компьютерных игр. Если у них растет частота проведения времени, количество времени, и страдают другие сферы, то есть смысл переживать за это.

Светлана Ходукина:

Мы на этой интересной, интригующей ноте заканчиваем эфир, а в следующем эфире продолжим. Присылайте вопросы в Facebook всем участникам эфира, мне.

Александр Савицкий:

В качестве социальной рекламы скажу, что есть сообщество «Анонимные компьютерные игроки», можно посмотреть расписание групп в Москве.

Светлана Ходукина:

В студии были Светлана Ходукина, Юрий Юрьевич Холькин и Александр Савицкий.