Ольга Калашникова:
Дорогие друзья, приветствую вас в эфире канала Mediametrics. У нас программа «Муза и деньги». В студии я, ведущая, Ольга Калашникова. И у меня в гостях Татьяна Альбрехт, уже знакомая вам по предыдущим программам. Историк, писатель, литературный редактор, с которой мы не устаём говорить о Николае Степановиче Гумилеве, о его 133 годах рождения, исполняющихся в этом году, о его личности, ставшей легендарной, обросшей таким количеством мифов, что сам Николай Гумилёв пропадает там, как за завесой такого, на мой взгляд, целлофанового водопада. Его просто нет, и очень хочется говорить о нём на основе фактов. На основе данных реальных, существующих в архивах. Человеку вдумчивому и целеустремлённому эти факты, они доступны. И узнать, кто же он такой, почему он был, есть, остаётся и будет ещё долго-долго кумиром многих-многих поколений, и не просто поэтом, а личностью, с которой можно брать пример в повседневной жизни, мы и хотим продолжить наш разговор. Танечка, здравствуйте!
Татьяна Альбрехт:
Здравствуйте, Ольга.
Ольга Калашникова:
Такая моя вступительная мощная беседа, она основана на большой любви людей, причём непрекращающейся. Я так понимаю, это было всегда, есть и продолжается умением создать ажиотаж вокруг какого-то совершенно высосанного из пальца слова, фразы, вырванного из контекста. Когда со мной так разговаривают, я говорю много, и это все в свободном доступе. И когда мне предъявляют, вот, вы же сказали. Но у меня всегда, я не готова никогда к таким ответам, я конечно сохраняю баланс, но для меня это всегда шок, я не понимаю, как такое может быть, пропустить полтора часа предварительной беседы, выхватить одно это слово, предъявить мне его. Ну давайте, я вам эти полтора часа воспроизведу, и мы разберёмся. Но одно дело, я и я совершенно свободно просто закрываю общение с этим человеком, дураку объяснять нечего, а умный сам всё поймёт. А вот по поводу Николая Гумилёва, наверное, ему требуются даже не адвокаты, а кто-то, кто может сказать, что там, в чем там дело.
Татьяна Альбрехт:
Конечно, сам он себя защитить не может. Знаете, вот это вообще явление, про которое вы рассказали, я называю называю выбегалловщиной. Помните, «Понедельник начинается в субботу» у Стругацких, там прекрасный персонаж, Выбегалло.
Ольга Калашникова:
Конечно, я думаю, знакомое такое слово, действительно. Они гениальные фамилии, конечно, своим героям придумывали, говорящие и яркие, и это такое общее уже понятие становится.
Татьяна Альбрехт:
Да, тем более, он так поступал, он вырывал фразу из контекста и использовал их в своих целях. И к сожалению, к нашему герою это тоже очень часто применяется. Причём обидно ещё, что берут не только то, что он писал тоже вне контекста не понимая, в каких условиях это было написано, когда, почему. А ещё есть очень много дневниковых записей, личной переписки. И когда тоже берут письмо или запись из дневника и начинают: а вот же написано. Дневниковая запись, это же, извините, пришёл человек и записал.
Ольга Калашникова:
Сиюминутное настроение, обусловленное какими-то, у него зуб болел.
Татьяна Альбрехт:
Поспорили только что, может быть, у него живот болел.
Ольга Калашникова:
Да, действительно, во-первых. Во-вторых, не имея объективных данных и фактов, человек всегда будет судить субъективно. И всё, что о нём говорят, на мой взгляд, это мнения. И мнения, это как вкусы, вкусовщина. Ради бога, у каждого своё и будет меняться, вчера я хорошо думала о том, что хорошо, когда жарко, сегодня я так не думаю. Потому что я вчера вышла в костюме, мне было прохладно, я думала, вот бы жара. Сегодня я вышла легче одетая, жарко, и мне уже не так хорошо. То есть это настолько всё текучее и видоизменённое, во-первых. Во-вторых, невозможно судить о человеке, не имея достаточной информации о нём, о его жизни, а этой информации никогда не будет достаточно. Это можно только предполагать. А поскольку это человек, уже ушедший от вас в плане физическом и проверить нет возможности, за исключением тех документов, которые далеко не в доступности у каждого, кто хочет поговорить о Николае Гумилёве.
Татьяна Альбрехт:
При желании их конечно можно получить доступ, нет прямо, за исключением каких-то следственных дел, которые наверняка не открыты.
Ольга Калашникова:
Гораздо проще что-то прочитать, переврать, наполнить каким-то своим выгодным для сегодняшнего момента смыслом, брякнуть, получить 150 тысяч, миллионов лайков в соцсетях и ходить, гордо расправив плечи.
Татьяна Альбрехт:
Потому что он человек очень неодномерный и сложный. Когда человек такой простой, о нем и судить...
Ольга Калашникова:
У него линия одна логическая.
Татьяна Альбрехт:
А когда человек сложный, естественно, получается, что можно и так, и так, и по-другому. К тому же всё-таки человек менялся на протяжении лет. Часто придумают себе какой-то образ, взятый из ранних стихов, и так и думают, что до своих 35 лет он дожил вечным мальчиком, восторженным и мало что понимающим в жизни.
Ольга Калашникова:
Танечка, мы с вами встречаемся не первый раз. Я, честно говоря, последний раз со счета сбилась, по-моему, это уже пятая программа.
Татьяна Альбрехт:
Получается, да.
Ольга Калашникова:
В которой мы говорим о Гумилёве, и конечно, краёв не видно, я безмерно этому рада. Это то ёмкое, богатое, многогранное, которое может озвучиваться, не просто мусоля, высасывая из пальца, а действительно, раскрывая разные стороны и в каждой стороне учась чему-то совершенно новому. И мы говорили, я и зрителям напомню, и сама для себя немножко упорядочу. Шла речь, касались мы его отношений с Анной Ахматовой, и говорили мы о его путешествиях в Африку, тоже воспринятых весьма неоднозначно. И говорили о его жизни в Париже, когда он в условиях богемы тот самый восторженный, романтичный юноша. Говорили о его военных подвигах, стезе, которая настолько диаметрально противоположна, на мой взгляд, вот этому образу романтического богемного купидона. Для меня это показатель действительно многогранности личности, его широты невозможной. Мы ещё не говорили о том, какое влияние оказали творчество Ахматовой на Гумилёва, а Гумилёва на Ахматову, это меня очень интересует тема. Она вообще, в принципе, по-моему, нигде, никогда не поднималась.
Татьяна Альбрехт:
Нет, она поднималась в отдельных каких-то исследованиях и статьях. А вот общего исследования конечно, еще нет.
Ольга Калашникова:
Вот мне очень хочется от вас услышать какое-то мнение.
Татьяна Альбрехт:
Это сложная тема.
Ольга Калашникова:
Безусловно, кто спорит, это нужно очень хорошо знать, поэтому даже я не рискую на эту тему говорить, это действительно, нужно закапываться в творчество.
Татьяна Альбрехт:
Просто это действительно надо с цитатами, подборку цитат.
Ольга Калашникова:
Конечно, это должен быть анализ такой, подкреплённый, это научные исследования. Но я надеюсь, что я вас зажгу и что-то в этом направлении мы от вас услышим или прочитаем даже, было бы вообще прекрасно. О стихах его разных периодов, ещё есть трагичный период его жизни, которого я, вот я начала говорить, у меня слеза пробивает. Я боюсь его касаться, это очень тяжело.
Татьяна Альбрехт:
На самом деле, это очень интересный. На самом деле, он не только трагичный, это последние его три года жизни в Красном Петрограде так называемом. Они, с одной стороны, оборвались так трагично, с другой стороны, это же, можно сказать, его болдинская осень.
Ольга Калашникова:
Вот именно поэтому надо об этом говорить, потому что это сопровождалось таким всплеском творчества, неожиданного для многих, да и для меня. Я всё равно читаю и поражаюсь. Поэтому есть о чем разговаривать, есть что исследовать, есть что анализировать. Не просто так, есть материал и можно на нём что-то себе написать, наследить в истории. А действительно, глубже, шире и чётче представить человечеству эту личность, этого деятеля искусства, убрать вот эти мифы, совершенно мало имеющие отношения с реальностью, которые мешают нам рассмотреть истинное значение этого человека в нашей истории, да и в мировой истории, я не боюсь этого слова.
Татьяна Альбрехт:
Думаю, да. Потому что среди поэтов 20-го века он, во-первых, наименее прочитанный.
Ольга Калашникова:
Как ни странно.
Татьяна Альбрехт:
Как Анна Андреевна написала, она же после смерти его очень много сделала для сохранения наследия. И вот она написала в одной из своих заметок, что Гумилёв - самый непрочитанный поэт 20-го века. И поэтому всё, что о нем пишут, основывают не на том, что на его именно творчестве, а на том, что они себе навоображали о нём.
Ольга Калашникова:
Танечка, до сих пор он, вы считаете, наименее прочитанный?
Татьяна Альбрехт:
Да.
Ольга Калашникова:
Наименее прочитанный, наверное, не имеется в виду просто механическое чтение его стихов.
Татьяна Альбрехт:
И не только. Имеется в виду, что даже те сборники, которые я вижу, в магазинах стоят, там подборки, они как под копирку, практически, одни и те же, с одними и теми же ошибками. Например, очень часто путают «Огненный столп», последний его сборник, который издан был, когда его уже расстреляли. Его очень часто называют «Посредине странствия земного», хотя, на самом деле, «Посредине странствия земного» Гумилёв хотел назвать свою следующую книгу, которую естественно не успел уже осуществить. А «Огненный столп» его последний сборник, можно сказать, посмертный. Но их постоянно путают. Сборник «К Синей звезде», который он написал в Париже, это вообще, Гумилёв сам дал это название, но в принципе, он его не пытался издавать отдельным сборником, просто это был цикл любовных стихов, посвящённый определённой женщины. И он был издан уже в 22-м году в полном виде его друзьями. А его тоже часто очень публикуют в таком виде, как будто Гумилёв его сам пытался издать.
Ольга Калашникова:
Да, что он его скомпоновал и планировал делать сборник.
Татьяна Альбрехт:
О том, что он собирался делать сборник канцон, или что у него есть рукописный сборник персидских стихов, естественно, об этом никто не знает.
Ольга Калашникова:
Танечка, вы сейчас так говорите, на мой взгляд, не сильно акцентируя значение того, что вы сейчас говорите. Потому что каждую эту фразу можно сказать отдельно, устойчиво, потом ещё и расшифровывать, сказать так, чтобы было понятно, чтобы у людей возникли вот эти воспоминания, что это, что они знают об этих сборниках, и что за этим стоит в реальности. Потому что, я не придираюсь, на самом деле, я считаю, что те, кто читает стихи Гумилёва не для того, чтобы поставить галочку, что я культурный, образованный человек, мне это надо, чтобы сдать зачёт и вообще где-то при случае блеснуть, что «Огненный столп» для меня настольное руководство к жизни, просто положить. Она ещё красивая, очень хорошо в интерьере смотрится. А действительно, читают потому, что это питает их потребности в идеальных каких-то знаниях, в стремлениях души. И для этих людей очень важно будет понимать, что собой представляют эти стихи, в какое время они написаны, под каким настроением. Потому что это сразу объясняет очень многие слова и даёт возможность верный смысл вложить. Это не те люди, которые вырвали фразу из контекста, наполнили ее каким-то своим, выгодным сейчас сиюминутным смыслом и получилось то, что получилось, и получилось некрасиво. Получилась козья какашка, прошу прощения за неформатное слово. Что-то такое масенькое, не очень приятно пахнущее. Очень часто режиссёры театров забывают, что спектакль - это смысл, который ты хочешь передать. И любые действия, любые движения актёра, мизансцены, декорации, костюмы диктуются через призму этого смысла. Если ты чётко понимаешь, что ты хочешь сказать, ты говоришь однозначно, логично и понятно и тебе, и зрителю. Ты не шарахаешься из стороны в сторону, где тут сделать покрасивше, где тут бантик, а где из какого из какого угла синюю ленточку прикрепить. И это ведёт стопроцентно, это не вызывает ни сомнений, ни колебаний. Ты пропусти через себя, что ты хочешь сказать, что ты имеешь в виду. И тогда прочтение фразы становится однозначным, нет вариантов. Вот этого ждут и от режиссёра, и вдумчивый читатель это же может применить в прочтении стихов замечательного Гумилёва.
Татьяна Альбрехт:
Дело в том, что для того, чтобы вот это применять, всегда нужно понимать, когда это было написано.
Ольга Калашникова:
Вот я о чем и говорю, важен контекст. Для чего это надо. Какая разница, прекрасные стихи, неважно, он сам их компоновал в сборник или это кто-то сделал, это то название или не то название, он его издал в первые год в Париже или уже после смерти. Есть разница.
Татьяна Альбрехт:
Большая разница.
Ольга Калашникова:
Огромная, разница именно в этом и заключается, в прочтении, в понятие смысла. Там не может быть другого смысла, если ты знаешь действительно условия создания.
Татьяна Альбрехт:
Да, к сожалению, с Гумилёвым не всегда так получается, потому что понятно, что многие его рукописи, они спасались просто каким-то чудом. Слава богу, что такие замечательные его друзья, как Георг Иванов, ещё другие, которые иммигрировали как раз в 22-м году, они собрали какие-то его архивы, какие-то дневники и рукописи. А некоторые находят просто случайно. Естественно, там уже никаких дат, никаких датировок. И устанавливается часто по публикациям, по отдельным каким-то публикациям в журналах, по заметкам критическим других журналов.
Ольга Калашникова:
Да, по известным жизненным фактам сортируются.
Татьяна Альбрехт:
Конечно, тем более, у него есть периоды жизни, африканские путешествия, понятно, что у него там рождались стихи, он что-то записывал. Но поскольку тогда он не мог это передать по интернету, то непонятно, в каком конкретном месяце, в каком конкретно месте это было написано, в связи с чем. Или его стихи последних годов, там, во-первых, это была просто элементарная экономия бумаги, потому что тогда не хватало всего, бумаги, в частности. Поэтому там такие иногда заметки были, чуть ли не на манжетах. К тому же понятно, что после обыска бог знает что было в его комнате, я думаю, что очень многие бумаги просто исчезли.
Ольга Калашникова:
Да, это все печальные обстоятельства и, на мой взгляд, они только понуждают, побуждают нас более тщательно относиться к тому, что мы имеем в распоряжении. Потому что это сокровище, и это действительно вырванные у времени, вырванные у разрушающей эпохи какие-то бриллианты, которые надо уметь прочесть, которые надо уметь понять и быть тщательным в этом вопросе. Если уж вы им занимаетесь не для собственного раскручивания, хайпа, а всё-таки с целью понять. То есть всё зависит от смысла, что вы делаете. Оля, как вы относитесь к данному событию? Я говорю: а для чего? Вот смотря для чего это происходит, что за этим стоит. Сказать можно, что угодно. Я говорю: сказать, конечно, но вы-то понимаете, для чего вы это, себя вы не обманываете. Вы как считаете?
Татьяна Альбрехт:
Даже если это делается для хайпа, все равно это и твое реноме, ты же не можешь наговорить непонятно чего, не отвечая за свои слова.
Ольга Калашникова:
Можешь, в том-то и дело, как там люди считают, что могут, а мы сталкиваемся с тем, что это несёт, влечёт определённые последствия, и вряд ли человек эти последствия для себя планировал или желал. Тем не менее, это уже, скажем так, как раз те люди, которые вряд ли будут интересоваться творчеством Гумилёва для собственного развития и лучшего понимания мира и себя в этом мире. Мы говорим для тех, кто всё-таки именно этого ищет, потому что философы, которые открывают закономерности развития космических пространств, они не летят в эти пространства, руками их не трогают. Они сидят в своём кабинете, выстраивают логические взаимосвязи. Для того, чтобы уметь это делать, нужно очень хорошо разбираться в себе, в своих мотивациях, поступках, в своих страстях и прочих явлениях, влияющих на нашу жизнь. Частично именно изучение творчества таких личностей как Гумилёв помогает этого достичь. Мы уже начали говорить о том, что неверно трактуются какие-то его слова, неверно трактуются какие-то факты из его жизни.
Татьяна Альбрехт:
Да вообще сам образ часто такой, абсолютно умозрительный, не основанный на реальности. Вот, например, когда цитируются какие-то его ранние стихи, сразу возникает такой образ: романтический мальчик, оторванный абсолютно от жизни. Совершенно на деле так, раз уж сегодняшняя программа «Муза и деньги».
Ольга Калашникова:
Кстати, да, к этому привязаться с позиции Гумилёва, это конечно... Я сразу перебью... Да, молодец, сразу, я ещё и позже перебью. Мы в прошлой программе уже говорили о том, что отправляясь в армию, человек полностью себя экипировал. То есть он немалые деньги вложил для того, чтобы пойти солдатом, добровольцем на фронт. И какой же это романтический мальчик? Он абсолютно отдавал себе отчёт в своих поступках. Он полностью не зависел и обеспечивал себя, ответственно относился к принятию собственных решений. Этот факт говорит о многом в характере.
Татьяна Альбрехт:
Ещё какой. И вообще, вот эта тема романтического мальчика, на самом деле, это очень забавно звучит, потому что очень многие те, кто написал какие-то воспоминания о Гумилёве, они пишут, можно сказать, ровно обратное. Например, Корней Чуковский очень интересно написал о том, что Гумилёв при всём своём вот этом романтизме, который никто не отменял, он обладал прекрасной совершенно житейской деловой хваткой. Которая и помогала ему не просто о чем-то мечтать, а осуществлять эти мечты. Например, у него есть, в архиве Чуковского сохранились письма Гумилёва, редкие достаточно, но они же вместе сотрудничали в журналах. И когда Гумилёв путешествовал, он часто писал совершенно по прозаическим поводам. Вот, я знаю, что напечатали в журнале моё стихотворение, пришлите мне за него гонорар. Гонорар - это 9-10 руб., в принципе, за стихотворение. Гумилёв пишет из Италии. Вот так если представить, с каким скудным бюджетом он умудрялся не просто путешествовать, а путешествовать именно так, как он хотел.
Ольга Калашникова:
Не просто в Турцию, на пляже поваляться.
Татьяна Альбрехт:
Да, а увидеть всё, что он хотел, те города, те страны, совершать поездки, как он все это смог организовать.
Ольга Калашникова:
Вообще, человек здравомыслящий, он действительно на небольшую сумму денег может.. Дело не в том, сколько у тебя денег, дело в том, как ты ими можешь распорядиться. И на одну и ту же сумму можно вести совершенно разную жизнь, и качество жизни не зависит от количества, а зависит от вдумчивости, рациональности и понимания, что ты хочешь и зачем. Очень хороший вопрос, на мой взгляд, в жизни. А зачем?
Татьяна Альбрехт:
Ну вот Чуковский и пишет, что некоторым бы этой суммы не хватило на поездку на дачу под Москвой, а он умудрялся путешествовать за границу. И совершенно прекрасно путешествовал, привозил потом впечатления, сборник, у него есть итальянские стихи, не отдельный сборник, но целый цикл, совершенно замечательные стихи.
Ольга Калашникова:
И магнитики. Я думаю, что он сувенирами баловал близких.
Татьяна Альбрехт:
Потребности по поводу сувениров не знаю, потому что он был эстет, и если уж сувениры, то, может быть.
Ольга Калашникова:
Я об этом и говорю, он в этом смысле был человек светский, он был человек воспитанный, он внимание близким, действительно близким уделял достаточно. Тем более женщинам, зная, как он к ним трепетно относился, понимая, что женщина ценит подобные знаки внимания.
Татьяна Альбрехт:
Матери он наверняка что-нибудь привозил, а с Ахматовой они путешествовали вместе в Италию.
Ольга Калашникова:
В этом смысле он экономил. Замечательно, действительно, вот этот момент, и финансовый в том числе. Потому что у нас в стране, на мой взгляд, вопрос денег - это некое табу. Мой опыт проведения различных семинаров показывает, что вопрос денег людей возбуждает даже больше, чем вопрос секса. Они приходят иной раз в некоторое неистовство. Сейчас немножко полегче стало у людей с этим, а буквально лет пять назад это были такие запретные, это так человек сначала терялся, потом из него просто какой-то ураган вылетал, выметался, сдерживаемый, какой-то запрет был наложен. Я понимаю, какой, просто не эта тема сейчас программы. Но ведь именно отношение к деньгам, именно умение ими распоряжаться, это очень хороший показатель очень многих вещей в человеке. И в свободе, и в правильном понимании происходящего, в законах мироздания как такового, как это всё совершается. Естественно, человек прекрасно понимал, что не всё за деньги, и вопрос не в деньгах и даже не в их количестве. Тем не менее, это инструмент, хороший инструмент, он им пользовался, умело пользовался.
Татьяна Альбрехт:
Весьма умело. Притом, что он не обладал большим состоянием, но конечно, получал какую-то ренту за свои... до революции.
Ольга Калашникова:
Ну вот, пожалуйста, 10 руб. за стихотворение, а мне тут платить итальянскому рикше.
Татьяна Альбрехт:
Но при этом они с Ахматовой, у них были издательские проекты, и тот же журнал «Гиперборей».
Ольга Калашникова:
Только хотела сказать, человек зарабатывал, в общем-то, на жизнь.
Татьяна Альбрехт:
В том-то и дело, он не зарабатывал. Эти все проекты издательские, они были, в принципе, убыточные. Даже тот же «Аполлон», за который конечно он получал гонорары, как один из редакторов и авторов, все равно это было издание, в принципе, убыточное.
Ольга Калашникова:
Он вкладывал всё, что зарабатывал, в развитии.
Татьяна Альбрехт:
Они вкладывали свои деньги. А денег у них самых было в обрез. Есть очень характерное письмо Ахматовой от 17 июля 14-го года. Вот можно даже зачитать маленький кусочек.
Ольга Калашникова:
Конечно.
Татьяна Альбрехт:
«Думаю, что у нас будет очень трудно с деньгами осенью. У меня ничего нет, у тебя наверное тоже, с «Аполлона» получишь пустяки. А то, что нам в августе будут нужны уже несколько сот рублей. Хорошо, если с «Чёток» что-нибудь получим. Все это меня очень тревожит, пожалуйста, не забудь, что заложены вещи.»
Ольга Калашникова:
То есть люди ещё и последнее доставали. Но я хочу сказать, такое отношение, оно многим свойственно людям творческим, людям здоровым при этом, не прячущимся за своим творчеством, как за иллюзией некой, защититься от этой суровой реальности, жестокого мира. Это ужасно вообще, честно говоря, это абсолютная беспомощность и безответственность, инфантильность стопроцентная. Не надо читать творчество такого человека, вообще с ним знакомиться.
Татьяна Альбрехт:
Но кстати, именно против этого бунтовал Гумилёв в своей статье, как её называют программой «Наследия символизма и акмеизма». Он именно этим и упрекал символистов, что вы не видите мира, вы от него закрываетесь. Вот как раз акмеизм, как раз один из его постулатов - абсолютное принятие реальности. Глупо бежать от реальности, уходить в какие-то другие миры, это всё равно, что пытаться влезть в окно, когда есть открытая дверь.
Ольга Калашникова:
В общем-то да, «Страну Оз» все мы помним, у Гингемы эти ворота, в которые она их не пускала, естественно, это, на мой взгляд, хорошая защита от дурака. Дурак не зайдёт, будет стоять под этими воротами и стенать, что его не пускают. Нормальный человек обойдет, пойдёт своим путём.
Татьяна Альбрехт:
Кстати, по поводу денег есть ещё один забавный, но довольно знаменитый анекдот, связанный с Гумилёвым. Они как раз создали «Цех поэтов», первый «Цех поэтов» в 911-м году и задумали журнал «Гиперборей», понятно, что для первого номера они искали таких, наиболее знаменитых на тот момент авторов, чтобы задрать высокую планку.
Ольга Калашникова:
Заявиться.
Татьяна Альбрехт:
Решили договориться с Сологубом, он тогда был на пике популярности, и действительно, он блестящий поэт. И они как образец хотели поместить его стихи. Позвонили ему предварительно, договорились о встрече, пришли, Сологуб их встретил очень благосклонно, он же их намного старше, и Городецкого, и Гумилева. И они уже к нему как молодые авторы к маститому литературу, с некоторым пиететом. Он радостно их принял, выдал им такую роскошную, в сафьяновом переплёте тетрадь, говорит: вот, тетрадь стихов, выбирайте, что вам угодно. Они читают, восхищаются, Гумилёв тут же пытается как-то анализировать, говорит комплименты. И всё вроде прекрасно и замечательно. Потом Городецкому, понадобилось ему это ляпнуть, говорит: вы понимаете, что у нас бюджет у издания очень маленький, поэтому мы не можем платить авторам большие деньги, мы можем предложить только 80 коп. за строчку. И дальше, как пишут, у Сологуба моментально меняется лицо, улыбка сползает, лицо становится каменным, он выхватывает эту тетрадь таким яростным жестом и кричит жене: принеси, пожалуйста, у меня там где-то под цветочным горшком лежат какие-то листочки. Она приносит, он говорит: вот вам, вот эти стихи, которые в тетради, они стоят дороже, а за 80 коп. вот вам.
Ольга Калашникова:
Потрясающе.
Татьяна Альбрехт:
И даёт совершеннейшую ерунду, просто дичайшую какую-то рифмованную чушь, которую не то, что помещать в журнале, а даже как-то неудобно читать. Гумилёв, слава богу, умел собой владеть, он как-то это всё спокойно воспринял. Но когда они вышли, они хохотали до слез.
Ольга Калашникова:
Действительно, это смешно, это абсурдно до неприличия, это анекдот.
Татьяна Альбрехт:
С одной стороны, конечно, это смешно, с другой стороны, это тоже отношение к деньгам, потому что Сологуб тогда до революции, он был богатым очень человеком, состояние своё он заработал сам. И вот это показатели, как он к этому относился и как он достиг благосостояния. Именно вот таким образом.
Ольга Калашникова:
Да, что там судить, это просто очень хорошо понимается, действительно, суть человека, очень много я можно сказать о его жизни, очень много о быте можно сказать, это показательное весьма вещи. Насколько я знаю, сам Гумилёв писал о том, что он зарабатывает уже со своими стихами.
Татьяна Альбрехт:
Это вообще прекрасная тема. Вы знаете, есть у Виктора Илецкого, фамилии малоизвестная, поэтому немножко поясню. Виктор Илецкий - это такой беллетрист, один из многих, ничем особенно не выдающийся, но в последние годы они очень часто и много общались с Гумилёвым, потому что Илецкий был членом правления дома литераторов. И соответственно все те послереволюционные голодные годы все литераторы как-то старались собираться в какие-то сообщества, чтобы друг друга поддерживать. Поэтому они с Гумилёвым имели не только дружеские, но ещё и деловые взаимоотношения, потому что Гумилёв был председателем петроградского отделения Союза поэтов, и у них было очень много общих дел. И вот у Илецкого в воспоминаниях есть такие замечательные фрагменты, как раз к нашей теме. Илецкий как-то заметил, он пишет о Гумилёве, что это человек внутренней дисциплины и слова, то есть всегда держит слово, всегда чётко говорит да или нет. Илецке как-то заметил в шутку, говорит: вы были бы хорошим купцом. И Гумилёв ему совершенно серьёзно ответил, говорит: я и есть купец, я продаю стихи и смею вас уверить, что я делаю это гораздо успешнее многих.
Ольга Калашникова:
Вообще, фраза конечно сильная. Но опять же, неоднозначная. Реально её можно прочесть совершенно по-разному и трактовать абсолютно противоположными какими-то.
Татьяна Альбрехт:
Трактовать можно, но если вспомнить, что это относится к 18-19 году, когда естественно, все источники финансирования, бывшие до революции, просто прекратились, и когда у людей не то, что денег не было, у людей еды не было элементарно.
Ольга Калашникова:
Вот для чего нужен контекст, вот для чего нужно понимать, в какое время сказана была фраза, по поводу чего сказано, в каких условиях человек жил, что это был за человек. И сразу становится понятно, о чем идёт речь.
Татьяна Альбрехт:
Конечно, а Гумилёве, он вернулся когда весной 18-го года, он сразу разобрался с ситуацией и понял. И в одном из разговоров с Георгием Ивановым как раз тоже они видимо общались, говорили о том, как им дальше жить, он говорит: теперь меня будут кормить мои стихи. Иванов так скептически отнёсся, говорит: нет, это невозможно, литературным трудом прожить невозможно. А потом написал в воспоминаниях, что Гумилёв добился этого, он не только прожил литературным трудом, но ещё и кормил всю свою семью. А семья у него была на руках огромная: эта мать, сестра, сын, дочь, жена. Еще и брат, он был кадровым военным, естественно, в советское время просто применение себе не нашёл, и его жена. То есть вот столько человек было.
Ольга Калашникова:
Потрясающе, это все иждивенцы были самого Гумилёва.
Татьяна Альбрехт:
Да, это притом, что он сам работал на 5 работах, фактически, это если так посчитать. Он вел кружки, студии, он читал лекции, он был председателем Петроградского отделения Союза поэтов, он работал во «Всемирной литературе» переводчиком, редактором, и при этом он ещё и занимался литературной деятельностью.
Ольга Калашникова:
Да, действительно, пять работ, они все в одном направлении. Тем не менее, это разные виды деятельности, требующие разных вложений, и физических, и моральных.
Татьяна Альбрехт:
Конечно, и вот пишет Шилейко, они остались друзьями, несмотря на то, что Шилейко женился на его первой жене. Он пишет, что Гумилёв работал буквально через силу, то есть жил в неотапливаемой комнате, дрова тогда достать в эту зиму 19-20-го года, дрова тоже были величайшей ценностью.
Ольга Калашникова:
Жгли мебель, конечно.
Татьяна Альбрехт:
В неотапливаемый комнате, ни разу за зиму не был сыт и работал по 24 часа в сутки, потому что ему нужно было обеспечить.
Ольга Калашникова:
И это человек, который не брали в армию, потому что он непригоден, он совершенно был физически слаб, слабое здоровье. Вообще поразительные конечно факты открываются, и сразу по-другому, не по-другому, скажем так, впечатление усиливается и делается ещё более выпуклым и чётким. Действительно, вот эти стихи можно читать. Я считаю, что личность человека очень сильно отражается, и даже если человек владеет словом, даже если человек может придумать интересную историю и красиво её описать, грамотно подать, если за этим личность стоит, мягко говоря, не симпатичная или не полезная для развития, это всё равно накладывает отпечаток. И человек, прочитав, он поймает эти вибрации, где-то даже отравится, где-то ему станет хуже, несмотря на то, что казалось бы, всё остальное интересно. Я не рекомендую таких авторов. Я не рекомендую подобные вещи к употреблению. Это как продукт. И упаковали красиво, и вроде он питательный, и ценность пищевая его подробно описана. Но если там какие-то погрешности в транспортировке, в хранении, даже если все продукты без всяких ГМО и прочих добавок, консервантов, пальмового масла, но если там замороженный продукт пять раз в процессе перевозки размораживался, всё, его нельзя употреблять, категорически. Хотя вроде бы все показатели в норме. Та же самая история и с продуктами культуры и искусства, если можно так выразиться.
Татьяна Альбрехт:
Да, только это сложнее воспринять, это наверное, на интуиции.
Ольга Калашникова:
А для этого надо естественно быть внимательным к себе, для этого нужно свой организм чистить.
Татьяна Альбрехт:
Кстати, по этому поводу интересно, ведь Городецкий, он, можно сказать, один из таких соратников Гумилёва, и вроде как тоже был в те времена известным поэтом. Но его же сейчас практически не помнят и, на мой взгляд, абсолютно, слава богу. Потому что вот это как раз та история, что человек...
Ольга Калашникова:
Мы уже упоминали.
Татьяна Альбрехт:
Как испорченный продукт.
Ольга Калашникова:
Его поведение и какие-то моменты.
Татьяна Альбрехт:
И получается, что вроде начинали они вместе один и тот же путь, который один прошёл достойно, а второй вёл себя не очень красиво, мягко говоря. И несмотря на то, что в советское время его и печатали, он издавал сборники, сейчас спроси, кто такой Городецкий, не вспомнят, и слава богу.
Ольга Калашникова:
И хорошо, продукт пропал, продукты не выдержал проверку временем. К сожалению, люди живут меньше, чем эта проверка может состояться. Хотя сейчас, на мой взгляд, время ускорилось, интенсивность повысилась, проникновение информации. Многие достойные поэты уже при жизни удостаиваются признания и публикации. Имели счастье, допустим, в воскресенье знакомиться с поэтессой, Ингой Кузнецовой. Совершенно потрясающий уровень, на мой взгляд, 100 лет прошло и миру требуются те же сильные путеводные звёзды. И это то самое явление. Поэтому, да, вот эти факты о Гумилёве, они показывают, не зря же говорят, читайте житие святых и слушайте потом, о чем они говорили. Действительно, можно делать выводы о том, какое влияние это на тебя окажет, что ты с этого получишь. Это благотворно скажется, тебе поможет это жить или наоборот, усложнит. Может быть, это будет мгновенное какое-то воздействие, как семинар Тони Роббинса, а потом у тебя будет мощный депрессивный откат, потому что сил на этот скачок затрачено было много, а ничего не закрепилось, никаких качественных изменений не произошло. И человек просто потерял силы и скатился, и как Сизиф этот камень туда-сюда гоняет. А то, что дает Гумилёв, это конечно посложнее, пролонгированный результат, но стойкий, но стопроцентно уверенный. А учесть, если он ещё действительно был прекрасным купцом. Это в наше время весьма востребованное качество, а как же.
Татьяна Альбрехт:
Он действительно был прекрасным купцом и прекрасным организатором.
Ольга Калашникова:
Ещё бы, на свои средства содержать журналы, которые издавались, печатались, были популярные, это уметь надо.
Татьяна Альбрехт:
У него же было в жизни несколько издательских проектов. Первые два просто в силу неопытности не смогли они удержать, но и в силу отсутствия денег, слишком широка задумка была для малоизвестных поэтов.
Ольга Калашникова:
Да, но на меньшее они были не согласны.
Татьяна Альбрехт:
А вот «Гиперборей», он существовал дольше, чем «Цех поэтов», перекатилось издание, только когда Гумилёв уехал на фронт, потому что он был главным редактором. «Аполлон», это, на самом деле, тоже интересное явление. Как получилось. Маковский его задумал, задумка витала в воздухе, он с кем-то делился. А потом появился Гумилёв и буквального в какие-то считанные месяцы эта задумка, которая витала в воздухе, начала осуществляться. У Гумилёва было замечательное качество, если он что-то задумывал, он не просто об этом размышлял, а начинал действовать. И он тут же буквально, чуть ли не на третий день знакомства повел Маковского к Анненскому, который тогда мог открыть многие двери, мог порекомендовать, мог помочь в осуществлении замысла. Гумилёв тут же собрал команду авторов и редакторов. То есть, по сути, они познакомились 1 января 1909-го года, а в ноябре 1909-го года первый номер «Аполлона» уже вышел.
Ольга Калашникова:
Это называется, люди говорят: почему ты это не осуществляешь? Это мечта всей моей жизни, но я не делаю. Так почему, делай! У меня нет денег. Всё, на этом просто реально пропадает охота вообще взаимодействовать. Потому что помимо того, что у тебя нет денег, у тебя есть много чего другого, что ты можешь делать уже сейчас, реально. Поэтому когда люди говорят, у меня нет денег, я этого не делаю, для меня это отговорка. А кроме денег в нашем распоряжении много-много всего, и если всё это сделать, постепенно подтянется всё остальное.
Татьяна Альбрехт:
При желании найдешь и деньги, и спонсора, и всё, что угодно.
Ольга Калашникова:
Даже и возможность без каких-то наличных сумм это осуществлять и так далее. В любом случае, ты сначала сделай то, что ты можешь, а потом уже сиди и жалуйся.
Татьяна Альбрехт:
Предложи продукт, его готовы будут воспринять.
Ольга Калашникова:
Банальное совершенно маркетинговое обучение, тем не менее, люди охотно пользуются этой оговоркой для того, чтобы не делать жизни ничего. Вот, пожалуйста, пример. Он собрал команду, он пошёл к людям, которые могут помочь, он не начал с того, что стал продавать вещи и собирать некий капитал. Он сделал то, что был в состоянии сделать в данный момент.
Татьяна Альбрехт:
Да и по сути, этот «Аполлон», он на нём и держался. И даже уже когда он уехал на фронт, всё равно они переписывались постоянно с Маковским, с Лозинским, и он литературными делами занимался насколько мог. Его организации «Цеха поэтов» уже послереволюционные, тогда вообще представить себе, что в те годы, когда не хватало, вообще не было ничего. Мало того, что собрать организацию молодых поэтов, которые заняты не выживанием, а творчеством, это уже само по себе.
Ольга Калашникова:
Это сильный такой шаг, действительно.
Татьяна Альбрехт:
Так ещё и добиться, чтобы этой организации дали возможность издавать сборник, чтобы у них были поэтические вечера, он всё это сделал. И даже уже когда его расстреляли, его ученики, они как раз не побоялись издать посмертный сборник своих стихов, но с посвящением ему, памяти любимого учителя. Притом, что было официально объявлено, что человек - враг советской власти, что он расстрелян, как контрреволюционер. Они не побоялись прямо открыто назвать его имя.
Ольга Калашникова:
Это тоже очень мощная характеристика, открывающая глаза и на личность, и на его взаимоотношения. Это то, что не придумаешь, это то, что не соврёшь и не сделаешь ради красного словца. Это какой след человек оставил в сердцах близких. Танечка, вы понимаете, что мы сейчас с вами провели такой мастер-класс о финансовой грамотности практической для любого человека, и современности в том числе, на основе деятельности Николая Степановича Гумилёва. Вам приходило в голову, что вообще такое возможно сделать именно на этом материале,
Татьяна Альбрехт:
Вообще-то в таком контексте я не мыслила.
Ольга Калашникова:
Вы знаете, только сейчас до меня дошло, что мы, в принципе, с вами сейчас осуществили. Казалось бы, несопоставимые вещи, и это последнее, что может прийти, в принципе, в голову, говоря о Гумилёве. Тем не менее, вот они, реальные факты, которые показывают, насколько человек был целостной личностью, насколько он действительно трезво мыслил, насколько он может послужить примером для любых поколений. Потому что нынче молодёжь, ну что эти поэты могут сделать для жизни, это нерентабельно. Родители, не отговаривайте своих детей, поэт может быть и рациональным, и активным, деятельным человеком, всё зависит от контекста.
Татьяна Альбрехт:
Конечно, и от человека.
Ольга Калашникова:
И от человека. Танечка, спасибо огромное, я надеюсь, что наша встреча продолжится, творчество Николая Степановича Гумилёва открывает широкие пути, как выяснилось сегодня неожиданно. Вплоть до обучения молодёжи какому-то, пониманию, как осуществляется и финансовое благополучие в том числе, что это соприкасается и с развитием и душевным, и духовно. Абсолютно одно друг другу другому не противоречит. Наоборот, одно другое дополняет. Когда мне говорят: вы знаете, я не считаю... Я говорю: вы знаете, женщина, которая ухаживает за собой, она ежедневно совершает подвиг и немаленький. Потому что то, что она делает, это требует такого усилия, времени, средств и просто характера. Подвиг - это Мать Тереза, а то, что вы говорите, это ерунда. Я говорю: понимаете, уход за собой не отменяет ни работы, ни заботы о близких, ни беспокойства о мире реальном, каких-то реальных конкретных дел. Наоборот, если ты можешь позаботиться о себе, ты можешь позаботиться и о близких. А если ты о себе не в состоянии позаботиться, ты вряд ли что-то сможешь сделать для окружающих. Наоборот, ты учишься дисциплине и прочему, прочему. Поэтому здесь то, что человек был прекрасный поэт, замечательный, основоположник многого в литературе, не отменяет того, что он при этом прекрасно мог финансовые стороны, не отменяет его возможности путешествовать и познавать новое, не отменяет того, что он был совершенно потрясающим воином. То есть всё это может ужиться в творчестве и деятельности одной личности.
Татьяна Альбрехт:
Конечно, и уживалось.
Ольга Калашникова:
И уживалось. Прекрасно, что мы видим из реальных источников, исследуя факты. Спасибо большое. Я желаю вам успехов в вашей дальнейшей исследовательской деятельности. Я уже начинаю ждать, ни много ни мало книги по этим всем вопросам. Желаю вам успеха, всего доброго, до свидания. Дорогие друзья, мы с вами прав прощаемся, до новых встреч.