Анастасия Удилова:
Добрый вечер. В эфире передача «Медицина будущего» и ее ведущие – Олег Дружбинский и я, Анастасия Удилова. Сегодня мы поговорим про современные разработки в офтальмологии. И в гостях у нас Шилова Татьяна Юрьевна – доктор медицинских наук, профессор, врач-офтальмолог, основатель и главный врач клиники коррекции зрения, клиники доктора Шилова или «Smile Eyes». Древняя великая фраза о том, что глаза – это фонари души, благодаря которым мы и видим происходящее, как была когда-то актуальной, так и остается до сих пор. Краткое лирическое отступление на этом будет считать законченным и переходим к делу. Насколько прогрессирует близорукость? Ведь раньше ведь не было такой проблемы. Сейчас все почему-то заняты глазами. Что происходит?
Татьяна Шилова:
Близорукость – это бич современного человека, связанный, прежде всего, с высокой зрительной нагрузкой вблизи. Мы очень много времени проводим за монитором. Но есть еще такой момент, что человек эволюционирует. Если мы говорим о медицине будущего, то близоруких станет еще больше с годами, потому что человек эволюционирует таким образом, что он утрачивает необходимость смотреть на дальние предметы. То есть мы сейчас не охотимся за мамонтами.
Олег Дружбинский:
Не смотрим с тревогой в горизонт, не идет ли там гроза.
Татьяна Шилова:
На сегодняшний день мы большей частью работаем на близком расстоянии. И люди рождаются уже предрасположенными к близорукости, у них роговицы крутые, глаз так устроен, что чуть-чуть меняются условия жизни, и близорукость себя проявляет.
Олег Дружбинский:
Это генетически передается, если папы, мамы очки носили, то тебе это тоже достанется?
Татьяна Шилова:
Конечно, близорукость генетически имеет свою предрасположенность. И мало того, у детей проявляется в более раннем возрасте и в более тяжелой степени. Но влияет, конечно, и образ жизни. Мы на сегодняшний день считаем, что это высокоуглеводная диета, малоподвижный образ жизни и отсутствие двигательной нагрузки, когда мы меняем фокусное расстояние. Ведь когда мы сидим за компьютером, не только проблема ближнего фокуса, а в том, что мы не переводим взгляд с дальнего расстояния на ближнее, как происходит в обычной жизни. И поэтому мышца внутри глаза находится все время в тоническом напряжении. Мы называем это привычное избыточное напряжение, ложная близорукость. Это тогда, когда еще что-то можно исправить небольшими упражнениями, курсами упражнений. Но в дальнейшем это переходит в истинную близорукость, и смысл близорукости таков, что глаз из шаровидной формы, условно мяча для футбола, превращается в мяч для регби. Он вытягивается, и фокусное расстояние глаза становится больше, а оптика остается прежняя. И получается, что фокус на сетчатку не попадает, попадает расплывчатое пятно, и в этом случае нужно какое-то корректирующее средство.
Анастасия Удилова:
Вы сейчас говорили про спазм аккомодации? Про это многие слышали, кто уже столкнулся с проблемой плохого зрения. Можно же на этом этапе воздействовать, и тогда немножечко улучшится ситуация, а если не воздействовать на этом этапе, тогда придет близорукость и глаз вытянется?
Татьяна Шилова:
В отдельных случаях такое происходит. Но большая часть – это все-таки генетика. Курсы аппаратного лечения, или физиотерапевтическая нагрузка предотвращает только рост близорукости. Если у человека должно было стать минус 5, если он будет упражнения делать в детском возрасте, возможно, этот минус будет прогрессировать не так быстро.
Анастасия Удилова:
Но все равно будет?
Татьяна Шилова:
Да, вы избежать этого не сможете.
Олег Дружбинский:
Теперь давайте перейдем к практике. Ваши коллеги и Вы активно решаете эту проблему, просто надсекаете роговицу, и у человека все возвращается обратно в отличное состояние, это просто и легко. Так ли это?
Татьяна Шилова:
Да, это действительно так. Не могу сказать, что это просто, потому что для этого требуется оснащение, обучение. Для пациента действительно просто, потому что большинство методик, которые мы используем для коррекции зрения, а это большой спектр, не только воздействие на роговицу с помощью лазера. Это воздействие на хрусталик, и мы на собственный хрусталик можем поставить добавочную линзу, изменив оптику глаза. Мы можем удалить собственный хрусталик, поставив сложной конфигурации искусственную линзу и воздействовать на роговицу введением специальных оптических корректирующих линз. Сейчас офтальмология дает очень большой спектр воздействия.
Олег Дружбинский:
Когда стали делать такие операции легко и просто?
Татьяна Шилова:
Начиналась история с коррекцией зрения еще в 80-х годах прошлого века. На тот момент вся коррекция выполнялась с помощью насечек. Святослав Николаевич Федоров не был автором методики как таковой, потому что идея принадлежит японскому хирургу Сато, который делал насечки. Просто он делал их изнутри роговицы. А Святослав Николаевич предложил делать снаружи, и это было прогрессивно, и на каком-то этапе многим людям это помогло. Однако сама по себе методика была ручная и сопряжена с большим количеством осложнений. И те люди, которые на сегодняшний день имеют эти насечки, в большом проценте случаев обращаются к офтальмологам, к хирургам, для того чтобы исправить те проблемы, которые возникли в результате вот таких нерегулярных изменений в роговице. Оттуда и пошли мифы, что это больно, что это страшно, идет этап ограничений в жизни после коррекции зрения.
Олег Дружбинский:
А что изменилось в лучшую сторону с тех времен?
Татьяна Шилова:
Мы теперь делаем это все с помощью лазеров. Мало того, эти лазеры появились у нас тоже в прошлом веке. Но они совершенствуются, и с каждым 10-летием появляются все более точные лазеры, все более щадящие.
Олег Дружбинский:
Это такой аппарат, который наводится на глаз, и он сам что-то режет по программному обеспечению?
Татьяна Шилова:
Да. Самый современный метод на сегодняшний день – это фемтолазерная коррекция зрения с помощью такой методики, как Смайль. Лазер – это довольно большая установка, она в половину размера аппарата МРТ, то есть довольно большая, пациент находится в горизонтальном положении. Но эта установка открытого типа. Пациент находится рядом со мной, буквально в 30–50 сантиметрах, он меня слышит, и мы общаемся с пациентом. В операционной он проводит всего 5–7 минут. И половина этого времени – это просто капельная инстилляция, капельная заморозка, и я рассказываю, что будет ощущать пациент. Я говорю: «Сейчас Вы закрываете глазки и слушаете мой рассказ». Рассказываю его всем в 100% случаев. Несколько раз капаем замораживающие капли, перемещаем под микроскоп, под микроскопом мы обклеиваем ресницы, чтобы они не были источником жира и мусора, и дальше ставим такую пружинку, которая помогает держать глаз в открытом состоянии. Это не больно абсолютно, вы не ощущаете никаких неприятных ощущений, за исключением прикосновений, как к руке можно прикоснуться. Дальше мы моем роговицу стерильным раствором и перемещаем пациента под лазер. И время воздействия лазера длится всего 25 секунд.
Олег Дружбинский:
Лазер делает насечки?
Татьяна Шилова:
Нет, он делает не насечки. Если представить роговицу, это слоистая структура, как будто пирог, имеющий 3 слоя. И для того, чтобы сделать коррекцию правильным способом, нам надо каким-то образом погрузиться в средний слой. Нас при коррекции не интересует ни верхний, ни нижний, нам надо добраться до верхнего слоя.
Олег Дружбинский:
Мячик немного изменить?
Татьяна Шилова:
Да, нам надо изменить форму роговицы, фокусное расстояние. И нам надо достичь средней зоны роговицы, при этом не повредить наружную, как было при старых методиках, когда люди плакали и долгое время восстанавливались. А при Смайле мы через вход в 2 миллиметра умудряемся проникнуть внутрь, а во время работы лазера он формирует 3D-модель линзочки, индивидуальную для каждого пациента. Представим, в плоскости есть голографическое изображение. То же самое выполняет лазер.
Олег Дружбинский:
То есть сначала Вы анализируете пациента, проверяете, а потом под эту диагностику уже делаете 3D-модель?
Татьяна Шилова:
Все верно. Мы делаем 3D-модель, но чтобы она правильно была создана, нам надо правильно положить пациента, правильно рассказать ему, как нужно смотреть во время этих 25 секунд, потому что для многих эти 25 секунд не совсем понятны. И основная задача моя, как хирурга, рассказать, как же эти 25 секунд пациент должен посмотреть, чтобы все прошло правильно. А смотреть ему надо очень просто – прямо перед собой.
Олег Дружбинский:
Моргать у него не получится, у него же распорки стоят.
Татьяна Шилова:
Моргать у него не получится, но эти 25 секунд немножечко по-разному смотрятся. Первые 15 секунд горит зеленый огонечек перед глазом, его довольно четко видно. А последние 10 секунд он становится менее четким. И вот этот момент, когда он становится менее четким, может пациента пугать.
Олег Дружбинский:
Так надо зафиксировать пациента, чтобы он не дергался.
Татьяна Шилова:
Фиксировать не очень удобно. На самом деле, можем, у нас есть инструменты.
Анастасия Удилова:
Это, мне кажется, к еще большей панике приведет.
Татьяна Шилова:
Заморозка довольно активная. Но прикосновения к глазу – это даже не столько неприятное, сколько человек не понимает, как к глазу можно прикоснуться. Тем, кто носят контактные линзы, проще. Они понимают, что глаз довольно твердый, упругий. И в то время, когда лазер все это сформировал, эту нужную линзочку внутри глаза, задача хирурга – ее извлечь. Вот это извлечение занимает 30 секунд.
Олег Дружбинский:
Скажите, когда лазерный луч что-то надрезает, это Вы кнопочкой нажимаете, как физически это происходит?
Татьяна Шилова:
Это фемтосекундный лазер. Фемтосекундный – это значит очень-очень короткой продолжительности импульсы, 10 в минус 15 степени, то есть это очень короткие импульсы, но они очень высокоэнергетичные. Фактически образуются пузырьки плазмы, и они не режут, на самом деле. Плазма мягко расслаивает ткани. Поэтому если ничего не делать и к глазу не прикасаться после этой лазерной коррекции, то через минут 15 пузыри газа уйдут, и пациент будет видеть, как и видел. Это первый момент. А второй момент – лазер настолько умен и так хорошо продуман, что если вдруг пациент подвинул глазом, ничего страшного не происходит, лазер запоминает то место, на котором остановился пациент.
Олег Дружбинский:
Там работает программное обеспечение, почти искусственный интеллект?
Татьяна Шилова:
Конечно. И я могу пациента вернуть и продолжить эту манипуляцию в необходимом режиме. Единственное, придется подождать 10–15 минут, чтобы пузыри газа первого слоя ушли и чтобы фиксация на зеленый огонечек была удобной. То есть я объясняю всегда так, что потерять зрение от этой процедуры невозможно никоим образом, по крайней мере, в руках опытного хирурга.
Олег Дружбинский:
Лазер может ударить в хрусталик?
Татьяна Шилова:
Никаким образом. Это такой лазер, который фокусируется только в эту точку. Мало того, когда пациент просто находится под микроскопом, хирург просто так никогда не нажмет на педаль.
Олег Дружбинский:
Все-таки Вы нажимаете на педаль?
Татьяна Шилова:
Да, мы жмем на педаль. Есть определенное устройство, которое слегка придерживает глаз в нужном положении. В замороженный глаз не сложно смотреть, ощущение, как стеклянный глаз. И человек смотрит прямо перед собой. Это вакуумное устройство, которое помогает держать. Но это не крепкий вакуум, не то, что было раньше, когда глаз сильно фиксировался, в этом преимущество. Мы не повышаем внутриглазное давление в этом периоде, роговица не мнется, не нарушается ее геометрия.
Олег Дружбинский:
Я слышал, что есть противопоказания к таким операциям. Вы не всем исправляете близорукость?
Татьяна Шилова:
Да, не всем. Каждая лазерная методика имеет свои ограничения, прежде всего, по величине минуса. Если говорить о минимальном минусе, который мы можем исправить, то это всего лишь полдиоптрии, минус 0,5. А вот верхняя планка на сегодняшний день – это минус 10, по сфере. И мы можем добавлять туда еще величину астигматизма. То есть если у человека минус больше, чем 10 диоптрий, тогда есть возможность использовать тот же лазер, ту же методику Смайль. Но я знаю только единичных хирургов в мире, которые используют этот метод двойным формированием вот этой линзы. Можно же сделать бутерброд из двух линз, технически это возможно сделать.
Анастасия Удилова:
Это в 2 этапа происходит?
Татьяна Шилова:
Да, это происходит в 2 этапа. Но в России я не слышала ни одного хирурга, который бы делал этим методом, потому что метод специфический. Я им владею, мне он нравится и у меня масса пациентов, которые с большим минусом делали двойную процедуру Смайль и жутко довольны, но для этого должно быть достаточно толщины роговицы.
Анастасия Удилова:
А как Вы измеряете толщину?
Татьяна Шилова:
Есть специальные приборы, это и лазерные, и ультразвуковые, которые позволяют эту толщину определить. Очень тонкая роговица не может быть совсем здоровой. Если роговица толщиной 450 микрон, она вряд ли здоровая, и, скорее всего, мы не будем рекомендовать пациенту лазерную коррекцию как метод коррекции. И тогда мы выберем другой способ – это имплантация контактных линз на собственный хрусталик, так называемые факичные линзы. И мы можем их поставить безопасно, не повреждая роговицу.
Анастасия Удилова:
Как Вы корректируете работу лазера в зависимости от разной степени близорукости? Все в ручном режиме устанавливаете, настройки меняете?
Татьяна Шилова:
Приборы нам, конечно, помогают. В ручном режиме мы делаем многие установки, но при этом приборы и определенное программное обеспечение помогают нам вывести то самое правильное значение, прибор позволяет корректировать до сотых. То есть когда корректируем близорукость, мы вносим, условно, минус 3,18, цилиндр до сотых, ось в пределах каждого градуса.
Анастасия Удилова:
Какие параметры в операции меняются в зависимости от степени?
Татьяна Шилова:
Для каждого пациента меняется все, и у двух с одинаковым минусом все абсолютно разное.
Анастасия Удилова:
Разная толщина вот этой линзочки, которую Вы создаете?
Татьяна Шилова:
Да, разная толщина линзы. Кроме того, линза имеет определенный диаметр, чтобы человек очень комфортно себя чувствовал в сумерках. Ведь это проблема, которая была раньше при старых методах коррекции, когда сумеречное зрение страдало, потому что были очень маленькие оптические зоны или кривые переходные зоны. И тогда человек видел плохо, и страдало качество зрения. Задача хирурга – выбрать правильную оптическую зону, правильную переходную зону, чтобы это было с медицинской точки зрения безопасно для толщины.
Анастасия Удилова:
Это на Ваши плечи ложится, а не полностью зона ответственности машины, не автоматический режим?
Татьяна Шилова:
Если мне задают вопрос, зависит ли от хирурга методика Смайль, я бы сказала, на 100% зависит от хирурга, потому что есть еще управление лазером и лазерной энергией, и от того, как хирург чувствует эту энергию, масса хирургов делают очень большие параметры, просто чтобы быть уверенным, что это точно я вытащу.
Олег Дружбинский:
Есть такая концепция хирургии под названием Ласик. Чем она отличается от Смайль?
Татьяна Шилова:
И та, и другая методика нацелена на исправление близорукости, дальнозоркости или астигматизма. Это корректирующая процедура. Но отличается она кардинально тем, что в методике Ласик, для того чтобы добраться до этого внутреннего слоя, хирург вынужден выполнять надрез на роговице, выполнять крышечку, так называемый клапан. Это можно выполнить с помощью специального механизма, шинки, которая ставится на глаз. Она довольно сильно повышает внутриглазное давление, во-первых. Во-вторых, ее центрация – это всегда ручная методика присасывания к глазу. Но самое опасное в том, что здесь калибровка срезов очень условная. По сути, мы режем скальпелем, только выполняется с помощью машинки. И образуется большая раневая поверхность. Мы открываем крышку в это время, то есть надрезаем на большую величину диаметра этой крышки и дальше выпариваем.
Олег Дружбинский:
Ласик, получается, более травматично?
Татьяна Шилова:
Безусловно, он более опасен. И эта крышка никогда не прирастает.
Анастасия Удилова:
А я вычитала сегодня, что очень хорошие адгезивные свойства.
Татьяна Шилова:
Никаких адгезивных. Каждую неделю я делаю до 10 пациентов, которые приходят на докоррекцию после Ласика, потому что эта методика сама по себе еще и регресс имеет, в отличие от Смайля.
Анастасия Удилова:
То есть ухудшение опять зрения.
Татьяна Шилова:
Эту крышку я снимаю за 20 секунд.
Олег Дружбинский:
То есть ничего не прирастает?
Татьяна Шилова:
Она не прирастает совсем.
Анастасия Удилова:
А если человек чихнет, она не может отвалиться?
Татьяна Шилова:
Нет, она покрыта эпителием. Эпителий – это многослойная слизистая ткань, которая покрывает роговицу, и просто так сместить эту крышку вы не сможете, миллионы людей иначе бы не делали эту операцию, если бы так просто было бы эту крышку снести.
Эта крышка, которую мы формируем с помощью Ласика, никогда не прирастает, ни при каких условиях. Ее очень легко можно поднять. И в этом минус этой технологии, помимо того, что она всегда сложно прогнозируемая по своей толщине и по геометрии. Она слишком слабо крепится к той поверхности, на которой находится. Но если мы роговицу истончаем с помощью этой крышки, может возникнуть заболевание, которое называется кератоконус. И очень много на сегодняшний день людей, которые страдают от последствий метода Ласик, потому что врез прошел слишком глубоко, или плохо была просчитана глубина роговицы, или кератом пошел не так. А кератоконус – это уже заболевание, необратимые изменения в роговице, связанные с этой лазерной коррекцией зрения.
Роговица приобретает неправильную форму, вытягивается в виде конуса, и в результате у человека появляется близорукость, астигматизм. Но эта близорукость уже не корректируется очками, не корректируется контактными линзами и в самых крайних случаях требует пересадки роговицы, что довольно часто случается, а это уже серьезная хирургия. Поэтому чтобы избежать этого осложнения, мы и говорим, что, минимизируя травму, когда мы работаем только в среднем слое, мы не повреждаем наружную, самую прочную стенку. И риски по кератоконусу нивелируются.
Анастасия Удилова:
Процент осложнений примерно какой?
Татьяна Шилова:
Я говорю о Смайле, я не говорю слово «осложнения». Человек, приходя к нам, это слово может прочитать в информированном согласии. Но я объясняю, что могут быть особенности послеоперационного течения в виде аллергической реакции, сухого глаза. Это короткий промежуток времени. Может видеть вокруг источника света первую неделю круги светорассеяния. Мы называем это гала-эффектами, какие-то минимальные вещи, которые корректируются каплями. Просто человек всегда боится чего-то необратимого.
Здесь есть такой момент, когда хирург входит тонким шпателем в середину роговицы. И насколько хирург хорошо видит в трехмерном пространстве, насколько он хорошо чувствует упругость этой роговицы, насколько у него хороший инструмент, насколько правильно подобрал энергию, зависит результат.
Анастасия Удилова:
Среднестатистическое количество осложнений при Ласике?
Татьяна Шилова:
При Смайле чаще всего говорят о том, как часто нужно делать докоррекцию после того или иного метода. Речь идет о том, что человек пришел, чтобы избавиться от очков, и через какой-то промежуток времени близорукость возвращается. Каждой методике присущи свои проценты. Для Ласика этот процент довольно велик. И статистические данные говорят и 15%, и 20%, это нормально. При фемтоласике поменьше, когда часть делает фемтолазерная установка, а часть выпаривается. Тут еще есть такая проблема, что при Ласике, когда мы открываем крышку, надо удалить что-то изнутри, и это что-то выпаривается, то есть возникает термический эффект.
Анастасия Удилова:
Рубцы не образуются при выпаривании?
Татьяна Шилова:
Рубцы не образуются, если делать методику Ласик, потому что есть еще предшествующая Ласику методика, так называемая ФРК. И на сегодняшний день многие ее продают как современную методику, вот там могут действительно образовываться микрорубцы. И в быту это называется Хейс – помутнение. То есть человек пришел с высокой остротой зрения, а после этой коррекции он какие очки ни надень, все равно 100% не видит.
Олег Дружбинский:
Методики лазерной коррекции зрения работают с близорукостью, с дальнозоркостью это практически не работает?
Татьяна Шилова:
Мы работаем и с дальнозоркостью в том числе.
Олег Дружбинский:
А почему не рекомендуют для дальнозоркости?
Татьяна Шилова:
Мы рекомендуем. Значит, Вы попадали просто не в к тем врачам. Дальнозоркость также корректируется, просто речь может идти о простой дальнозоркости или о дальнозоркости возрастной. Это совсем другая дальнозоркость. Когда человек вдаль видит плохо, ему нужны плюсовые очки, тогда мы говорим о дальнозоркости. Безусловно, она корректируется. Смайль в ближайшее время будет доступен при дальнозоркости, потому что на сегодняшний день речь может идти о смешанном астигматизме и миопии, а чистую дальнозоркость мы делаем фемтоласиком.
Олег Дружбинский:
Возрастная дальнозоркость чем отличается?
Татьяна Шилова:
Отличается тем, что меняется не фокусное расстояние глаза – то, о чем мы говорили вначале, а изменения происходят в хрусталике, в другой оптической системе глаза, изменения в другом месте и другой природы. Внутри глаза хрусталик – это подвижная эластичная линза, прозрачная, и если человек вдаль видит максимально хорошо, то к 50 годам он все равно начинает испытывать некие затруднения при рассмотрении близлежащих объектов. Ему хочется отодвинуть текст, зрение хорошее, руки короткие, болезнь коротких рук это мы называем. Вот эта возрастная дальнозоркость присуща всем, и тем, кто носит очки для дали в том числе. И когда человек приходит с минус 5 и говорит: «Я не делаю коррекцию, потому что жду, когда я стану старше, и у меня минус перейдет на плюс». Не перейдет. Вы будете носить 2 пары очков, 3 пары очков. То есть близорукие люди также будут пользоваться очками для дали, для близи и для компьютера будут очки. В большинстве случаев мы находим правильный способ коррекции, то есть мы можем избавить человека от ношения очков.
Олег Дружбинский:
Возрастная дальнозоркость не корректируется?
Татьяна Шилова:
Корректируется очень хорошими способами, но другими, уже не способом лазерной коррекции зрения. Есть 2 направления, которые на сегодняшний день очень хорошо себя зарекомендовали. Первое – это имплантация факичных мультифокальных хрусталиков, то есть в глазу мы ничего не удаляем – уже первое приятное. Роговица остается своя, хрусталик на своем месте, но перед хрусталиком есть некое пространство, и большой соблазн в это пространство что-то поставить, чтобы человек видел хорошо вдаль и вблизи. Вот в это пространство ставится тонкая контактная, факичная линза – это значит, что она ставится в глаз, где есть личный хрусталик. Факичная – факос – хрусталик.
Олег Дружбинский:
Дополнительная?
Татьяна Шилова:
Это дополнительная линза из тончайшего полимера, она не касается хрусталика, а плавает на его поверхности, ни на что не давит. Требуются сложные замеры и серьезное оборудование, но при правильном расчете и правильных замерах человек получает великолепное зрение, и он может скорректировать и дальний фокус, и ближний, и не носить очки с помощью факичных пресбиопических линз. Они доступны на сегодняшний день в России от одного производителя, в следующем году планируется от другого производителя.
Олег Дружбинский:
Дорогое удовольствие?
Татьяна Шилова:
Довольно дорогое, от 100 до 200 тысяч рублей. Но если считать, что человек делает такую коррекцию один раз в жизни, то, наверное, это того стоит, потому что это хорошая инвестиция в свое здоровье.
Анастасия Удилова:
Близорукость тоже можно корректировать таким способом, если роговица тонкая, и воздействовать на нее лазером нельзя?
Татьяна Шилова:
Да, только это линзы будут уже специфической конфигурации. Факичная линза – это семейство линз, и для каждого случая это своя линза. Для человека с минус 20, а такое очень хорошо корректируется этими факичными линзами, это линзы для высокой близорукости, для астигмата, у которого 7–8 диоптрий, астигматизм, это еще одни линзы. То есть мы можем выбрать из арсенала очень много, но если человек уже довольно взрослый, близится к 60 годам, когда склероз хрусталика настолько выражен, что сохранять свой хрусталик смысла уже нет, и речь идет о катаракте. Тогда мы можем просто удалить собственный хрусталик. На сегодняшний день это уже 5–7 минут. Мы убираем собственный хрусталик, оставляя тонкую оболочку собственного хрусталика – тонкую, прозрачную капсулу хрусталика, и туда вместо собственного поставим искусственный хрусталик с новыми оптическими свойствами. Он может быть и для астигматизма, и для близорукости, и для пресбиопии, и вообще все мы можем починить вот такими хрусталиками.
Олег Дружбинский:
Вы просто меняете хрусталик, и у человека все отлично, ничего его не беспокоит.
Татьяна Шилова:
Мы можем рассчитать таким образом хрусталик, и приборы нам помогают. Но для этого они должны быть в наличии в клинике. При этом расчеты помогают получить необходимые параметры. Мы заказываем эти хрусталики. Надо сказать, что на российском рынке есть все хрусталики, которые есть на сегодняшний день в мире. Российская офтальмология в шикарном состоянии, просто надо находить те места, где она представлена во всей своей палитре. У нас сертифицированы все расходные материалы, все хрусталики, которые на сегодняшний день возможно имплантировать в Европе и в Штатах.
Олег Дружбинский:
Хрусталики сразу на 2 глаза ставятся, или только на один можно?
Татьяна Шилова:
Можно ставить на один, и особенно это выполняется, если мы говорим о рефракции, об изменении оптики глаза, в случаях, если разноглазие. Бывает, человек одним глазом видит хорошо, вторым плохо. Тогда можно в один глаз поставить искусственный хрусталик и свой собственный оставить, если он не поврежден.
Олег Дружбинский:
Есть понятие приживания внутри глаза – прижился, не прижился?
Татьяна Шилова:
На сегодняшний день мы тему приживления не обсуждаем. Материалы очень хорошо себя зарекомендовали, удалены с международного рынка те материалы, которые не работают. Есть, конечно, индивидуальные особенности в виде, например, системного заболевания. Если у человека сахарный диабет, или ревматоидные заболевания, то любое вмешательство в любой орган, в том числе и в глаз, может вызвать иммунные реакции, которые надо обсуждать в каждом конкретном случае. Но это не является противопоказанием ни в коей мере, и при диабете прежде всего. Наоборот, диабетикам стараемся говорить, что им надо раньше удалять хрусталик, потому что хрусталик – это линза, она должна быть прозрачной, и через нее мы заглядываем внутрь глаза. Это окно в мир для человека, но это окно для нас, для офтальмологов, чтобы увидеть то, что внутри глаза находится. И вот это что-то мы можем видеть только через прозрачные среды. Если хрусталик будет мутный при диабете, мы не сможем работать на глазном дне. В общем-то, противопоказаний к имплантации искусственных хрусталиков не существует, возрастных ограничений не существует абсолютно.
Анастасия Удилова:
Имплантация хрусталиков в той ситуации, когда проблема в хрусталике?
Татьяна Шилова:
Конечно, если есть проблема в хрусталике, мы говорим о замене хрусталика.
Анастасия Удилова:
Потому что если спазм аккомодации остается, а мышца, которая входит в этот аккомодационный аппарат, регулирует.
Татьяна Шилова:
Мы сейчас не говорим о спазме как таковом. Мы терминологию даже немножко поменяли, мы говорим привычно избыточное напряжение аккомодации. К 40 годам это привычно избыточное напряжение перестает работать. Это больше характерно все-таки для детей и людей молодого возраста, у которых большая зрительная нагрузка.
Анастасия Удилова:
Когда я училась в мединституте, очень хорошо запомнила фразу о том, что ухудшение зрения чаще происходит у молодых людей до 30 лет. Но я замечаю, что у меня и после 30 идет медленная прогрессия. То есть если бы я пришла в 30 лет с минус 1,5 сделать корректирующую операцию, и дальше бы нагрузка продолжалась, могло ли у меня зрение дальше ухудшаться после операции?
Татьяна Шилова:
После 25 лет глаз растет крайне редко, и если вам кажется, что вы видите хуже, это связано с другими процессами. Бывает синдром сухого глаза, или это зрительное утомление, или другие факторы.
Олег Дружбинский:
Почему до 18 не делают такие операции?
Татьяна Шилова:
В случае, если человек говорит: «Знаете, у меня растет минус, мне кажется, что мне становится хуже», – даже если человеку за 30 лет, ничего не растет, но мы можем померить осевую длину глаза. У нас есть приборы, которые мерят длину глаза, и мы просим: «Придите, пожалуйста, через полгода, и мы померим глаз». Померили – ничего не выросло. Но если человек тревожится в дальнейшем, мы говорим: «Придите еще раз, мы еще раз померим». Мы можем понаблюдать, прогрессирует ли близорукость по биометрическому росту. Но есть еще одно заболевание, при котором минус увеличивается – кератоконус. И иногда человек думает: «А у меня минус-то увеличивается, это у меня близорукость растет». Да ничего подобного. Глаз не увеличивается в размере, а вытягивается роговица. И этот кератоконус может проявлять себя как раз как слабая близорукость. И вы об этом не знаете, и у вас минус растет.
Анастасия Удилова:
А внешне не видно выпячивания роговицы?
Татьяна Шилова:
Конечно, нет, это только специальными методами.
Олег Дружбинский:
Давайте пофантазируем и спрогнозируем то, что будет происходить с нашими глазами через 10 лет, через 20 лет. Какая будет медицина будущего?
Татьяна Шилова:
В каждом отделе глаза мы ждем разного рода появления новых технологий. Если мы говорим о коррекции зрения, Смайль займет лидирующее место, но он станет быстрее. Это будет не 25 секунд, а 12 секунд. И, кроме того, ручная часть, там, где на сегодняшний день хирург все-таки управляет, будет оптимизирована, и фактор хирурга будет уменьшен в данном случае.
Олег Дружбинский:
И хирурги будут не нужны.
Татьяна Шилова:
Они будут нужны, но есть некоторые моменты, в которых хотелось бы помощи компьютера – автоматизированная центровка. На сегодняшний день центровка все-таки зависит от хирурга, а планируют в дальнейшем производители выпуск прибора с подобным типом хирургии. Останутся и другие операции, но этот тип операций займет лидирующее место, и на сегодняшний день все равно я предпочла бы его.
Если говорить о новых материалах, будут появляться более интересные материалы, более гибкие. На сегодняшний день мы можем имплантировать хрусталик через вход 1,8 миллиметра, и меньше мы пока ужать его не может, плотный жгутик образовывается. Возможно, появится материал и с памятью формы, он же должен расправиться и принять нужное положение. Но при этом они будут сжиматься еще больше. Или может впрыскиваться, как инжектором. Кроме того, искусственные линзы – это полимер, кусочек пластмассы с тем или иным влагосодержанием. И в зависимости от этого они гидрофильные, гидрофобные, и какие из них лучше, мы до сих пор не можем сказать, они все хороши. Скорее всего, появится какой-то материал, который будет заполнять капсульный мешок. Сейчас мы ставим искусственную линзу, и в ней есть определенные переходные зоны. Возможно, будет какой-то материал, который заполнит этот мешок, вытекать не будет, но при этом будет повторять конфигурацию собственного хрусталика и не даст возможности появления вторичных изменений. Или научатся удалению большей части собственного хрусталика, но оставлению росткового слоя. И вот эти клетки, культивируя, дадут возможность вырасти новому, но уже собственному хрусталику. Как только научились на 3D-принтере печатать роговицу, я сразу в Великобританию поехала, в Нью-Касл.
Анастасия Удилова:
Кстати, не печатают в России?
Татьяна Шилова:
У нас пока не печатают, но это уже готовая роговица. На сегодняшний день трансплантация роговицы – это пересадка только донорского материала. А доноров было бы много, но законодательство надо менять. И вот этот принтинг 3D-роговицы был бы хорошим подспорьем. Мы могли бы из нескольких стволовых клеток печатать массу роговиц. Это огромный потенциал. Кроме того, из внутреннего слоя роговицы клеточными технологиями мы могли бы выращивать. И я думаю, что будут выращивать, просто научатся совмещать. Пока умеют выращивать один слой, второй слой, но как заставить их работать вместе, не получается.
Технологии стекловидного тела, отслойки сетчатки, в помощь огромные, замечательные приборы у нас сейчас есть. Я с удовольствием делала на таком космическом приборе операцию. Я думала, как же все-таки приятно, каждые 10 лет появляется что-то феноменальное. И мы будем работать все равно руками. Но компьютеры будут позволять приближаться ближе к сетчатке, потому что сейчас все за счет хирурга, его зрения, его мануальных навыков, его мастерства. А возможно, что-то будет, что безопасное расстояние будет соблюдать, какие-то предупреждающие вещи. Кроме того, мы переходим в 3D-визуализацию. То есть сейчас хирург может не смотреть в микроскоп, он смотрит на монитор, сидит в вертикальном положении, потому что мы-то работаем как – 2 глаза, 2 руки, 2 ноги, и чаще всего немножечко не совсем с прямыми спинами. А сейчас можно сидеть очень удобно, смотреть в монитор, и в огромном увеличенном мониторе ты можешь выполнять микроманипуляции на клеточном уровне. Толщина мембран, которые мы убираем на сетчатке, это 1/60 толщины волоса, представляете, и вручную.
Наверное, появятся фармпрепараты, которые позволят что-то растворять внутри, то, что мы сейчас руками убираем, возможно, усиленные ферментные препараты. Кроме того, будет генная терапия, и те врожденные заболевания, которые позволяют на сегодняшний день диагностировать, но пока не лечить, мы сможем лечить за счет генной инженерии. Но еще интересно – это биомехатроника, когда внутрь глаза имплантируются различные чипы со считывающими устройствами. Это в случае серьезного повреждения.
Анастасия Удилова:
Это как терминатор?
Татьяна Шилова:
Да. Вот это медицина будущего, в России имплантировано 2 бионических глаза.
Анастасия Удилова:
Полностью?
Татьяна Шилова:
Нет, это просто чип, который имплантирован внутрь глаза, чтобы хоть чуть-чуть давать светоощущение человеку, полностью потерявшему зрение, но когда-то помнившему, как он видел, потому что совсем слепым людям, которые без зрения родились, такие импланты не показаны, они не дадут возможность видеть. Поэтому, скорее всего, это будет совершенствование того, что есть на сегодняшний день.
Олег Дружбинский:
В общем, нас ждет хорошее будущее с нашими глазами.
Татьяна Шилова:
Конечно, и я всем пациентам говорю: «Вы не отчаивайтесь, Вы обязательно дождетесь того момента».
Олег Дружбинский:
Друзья, на такой оптимистичной ноте мы заканчиваем передачу. В гостях у нас была Татьяна Шилова – врач-офтальмолог, доктор медицинских наук, руководитель клиники «Smile Eyes». Спасибо Вам большое, Татьяна, Вы нас обнадежили. Это была программа «Медицина будущего». Вели ее Анастасия Удилова и Олег Дружбинский. Будьте здоровы и счастливы, берегите себя.