Анастасия Удилова:
В эфире передача «Медицина будущего» и ее ведущие: Олег Дружбинский и я, Анастасия Удилова. Тема сегодняшней передачи: «Остеопатия – что это такое и в чем ее секрет».
Олег Дружбинский:
Страшное слово «остеопатия», которым часто врачи ругают других врачей. Мы попробуем разобраться: что это такое, как с этим бороться, надо ли бороться? Может быть, наоборот, надо сдаться. Сегодня у нас в гостях Хейло Алексей Леонидович – кандидат медицинских наук, врач травматолог-ортопед, мануальный терапевт, старший научный сотрудник отделения хирургии позвоночника РНЦХ им. Б.В. Петровского.
Итак, первое, соберем фактическую сторону вопроса. Что такое остеопатия? Коротко и понятно, что это?
Алексей Хейло:
Это новая медицинская специальность в нашей стране. Но если отвечать серьезно, это отдельное направление в искусстве врачевания человека. Зародилось оно в США 145 лет назад. Придумал ее доктор, который жил в Центральной Америке, придумал не просто так. Он был местным лекарем, стихийным мануальным терапевтом, костоправом, до какой-то степени хирургом, воевал за Север в войне между Севером и Югом. Его семья уцелела в войне, он был очень рад, но тут пришла эпидемия спинального менингита и за неделю он потерял жену и троих детей. Тут он понял, что в консерватории что-то не так. Он и раньше очень подозревал медицину в чем-то нехорошем, когда ртутью лечил сифилис и получал не очень хорошие результаты. Он понял, что надо что-то менять. 10 лет он мучился и бился ― вскрытия, опыт лечения и так далее. Очень большой этап. Потом его не хуже, чем Менделеева, как-то ночью осенило, как на самом деле все устроено. Есть специфические правила, но я позволю себе интерпретацию. Первая идея, что человек – это неделимое существо, что его психические и ментальные функции никак не отделимы от физического тела и их можно рассматривать только вместе, ни в коей мере не по отдельности, они друг на друга влияют.
Олег Дружбинский:
Но, психосоматика – это же азбучная истина для врачей.
Алексей Хейло:
А вы знаете, что такое психосоматика?
Олег Дружбинский:
В общих чертах.
Алексей Хейло:
В том-то и дело, что все знают в общих чертах, но никто не знает, конкретно что это и как это работает, а остеопатия знает. Это во-первых. Во-вторых – опять-таки, это моя интерпретация правил, чтобы было понятно. Если говорить коротко, идея такая, что физическое тело тоже не поддается секвестрации и делению. Мы выросли из одной клетки, поэтому между нашими отдельными частями на протяжении всей нашей жизни сохраняются постоянно действующие взаимосвязи.
Олег Дружбинский:
Позвольте, я буду сразу задавать уточняющие вопросы. Вы сказали, что мы выросли из одной клетки. Но там ведь довольно сложная ДНК, которая развивается в будущий эмбрион? Там ведь прописан большой, длинный код, неизвестно кем до сих пор, кстати.
Алексей Хейло:
К вопросу о большом, длинном коде. Небольшое отвлечение, но я позволю себе поязвить. Программа, которая началась 20 лет назад по расшифровке генома, с очень большим пафосом заявила о себе, туда потратили больше 10 миллиардов американских долларов, и с каждым годом публикаций было все меньше и меньше, потому что мы, по сути дела, поняли, что из всего объема генома работает 1,5-2,0 %. Что такое остальное – мы вообще себе не понимаем. Сейчас есть какие-то идеи, но на самом деле никто не знает. Из 30 тысяч рабочих генов построить такую сложную, универсальную машину, как человек, при том что эти 30 тысяч генов очень похожи на шимпанзе, например, на 96 % – большой вопрос. На банан на 80 % похож, он на лабораторную мышь похож. То есть здесь есть вопрос.
Олег Дружбинский:
Хорошо, не будем отвлекаться. Я лишь к тому, что не совсем одна клетка.
Алексей Хейло:
Изначально ― одна клетка. ДНК – это часть клетки. Соответственно, для себя представьте, что, в принципе, и зубы, и почки, и локти, и поясница, – все выросло из одной клетки. Третий, самый главный компонент говорит нам о том, что создана система сама по себе самовосстанавливающаяся, что единственное, что нужно человеку, – это полноценный режим сна, труда, питания и отдыха, и работающий механизм. В системе остеопатии очень часто тело человека называют механизмом, потому что Стилл верил в множественность рождений человека, верил в его духовное начало и физическое тело воспринимал как универсальную систему и машину для проживания души и опыта в текущих условиях. В своих работах он называет смерть второй плацентой, например. Механизм, по сути дела, мы можем просто назвать здоровьем ― тем, что делает любое живое существо живым, что позволяет одуванчику прорасти через бетон, что позволяет младенцу, получившему множественные травмы и аномалии, вырасти, в конце концов, в полноценного человека. Это жизненная потенция.
Олег Дружбинский:
То, что человек – самовосстанавливающийся механизм, пользуясь вашим термином, всем известно. Порезал руку, у тебя царапина, потом она зажила, никаких новостей ни для кого нет.
Алексей Хейло:
А вот теперь, если мы всё объединяем и смотрим на цель остеопатии – приведение человека в здоровое состояние, – в чем критическая разница между остеопатией и всей остальной медициной? Медицина ищет у человека болезнь и лечит болезнь. Болезнь воспринимается как некая внешняя проблема, которая напала на крепость, и мы отбиваем врага любыми средствами, в то время как остеопатия говорит: ребята, болезнь – это реакция нашего здоровья на какие-то неприемлемые условия, болезнь – это наш большой друг. Если бы не было болезни, все бы было еще хуже. Человек попадает в какую-то ситуацию, она может находиться на уровне физического тела, на уровне биохимии…
Олег Дружбинский:
Извините, что я вас перебиваю. Очень понятно вы рассказываете. Но ведь то, что вы сейчас сказали, – это философия на грани демагогии, когда «давайте, мы будем лечить не болезнь, а больного». Это лишь слова, на самом деле.
Алексей Хейло:
Это моя рутинная ежедневная практика на протяжении последних 12 лет. Я могу привести массу примеров.
Олег Дружбинский:
«Болезнь – наш друг», «Болезнь – наш враг». На самом деле, ведь не это главное?
Алексей Хейло:
Стилл что говорил? Прямая цитата. Он говорил, что найти болезнь может каждый дурак, а уровень квалификации остеопата определятся тем, насколько он может увидеть здоровье и поддержать его.
Олег Дружбинский:
Я вам сейчас, наверное, открою большую тайну. Каждый дурак, к сожалению, не может найти болезнь. Более того, я подозреваю, что из всего врачебного сообщества хороших диагностов наберется – чуть ли не пальцев одной руки хватит.
Алексей Хейло:
Что имеется в виду? Приходит человек и говорит: друзья, у меня болит голова. Что делает очень хороший диагност и доктор? Диагност и доктор, обладая всем объемом медицинских знаний, начинает делать ему МРТ шеи, головы, начинает смотреть триггерные точки, начинает смотреть объем движений. В то время как с моей точки зрения, клинициста, я достаточно много полечил людей, 70 % головных болей – это состояние органов таза и малого таза и состояние поясницы и крестца. Я не буду сейчас ничего доказывать. Я просто описываю.
В Москве есть доктор, он работает в крупном центре. Он эмпирически нашел, что он может лечить мигрени установкой стентов в варикозно расширенные вены таза. Он этим пользуется. Он не знает, как это объяснить, не знает, как это работает, но несколько врачей мне с придыханием рассказывают о том, что есть такой доктор. В рамках остеопатии абсолютно понятно, что он делает, как это работает. Более того, для того чтобы добиться таких результатов, вообще не обязательно стентировать эти вены.
Олег Дружбинский:
Алексей, продолжаем разговор про остеопатию. Так вот, знаменитый ваш предшественник, основатель остеопатии, выявил закономерности. Какие?
Алексей Хейло:
На основании закономерностей. Собственно, я вам все и описал. Грубо говоря, если в организме все работает так, как Природа предуготовила: все суставы двигаются правильно, везде циркулирует кровь, если здоровая кровь приходит и уходит из клеточного поля, то клеточное поле будет жить ровно столько, на сколько оно запрограммировано. В этом идея, в этом основа. Он имел совершенно феноменальные эффекты как доктор. Указывается, что к нему в очередь записывалось по тысяче человек. Он сделал школу через 15 лет практики. Школа образовалась, по-моему, в 1892 году. В 1874 году ему пришла идея про остеопатию, и он начал подходить с этой стороны. При этом местные ему говорили: ну, понятное дело, у тебя дар, куда ты лезешь? А он был уверен, что сможет научить, и научил. Научил очень многих. Он разработал систему. Более того, он дал начало нескольким школам. Например, в российском понимании остеопат – это человек, который закатывает глаза и прикладывает руки к другому человеку. На самом деле, это маргинальная, очень маленькая часть остеопатии, отдельное направление. Оно официально признаваемое, хотя и плохо объясняемое. В частности, при обучении в Европейской школе остеопатии (а школа имеет аккредитацию клинического университета) в программе есть краниальная терапия. Это отдельный большой раздел.
Анастасия Удилова:
«Краниальная» – это работа с черепом, поясню зрителям.
Алексей Хейло:
Если коротко, есть такое направление – не механические системы человека. Это маленькая часть. Честно говоря, очень много остеопатов в нее не верят по своим причинам, европейские в том числе. Это особая дисциплина, она рабочая, но, в основном остеопатия очень структурна. Мы берем кость, смотрим, правильно ли она работает, и, если неправильно, мы делаем, чтобы она работала правильно. Плюс, есть отдельное направление по работе с внутренними органами. Мы можем пропальпировать практически любой сосуд, любой орган внутри, можем обнаружить его рестрикцию.
Анастасия Удилова:
А рестрикция – что такое?
Алексей Хейло:
Напряжение. Здесь что очень важно? Что в рамках медицины (второй тонкий момент) мы привыкли понимать, что мы всегда можем увидеть болезнь. То есть у человека болит поясница, например, – он идет и ему делают МРТ.
Анастасия Удилова:
Визуальный метод оценки ситуации.
Алексей Хейло:
Да. Если у этого человека на МРТ ничего нет, то ему говорят: у вас начальные проявления остеохондроза, они самые болезненные. Но, на самом деле мы не можем понять. У человека нет никаких грыж, а боли очень сильные – он не может «мама» сказать и в туалет сходить. А есть люди, у которых на МРТ чудовищные изменения – остеофиты, очень большие грыжи, а человека вообще ничего не беспокоит. Он живет себе спокойно. Спина у него иногда на перепад погоды что-то тянет. Мысль в чем? В том, что проблема у человека начинается не тогда, когда что-то сломалось, – она начинается в тот момент времени, когда что-то перестает, например, двигаться так, как должно.
Очень простой пример, понятный женщинам. Есть патология, которой подвержено очень много нашего населения, – так называемая, дисменорея, болезненные месячные. Само по себе название в переводе с латыни говорит: «проблемы с месячными». В чем проблема ― мы не очень хорошо понимаем. Частично понятно: у человека есть изменения на ультразвуке, спайки, изменения в гормонах; но в подавляющем большинстве случаев никаких признаков нет: здоровая женщина, у которой просто очень сильные боли. Какие рекомендации этой женщине? Родишь – пройдет. Или кушай гормональные контрацептивы. Если не прибегать к хитрым, очень умным медицинским подходам, а взять, руками потрогать женщине матку – можно сделать через живот или через влагалище – мы поймем, что в 100 % случаев матка болезненна и плохо подвижна. Это абсолютно ненормально ни для какого органа в теле человека. Если мы с маткой договоримся и с делаем так, чтобы она была безболезненна и подвижна, то у человека помимо того, что пройдут болезненные месячные, часто возникает возможность зачатия, которое раньше не получалось, и так далее и тому подобное.
Анастасия Удилова:
То есть косвенно решается проблема бесплодия?
Алексей Хейло:
Например. Не во всех случаях, но у меня много такого опыта.
Анастасия Удилова:
Расскажите, пожалуйста, механизм вашей работы. Что значит «договориться с маткой»?
Алексей Хейло:
Здесь что у нас? Во-первых, почему матка в таком положении? Почему возникает дисфункция? Есть понятные причины: травмы, перенесенные воспаления, операции и так далее. Но, 60-70 % проблем в голове у женщины. Тонус матки определяется ядрами головного мозга, которые могут быть активизированы на фоне стресса.
Анастасия Удилова:
Психосоматика та самая, возвращаюсь.
Алексей Хейло:
Да. Но, в рамках идеи психологов психосоматика влечёт замыкание внутри головы. Нет. Это рефлекторная стрессовая перегрузка вызывает изменения мобильности, способности к движению, к растяжению внутреннего органа. Надо понимать, что, когда мы дышим, все внутренние органы обязаны двигаться. Та же самая печень двигается на 4-5 см. Если капсула печени, подвешивающий аппарат, теряет способность к движению, – у человека, например, помимо того, что начинает болеть поясница, перестает двигаться правый плечевой сустав. При этом никто не знает, что у него проблемы с печенью, на ультразвуке она нормальная. Никто ультразвуком объем движения печени не мерит, такой идеи даже нет. Но, мы начинаем лечить плечо. Очень плохо. Все физиотерапевты знают, что лечение плечелопаточной периартропатии – одно из самых неприятных, которые могут быть. Мы списываем болезнь на остеохондроз, еще на что-то. Но, вместо того, чтобы заниматься растяжением мышц плеча и работы с шеей, надо договориться с печенью. «Договориться», в моем понимании, это особенная часть остеопатии. Можно дать системе такую опору, что система перебалансируется. Например, для печени можем сжать диафрагму специальными механическими воздействиями и резко отпустить.
Олег Дружбинский:
Алексей, вы много раз уже повторили прекрасную фразу: «договориться с печенью», или с другим органом, с маткой. Как физически происходит «договор»?
Алексей Хейло:
Допустим, мышца находится в спазме. Тело об этом знает, нервная система включена в эту позицию. Есть очень много разных инструментов, но, если мы вместо того, чтобы растягивать эту мышцу, возьмем ее за края с помощью суставов и сблизим до состояния нейтральности, то есть до состояния, чтобы она была расслаблена.
Олег Дружбинский:
Это физическое мануальное воздействие?
Алексей Хейло:
Механическое воздействие, да. Есть другие воздействия, но повторюсь, о них рассказывать нет смысла, потому что надо знать всю подноготную. Но на уровне механики воспроизводимо, тоже работает. Если мы берем и сближаем края мышцы или края фасции…
Анастасия Удилова:
Простите, я перебью. «Фасция» – это соединительно-тканный футляр. Мешочек, в котором находятся мышцы.
Алексей Хейло:
Да. Получается, что тело использует это расслабление, для того чтобы реорганизоваться внутри. Внутри каждого, в любом месте в теле есть желания исцелиться.
Анастасия Удилова:
Это и есть способность организма восстанавливаться?
Алексей Хейло:
Да.
Олег Дружбинский:
Вы помогаете организму самостоятельно восстанавливаться?
Алексей Хейло:
Да.
Олег Дружбинский:
Отлично! В целом понятно, что такое остеопатия, а теперь давайте, мы начнем с главного.
Скажите, пожалуйста, почему такое негативное отношение обычной медицины, или доказательной медицины к остеопатам? Очень много появляется негативных статей, отзывов, врачебное сообщество выступает против остеопатии. Почему? В чем проблема, как вы думаете?
Алексей Хейло:
Очень многоплановый вопрос. Начну издалека. Впервые на научной конференции я выступал в 2004 году в Некрасовской больнице. Конференция была посвящена реабилитации пациентов с заболеваниями позвоночника. Моя тема доклада была посвящена новым хирургическим методам лечения реабилитации пациентов с корешковым синдромом, грыжей диска. После моего выступления встал широко известный в узких кругах профессор и сказал: «Грыжи и диски оперировать не надо. Никогда ни при каких условиях они не могут вызвать корешковый синдром».
Олег Дружбинский:
Защемление нерва, так называемое, известное.
Алексей Хейло:
Да. Я был очень удивлен, потому что на операции я много раз видел этот несчастный синий корешок, который не пульсирует, который натянут на грыже, много раз видел излечение человека после того, как мы убирали грыжу. Я в перерыве к нему подошел и говорю: «Простите, откуда у вас такая информация?» На что он мне сказал, что он вскрывал трупы и увидел, что там анатомически невозможно дотянуться дисковым веществом до корешка. Я говорю: «А вы на операцию ходили когда-нибудь?» Он говорит: «Нет, не считаю необходимым по той простой причине, что все уже понятно на секции». То, что на секции другое тело, в котором венозных расширенных вен, что там другая эластичность тканей, ему даже не приходило в голову. После того во время обучения на кафедре мануальной терапии я несколько раз от своих преподавателей слышал цитирование этого профессора с полным основанием в том, что это есть так.
Медицина – очень инертная дисциплина. Даже в рамках одной специальности очень часто возникают ситуации, когда люди диаметрально противоположным образом смотрят на излечение одного и того же заболевания. Очень часто бывают конфликты. Возникло что-то новое, в основе которого лежит много того, чего люди в рамках медицинской специальности не обучены понимать и видеть, как в примере с печенью, например. Они видят только внешние проявления. Это раз. Когда ты очень долго работаешь, имеешь очень хорошие эффекты, очень тяжело подумать, что в мире есть что-то другое. Так устроено человеческое сознание.
Анастасия Удилова:
Медицина вообще очень стереотипная наука. Я сама медик, могу сказать с полной уверенностью, что мыслим мы несколько стереотипно, консервативно и в отдельных моментах узко.
Алексей Хейло:
Консервативно – это хорошо и плохо. Второй компонент. Медицинской специальностью в нашей стране замечательное направление остеопатия стало несколько лет назад. 3 года, как начали выдаваться сертификаты, 5-6 лет, как медицинская специальность внесена в реестр. За прошедшее время пришло очень много народу и, опираясь на авторитет, заработанный остеопатией, действительно имея к ней сродство, полностью обучились и были способны к этому рукомеслу. В принципе, к любому медицинскому направлению, чтобы иметь хорошие результаты, человек должен иметь способность. Человек не может просто взять и стать хорошим хирургом. Просто хирургом может, а хорошим – к этому надо что-то иметь. Так же и с остеопатией. Так как пошел вал людей, у которых были очень хорошие результаты, много народу начало мимикрировать под остеопатов. То есть люди, имея базовое образование, получив непонятные дипломы, пройдя недельные курсы обучения и так далее, начали называть себя остеопатами.
Олег Дружбинский:
Условно говоря, к вашему движению примазывался ряд шарлатанов, если грубо?
Алексей Хейло:
Да, было на протяжении большого количества времени. Более того, так как не были установлены критерии, что такое остеопатия, люди, может быть, не то чтобы обманывали – они могли заблуждаться, причем, их количество могло кратно превышать.
Олег Дружбинский:
Не надо оправдывать людей, которые вредили.
Алексей Хейло:
Я не знаю. Но по факту их количество могло кратно превышать количество людей, которые, действительно работали. Чтобы стать остеопатом, надо либо после медицинского института закончить ординатуру с последующим практическим подтверждением навыков и постоянным развитием. В моем случае, например, это 4-хлетнее очно-заочное обучение. В случае зарубежных стран это 4-хлетнее очное обучение.
Олег Дружбинский:
Алексей, вы достаточно понятно объяснили, что основное врачебное сообщество, скажем так, консервативно, инертно и воспринимает новые медицинские направления достаточно негативно, а иногда даже просто в штыки. Тем не менее, мне приходилось слышать аргументы более взвешенные от традиционного медицинского сообщества. Речь пойдет о доказательной медицине. Дело в том, что последняя тенденция в понятии «доказательная медицина» говорит о том, что препарат, или какое-то медицинское действие, или услугу, имеет смысл проводить только в случае, если многократно подтверждено. То есть было проведено очень много экспериментов, и стало понятно, что именно это действует: антибиотик работает – не важно, веришь в него или не веришь.
Алексей Хейло:
Обычно результаты бывают лучше у тех терапевтов, которые верят в свой антибиотик, именно поэтому мы проводим закрытые исследования.
Олег Дружбинский:
Итак, есть доказательная медицина, в которой есть непреложные факты, поэтому пишутся протоколы медицинского лечения и по ним все работают. Остеопатия, я так понимаю, отвергает понятия доказательной медицины?
Алексей Хейло:
Нет. Проблема в том, что медицина пытается быть ориентированной на конкретного пациента, а остеопатия по своей сути такой дисциплиной и является. То есть каждый акт лечения – это акт уникального взаимодействия конкретного специалиста и конкретного пациента с конкретной патологией. Для меня нет никакой проблемы, например, построить некий вывод. Взять какое-то количество людей, с ними что-то сделать, и в минимум в 80-85 % случаев воспроизводимо получить клинический лабораторный результат, например, связанный с изменением кровотока именно в головном мозге. У меня таких наблюдений в достаточном количестве. Но, если меня спросят, как я это сделал, я не смогу объяснить людям по той простой причине, что у них нет соответствующего бэкграунда, они не учились вместе со мной 4 года, у них нет понимания. Люди в рамках своей медицинской специальности не понимают, что остеопатия – отдельная большая специальность. Почему-то никто не приходит к гастроэнтерологу с вопросом: а что вы думаете о последних работах по пересадке головы и спинного мозга? С умным видом выслушивают его точку зрения и потом рассказывают всем остальным людям. Остеопатия – это большая, самостоятельная, очень глубокая, уникальная дисциплина, которая содержит в себе много таких аспектов, взаимодействий, которые нигде больше не рассматриваются.
В чем вопрос про доказательность? Допустим, у меня есть несколько готовых статей, правда. Я могу их отдать в печать, возможно, их даже напечатают, если я договорюсь с редакцией. Потом кто-нибудь возьмется воспроизвести, но у него не будет таких же результатов. Почему? Потому что делал не я, а другой человек. В моей остеопатической группе, в которой мы учились, начинали 12 человек, закончили 7. Из 7 человек ни один не работает так же, как работает другой. Чем больше проходит времени после окончания остеопатической школы, тем больше отличаются наши подходы. Одни и те же учителя, мы друг на друге тренировались, мы друг у друга что-то подсматривали, но в практике всё всегда очень по-разному. Это наложение психофизиологических способностей конкретного доктора на его полученные знания. В результате кто-то взял одну часть, кто-то взял другую часть. Почему остеопатия всегда работает? Потому что мы и в рамках остеопатии, и в случае большой медицины всегда опираемся на универсальный механизм здоровья. Когда хирург разрезает человека, когда он инвазивно его разрушает для пользы, организм потом заживает не потому что хирург хороший или плохой, а потому что у него есть потенциал к заживлению. Если потенциала нет, человек никогда не выздоровеет, какой бы не был рукастый и замечательный доктор.
Олег Дружбинский:
«Есть потенциал» и другие термины, типа «давайте поднимемся над средой и обозрим перспективы» – это хорошие слова, но мне все время хочется прийти к практическим и понятным вещам.
Анастасия Удилова:
Наверняка, когда вас обучают, на лекции приводят доказательства о том, что, например, существует биопотенциал. Я так понимаю, что остеопат работает с биопотенциалом?
Алексей Хейло:
Нет. Вообще нет. Давайте, оставим биопотенциал в стороне. Всё, чему нас учат, на 90 % реально всё очень доказуемо. Допустим, есть понятие «фасилитированный сегмент». Один американский нейрофизиолог четко показал. На одном куске спинного мозга одновременно висит мышца, кусок кожи и внутренний орган.
Анастасия Удилова:
«Висит» – вы имеете в виду, иннервируется?
Алексей Хейло:
Иннервируется, да. Если по каким-то причинам возникает раздражающий эффект, в нашем случае на внутренний орган, например, то реагирует не только он, но и кусок кожи, и мышца. Мышца приходит в состояние напряжения и спазма. Соответственно, можно работать с кожей посредством ее раздражения и менять чувствительность всего сегмента. В результате могут возникать эффекты как на внутренний орган, так и на мышцу. Так работает рефлексотерапия. Можно работать на внутреннем органе и получать эффекты на мышечном уровне. Здесь всё обосновано. Есть разработанная механика, биомеханика Литтл Джона, о том, как взаимодействуют позвонки с опорой на центральную нервную систему, как они могут двигаться.
Олег Дружбинский:
Я уточню. Вам дают некие, как формулы в математике, совершенно доказанные? А + В = С. Да?
Алексей Хейло:
Понимаете, это всегда модели. В чем наша проблема в медицине, я считаю? В том, что мы почему-то решили, что наше видение человека именно такое, какой он и есть. На самом деле, мы, обладая неким узким спектром восприятия, посмотрели на глобальность феерического размера, увидели свой, знакомый нам кусок, отследили маленькие тенденции, и пытаемся на их основании экстраполировать все, что происходит. Всё, что мы не можем объяснить, мы отбрасываем. Но у каждого врача, в любой сфере существует целая толпа народу, люди к нему приходят, у них есть реальные жалобы, а что с ними делать – он не знает. Типичная история: «У меня болит живот» – на ультразвуке все нормально – «Это у вас позвоночник» – на позвоночнике грыж нет – «Вам к гинекологу» – гинеколог говорит: «Все, свободен. До свидания». Человек ходит вот так по кругу между врачами. При этом все они очень довольны собой, потому что они свою проблему исключили. В моем понимании, как я чувствую и вижу, при современном взгляде на ситуацию медицина может идентифицировать лишь процентов 10-15 проблематики, из того, что я понимаю. Я понимаю далеко не все. Остальная часть находится в тени, не потому что мы не можем её увидеть, а потому что мы туда не смотрим. Почему мы туда не смотрим? Это особенности европейского сознания. Когда анатомы вскрывали человека, они все фасции выбрасывали в сторону, разделяли по границам. В то время как фасция – это единый, объединяющий комплекс.
Олег Дружбинский:
Для тех, кто не знает, «фасция» – это пленочка между кусочками мяса.
Алексей Хейло:
На куске мяса снаружи как кусок целлофана.
Олег Дружбинский:
Кто говядину разделывают, тот знает, о чем я говорю.
Алексей Хейло:
Даже курятину. Так вот, мало кто понимает, что такой же «целлофан» есть на легких, на кишечнике, на мозге, на спинном мозге, выстилает кость, выстилает сосуды. Все эти пленки постоянно находятся в постоянном взаимодействии между собой. Если с одной из них что-то происходит, то состояние передается в рамках системы неограниченно далеко. Это реально отследить руками очень просто.
Анастасия Удилова:
Скажите, пожалуйста, вы сказали, что у вас есть механическое воздействие на ткани. Насколько я знаю, еще есть тактильное воздействие, то есть вы чувствуете ткань, вы чувствуете биопотенциал, что ли. Как сказать правильно?
Алексей Хейло:
Вы сейчас хотите уйти в те сферы, которые...
Анастасия Удилова:
Мне интересно. Я сейчас объясню, какое понимание у людей. Каким образом человек, который приложил свои руки, закрыл глаза, постоял 10 минут, помолчал, сделает мне хорошо? Потому что есть механизм работы не только, как вы говорите, механического воздействия, но и энергетического.
Алексей Хейло:
Вы сейчас ящик Пандоры открываете.
Анастасия Удилова:
Вы объясните, если я заблуждаюсь.
Алексей Хейло:
Вы не заблуждаетесь. Да, 10-ю минутами обычно не заканчивается. Это отдельная часть вселенской организации. В принципе, это даже не сама по себе остеопатия, а ее продолжение. На основании структуральных техник один из учеников Стилла, господин Сазерленд, открыл, что, с его точки зрения, кости черепа подвижны, условно. Разумеется, там нет макси-движения, как в нижней челюсти, но, тем не менее, там каким-то образом происходит взаимодействие, которое, например, очень нужно черепу для того чтобы адаптироваться к перепаду атмосферного давления в его швах. Существуют колебания. Можно реально почувствовать руками, когда шов закрыт, то есть можно потрогать шов в черепе человека и понять: этот болит, этот нет, этот жесткий, этот мягкий, эластичный и пружинит.
Основное оружие остеопата до тех пор, пока он придет в то, что вы называете странным словом «биопотенциал», он всегда работает через пальпацию. Он смотрит: это двигается, какое конечное движение, объем движений, амплитуда. Для остеопата симметрия и асимметрия тела не должны являться признаком здоровья и нездоровья. Признаком является симметрия движения. Человек может быть неограниченно некрасивым и кривым, но по его движениям можно понять, что он очень потенциален, или он может быть прекрасно сложен как атлет, очень гармоничным и симметричным, но ты его трогаешь и понимаешь, что он насквозь глубоко больной и долго жить не будет, например. Это не коррелирующие вещи.
Попробую объяснить. Глубоко внедряться я не буду, потому что может быть использовано против меня, но, тем не менее, позволит объяснить ситуацию. Во-первых, помните, мы говорили с вами про ДНК? Существует идея, тоже не голословная. Некто Питер Блешмет, германский профессор, эмбриолог, в конце 1980-х годов написал монографию «Морфогенетические поля в роли развития человеческого эмбриона». В ней он сказал, что он вскрыл тысячи эмбрионов и нашел, что органогенез происходит под воздействием внешней силы, то есть орган растет не изнутри, а что-то его формирует. В принципе, такая гипотеза поддерживается некоторыми гистологами. Я видел лично интервью профессора кафедры в Оксфорде, одного из универов генетики, который сказал: да, есть такая концепция. То есть гены как бы кодируют кирпичи; что мы из этих кирпичей сложим – зависит от чего-то извне. Возможно, эта информация содержится в электромагнитном поле, просто настолько слабого напряжения, что мы не можем его расшифровать и понять информацию оттуда. Возможно. Это вне наших технологических способностей. Это часть того, что мы понимаем под словом «здоровье».
Олег Дружбинский:
Алексей, вы знаете, манипулирование словами –прекрасный метод, и я им достаточно хорошо владею. Но, вы идете по грани между медициной и мистикой.
Алексей Хейло:
Вы мне сами задали этот вопрос.
Анастасия Удилова:
Люди так работают, я пытаюсь объяснить.
Олег Дружбинский:
Я допускаю. Извините, дам вам немного отдохнуть. Хотите?
Алексей Хейло:
Не хочу отдыха. Я вам объясню примером, который вы не сможете отбить. Конечно, известная история. Когда речь идет о квантовой физике – уже сразу вранье, но, тем не менее. Многократно повторенный эксперимент. Люди пытались понять, что такое электрон. Ставили щели, стреляли, много раз описано. Пытались понять, как он себя ведет: как частица или как волна? Он должен был оставлять разные следы. Не буду вдаваться в подобности, но фокус в том, что, когда ставили камеру и включали ее, он вел себя одним образом – как частица, когда камера была выключена и никто не следил за электроном – он вел себя как волна. Если вы мне объясните, как это происходит, я вам объясню, как работает остеопатия.
Олег Дружбинский:
То есть вы отвечаете вопросом на вопрос; прекрасный метод дискуссии.
Алексей Хейло:
Я хочу сказать, что остеопат работает именно так, с моей точки зрения. Он наблюдатель системы.
Олег Дружбинский:
«Система», «корпускулярное движение», «волновое» и так далее – очень интересные слова, мы все когда-то учили физику. Вопрос: как вы помогаете пациенту? Что вот здесь происходит?
Алексей Хейло:
До тех пор, пока люди не изобрели антибиотики, одним из основных методов лечения туберкулеза являлось отправка людей на Женевское озеро. Почему? Потому что это место, где человек спокоен, где он расслабляется, где он не думает о своих социальных проблемах. Там красивая природа, он с природой рядом. Когда животное начинает болеть, оно что делает? Оно идет в лесок и ложится под дерево, и не трогайте меня.
Олег Дружбинский:
Но, это же всем известно! Вы так говорите, как откровение. Все всё и так знают.
Алексей Хейло:
Если вы всё знаете, почему тогда вопрос? Остеопат – это человек, который дает другому человеку состояние, в котором он может самовосстановиться. Еще раз. Я понимаю ваш интерес, но я не смогу вам объяснить. У вас нет опыта переживания, лечения у адекватного остеопата. Иначе вы бы не задавали таких вопросов. Значительную часть пациентов остеопата представляют из себя, например, младенцы. Очень часто у младенцев получаются такие результаты, которые по-другому быть достигнуты не могут. Младенцам нельзя объяснить, что его принесли к классному доктору. Он вообще ничего не понимает, тем не менее, результаты очень хорошие, крутые-крутые, не получаемые никакими супер-мега-методами.
Основа, идея какая? Я вам говорил с самого начала, что наша система спрограммирована. Не случайное совпадение, что мы здесь живем. Остеопаты в традиции понимают, что это так. Есть некий ресурс, назовем его «здоровье», которое человека от момента зачатия до момента смерти провожает и максимально эффективно поддерживает его функциональность, невзирая на всё то, что человек сам с собой делает. При этом человек обычно не находится в состоянии спокойного принятия, он находится в состоянии истерики, ожидания от будущего или страха прошлого. Если этого человека, даже он сам, возвращают в состояние «здесь и сейчас», и ни о чем он не парится, он расслаблен и спокоен, очень большое количество его проблем отваливается. Значительная часть моих пациентов, с разными жалобами, от головных болей до аллергии, до поллинозов и так далее, говорят: мы выезжаем в аэропорт – у нас проходят все жалобы. Мы только сели в такси, чтобы доехать до Домодедово, – у нас перестала болеть голова, которая болела до этого два месяца.
Олег Дружбинский:
Алексей, секундочку. Вы рассказываете общеизвестные факты. Есть психосоматика. Системы человеческого организма во многом загадочны. Их все знают, но одновременно неизвестно.
Алексей Хейло:
Остеопат умеет с этим работать осознанно.
Олег Дружбинский:
Да, я понимаю, что за 2 минуты на пальцах всё не объяснишь. Но, что у человека, действительно, есть аутоиммунная система, которая неожиданно начинает воспринимать что-то в организме как врага и нападает на это…
Алексей Хейло:
Я сейчас буду грубо говорить. Допустим, вы только что закончили 2 класс средней школы. Потом приходите ко мне и говорите: «Дорогой товарищ, расскажи мне, как строят космолеты?» Я вам, конечно, могу сказать: «Понимаешь, мальчик, это такие железные штуки, мы кладем сюда, и отсюда вылетает огонь». Он говорит: «Вы знаете, это общеизвестные факты, в принципе. Расскажи нам что-то еще». Я говорю: «Мальчик, у тебя не хватит знаний, для того чтобы понять, что я скажу».
Олег Дружбинский:
Хорошо. Алексей, я вполне допускаю, что я тот дикарь, который с копьем пришел тыкать в вашу летающую тарелку. Пришел потыкать и спросить: «А что это такое? Оно серебристое. Как оно летает?» Мы к концу эфира только начали формулировать к вам вопросы. Мы ответов, конечно, никаких не получили, но, по крайней мере, мы теперь понимаем, о чем мы спрашивать. Я бы предложил еще раз встретиться и поговорить.
Алексей Хейло:
Буду рад.
Олег Дружбинский:
Тем не менее, последний вопрос. Вы сами отдаете себе отчет – не как остеопат, а лично вы, как доктор, каким образом вы помогаете пациенту? Каким новым знанием вы обладаете?
Алексей Хейло:
Безусловно. В момент времени, когда происходит лечение, я понимаю, что где происходит, каким образом, почему оно происходит, к чему это приводит, не всегда и не в полном объеме. Сейчас очень сильно утрирую, потому что для полноты интриги хочу сразу оговориться. То, о чем мы сейчас очень подробно разговариваем, – это маленький остеопатический кусок, вообще не обязательный ни для чего. Есть люди нездоровые на голову, они не хотят брать и хрустеть шеей. Они могут это делать и обязаны уметь делать, но им почему-то хочется большего. Это вообще не обязательный номер программы. Эти странные люди зазнаются и идут странными техниками. Все остальное очень доказано, обосновано и понятно. О чём вся остеопатия? Крутим – позвонки стоят так; если двигается сюда – двигаем в другую сторону; так мы двигаем мышцу, напрягаем, расслабляем, перепрограммируем нервную систему; здесь мы растягиваем. Можно выйти, всё разложить и показать. Но именно поэтому, наверное, не так интересно, именно поэтому никто по данному поводу вопросов не задает. Дядька, который все это придумал, говорил, что это ни в коей мере не исключение структуральной остеопатии.
Олег Дружбинский:
А чем она отличается от другой остеопатии?
Алексей Хейло:
Что такое мануальная терапия, понимаете? Это маленький кусочек структуральной остеопатии, если говорить просто. То есть все техники прецизионной, очень точной работы со всеми суставами, с костями, с мышцами, с фасциями представлены в остеопатии, и это, на самом деле, основной пул. С моей точки зрения основная проблема в том, что очень много народу, который сейчас идет заниматься остеопатией, идут прицельно на некие чудеса и шаманизм. Они есть.
Олег Дружбинский:
Интересно, как настоящие остеопаты относятся к этим, скажем так, «идущим на шаманизм»? Вы внутри как-то разделяете друг от друга?
Алексей Хейло:
Остеопатия – очень персонифицированная специальность. В отличие от доктора, который работает в большом стационаре, к тебе приходит человек, у которого может быть все что угодно, и за тобой нет вообще никого, то есть ты должен сам быть специалистом всех профилей и быть готовым к любому развитию событий. Это воспитывает внутри человека определенное состояние. Мы такие до некоторой степени единоличники. Но людям, которые созрели как остеопаты, по большому счету, никто не нужен. Поэтому не проводится чемпионатов среди остеопатов: кто самый крутой, кто не крутой.
Олег Дружбинский:
Есть своё сообщество?
Алексей Хейло:
Безусловно. У нас появился замечательный журнал ВАК, уже несколько лет. Мы можем делать научные публикации, можем диссертации защищать. У нас есть Российское остеопатическое сообщество, есть Единый национальный регистр остеопатов. У нас внутри тоже есть противоречия и течения, но, мы организуемся. У нас есть сообщества, и люди, которые обладают только определенными компетенциями, готовы участвовать в сообществе. Но, опять-таки, надо понять: для того чтобы вызреть как человек, который может делать эти штуки, я глубоко убежден, надо сначала научиться всему остальному: и хрустеть позвонками, и поднимать почки, и расслаблять кишечник, и прочие всякие штуки.
Олег Дружбинский:
Скажите, пожалуйста. Последний вопрос. Как вы считаете, остеопатом имеет право быть только человек, получивший классическое медицинское образование, или любой?
Алексей Хейло:
Как человек, который выступает от лица сообщества, скажу, что, конечно, – те, кто закончили медицинское образование. Но я в это не верю. В Европе это парамедицинская специальность. Человек пошел, закончил 4-хлетний курс полного обучения, с анатомией, с медицинскими предметами. В чем сложность у нас? В том, что, изучая остеопатию здесь, человек немедицинский не знает ни физиологии, ни анатомии, ни общеклинической патологии, не знает, кого надо слать на МРТ, кого срочно надо отправлять к специалистам и прочие все вещи. Это зона риска. Но потенциально человек может всё изучить, и поэтому я бы не стал жестко рубить: так или так. Я знаю очень много достойных остеопатов, которые получили документы до того, как остеопатия стала официальной медицинской специальностью, и они очень хорошо практикуют, имеют очень хорошие результаты. Я знаю людей, которые имеют медицинские дипломы, и они остеопаты так себе. Поэтому, разумеется, медицинское образование – не критерий, но, в целом, сейчас в стране это закон. Если ты называешь себя остеопатом – ты человек, имеющий медицинское образование, имеющий диплом и имеющий сертификат. Если ты их не имеешь – называй себя как-нибудь еще: остеопракт, остео-еще кто-нибудь.
Олег Дружбинский:
Друзья, наша программа подошла к концу. Очень интересная программа. Мы поговорили про остеопатию. Это определенная загадка, по крайней мере, для меня. Когда-то, давным-давно врачи вскрывали вены, чтобы снять давление. Но медицина развивается вперед, и у меня такое ощущение, что мы очень много недоговорили о том, что ждет в будущем нашу медицину, в том числе в связи и с направлением, которым вы занимаетесь.
Алексей Хейло:
Весьма вероятно. Я вижу большую перспективу.
Анастасия Удилова:
Алексей, большое спасибо, что уделили нам время! Возможно, мы еще с вами встретимся.
Олег Дружбинский:
Спасибо!
Алексей Хейло:
Спасибо! Всего доброго!