Юлия Геворгян:
В эфире программа «Улыбка на миллион». Сегодня у нас в гостях врач анестезиолог-реаниматолог отделения анестезиологии-реанимации центра сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева, ассистент кафедры анестезиологии-реанимации факультета усовершенствования врачей имени А.Н. Бакулева, медицинский блогер @med_otvet Анна Лосева.
Анна, спасибо большое, что приняли наше приглашение! Анестезиологи — это отдельная каста, на мой взгляд, важная и нужная специализация в медицине, поэтому я Вас прошу подробно рассказать об этой сфере.
Какие бывают виды наркоза?
Анна Лосева:
Мне очень приятно, что Вы меня позвали. Складывается впечатление, что в обществе не очень осведомлены о том, кто такие анестезиологи, что такое анестезия. Превалирует ощущение, что все только боятся, но боятся, потому что неизвестно.
Кто такие анестезиологи? Как говорит мой друг: ангелы благодатного сна. Звучит очень романтично, но не только во сне дело, анестезиологи отвечают не только за него. Анестезиологи, прежде всего, такие же врачи, как и все. Вы, может быть, удивитесь, что я это говорю. Я общаюсь с пациентами, с родственниками пациентов, с родителями своих пациентов и складывается впечатление, что они не знают, кто я. Когда я прихожу и представляюсь, говорю, что я анестезиолог, они не представляют, что это такой же врач, как хирург, который будет оперировать, как кардиолог, который их лечит. Наша работа очень специфична, время контакта с пациентом несколько меньше, чем, допустим, у лечащего доктора, хирурга, который сначала осматривает, находит показания к операции и совершает операцию, потом смотрит за своими результатами. Мы приходим к пациенту до операции, знакомимся с ним, знакомимся с его историей болезни.
Юлия Геворгян:
Анна, Вы работаете в центре Бакулева, где проходят серьезнейшие операции на сердце. Анестезиолог на операции ― один из самых главных, потому что от Вас много зависит. Вы выполняете важную функцию, жизненную функцию.
Анна Лосева:
В кардиохирургии роль анестезиолога сложно недооценить.
Юлия Геворгян:
Мне кажется, в любой сфере, даже в стоматологии.
Анна Лосева:
В стоматологии тоже, конечно. Да, мы действительно занимаемся поддержанием жизни во время такого сложного периода для человека, как его операция. Во время кардиохирургической операции действия анестезиолога непосредственно влияют на исход операции. На время кардиохирургической операции анестезиолог берет на себя управление функциями организма, что чрезвычайно важно, и понимание всех процессов, которые происходят в организме, входит в обязанность анестезиолога.
Наша специальность смежная, это анестезиология и реанимация. На данный момент она смежная, возможно, когда-нибудь мы разойдемся с реаниматологами, и будет отдельная специальность. Но, само слово «реанимация» - это протезирование жизненных функций, этим мы и занимаемся. То есть, когда отсутствует самостоятельное дыхание - мы обеспечиваем дыхание, без дыхания жизнь невозможна, и поэтому, если анестезиолог свою функцию не выполнит, то наступит критическое состояние или смерть. Поэтому работа анестезиолога чрезвычайно важна, но она проходит в тени хирурга и других врачей, так скажем, ее не видят ни пациент, ни его родственники. Во время работы анестезиолога пациент спит и, конечно, он ее не видит.
Юлия Геворгян:
Не скажите. Например, операция кесарево сечение. Конечно, нельзя сравнить с сердечно-сосудистой операцией, но, все равно, анестезиологи приходят, общаются, спрашивают, подготавливают, выполняют определённые манипуляции. Я, например, хорошо понимаю, что это очень важно. Даже взять эпидуральную анестезию, без отключения сознания, я прекрасно понимаю, что шаг вправо, шаг влево ― и может плохо закончиться, например, в данном случае для роженицы и для ребенка.
Расскажите о видах наркоза, какие существуют сейчас, в XXI веке? Каким образом людям дают анестезию? Про стоматологический капельный анестетик можно тоже, но меня волнует более серьезная анестезия.
Анна Лосева:
Хочу оговориться, что не бывает маленьких анестезий, такого понятия нет. Если применяется анестезия - это всегда одинаково сложно, всегда несет в себе одинаковое количество и вероятность рисков. Вы в общем упомянули об эпидуральной анестезии, будто бы это менее серьезное мероприятие, чем общая анестезия. Нет, не бывает маленьких наркозов.
Юлия Геворгян:
Мне казалось, что эпидуральная анестезия попроще, нежели общий наркоз.
Анна Лосева:
Нет, это совсем не так. Это тоже частое заблуждение в представлении о том, как мы работаем. Еще хотелось бы оговориться, что слово «наркоз» уходит уже далеко в прошлое, сейчас даже некорректно так говорить. Правильно говорить «общая анестезия».
Юлия Геворгян:
Общее обезболивание?
Анна Лосева:
Правильный термин именно «общая анестезия», потому что не только обезболивание часть анестезии, но еще и другие ее компоненты. Поэтому наркоз равно общая анестезия, так говорить правильно. Это состояние пациента, когда его сознание выключено с помощью фармакологических препаратов. Они могут быть доставлены в организм разными способами. Это могут быть ингаляционные анестетики ― человек вдохнул и заснул. Это могут быть внутривенные препараты.
Слово «наркоз» уходит уже в прошлое, сейчас даже некорректно так говорить. Правильно говорить «общая анестезия».
Юлия Геворгян:
Что значит «вдохнул и заснул»? Реально вдохнул и вырубился?
Анна Лосева:
Да. Этот вид анестезии называется ингаляционная анестезия. У нас есть ряд препаратов, называются ингаляционные анестетики, которые подаются с помощью наркозно-дыхательной аппаратуры для начала в маску. Человеку на лицо анестезиолог накладывает маску, человек вдыхает газы и наступает состояние сна, анестезия.
Юлия Геворгян:
Засыпает? Безболезненно, без страха, просто человек засыпает? Его не интубируют?
Анна Лосева:
В дальнейшем возможна интубация, но тут зависит от того, какая предстоит операция.
Юлия Геворгян:
В каких случаях дают ингаляционную анестезию?
Анна Лосева:
Ингаляционная анестезия ― это, в общем-то, детская практика, самый часто применяемый вид анестезии.
Юлия Геворгян:
Применяется для общих операций?
Анна Лосева:
В стоматологии также.
Юлия Геворгян:
Как в стоматологии работать с ребёнком после ингаляционной анестезии? Ребёнок будет спать, полость рта закрыта.
Анна Лосева:
Ее открывают с помощью расширителей рта.
Юлия Геворгян:
Это достаточно сложный процесс. Наверное, в случае очень большого объема работы, челюстно-лицевая хирургия, серьезных стационарных операций?
Анна Лосева:
В стоматологии, где лечат кариес, те же самые методы, тоже можно применять. Там это основной метод анестезии. Я в стоматологии в данный момент не работаю и не работала, но у меня есть коллеги в этой области и я знаю, что там происходит. Сейчас они применяют этот вид анестезии.
Юлия Геворгян:
Итак, первый вид – ингаляционный. Второй?
Анна Лосева:
Тотальная внутривенная анестезия. Относится больше к взрослым пациентам, потому что для того, чтобы ее провести, нужно потерпеть постановку внутривенную катетера, то есть укол. С детьми раннего возраста на укол не сторгуешься, поэтому для них легче в маску подышать, всякие игры для этого придумывают, так они легче переносят. Когда хотят провести внутривенную анестезию, нужно внутривенно поставить катетер, это более взрослые пациенты или дети старше 10 лет. Препараты вводятся внутривенно. У нас для внутривенного применения есть и снотворные средства – гипнотики, которые вызывают сон, средства для релаксации мышц, чтобы придать пациенту нужное положение во время операции; бывают операции на животе, на боку, на спине – классический вариант. Также внутривенно вводятся наркотические препараты.
Юлия Геворгян:
Для чего вводятся наркотические препараты?
Анна Лосева:
Наркотические препараты – это и есть обезболивание, они обеспечивают обезболивание. Чтобы Вам было понятнее, я скажу, что анестезия состоит из нескольких компонентов. Первое – это обезболивание. Второе – это сон. Третье - это расслабление мышц. Четвертое – это защита всех органов. Когда мы вводим все препараты, у нас по-другому начинает функционировать организм. Например, при введении препарата, который расслабляет мышцы, расслабляется и дыхательная мускулатура, человек не может дышать сам, поэтому функцию дыхания должен обеспечить анестезиолог. Это уже входит в понятие защиты внутренних органов от гипоксии, которая возможна, если пациент не будет дышать.
Анестезиология долго шла к тому, чтобы прийти к многокомпонентности, потому человечество ленивое и как всегда искало, как и сейчас ищет, 1 таблетку. Так и искали один препарат, чтобы обеспечить все компоненты анестезии. Но история показала, что это фатальный путь. Чтобы обеспечить все компоненты анестезии, обычно приходилось пользовать токсичными дозами препаратов, и тогда уже было сложно управлять пациентом. Сейчас вводится хорошо управляемый, короткого действия препарат и в такой комбинации, чтобы получить все компоненты анестезии. Сейчас наркоз сбалансированный и называется комбинированным, это еще один вид анестезии. Мы уже с вами разобрали ингаляционную, когда только вдыхают, тотальная внутривенная анестезия, и комбинированная анестезия, когда используются внутривенные препараты и ингаляционные анестетики.
Юлия Геворгян:
Вначале маска, потом по венам пускают?
Анна Лосева:
Да. Стандартная схема анестезии у детей: засыпает, вдыхая ингаляционный анестетик, потом добавляется внутривенно наркотический анальгетик, препарат, расслабляющий мышцы, называется миорелаксант; производится интубация трахеи, потому что введены миорелаксанты и он уже не сможет сам дышать, в трахею вставляется трубка, чтобы протезировать функцию дыхания. Подключается наркозный аппарат, который выполняет функцию искусственной вентиляции легких ― подает в легкие нужный объем воздуха, с нужной частотой для данного возраста и веса пациента и ситуации. Этот же аппарат подает ингаляционный анестетик, он обеспечивает сон, а мы добавляем обезболивающее и, если требует ситуация, длительная операция, еще добавляем препараты, которые расслабляют мышцы.
Юлия Геворгян:
Как долго человек может находиться в состоянии общей анестезии?
Анна Лосева:
Бесконечно долго. Сейчас медицина на таком уровне, что мы можем протезировать функцию любого органа. В кардиохирургии мы протезируем функцию сердца, и может быть дальше, кроме мозга.
Юлия Геворгян:
Вы имеете в виду, что останавливают сердце при аортокоронарном шунтировании?
Анна Лосева:
На данном этапе развития медицины при аортокоронарном шунтировании сердце практически никогда не останавливают. Но, я работаю с детьми и их врожденными пороками сердца, в лечении врожденных пороков мы останавливаем сердце. Мы можем это сделать, потому что у нас подключен аппарат искусственного кровообращения – насос, который качает кровь. Из организма забирает венозную кровь, в которой уже мало кислорода, есть метаболиты. Забирает всё, обогащает кислородом и возвращает в организм. То есть, можно на время остановить сердце, а организм продолжит жить. Конечно, для организма большой стресс, оно же искусственное, это неестественное состояние.
Юлия Геворгян:
Как дети переносят реабилитационный период, отход от анестезии? Сложно?
Анна Лосева:
Зависит от продолжительности операции, от исходного состояния детей, от исходного психоэмоционального состояния ребенка.
Юлия Геворгян:
Вы работаете с детьми какого возраста?
Анна Лосева:
С 1-ого дня жизни до года.
Юлия Геворгян:
Вы стоите на операции, где оперируют грудничков. Я просто снимаю шляпу!
Еще какие виды анестезии? Седация – что такое?
Анна Лосева:
Седация – это отдельный вид анестезии, когда мы ставим перед собой цель убрать страх, убрать волнение пациента.
Юлия Геворгян:
Седация – опьяненное состояние?
Анна Лосева:
Да, до человека можно достучаться, он контактен, но внешняя ситуация его не волнует.
Юлия Геворгян:
Для стоматологических манипуляций лучше седация, если не длительные операции на 9 -10 часов. Потому что человек в сознании, он ничего не понимает, проходит 2 часа, а ему кажется, что 3 минуты прошло, при этом человек сам дышит, у него открыт рот и ему можно сказать: откройте рот, закройте рот, сплюньте. Он в состоянии выполнить команды, он не в отключке. Каким образом делают седацию?
Анна Лосева:
Седация, в основном, внутривенная анестезия. Я знаю, что для взрослых в стоматологии сейчас используют препарат дексдор ― один из новейших препаратов для анестезии, который сейчас есть. Он вызывает состояние, когда человек находится в полудреме, эмоционально не реагирует на ситуацию, но с ним возможен контакт, он может выполнить команды. Таким образом лечение может быть выполнено в полном объеме с помощью пациента, когда он помогает удалить изо рта то, что у него накопилось и так далее.
Юлия Геворгян:
Когда работаешь во рту, лучше, чтобы человек мог глотать, сплюнуть, открыть рот, потому что в этом плане есть определенные сложности.
Анестезия состоит из нескольких компонентов: обезболивание, сон, расслабление мышц и защита всех органов.
Как Вы считаете, анестезия наносит вред организму? Мы прибегаем к обезболиванию от безвыходности, или она не несет никакой отрицательной нагрузки?
Анна Лосева:
Сейчас фармакология до того хорошо развилась, что современные препараты можно назвать безопасными. Конечно, процесс шёл путем проб и ошибок, и были препараты, которые сейчас считаются даже вредоносными.
Юлия Геворгян:
Еще лет 50 назад применяли что?
Анна Лосева:
То, что сейчас ни один анестезиолог не захочет применять. Были популярны такие препараты, как дроперидол, он абсолютно неуправляем. Это внутривенный препарат в сочетании с опиоидным анестетиком. Была целая веха нейролептанальгезии. Во времена Перл-Харбра был пик популярности этого метода. Представляете эту трагедию, сколько раненых, сколько погибших! Очень много раненых погибли в результате применения нейролептаналгезии, потому что они находились в состоянии геморрагического шока, теряли очень много крови, им вводились препараты, от которых гемодинамика разваливалась. Гемодинамика – это движение крови по сосудам. Падало артериальное давление, из-за этого начинались другие проблемы, мозг не кровоснабжался в достаточном объёме и так далее. Очень много людей погибло из-за того, что был применен этот метод. Тогда он был на пике популярности. Когда случилась эта трагедия, тотальную внутривенную анестезию таким методом даже назвали «гуманным методом эвтаназии». Сейчас в мире есть препарат, называется тиопентал натрия, его применяют для смертной казни в Америке, а раньше это был препарат для анестезии.
Юлия Геворгян:
Да Вы что?! То есть, они вводят большую дозу и достигают результата?
Анна Лосева:
Да. Но, сейчас этим препаратом для анестезии не пользуются. Не хочу никого расстраивать, но идеального анестетика до сих пор нет. Есть более современные, у них есть определенные критерии. Например, управляемость - человек быстро засыпает, быстро пробуждается, если нужно проверить состояние сознания человека ― отключаешь, буквально, через несколько минут человек просыпается, это важно. Также, чтобы метаболиты не были токсичными. Например, многие миорелаксанты - препараты, которые расслабляют мышцы, сейчас настолько современные и классные, что они метаболизируются в СО2 - углекислый газ и воду, то есть в те продукты обмена, естественные для организма. Это не токсичные продукты и это здорово. Конечно, сейчас препараты можно назвать безопасными.
Возвращаясь к вопросу, с чего мы начали: считаю ли я анестезию безопасной, или это чаще всего необходимость? Я считаю ее безопасной, но в любом случае, как и любой анестезиолог, я никогда не хочу проводить наркоз в отличие от хирурга, который всегда хочет оперировать, потому что наркоз ― это всегда риск. Если можно без него обойтись, лучше обойтись. Но, другое дело, когда идет разговор о детской практике, у нас в стране существует мнение, что ребенок не должен присутствовать на своей операции. Я разделяю эту точку зрения.
Юлия Геворгян:
Что значит «присутствовать на своей операции»? Имеется в виду, что надо сознание отключать, применять не эпидуральную анестезию?
Анна Лосева:
Обычно, если детям делают эпидуральную анестезию, им добавляют снотворное, чтобы они спали. Ребенок не должен быть в сознании на своей операции, потому что это может покалечить его психику. Есть очень распространенная практика, когда родители отказываются от наркоза, в той же стоматологии, им предлагают удерживать ребенка в момент манипуляции. У ребенка не только будет страх врачей, но и как потом с родителями контактировать?
Юлия Геворгян:
Дети в стоматологии ― отдельная тема. Очень много зависит от родителей, как они ребенка настроят. Бывают идеальные дети ― приходят, садятся, они все понимают, терпят укол. Если хороший специалист, то и укол не больно, потому что мы то место, куда войдет игла, обезболиваем. Бывают неуравновешенные дети, с психологическими проблемами, с ними невозможно договориться. Им еще ничего не сделали, а они уже кричат, или ранее был опыт. Я много лет работаю в стоматологическом бизнесе; на мой взгляд, если возможно избежать, то надо избежать. Если ребенок психологически нестабилен, то лучше сделать седацию, потому что, как говорит мой папа, из 2-х зол надо выбирать меньшее. У нас в клиниках Мастердент есть функция седации, всегда к детям вдвойне аккуратное, осторожное отношение. Но меня всегда смущают аллергические реакции. Лично у меня никогда не было общей анестезии, и допустим, если сейчас будет какая-то ситуация, мне нужна будет ингаляция или анестезия по вене, а я не знаю, есть у меня реакция или нет. Я врачу не могу сказать, а допустим, надо делать быстро, я не успеваю сделать аллергопробы. Таких моментов я опасаюсь больше всего. В клинике, когда врачи колют местную анестезию, все равно мы волнуемся, потому что не знаем, как отреагирует пациент. Мы всегда ходим по определенной грани, по лезвию, так скажем. Про Вас я вообще молчу, Вы работаете с совсем маленькими детьми. Там же маленькая грудная клетка, маленькое сердце, как яичко, даже меньше, чем яичко. Как называются кардиологи, которые оперируют? Микрохирурги?
Анна Лосева:
Сердечно-сосудистые хирурги. Наш директор Лео Антонович Бокерия оперирует людей всех возрастов.
Юлия Геворгян:
Он детей тоже оперирует?
Анна Лосева:
Да. Буквально вчера, мы с ним были на операции, ребенок 9 дней. Врожденный порок сердца. У детей с генетической аномалией, например, синдромом Дауна, часто бывают врожденные пороки сердца. Очень большая каста наших пациентов.
Юлия Геворгян:
Именно с синдромом, с хромосомными заболеваниями?
Анна Лосева:
Да. Синдром Дауна является самой частой генетической аномалией и, конечно, этих детей больше всего. Но и другие синдромы тоже есть, когда длинная фамилия рядом с синдромом, там большой комплекс нарушений. Мне, как анестезиологу прибавляется проблем, потому часто это затрагивает строение дыхательных путей, ротовой полости, дети склонны к аномальным реакциям, и сосудистый тонус у них необычный. Сосуды наши находятся в тонусе. Может, замечали: у кого-то постоянно холодные ладошки, а кто-то все время красный.
Юлия Геворгян:
У кого-то руки мокрые. Это сосудистые нарушения?
Анна Лосева:
Да, это сосудистые реакции. У этих детей и у детей с синдромом Дауна сосудистый тонус играющий. Это для анестезиолога важно, потому что сосудистым тонусом мы управляем с помощью наших препаратов. В общем, управляем всеми функциями организма ― и сердце, и сосуды, и дыхание. Может быть, в меньшей степени пищеварение, но мы всегда его имеем в голове. Для хирурга важен орган, который он оперирует, и их можно понять, потому их взгляд все время устремлен в рану, и они, иной раз, не помнят даже, где головной конец, а где ножной, настолько они сконцентрированы. Нельзя это им в минус говорить, их задача сейчас шить, резать и так далее. Анестезиолог смотрит на организм в целом.
Юлия Геворгян:
То есть, анестезиолог во время операции следит за всеми процессами. Если врач концентрируется на конкретной области, которую он оперирует, то Вы следите за всеми функциями, которые происходят с человеком.
Анна Лосева:
Самое главное, не только за органами уследить, но мы, прежде всего, лечим человека и личность. Личность страдает при критических состояниях больше всего и скорее всего, потому что за социальную жизнь отвечает кора головного мозга, самая эволюционно молодая структура головного мозга и самая неустойчивая к гипоксии, недостатку кислорода в крови. Гипоксия может возникнуть в результате критического состояния, острой кровопотери, аллергической реакции, которая привела к анафилактическому шоку. Сердечная недостаточность, дыхательная недостаточность тоже ведут к гипоксии, недостатку кислорода, из-за этого страдает головной мозг. В итоге, если мы организм спасём, мы можем не успеть спасти личность, потому что пострадает кора. Поэтому задачи нашей операционной ограничиваются не только областью операции, а еще и спасением социальной жизни человека, в том числе и ребенка, хоть его социальная жизнь еще не началась, но его ждет будущее.
Мы, прежде всего, спасаем личность. Личность страдает при критических состояниях больше всего, потому что за социальную жизнь отвечает кора головного мозга ― самая молодая и самая неустойчивая к гипоксии структура.
Юлия Геворгян:
Анна, почему нельзя есть перед операцией? Почему говорят, что наркоз дают на голодный желудок?
Анна Лосева:
Потому что все наши препараты обладают рядом негативных влияний на организм в момент введения, в том числе вызывают тошноту. Если в желудке что-то будет, растяжение его стенки может вызвать рвоту. Из желудка через пищевод все попадет в ротовую полость, а так как вход в пищевод и дыхательные пути в ротовой полости находятся очень близко, то это содержимое может улететь в дыхательные пути и их перекрыть – это первая проблема. С этим легко справиться, можно достать содержимое с помощью вакуумного отсоса, то химический ожог дыхательных путей ― более серьезная проблема, он вызовет острое повреждение легких. Ведь в желудке очень кислая среда, и попадание такого содержимого на нежную слизистую дыхательных путей очень губительно на ней сказывается. Возникает постоперационная пневмония, которая лечится с трудом.
Юлия Геворгян:
Из-за того, что человек покушал перед операцией, может начаться ряд серьезнейших проблем и последствий.
Анна Лосева:
Даже может вызвать смерть, это смертельно опасное осложнение.
Юлия Геворгян:
Если человека надо экстренно оперировать, человек сидел за столом кушал и вдруг ему стало плохо?
Анна Лосева:
Это особый ряд операций, они относятся к числу экстренных, анестезиологи их называют «операции на полный желудок». Все беременные относятся к таким пациентам, у которых риск аспирации, потому что у них матка увеличена, поддавливает. Люди, которые экстренно оперируются, допустим, с аппендицитом, даже если они говорят, что неизвестно, когда ели, все равно это проблема брюшной полости. При аппендиците даже не пустой желудок людей тошнит, у них позывы, содержимое желудка и двенадцатиперстной кишки может выходить в желудок. Это особые пациенты, к ним особенный подход. Есть методы анестезии, которые приводят к профилактике аспирации – маневры, манипуляции. Аспирация ― это попадание содержимого желудка в дыхательные пути.
Юлия Геворгян:
В любом случае, наша медицина из всех тупиковых ситуаций найдет выход? Если такая ситуация, то все равно человека спасут.
Анна Лосева:
Это еще одна задача анестезиолога: предвидеть все возможные неприятные ситуации. Мы всегда должны иметь в виду, что человек с улицы, он может быть без сознания, мы не знаем, когда он ел. Может, он только что от мангала.
Юлия Геворгян:
Если человек пьян?
Анна Лосева:
Тоже считается зоной риска.
Юлия Геворгян:
Анестезию можно давать человеку, который находится в алкогольном опьянении?
Анна Лосева:
При плановой анестезиологии, плановой операции такому человеку откажут, а в экстренной будут делать. Конечно, они, как и беременные, имеют высший риск аспирации. Кроме того, на пьяных людей иначе действуют препараты, возможно, потребуется большие дозы анестетиков. При хронической интоксикации алкоголем или наркотиками эти люди требуют большей анестезии.
Юлия Геворгян:
В каких случаях человека не берет анестезия?
Анна Лосева:
Вы какую имеете в виду? Укол в десну? Насколько я знаю, бывает разного типа анатомия и корешки тройничного нерва, которые являются целью данного метода анестезии, они могут располагаться атипично. В силу того, что зона распространения местного анестетика ограничена, препарат может просто не дойти. Еще анестетики не действуют в щелочной среде, допустим, есть гнойное воспаление.
Юлия Геворгян:
Да, кисты и так далее. Здесь хоть коли, хоть не коли ― чувствовать будешь все, кисту не обезболить. Если влияют наркотики и алкоголь, анестезия тоже снижает свои действия?
Анна Лосева:
Да, снижает. Те, кто принимает наркотики на регулярной основе, вообще неблагоприятные пациенты.
Юлия Геворгян:
Вы имеете в виду людей на героине?
Анна Лосева:
Вообще любые.
Юлия Геворгян:
Трава наподобие марихуаны является наркотиком в данном случае?
Анна Лосева:
Да. Наркотик действует через медиаторы головного мозга, а наши препараты тоже действуют через медиаторы.
Юлия Геворгян:
То есть, это нарушение сознания?
Анна Лосева:
Не сознания, а восприятия боли.
Юлия Геворгян:
Отчего мы чувствуем боль? Это зона дискомфорта, мы выходим из зоны комфорта?
Анна Лосева:
Боль – это защитная реакция нашего организма, она сигнализирует о проблеме. Если не брать операционную боль, то это наша защита, иначе бы мы руку в огонь засунули, и стояли бы, пока она не обуглилась. Мы же отдергиваем руку и тем самым спасем свои органы, спасаем себе жизнь. Боль ― очень важная система нашего организма. У пациентов с сахарным диабетом из-за высокого уровня сахара развивается нейропатия, поражены нервы, восприятие любой чувствительности нарушено, в том числе болевой. У таких пациентов бывают, например, безболевые формы инфаркты миокарда. Они не чувствуют, что у них инфаркт, что у них болит сердце. Уже когда инфаркт доходит до такой степени, что проявляются другие симптомы сердечной недостаточности, только тогда они обращаются к врачу, а могут дойти до того, что случается фатальное нарушение ритма и человек погибает. Боль нас защищает. Операционная боль эту функцию не выполняет, потому что сейчас идет операция, которая тоже защищает, поэтому эту боль мы должны предотвратить. Потому что любая болевая реакция включает в организме механизмы защиты на то место повреждения, которое болит. Оно же болит, потому что там медиаторы, выделяются воспаления, они вызывают боль. С этим мы и должны бороться, чтобы медиаторы не взорвали нам головной мозг, более того ― они повреждают внутренние органы, болевой шок. Операционная боль не должна быть. Но боль должна быть, как защитная реакция.
Юлия Геворгян:
Анна, подведем итог. Анестезиологи нужны, анестетики на сегодняшний день ― хорошие препараты. Если есть возможность избежать анестезию ― значит, надо избегать. Если возможности нет ― значит, нужно делать, в принципе, большого вреда анестетики сейчас не наносят ни взрослым, ни детям.
Еще такой момент. Вы ― медицинский блогер. Расскажите, буквально 2 минутки.
Анна Лосева:
Действительно, я веду блог, он называется med_otvet. Он посвящен, в основном, первой помощи, потому что я вижу дефицит этой информации и её популяризации в нашей среде. Также я считаю, что да, у нас есть скорая помощь, МЧС и спасатели, но никто быстрее не отреагирует на ситуацию, чем Ваш муж, сосед, ребенок. Я пытаюсь бороться с неверными действиями, такими как кормление таблетками людей на улице: мне помогла эта таблетка, почему она не может помочь этому человеку? Это ошибочные действия, поэтому я веду блог, пишу о первой помощи, об анестезиологии, то, что я знаю, о редких заболеваниях. Также в качестве развлечения ― о книгах, о медицине, о фильмах, это людям тоже очень нравится. Освещаю книги, чтобы люди больше познакомились с врачами, и больше доверяли им.
Юлия Геворгян:
Что можно сказать? Еще раз снимаю шляпу перед Вами, потому что работа с маленьким детьми – это важное и великое дело. Дети ― это дети. Тем более, когда такой малыш лежит на операционном столе, во-первых, не у каждого человека выдержит психика. Вообще, врачи, наверное, люди наиболее важной и нужной, и самой сложной профессии. Они, порой, жертвуют собой ради нас и нашего здоровья.
Спасибо, Вам большое за то, что Вы пришли! Я желаю Вам всего самого хорошего, желаю дальше развиваться, желаю, чтобы у Вас было все замечательно!