Денис Хохлов:
Мы на программе «Профилактика заболеваний». Как всегда, с вами ваши любимые ведущие: я, Денис Хохлов.
Илья Акинфиев:
И я, Илья Акинфиев. Сегодня мы поговорим на очень интересную тему: «СМП в Большом городе». Поможет нам в этом разобраться Павел Дмитриевич Харламов – врач анестезиолог-реаниматолог, старший врач подстанции станции скорой и неотложной медицинской помощи, наставник при молодёжном совете Департамента здравоохранения города Москвы.
Денис Хохлов:
Павел, начнем с самого, наверное, сложного вопроса. Есть скорая медицинская помощь, а есть неотложка, неотложная медицинская помощь. Какая разница между этими понятиями, названиями?
Павел Харламов:
Начнем с того, что в Москве сейчас служба одна, станция одна, она включает в себя и скорую, бригаду скорой помощи, и бригаду неотложной медицинской помощи. Какая градация между вызовами? Почему мы сделали? Почему пришла идея в очередной раз объединить эти службы? Потому что все равно больной не всегда ориентируется в том, какую ему необходимо непосредственно сейчас оказать помощь, и единый диспетчерский центр позволяет быстрее сориентироваться, быстрее послать ту или иную бригаду. Помимо того, что станция включает бригады скорой и неотложной медицинской помощи, сохранилась градация по вызовам, они идут в зависимости от скорых и неотложных поводов. Скорые поводы – это, допустим: угнетение сознания, вообще нарушение сознания, кровотечение, ДТП, различные травмы, катастрофа. То есть все ситуации, когда человек в течение часа или ухудшении состояния, получения травмы, действительно, рискует либо серьезно потерять здоровье, либо умереть. Это действительно экстренные ситуации, когда надо ехать быстро, сейчас, чем быстрее – тем лучше.
Неотложные поводы – это поводы, когда больному тоже нужна помощь, тоже в ближайшее время, но сроки позволяют чуть-чуть попозже приехать. Какие это случаи? Допустим, высокая температура, которая не сопровождается действительно жизнеугрожающими симптомами; высокое давление, которое тоже не сопровождается серьезными осложнениями; болевой синдром, который, конечно, неприятен, но с ним можно какое-то время посуществовать. Главное отличие между скорой и неотложной помощью – неотложная помощь не предусматривает на момент принятия вызова эвакуации в стационар, то есть неотложная не занимается госпитализацией, доставкой пациента в стационар.
Денис Хохлов:
Если они приезжают и видят состояние, что действительно нужно госпитализировать, то они вызывают другую бригаду?
Павел Харламов:
Да, они вызывают бригаду скорой помощи, и скорая помощь уже приезжает и эвакуирует. В общем-то, любой вызов скорой помощи настроен на то, что пациенту с большой вероятностью понадобится стационарная помощь. Потому что скорая – это именно догоспитальный этап, достационар, а неотложная помощь – это домашняя помощь, амбулаторная.
Илья Акинфиев:
Но есть же еще понятие «экстренная»?
Павел Харламов:
Вызовы скорой помощи разделяются на вызовы в скорой и в неотложной форме, то есть вызовы, которые можно немного подождать, и вызовы, которые ждать нельзя. Допустим, потеря сознания – однозначно, ближайшая бригада получит вызов в экстренной форме. Если, допустим, внезапно возникшая отдышка, то тоже будет вызов для скорой помощи, но он будет идти вторым номером после вызова по потере сознания.
Денис Хохлов:
Кто решает? На каком уровне решается?
Павел Харламов:
Вызов приходит в единый диспетчерский центр. У нас есть четкий алгоритм принятия вызовов. У диспетчера сразу возникает табличка, по которой он задаёт определенные вопросы. Первый вопрос – это, естественно, в сознании человек или без сознания. Если в сознании, то переходит ко второму уровню. Если без сознания, то он сразу переходит в фазу вызова бригады, в фазу передачи на бригаду. Если в сознании, дальше идёт по опроснику: кровотечения, что беспокоит больного. В зависимости от этого уже формируется повод. То есть вызов может изначально по опроснику сформироваться как вызов скорой помощи, он автоматически уйдёт в категорию скорой. Если возникают какие-то проблемы при сортировке, что-то непонятно, нужна консультация, то диспетчер может переключить на врачебную консультацию. Врач проконсультирует, выслушает, что с больным произошло, и решится вопрос: в какой форме вызов, ему нужна скорая помощь или неотложная, и нужна ли ему вообще. Многие звонят просто проконсультироваться. В принципе, у нас станция оказывает и такую помощь. Когда человек звонит, он не знает, куда обратиться, не знает, что делать, – ему советуют принять лекарственные препараты до обращения в другое лечебное учреждение, допустим, в ту же самую поликлинику. Или просто обратиться в поликлинику, если действительно нужна консультация врача. То есть, уже маршрутизацией занимается.
Мы пытаемся усиленно работать над тем, чтобы алгоритм вызова как можно меньше зависел именно от человека, от его личного восприятия, чтобы было более автоматизировано. Но, естественно, окончательно уйти нельзя, потому что все люди. Диспетчеры по приему вызовов у нас фельдшера и медсестры, люди с медицинским образованием. Их можно посадить на таблицу, которой они будут следовать. Но пациент, а особенно родственники пациента, естественно, пересказывают, имеют свое мнение на лечебный процесс. Поэтому, конечно, нужна сортировка, но без привлечения личного мнения, а именно профессионального.
Илья Акинфиев:
Единый номер 112 усложнил работу или нет?
Павел Харламов:
У нас сейчас единый номер – 103 в Москве. Номер 112 сейчас используется для службы спасения. Они переключают сами, если идёт вызов скорой. Наберите 112, потом нажмите цифру 3 – тогда вы обратитесь на скорую помощь. Он, в общем-то, ничего не меняет. Если вызов попадает именно на службу спасения, то что самое сложное? Что принимает вызов диспетчер не скорой помощи. Вызов приходит через службу спасения с их пересказом.
Денис Хохлов:
Испорченный телефон, получается.
Павел Харламов:
Да. С точки зрения ориентации вызов, который получен с пометкой «Служба спасения», не всегда понятен, что на самом деле произошло. Но, в сущности, для скорой, мы все равно едем.
Денис Хохлов:
Давай, поговорим сейчас более конкретно, наверное, о тебе как о враче. Как считаешь, скорая помощь – это призвание на всю жизнь или это ступень для дальнейшего развития? Или, допустим, ответвление в другую сторону?
Павел Харламов:
Как показывает практика, это, конечно, призвание на всю жизнь, все-таки. Потому что в ближайшие годы человек, приходящий на станцию, будь то врач, фельдшер, либо достаточно быстро уходит, либо остается уже навсегда. Есть своя специфика. Она, с одной стороны, широкая, с другой стороны, это работа за пределами стационара, за пределами госпиталя. Во всяком случае, в той форме, которая у нас сейчас существует. У человека на скорой особый склад ума, особый способ реагирования, особый способ работы, особое вообще окружение, особая психика. Человек привыкает к такому режиму, люди на скорой работают годами. Для них это призвание, конечно. Те, у кого призвания нет, не задерживаются на станции, достаточно быстро уходят, в ответвления пытаются попасть. Остальные люди работают.
Илья Акинфиев:
О себе расскажи.
Денис Хохлов:
Как ты пришел?
Павел Харламов:
Я пришел 20 лет назад, еще будучи студентом, просто подежурить, посмотреть, что это такое – скорая помощь. Все-таки интересно, машины ездят. Спасение. Так и остался потом после окончания института. Получил сертификат анестезиолога-реаниматолога и работал в специализированной бригаде.
Денис Хохлов:
Разочарование не наступило?
Павел Харламов:
Нет. До сих пор.
Денис Хохлов:
Обычно считают романтикой. Молодые люди представляют себе какую-то романтику работы на таких службах.
Павел Харламов:
Естественно, со временем приходит осознание того, что ты представлял 20 лет назад, что у тебя будут ноги оторванные, будешь собирать, спасать, спасать, спасать. Приходит понимание, что же это такое на самом деле. Приходит интерес к более сложным вещам. Положа руку не сердце, большинство экстренных вызовов – травмы, идут по алгоритму. Тут думать надо как можно меньше, надо больше действовать. А вот когда надо подумать над больным – это уже достаточно интересно, это не просто быстро помощь оказать. Когда осознание этого приходит, уже совершенно по-другому начинаешь относиться к вызовам. Может быть, они не совсем скоропомощные, но они от этого становятся не менее интересными.
Илья Акинфиев:
Павел, ты пришел 20 лет назад. Следил, наверное, как автопарк меняется. Расскажи про сегодняшний автопарк. Это не тот, который был тогда?
Павел Харламов:
Когда я пришел, как раз заканчивали обновление. Уже не было старых, советских РАФов, не успел поездить. Зато были старые Мерседесы, которые приходили еще как медицинские машины. Достаточно романтичное воспоминание, особенно о приборах, которые на них были установлены. Там были немецкие дефибрилляторы, очень долго работали. В 2000 году, по-моему, начался проект «Здоровье». Началось обновление вообще везде, в том числе и в Москве. Оно до сих пор идет, машины постоянно обновляются. Да, остались еще старые. Конечно, мы не успеваем обновлять, чтобы сразу, как машина испортилась, новая пришла. Сейчас у нас уже появились новые Ford, появились к Чемпионату мира. Mercedes новые, и ГАЗели тоже, в общем-то, у нас не разбитые совсем. Но сейчас идет замена на другие автомобили. Скорее всего, будет замена на Volkswagen. Сейчас считается, что надо использовать машины, которые произведены в нашей стране. Volkswagen собираются в Калуге, все достаточно хорошие, достаточно надежные, тем не менее, это будут автомобили российской сборки. Поэтому много поменялось машин, и с каждым годом количество будет увеличиваться. В чем основная суть? В том, что раньше машины приходили абсолютно пустые, различные организации их переделывали сами по своему соображению. Сейчас все идет к тому, что станция будет заказывать комплектацию, все ящики под определенную функцию. Будет приходить уже специализированный автомобиль, действительно, а не переделка другого.
Денис Хохлов:
Я знаю, что у нас время доезда бригады одно из самых лучших по Европе. За счет чего это достигается? Вообще, в чем отличие работы скорой медицинской помощи в России и на Западе?
Павел Харламов:
В основном, у нас какой принцип? У нас врач, медработник едет лечить больного за пределами стационара. То есть у нас скорая помощь занимается в том числе лечебным процессом, хотя бы в определенной области. Западные и часть восточных станций рассчитаны на то, что к больному приехал специалист с достаточно узким профилем, который может жгут наложить, капельницу поставить, но отвезти лечиться, обследоваться в стационар. Это самое принципиальное отличие нашей скорой от их скорой помощи. У них скорая помощь – это способ доставки в стационар пациента, у нас – это часть лечебного процесса. Это основное.
Москва, конечно, имеет ряд преимуществ еще с точки зрения скорости оказания помощи. Как мы этого добиваемся? Во-первых, прием вызовов нам удалось ускорить за счет автоматического режима, за счет единого диспетчерского центра. Кроме того, у нас в местах, где нет подстанции, где подстанция отдалена, невозможно доехать в 20 минут, мы можем вынести посты. Несколько бригад поставить в поликлинике, допустим, либо у нас стояли, если видели, машины на МКАД, которые предусмотрены для быстрого доезда, оказания помощи при ДТП на МКАД. Сейчас выносных постов больше, чем подстанций. У нас сейчас больше 100 точек базирования, подстанций скорой помощи сейчас 50 с лишним. За счет распределения постов по всей Москве с учетом скорости передвижения обеспечивается достаточно быстрое прибытие бригад на место. Вся Москва и даже Новая Москва сейчас покрыта сетью, которая позволяет быстро доехать. На все точки, куда бригада доехать не может быстрее, скорее всего, туда поставят пост, чтобы быстрее доехать.
Илья Акинфиев:
То есть, не хаотичное расположение, а все продумано.
Павел Харламов:
Да, все продумано с учетом того, чтобы быстрее доехать. Акцент не на строительстве подстанции, где есть здание, а именно доступности бригады.
Денис Хохлов:
Меня всегда интересовал вопрос: происходит ли обучение персонала работе с пациентами, которые находятся в шоковом состоянии и могут быть агрессивны? Ведь это же известный факт. Когда человек находится в стрессе, он может произвести какие-то действия над собой или над сотрудником скорой. Проводят ли психологические тренинги, чтобы обучить работе с такими пациентами?
Павел Харламов:
Да. Периодически обращается на это внимание, проходит обучение. Чаще всего обучаются подстанции. У нас был большой период, когда учили психологи. У нас на станции есть, например, штатный психолог, который и с сотрудниками работает, и отрабатывает схемы общения с агрессивными больными. На каждой подстанции висит памятка: как надо себя вести в случае агрессивного поведения больных, для того чтобы не провоцировать развитие агрессии. Самое главное в данном случае что? Человек, который приезжает на вызов, он приезжает оказывать помощь. Для него неприятно и достаточно непонятно, почему к нему агрессивно относятся. Поэтому здесь важно, действительно, погасить агрессию, а не включиться в конфликт. Этому вопросу уделяется достаточно большое внимание на станции, с этой точки зрения. Хотя, и с точки зрения взаимодействия с правоохранительными органами тоже осуществляется взаимодействие, но, тем не менее, бригадам рекомендуется в случае агрессивного поведения лучше выйти, позаботиться о собственной безопасности, вызывать полицию, а потом уже с полицией осматривать, то есть собой не рисковать.
Илья Акинфиев:
Павел, сегодня мы будем из тебя все секреты доставать. Расскажи, где сотрудники кушают.
Павел Харламов:
На каждой подстанции есть комната принятия пищи – там, где в обеденный перерыв. Там ничего интересного нет. Обычная комната по типу ординаторской. Там микроволновки, холодильники стоят. У нас полагается за 24 часа два перерыва по 30 минут на принятие пищи.
Денис Хохлов:
Какие технические средства вам предоставляет наш Департамент? Какое происходит развитие? Сейчас у вас сейчас что? Сначала был пейджер, потом телефон. Как у вас происходит?
Павел Харламов:
Да, был мультитон. Когда я пришел, как раз они заканчивали свое действие и использование. Уже тоже мультитоны начали отходить. Их можно было из посмотреть, но они уже не использовались. Сейчас это обычный планшет, куда забиты определенные функции, программы. Они позволяют принимать вызовы, которые диспетчером направляются на бригаду. Обычный планшет, который позволяет, действительно, достаточно хорошо и бесперебойно работать. Виснет он, конечно, иногда, как и любой планшет, но чаще работает. У него встроенная функция навигации, программа приема вызовов, и различные вспомогательные программы могут стоять: алгоритмы, методические рекомендации можно туда поместить. Плюс, сейчас мы подключили (ура!) Систему ЕМИАС. Можно посмотреть там, нажать на кнопочку и посмотреть, с чем больной вызывал, с чем обращался в предыдущий вызов.
Денис Хохлов:
Есть помощь какая-то. Действительно, в электронной карте ЕМИАС сейчас появились записи о том, что был вызов, что там было.
Павел Харламов:
Да. Это, конечно, удобно. Если раньше приходилось больного расспрашивать, можно было что-то забыть спросить. Сейчас тоже можно забыть спросить. Тем не менее, по многим больным, которые обращаются за помощью, можно, нажав на кнопку, загрузить список их обращений в стационар. Уже когда едешь, уже на этапе приема.
Денис Хохлов:
Не только стационар, но и амбулаторно.
Павел Харламов:
Да, на прием. До больного еще не доехал, а уже ты можешь посмотреть, что было с больным, какие хронические заболевания, ознакомиться, с чем вызывает. Хорошая функция, тоже существует в планшете. Также программа, которая принимает вызов. Она позволяет вносить новые функции нажатием на кнопку. Для бригад это иногда воспринимается как лишнее ― лишние проблемы, лишнюю кнопку нажимать, но с точки зрения сбора статистики, с точки зрения анализа последующей информации, это, конечно, большое подспорье.
Илья Акинфиев:
Бывают необоснованные вызовы, или диспетчер – как идеальный фильтр, который не обманешь?
Павел Харламов:
Нет, конечно, он не идеальный фильтр. На этапе приема вызова, на этапе разговора по телефону, как мы все знаем, диагноз поставить достаточно тяжело. Плюс, очень многие люди вообще, иногда настроены на вызов скорой помощи, они изначально будут утяжелять состояние больного. Либо они для себя, естественно, каждый человек воспринимает свою проблему самой большой, он изначально усиливает свою симптоматику. С этим бороться, во-первых, сложно, во-вторых, нельзя обвинять человека в том, что он считает, что он серьезно болеет. Его надо либо обследовать, либо убедить, что не так все плохо.
Денис Хохлов:
Это уже психологическая работа.
Илья Акинфиев:
Были необоснованные вызовы, вплоть до курьезов, или вызов, который совсем гипер?
Павел Харламов:
Бывают ложные вызовы, когда человек непосредственно хочет, чтобы к нему приехала скорая. Вернее, не ложный вызов, конечно, а дается неправдивая информация.
Денис Хохлов:
У нас интересный вопрос от зрителей: «А примут ли вызов от ребенка, если что-то случилось с его родителями? Если он позвонил». Мне кажется, что тут без разницы, действительно.
Павел Харламов:
Я знаю, был случай, когда не приняли. Сказали: «Мальчик». Но это не в Москве. В Москве такого нет.
Денис Хохлов:
У нас с этим строго.
Павел Харламов:
У нас да, достаточно строго, нет дифференцирования приема вызовов, что от ребенка мы не принимаем.
Денис Хохлов:
Мы не можем действительно узнать, ребенок это или не ребенок.
Павел Харламов:
Алгоритм приема вызовов будет точно такой же. Опять же, с точки зрения непрофильного вызова, в данном случае лучше, наверное, приехать посмотреть, действительно. Пусть мы нарвемся на шутку, чем что-то действительно пропустим.
Денис Хохлов:
Вопрос по безопасности. У нас спрашивают: «Есть ли тревожная кнопка на планшете? Если нет, то, действительно, ли нужна такая кнопка?»
Павел Харламов:
Да, есть функция «тревожная». На планшете можно нажать комбинацию клавиш, которая позволяет подать сигнал. Во всяком случае, такая функция предусмотрена. Об этом думают периодически, хотя иногда было, что ложные срабатывали. Но не помню, чтобы конкретно кто-то вызвал. Обычно удается с вызова уйти.
Денис Хохлов:
На самом деле, вопрос о безопасности – тоже очень важный. Нужна ли законодательная какая-то база, как ты считаешь? Личное твое мнение.
Илья Акинфиев:
Такой вопрос постоянно обсуждается в социальных сетях, и нет единой точки зрения. Нужно ли ужесточать ответственность за нападение на медиков, оказывающих помощь на вызовах?
Павел Харламов:
Я тут могу свое личное только мнение говорить, естественно. Я считаю, что врач на вызове, или любой медработник на вызове ― он, конечно, особый человек, но, какая разница, нападут на врача на вызове или на обычного, допустим, педагога, который пришел? Здесь речь больше идет не о специализированном наказании, усилении наказания за нападение именно на медработника, а о сопровождении и доведении этого процесса до конца, то есть до наказания нападающего. Не важно, на кого напал, на врача или на сантехника, грубо говоря. Потому что самая большая проблема в этом. Самая большая проблема в том, что люди, которые нападают, не чувствуют, что их за это накажут. Более того, врач не специалист в юридическом преследовании. У него свои дела, своя работа. Ему надо ходить на конференции. У него семья своя. Ему некогда заниматься наказанием агрессора. Поэтому, мне кажется, думать надо не об усилении ответственности, а, может быть, о разработке системы, может быть, сопровождения. Станция помогает с юридической точки зрения доводить процессы до конца. У нас были несколько случаев, когда, действительно, под сопровождением станции удавалось привлекать нападавших к штрафам и к условным срокам.
Илья Акинфиев:
Сейчас и в СМИ, и на YouTube много разных роликов про нападения на сотрудников скорой помощи. Они стали чаще сейчас как случаи нападения, или об этом стали чаще узнавать, а было так всегда?
Павел Харламов:
Нападения были всегда. На протяжении всего существования станции периодически возникают такие неадекватные люди, которые могут напасть. Работа за пределами стационара. Можешь в любом темном подъезде нарваться. В 1990-е годы наркоманы очень часто пытались пристать к бригадам скорой помощи. Количество нападений сейчас, может быть, и увеличилось, но не сказать, что они что-то новое для нас. Действительно, они есть, с ними надо бороться. То, что мы видим сейчас в СМИ, скорее, попытка сделать материал на резонансе.
Денис Хохлов:
«На хайпе» сейчас говорится. На самом деле, конечно, по сравнению с 1990-ми, сейчас ситуация совершенно небо и земля.
Павел Харламов:
С 1990-ми сравнивать не будем, но, тем не менее, обилие информации немножко искажает истинную картину.
Денис Хохлов:
Частый вопрос у пациентов о транспортировке. Даже у родственников. Как транспортируют пациента, если он находится в тяжелом состоянии? Кто должен организовывать транспортировку из квартиры?
Павел Харламов:
Естественно, организация транспортировки – дело бригады скорой помощи. Но бригада скорой помощи вправе попросить, попытаться привлечь окружающих, в том числе и родственников, если им позволяет состояние здоровья. Поэтому нет ничего ужасного в том, чтобы помочь бригаде скорой помощи транспортировать тяжелого больного. Даже не обязательно родного, даже если мимо проходил. Некоторые люди тоже пытаются на этом сделать себе какую-то популярность.
Илья Акинфиев:
Но, наверное, есть алгоритм, когда можно на себя вызвать службу спасения и так далее, если больной весит 140 кг, а девочка-фельдшер может весить 40 кг.
Павел Харламов:
Случаи есть, конечно, когда обращаемся в службу спасения для того чтобы перевозить таких больных. Телефон есть.
Денис Хохлов:
В любом случае, человек не останется на месте, из-за того что у него большой вес.
Павел Харламов:
Конечно. Никакого обоснования для того, чтобы человека не эвакуировать из-за тяжелого веса, нет. Каким-то образом этот вопрос должен быть решен. Просто не надо обижаться на работников скорой помощи, которые сами по себе тоже не всесильные и не могут поднять больше, чем в состоянии, чем позволяет им состояние здоровья. Кстати, было обсуждение по поводу того, что в скорой нет санитаров, нужны носильщики. Но прекрасно понятно, что бригаде надо на всякий случай возить еще несколько лишних человек, только для того чтобы носить больного.
Денис Хохлов:
Водители обязаны оставаться в машине?
Павел Харламов:
Водитель помогает бригаде носить больных. Да, был определенный период, когда водитель не мог оставлять автомобиль. Конечно, понятно, что, если ты уйдешь, и с машиной что-то случится, – это не очень хорошо, но все равно мы водителя привлекаем для транспортировки. В общем-то, они не отказываются, они должны помогать.
Денис Хохлов:
Еще вопрос по специализации бригад. Есть ли сейчас реанимационные бригады?
Павел Харламов:
Да, сейчас бригады есть. У нас есть фельдшерские бригады, общепрофильные. Фельдшерские бригады, врачебная бригада, а есть специализированная бригада. У нас существует реанимация, есть педиатрические бригады, есть отдельно детская реанимация. У нас еще консультативные бригады: нейрохирургические, кардиологические, много консультативных бригад. Но тенденция сейчас такая, что на вызов лучше направить ближайшую бригаду, которая находится к больному. Оценить ситуацию и принять решение, эвакуировать больного в стационар или не эвакуировать, не слишком зацикливаясь на специализации бригады. То есть лучше на тяжелый вызов послать фельдшера, чтобы он вызвал потом на себя специализированную помощь, чем ждать пробивающуюся через пробки реанимацию сюда же. Мы ее потом дождемся, но, тем не менее, помощь уже будет оказана. А так у нас консультативных бригад сейчас очень много, которые оказывают консультацию по различным профилям, выезжают в стационары. Это их функция. Инфекционная бригада тоже существует, которая тоже оказывает помощь по стационарам. И бригады, которые в городе работают.
Илья Акинфиев:
Всем нам известна фраза, когда работодатель говорит: «Забудь, чему тебя учили в университете. Мы сейчас тебя переучим». Как осуществляется школа фельдшеров? Они уже все знают, когда приходят, или их натаскивают старшие?
Павел Харламов:
Очень хороший вопрос. Это очень большая проблема, которая, к счастью, сейчас сдвинулась с мертвой точки. Раньше приходил человек и мог вообще ничего не уметь, ничего не знать и его, действительно, приходилось учить. Хотя (мы начали разговор с призвания), опять же, на скорую приходят разные люди, и либо человек хочет и быстро начинает учиться, либо он не хочет. Тем не менее, сейчас станция заинтересована в том, чтобы учить фельдшеров. Мы сотрудничаем с училищами, где фельдшеров готовят. Наши коллеги, которые работают на станции, ходят туда проводить занятия. Мы стараемся готовить человека под себя, под станцию, своих воспитанников. Сотрудничаем не только с фельдшерcкими училищами, но и со специализированными медицинскими лицеями, тоже мы ходим туда и пытаемся готовить под себя человека. Не учился у нас и переучивался. Раньше фельдшера готовил человек, который, может, на скорой и не работал. Естественно, он мог прийти, ничего не умея и ничего не зная. А тут мы пытаемся, действительно, готовить себе специалиста.
Денис Хохлов:
Куда попал, в какую бригаду. Тут он неожиданно стал реаниматологом, а тут из него вырос педиатр.
Павел Харламов:
Конечно, играет роль система комплектации бригад с точки зрения того, чтобы молодой специалист попадал к опытному, который его может научить. Если есть возможность, мы пытаемся выбирать действительно опытного, хорошего фельдшера или врача, и сажать к нему неопытного, чтобы он немного объяснял.
Илья Акинфиев:
Опытные фельдшеры у вас не жадины? Они делятся знаниями?
Павел Харламов:
Естественно, молодых стараются сажать с теми, кто делится знаниями. Разные, конечно, есть люди. Кто-то более настроен на общение, кто-то менее настроен на общение. В должностные обязанности это сложно включить, но, тем не менее, стараемся и поощрять в том числе людей, которые активно занимаются с молодыми коллегами. Плюс, у нас сейчас на станции большой прорыв произошел с обучением. У нас сейчас свой методический отдел, который занимается обучением и врачей, и фельдшеров. У нас постоянно идет образование, читаются лекции, проводятся занятия. На станции в целом и на подстанциях отдельно постоянно проводится работа с персоналом.
Денис Хохлов:
Такой вопрос: автомобилисты. Как сейчас обстоят дела с тем, чтобы пропускать машины скорой помощи? Нет ли конфликтов? Стало ли лучше с пониманием у людей?
Павел Харламов:
Стало лучше по сравнению с тем, что было лет 15 назад. Стараются пропускать. Действительно, водители делают максимально возможное. За 15 лет увеличилось и количество машин, но, тем не менее, стараются пропускать. Если слышат сирену – уходят. Плюс еще, на трассах появилась выделенная полоса для общественного транспорта. Помогает существенно. Хотя есть, конечно, в Москве такие места, где как ни кричи, как сирену не включай – не проедешь. Но, если есть возможность уйти, то машины уходят с дороги, за редким исключением. Бывают, конечно, разные случаи.
Илья Акинфиев:
На передней части машины в зеркальном отражении написано «Реанимация», «Детская», чтобы в зеркало заднего вида можно было прочитать. Как-то иначе относятся водители к этой машине, или все машины одинаково пропускают?
Павел Харламов:
Статистики такой не вел.
Денис Хохлов:
Нужно придерживаться правил дорожного движения и обязательно пропускать автомобили со спецсигналами.
Павел Харламов:
Мне чаще приходилось ездить на «Реанимации». Тем не менее, я думаю, что это не принципиально.
Денис Хохлов:
По твоему опыту, по статистике в какое время больше всего вызовов? Ночь, день, утро? Когда больше всего вызывают?
Павел Харламов:
Самый большой наплыв – в вечернее время. Даже нет ― приблизительно с того момента, как люди начинают уходить с работы. Самый наплыв – после 3-х дня, и в самые завальные дни в районе часа ночи начинает спадать. С этой точки зрения идет формирование графиков работы бригад, это учитывается. Приблизительно так. Чаще вызывают люди, которые уже отработали день. На работе некогда, потом им уже надо обращаться за медицинской помощью. К ночи, когда уже засыпаешь, когда здоровый сон – уже тоже не до того, уже бригаду не надо вызвать. Вечером, конечно, вызывают часто.
Денис Хохлов:
Вопрос появился. «Что будет делать бригада скорой помощи, когда вызов поступил, а человек не открывает дверь? Может быть, ему плохо, он потерял сознание». Вызываете ли вы спасателей, чтобы вскрыть дверь?
Павел Харламов:
Да, со службой спасения мы общаемся, они приезжают. Естественно, вскрывают только в присутствии сотрудников полиции. Здесь бывают разные случаи. Если мы либо точно знаем, либо предполагаем, что за дверью находится пациент, то все усилия прикладываются для того, чтобы выяснить, есть там кто-то или нет. Но вскрытие двери без уверенности в том, что там кто-то есть, юридически достаточно сложно оформить. Поэтому привлекают родственников, пытаются найти, через соседей. В общем-то, спасатели дверь вскрывают, но есть определенная юридическая процедура, по которой надо обязательно, чтобы кто-то присутствовал. Закон есть закон. Просто так в дверь не полезешь, даже если кто-то вызывал. Он, может, ошибся. Может быть, человек спит, а родственники вызывают. Стараемся приложить все силы, для того чтобы выяснить, есть ли за дверью кто-то, кому нужна помощь.
Илья Акинфиев:
Как в пятницу? День особый для вызовов? Нам тут реаниматолог рассказывал интересную статистику.
Павел Харламов:
В пятницу больше травм, больше отравлений. Это естественно. Тут дело не в употреблении, просто люди меньше обращают внимание, расслабляются. Конечно, таких вызовов больше. Летом меньше становится вызовов на заболевания, потому что люди находятся на даче. Вечером уехал, если ничего смертельного не представляет, то человек до понедельника терпит. А вот травмы, естественно, в пятницу бывают чаще. Люди себя не берегут.
Илья Акинфиев:
Что делать, пока едет машина скорой помощи? Кто правильно научит поведению: диспетчер либо какая-то литература, может, есть?
Павел Харламов:
Диспетчер может посоветовать что-то сделать до приезда скорой помощи. Но желательно ждать. «Ждите. Бригада выехала». Иногда диспетчер может успокоить. Можно позвонить диспетчеру, попросить консультации. Очень хотим, чтобы и на этом уровне уже было сопровождение вызовов. Но тут, скорее, стоит вопрос о подготовке человека, вообще общества, к оказанию первой помощи до приезда скорой.
Денис Хохлов:
Много осталось неосвещенных вопросов, а время уже подходит у нас к концу. Наша рубрика.
Илья Акинфиев:
Павел, ваши пожелания нашим зрителям и нашим коллегам?
Павел Харламов:
Что хотел бы пожелать? Прежде всего, конечно, чтобы скорая помощь вам не была нужна. Конечно, хотелось бы привлечь внимание, что некоторые вещи, которые можно сделать до приезда скорой помощи, жизненно необходимы. Нужно заниматься и стараться изучать сердечно-легочную реанимацию, стараться иметь навыки первой помощи. Это самое главное. Не так много случаев, которые требуют, действительно, оказания помощи до приезда бригады, тем не менее, иногда бригада приезжает позже, чем уже можно что-то сделать. Это случаи внезапной потери сознания, кровотечения, подавившиеся больные. По-хорошему, любой из нас должен уметь оказывать хотя бы экстренную первую помощь. Хотелось всем пожелать быть готовым к таким ситуациям.
Денис Хохлов:
Спасибо, Павел!
С нами сегодня был замечательный доктор Павел Дмитриевич Харламов – врач анестезиолог-реаниматолог, старший врач подстанции станции скорой помощи и неотложной медицинской помощи им. А.С. Пучкова, наставник при молодёжном совете Департамента здравоохранения города Москвы. Спасибо огромное, Павел!