Басиния Шульман:
Добрый вечер, дорогие друзья!
Михаил Довженко:
Добрый вечер!
Басиния Шульман:
В эфире программа «Короткие волны» и мы, ведущие, Михаил Довженко.
Михаил Довженко:
И Басиния Шульман.
Басиния Шульман:
С гордостью и с радостью приветствую наших гостей сегодня в студии. Замечательную пару прекрасных людей, Вениамина Борисовича Смехова и Галину Аксёнову. Здравствуйте.
Михаил Довженко:
Здравствуйте, спасибо, что вы пришли.
Басиния Шульман:
Спасибо, что вы пришли.
Вениамин Смехов:
Здравствуйте, так всегда говорят.
Галина Аксенова:
Спасибо, что позвали.
Михаил Довженко:
Я только сейчас заметил, что у вас очень похожие очки друг на друга.
Галина Аксенова:
Я бы сказала, одинаковые. Мы жертвы Венеции.
Басиния Шульман:
Венеции.
Галина Аксенова:
Да. Это венецианские очки.
Вениамин Смехов:
Я жертва твоя, а ты жертва Венеции.
Басиния Шульман:
Вот в связи с этим высказыванием...
Галина Аксенова:
Знаешь, после 39 лет совместной жизни уже всё равно, кто чья жертва.
Басиния Шульман:
Мы перед эфиром сейчас общались и пришли к выводу, что если раньше вы ездили за Вениамином в поездки, то есть он диктовал график вашей жизни, то сейчас получилось так, что он за вами ездит.
Галина Аксенова:
Это абсолютно неправильно, потому что у нас всё обсуждается, мы ездим друг за другом, потому что мы уже давно стали единым человеком, мне кажется.
Басиния Шульман:
Да, я как раз хотела сразу на эту тему вас спросить. Когда вы познакомились, Вениамин Борисович был уже звездой, правильно?
Михаил Довженко:
Только что стал.
Басиния Шульман:
Только что стал.
Галина Аксенова:
Нет, наше понятие звезды, потому что у нас уже был роман, когда вышел фильм. То есть звезды не было. Для меня была, но.
Михаил Довженко:
То есть Атос уже был.
Галина Аксенова:
Атос был, но его ещё никто кроме меня не видел.
Михаил Довженко:
Подождите, видели Арамиса к тому времени в роли.
Галина Аксенова:
Арамиса, да, и главное, что я видела Арамиса в подростковом возрасте, я видела этот замечательный телеспектакль, когда Джигарханян играл.
Михаил Довженко:
Джигарханян играл Д'Артаньяна.
Галина Аксенова:
Да, я помню.
Басиния Шульман:
Скажите, пожалуйста, в связи с этим, когда сходятся две самобытные абсолютно личности, приходится ли от чего-нибудь отказываться человеку, который живёт с очень успешным на тот период человеком.
Галина Аксенова:
Я не была самобытной личностью абсолютно.
Вениамин Смехов:
Сейчас обо мне говорят.
Галина Аксенова:
Я говорю к тому, что ты меня сделал, а теперь ты просто живёшь со своим двойником.
Вениамин Смехов:
Я не виноват.
Михаил Довженко:
Но судя по очкам, это правда.
Вениамин Смехов:
Ребята, я хочу сказать для начала такую вещь. Я всё умное записываю. Есть южные люди, это я, это Михаил Жванецкий. Есть южные люди, это я. Есть северные люди, а есть собравшиеся в Москве. Это третьи люди совершенно.
Михаил Довженко:
Но насколько я понимаю, вы тоже причисляете себя к людям, у которых есть одесские корни.
Вениамин Смехов:
Это вы хорошо прочитали, Миша. Корни мамины. Но я москвич, я москвич, обожающий Ленинград, Санкт-Петербург, Петроград, Питер. Вот так можно обо мне сказать географически. Вот так широко, вот ленинградская трасса, я по эту сторону рождён, а по ту сторону я обожатель. Я нашёл в жизни спасительное существо, спасшее меня существо, как раз в то время сбежавшее из Москвы и посещавшее ЛГИТМиК.
Галина Аксенова:
Что значит посещавшее, учившееся.
Вениамин Смехов:
Посещавшее занятия по возделыванию театроведения и киноведения.
Михаил Довженко:
Тогда вопрос к вам обоим. В какой момент, понятно, с вами понятно, что в тот момент, 80-й год, когда выходит «Д'Артаньян и три мушкетёра», всё понятно с Атосом. Но несколько лет назад я встретил одного ныне известного телеведущего, который тогда ещё был неизвестен. И он просто выходил и жаловался всем: когда же меня начнут показывать часто по телевидению, когда же я стану известным. И вот у него была навязчивая идея. Потом стал.
Галина Аксенова:
Закомплексованный человек, чувствуется сразу.
Михаил Довженко:
Первая ваша роль, это фильм «Служили два товарища», потом проходит 10 лет, в течение этих 10 лет есть четыре или пять...
Вениамин Смехов:
Мы про кино сейчас говорим?
Михаил Довженко:
Да. Четыре или пять киноролей, но вот за этот период десятилетия не был какой-то нервозности, годы идут, известность не приходит.
Галина Аксенова:
Тут я хотела бы вклиниться. Если вы знаете историю театра, то вы понимаете, что лучше театра на Таганке ни одного фильма в это время не было. Лучшие люди просто кого можно было представить, и разрешённые, и запрещённые приходили в театр на Таганке.
Михаил Довженко:
Я про кино, да.
Галина Аксенова:
Это сегодняшние наши дела, когда кажется, что если человека покажут крупным планом на телевидении, на экране.
Михаил Довженко:
Не было такого?
Галина Аксенова:
Они точно так же, как в немом кино, когда от крупного плана бежали, как от монстра, это просто абсолютно странное мещанское представление, что экран что-то добавляет. Он добавляет деньги, престиж, но он не добавляет внутри человека абсолютно ничего.
Вениамин Смехов:
Так, но если мы говорим сейчас о присутствующих, мы в этом смысле, наверное, исключение из правил. Мне это очень вообще нравится. Вообще тема исключения из правил - чудесная вещь. Я думаю, что мы с тобой, Глаша, сидим с людьми, которые исключения из правил. А то, что вы назвали, это предположительно средний уровень коллег, которые, как поступавший на наш курс когда-то Рудик Усачёв на вопрос Этуша, хозяина курса, мастера: а дальше что ты хочешь, как актёр, вот мы тебя приняли в Щукинское училище. Он говорит: я хочу заниматься... Потом все ему показывали, потому что он разговаривал руками. Я хочу заниматься немножко сценой, немножко жизнью, где-то женщины, всё и параллельно сниматься в кино. Мечта о параллельно сниматься в кино, это норма. Но рядом со мной были люди, раз вы назвали фильм «Служили два товарища» совсем рядом, потому что первые годы театра на Таганке, это были скачки с препятствиями в виде советского руководства. Но зато с благоприятствованием в лице зрителей, как Галя сказала, лучших людей страны и так далее. И это первые пять шесть лет, это по 30 спектаклей в месяц, но каких спектаклей, это всё было чудом. Поэтому меня раздражало, что мои ближайшие товарищи, Золотухин и Высоцкий, торопятся, как только их куда-то приглашают сниматься в кино. А меня просто не брали в кино. То есть меня приглашали режиссёры, но партийное руководство студий отменяли.
Басиния Шульман:
По какой причине?
Михаил Довженко:
По причине Таганки.
Вениамин Смехов:
По причине изгиба.
Галина Аксенова:
Нерусского происхождения. Мы всё-таки говорим о годах, когда антисемитизм был довольно сильным. Мы говорим о семидесятых годах, когда началась иммиграция еврейская.
Вениамин Смехов:
Потом действительно и Таганка. Но «Три мушкетёра», действительно, Хилькевич был герой. Он пробил двух Таганцев, меня и Сашу Трофимова. Это всё-таки было.
Михаил Довженко:
Везде написано, что вас ещё долго уговаривали, Хилькевич.
Вениамин Смехов:
Нет, это всё, нет, это ничего... Я просто когда-то говорил, у меня моя дочь старшая, Ленка, она дочитывала до конца «Трёх мушкетёров» и начинала сначала. И когда этот уже процесс затянулся, я решил, что я положу этому конец, снимусь в кино.
Галина Аксенова:
Нет, я думаю, что предложение пришло в тот момент, когда Веня только сыграл Воланда. И представить себе, при всём уважении к роли Атоса, роль Воланда и первое исполнение, «Мастера и Маргарита», и первое исполнение роли Воланда, и сам этот материал на сцене, конечно, для актёра это, если надо выбирать, то выбор очень сложный.
Вениамин Смехов:
Ну как же, а у Золотухина был при этом Кузькин, который спектакль запрещали, но он гениально сыграл спектакль, при этом спокойно вырывался в сторону леса. «Хозяин тайги» и так далее. Нет, это конечно, вид ОРЗ или как это называется, заболевание.
Басиния Шульман:
То есть по вашему высказыванию можно сделать вывод, я, например, делаю внутри, что вам театр намного ближе и интереснее, чем кино.
Вениамин Смехов:
Конечно.
Михаил Довженко:
Действительно, правда, вот это было разделение: я театральный актёр, я киноактёр? Вот это банальное советское определение, и сейчас она до сих пор существуют.
Галина Аксенова:
Но оно не советское.
Михаил Довженко:
Не советское, да, но оно...
Галина Аксенова:
Дело в том, что когда кинорежиссёры работали в театре, спектакли получались сложными, даже у Тарковского, великого Тарковского спектакль «Гамлет», который шёл в театре Ленкома, он был сложным спектаклем. И трудно причислить или сравнить его с теми удачами, которые у него были в кино. Поэтому это разное искусство, когда в кино предлагают хорошую роль, у хорошего режиссёра, но, к сожалению, и режиссёров было мало, и ролей было мало, и мы должны понимать, что внешность должна совпасть с ролью, что исключает, создаёт очень маленький выбор.
Вениамин Смехов:
Получилось, что мне очень повезло. Потому что, как правило, даже актёрам, которые играют 50 ролей, 100 ролей, как, например, Табаков Олег Павлович, любимый артист и друг наш. Но он понимал, что всё равно его, когда надо было прорваться в закрытый ресторан в Мисхоре в мой день рождения, надежда была только на него. И мы подошли к кухне с ним, с Мишей Козаковым, такая была у нас ночная попытка чего-нибудь закусить, потому что мы много-много поездили там к Байдарским воротам и назад. Миша постучался, открыли уже убиравшие всё и уже немного выпившие товарищи, которые Мишу не признали, потому что он был супер... А потом вдруг глаз этого смурного человека попал на Табакова: о, Шелленберг! И мы получили ни много, ни мало....
Галина Аксенова:
А у кого была фраза «торговать лицом».
Михаил Довженко:
Да, хотел спросить.
Вениамин Смехов:
У Олега, у Олега Павловича, у Лёлика.
Галина Аксенова:
А как...?
Вениамин Смехов:
Я пойду, возьму на лицо, я возьму что-нибудь нам на лицо.
Михаил Довженко:
Галина, есть такое выражение, слышал, что японские женщины говорят, что зачем выходить замуж за мужчину, который никому больше не нужен. В какой момент вы поняли, что вы идёте вместе по улице, и вы гордитесь человеком, который рядом с вами. Или это было всегда, при первой встрече, при первой влюблённости?
Галина Аксенова:
Не знаю, поскольку гордиться, это очень какое-то для меня несвойственное слово. Просто нам было всегда интересно с первого дня до сегодняшнего дня, и этому сколько, 37, 38 лет.
Михаил Довженко:
Тогда точно такой же вопрос к вам.
Вениамин Смехов:
Наверное, я больше гордился, я скажу, что я лет 10 вообще по-настоящему не верил. Если я просыпался и видел рядом с собой Глашу, то я совершенно честно могу сказать, я сомневался, что это мне так повезло. Вот и всё. Но понимаете, это надо будет открывать скобки и говорить о том, что когда Юрий Петрович Любимов принял двух девушек на стажировку из ленинградского театрального, и это была Глаша, Галя Аксёнова со своей коллегой, то спокойным не остался ни один актёр.
Михаил Довженко:
Вот какая ситуация была.
Галина Аксенова:
Но это не предмет для гордости.
Вениамин Смехов:
Это не предмет для гордости.
Галина Аксенова:
Молодость проходит, как и красота, поэтому об этом говорить даже не интересно.
Вениамин Смехов:
Все-все, мы не будем.
Басиния Шульман:
Хорошо, давайте о музыке немножко поговорим. Я всё-таки здесь представитель музыкальный, и мы с вами...
Галина Аксенова:
Познакомились.
Басиния Шульман:
Да, мы с вами познакомились благодаря музыке.
Вениамин Смехов:
Мы очень хорошо познакомились. Вот видите, я даже задержался на том стихотворении. Мы с вами были в Поленово, в сказочном месте, сказочном для многих ушедших великих людей, и поэтов, и писателей. Сам Поленов и Наташа, и обе Наташи.
Галина Аксенова:
Обе Наташи, да.
Вениамин Смехов:
И когда вы позвали, это было чудесно, это был Бродский и музыка.
Галина Аксенова:
Итальянская музыка. Конечно, это замечательная была идея.
Вениамин Смехов:
Фестиваль, посвящённый Италии в музыке и в литературе. Там же, абсолютно подавленной красотой Оки, я придумал, как бывший футурист:
Оку окинуть оком, о ком ещё мечтать?
В Поленова поленимся по Лениным мечтать.
Михаил Довженко:
Слушайте, прекрасное футуристическое стихотворение.
Вениамин Смехов:
Мне кажется, что чем человек хуже к себе относится, тем он лучше выглядит. Вот это надо, чтобы все услышали. Это Жванецкий, это чудесное выражение.
Михаил Довженко:
Вы начали говорить о стихах.
Басиния Шульман:
Подожди, пожалуйста, мы ещё не закончили.
Михаил Довженко:
Хотел на стихи перейти.
Басиния Шульман:
Рано. Сейчас, я просто, на самом деле, до того, как мы с вами встретились на сцене и на репетициях, я про вас конечно знала, но не столько, не столь подробно, как на сегодняшний день уже знаю. Для меня было совершеннейшим открытием, что вы такое количество других вещей, кроме актёрских делаете. Вы пишете книги, вы пишите стихи, вы ставите, как режиссёр спектакли музыкальные.
Галина Аксенова:
Нет здесь можно добавить, извини, Венечка, поскольку мы о музыке заговорили. Вениамин Борисович поставил 7 оперных спектаклей, и все заграницей, начиная город Аахен, где начинал Караян, Мангейм, где одна из лучших опер, Мюнхен.
Михаил Довженко:
Я когда узнал, что вы ставить оперы в таком количестве и по всему миру, честно говоря, я был в шоке.
Галина Аксенова:
И опера Верди, Доницетти, Чайковский.
Басиния Шульман:
Мало об этом кто знает, если честно.
Галина Аксенова:
Но мы знаем, ведь это самое главное.
Вениамин Смехов:
Почему. Когда появляется самое моё долгожданное, когда на мою неудачу, их было очень мало. Но когда появляется неудача, и на неё пишут какие-то наши критики борзые, как говорили раньше о критиках, борзые, они обязательно узнавали, что я ставил оперы. Потому что никто же их не видел, поэтому можно было сказать: он делает вид, что он ещё оперы ставит где-то там, в провинции. Я в Мюнхене ставил.
Басиния Шульман:
А задевают такие вещи, кстати, это лирическое маленькое отступление. Такие вещи задевают вас?
Галина Аксенова:
Это, на самом деле, потрясение для меня.
Вениамин Смехов:
Только Глашу.
Галина Аксенова:
Я не читаю, я вообще пользуйтесь формулой: отрицательное мнение о моих стихах меня не интересует. Коржавина. То есть я не хочу знать ничего плохого.
Михаил Довженко:
Вы фильтруете информацию?
Галина Аксенова:
Я просто, как только люди приходят с плохой информацией, я закрываюсь. Потому что в мире так много плохого, неизбежного, что я считаю, что надо ограничить круг общения людьми, которые тебе нравятся. Замечательная фраза Славы Полунина: надо жить с тем, кого ты хочешь обнять, вот и всё.
Вениамин Смехов:
Собирай рядом с собой только тех, кого хочешь обнять.
Галина Аксенова:
Жизнь одна.
Вениамин Смехов:
Вчера мы да это и выпили как раз у Славы Полунина и Гидона Кремера.
Галина Аксенова:
Жизнь одна, второй наверное не будет. Поэтому очень важно избавиться от плохой информации, от той, от которой мы можем разбавляться. Но Веня читает, ему интересно, это меня поражает.
Вениамин Смехов:
Мне интересно, мне интересна пагуба, вот как люди, которые себя сформировали для добра, я имею в виду люди в музыке, в театре, в критике, как они силой наших коммунальных кошмаров в нашей стране становятся интриганами, глупцами, завистниками. Я считаю, это, как это, есть рожь, вот эти злаки как называются, злые вот эти.
Михаил Довженко:
Сорняки.
Вениамин Смехов:
Сорняки. Вот критики - это сорняки. А у Игоря Северянина про это замечательно:
Я - соловей! на что мне критик
Со всей небожностью своей?-
Ищи, свинья, услад в корыте,
А не в руладах из ветвей!
Я - соловей, и, кроме песен,
Нет пользы от меня иной.
Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной!
Северянин. Короче говоря, о том, что я делал оперы, действительно, знают те, кто их слышали и видели.
Галина Аксенова:
И это была счастливое время.
Вениамин Смехов:
Счастье было то, что с нами рядом был Давид Боровский, это было время, как только занавес железный упал. Но тут я уже должен сослаться на мою визави. Потому что Галя сделала так, что у меня появились два, а потом три контракта, так ей хотелось. Она хотела меня спасти от неволи. Неволей было моё желание политически участвовать в продолжении легенды театра на Таганке. Любимов был в изгнании, он вернулся, началась новая жизнь. И Галя поняла, что эта страница у меня закончена.
Михаил Довженко:
Но при этом вы демонстративно оставили свою фотографию в фойе театра на Таганке, показав, что.
Галина Аксенова:
Нет, оставил театр. И поскольку Вениамин Борисович цитировал какие-то фразы, у меня есть фраза любимая: зачем гнаться по следам того, что уже окончено, булгаковская фраза. Надо всегда понимать, что в какой-то момент закрывается страница. Её надо мужественно закрыть и открыть новую. Это тяжело, но надо делать, только тогда остаётся в жизни энергия, силы, надо уметь закрывать и надо уметь уходить не в тот момент, когда тебя выставляют, надо уходить за несколько минут до того, как тебе предложат уйти.
Вениамин Смехов:
Но с музыкой, Бася, получилась совсем хорошо, потому что театр на Таганке, это тоже была своего рода постоянно действующая новая опера. Это слова Шнитке. Театр на Таганке, который посещали лучшие люди всех видов культуры, искусства, науки, инженерии и так далее, включал в свой художественный совет таких людей, как Шостакович, Шнитке, Денисов.
Галина Аксенова:
Губайдулина.
Вениамин Смехов:
Губайдулина, Каретников, Буцко, чудесные композиторы, они были наши друзья. А рядом были великие поэты, сейчас все говорят спокойно «великие», тогда мы говорили, что это наши любимые поэты, члены худсовета: Евтушенко, Вознесенский, Булат Окуджава. Это была молодость наша и тогда же мне было, повторяюсь, Миша, я к вам, как к отвечающему.. Тогда мне было странно, что мои друзья все время хотят мелькать, появляться в кино. Тем более тут права совершенно Галя, Глаша, что сильных фильмов, ближайший друг Высоцкого, ближайшие друзья, Шукшин и Тарковский. И конечно, Володя переживал, что они не видят для него фильм.
Михаил Довженко:
Сейчас редкий случай, когда при мне говорят, что в этот период в Советском Союзе не было сильных фильмов. Знаете, сейчас есть такое выражение, что советские киноактёры с каждым годом играют все лучше.
Галина Аксенова:
Это Вениамина Борисовича любимая фраза, что «Три мушкетёра», мы с каждым годом играем все лучше, и кони бегут все быстрее.
Михаил Довженко:
Как-то очень странно, что у вас критика как раз.
Галина Аксенова:
Не критика, трезвое отношение. Мы смотрим правде в глаза. Великих фильмов мало, хороших фильмов больше, а плохих фильмов много, средних фильмов. И когда надо на одних весах взвесить какой-то великий театр, каким была действительно Таганка в шестидесятые и семидесятые годы и средний фильм, то понятно, что человек, который умеет взвешивать, понимает, где перевес.
Вениамин Смехов:
Самому для себя, вы же знаете сами, и вы знаете. Что касается музыки, возвращаясь, Бася, к вашей теме, то Таганка, я уже сказал, это была попытка какого-то мюзикла или какого-то сплетения поэзии, драмы и музыки. Так что для меня не было неожиданным, когда вдруг мы оказались в Германии, Галя повела разговор о том, чтобы я встретился с генеральным интендантом оперного, и оперного, и драматического. Я готов был ставить там драматический спектакль, потому что я учился этой другой профессии. Я не актёр, который ставит спектакли, а мне нравилась именно профессия режиссуры, и тут у меня были сильные учителя. И Фоменко в моей жизни таков, и Любимов, и конечно, великий художник, Боровский. И вот на первый же призыв вместо драмы поставить оперу, слава богу, это была опера речитативная, своя Die Liebe fur drei Orangen, я это был Прокофьев, «Любовь к трем апельсинам».
Галина Аксенова:
Это вообще было конечно потрясающее приглашение, потому что Клаус Шульц, кто был тогда интендантом, по-нашему директором театра в Аахене, театра, где начинал Караян, с очень хорошей репутацией. Он до этого был драматургом, по-нашему завлитом у Вердинга, человека, главного специалиста по Вагнеру в Германии. То есть мы понимаем уровень, этот человек, Клаус Шульц, который пригласил Вениамина Борисовича, его последнее место работы был Байроицкий фестиваль, он был директором Байроицкого фестиваля. Вы понимаете уровень.
Вениамин Смехов:
Это в его жизни последний...
Галина Аксенова:
Да, к сожалению, он очень умер рано. Но просто мы говорим о серьёзном приглашении к серьёзному режиссёру.
Вениамин Смехов:
Пускай Галя расскажет Мише, я вам буду.
Михаил Довженко:
Ничего не имею против.
Галина Аксенова:
У нас такое антигендерное разделение.
Вениамин Смехов:
И вот, Бася, когда Шульц позвал, мы узнали, что в начале того года это был год Прокофьева. Он соучаствовал, споспешествовал постановке спектакля по Прокофьеву, того же названия. И Боровский был художником, а режиссёр был Любимов, и это была большая опера в Баварии. 25:59
Галина Аксенова:
«Четыре грубияна» ты имеешь в виду?
Вениамин Смехов:
Это до этого, а он уже сделал замечательный спектакль.
Басиния Шульман:
А не было возможности его в Россию всё-таки привезти, поставить здесь.
Вениамин Смехов:
Что?
Басиния Шульман:
Чтобы мы тоже увидели.
Михаил Довженко:
Что-то из этих спектаклей.
Галина Аксенова:
Это должен кто-то, это же не мы должны, не Вениамин Борисович, как режиссёр.
Вениамин Смехов:
Вы спрашиваете сегодня.
Галина Аксенова:
Вы же понимаете весь расклад жизни, особенно девяностые годы, которые, в общем-то, были нищими в России. Эта постановка 91-й год, первая постановка. Как можно восстанавливать то, что было в 91-м году. Это изменилась эстетика, прошло 30 почти лет, это нелепый вопрос.
Вениамин Смехов:
Нет, это закон данной игры, логика, когда в это время, в этом помещении, с этими актёрами, по поводу этого произведения появляются такие-то ассоциации, потребности, необходимости, структура вся вот здесь образовывается, здесь, в Аахене. А потом мы поехали в Мангейм и там делали спектакль «Дан Паскуале» в моцартовском зале в парковой сумасшедшей архитектуре.
Галина Аксенова:
В Шветцингене. В Швецингене, да «Дон Паскуале» с Боровским. Потом по Мюнхене в очень славном театре малой оперы, как-то так. Gartnerplatz театр, тоже очень хороший, там поставил два спектакля.
Басиния Шульман:
С ума сойти.
Галина Аксенова:
Замечательного, мало известного, к сожалению, но чудесного композитора, Вольфа Феррари, который делал оперы по текстам Гольдони «Четыре грубияна» или то, что ставил Вениамин Борисович, «Кампьелло», потом то, что когда-то в моей юности Стрелер привозил «Кампьелло» спектакль, это был спектакль, для моего поколения это было потрясение. «Снег в Венеции» для советских зрителей, это же из другой жизни.
Вениамин Смехов:
Это была очень интересная работа, но она была в какой-то степени продолжение романа с музыкой, которую начал Любимов в театре.
Басиния Шульман:
Сейчас я смотрю, во-первых, у вас всё время продолжается такого плана работа.
Вениамин Смехов:
Всё продолжается. Как только я ушёл на пенсию.
Галина Аксенова:
Бася, как только вы зовете, Вениамин Борисович идёт.
Михаил Довженко:
Подождите, у меня есть вот такой вопрос.
Вениамин Смехов:
Как только я вышел на пенсию.
Галина Аксенова:
Я начал работать.
Вениамин Смехов:
У меня появилась кино, много, телевидение, много.
Михаил Довженко:
У меня, знаете, какой к вам вопрос. Потому что у вас есть кино, телевидение, википедия пишет, что вы телеведущий.
Галина Аксенова:
Не читайте википедию.
Михаил Довженко:
Но программы на Культуре всё-таки были. Вы занимаетесь документалистикой, читаете лекции по всему миру, годами рассказываете американским студентам про советское немое кино.
Галина Аксенова:
Не только немое, про звуковое тоже.
Михаил Довженко:
Про звуковое тоже. Но в первую очередь про немое, насколько я понимаю, хотя я не был ни на одной этой лекции. Мне жутко интересно ваше общение, когда вы выбираете темы каждый друг для друга, и вы конечно, это обсуждаете внутри. Как это переплетается?
Вениамин Смехов:
Интересно, ужасно интересно.
Михаил Довженко:
Потому что формально тема может быть разная, но вы же как-то дополняете друг друга в том, как подать тему, какие-то советы, как это происходит?
Галина Аксенова:
Сложный вопрос.
Михаил Довженко:
Или каждый занимается своим делом, а потом просто показывает изданную книжку или даёт ссылку на фильм?
Галина Аксенова:
Нет, я думаю, что ответ будет такой, что для меня очень серьёзной школой были концерты Вениамина Борисовича. Поскольку я практически на все концерты хожу много лет, то конечно, это очень серьёзная школа, и для меня, как для лектора это было обучением. То есть я поняла, как надо работать с аудиторией. С аудиторией надо работать и надо чувствовать её. То есть это абсолютно сексуальный акт, человек и аудитория.
Михаил Довженко:
Вот это я и хотел услышать.
Галина Аксенова:
То есть это были абсолютные уроки. А дальше мы разговариваем. То есть я всегда читаю тот текст, который пишет Вениамин Борисович. Иногда мы ругаемся.
Вениамин Смехов:
Мы редактируем, конечно, мы корпоратив.
Басиния Шульман:
Мы это видели, вот эта книга.
Михаил Довженко:
Да давайте на камеру покажем, вот эта замечательная книга, которую нельзя сейчас найти в магазине.
Галина Аксенова:
Всё, тираж закончился.
Басиния Шульман:
А у кого-то есть.
Вениамин Смехов:
Конечно, это здорово. С самого начала, когда Галя защищала диссертацию, тогда нужна была моя энергия, чтобы отвратить её от желания сбежать, потому что это труд какого-то наукообразия, перед вами и киновед, и театровед живой, это интересно, материал. А диссертация требует следовать букве.
Галина Аксенова:
Довести фразу до конца.
Михаил Довженко:
Но я, как человек, в своё время дописавший диссертацию, я понимаю, о чем вы сейчас говорите.
Вениамин Смехов:
Поэтому я тогда старался как-то так, это было совсем молодое время для Гали, она больше меня слушала, сейчас уже меньше. Сейчас я уже перешёл на послушание. Про музыку, Бася.
Басиния Шульман:
Про Кисина, про Кисина хочу и про премьеру хочу 9 ноября.
Вениамин Смехов:
В результате того, что помогая мне, Галя выработала во мне действительно спокойное отношение к этому невероятию, я актёр драматического театра, в результате я пробовал и то, и то, это очень интересно. Это не расходится с моим, я первоначально вообще литератор, для меня слово - это главное. И то, что повезло с художником, то, что повезло с первыми шагами, потому что у меня нет образование музыкального, я три года, я сбежал.
Басиния Шульман:
Я читала, вы Чижика-Пыжика двумя руками умеете играть.
Вениамин Смехов:
Это только начало было, потом была 20-я соната Гайдна. И вот я с наушниками прожил год, чтобы так знать партитуру. Это не было моей задачей, я по-другому не умею просто. Но я видел удивление у певцов, к которым приходит режиссёр, даже замечательной или никакой, но всё равно он говорит так: ты делай, что я тебе говорю, сейчас едем влево, сейчас едем вправо, как объясняли Эйзенштейну, Небольсин объяснял, когда Эйзенштейн был потрясён идиотизмом оперных актёров, артистов. Он говорил: оперному артисту надо только так, покажи ему, где стоять, чтобы не толкался сосед, и всё. А дальше он сам исполнит всё. И я видел, конечно, певцов, которые должны увидеть дирижёра. А я объяснял, в «Пиковой даме» я поставил эмоциональную оперу в Праге в 98-м, 20 лет назад.
Басиния Шульман:
Миша, ты знал про такое?
Михаил Довженко:
После того, как я это специально нашёл, эту информацию, после этого только начал знать. И я, правда, был в шоке от этого. И в восхищении ещё больше.
Вениамин Смехов:
Выходите из шока немедленно.
Михаил Довженко:
Из шока уже вышел, восхищение осталось.
Вениамин Смехов:
И вообще, восторг, это главное слово в искусстве, главное слово у Петра Фоменко, должен быть восторг. Вообще, как Фоменко говорил: предмет искусства - это радость жизни. Мне очень нравится ваша компания и ваша, молодой человек. Потому что радость жизни присутствует.
Михаил Довженко:
На самом деле, мы сейчас готовились к эфиру, прочитали историю про то, вернёмся опять к попсовой теме.
Басиния Шульман:
Да, невозможно не вернуться.
Михаил Довженко:
Прочитали историю про то, как вы все вместе украли рыбу во время съемок «Трёх мушкетёров».
Галина Аксенова:
Первый раз слышу, хотелось бы.
Вениамин Смехов:
Это Боярский и Смирнитский не украли, нет.
Михаил Довженко:
Взяли в долг, потом они её съели, потом вернули деньги.
Вениамин Смехов:
Это может быть, вы читали их интервью, потому что я такого не говорил.
Басиния Шульман:
Нет, вы такого не говорили.
Михаил Довженко:
Вы, говорят, чуть-чуть участвовали.
Галина Аксенова:
Первый раз слышу, поэтому мне даже интересно. Расскажи мне, пожалуйста.
Михаил Довженко:
Мне показалось это гигантской авантюрой.
Галина Аксенова:
Какую рыбу украли?
Басиния Шульман:
Копчёную.
Вениамин Смехов:
Дело красивое, правда, замечательный артист, Саша Боярский, старший брат Миши Боярского, мы с ним очень подружились. И Миша, к его чести, очень деликатно восторгался этим и говорил: ну вот, вы два интеллигента, вы два таланта, вы знаете поэзию, а мы так, мы что-нибудь вам купим, накормим вас. Вот они поехали, купили, и они нас с Сашенькой покойным, очень рано ушедшим из жизни, замечательный актёр, Саша Боярский, провели в Одессе, в Аркаде, в гостинице. Потому что Саша был со своим театром, «Русский театр», «Рижский русский театр» знаменитый, Кац ставил спектакль «Утиная охота», где Саша играл главную роль. Так что вот. Рыба была.
Михаил Довженко:
Я пытался задать вот какой вопрос. Была чисто авантюра, которую все потом вспоминают. Сегодня с вами какие авантюры происходят? Понятно, что постановка оперы была то же чистой воды авантюрой.
Вениамин Смехов:
В хорошем смысле всё является такой, чем-то таким рискованным, может быть, со стороны. Мы потом узнаем, что это авантюра, в жизни нам это просто интересно. Предложений, слава господу, очень много предложений. Бася, сейчас о музыке.
Михаил Довженко:
Давайте мы от музыки отвлечёмся, всё-таки про вот эту книгу хочу сказать. Галина, расскажите, пожалуйста.
Вениамин Смехов:
Миша, рассказывайте. Бася, и вот вы позвали меня в Поленово.
Галина Аксенова:
Венечка, давай я расскажу про книгу.
Михаил Довженко:
Давайте про книгу расскажем, замечательная книга, просто с восхищением рассматриваю. Здесь куча картинок, называется она «Страсти старьёвщика, рассказы коллекционеров». Облизывался практически на каждой, откуда это всё возникло?
Галина Аксенова:
У нас группа друзей, которые каждый кто-то что-то собирает. Я собираю сумочки. И вот здесь, я не знаю, вы видели или нет, здесь приблизительно 20-30 сумочек из моей коллекции, в которой 500 сумочек от конца 18-го века до 1960-х, дальше меня мало интересует. У кого-то из моих друзей, кто-то собирает майсеновский фарфор, первые 20 лет майсеновского фарфора с 1720-го, в смысле первые 20 лет. Кто-то собирает японские гравюры, сейчас замечательная выставка в Пушкинском музее, и мне было проще понимать эту выставку, потому что я была редактором этой статьи. Кто-то собирает второе поколение, африканские маски. Я говорю: ребята, давайте напишите каждый статью, не как искусствовед, а как коллекционер. Мы сделали, я очень рада, книга вышла книга, уже год или полтора года, как она издана, её практически уже нет, тираж заканчивается, очень и очень приятно, спасибо за вопрос. А старьёвщик, я люблю старые вещи, мне кажется, что ходить в современные магазины скушно.
Басиния Шульман:
Поддерживаю полностью.
Михаил Довженко:
Я, как барахольщик, Вас поддерживаю.
Галина Аксенова:
А когда ходишь на блошиные рынки, в магазины антикварные. ты как грибники, то есть ты никогда не знаешь, что найдёшь. И твой выбор, это выбор твоего вкуса и твоего знания. Поскольку я покупала вещи удивительные, за 5 долларов я купила бриллиантовое кольцо и серьги, которые я тут же подарила, потому что то, что легко приходит, должно легко уходить. Или я купила брошку совершенно случайно, которая оказалась из коллекции Картье. Вот эти вещи, это значит моё знание, мой вкус.
Вениамин Смехов:
Но ты не ищешь Картье, это получается случайно.
Галина Аксенова:
Нет, я не ищу, я просто ищу то, что мне кажется, есть стиль, вкус, я вижу, что это хорошая вещь. Дальше начинается изучение.
Вениамин Смехов:
А когда ты меня выбрала, ты тоже?
Галина Аксенова:
То же самое, я бы сказала, ювелирная работа.
Вениамин Смехов:
Подобрала на дороге.
Михаил Довженко:
Всё одно к одному, вот откуда появилось.
Вениамин Смехов:
Бася, так значит про музыку.
Басиния Шульман:
Ну, теперь можно?
Галина Аксенова:
Вот про музыку 9 числа концерт замечательный, музыкальный.
Вениамин Смехов:
В Поленово у нас был прекрасный дебют нашей дружбы с Басинией Шульман. Это было обоюдно, это было для чудесной публики, для сказочного места. А потом продолжился мой роман с музыкой, теперь уже последних, не знаю, десятка лет, даже чуть больше. И телевизионные радости, которые правда соединили и поэзию, и музыку, я пришёл к вам со стихами, это было открытие какого-то жанра на канале Культура. Так что та, кто открывала Люба, теперь стала главным человеком, там было много интересного, это было 16 русских поэтов. Потом были ещё такие же вещи, всегда была музыка. И параллельно в Красноярске с оркестром народных инструментов, Женя Бушков, чудесный дирижёр, с которым я в зале Чайковского с его оркестром, и Башмет, и Гергиев, с котором я...
Галина Аксенова:
Но самое замечательное, это всё, что было, а сейчас 9 числа будет замечательный.
Вениамин Смехов:
Дай я про Прокофьева расскажу.
Михаил Довженко:
Без этой настойчивости не появилось бы такой книги, не появилось бы вас.
Галина Аксенова:
Более того, я должна сказать, эта книга никогда бы не появилась без моей настойчивости. Я сейчас говорю, у Вениамина Борисовича эта книжка к юбилею Высоцкого вышла. Я говорю, что надо дописать что-то, потому что вдруг стало понятно, что какие-то главы не вошли в книгу. Вениамин Борисович говорит, что он больше не хочет дописывать.
Вениамин Смехов:
Да, правда. Теперь о музыке, Бася. 9 ноября, нет, скажем так, 2 дня я буду в Большом театре репетировать. Я сам...
Галина Аксенова:
Это уже звучит божественно.
Вениамин Смехов:
Это солисты оркестра Большого театра, это замечательный Владимир Зисман сам, полиинструмент.
Галина Аксенова:
Автор чудесной книги «Музыканты смеются».
Вениамин Смехов:
Который написал обо всех инструментах и инструменталистах, чудесная книжка. Но он придумал композицию музыкальную, которая сопровождает чтение двух шедевров нашей с вами великой литературы. «Сказка о золотом петушке» и «Моцарт и Сальери». Там будут звучать и Шестакович, и Шнитке, и Сальери, великий композитор, и Моцарт, не менее великий. Это здорово составленная, я сам люблю композиции, очень много писал композиций, до сих пор этим занимаюсь, поэтические. А здесь только эти два произведения. Это будет и в Жуковском, во дворце, который я хорошо знаю смолоду.
Галина Аксенова:
В Доме художника девятого, нет?
Вениамин Смехов:
Это будет в ЦДХ, в центральном доме художника.
Басиния Шульман:
9 ноября.
Вениамин Смехов:
9 ноября в 7:30 вечера об этом...
Басиния Шульман:
Я в Клину в этот день играю изумительную программу в домике Чайковского на фестивале.
Вениамин Смехов:
Как мне нравятся тапочки Петра Ильича. Нет, вы не видели? Я серьёзно говорю.
Басиния Шульман:
Нет ещё, поеду, посмотрю.
Вениамин Смехов:
Я сфотографировал.
Михаил Довженко:
Слова настоящего барахольщика.
Басиния Шульман:
Да, старьёвщика.
Вениамин Смехов:
Я подзаряжен.
Галина Аксенова:
Подцепил.
Вениамин Смехов:
Пожалуйста, дорогие друзья, 9 ноября в 7:30, пожалуйте, билеты говорят, ещё есть.
Басиния Шульман:
Замечательно.
Вениамин Смехов:
Но это будет очень весело.
Галина Аксенова:
До конца эфира осталась 1 минута, я предлагаю какой-то главный вопрос задать.
Михаил Довженко:
А у меня нет вопросов.
Басиния Шульман:
У меня есть.
Михаил Довженко:
Ну, давай. Я хотел к стихам вернуться.
Басиния Шульман:
Ну давай. 2 минут у нас.
Михаил Довженко:
Всегда в голове вертятся какие-то стихотворения, когда спрашивают, кто твой любимый поэт или писатель, это какая-то глупость, мне кажется. Потому что это всё какими-то волнами.
Вениамин Смехов:
Много всегда поэтов любимых.
Михаил Довженко:
Да вот сейчас что.
Басиния Шульман:
Меня тоже спрашивают, какой твой любимый композитор, я тоже не знаю.
Михаил Довженко:
Стихотворение, которое сейчас у вас сегодня, в эту секунду, как вы говорите, опера, вот в этот момент, в этой компании у вас сейчас в голове.
Галина Аксенова:
Поскольку осталось 40 секунд, только «какой прекрасный этот вечер».
Вениамин Смехов:
Это да. Нет, тогда Николай Эрдман все-таки:
Один поэт, свой путь осмыслить силясь,
Хоть он и не был Пушкину сродни,
Спросил: «Куда вы удалились,
Весны моей златые дни?»
Златые дни ответствовали так:
— Мы не могли не удалиться,
Раз здесь у вас такой бардак
И вообще, черт знает что творится!
Златые дни в отсталости своей
Не понималют наших дней.
Михаил Довженко:
Спасибо.
Басиния Шульман:
Ой, браво! Здорово.
Михаил Довженко:
Спасибо. Сегодня Вениамин Смехов и Галина Аксёнова.
Басиния Шульман:
Спасибо вам большое.
Михаил Довженко:
Спасибо, что вы пришли.
Вениамин Смехов:
Спасибо, ребята, теперь, слава богу, поговорим о музыке.