Олег Смирнов:
Добрый вечер! В эфире Mediametrics, программа «Медицинские гаджеты». Сегодня в студии в гостях Максим Древаль – врач-нейрохирург федерального государственного Научного центра неврологии. Максим, вечер добрый, рад видеть Вас в нашей студии. Древаль, я так понимаю, это такая потомственная линия нейрохирургов?
Максим Древаль:
Добрый вечер, Олег, добрый вечер, слушатели. Это целая династия.
Олег Смирнов:
Круто! Расскажите, пожалуйста.
Максим Древаль:
Это целая нейрохирургическая династия, я пошел по стопам своего дяди, который в настоящее время является активным хирургом, нейрохирургом, церебральным хирургом. То есть преимущественно он занимается проблемами онкологии головного мозга. В 2003-м году я был уверен, что пойду по его стопам, так все и вышло.
Олег Смирнов:
Так все и случилось. То есть, в принципе, Вы достаточно молодой врач, достаточно молодой кандидат медицинских наук в прогрессивном сообществе нейрохирургов, не старого поколения.
Максим Древаль:
Нет, я занимаюсь преимущественно спинальной хирургией. Спинальная хирургия в виду своих новшеств, в виду активных инноваций, внедрения эндоскопии, внедрения малоинвазивности в хирургии это все-таки преимущественно хирургия в настоящее время молодых, тех, кто играл в приставку, тому проще понимать.
Олег Смирнов:
А учили Вас на аппаратах уже симуляционных, или Вы все-таки еще застали то время, когда практически с ножовкой?
Максим Древаль:
Я застал, пожалуй, три даже периода. Это период сильного обучения, сильное, может быть, не самое подходящее слово. Это классическая...
Олег Смирнов:
Классическая школа.
Максим Древаль:
Классическая академическая школа военной медицины, военно-медицинская академия. Далее я за время обучения работал в нескольких местах в должности медицинского брата. Но медицинского брата нет, я работал в качестве медицинской сестры, у меня в трудовой книжке так и записано.
Олег Смирнов:
Ничего себе.
Максим Древаль:
Я работал в обычной городской больнице.
Олег Смирнов:
То есть никакой семейной династии, вначале помощи не было, то есть поставили по полной на конвейер.
Максим Древаль:
Нет. Более того, не ради хвастовства, помощи такой, что мы тебя пропихнем и так далее...
Олег Смирнов:
Хорошее место, больше зарплата.
Максим Древаль:
Такого не было, но всегда меня родственники поддерживали и словом, и советом, и как лучше быть, как лучше выйти из той или иной ситуации, вот как это выглядело.
Олег Смирнов:
То есть хороший совет всегда присутствовал и в выборе профессии, в дальнейшей деятельности.
Максим Древаль:
Именно так.
Олег Смирнов:
Максим, давайте про технологии немножечко. У нас передача про инновации, про гаджеты, про устройства. Эндоскопию, честно говоря, я пробовал на симуляторах, мне в международном медицинском кластере в Сколково дали поиграться минут 15-20, я понял, что это достаточно сложная история. Как Вы проходили? Во-первых, трехмерное пространство на экране. Для меня это было несколько шокирующим элементом, потому что приставка приставкой, но она все равно двухмерная, а здесь нужно как-то ориентироваться, представлять все это несколько по-иному.
Максим Древаль:
Здесь вопрос заключается в том, какой фундамент практических и других знаний ты получил. То есть при наличии фундамента, при понимании анатомии первоначальной, то есть на те операции, которые являются золотым стандартом, накладываются знания уже эндоскопические. То есть если ты знаешь первичное, это второй, третий этап обучения, в том числе эндоскопия, торакоскопия, пул-эндоскопия, то есть эндоскопия, которая осуществляется через прокол. Есть также методики видеоассистенций, они накладываются на первоначальные знания, и все вполне получается.
Олег Смирнов:
То есть уже не конвейер, это простая функция для Вас, провести операцию.
Максим Древаль:
Я не могу сказать, что есть простые операции, есть сложные. Все-таки это нейрохирургия, это, как ни крути, равно довольно ювелирная работа. То есть сантиметр влево, сантиметр вправо, какая-то ошибка, повреждение корешка, и мы получаем у человека, у которого были исключительно жалобы или незначительные чувствительные нарушения, грубый неврологический дефицит, поэтому назвать эту хирургию простой я не могу.
Олег Смирнов:
То есть это высококвалифицированная.
Максим Древаль:
И это хирургия, на которую тратится довольно много сил, довольно большие сроки по обучению. Поэтому тут несколько циклов, опять же, фундамент, потом обязательно курсы секционные. То есть это работа на муляжах, это работа в морге. И внедрение методики под контролем моих коллег, скажем, старших, тех, которые в свое время рождали и эндоскопическую хирургию.
Олег Смирнов:
Вообще, эндоскопическая хирургия с чего пошла, давайте немножко попробуем в историю погрузиться, чтобы было понятнее. Почему возникла необходимость ответвления?
Максим Древаль:
Можно на примере шейной хирургии. При дегенеративных процессах, то есть при хирургии в том веке, это хирургия старшей возрастной категории, сейчас эта проблема молодеет, с этим сталкиваются люди 20-25-30 лет. В середине прошлого столетия начали осуществляться передние шейно-хирургические доступы. Они были довольно инвазивные, но они являлись базисом при нынешней хирургии. Были как хорошие результаты, так и отличные, удовлетворительные, естественно, неудовлетворительные результаты, отрицательные.
Связаны плохие результаты были, в том числе, с большими широкими декомпрессиями, с большими разрезами, с кровопотерей, с длительностью операций. Постепенно хирурги стали понимать, что чем меньше объем операции, чем меньше костная резекция, тем меньше и инвазия, то есть быстрее человек активизируется, быстрее человек выписывается, быстрее человек возвращается в свою рутинную обойму. В 80-х годах появились первые статьи, первые публикации, что хирурги стали использовать микроскоп. Микроскоп уменьшил объем операции, притом, что визуализация лучше, визуализация четче, визуализация ближе. Соответственно, можно добиться практически полной декомпрессии той или иной нервной структуры. В середине 90-х появляются уже эндоскопические различные методики. Микроскоп, данные микроскопа, образно говоря, принесены в маленькую камеру...
Олег Смирнов:
Которая непосредственно в поле операция находится. Вообще, перенос микроскопа, с одной стороны, увеличил количество операций, насколько я понимаю. Сколько сейчас составляет восстановительный период у пациентов? Это те же самые, то есть встал и пошел, как в кардио, или все-таки нет?
Максим Древаль:
Смотря о какой патологии мы говорим. Если мы говорим про дегенеративные процессы, про пункционные операции, про маленькие операции на 40 минут – полтора часа, в этот же день, если пациент оперируется до обеда, скажем, в первую, во вторую очередь, то вечером он может подниматься, и на вторые, третьи сутки мы готовы его отпустить. Если пациент понимает сложность своей патологии, если пациент понимает сложность той операции, которая ему выполнена, мы нашли общий язык, то мы готовы этого человека с нашими рекомендациями отпустить на второй, на третий день.
Олег Смирнов:
Про тяжелые случаи понятно, все индивидуально.
Максим Древаль:
Да.
Олег Смирнов:
Все равно при всей эндоскопичности в позвоночник, нервную систему допустить хирурга – я не знаю, для меня это достаточно сложный процесс. Вроде бы это основа всего. Как Вы находите диалог?
Максим Древаль:
То есть каким образом мы получаем согласие на операцию.
Олег Смирнов:
Да, как Вы получаете согласие и как Вы убеждаете, что это действительно необходимо?
Максим Древаль:
Если говорить обо мне, я не буду обобщать всех моих коллег из моего отделения. Я в большинстве случаев, если нет экстренных или срочных показаний к выполнению той или иной операции, даю шанс использовать все возможные методы, допустимые, не противоречащие биомеханике позвоночника, даю шанс лечиться консервативно.
Олег Смирнов:
То есть это таблеточки, гимнастика.
Максим Древаль:
Да. То есть я никогда не говорю, что сию минуту давайте, прямо с колес быстрее госпитализируйтесь.
Олег Смирнов:
То есть, в принципе, на консультации Вы достаточно лояльны.
Максим Древаль:
Да.
Олег Смирнов:
Все-таки что должно со стороны пациента произойти, на каком этапе он понимает, что нужно идти к серьезному доктору, что и мануалка, и на двери повисел, и вверх ногами.
Максим Древаль:
Патологии становятся моложе. Все люди работоспособные, у всех есть свой график, все уже во временных своих рамках. Просто непозволительно в нынешнее время выбиться из своего ритма жизни, семейного ритма и так далее. Я бы сказал, что 5 человек из 10 хотят максимально быстро вернуться в строй.
Олег Смирнов:
Хирургия это позволяет?
Максим Древаль:
Да.
Олег Смирнов:
То есть это реальный способ, не надо особо уходить в консервативное лечение, можно смело идти и оперировать?
Максим Древаль:
Если выдержаны сроки, если человек лечится месяц-два и нет эффекта, человек понимает, что он попробовал тот, второй, третий метод лечения, он скорректировал одну схему лечения, вторую, до третьей редко доходят. Поэтому они говорят о том, что давайте.
Олег Смирнов:
То есть уже клиент созрел.
Максим Древаль:
Вернусь немножко к предыдущему вопросу, почему госпитализируются к нам, ко мне. Как мне кажется, залог хорошего хирургического результата – понятно, что здесь очень много различных факторов, которые нужно учитывать, но мы всегда ведем беседу. Мы всегда пытаемся вспомнить школьный курс анатомии, показать на муляжах, как это выглядит, где что располагается, где что сдавливает, оттесняет, где стенозируется, где находится проблема.
Олег Смирнов:
С чем сейчас приходят чаще всего?
Максим Древаль:
Если говорить про нашу патологию, это проблемы нижне-поясничного отдела. Это грыжи, этого стенозы, это разрастание суставов, которые вызывают различные чувствительные нарушения, двигательные в том числе нарушения, в редких случаях, особенно запущенных, кто по тем или иным причинам категорически отказывается оперироваться, то можно добиться и проблем с функцией тазовых органов. Вот что, к слову, восстанавливается существенно хуже, чем все остальное.
Олег Смирнов:
Это сидячий образ жизни к чему приводит. Вернее, что приводит к этому?
Максим Древаль:
Есть несколько групп риска. Я об этом всегда говорю на консультации. Это избыточная масса тела, потому что мы запрограммированы природой несколько иначе. Мы должны все быть стройные, мы должны, как раньше бегать с копьем за дичью, а мы сидим в машинах в пробках.
Олег Смирнов:
Сидим в машинах с компьютером.
Максим Древаль:
За компьютером, и единственное, где копье, это в наших компьютерных играх и в телефонах. То есть минимум движения, возникают проблемы.
Олег Смирнов:
Я всегда задаю вопрос реабилитологам, врачам, среди офисных работников очень часто либо входит в пакет социальных благ, либо как-то приобретается замечательный фитнес. После, скажем так, перерыва в 15-20 лет человек пришел, начинает активно «э-ге-гей». К Вам часто попадают после этого «э-ге-гей»?
Максим Древаль:
Я бы сказал так, что есть такая категория граждан, которые решили, что они могут сделать абсолютно все. Это не касается только спортзала. Это касается и работы с лопатой на даче, это и в гараже кто-то что-то перекладывал. То есть он этим не занимался предыдущие 5 лет, и вот он сегодня вдруг решил. Поэтому есть такая ситуация.
Олег Смирнов:
И вперед, на диагностику АСЛ участков. К Вам нужно приходить уже с готовым МРТ? Что является основой, что должно щелкнуть, что мне к нейрохирургу и к неврологу пора?
Максим Древаль:
Нейрохирургия – довольно узкая специальность. Есть несколько этапов госпитализации, несколько этапов диагностики. В большинстве случаев приходят пациенты к врачу-невропатологу, невропатологи умные, они с молотком, они знают все симптомы, они все посмотрят, они максимально дотошные специалисты. Делается ряд исследований по направлению, по рекомендации невропатолога. Если там находится какая-то хирургическая патология, то они просят нашу консультацию.
Олег Смирнов:
Вообще в диагностике кроме МРТ что-то применяется?
Максим Древаль:
МРТ в настоящее время является золотым стандартом. То есть это наиболее информативное исследование.
Олег Смирнов:
УЗИ?
Максим Древаль:
УЗИ, если речь идет о периферической нервной системе. То есть у нас есть уязвимые зоны – это сгибы в конечностях, преимущественно в руках, потому что мы ложку держим, пишем, компьютер, мышка и так далее. Да, здесь УЗИ максимально информативный метод, УЗИ и электронейромиография. То есть здесь мы просим помощи обязательно у наших коллег нейрофизиологов.
Если говорить про МРТ, МРТ решает львиную долю проблем. Если речь идет о планировании оперативного вмешательства, если ситуация какая-то неочевидная, расположение субстрата компрессии, какова плотность этого субстрата компрессии. Мы в ряде случаев прибегаем к КТ-исследованию. Мы не можем обойтись без обычного старинного метода рентгенографии. Преимущественно это функциональная рентгенография. То есть это максимальное сгибание, как в шейном отделе, так и в поясничном, так и максимальное разгибание. То есть человек, когда делает исследование, например, МРТ, он находится...
Олег Смирнов:
В лежачем, спокойном состоянии.
Максим Древаль:
Да, в горизонтальном положении. Когда человек поднимается, сгибается и разгибается, есть дополнительная нагрузка. И мы отмечаем гиперподвижность, малоподвижность либо чрезвычайно избыточную подвижность, которая именуется, как спондилолистез, мы видим это по рентгеновскому снимку. Просто бывают такие случаи, в нынешнее время у нас практически их нет, но у меня есть такой опыт, он отрицательный, когда мы шли на одну операцию, в итоге мы понимаем интраоперационно, что здесь нужно было бы делать другую операцию. То есть сейчас, в принципе, все отработано, есть свои стандарты, когда, в каких случаях назначаем то либо иное исследование дополнительное либо основное.
Олег Смирнов:
Фактически, Вы весь спектр диагностики используете.
Максим Древаль:
В принципе, да.
Олег Смирнов:
Нельзя сказать, что Вы ограничивайтесь каким-то одним, у Вас весь набор.
Максим Древаль:
Нет, у нас есть все. И используем мы все. Даже в некоторых случаях несколько больше, но зато мы со всех сторон застрахованы, потому что окончательный итог – это все-таки положительный результат, тот, которым будет удовлетворен пациент. Если говорить про, например, шейные стенозы или грудные стенозы, то есть сдавление спинного мозга. У спинного мозга есть свои, скажем так, передние, задние, боковые столбы. Они называются столбами в простонародье и в нашем сленге, в наших терминах. Мы при помощи нейрофизиологов, при помощи их знаний выполняем ряд нейрофизиологических исследований. Это довольно редкие исследования, там сложные слова – транскраниальная магнитная стимуляция, соматосенсорный вызванный потенциал. Это те исследования, которые позволяют понять, насколько нарушена проводимость внутри самого спинного мозга. Потому что мы можем видеть картинку по данным МРТ, и эта картинка нас склоняет к выполнению оперативного вмешательства, но перед нами может сидеть визуально абсолютно здоровый пациент, который с незначительными жалобами пошел и сделал эти исследования, например, МРТ.
Олег Смирнов:
То есть еще проводимость всех стволов можно провести.
Максим Древаль:
Да, мы выполняем эти нейрофизиологические исследования, которые у нас являются определяющими в дальнейшей тактике. Либо это тактика радикальная, хирургическая, либо это тактика динамического наблюдения, что тоже допустимо.
Олег Смирнов:
Наверное, новшество последнего десятилетия – это печать суставов, 3D printing всевозможный. Очень много в информационном поле, то есть кто-то органы печатает, кто-то суставы печатает, кто-то из титана выпиливает, ну, не выпиливает, производит, отливает, более правильно. Что на самом деле происходит? Что есть информационный шум, а что действительно Вы применяете в повседневной жизни? И чем мы лучше, хуже зарубежных коллег, что имеется в арсенале нейрохирургов России?
Максим Древаль:
В настоящее время мы довольно активно, помимо маленьких эндоскопических операций, делаем операции по имплантации тех или иных систем. Мы используем титановые сплавы. Это различные топовые фирмы. Если говорить о 3D printing, то в настоящее время мы и наши коллеги, которые активно оперируют позвоночник, не используем, но методика однозначно внедряется. Связано это с тем, что анатомия позвоночника чрезвычайно сложна. То есть там множество десятков суставов располагается, которые повторить 3D printing пока что не может, потому что перераспределение нагрузки происходит, и пока что данную функцию могут выполнять титановые конструкции.
Олег Смирнов:
То есть напечатать один в один не получится?
Максим Древаль:
Пока что не выходит, скажем так. Но однозначно я могу сказать, что за этой методикой будущее. Хотя есть два лагеря в настоящее время. Это те коллеги, которые считают и получают хорошие результаты с максимальной имплантацией. Мы здесь не говорим, есть показания, нет показаний, мы прекрасно понимаем, что даже в здоровый позвоночник можно поставить все что угодно.
Есть вторая группа специалистов, которые считают, что за малоинвазивными методиками будущее. Есть ряд хирургов, которые пытаются отказаться от установки тех либо иных конструкций. В принципе, мое мнение, что это достаточно оправданно. То есть установка той или иной конструкции должна быть исключительно по показаниям. Если нет этих показаний, то имплант не выдерживает критики со стороны соседних, смежных отделов позвоночника.
Олег Смирнов:
Как это вообще все уживается – импланты, живое?
Максим Древаль:
Проводится масса различных опытов, проводится масса лабораторных исследований, то есть для этого нужны не недели, не месяцы, для этого нужны годы, чтобы апробировать, чтобы понять, что этот имплант будет хорош для человека. То есть проводятся исследования на животных, на трупах, проводятся исследования на различных станках. Я попытаюсь это объяснить максимально просто. То есть берется фрагмент позвоночника, в этот фрагмент внедряется та или иная конструкция. Есть специальные прессовочные машины, которые рассчитывают амплитуду, которые рассчитывают объем движений, количество движений, и специалисты оценивают целесообразность, оценивают надежность той или иной конструкции. Есть интересные сейчас импланты, пожалуй, они в настоящее время приближены к анатомии позвоночника, это протезирование дисков. Шейные, поясничные протезы.
Олег Смирнов:
Это единичные, то есть это не конструкции?
Максим Древаль:
Все является конструкцией, все, что внедряется, все является конструкцией. Но эта конструкция сложнее, чем, например, четыре винтика, устанавливаемые в позвоночник, которые различными поперечными балками стягиваются, и этот сегмент не работает.
Олег Смирнов:
Просто фиксирует.
Максим Древаль:
Он просто фиксирует. Происходит перераспределение нагрузки на выше, ниже лежащие сегменты. Кто-то получит больше, кто-то получит меньше.
Олег Смирнов:
Это чтобы диск вот этот зажимался.
Максим Древаль:
А есть протез. То есть содержимое этого импланта, это замещение межпозвонкового диска имплантом, который работает наравне с соседними сегментами.
Олег Смирнов:
Фактически полностью костная структура замещается.
Максим Древаль:
Да, вектор движения полностью повторяет, естественно, ничто не может заменить свой здоровый межпозвонковый диск, но данные протезы повторяют объем движений. И тем самым ранняя активизация, быстрое возвращение в рабочий, в домашний строй, и дальние перспективы очень хорошие.
Олег Смирнов:
После замены сегментов, замены суставов какой срок? Понятно, что все достаточно индивидуально, но как быстро пациент может вернуться к нормальной жизни, скажем так?
Максим Древаль:
Первый контрольный срок – это 3-4 недели. То есть этого времени достаточно, чтобы схватились внутренние слои послеоперационной раны, ими являются мышцы, связки, апоневроз, подкожно-жировая клетчатка и т.д. Я не буду вдаваться в анатомию, но 3-4 недель достаточно для того, чтобы постепенно, процентов на 70, вернуться в обычный режим.
Олег Смирнов:
Это должно все зажить, и начинаются движения, или движения можно сразу начинать?
Максим Древаль:
Мы не рекомендуем, как и все коллеги, после операции, будь то на шее, будь то на грудном отделе позвоночника или на поясничном, максимальное скручивание, максимальное сгибание-разгибание. Тем самым мы, вернее, сам пациент, ограничивая себя в движениях, способствует щадящему заживлению в этой области. Меньше воспаление, меньше шансов возникновения рецидива заболевания в этой области, а он есть.
Олег Смирнов:
Воспаление. Инфекции всевозможные.
Максим Древаль:
Не совсем инфекции, это асептическое воспаление, то есть это воспаление, которое располагается по ходу инструментария. Оно всегда есть, потому что мы не можем полностью, на 150 %...
Олег Смирнов:
Стерильно.
Максим Древаль:
Нет, речь не о стерильности идет, простите, я Вас поправлю. Речь идет о том, что мы не можем скоагулировать, то есть остановить капельные кровотечения, точечные кровотечения во всех анатомических структурах походу установки инструментария. Поэтому капельки крови, капельки жировой клетчатки все равно остаются, и они в данном случае уже потревожены нами, хирургами, то есть они могут создавать условия для септического воспаления. Это допустимо, это вполне себе нормальная реакция.
Олег Смирнов:
Когда вскрыли достаточный объем, то надеяться, что будет, как раньше, наверное, уже сложновато. Но пациенты когда приходят на такие операции, они хотят чего? Вернуть, как было в молодости, или все-таки понимают, что это некое другое состояние будет?
Максим Древаль:
Я всегда обсуждаю вопрос того, чем человек будет удовлетворен. Во всех случаях я говорю правду.
Олег Смирнов:
А в чем правда?
Максим Древаль:
Правдой является то, что человек, который заболел той или иной болячкой в позвоночнике, мы речь ведем о дегенеративном процессе, то есть в процессе старения.
Олег Смирнов:
Безусловно.
Максим Древаль:
Он все равно будет испытывать тот или иной дискомфорт. И этому человеку, который столкнулся и с терапевтической проблемой в позвоночнике, и с хирургической, ему в любом случае придется следить за собой, однозначно. Это и контроль массы тела, это и различные лечебно-физкультурные комплексы, и наблюдения невролога, хорошо, если есть возможность санаторно-курортного посещения, скажем так, санатория, профильного по спинальным заболеваниям.
Олег Смирнов:
Опять же, дегенеративные изменения, модная сейчас 4-П медицина и наша перспектива с пенсионной реформой, 65+, возрастание количества пациентов 60+. Вот здесь какие перспективы. То есть понятно, что многим у нас и в правительстве, и среди большого количества населения в районе 50. В принципе, всех это неизбежно ждет. Ожидаете ли Вы наплыва большого количества пациентов, что Вы можете предложить? Не нужно ли уже сейчас заниматься проблемами, то есть как в 4-П медицине говорят, давайте-ка сейчас, может быть, подумаем, что-нибудь поделаем. Какие-нибудь рекомендации, чтобы как можно дальше отодвинуть операционную историю.
Максим Древаль:
Я бы даже сказал, что не просто отодвинуть, а попытаться избежать оперативных вмешательств. Это вполне себе можно сделать. Есть ряд публикаций, не один десяток, это как неврологические, реабилитационные, эндокринологические работы, которые говорят о том, что начинай беречь себя еще тогда.
Олег Смирнов:
Иногда уже поздно. Давайте ближе к реальности.
Максим Древаль:
Рекомендации есть, но, безусловно, никто не соблюдает. Мы устроены так. За всех я не буду говорить, наверное, скажу за себя, что мы, пока что-то не случилось, пока мы с этим не столкнулись...
Олег Смирнов:
Нормально, это не только в нейрохирургии, это везде.
Максим Древаль:
Абсолютно везде, это касается практически всего. Ну, вот так мы устроены. Не болит и ладно.
Олег Смирнов:
Но Вы верите в предиктивную медицину, что все-таки как-то можно будет путем больших манипуляций на государственном уровне, с внедрением каких-то кабинетов здоровья, инфоресурсов это дело модернизировать, скажем так, сознание наших граждан.
Максим Древаль:
Вполне допускаю себе это.
Олег Смирнов:
То есть, в принципе, можно.
Максим Древаль:
Вполне допускаю. Но здесь целая коалиция должна собраться хирургов, в моем понимании. То есть все стационары, которые занимаются тем либо иным заболеванием, той либо иной патологией, они должны объединить свои знания, объединить все, что есть, и максимально часто напоминать об этом.
Олег Смирнов:
У нас с объединением патологии как-то все так своеобразно, у нас все-таки по кусочкам предпочитают почему-то лечить.
Максим Древаль:
Ну да.
Олег Смирнов:
Тут еще нужно будет поработать в каких-то местах. Не просто дастся эта история с предиктивной медициной, я подозреваю.
Максим Древаль:
Мы дружим с рядом стационаров, поэтому мы однозначно обмениваемся данными, мы обмениваемся опытом, мы ездим на учебу, к нам приезжает на учебу. Поэтому я думаю, что все возможно, и наверняка мы каким-то образом исправим. До конца это не получится сделать, чтобы мы без работы не остались.
Олег Смирнов:
Критический возраст для операций на позвоночнике. До какого момента, скажем так, дегенеративные процессы еще позволяют проводить операции и возвращать в строй, а не в какие-то более тяжелое состояния?
Максим Древаль:
Скажем так, здесь самое главное – не дата рождения, не сам возраст, а количество накопившихся заболеваний. Чем их больше, тем меньше шансов, что человек будет быстро восстанавливаться, максимально просто для пациента пройдет как наркоз, так и операция, так и восстановительное, реабилитационное лечение. Поэтому есть у нас опыт операций и 90-летних пациентов. Средний возраст, опускаем прямо совсем молодых, средний возраст обращающихся – это 55 – 70 лет.
Олег Смирнов:
То есть вилка, в принципе, серьезная достаточно.
Максим Древаль:
Большой возрастной промежуток.
Олег Смирнов:
В принципе, это население как раз будет пребывать, по крайней мере, по всем прогнозам, что нам рассказывает, зарубежный опыт. Многие предпочитают протезироваться за рубежом и реабилитироваться за рубежом. Насколько это оправдано, насколько наши технологии хуже, лучше, чего у нас такого нет, что есть у западных коллег?
Максим Древаль:
Мы постоянно находимся в обучении. Это ежегодное, ежемесячное обучение. Каждый из современных хирургов, который идет уперто вперед, наверное, можно так сказать, состоит в обществе спинальных хирургов, в обществе хирургов, которые занимаются сколиотическими деформациями, обществе эндоскопических хирургов. Мы слушаем их доклады, они с таким же интересом слушают наши доклады, не возбраняется обучение, поэтому нынешняя спинальная хирургия находится на уровне с мировой хирургией. Если спрашивать меня, если я бы, например, столкнулся с какой-то проблем, я бы никуда не поехал. Тут я просто знаю кухню.
Олег Смирнов:
Да, Вы знаете, к кому и как это все будет.
Максим Древаль:
Речь идет, конечно, о том стационаре, куда бы я, например, госпитализировался. Это тот стационар, в котором поставлен на поток тот либо иной вид оперативных вмешательств. И российским врачам, безусловно, можно доверять.
Олег Смирнов:
То есть по качеству рук, голов никак не уступает.
Максим Древаль:
И рук, и голов, и оборудования.
Олег Смирнов:
Использование тех же протезов у нас, может быть, что-то там не так?
Максим Древаль:
Нет, у нас абсолютно все то же самое, или у них все то же самое.
Олег Смирнов:
То есть все те же самые производители.
Максим Древаль:
Абсолютно все.
Олег Смирнов:
Российское существует в природе?
Максим Древаль:
Существует.
Олег Смирнов:
А по качеству есть принципиальное отличие?
Максим Древаль:
Я бы сказал так, что такой тонкий, щепетильный вопрос.
Олег Смирнов:
Импортозамещение.
Максим Древаль:
Мы используем, и мы доверяем, но существенно реже, чем топ фирм иностранных.
Олег Смирнов:
Причина? Выбор пациента, Ваш выбор личный?
Максим Древаль:
Это не мой личный выбор, это не выбор пациента, у нас большинство пациентов оперируются по квотам, государство помогает. Я бы сказал так, что это как на примере автомобилей.
Олег Смирнов:
Так они все здесь уже собираются. Настоящих иностранных нет.
Максим Древаль:
Я не говорю, что что-то плохое, что-то хорошее, но пока что вот такая картина. Те импортирующиеся системы, которые мы устанавливаем, отечественные, они показывает себя точно так же, с хорошей стороны. То есть упрекнуть наших отечественных производителей у меня нет повода.
Олег Смирнов:
Большой необходимости использовать импортное, лечиться у импортных врачей, развивать медицинский туризм, по большому счету, предпосылок нет.
Максим Древаль:
Нет. Я говорю про нашу хирургию, то есть про наше хирургическое спинальное творчество, скажем так. Уезжать нет необходимости.
Олег Смирнов:
То есть все можно здесь проделать. В общем-то, позитивная нота, я думаю, что на ней мы с Вами закончим, время у нас вышло. Огромное спасибо, спасибо за информацию, спасибо зрителям, всего доброго, до свидания.
Максим Древаль:
Спасибо.