Евгений Додолев:
Добрый день, в эфире программ «Мимонот». Сегодня её ведут Олег Дружбинский и я, Евгений Додолев. А в гостях у нас - редкая птица цвета ультрамарин. Вы знаете, наши с Олегом коллеги-журналисты часто очень употребляют эпитеты «культовый», «легендарный». Вот это всё в полной степени относится к сегодняшнему гостю. Я бы даже употребил бы эпитет, он, как штаны из песни Шнура про лабутены. Я просто этот эпитет не могу воспроизвести в эфире, но скажу, что офигительной. Офигительный Андрей Вадимович Макаревич в эфире программы «Мимонот». Здравствуйте, Андрей.
Андрей Макаревич:
Спасибо, красиво начал.
Евгений Додолев:
Спасибо папе с мамой, которые сделали, я так понимаю. Я перед нашей встречей проанонсировал в Фейсбуке, и сразу несколько вопросов хотел бы зачитать прямо оттуда. От Марьяши Ефремовой.
Андрей Макаревич:
Так!
Евгений Додолев:
Такой вопрос: как Вы, Андрей, считаете, возможность быть услышанным или, иначе говоря, популярность в нынешнее время, это результат упорной работы либо везения. Если «Машина» начинала свою деятельность в настоящее время, с одной стороны, в условиях жёсткой конкуренции, с другой стороны, полной свободы деятельности. Изменились ли возможности достижения успеха?
Андрей Макаревич:
Возможности изменились сильно.
Евгений Додолев:
Так, а поподробнее.
Андрей Макаревич:
Но начать надо с того, что мы никогда не ставили себе задачу быть услышанными.
Евгений Додолев:
Да ладно.
Андрей Макаревич:
Абсолютно.
Евгений Додолев:
То есть человек, который берет в руки гитару, выходит на сцену, он не хочет быть услышанным? Не поверим.
Андрей Макаревич:
Он хочет, чтобы на него девушки смотрели большими глазами.
Евгений Додолев:
Так, это правильно.
Андрей Макаревич:
На том отрезке жизни это было вполне достаточно. Для меня полное счастье было иметь инструмент, громкий усилитель, слушать любимую музыку, извлекать звуки из электрогитары, и чтобы меня все оставили в покое. И мы в таком коконе существовали несколько лет. Играя, репетируя.
Евгений Додолев:
Как, вас оставили в покое? То есть все легенды про гонения, запреты.
Андрей Макаревич:
Это позже началось, нас ещё знать никто не знал. Мы школу закачивали.
Евгений Додолев:
То есть были оставлены в покое прямо в самом начале.
Андрей Макаревич:
Нет, в школе одни учителя шпыняли, а вот Тамара Александровна, например, учительница физики, нас любила. Она нас пускала в класс свой репетировать после уроков и даже нам давала установку Кинап. Помнишь, такая была для демонстрации учебных фильмов.
Евгений Додолев:
Да-да.
Андрей Макаревич:
С буквами К-К. И это была по тем временам чудовищно громкая штука, я тебе скажу. Вот мы через это бренькали.
Олег Дружбинский:
А если бы начинать сегодня, скажем так?
Андрей Макаревич:
Я бы не начал сегодня.
Олег Дружбинский:
Как, вообще?
Евгений Додолев:
Почему?
Олег Дружбинский:
Если бы вам было снова 20, например.
Андрей Макаревич:
Не в возрасте дело. Просто мы в очень удачное время родились и были молодыми. То электричество, которое было в воздухе, которое дало заряд огромным количествам групп по всему миру, которые заставляют и Джаггера, и Пола Маккартни в их возрасте, до сих пор выходить на сцену, вот оно иссякло. Нет больше этого электричества. Никто не объяснил, что такое рок-н-ролл, а воздух этот уже закончился. И надо честно смотреть в глаза жизни, не рвать на себе волосы, а признать, что что-то другое появилось.
Олег Дружбинский:
А вы бы не могли назвать дату, когда он закончился?
Андрей Макаревич:
День конкретно нет, но я думаю, что это произошло где-то в середине, в конце девяностых. Вот так. Когда диско...
Евгений Додолев:
Это глобально все закончилось или закончилось у нас?
Андрей Макаревич:
Конечно, у нас всё с запозданием происходило, у нас оно ещё живо.
Олег Дружбинский:
А, вот так.
Евгений Додолев:
Кто его персонифицирует? Ваш друг, Борис Борисович Гребенщиков утверждал, что рок-н-ролл мёртв в 83-м году, если мне память не изменяет.
Андрей Макаревич:
Борька очень чувствительный человек в этом смысле. Вот так обстоят дела.
Олег Дружбинский:
То есть сегодня, просто вопрос был про успех.
Андрей Макаревич:
Я бы не занялся музыкой сегодня. Нет, не знаю, я бы, наверное, художником работал. Я собственно, и так этим занимаюсь, но посвящал бы этому больше времени.
Олег Дружбинский:
Очень хороший ответ. Очень хороший. Давайте вернёмся к тому времени, когда вы призывали молодёжь, скажем так, «не стоит прогибаться под изменчивый мир» и так далее.
Андрей Макаревич:
Минуточку. Я хотел бы быть предельно точным в формулировках. Я никогда никого ни к чему не призывал. Потому что песня - это не воззвание, не политический лозунг, хотя многим очень хотелось бы именно так их видеть. Песни - это моё высказывание и не более того.
Олег Дружбинский:
Хорошо, согласен.
Евгений Додолев:
А какой посыл, что призывал...
Олег Дружбинский:
Вопрос немного в другом, то есть если, скажем, когда-то это был, скажем так, зрители считывали это, как призыв, сейчас бы вы стали к этому призывать? Если бы вы призывали и так далее.
Андрей Макаревич:
Я и тогда не призывал, и сейчас не призываю. Возникает какой-то комплекс ощущений относительно того, что происходит вокруг, относительно того, что я чувствую внутри. По этому поводу может появиться песня. Упаси бог ее воспринимать, как какую-то инструкцию к жизни, какой-то лозунг или какое-то воззвание. Нет, это то, что я чувствовал в этот момент.
Кто и как ее понял, это вообще проблема этих людей, тут я не обязан каждому разжёвывать и вкладывать в голову.
Евгений Додолев:
Было вообще такое за пятитысячелетнюю историю «Машины времени», что песни совершенно по-другому трактовались, не так, как задумывались автором?
Андрей Макаревич:
Что значит по-другому?
Евгений Додолев:
Но вот про марионетки, там был какой-то такой бунтарский посыл, или это была песня про марионетки?
Андрей Макаревич:
Что же там было, это не про марионеток, эта песня про людей, но почему-то это всё сводилось либо к съезду партии, либо к съезду комсомола.
Евгений Додолев:
Но это был политический контекст такой.
Андрей Макаревич:
Но потому что нас всех больные головы на политический контекст. И мне было даже обидно, потому что вообще это про то, как устроено человеческое общество. Оно было так устроено столько, сколько оно существует. Вот какая-то партия, причём тут эта партия. Про неё забудут через 100 лет.
Евгений Додолев:
Ещё вопрос из Фейсбука от Маргариты Шол, официального, первого, единственного пока официального фотографа группы «Машина времени».
Андрей Макаревич:
Большой привет.
Евгений Додолев:
А нет ли желания возродить уже с «Машиной времени» очень славную, но совсем забытую «Песенку про счастье» из репертуара Оркестра Креольского Танго? Про фантики, которых со временем очень не хватает.
Андрей Макаревич:
С «Машиной» мы её не играли никогда, она вообще не очень машинская по музыке. С ребятами спокойно может сыграть ровно в тот момент, когда желание возникнет.
Евгений Додолев:
У ребят?
Андрей Макаревич:
У меня, у ребят.
Евгений Додолев:
Это диктаторский коллектив, там решения коллегиальные принимаются?
Андрей Макаревич:
Он не диктаторский, ну, в общем, как-то ко мне прислушиваются всё-таки.
Евгений Додолев:
Понятно. Владимир Зелик: кому из участников пришла идея перестать исполнять «Старый корабль» в первоначальном варианте?
Андрей Макаревич:
Это вообще происходит, знаешь, я взял список неполный, там всё равно песен. 500 где-то. Играем мы на концерте 35. Ну, на 45-летие 45 сделали песен. Что-то можем менять. В какой-то момент, играя песню, вдруг ты чувствуешь, что она больше не вштыривает. Мы её можем играть, мы её помним, отлично, на нас она самих вдруг перестаёт тащить. И мы, не глядя друг другу в глаза, её вычеркиваем из программы и заменяем какой-то другой.
Евгений Додолев:
Здесь был вопрос насчёт параллели из Битлз у «Машины времени» и Маргулиса. Я так понимаю, что со стёбом, такую раскладку предложил: Кутиков - Леннон? Макартни? Ефремов - Ринго. И добавил: я не Джорж. Какие-нибудь комментарии, когда-нибудь себя сравнивали с Битами, было такое?
Андрей Макаревич:
Я вообще не люблю этих сравнений, всё это довольно глупо. Меня, знаешь, что с ними роднит? Оказывается, они все четверо в молодые годы, ровно, как и я, были абсолютно равнодушны к футболу. Что для ребят из Ливерпуля довольно странно, надо сказать.
Евгений Додолев:
Да, кстати, действительно, да, я об этом не думал.
Андрей Макаревич:
Но, тем не менее.
Олег Дружбинский:
Вот что роднит, то есть я правильно понимаю, что чемпионат по футболу, вы знаете, что он идет, кстати?
Андрей Макаревич:
Слышал, да.
Олег Дружбинский:
Так в общих чертах.
Андрей Макаревич:
Я даже знаю, что наши выиграли две игры. То есть я не совсем тёмный человек.
Евгений Додолев:
Но не болеете.
Андрей Макаревич:
Нет.
Евгений Додолев:
А когда Олимпиада проходила в Сочи, это стало событием?
Андрей Макаревич:
Я поехал, я хотел посмотреть, как сделали открытие, как Константин Львович...
Евгений Додолев:
Ваш товарищ, Константин Львович, конечно сделал...
Андрей Макаревич:
Он сделал прекрасное открытие, это действительно было произведение искусства, я ему честно об этом сказал, это было здорово.
Евгений Додолев:
Вы были не одиноки, он звание Мушкетера получил, кстати, от французов за это открытие, он настоящий Мушкетер.
Андрей Макаревич:
Прекрасно.
Евгений Додолев:
Вот, говоря о мушкетёрах и о Д'Артаньяне. Вы были романтическим юношей. То есть вы воспитывались так же, как, допустим, я, на Дюма, на вот этих идеалах, или вы достаточно здравым смыслом отличались и понимали расклад?
Андрей Макаревич:
Знаешь, читали мы в детстве одни и те же книги, а характеры у нас, тем не менее, немножко разные у всех. Я не готов измерять степень собственного романтизма, со стороны виднее, наверное. Мне кажется, что я не чрезвычайно романтичный.
Евгений Додолев:
Если мы уже про актуалку заговорили, о том, что происходит, ещё один вопрос предложили задать про день рождения вчерашний про Виктора Цоя. У меня была дискуссия, кстати, очень такая, фундаментальная с вашим товарищем, Александром Борисовичем Градским на эту тему. У Александра Борисовича тезис, что главное в вашем ремесле, музыкальном, это профессионализм. Я же придерживался и придерживаюсь мнения, что главное, это какой-то, то, что хорошим русским словом message называется, драйв который был. Как вы считаете, что важнее, профессионализм, знание нотной грамоты, сочинение мелодии или этот драйв?
Андрей Макаревич:
Если профессионализм понимать более широко, если человек знает, как вести себя на сцене, как встать так, чтобы девочки с ума сошли, этот профессионализм тоже. Как подать свой текст, почему в его песни должно быть три аккорда, а не восемь. Это тоже профессионализм. Но вообще, рок-н-ролл появился, как абсолютно народное, дилетантское искусство. Никто там в консерваториях не обучался. И именно за счёт этого, за счёт своей простоты и иллюзии ощущения того, что я так могу, он стал чудовищно популярен за считанные какие-то годы. Саня очень превозносит, это здорово, когда ты такой профессионал, как Градский, но это ещё не всё.
Евгений Додолев:
Отношения к Цою ваше, Андрей Вадимович, вот феномена Цоя чем вы можете объяснить?
Андрей Макаревич:
Он был настоящий герой рок-н-ролла. Всё, включая кончину, вписывается.
Евгений Додолев:
Хорошо, а если бы не произошла эта трагедия.
Андрей Макаревич:
Я не умею если бы, да кабы мыслить.
Евгений Додолев:
Это вообще играет роль, когда у молодых, вот как Мерлин Монро, Че Гевара, когда люди молодые?
Андрей Макаревич:
Всё играет роль, потому, что, когда человек популярен, он всю жизнь на сцене, хочет он этого или нет. Всё равно на него молятся, за ним наблюдают, за ним подсматривают, он является примером для массы несовершенных людей, кто начинает так же одеваться, так же ходить, так же стричься. Ну, конечно, влияет.
Евгений Додолев:
Были знакомы с Цоем достаточно?..
Андрей Макаревич:
Да.
Евгений Додолев:
Когда познакомились, при каких обстоятельствах, впечатления свои?
Андрей Макаревич:
Не помню, у Борьки где-то.
Евгений Додолев:
В Ленинграде?
Андрей Макаревич:
Да. Очень немногословной такой, тихий парень. Потом Костя Эрнст прибежал с бешеными глазами, с кассетой «Группа крови», по-моему, ты тогда присутствовал тоже.
Евгений Додолев:
Да, я помню это.
Андрей Макаревич:
Это было здорово сделано, это было очень просто сделано, очень индивидуально, очень не похоже на то, что тогда звучало вокруг. И там простота с мудростью, с лаконичностью находились в идеальном соотношении. Это совсем непростая история.
Евгений Додолев:
Как хорошо вы сказали, просто совершенно в унисон тому, что я думаю. Фильм «Лето» видели?
Андрей Макаревич:
Да.
Евгений Додолев:
Ваши ощущения.
Андрей Макаревич:
Мне очень понравилось. Я не знаю, что Боря на него накинулся, его не видев. Во-первых, я не ждал от этого фильма учебника истории.
Евгений Додолев:
Я не был знаком с Майком.
Андрей Макаревич:
Я был хорошо знаком.
Евгений Додолев:
Я знаю, естественно. Похож?
Андрей Макаревич:
Очень. Очень, Рома, который с ним знаком не был, он его как-то интуитивно почувствовал. Манера говорить, такой, он же был очень интеллигентный, тихий человек такой, Майк, рафинированный.
Евгений Додолев:
Несмотря на репертуар свой такой, хулиганский?
Андрей Макаревич:
Абсолютно, это была игра, а это... И вообще, кино очень трогательное, абсолютно целомудренное, романтичное, по-моему, замечательное. Снято великолепно.
Евгений Додолев:
А вот Рому Зверя мы упомянули. У машинистов вообще и у людей этой волны вашей, тех, которые пробивали стену для рок-музыкантов, есть какая-то, слово зависть, наверное, не точное, но какие-то ощущения ко всем этим группы «Звери», «Корни», которые приходят на готовое?
Андрей Макаревич:
Что нам им завидовать?
Евгений Додолев:
Нечему завидовать?
Андрей Макаревич:
Нет, конечно.
Евгений Додолев:
Что они получают сразу и быстро то, к чему вы шли?
Андрей Макаревич:
Слава богу, молодцы. Во-первых, не сразу, не строй себе иллюзий.
Евгений Додолев:
Не сразу?
Андрей Макаревич:
Нет, без труда ты рыбку не поймаешь. Нет. Каждый, знаешь, заслуживает то, что он несёт.
Евгений Додолев:
Многие, очень часто слышу такой тезис, что сейчас с деньгами можно из любого сделать звезду.
Андрей Макаревич:
Ерунда.
Евгений Додолев:
Все от бюджета зависит.
Андрей Макаревич:
Чушь полная. Можно, в таком случае, это будет искусственно надутый такой шарик, пока в него будут…
Евгений Додолев:
Вдувать.
Андрей Макаревич:
Вдувать денежки, да, на следующий день о нём забудут.
Олег Дружбинский:
А у вас был такой опыт или вам хотелось быть продюсером таким, надувающим шарики?
Андрей Макаревич:
Никогда не хотелось.
Олег Дружбинский:
В принципе?
Андрей Макаревич:
Во-первых, я не люблю надувать шарики. Во-вторых, я не чувствую в себе потенцию. Это же отдельная работа, это большой талант, слыша и видя со стороны, заметить, посоветовать и настоять на том, чего ребята сами не видят, не чувствуют, потому что они изнутри на это смотрят. Это режиссёр в театре, это то же самое.
Олег Дружбинский:
Ну, и бизнесмен, наверное, всё-таки ещё.
Андрей Макаревич:
Есть разные продюсеры, Джордж Мартин был музыкальным продюсером, он не занимался… А есть роуд-менеджеры, это тоже продюсеры. А есть продюсер выпускающей компании, это третья специальность. Это всё не моё, это всё достойные занятия, но абсолютно.
Евгений Додолев:
А у группы «Машина времени» Мелик-Пашаев был продюсером?
Андрей Макаревич:
Да каким продюсером...
Евгений Додолев:
Нет, не был? То есть у группы «Машина времени» никогда не было продюсера или продюсером был Андрей Вадимович Макаревич, или коллегиально там было.
Андрей Макаревич:
Если говорить о звуковом продюсере, записи, то этим Кутиков занимался всю жизнь и занимается. И сейчас мы садимся писать несколько новых песен, потому что надо же к пятидесятилетию записать несколько новых песен. И вот он и будет опять записывать, как обычно.
Евгений Додолев:
В чем функции директора, организация гастролей?
Андрей Макаревич:
Это то, что роуд-менеджер называется, да, организация гастролей, договорённости, составление правильного графика логичного, чтобы 10 раз туда-сюда не кататься.
Евгений Додолев:
Часто упоминание Голды в сочетании с термином продюсер. Тоже не был?
Андрей Макаревич:
Да нет, конечно. У нас вообще этого понятия не существует.
Евгений Додолев:
Хорошо, а Юрий Шмильевич Айзеншпис. Был ли он продюсером?
Андрей Макаревич:
Я с ним никогда не пересекался. Боюсь, что и он не был продюсером. Он просто умел брать за пуговицу и не отпускать. Вот он говорил, говорил, говорил, пока тот не соглашался.
Олег Дружбинский:
Тоже, кстати.
Андрей Макаревич:
Тоже метод.
Олег Дружбинский:
Тоже искусство.
Вопрос, который давно интересует публику, меня тоже спрашивают в анонсе, как вы относитесь к бывшим членам «Машины времени», которые про неё много говорят и пишут? В частности, давайте вспомним Подгородецкого. Который там и хорошего, и плохого много написал.
Андрей Макаревич:
Я плохо отношусь к Подгородецкому, потому что, на мой взгляд, есть какие-то человеческие вещи недопустимые.
Евгений Додолев:
Мы про книгу «Машина с евреями» говорим?
Андрей Макаревич:
Нет, я книгу даже не видел.
Евгений Додолев:
Не может быть!
Андрей Макаревич:
То, в результате чего мы с ним расстались в конце концов. Я не хочу это обсуждать прилюдно. Но вот у нас троих, четверых одни представления о порядочности, у него другие. Ну, пусть он живёт со своими.
Олег Дружбинский:
Вы стараетесь это не комментировать, я правильно понимаю?
Андрей Макаревич:
Зачем?
Олег Дружбинский:
То есть вам... Последний пример небольшой, он, в частности, писал, что он один практически знал музыку, а все остальные нет.
Андрей Макаревич:
Мне не интересно, даже не надо. Не рассказывайте, что он писал.
Олег Дружбинский:
Да, не буду пересказывать, согласен.
Евгений Додолев:
Я, Олег, просто немножко здесь одеяло на себя перетяну.
Андрей Макаревич:
Если он все писал, что же он такой сильно популярный сегодня?
Евгений Додолев:
Я вам отвечу, когда я готовил книжку пять лет назад о «Машине времени», Андрей Вадимович, который не очень меня привечает и журналистов вообще, и меня, в частности, оказал максимальную помощь иллюстрациями, какими-то советами. Пётр Подгородецкий не прислал ни одной фотографии, хотя я у него просил и потом предъявлял претензии, а почему, блин, в книжке про «Машину времени» нет моих фотографий. Потому что я их не смог просто тупо добыть, вот это просто…
Олег Дружбинский:
Хороший ответ, кстати.
Евгений Додолев:
Это такую объяснялку. В этой студии задал вопрос Маргулису я, правда ли, что его уход из команды чем-то напоминает историю с Йоко Оно? В том смысле, что...
Андрей Макаревич:
Я вообще, это очень опасные такие аналогии, можно так далеко зайти.
Евгений Додолев:
Мы же про Битлз говорим. Вы считаете, такой феномен вообще существует? Бывает ли, что родственники, жёны, дети, братья оказывают влияние на политику в группе?
Андрей Макаревич:
Вообще, в природе это бывает. В частности, с Джоном Ленноном это случилось совершенно однозначно.
Евгений Додолев:
В вашем случае?
Андрей Макаревич:
Не буду комментировать.
Евгений Додолев:
Я не про Маргулиса говорю, я говорю про Макаревича.
Андрей Макаревич:
Я, ты знаешь, не женат, может быть, именно поэтому.
Евгений Додолев:
Нет, я хочу вспомнить Вадима Григорьевича. Вы прислушивались к советам? Потому что он очень активно, ваш папа очень активно, как мне вспоминается, может быть, я ошибаюсь, очень переживал за группу и был в процессе.
Андрей Макаревич:
Он переживал за группу, он нам очень помогал.
Евгений Додолев:
Он привозил технику, я помню.
Андрей Макаревич:
Да, но он никогда нас не учил играть музыку, понимаешь.
Евгений Додолев:
То есть такого не было, что он говорил, что, Андрей, от этого надо избавляться.
Андрей Макаревич:
Ты с ума сошел.
Евгений Додолев:
Нет, никогда?
Андрей Макаревич:
Да ты что.
Евгений Додолев:
То есть таких людей не было вообще вокруг?
Андрей Макаревич:
Рядом.
Евгений Додолев:
Почему?
Андрей Макаревич:
Повезло.
Евгений Додолев:
Это ответ.
Олег Дружбинский:
Кстати, доля везения или удача, вот это самая птица цвета ультрамарин, как вы её оцениваете в своей жизни?
Андрей Макаревич:
Я думаю, что это всё пустое пустые словеса, но я думаю, что нам, в общем, везло.
Олег Дружбинский:
Всегда?
Андрей Макаревич:
Если считать, что бутерброд должен 50 раз упасть маслом вверх и 50 маслом вниз, то у нас он маслом вверх падал гораздо чаще. Но я знаю таких людей, у которых он всегда маслом вниз падает, например. Это труднообъяснимые вещи.
Олег Дружбинский:
А вы не знаете, как приманить удачу, у вас такой огромный опыт удачливости.
Андрей Макаревич:
Я думаю, что, во-первых, не надо быть свиньёй. Это очень важно. Тогда как-то вокруг тебя атмосфера лучше сделается, и люди удивятся, и станут относиться к тебе лучше, а это важно.
Евгений Додолев:
Про свинью, кстати. Вы ведь дружите с Александром Борисовичем Градским, которого я обожаю совершенно, считаю гением. Но я его всегда воспринимал, как младшего такого товарища. В том смысле, что он мне подростком всегда кажется по каким-то своим реакциям, по, вообще, по многому. Выпало так, что он вас, как он очень немногих, обижал, своим колким замечанием, комментарием. Профессионально я имею в виду, не в человеческом плане. Профессионально вы с ним общаетесь про музыку, короче говоря, или вы только выпиваете?
Андрей Макаревич:
Надо сказать, что он за последние лет 15 стал гораздо деликатнее.
Евгений Додолев:
Это возрастное.
Андрей Макаревич:
То, что происходило в начале семидесятых, кажется, что горы тряслись, самолёты падали с неба. Потом как-то нет, он нам больше, между прочим, помогал.
Евгений Додолев:
Организационно или профессионально?
Андрей Макаревич:
Нет, какой-то поддержкой просто такой, мы же на него, как на бога смотрели в 71-м году.
Евгений Додолев:
Ну да, «Скоморохи».
Андрей Макаревич:
Да, он был единственный, который, когда мы в пит-клуб поступали, все наши кумиры нас заклевали вдруг и сказали, что вот эти люди играть не умеют и петь не умеют. У нас было два усилителя на всю группу, и один ещё сгорел во время концерта, и мы все воткнулись в одну какую-то коробочку. Это было чудовищно, и настроение у нас было плохое. А Градский сказал: вы все козлы и дураки, а вот они станут великой группой. Ну, как нам было после этого к нему относиться? Потом он нас привёл в «Энергетик», нет, Стасик нас туда привел.
Евгений Додолев:
Какой? Намин?
Андрей Макаревич:
Да, Намин. Мы все в одной комнате варились, мы сидели на репетиции у «Скоморохов», смотрели, как они пели. Как Фокин барабанил, как Лёша Козлов играл, как у Стаса группа «Блики» играла, как «Второе дыхание» играла. Это всё было страшно важно, потому что мы были в самом низу пищевой цепочки.
Евгений Додолев:
А Фокина после этого переманили. Он же играл в «Машине».
Андрей Макаревич:
Мы его не переманивали особенно, мы оказались, мы летом поехали на юг играть в сборной такой солянке, там Серёжа Грачёв, была половина «Лучших годов».
Евгений Додолев:
«Лучшие годы» - это команда.
Андрей Макаревич:
Да, группа такая была. И нас они взяли с Кутиковым, но они нас взяли, я думаю, потому что у нас уже было два Regent 60, это два мощных ламповых усилителя, а у них ни черта не было, кроме желания жить красиво. Но они нас взяли, и мы играли с ними в международном студенческом лагере, где количество девок раз в 10 превышало количество юношей.
Евгений Додолев:
Это важно.
Андрей Макаревич:
Это было очень важно. И потом, с Фокиным поиграть, это было, это было за мечту. А потом «Лучшие годы» развалились, и мы Юрку забрали к себе. Недолго он с нами проиграл, но всё равно это была школа потрясающая.
Евгений Додолев:
Говоря о Фокине, не могу не вспомнить про, скажем так, используем термин «топливо». Почему те же мемуары Кита Ричардса я читаю, любого западного музыканта, они очень спокойно пишут и про вещества, и про алкоголь, и про известно, что там «Сержант Пеппер» записан под ЛСД, то есть «Lucy in the Sky with Diamonds», как мы знаем, это, собственно… Почему у нас это какое-то традиционное советское или российское ханжество, почему никогда даже рок-музыканты не упоминают о топливе, как инструменте сотворчества.
Андрей Макаревич:
Во-первых, когда какому-нибудь российскому рок музыканту, который на этом деле сидел, исполнится 75 лет, он тоже спокойно и честно напишет о том, что было 50 лет назад.
Евгений Додолев:
В этом дело?
Андрей Макаревич:
Я думаю, что да. Потом я тебе могу сказать, что, скажем, «Машина времени» это не коснулось вообще.
Евгений Додолев:
Ой, в «Машине времени» не выпивали, не курили.
Андрей Макаревич:
Выпить мы любили и любим. Слушай, но это я выношу за скобки.
Евгений Додолев:
Понятно, значит все легенды...
Андрей Макаревич:
Выпивка - это не наркотик, это российский национальный флаг у нас, понимаешь.
Евгений Додолев:
Все разговоры про Полковника, я имею в виду клавишника, это всё разговоры?
Андрей Макаревич:
Это не разговоры, он что-то принимал, но, зная наше отношение к этому, он это делал в глубокой тайне от нас.
Евгений Додолев:
То есть «Машина времени» сказала «нет» наркотикам.
Андрей Макаревич:
Нет, мы этого не говорили, но вообще, он был нормальный, застенчивый человек, понимаешь. Ты ешь лягушек, а мы едим сыр. Будешь ты с нами за одним столом есть лягушек живых? Нет, наверное.
Евгений Додолев:
Какое-то разжигание к французам сейчас промелькнуло. Я сделаю вид, что я не заметил.
Андрей Макаревич:
Неудачное сравнение.
Евгений Додолев:
Про 75 лет когда прозвучало, я подумал, сейчас же 64. Есть культовая вещь «When I'm 64» с упомянутого «Сержанта».
Андрей Макаревич:
Я проснулся в этот день, я знал, что ко мне в клуб придут люди меня поздравлять с этой датой. Я представил себе, как они меня будут заставлять петь эту песню со сцены, и мне стало чудовищно нехорошо. Я подумал, сколько же идиотов по достижении 64 лет поют эту песню.
Олег Дружбинский:
Я хотел, кстати, вас спросить, вот есть какой-то набор песен «Машины», которые вы уже петь не сможете, потому что не хотите?
Андрей Макаревич:
Большую часть, наверное. То есть мы сможем, если Родина прикажет. А так, просто...
Олег Дружбинский:
Напелись.
Андрей Макаревич:
Не в этом дело. Песня, это продукта такого жанра, который долго не должен жить.
Евгений Додолев:
Ого! Вот это да!
Андрей Макаревич:
Все песни, которые живут больше 50 лет, это исключения. Это исключения из правил. У меня дома огромная коробка, это хиты, это радио чарты, американские поп-джазовые радиостанции такие, начиная с начала 30-х и заканчивая концом 60-х. Там 100 дисков, каждый по 60 минут. Там невероятной красоты вещи, и это были лучшие песни. Мы не знаем ни одной, ребята, сегодня. Они были популярны год...
Евгений Додолев:
А у них есть потенциал для, то, что называется ремэйк. Вот вы видите, что из этой песни можно сделать что-то, хит современный? То есть другая аранжировка, подача.
Андрей Макаревич:
Я не занимаюсь производством современных хитов. Но там безумное количество, особенно в 30-е годы, красивых мелодий, чудесных аранжировок и замечательных вокальных партий. Ну, мода такая была. Была мода на красивую, мелодичную музыку свинговую, понимаешь?
Евгений Додолев:
А вот, возвращаясь к песне «Когда мне будет 64». Известно высказывание знаменитое Мика Джаггера, что рок-н-ролл нельзя играть после 30. Боженька его наказал, потому что он сейчас козлом скачет в свои 900.
Андрей Макаревич:
Всех бы так наказывал боженька.
Евгений Додолев:
А Вы, когда начинали музыкальную карьеру, Вы же не видели себя профессиональным музыкантом.
Андрей Макаревич:
Да нет, конечно.
Евгений Додолев:
Вы себя видели в 64, кем я буду в 64?
Андрей Макаревич:
Я вообще не думал.
Евгений Додолев:
Вообще, то есть и никаких планов не загадывали?
Андрей Макаревич:
Да нет, конечно.
Евгений Додолев:
«Битлз» с любите по-прежнему?
Андрей Макаревич:
Даже, может быть, и больше.
Евгений Додолев:
То есть за прошедшие 5000 лет не изменились музыкальные пристрастия у Андрея Макаревича?
Андрей Макаревич:
Абсолютно, они расширились. Потому что я, скажем, с джазовой музыкой познакомился гораздо лучше за последние лет 15. Хотя нравилась она мне и раньше.
Евгений Додолев:
Раньше - когда, в школе?
Андрей Макаревич:
С самого начала. Отец слушал джаз в всё время, он его играл на фоно, он тоже, кстати, будучи самоучкой абсолютным. И у меня просто не хватало времени на эту музыку, у меня рок-н-ролл забирал все 24 часа. Поэтому я так поздно приехал к тому, чем я сейчас занимаюсь.
Евгений Додолев:
Вы имеете в виду проект, сайд-проект свой?
Андрей Макаревич:
Это и «Your5», это и джазовые трансформации, это и диск-джаз, и всякое вот это прочее.
Евгений Додолев:
Но всё-таки «Машина времени» по масштабу не может сравниться ни с одним из сайд-проектов музыкантов «Машины времени», я правильно понимаю? Если мы берём суммарно.
Андрей Макаревич:
Чем ты измеряешь масштаб?
Евгений Додолев:
Но не коммерческий успех, здесь ответ...
Андрей Макаревич:
А что ещё?
Евгений Додолев:
Количество поклонников.
Андрей Макаревич:
Это и есть коммерческий успех.
Евгений Додолев:
Ну хорошо, тогда про составную коммерческую. Я так правильно понимаю, что «Машина времени», там просто все остальные совместно, «Нюанс» Кутикова, «Сталкер» Державина и все прочие, они даже близко не лежали с «Машинной времени»?
Андрей Макаревич:
Ну, разумеется. Вообще, говоря, я посмотрел на такую табличку, это причём мировая. Круг, разделённый на секторы, это жанры музыки, которые сейчас выпускаются. Я с ужасом и изумлением увидел, что джаз занимает 2%. Это не у нас, это в мире.
Евгений Додолев:
Я понял, да.
Андрей Макаревич:
Мне казалось, что это всё-таки весьма популярный жанр сегодня, потому что есть джазовые музыканты, собирающие стадионы, как Джейми Каллум, например. И их много, их очень много. И джаз сегодня совсем не мёртвый, он получил опять толчок развитие после того, как рок-н-ролл увял. Это всего 2 %. Просто, когда ты оказываешься внутри этой среды, тебе кажется, что весь мир из этих людей и стоит. А их отказывается немного. Меня это совершенно не волнует.
Олег Дружбинский:
Боюсь спросить, а кто на первом месте, рэперы?
Андрей Макаревич:
Я не знаю.
Евгений Додолев:
В этой таблице, кто доминирует в этом графике?
Андрей Макаревич:
Там как-то поп-музыка делиться довольно так, большими кусками.
Евгений Додолев:
А вообще отношение, к рэпу?
Андрей Макаревич:
Никакого у меня нет к этому отношения.
Евгений Додолев:
Да, то есть не торкает?
Андрей Макаревич:
Меня это не торкает.
Евгений Додолев:
А вы видели все эти баттлы знаменитые?
Андрей Макаревич:
Все нет.
Евгений Додолев:
Слава КПСС.
Андрей Макаревич:
Нет. Какой-то один посмотрел минуты 2, и мне стало неинтересно.
Евгений Додолев:
Но вам же, как стихослагателю, как человеку, который складывает слова...
Андрей Макаревич:
Мне показалось, что очень плохими стихами люди друг друга обсирают, причём явными заготовками. Знаешь, подготовиться можно было и лучше.
Евгений Додолев:
То есть вы считаете, что это не экспромт? Понятно.
Андрей Макаревич:
Хороший ты мой.
Олег Дружбинский:
Я так, не побоюсь спросить, а что сегодня торкает на эстраде, или нашей, или западной. Есть что-то?
Андрей Макаревич:
Есть какие-то исполнители, которые просто своей энергетикой, своим уровнем, своей музыкальностью, своим классом, конечно есть, их очень много.
Олег Дружбинский:
Назовете? Без рекламы, просто личную точку зрения.
Андрей Макаревич:
Из сегодняшних тот же Джейми Каллум, например, достаточно молодой человек. А так, я больше люблю всё-таки из чуть-чуть уже ушедших времён. Чет Бейкер, потрясающий, Джо Пасс, Монтгомери. Про Эллингтона мы не будем говорить, ладно. Тэд Джон, Смел Льюис. Изумительные были вокальные команды, вообще была мода вот этих таких, не Barbershop, типа Manhattan Transfer, я обожаю такое пение.
Евгений Додолев:
Они а капелла пели?
Андрей Макаревич:
Нет, они могли петь и а капелла, но они пели с аккомпанементом, с комбо таким составом. Почему мы сотрудничали с чудесной нашей командой «Акапелла экспресс», сделали программу «Love» с ними на английском языке в основном, и не побоялись её привезти в Америку, и очень там хорошо нас принимали.
Евгений Додолев:
Слово «реклама» прозвучало у Олега и «джаз» у Андрея, я думаю, что время отрекламировать клуб как раз сейчас к слову.
Андрей Макаревич:
Два с половиной года, он называется JAM, JAM Club, Джем Клуб, у него есть сайт jamclub.moscow, находится он на улице Сретенка, дом 11. Это маленький подвальчик, состоящий из двух небольших залов, где чудесная музыка играется чудесными ребятами, негромко, исключительно живьём. Там можно хорошо выпить, закусить, в приятной компании послушать это дело. У нас там получилась атмосфера, для клуба это очень важная вещь. Я стучу по дереву всякий раз, когда об этом говорю, это специально не сделаешь. Она или возникает, или не возникает. Но я абсолютно счастлив, что она возникла. Я там играю довольно часто, то свои, то с джазовыми трансформациями. Это может быть состав разных музыкантов, комбо, с одной из трёх вокалисток прекрасных. Или Ира Родилес, или Полина Касьянова, или Диана Поленова. «Your5» - это программа с моими песнями. Сейчас мы с Костей Гевондяном, Касьяновой и Женей Борцом сделали программу «Леди и джентльмены». Это совсем старая музыка двадцатых годов, очень её люблю. Так что я туда прихожу, как домой к себе и начинаю наслаждаться жизнью.
Евгений Додолев:
А домой к себе вы часто приходите? То есть я имею в виду график поездок, гастролей и прочих. Вы стали в большей степени домоседом, чем были?
Андрей Макаревич:
Нет.
Евгений Додолев:
То есть у вас по-прежнему вот этот дух?..
Андрей Макаревич:
В меньшей степени, потому, что когда тебе исполнится столько лет, сколько мне.
Евгений Додолев:
Ой, ладно здесь.
Андрей Макаревич:
Ты почувствуешь, что время.
Евгений Додолев:
Мы - люди пятидесятых, поэтому.
Андрей Макаревич:
Время начинает идти гораздо быстрее.
Евгений Додолев:
О, да.
Андрей Макаревич:
Просто оно пролетает. Такое ощущение, что ты уже ничего не успеваешь. Так что я дома бываю крайне мало.
Евгений Додолев:
Я, кстати, когда мы вспоминали, то есть я вспоминал, Ваших родителей, я могу сейчас ошибаться. Но правильно ли я понимаю, что у Андрея Макаревича нет песен, посвящённых семье, отцу, матери, сестре, племяннику?
Андрей Макаревич:
Нет.
Евгений Додолев:
А девушкам посвящались песни, я помню.
Андрей Макаревич:
Конкретным девушкам нет.
Евгений Додолев:
Конкретным никогда, то есть это было всегда, то есть разве поэт не держит в голове какой-то конкретный образ?
Андрей Макаревич:
Мало ли, что он держит, так он тебе и расскажет. Ну, если это не посвящение конкретной девушке, то это, в общем, и не посвящение вообще. Нет, я терпеть не могу вот этих конкретностей. Не знаю. Какая-то песня на заказ получается.
Евгений Додолев:
А вы можете работать на заказ? Я так понимаю, что музыканты могут. Вы можете сочинить на заказ, скажем так, как Александр Борисович, гениальный ваш товарищ? Сочинить можете, вам скажут?..
Андрей Макаревич:
Да, могу. Во-первых, довольно часто обращались и киношники, и театральные режиссёры. Это интересная задача, потому что ты влезаешь в какую-то шкуру, в которую тебе бы самому не пришло в голову влезть. Или вот, например, я уже много лет с журналом «Русский пионер» сотрудничаю, у них каждый номер, это тема определённая. Сегодня будет тема «кровать», например. Думаешь, ёлки-палки, надо написать рассказ, в жизни никогда про это не думал. Садишься, и получается очень забавная вещь. Самому же это надо ещё сидеть, ковыряя в носу, про что же я сегодня буду рассказывать. Так что нет, это бывает, это бывает.
Евгений Додолев:
Вы считаете, вы более состоятельные, про музыкантов вообще мы не говорим, про музыканты, общественные деятели, это всё. А такие ипостаси, как писатель и живописец. Где вы себя комфортнее ощущаете, в стихии, как художник или как сочинитель? Где вы себя чувствуете? Если бы надо было, не люблю такие журналистские вопросы, но задом. Надо было выбрать, либо мы отказываемся от живописи, либо от сочинительства писательского, чем бы пожертвовали?
Андрей Макаревич:
Вопрос некорректный. Но вот в процессе рисования я удовольствие получаю. В процессе писания - не могу сказать, что сам процесс мне доставляет удовольствие.
Евгений Додолев:
Но у вас при этом книжек штук 10.
Андрей Макаревич:
Книжек штук 10-12, но зато потом приятно. Посмотри, раз, ничего, даже получилось, не стыдно вовсе.
Евгений Додолев:
А из музыки, из музыкальных номеров есть такие, которые прямо стыдно, написал, сейчас ни за что бы?.. Это пример то, что Олег спрашивал, не исполнили бы.
Андрей Макаревич:
Но не то, что стыдно.
Евгений Додолев:
Слишком наивно.
Андрей Макаревич:
Ну конечно, было, это естественно. Слушай, нам было по 17 лет, по 16. Что мы могли писать.
Евгений Додолев:
Башмет однажды интереснейшую историю рассказал, что ему приснилась мелодия, потом оказалось, что эта мелодия, ему Ростропович объяснил, чья это мелодия. Нет, но так просто было. Такого не бывало никогда, на плагиате себя не приходилось ловить, таком, не осознанном, что сел и содрал?
Андрей Макаревич:
Мы раньше страшно переживали. Мы начинали делать песню или друг у друга мучительно выясняли, а у кого же мы её сперли, на что она похожа. Я сейчас к этому по-другому отношусь. Понимаешь, уже 15 лет назад, 20, только в одной Англии каждую секунду писалась новая песня. Я думаю, что сегодня их пишется гораздо больше, а это только Англия, а не весь мир. Нот больше не сделалось. Мало того, для того, чтобы мелодия оказалась запоминающейся, она должна обладать некоторыми признаками, присущими сразу многим мелодиям. То есть вот это на что-то похоже, а на что, я не могу понять. То есть конкретно ни на что. Поэтому я сейчас думаю про другое. Я думаю, насколько хорошо песня получилась. Если она не вызывает то, что, это он «Yesterday» спел. Нет, до такой степени, конечно, не надо. У Битлз гениальнейше они писали, они, совершенно не стесняясь, про каждую свою песню, вот мы услышали у Чака Берри такой рок-н-ролл, нам понравилась вот эта строчка, и мы из нее сделали песню.
Евгений Додолев:
Да, это известно.
Андрей Макаревич:
У них лучше получилось.
Евгений Додолев:
Как у нас получилось, решат наши слушатели и зрители. Андрей Вадимович Макаревич был в программе «Мимонот».
Андрей Макаревич:
Я пока не убежал. Хочу напомнить, что «Машина времени», между прочим, 29-го числа, то есть и через неделю концерт в Москве, в Korston. Знаешь, где Korston?
Евгений Додолев:
Улица Косыгина, а как же.
Андрей Макаревич:
Да, он раньше назывался «Орлёнок», по-моему.
Евгений Додолев:
Да, был такой.
Андрей Макаревич:
Так что заходите.
Евгений Додолев:
Приходите, и вы почаще к нам приходите, Андрей Вадимович, три года мы вас зазывали, зазывали, шантажировали, шантажировали.
Андрей Макаревич:
Вот лучше поздно, чем совсем.
Евгений Додолев:
Да, спасибо, в эфире был Олег Дружбинский и Евгений Додолев. Всего хорошего.
Олег Дружбинский:
Спасибо, всего доброго.