Евгений Додолев:
Добрый день! В эфире Mediametrics, программа «Мимонот». Ведут её Олег Дружбинский и я, Евгений Додолев. В гостях у нас легендарный музыкант, Юрий Лоза, который последние несколько лет стал таким, как бы я сказал, ньюсмейкером. И в этой связи вопрос. Вот эти заявления сенсационные, которые наш брат-журналист тут же подхватывает, они делаются осознанно? Прямо вот Вы вычислите точку, куда надо инфузорию-туфельку ткнуть, чтобы она задёргалась, или у Вас это получается так же спонтанно, как сочинение песен?
Юрий Лоза:
Давайте я сразу Вам скажу: я этих заявлений не делал.
Евгений Додолев:
То есть за Вас выдумывают?
Юрий Лоза:
Вернее как, эти заявления - это выдранные из контекста обрывки фраз. Ну, вот представьте себе, канал «Звезда» приглашает меня на часовой эфир, идёт съёмка. Вот мы час снимаем передачу, говорим о том, о сем. Они мне задают вопрос: кого бы Вы выделили в прошлом веке, какого человека Вы сделали бы, с Вашей точки зрения, кто является символом эпохи, или кто самый главный человек в России? Я говорю: наверное, в Советском Союзе, в нашей империи, наверное, всё-таки Гагарин, потому, что это мировой символ, потому, что это человек, который прорубил дорогу в космос. Одна улыбка Гагарина что сделала, сколько контрактов мы подписали только потому, что рядом сидел Гагарин. Но, опять же, говорю, его нельзя, например, сейчас с точки зрения сегодняшней космонавтики рассматривать, как человека, который совершил именно какие-то физические деяния. Почему, потому что сегодняшние, они в бадминтон играют, так как нельзя сравнивать первого человека, охрой нарисовавшего оленя на стенке пещеры и Сурикова, это разные вещи, но они оба ценны для истории. Как нельзя сравнивать гитаристов, Джими Хендрикс научил гитару визжать, сегодняшние гитаристы в школе играют круче Хендрикса. Но их нельзя сравнивать. Также и Гагарина. Сегодняшние играют в бадминтон, а Гагарина в ракете просто лежал. Из всей передачи остаётся фраза «Гагарин в ракете просто лежал, он ничего не сделал». Блин, я им звоню, они тут же дают это в интернет, это подхватывают все сразу, все новостные агентства, Лоза вот такое ляпнул. Они бегут с этой фразой к Леонову, Леонов кричит: сволочь, он оскорбил моего друга, подонок, гад. Я звоню на «Звезду», говорю: ребята, когда передача пойдёт, чтобы люди поняли, что будет происходить? Они мне говорят: а мы не будем её монтировать, нам достаточно этого скандала. Я говорю: как так, Вы что, товарищи, но ведь люди же, мне уже идут конкретные угрозы, что убьём, сволочь, как ты на нашего Гагарина.
Олег Дружбинский:
Да ладно!
Юрий Лоза:
Конкретные. Я говорю: Вы что, с ума сошли, я говорю, так же нельзя поступать. А нам достаточно, они говорят. Я разговариваю с Пимановым на передаче на какой-то, он говорит: а что ты не идёшь к нам больше на «Звезду»? Я говорю: ребята, у Вас вообще совести нет. Он говорит: да я лично разберусь. Да, такой же болтун, как все остальные. Ничего не разобрался, всё точно так же и осталось. Я со «Звездой» не разговариваю принципиально. Почему, потому что люди могут взять и подставить. И вот эта фраза сейчас гуляет по интернету. Лоза оскорбил. Чем я его оскорбил, Гагарина? Я им говорю: ребята, хотя бы ладно, Бог с ним, оставьте эту фразу, скажите, если кто-нибудь докажет, что Гагарин в ракете сидел, лежал, танцевал, играл в бадминтон, хоть что-нибудь делал. Я говорю: посмотрите его мемуары, я же знаю немножко о космонавтике. Академик Раушенбах написал, что первая инструкция, полётная инструкция для первого космонавта состояла из четырёх слов: ничего руками не трогать. Гагарин сам на одном из банкетов встал и говорит: я не знаю, кто я - первый космонавт или последняя собака. Всё шло в автоматическом режиме, человек лежит в скафандре, просто запеленатый в этот скафандр, не может пошевелить ни одним из членов, взлетел, сел. Он так и не понял, час 20 весь полёт. И мне говорят, что сейчас я оскорбил Гагарина. Да он великий, он первый, я и сказал, что он великий, первый, я и называл его первым, самым великим деятелям Российской Империи ХХ-го века, именно Гагарина. И вдруг выясняется, что я его обидел. Вот так делаются все эти мемы.
Евгений Додолев:
А у нас прямой эфир.
Юрий Лоза:
У Вас прямой эфир. Но вырезать можно отовсюду, откуда хотите.
Евгений Додолев:
Мы не будем.
Олег Дружбинский:
Юрий, я поскольку являюсь Вашим давним поклонником, много лет люблю Ваши песни и слежу за ними. Вы для меня совершенно неожиданно раскрылись, как блогер. Я не знаю, Вас это слово коробит?
Юрий Лоза:
Нет, почему, если я веду блог. Я и на радио вёл блог, на «Комсомольской правде» долго достаточно, почти год я этим занимался. То есть я наверняка сейчас, сейчас идут переговоры у меня с толковыми людьми, которые говорят, что, если будешь затевать свой блог, всё-таки его надо делать по науке, по сегодняшним технологиям, в которых я не очень хорошо разбираюсь.
Олег Дружбинский:
Вы знаете, а может, не надо никакой науки?
Юрий Лоза:
Нет, дело в том, что я все равно говорю какие-то вещи. Объясняю, наука, это чисто технологически, как это должно выглядеть. Некоторые вещи, упаковка сама, она коробит молодое поколение только потому, что неправильно выглядит. Скажем, чёрно-белый фильм он не будет смотреть просто потому, что он чёрно-белый, хотя это может быть великое произведение. Им надо обязательно расцветить это всё, в определённой упаковке подать. Поэтому это несложно, но это надо знать, как. Надо отслеживать потоки вот эти все, как контент этот растекается, кто его смотрит, как, чего. То есть блог, это целое дело.
Евгений Додолев:
Когда Вы сочиняете, извините, что перебил. Это целиком Ваша работа, или всё-таки коллективное творчество, Вам кто-то помогает писать?
Юрий Лоза:
Почему, зачем мне это нужно? Единственное, что я всегда показываю жене, она член Союза писателей, она всё-таки закончила литературный институт, и один из лучших поэтов у нас сейчас в России. Она прекрасно понимает в этой части, она прекрасно разбирается.
Евгений Додолев:
То есть Вы не публикуете без её визы.
Юрий Лоза:
Это очень правильно.
Олег Дружбинский:
Она корректор или редактор, сейчас спрошу вот так?
Юрий Лоза:
Она, в первую очередь, это человек, который может сказать «нравится - не нравится». Когда-то Шаинского спросили: зачем ты показываешь жене свои произведения, она же в этом ни бум-бум? Он говорит: она в этом самый главный бум-бум, потому что она отвечает на вопрос «нравится - не нравится». Это единственный критерий, который существует в творчестве сейчас. Понравится или не понравится. А уже всё остальное вторично. Это не имеет большого значения. Главное, чтобы это понравилось. Она всё-таки, она ещё и женщина, она ещё и по-женски смотрит. Она же не может так сразу взять, абстрагироваться полностью от своей сущности, от своего естества. Поэтому сначала смотрит, как женщина, потом как профессионал, потом как корректор, потом ещё как-нибудь. То есть она внимательно посмотрит, если я попрошу и скажет, если даже она не знает, что конкретно с её точки зрения надо изменить, она всегда может ткнуть пальцем и сказать: вот тут не верю, Станиславского знаменитая...
Олег Дружбинский:
Знаете, Юрий, бытует мнение, что все блогеры в душе провокаторы немного. Потому что без этого не будут тебя и смотреть, и слушать. Вас иногда радует какая-то, если у Вас появляется желание что-то спровоцировать, и появляется ли оно?
Юрий Лоза:
Сейчас уже это не имеет большого значения. Главное, иметь свою точку зрения. Она наверняка не совпадёт с мнением второй половины нашего общества. Потому, что общество поляризировано или поляризовано, как правильно сказать. Поэтому, когда Вы высказываете любую определённую точку зрения, знаете точно совершенно...
Олег Дружбинский:
Это будет провокация.
Юрий Лоза:
…вторая половина не Ваша. Если Вы говорите, я «за», то значит те, кто против, они всё равно будут с Вами полемизировать, и пойдёт драчка. То есть сейчас уже не нужно об этом, как-то на эту тему заморачиваться. Главное, иметь собственное мнение. Всё.
Евгений Додолев:
Вот я не знаю, как насчёт общества, но мне кажется, что Ваш цех музыкальный, я не знаю, наверное, слово «шоу-бизнес» Вы не любите, скажем, музыканты в целом. Вот музыканты, они в советские времена, даже в девяностые были настроены более-менее единодушно. То есть никто не хотел, чтобы существовала цензура. А сейчас разошлись, нет?
Юрий Лоза:
Женя, более поляризованного сообщества, чем музыкально, в Советском Союзе не было.
Евгений Додолев:
Вот так вот?
Юрий Лоза:
Вот так. Были те, кто был в экране и те, кто были вне экрана.
Евгений Додолев:
Да, но на кухне Вы собирались и говорили...
Юрий Лоза:
Ненавидели друг друга так, что Вам даже представить невозможно. Какими словами поливали, и как кого за кого считали. Потому, что одни имели доступ к кормушке, вторые - нет. И хотя я прекрасно знал, что то, что я делаю, это востребовано, это интересно, это надо людям, но это не проходило через определённые фильтры, через определённую цензуру. И когда, я знаю, что я выпустил альбом в 83-м году, некоторые вещи спетые, скажем, та же «Баба Люба», её никто не повторил на протяжении 30 лет, никто близко так рядом не спел, как я тогда исполнил. Я даже не был номинирован ни в одном списке, как вокалист. То есть даже не номинирован, не то, что признан кем-то или как.
Олег Дружбинский:
Почему?
Юрий Лоза:
Я написал единственный книгу о том, как писать тексты.
Евгений Додолев:
Да, я прочитал эту книгу.
Юрий Лоза:
Я единственный, я ни разу нигде не был номинирован, как текстовик. Даже как человек, который умеет якобы это делать. Хотя бы в десятке, в пятнашке, в 50, в 100. Меня не включили ни разу даже в этот список. Я играю на гитаре 40 лет, я ни разу не представлен был, как гитарист, как композитор. Моя песня «Плот» единственная, которую американцы поют на английском языке. Я, как композитор, не попал ни разу вот в этот список, то есть я не присутствую, меня нет, меня просто нет, я отсутствую по всех официальных документах, просто не существует. Меня проще не замечать.
Евгений Додолев:
А почему так сложилось? Из-за чего?
Юрий Лоза:
Очень просто, я давно уже вывел формулу идеального руководства медиасистемой. Она выглядит так: расплоди бездарности, и на их фоне твоя посредственность покажется талантом.
Евгений Додолев:
То есть прямо специально разводят бездарности?
Юрий Лоза:
Безусловно. Смотрите, с момента убийства Листьева на Первом канале не появилось ни одной авторской программы. Все люди, которые имели креативное начало внутри, которые могли что-то создать, все уволены. Для того, чтобы можно было покупать ширпотреб и пилить бабло.
Евгений Додолев:
Но это же глобальная тенденция. Все используют форматы, все покупают апробированные.
Юрий Лоза:
Глобальная тенденция. Я прихожу на радио, приношу новую песню, мне говорят: не наш формат. Я говорю: скажите, ребята, у меня около сотни песен, и вот я сейчас могу выбрать любую из них, они абсолютно разные, во всех стилях, я найду для Вашего формата, который Ваш. Скажите, как он выглядит, вот скажите, я Вам подберу песню. Он говорит: он выглядит так, что это не Ваш формат. Вот как хотите с этим, что хотите делайте.
Олег Дружбинский:
Скажите, Юрий, а Вы скандалили с коллегами по цеху?
Юрий Лоза:
Со мной пол-эстрады не разговаривает. После выхода этой книжки многие не разговаривают вообще. Вот, скажем, я приехал к Диане Арбениной домой, говорю: я хочу твоё произведение одно в свою книгу поместить для примера целиком. Я имею право его раздолбать на части и приводить фрагментарно, никто слова не скажет. Но, если я привожу целиком, для этого нужно разрешение автора. Она говорит: что ты будешь говорить про это произведение? Я говорю: ты в нём уверена, ты же его написала, ты же его опубликовала везде, оно везде в твоих сборниках, оно приведено целиком. Я его тоже приведу целиком, можно? Я тоже перепечатываю с твоего сборника целиком. Что я скажу, тебя это интересует? Ну вот я позвонил Лешке Рыжову из «Дискотеки Аварии», сказал, что я приведу целиком, он говорит: Юра, от тебя да хоть ведром назови, как сказал в своё время Робертс Кончаловскому. Тот его позвал сыграть в своём сериале, он говорит: у Вас хоть помойным ведром играть. От мастера всё, что угодно. Мне то же самое Рыжов говорит: пожалуйста, на здоровье. Я спросил: тебя интересует это, что я потом о тебе скажу?
Олег Дружбинский:
И что Арбенина ответила?
Юрий Лоза:
Она говорит: ну, в общем-то, наверное. Я говорю: ну ты же, наверное, выше всё-таки по статусу, чем критика какого-то Лозы, ты тоже такая понятная сидишь в жюри, всех учишь жизни. Говорю: тебе какая разница? Она говорит: ну ладно. Расписала. Так вот. я ей отправил книжку, она со мной, она даже не сказала, что она получила эту книжку, она не разговаривает, руки не подает, все, Лоза сволочь, гад. Я просто высказал своё мнение о её стихотворении.
Евгений Додолев:
Эта реакция ожидаема была?
Юрий Лоза:
Абсолютно.
Евгений Додолев:
То есть Вы осознанно пошли на конфликт.
Юрий Лоза:
Абсолютно, так я ей в глаза сказал, ребята, я же всем глаза говорю, ребята, хотите меня критиковать, пожалуйста. Если у Вас есть что сказать по поводу моих произведений, на здоровье, говорите всё, что Вам вздумается, пожалуйста. Я готов выслушать, если эта критика конструктивна, если она что-то мне даст, пожалуйста. Но никто же, молчат все, просто проще не замечать. Критиковать нечего, и начинается вот такая беда, что делать с Лозой, блин. Лучше, чтобы его не было. И они делают все всё делают для того, чтобы меня не было.
Олег Дружбинский:
Но благодаря Facebook Вы стали ньюсмейкером.
Юрий Лоза:
Вот потому я и говорю, он даёт мне возможность говорить то, что я думаю, и это что-то кто-то слышит. Мало того, сейчас на моей странице пасутся все новостные издания, меня перепечатывают тут же целиком, не целиком, придумывают новые названия. Вот сейчас новое выскочило, Рамблер вчера случайно открыл, искал какой-то там, как поисковик его открыл, а там написано: Лоза ополчился на Самойлову. Я сказал о Самойлове, что она молодец, здоровья ей, мужества.
Евгений Додолев:
Молодец?
Юрий Лоза:
Да. Но она бедная девочка, её бы отправили, даже если бы она совсем охрипла. Но там же бюджет.
Евгений Додолев:
Что, у нее не было возможности отказаться?
Юрий Лоза:
Да Вы что, кто бы ей дал отказаться? Её сразу, ещё в прошлом году подписали на это. Если бы она вообще не смогла произнести ни одного слова, она всё равно бы поехала. Бюджет распилен. Вы что, ребята, что, возвращать деньги что ли? Уже купили песню у якобы американского Гуткина, как мне Аксюта сказал на Первом канале. Я говорю: а почему к американцам бежите? Песни Гуткина не поют в Америке, песни Лозы поют, что Вы к Лозе не идёте за песней? Мне Гуткин говорит: да ладно, российские все говно, они не могут написать хорошую песню. Я говорю: Юра, ты что, обалдел? Гуткин был басистом «Автографа», тоже был говно, стал американцем, сразу стал великий что ли? Что, американское гражданство сразу поднимает творческий потенциал человека что ли? Это же бред. Почему? У нас достаточно композиторов, достаточно поэтов, что Вы бежите туда?
Евгений Додолев:
У нас достаточно композиторов, Вы считаете?
Юрий Лоза:
Да море, замечательные композиторы. Мне шлют пачками эти песни новые. Смотрите, что получается. Ведь там же распил как идёт: песня, которую купили у якобы американско-израильского дуэта, тринтета, там три человека авторов, американский якобы автор Гуткин, израильский автор текста и человек, который пилит бабло, откаты все эти, кто-то занимается, три автора, как правило, у песни. Она же не стоит и десятой част этих денег, которые за нее заплачены. Выбит на нее большой бюджет, Гуткин получает свои, все всё получают. Точно также на Самойлову бюджет был выбит на костюмы, на медицинское сопровождение, на всё, тем более, такая страна. В этой бригаде Вы знаете, сколько человек поехало? Я не знаю. Но я Вам почти уверен, процентов на 90 скажу, что команда, которая поехала с Самойловой, она была человек 50. Все жёны, Португалия - красивая страна, дети, родственники, тёщи, все там были всунуты под каким-нибудь, как назвать, статусом, и все туда рванули. Ещё бы она не поехала. Конечно ей сказали, можешь просто рот открывать, за тебя бэк-вокал споёт, что и было. Она шептала только первую часть, а припев был, пели ребята. Но она и первую часть забыла, такая девочка, она же непрофессиональная.
Евгений Додолев:
Вы вообще следите за Евровидением?
Юрий Лоза:
Нет. Просто меня спрашивают, в некоторых случаях меня спрашивают, просят прокомментировать и мне приходится смотреть. Также здесь, меня попросили прокомментировать, я взял, посмотрел её номер. Все Евровидение я смотреть не стал. Почему? Потому, что это давно уже англовидение, давно британцы уже подмяли конкурс под себя. Когда мне говорят: что это такое?, я говорю: ну поймите, когда его слизали с Сан Ремо 63 года назад, то в установочных документах было написано, что этот конкурс должен объединять, должен способствовать познанию, чтобы могли познакомиться с культурой своих соседей, там очень много хорошего было написано. Что он такой развлекательный, что никакой политики, и так далее, так далее. Со временем все вот эти установочные были убраны лозунги, и сейчас это стало совсем другим, он перевернулся с ног на голову.
Евгений Додолев:
Хорошо, из наших исполнителей, которые выступали вообще за всё время Евровидения, Вы кого-то можете выделить?
Юрий Лоза:
Ну, все враги.
Евгений Додолев:
Все враги Отечества?
Юрий Лоза:
Враги Отечества, конечно, и Лозы, в частности.
Евгений Додолев:
И «Бурановские бабушки»?
Юрий Лоза:
«Бурановские бабушки» одни из самых больших вражин. Объясняю, почему. Смотрите, я же всегда, уже много лет пытаюсь провести одну мысль. Я говорю: ребята, что мы хотим получить? Вот, например, у Станиславского есть такая сверхзадача, он придумал такое словечко, сверхзадача нашего участия там, для чего мы туда ездим. Если взять как сверхзадачу пропаганду российской культуры вообще как таковой, тогда все наши, кто туда едут, все враги. Потому что они работают на британскую культуру, а не на нашу.
Олег Дружбинский:
Но там ведь нельзя петь на русском.
Юрий Лоза:
Зачем нам конкурс, в котором нельзя петь на русском? А кто Вам сказал, что там нельзя петь на русском?
Евгений Додолев:
Разве по уставу нельзя петь на русском?
Юрий Лоза:
Ради Бога.
Олег Дружбинский:
Все на английском поют.
Юрий Лоза:
Послушайте, они поют почему? Так сделано, их заставляют, их вводят. Но никто не может не повлиять на гордых французов, и получается, что Патрисия Каас едет, поёт песню на французском языке, занимает своё девятое место. Перед ней не ставится задача победить. И едет после этого в европейское турне.
Наш Дима Билан приезжает, пытаясь понравится ирландской домохозяйке, поёт ей по-английски, побеждает. едет на гастроли в Сыктывкар. Почему? Потому что никто Диму Билана в звёзды не пустит. Но французская певица Патрисия Каас интересна, оригинальна и самобытна, а Дима Билан, это точь-в-точь, один в один. Он никому не нужен. Мы можем использовать площадку Евровидения для пропаганды своей культуры, как это делают французы. Приходишь, поёшь русскую песню. Они говорят: ух ты. ничего себе, у них, оказывается, они, оказывается, не только могут нас копировать, они, оказывается, ещё и свои, у них композиторы есть, певцы, у них есть поэты, у них есть люди, которые могут поставить номер.
Мы победили, привезли сюда этот конкурс, а нашим ведущим запрещено было говорить по-русски. Нахрена нам эта победа?
Второе, мы, смотрите, мы проводили здесь конкурс, мы даже винтик последний привезли из-за границы. Вся техника была, всё обеспечение, свет, звук, специалисты, всё было оттуда. Наши были только нефтедоллары. Зачем нам показывать миру, что у нас только нефтедоллары, что мы тупые, можем точь-в-точь, один в один? Поэтому мы покупаем все эти битвы коров с дельфинами. Зачем они нам нужны? Поймите.
Олег Дружбинский:
Битвы коров с дельфинами...
Юрий Лоза:
Которые мы покупаем, фанеры всё это, голоса все эти, это отработанный материал, который мы покупаем за большие бабки, чтобы получить с этого откат.
Евгений Додолев:
Вы знаете, поскольку упомянуты были «Бурановские бабушки». Меня в своё время озадачил совершенно Дробыш, когда я привёл ему в пример творчество Александра Борисовича Градского. Он мне сказал, у Градского нет ни одного хита, а у меня их 100. Вот Вы можете как-то прокомментировать. Потому что я, честно говоря, не нашёлся, что ответить, потому что что такое хит? Вот что такое хит в системе координат Лозы, что является хитом?
Юрий Лоза:
Вот смотрите, гимн Удмуртии, это Party for everybody dance, который пели вот эти бабушки, не понимая ни слова из этой тарабарщины. Он считает, Дробыш, что он написал хит, что этот хит будет исполняться этими бабушками. Кто его будет петь, когда и где в Бурятии? Что такое хит? Это песня, которая стала популярной и так далее. Вот я знаю, что у Высоцкого в таком случае миллион, сотни хитов. Почему? Это песни, которые звучат, которые поют за столом. У Визбора этих песен больше, чем у Дробыша, намного. Почему? Потому, что песни Дробыша не поют, а песни Визбора поют везде. То есть смотря что мы называем хитом.
Евгений Додолев:
Вот что называется хитом?
Юрий Лоза:
Вот песни, которые раскрутились по радио или по телевизору, которые были прокручены много раз, если называть это хитом, тогда мы опять начинаем приходить вот к чему. Когда мне, недавно был такой спор, всё-таки количество лайков может оценивать песню, количество подписчиков, которые зашли на сайт и так далее. Я говорю: Вы знаете, я ответил на этот вопрос так, мне говорят: вот, у нас есть блогеры, у них куча и т.д., вот самое-самое, она пришла к нам на телевидение и т.д. Я говорю: смотрите, был такой осьминог Пауль, он предсказывал результаты матчей, у него подписчиков было больше, чем у этой девушки. Поэтому тут говорить об этом смешно. Если вы хотите по лайкам, допустим, считать хит, то мне приходилось комментировать одну песенку, недавно она набрала миллиард просмотров.
Евгений Додолев:
Миллиард?
Юрий Лоза:
Да, миллиард. У песни, которую кореец этот спел, у неё 8 млрд. просмотров, а у той песни миллиард просмотров. Она состоит вот из чего, человек сидит на самоиграйке на этой, одним пальцем: тю-тю-тю-тю-тю pen, тю-тю-тю apple, тю-тю-тю-тю-тю pen, apple, миллиард просмотров.
Евгений Додолев:
Да, было такое, да. Поэтому, если Вы будете по этому определять хит… Мне, допустим, вот этот хит, который спел вот этот кореец…
Олег Дружбинский:
Gangam Style.
Юрий Лоза:
Я бы не писал этой песни, мне бы стыдно было за неё. А он набрал 8 или 10 млрд. просмотров. Поэтому говорить о хите сейчас очень сложно. Система, критерии оценки возьмите. Песню «Плот» поют уже 35 лет, она звучит на каждой кухне, на каждом этом, мне пишут, что она и жизни спасла и т.д. Мне уже 25 человек написали, что они её авторы, то есть вот эта песня живёт своей жизнью.
То есть когда у песни появляются ещё авторы, это значит...
Юрий Лоза:
Программа под названием «Достояние республики» взяла известные песни, прокрутила и сделала такую передачу, она голосованием народным победила однозначно, песня «Плот». Является она хитом? Безусловно. Но песен уровня «Плота» у меня несколько десятков. Я как считаю, как профессионал, хорошо сделанные. Но не были столько раз в эфире, их никто не пустит. Мне Аксюта говорит, опять же, на том же канале: что ты там с одной песней ходишь, и т.д. Я говорю: Юра, ты сделал всё для того, чтобы народ услышал только одну песню. Это ты же сделал, ты же меня вырезал из программы «Давайте обедать», это же твои все дела, понимаешь? Когда вы мне не даёте показать остальные песни, получается, что вроде как у меня их нет. Я не могу их нигде прокрутить. У меня песня написана про Новый год 15 лет назад, она за 15 лет не попал ни в один из новогодних эфиров. Я приезжаю, говорю: ребята, включите меня, хорошая же новогодняя песня, охренительная, все говорят - охренительная. Говорят: мы знаем. Мне редактор говорит: что я могу сделать? Если я тебя суну, я же должен кого-то выкинуть. Они уже придумали новое название для старого названия, для старых названий новых песен, они уже поменялись костюмами, сели в поезд, уехали в Белоруссию сниматься, и вдруг ты заявляешься с песней. Если Киркоров узнает, что у него будет не 20 песен, а 19, ты можешь представить себе уровень истерики из-за того, что какого-то Лозу включат? Он уже перья поменял, он уже всё, уже костюмы пошил, всё, и вдруг ему говорят, что будет песен только 19. Ты не знаешь, что будет. Ты что охренел, Юра? Но ты же взрослый мальчик, ты можешь песню написать, ты можешь книжку написать, пьесу можешь написать, сценарий, ты всё можешь, да ты музыкант, ты встанешь в переходе, тебе подадут, ты сыграешь. А куда я его сейчас перестану показывать?
Олег Дружбинский:
Но это аргумент железный, конечно.
Юрий Лоза:
Он встанет в очередь за бесплатным супом. Ты что, обалдел что ли? Я говорю: ну конечно, пусть лучше поёт, чем лампочки по подъездам тырить.
Олег Дружбинский:
Да, это тоже аргумент.
Юрий Лоза:
Я добрый.
Евгений Додолев:
Но вот Вы сказали, что есть у нас масса композиторов. Я, допустим, уже упомянутого Александра Борисовича Градского спрашивал, почему всё время на «Голосе», если брать проект «Голос», всё время исполняют песни из англоязычного репертуара? Он говорит: у нас нет своего материала, у нас не сочиняют таких песен, которые можно представить. Почему Вы смеётесь? Я же не знаю. Мне это кажется грустным, а не смешным.
Юрий Лоза:
Александр Борисович отдельный человек. Александр Борисович - это совершенно отдельная субстанция, он сам по себе. Мы у него работали, в этом его зале.
Евгений Додолев:
Градский холл?
Юрий Лоза:
Градский холл, да, мы пришли, он говорит: я вам всё настроил, там всё под меня. Я как начал ржать, говорю: Саша, ёлки-палки, то, что настройка под тебя, это конечно не подходит больше никому. Ты сделал так, хуже это сделать ничего не мог. Если бы ты ничего не трогал, мы бы успели. А, так как ты успел все настроить под себя, мы сейчас будем в полном... работать, в таких условиях. У тебя голос оперный, у меня нет. Как можно под тебя настраивать микрофон для меня, ты подумай сам. Твои критерии, твои оценки, это твои оперные оценки, твой оперный подход, твоё восприятие голоса. Как можно их вообще проецировать на остальную жизнь? Смешно. Его мнение, Сашкино, смешно.
Евгений Додолев:
А Вы считаете, что Градский рок-н-ролльный человек, его называют отцом или дедушкой советского рок-н-ролла?
Юрий Лоза:
Почитайте блог Градского, и Вам всё станет ясно.
Евгений Додолев:
А у него нет блога.
Юрий Лоза:
Потому я и говорю, потому что блог появляется у человека, когда есть, что сказать. Если у него нечего сказать, а есть, что показать, он идёт в инстаграм и показывает, как он там ест, тут показывает, там показывает, пломбу показывает, которую он сейчас делает, он фотографируется. Человек, которому есть, что сказать, он идёт, заводит блог и начинает что-то говорить. Таких, кто говорит на нашей эстраде процентов 5. Остальные показывают, это такой, афиша большая может быть из этого блога. Вот у Градского нет, вообще нет блога.
Евгений Додолев:
А Вы рок-н-ролльный человек?
Юрий Лоза:
Я вообще терпеть не могу каких-то определений. Я выпустил альбом «Путешествие в рок-н-ролл», который признан самым первым, одним из первых рок-н-рольных альбомов. Мне, когда я выпустил следующий альбом, мне рок-н-роллисты кричали: ты сволочь, предал рок-н-ролл и так далее. Я говорю: братцы, мне скучно быть просто рок-н-роллистом. Я закрывал блюзовый фестиваль, закрывал бардовский фестиваль, но меня блюзовики своим не считают и барды тоже. Хотя я закрывал эти фестивали. Я закрою рок-н-ролльный фестиваль, пожалуйста, у меня рок-н-роллов достаточно. Но мне скучно быть чем-то одним. Вообще для меня лучший отдых - это смена деятельности. Лучшая песня, это та, которая не повторяет предыдущую. Если я выпустил альбом рок-н-ролла, сколько их ещё можно писать? Сколько можно сыграть блюзов? У меня есть несколько замечательных блюзов, на альбом наберётся точно, но больше куда? В мире 30 сюжетов, написал 100 песен, это значит, ты уже по 3 песни на каждый сюжет написал. Сколько можно написать песен на сюжет о счастливой любви? У меня в книжке это есть.
Евгений Додолев:
Одну.
Юрий Лоза:
Одну. Но когда пятую писать об этом, это же бред сивой кобылы. Это уже 100 % самоповторы.
Евгений Додолев:
А чем Вы объясняете вот такое увлечение вообще социальным роком, которое было в конце восьмидесятых? Просто рок-культура тогда нам казалась вообще доминирующей в среде молодёжи. Сейчас ведь такого нет, сейчас же не слушают?
Юрий Лоза:
Мы должны понимать, что вообще рок культура выскочила, появилась в мире на волне социального протеста. Рок культура, то есть вполне обошлись бы рок-н-роллом, если бы не было столько проблем в мире. И рок-н-ролл перетрансформировался в рок именно потому, что феминистки бились за свои права, негры бились за свои права, началась война во Вьетнаме, хиппи бродили по миру и втыкали цветочки в дула пистолетов. То есть это была целая вот… Весь мир взбурлил вдруг неожиданно. Вот это протестное начало, оно и вынесло на эстраду очень многих, кто, конечно, и получили свою минуту славы именно из-за того, что относились к этому протестному началу. Когда мне говорят: как ты можешь про великих такое говорить? Я говорю, ну, представьте себе Rolling Stones. Вот у меня есть на тему хороший очень тест такой. Ну, представьте сами, что этот альбом вышел не тогда, когда он прогремел, а вышел на 20, 30, 40 лет позже. Кто-нибудь заметил бы сегодня Rolling Stones? Вот тех Rolling Stones. Не заметили бы, они бы сидели там где-нибудь в клубе, как и должны были по качеству своей работы. Тогда их вынесла именно эта протестная волна. Я говорю, возьмите альбом 95-го года «Chicago», когда они перепели все, наверное. В общем, «Ночь и день» называется, возьмите, перебросить её в наше время, он опять соберёт все Грэмми. Он по качеству такой. Возьмите любой альбом Фрэнка Синатры, забросьте его в любое время - качество самого материала таково, что оно абсолютно точно будет признано. Качество материала тех ребят, которые вылетели тогда наверх, абсолютно никуда не годится. Поэтому сегодня их бы никто не заметил без этой подоплёки протестного начала. 80-й год считается официально годом смерти рока.
Евгений Додолев:
80-й?
Юрий Лоза:
Как явления. В 81-м году образовалась первая Рок-лаборатория в России, в Советском Союзе. У нас всё это - мертворожденные дети. В 85-м Рок-лаборатория, в которой я сидел вместе с Юрий Резниченко, мы определялись с ребятами в серых пиджаках, разрешать Рок-лабораторию или не разрешать. Пили коньяк с ними, я пел им песни, и думали, что делать с роком. Я говорю, если хотите с роком что-то делать, разрешите его, он убьёт себя сам. Что и произошло. Первый концерт в Горбушке - лезли через крышу. На последний через три года уже никто не пришёл, потому что смотреть не на что. Всё умирает, любое явление умирает само от себя, оно начинает трансформироваться, меняться. Как только из рока ушло протестное начало, всё. Эти ребята оставшиеся, которые уже выросли на этой культуре, которые до сих пор рвут майки на груди, Чухрай хорошо сказал о них, режиссер, что они похожи на Александра Матросова, который падает на амбразуру, точно зная, что пулемёта там нет. Поэтому сегодня, когда они все это, я говорю: ребята, поймите, забудьте вы об этом роке. Но если Сукачёв кричит «Бабушка курит трубку» и в это время рвёт, ну, курит бабушка трубку. Но протест в чем? Ну, он может охрипнуть, может разбить микрофоны, гитары поломать, они могут всё разнести, всю сцену, но бабушка курит трубку и всё.
Олег Дружбинский:
И все. И много лет уже.
Евгений Додолев:
Кстати, Вы помянули режиссёра. Я просто по ассоциации вспомнил, сейчас же идёт в городе Канны кинофестиваль, и там представлена лента «Лето» Кирилла Серебренникова о Майке Науменко, о Викторе Цое. Вы что-нибудь слышали про это, будете смотреть фильм?
Юрий Лоза:
Да нет, зачем мне об этом смотреть? Я же жил в то время.
Евгений Додолев:
А Вы были знакомы с героями ленты?
Юрий Лоза:
Зачем, мы привет-привет, не более того. Мои приезды в Питер, я был на рок-фестивале в Питере в 81-м году, но я посмотрел на всё это дело, на всю эту тусовку, она меня совершенно не вдохновила. Этот образ жизни мне абсолютно не нравится, секс, наркотики, рок-н-ролл меня никогда не интересовали, я хотел в детстве быть...
Евгений Додолев:
Ни одна из этих составляющих?
Юрий Лоза:
Я хотел быть великим футболистом, мне совершенно было до лампочки. Мало того, все коллективы, в которых я работал, они вообще никак не связаны боли ни с сексом, ни с наркотиками, ни с рок-н-роллом.
Евгений Додолев:
Ну да, «Интеграл» не был связан?
Юрий Лоза:
Интеграл вообще никак не связан.
Олег Дружбинский:
Столько слухов.
Юрий Лоза:
Ребята, Вы поймите, слухи от кого идут? От Алибасова. Алибасов - это же генератор слухов. Не надо верить только этому.
Евгений Додолев:
Нет, но я Вас помню на сцене, это такой был драйв.
Юрий Лоза:
Ну и что? Я объясняю, в тот момент, когда я один раз увидел записную книжку одной моей поклонницы, не моей вернее, поклонницы. В которой она поменяла на Яака Йоалу, то есть она отдала Яака Йоалу за меня. Они нас точно так же коллекционировали, передавали друг другу, и я понял, что мы - такой же предмет торга, и что ничего в этом нет, кроме...
Евгений Додолев:
Товар.
Юрий Лоза:
Товар, да, и у меня сразу отпало всякое желание с этими поклонницами иметь какое-нибудь дело. Я понял, что я их интересую только в плане галочку поставить.
Олег Дружбинский:
Я хотел немного про будущее поговорить, по прошлому мы так много прошлись. Совсем недавно Вы в Фейсбуке написали о том, что планируете развивать свой Youtube-канал и вообще, как-то переходите на профессиональные блогерные рельсы, назовём это так.
Юрий Лоза:
Мне посоветовали.
Олег Дружбинский:
Расскажите про будущее.
Юрий Лоза:
Мне посоветовали. Говорят: ты много чего хорошего говоришь, почему бы тебе не говорить в камеру? Поставь камеру и говори. Многие люди не читают, потому что им некогда читать. Но они с удовольствием включают какое-то устройство, и вот готовит женщина, ей читать некогда, а послушать тебя - она с удовольствием послушает, с огромным удовольствием. Я вдруг сам понял - у меня жена тоже иногда, когда она занята каким-то делом, она включает какую-то информацию, она тоже не будет читать какое-то, что ей интересно. Мы новости так слушаем, они идут параллельно. Почему же не знакомиться с тем, что я говорю в аудиоформате? Даже если она не будет смотреть, она будет слушать. А уж тем более смотреть, если это сделать ещё будет так, что на это можно смотреть, то есть это нормально снято, перебивается какими-то картинками, это весело и интересно. Или весело или интересно, или то и другое сразу. То почему бы этому не существовать? Это моментально даёт совсем другое, новое словечко - «выхлоп». Оно уже много лет у нас есть.
Олег Дружбинский:
Я правильно понимаю, что Вы подразумеваете под этим некий бизнес. Ведь это монетизируется, там реклама, на этом, кстати, неплохо зарабатывают, я слышал, на видеоблоггерстве.
Юрий Лоза:
На меня вышла одна компания, это было в конце прошлого года. Вышла на меня одна компания телевизионная, большая, говорят: мы хотим сделать Ваш блог по-настоящему, так примерно, как это делается у тех, кого раскручивали последнее время. И мы готовы вложиться в это дело, студия, команду под Вас и так далее. Наша задача - миллион подписчиков через год. Я говорю: понимаете, в чем дело, моя задача - сказать этим что-нибудь хорошее. Так ставить вопрос для меня кажется неправомочным и неправильным, для меня. Потому что они мне предложили сразу список тем. Она говорит: Вы понимаете, что этот миллион мы можем получить только через скандал, через драку. Вам надо вот этих опустить, испачкать, измазать, то есть...
Олег Дружбинский:
Обычный журналистский подход.
Юрий Лоза:
Обычный журналистский подход. Я говорю: ребята, подождите секундочку. Я музыкант в первую очередь. У меня много хороших песен, я работаю свои концерты. Я обеспечен по жизни, основное я себе купил, то, что нужно было. Жильё у меня есть, автомобиль есть, на котором я езжу, у меня есть, где отдыхать, то есть у меня всё основное для жизни. Чтобы у меня там насущная какая-то проблема, которая заставляет меня пахать? Я знаю, что некоторые мои коллеги, которые создавали себе вот такие проблемы, они… Достаточно плачевно потом всё это заканчивалось, когда люди начинали пахать с утра до ночи. Но когда заводит человек три семьи, и всем дай, этой купи, там ещё и любовнице... Я знаю все эти истории, они на слуху.
Олег Дружбинский:
Очень хлопотно.
Юрий Лоза:
Это очень хлопотно. У меня высшее экономическое образование, я всегда очень хорошо считал. Я в математических олимпиадах участвовал, поэтому я всегда, даже когда был молод, я всегда сравнивал возможные приобретения и возможные потери. Вот я беру так, прикидываю: нет, не надо, лучше я как-то спокойнее. Я какой-то конформист в этом плане. То есть мне очень хорошо на том стуле, на котором я сижу. Мало того, я как-то вывел для себя формулу, опять же, вывел такую формулу существования, моего существования на эстраде. Я сижу на откидном стульчике в хит-параде. Есть такое. Зайдите в любой зал, увидите центральный проход, вот эти откидные стульчики. Они без спинки, они без номера, на них не очень удобно сидеть, но на них никто и не претендует. Вот я сижу на откидном стульчике и смотрю, как они тусуются и обсуждают этот свой переход из 1 ряда в 6 или с 3 в 11. А я думаю: а кого-нибудь взял бы я на разогрев в распевки? Нет, не взял бы. Мне хорошо на нём сидеть.
Олег Дружбинский:
Да, Вы очень мило называете свою позицию конформизмом.
Евгений Додолев:
Мы на финишную прямую выходим. Я для журнала «Военный», Станислав Говорухин делает такой журнал, хотел бы у Вас поинтересоваться насчёт службы в ракетных войсках. Как это было? Были ли Вы там музыкантом, как Сюткин служил или Лёвкин, они рассказывали в этой студии. Или Вы прямо были ракетчиком?
Юрий Лоза:
Так получилось вообще, что, когда меня турнули из университета за неуспеваемость, за то, что я не хотел учиться... Я же поступал, потому что самый маленький конкурс на гидрологию суши на геофак, и через два года я понял, что вообще не моё. Отец говорил: ты же в армию пойдёшь. Я говорил: а что я в армию пойду, я там никого не знаю? Тем не менее, как только меня… Они каким-то образом оповещают, как только меня отчислили, тут же моментально пришла повестка. И меня отец засунул на завод, говорит: это важно, чтобы ты ушёл с завода. Ты уйдёшь, у тебя стаж будет идти два года. Ты уйдёшь, рабочая косточка, на завод потом вернёшься, и можешь увольняться, но стаж два года уже есть. Я успел ещё поработать стропальщиком целую неделю, бегал за водкой бригаде всей, потому что к стропам меня не допускали, мог поубивать всех там. Попал я в эту армию. И так случилось, у меня всё-таки десятилетка, среднее образование, я попал в такие войска, где нужны хоть какие-то знания. То есть это ясно, не стройбат. Я попал в ракеты. Но в моей жизни всегда я оказываюсь не в том месте, не в то время. Два раза ходили люди, я попал в учебку на заправку ракет, в учебку. Два раза ходили люди, искали каких-нибудь профессионалов. Первые пришли геодезисты, это белая кость армии, туда попасть - мечта. А я же только что геодезию проходил, я же знаю что такое кипрегель, теодолит, мензула, нивелир, я же всё это прошёл, мы тоже воду тянули в Талгар. То есть я помню это всё, вот рядом. Я оказываюсь в наряде. Они прошли, поспрашивали, и всё, я к ним не попал. Второй раз я оказываюсь в наряде, когда идут искать музыкантов. Прошли эти, кто-нибудь поёт, выяснилось, никто кроме меня не поёт, я единственный, кто чистит картошку сидит. Я попадаю в воинскую часть, настоящую. Через полгода учебки, без всякой музыки, без ничего, я становлюсь заправщиком, и нас отправляют. 17 км от ближайшего населённого пункта, тайга, колючая проволока, закрытая площадка. Ракета 8К64, огромная такая, здоровенная дура, 33 м высотой, и я заправщик. Я приезжаю туда, первое, что меня спрашивают: ребятам увольняться надо, а там, оказывается, есть и духовой оркестр, есть вокально-инструментальный ансамбль. Такой подполковник Слоним у нас был, он очень любил культуру, музыку всякую. И он держал на маленькой площадке, 300 человек всего площадочка, и там, оказывается, был вокально-инструментальный и даже духовой оркестр. Меня тут же спросили ребята, им увольняться надо в запас, а замены нет. На чем играешь? Я говорю: на гитаре играю. Ну, на трубе и подавно сыграешь, сказали мне, всунули трубу и дали сроку неделю, чтобы я там что-то выдал. Я выдал. На трубе я не справился, на альту втором исправно крякал. Альт второй - это инструмент, который даёт вот эти контрапункты всякие. У нас был очень интересный духовой оркестр, такой смешной. Музыкантов не было, поэтому собирали по крохам, и четыре человека у нас занималось ритм секцией, барабаны, тарелки всякие, стучали. Один человек мог выдувать на бейном басу, такая круглая здоровенная дура, он издавал какие-то низкие ноты. Как в анекдоте, возьмите ля контроктавы, нет, ля субконтроктавы, да берите, что хотите. Внутри что-то хрюкало, барабаны стучали, индийская музыка такая шла. А мы, три человека с этими гнутыми трубками, альты первый и второй, мы делали… И вот это всё, вот эта музыка основная шла. Один человек знал ноты у нас. Элькин у него была фамилия, я помню сейчас, такой, знаете, маленький такой солдатик, на них всегда шинель сидит, как носовой платок на карандаше. Он единственный знал ноты, он мог выдать мелодию. Но его берегли для офицерского состава. Солдаты шли, офицеры выпадали из этого, серьёзно Вам говорю, из строя выпадали от хохота. Когда подходило начальство, тогда Элькина выдвигали вперёд, и он на трубе начинал, так жалостливо, как в тифлисских банях, это надо было видеть.
Евгений Додолев:
Что мы сейчас послушаем7
Юрий Лоза:
Я ракетчик, я сначала был в заправке, потом в электричестве, специалист первого класса, я действительно знаю это всё.
Олег Дружбинский:
У нас передача подходит к концу, я просто вопрос из уважения к нашим зрителям слушателям, мне много пишут, благодарят за мнение Ваше про Евровидение. Тут какой-то мальчик из Тель-Авива, как он себя именует, интересуется, как Вам последняя победительница Израиля?
Юрий Лоза:
Это давно уже не конкурс песен, это конкурс номеров. Номер поставлен профессионально.
Олег Дружбинский:
Ну что ж, пускай ему в Тель-Авиве будет хорошо.
Юрий Лоза:
Профессионально поставленный номер.
Евгений Додолев:
Юрий, скажите, какую сейчас мы музыку послушаем после того, как мы попрощаемся со зрителями?
Юрий Лоза:
Я свои песни Вам предлагаю вам послушать.
Евгений Додолев:
Это естественно. Будет что-то новое?
Юрий Лоза:
Будет одна новая песня и остальные хиты. Это стандартная пропорция в любом концерте, если Вы входите в конце и поёте только новые песни, концерт проварится. Поэтому одна четвёртая, пятая часть новых песен, это стандартно.
Евгений Додолев:
У нас был сегодня нестандартный гость, потому что это глыба, это отдельное явление. Прозвучало в передаче, что Градский явление, я считаю, что Юрий Лоза, это тоже совершенно отдельное явление в нашей культуре. Огромное спасибо, Юрий, Вам за визит. Эфир провели Олег Дружбинский и Евгений Додолев. Спасибо, до свидания.
Олег Дружбинский:
Спасибо.