Екатерина Осипенко:
Здравствуйте, уважаемые слушатели канала Mediametrics, радио Mediametrics и канала Медиадоктор. В эфире «Школа здорового голоса Екатерины Осипенко». У меня в гостях сегодня Мила Романиди — певица, актриса, и мы сегодня будем говорить с ней о голосе, безусловно. Ее голос известен многим, но, я думаю, что Мила с нами поделится некими секретиками, которые могут знать только те люди, которые a) постоянно поют; b) постоянно делают это живьем; c) делают это уже долго, на протяжении многих-многих лет.
Мила Романиди:
До исторического материализма.
Екатерина Осипенко:
Ну, никто же не знает, что Мила Романиди родилась в 1812 году. Мы тщательно это скрываем. Вот она за этот небольшой период времени нам расскажет, как она могла…
Мила Романиди:
Так хорошо сохраниться.
Екатерина Осипенко:
...так хорошо сохраниться, и при этом остаться поющей. Надо сказать, что когда ты поешь, у тебя такой высокий, интересный, красивый, чистый голос, и ты никогда не курила.
Мила Романиди:
Нет, я никогда не курила, никогда не пила, у меня не было никогда такого желания. Но вот сейчас с утра видишь, какой он сексуальный. Как говорит композитор Ширяев: «Тебя надо гнать на студию утром, тогда ты поешь хорошо».
Екатерина Осипенко:
То есть добавляется некие…
Мила Романиди:
Тембр такой, слышатся…
Екатерина Осипенко:
Обертона.
Мила Романиди:
Обертона другие немножко появляются.
Екатерина Осипенко:
Я так понимаю, что для тебя все-таки сейчас уже почти утро — 13.00 для артиста…
Мила Романиди:
Ты что, 9-10 — для меня это уже утро.
Екатерина Осипенко:
То есть ты честная, настоящая, спортсменка, комсомолка, ты встаешь с утра пораньше.
Мила Романиди:
Нет, когда заканчиваются поздние концерты или съемки, которые у нас были до 4 утра, конечно, хочется поспать до 11, до 12, чтобы хоть как-то восстановиться. Не потому, чтобы голос восстановился, а просто чтобы хотя бы тело и организм восстановились.
Екатерина Осипенко:
Чтобы сознание вернулось.
Мила Романиди:
Да.
Екатерина Осипенко:
Кстати, о съемках. Последнее время, по-моему, ты уже не вылазишь с экрана всевозможных центральных каналов.
Мила Романиди:
«Не виноватая я!». Да, приглашают экспертом.
Екатерина Осипенко:
Тебя любят там в качестве эксперта.
Мила Романиди:
Я так рада. Наверное, я говорю какие-то правильные вещи, я так думаю, а не только потому, что я пою. Хотелось бы, чтобы еще и спела.
Екатерина Осипенко:
Во-первых, начнем с того, что ты очень хорошо разговариваешь, и ты умеешь свою мысль сформулировать. Не все люди это, кстати, могут, в том числе среди тех, кто умеет петь. Кто-то умеет петь, но при этом не всегда хорошо говорит. У тебя сочетается и то, и другое.
Мила Романиди:
Спасибо.
Екатерина Осипенко:
И самое главное, что это не мешает твоей певческой карьере.
Мила Романиди:
Слушай, абсолютно. Это даже мне помогает парировать, отвечать на какие-то вопросы — я имею в виду, когда мы были в Израиле и меня заранее пригласили…
Екатерина Осипенко:
Ты имеешь в виду, когда ты ездила с концертами в Израиль?
Мила Романиди:
...в Израиль, да, и пригласили, сказали, что есть у них прямой эфир, который называется «Шок» с Марком Котлярским. Конечно, так как программа «Шок», это будут какие-то неожиданные вопросы, неожиданные моменты…
Екатерина Осипенко:
То есть это такой ведущий специфический.
Мила Романиди:
Да, такой ведущий, провокатор (провокатор в хорошем смысле слова), то есть он может сказать тебе: «А в чем Вы пришли, а какое на Вас белье». Это просто, чтобы соответствовало программе, чтобы был шок, понимаешь? А шоковой терапии не произошло, потому я могу сказать, отпарировать, я сама порадовалась, что я его наоборот шокировала тем, что его забила в угол, как говорят боксеры. И ему пришлось ретироваться и сказать: «Боже мой, как с Вами приятно общаться! Вы хорошая авантюристка». Я говорю: «Как это?» А он говорит: «В хорошем смысле слова, можно снимать в кино». Так что, оказывается, не только петь, но и говорить помогает наша профессия. Наверное, общение с людьми, большое количество писем, ответов. И когда вообще выходишь на сцену, это состояние «я и зритель», я сразу, после первой песни начинаю чувствовать, как я взяла голосом, не взяла голосом, натянула эти вожжи или нет, владею я залом или нет.
И благодаря своему опыту, который был приобретен еще в доисторическом материализме до того, как в 15 лет я вышла на сцену.
Екатерина Осипенко:
Мила! В 15 лет?
Мила Романиди:
Да. Потому что у меня была музыкальная школа. Я пришла в музыкальную школу сама, в 6 лет, но меня не хотели брать.
Екатерина Осипенко:
То есть ты молодая да ранняя.
Мила Романиди:
Да. Меня не хотели брать, потому что я еще не писала, не знала, как.
Екатерина Осипенко:
Почему ты не писала?
Мила Романиди:
Ну, знаешь, это сейчас дети талантливые: в 6 пишут, говорят, стихи сочиняют. А я тогда в 6 лет не писала. Как бы я писала нотную грамоту, пела, и мне бы говорили, что это «до-ре-ми», читайте, что Вы смотрите в книгу, видите фигу. Там же написано «до», что Вы поете, девочка? Но все-таки пошли навстречу и сказали, что оттого, что я так хорошо пела, произвела впечатление, меня взяли в музыкальную школу. Только сказали: «В сентябре, когда пойдешь в первый класс, тогда и придешь к нам». Вот так и получилось, я пришла в музыкальную школу на класс фортепиано.
Екатерина Осипенко:
Сколько тебе лет-то было?
Мила Романиди:
Это я уже пошла в школу, в 7 лет. И играла на фортепиано. Причем я была непослушная ученица, наверное, уже проявлялась моя самостоятельность и индивидуальность, поэтому и великий пианист-то из меня не выше.
Екатерина Осипенко:
Вышел просто пианист.
Мила Романиди:
Да. Потому что когда меня ругали и делали замечание, всегда говорили: «Вызовите маму в школу». И когда мама приходила, думала, что-то я не так сделала, а ей говорили: «Понимаете, она играет, берет не те пальцы, которые написаны». Для мамы, человека не музыкального, это был шок. Она смотрела все время и говорила: «Объясните мне, пожалуйста, что это такое?» То есть под нотами всегда же пальцы (третьим, пятым), а я играла так, чтобы было понятно. И всегда говорили: «Сейчас придет Романиди и сыграет Шопена на шарнирах».
Екатерина Осипенко:
Как тебе было удобнее.
Мила Романиди:
Как мне было удобно.
Екатерина Осипенко:
Но сейчас-то на своем рояле ты это делаешь?
Мила Романиди:
Рояль рассох.
Екатерина Осипенко:
Боже!
Мила Романиди:
Влаги не хватает (меня сейчас за это поругают).
Екатерина Осипенко:
Ничего, никто, кроме меня, поругать не может, поэтому я тебя не ругаю. То есть в 15 лет ты вышла на сцену. Это уже сразу было «Садо» или нет?
Мила Романиди:
Я пришла, было объявление, причем это увидела моя мама. Оттого, что я на отлично заканчивала школу, у меня была дилемма. Естественно, родители хотели юрфак или медицину (потому что у меня все в медицине были). Поэтому у меня, как три дороги: пойдешь туда, пойдешь сюда, пойдешь налево, направо. И я подумала так: надо пойти сначала там, где поют и пляшут, потому что эти экзамены проходили раньше, если ты помнишь. А все основные экзамены, уже в серьезные вузы, проходили попозже. То есть те, кто отсеялись от театрального института, могли идти уже поступать в нормальные вузы. Поэтому мама меня привела, надеясь на то, что дочка поступит все-таки или в медицинский, или на юрфак. Приведу-ка я ее на этот конкурс, где набирали вокалисток, певиц для коллектива, в профессиональный коллектив, раньше были Госконцерт, Москонцерт…
Екатерина Осипенко:
В филармонию.
Мила Романиди:
В филармонии. У нас был Узбекконцерт. Сразу попала в серьезную, профессиональную школу, где мне дали понять, как надо репетировать, как надо себя вести, соблюдать субординацию — здесь артист, здесь музыкант, тут технический персонал, это музыкальный руководитель, все по полочкам: сюда нельзя, туда нельзя, репетиции каждый день. То есть это была хорошая школа. Когда мы уже потом приехали во Фридрихштадтпаласт, мы работали там долго.
Екатерина Осипенко:
С каким, с «Садо»?
Мила Романиди:
С «Садо».
Екатерина Осипенко:
То есть вы работали там месяц?
Мила Романиди:
Мы там могли работать по 3 месяца.
Екатерина Осипенко:
По три месяца во Фридрихштадтпаласт?
Мила Романиди:
Да. Потому что нравилось, как мы работали, нас называли «Russian Arabesque», потому что для них это было: «О! Такие яркие девчонки, так здорово поют и еще поют на всех языках». А в нашем коллективе было так принято, что те страны, куда мы приезжали на гастроли, мы обязательно разучивали популярную песню той или иной страны и заканчивали концерт именно популярной песней этой страны.
Когда мы приезжали на гастроли, мы обязательно разучивали популярную песню той или иной страны и заканчивали концерт именно популярной песней этой страны.
Екатерина Осипенко:
Но ты не помнишь уже ни одной популярной песни.
Мила Романиди:
Во Вьетнаме [поет по-вьетнамски]. Это из области детской, я должна вспомнить это все. Или [поет по-ирански].
Екатерина Осипенко:
Это где?
Мила Романиди:
Это Восток, иранские песни. Афганистан у нас был, боевые вылеты.
Екатерина Осипенко:
Вообще, для Советского Союза и для России в свое время Фридрихштадтпаласт — это было все.
Мила Романиди:
Это был такой потолок.
Екатерина Осипенко:
Филипп Киркоров тоже начинал, первые его шоу — это Фридрихштадтпаласт.
Мила Романиди:
Да. Я рада, что эти записи нашлись.
Екатерина Осипенко:
Очень серьезная площадка.
Мила Романиди:
Работая там, нас приучили к дисциплине. Это то, что мы говорили с тобой — петь вживую, репетировать, не опаздывать на репетицию, если тебе дается программа и написано, что ты выходишь в 10:03, вот в 10:03, не меньше, не больше: уже горит свет, сцена, готовы музыканты, и ты начинаешь работать. Там такая пунктуальность, что ты не можешь нарушить механизм этих часов. Так же и репетиции проходили, спасибо большое нашему коллективу, девчонкам…
Екатерина Осипенко:
А кто эти девчонки? Расскажи.
Мила Романиди:
Азиза Мухамедова, Кумуш Раззакова — народная артистка наша, которая сейчас в Ташкенте. Я со всеми поддерживаю отношения, связь, дружим. И Евгений Александрович Ширяев, закончил Ленинградскую консерваторию, он пишет сейчас в основном музыку для сериалов на Первом канале: «Дом с лилиями», «Дронго», «Близнецы», в которых я даже снималась.
Екатерина Осипенко:
Ты поешь и снимаешься там?
Мила Романиди:
Да, я пою там песни. Это отступление от того, кто был у основания этой группы — Володя Барамыков, светлая ему память, был у нас руководитель, недавно ушедший, — где была заложена вот эта дисциплина, порядок, отношение к себе, выглядеть правильно, костюмы чтобы на тебе сидели правильно, макияж. Все — от туфель до головы. И эта школа, наверное, так была в нас заложена, что она заложена была такой сильной печатью. И как отличницы, мы справлялись там очень хорошо.
Екатерина Осипенко:
А «Арабески» тоже были все черненькие?
Мила Романиди:
«Арабески» тоже были все черненькие, и нас в фотографии даже как-то соединяли, показывали, когда делали рекламу. «Арабески» и мы, и нас соединяли этими фотографиями. Ты меня сбила с мысли по поводу дисциплины.
Екатерина Осипенко:
Это очень разительно отличается от того, что мы можем сейчас встретить. Этой пунктуальности нет.
Мила Романиди:
Да, у нас не было такого райдера, у нас не было звездных болезней — выйду - не выйду, спою - не спою, не дали мою бутылочку, из которой я пью, подайте мне мою бутылочку. То есть у нас была прежде всего работа.
У нас не было такого райдера, у нас не было звездных болезней — выйду - не выйду, спою - не спою, не дали мою бутылочку, из которой я пью, подайте мне мою бутылочку. То есть у нас была прежде всего работа.
Екатерина Осипенко:
Раньше вообще много что было проще. И работа над голосом, все-таки Вы пели хорошие вещи, я имею в виду с музыкальной точки зрения, все-таки вы были все певицами изначально.
Мила Романиди:
Да, изначально.
Екатерина Осипенко:
Этот этап «Садо» был длительным?
Мила Романиди:
Да, 8 лет.
Екатерина Осипенко:
Вообще, что такое «Садо» в переводе?
Мила Романиди:
С тюркского это «эхо». Оно звучало как эхо, то есть песни наши везде эхом раздавались, были очень популярны, и мы пели их везде, по всему миру. Мы представляли нашу огромную страну.
Екатерина Осипенко:
И прежде всего республику.
Мила Романиди:
Да, но тогда не говорили, допустим, Узбекистан, а говорили Советский Союз. Потом самая знаменитая песня, которая у нас была и которая вошла в «Песню года», очень часто она звучит. Вот недавно был юбилей у Олега Иванова, композитора, и пели его песни «Счастье первому дому, счастье дому второму...». Я хочу сказать, что эта песня была популярна, и мне Олег сказал: «Ты знаешь, эту песню поет хор», детский хор, поет еще какой-то хор. То есть эту песню поют всегда, на День строителя в первую очередь, пожалуйста, песню «Счастье первому дому».
Екатерина Осипенко:
С исполнительницей Милой Романиди.
Мила Романиди:
Я хотела сказать вот еще о чем: был и есть коллектив «Ялла», и такой девичий коллектив был «Садо». И мне недавно сказали, что мы вошли даже в какую-то энциклопедию, есть какие-то почетные доски, и там история того, что мы были первые. Я не говорю, что мы были «Битлы», но мы были первые. Я рада, что на фоне того, что первые три девочки, которые пели, именно такой коллектив был у основания этой эстрады. До этого были уже, конечно, оркестры, знаменитый Батыр Закиров, Луиза Закирова. Наргиз Закирова — это как раз племянница Фаруха Закирова.
Екатерина Осипенко:
Совершенно самобытная девушка.
Мила Романиди:
Да. У истоков, получается, мы стояли, как ты говоришь, что такое «садо» — это эхо, и получается, что мы были основателями эстрады…
Екатерина Осипенко:
Того направления, которое для нас сейчас совершенно естественно, когда мы видим коллективы, разделенные по половому признаку, их очень много.
Мила Романиди:
Ты знаешь, когда приезжала к нам на гастроли Алла Борисовна Пугачева, для нас была большая честь. Раньше так было, и сейчас тоже практикуется, Джексон когда работал — первое отделение работали мы, а потом выходила Алла Борисовна на большом стадионе.
Екатерина Осипенко:
На разогреве.
Мила Романиди:
На разогреве мы были.
Екатерина Осипенко:
Конечно, помню, потому что я-то родилась до 1812 года, я все помню.
Мила Романиди:
Мы были на разогреве…
Екатерина Осипенко:
...у Аллы Борисовны.
Мила Романиди:
…у Аллы Борисовны.
Екатерина Осипенко:
Это почетно.
Мила Романиди:
Конечно, почетно, мы знали весь коллектив Игоря Николаева. Мы как-то с ним недавно переписывались, фотографии смотрели, он говорил: «Боже мой, как молоды мы были!» Хочу сказать, почему еще было интересно: у нас же был театр. Мы не просто выходили, стояли и пели, а мы танцевали, мы переодевались, у нас было шоу. Почему и понравилось, наверное, Алле Борисовне, потому что мы, пока одна из девочек пела, успевали переодеваться, выскакивать уже в другом костюме. Шляпы, боа, наряды, какие-то другие брючные костюмы — мы переходили из одной песни в другую уже с разными образами не только песен, но и внешне менялись. Это была огромная работа наших художников по костюмам, руководителей, композиторов, которые подбирали нам репертуар. Поэтому нас очень часто приглашали, и, может быть, поэтому мы во Фридрихштадтпаласте и задержались.
Шляпы, боа, наряды, какие-то другие брючные костюмы — мы переходили из одной песни в другую уже с разными образами не только песен, но и внешне менялись.
Екатерина Осипенко:
Потому что это было шоу.
Мила Романиди:
Работали уже прямо на сцене. Трансформация этих всех костюмов, переодевание, и не надо убегать куда-то за кулисы и что-то делать — тогда это было очень интересно, очень ярко, ново.
Екатерина Осипенко:
И необычно…
Мила Романиди:
И необычно, конечно. Это было шоу.
Екатерина Осипенко:
С учетом того, что это был коллектив из УзССр. А скажи, пожалуйста, твоя сольная карьера, ты же поешь сейчас уже сольно, ты же очень много лет не работаешь в «Садо», как это все происходило?
Мила Романиди:
Мы пришли молодые, юные, мы набрались опыта, это как школа жизни, школа мастерства. А потом мы все выросли, и каждая из девочек захотела петь сольно, потому что когда ты приходишь в 16, а потом, когда ты 8 лет работаешь и проходишь большую школу, каждый уходит в свое плаванье. И я рада, что у каждой девочки свое направление, свой корабль со своим репертуаром, со своей жизнью, со своей судьбой. Мне радостно, что у каждой все сложилось. И это, наверное, от того, что изначально был заложен хороший фундамент. И все это сложилось, не куда-то ушло в небытие. Кумуш поет и сейчас работает…
Екатерина Осипенко:
И она народная артистка.
Мила Романиди:
Как мы все прямо народные. Она участвует, допустим, в конкурсах, она председатель жюри, есть конкурсы имени ее – «Кумуш» молодых исполнителей. Про Азизу мы тоже знаем — она постоянно у нас на экране и тоже победитель…
Екатерина Осипенко:
Всего возможного и невозможного. Но тебе так повезло, что ты уже в ранге сольной певицы начала сотрудничество с потрясающими совершенно композиторами и поэтами. Это такие необыкновенные люди, которые составляют, наверное, наш Золотой песенный фонд.
Мила Романиди:
Да, я этим горжусь. Жаловаться мне на что-то грех, потому что какие только были лучшие композиторы и поэты — я с ними работала.
Екатерина Осипенко:
Какие? Расскажи, с кем.
Мила Романиди:
Это к тому, когда я уехала в Москву, будучи молодым дарованием. Молодые же все такие, иммунитет на выживаемость сильный, мы рвемся, нам кажется, что лучше нас никого нет, тем более за спиной такой огромный багаж. И, кстати, спасибо Филиппу Киркорову, который меня прямо за руку привел к Леониду Петровичу Дербеневу, нашему корифею. Просто куда ни ткни, все шлягеры тогда были написаны Леонидом Петровичем Дербеневым, все фильмы, которые показывают на Новый год, «Иван Васильевич меняет профессию» или еще что-то — все это Леонид Петрович Дербенев. На фоне этого был Танич, много хороших композиторов, и когда меня Филипп привел к Леониду Петровичу Дербеневу, мы собирались ехать с «Утренней почтой» на гастроли в Грецию. И тогда у нас как раз и записались 4 дуэта Тончо Русева, который недавно ушел…
Екатерина Осипенко:
Вот буквально на днях.
Мила Романиди:
Да, на днях. А стихи написал нам Леонид Петрович Дербенев. И я ему очень благодарна.
Екатерина Осипенко:
Вы пели 4 дуэта с Филиппом Киркоровым.
Мила Романиди:
Было 4 дуэта. И «Хмурым пасмурным деньком», и «Любишь меня», и «Днем и ночью», который просто ушел в народ и остался.
Екатерина Осипенко:
Слушай, а ты не можешь сейчас хотя бы, я понимаю, что я прошу невозможного…
Мила Романиди:
Да, да.
Гаснут в море отблески заката,
И одни лишь звезды видят нас,
Правда, что когда-то в древности, когда-то
Люди жили дольше, чем сейчас.
Так в седой легенде говорится,
Но сегодня ночью голубой,
Чтобы насладиться, счастьем насладиться,
Вечности не хватит нам с тобой.
Ах, если б жить можно было, вечно жить,
Повторяя я люблю днем и ночью,
И дорожить, каждым словом дорожить,
Каждым взглядом дорожить днем и ночью.
Вот. Ах если б жить. Это как магнит.
Екатерина Осипенко:
Песня совершенно невероятная.
Мила Романиди:
Поэтому дальше получалась работа. И, видя мою такую экспрессивность, как ты говоришь, боевая такая вся, Леонид Петрович посмотрел на меня и сказал: «Так, ей рамок маловато, нужно что-то пошире». И написали «Гавайскую гитару» с Сашей Морозовым. Так вот, в «Песне года» я была победителем с песней «Гавайская гитара» на музыку Александра Морозова. Саше тоже большой привет, у него юбилей недавно прошел, и я тоже благодарна Саше Морозову.
А потом пошло это наше совместное сотрудничество с Леонидом Петровичем Дербеневым, было много композиторов и его стихи. С Ильей Резником мы были знакомы еще с того момента, когда мы были молодые и юные, он приезжал очень часто к нам, а потом эти концерты с Аллой Борисовной. Он предложил еще свои стихи, а мы жили по соседству с ним в Крылатском, и говорит: «А вот есть еще такой вариант, не хотела бы ты поработать?» И я уехала в Ригу на 3 месяца сотрудничать и писать диск с Раймондом Паулсом. Тогда это, конечно, было ой-ей-ей, здорово, для меня это было большое счастье. Мы работали на студии, Раймонд Вольдемарович приходил, играл свои фирменные мелодии и вставки, когда уже заканчивали, допустим, голос прописан, и еще что-то надо записать. И мне так нравилось, он очень бережно подходит к исполнителю — я не помню сейчас, какая из песен была, может быть эта:
Там за порогом где-то счастье,
Но только как его найти.
Я же такая совсем молодая,
Надо же это как-то сопереживать.
У кого-то, я думаю, изнутри сразу дано не по возрасту вот так спеть. А кому-то надо прожить, чтобы пропеть. Я иногда слушаю и думаю: «Боже, как я могла понять или спеть ту песню, как это у меня получалось?» Я иногда сама себе поражаюсь. И у нас такой был момент, когда на студии я записывалась, и сидел Раймонд Вольдемарович. Он так сидел, слушал, и звукорежиссер начал делать замечания. А он звукорежиссеру говорит: «Не надо ей делать замечание, эта испанка сама знает, как поет». Меня это так порадовало, я прямо возгордилась. Он мне не делал замечания, когда я пела, то есть он мог немножко подкорректировать. А потом были такие семейные вечера, когда Лана, его супруга, пекла всегда шарлотку, и у нас были вечера за чаем, с шарлоткой, беседы. Очень интересно. Я приезжала где-то в течение года, и после очередного приезда он даже мне сказал: «Ну что ты там в гостинице останавливаешься, надо мной квартира моей дочери, там поживи». И я там жила, в квартире дочери, и спускалась к ним туда на ужин или на чай. И они настолько добрые, душевные, радушные люди, что до сих пор, как говорится, это в памяти все осталось. Очень благодарна.
Екатерина Осипенко:
Но в твоей жизни был не только Фридрихштадтпаласт, были еще эти самые боевые вылеты.
Мила Романиди:
Да, но не все так в розовом цвете. Мы ездили по всей нашей стране. Вы не думайте, что ты приезжаешь, ты пишешь райдер и выходишь на сцену, все для тебя сделано, ковровая дорожка постелена. Я помню такие моменты: люди сидят в пальто, в тепле, а ты выходишь в босоножках, в шифоновом платье и после этого болеешь, и у тебя голос…
Екатерина Осипенко:
Кстати, о голосе.
Мила Романиди:
...стараешься его восстановить уже потом в гостинице, потому что холодно, а ты поешь и работаешь. Не всегда все в шоколаде, не думайте.
Екатерина Осипенко:
Даже если было тепло, достаточно, в общем-то, одного звукорежиссера, который может испортить все на свете, или аппаратура.
Мила Романиди:
Да, это самое главное – звукорежиссер должен быть свой. У меня свой.
Это самое главное – звукорежиссер должен быть свой. У меня свой.
Екатерина Осипенко:
Нет той звезды, на которую не нашелся бы звукорежиссер, который все испортил, и потом голос за один концерт вылетает, даже если вообще проблем не было никаких. И никакая техника не спасает, ничего не спасает. Но это опять-таки опыт, и наверняка все это было в твоей жизни, когда надо было петь, а петь не очень моглось.
Мила Романиди:
Да, было. Даже недавно был такой момент, когда я принимала участие в концерте. Лариса Рубальская, кстати, с которой я больше 20 лет дружу, и мы ездили вместе часто на такие круизы, давали концерты. Я вспомнила по поводу звукорежиссера и такие моменты и казусы, которые бывают. Лариса меня пригласила спеть у нее на концерте. Это было в Москве, кстати, площадка Мюзик-Холла. Я выхожу петь свою песню, одну песню первую я спела нормально, на второй песне у них перепад напряжения, и отключается минусовая — минусовая, заметьте, просто музыка имеется в виду, пою я вживую — отключается фонограмма, то есть нет фонограммы. Что мне делать, я же не уйду со сцены, у меня же уже боевой опыт. Я беру микрофон и начинаю петь акапельно, спускаюсь в зал и начинаю петь. И такой еще был момент у меня: в Доме Правительства Москвы был сборный концерт, и я пела песню как раз «Днем и ночью». И тут — беньк, фонограмма останавливается, и я вижу, вдалеке звукорежиссер показывает: «Я ничего не могу сделать, она не включается». А почему она у него не включается, я не знаю. Поэтому всегда надо работать со своим звукорежиссером. Я ухожу в зал и говорю: «Вот видите, как приятно вам и мне, что я с вами говорю в микрофон и пою вживую, вам, наверное, от этого и радостнее, и веселее. Будем петь вместе». Видели бы вы реакцию этого зала, который аплодировал и вместе со мной пел эту песню. То есть мы спели полностью песню вместе с залом.
Екатерина Осипенко:
То есть ушла в народ уже окончательно.
Мила Романиди:
Ушла и спела. А боевые вылеты у нас были, когда летаешь на этих коровах Ми-8, вертолетах, самолетах и работаешь для солдат. Такая экспромт-площадка, когда просто сдвигают столы в столовой, стелют брезент, и ты на этих столах поешь. И главное не просто спеть, главное, чтобы не провалиться. Бывают моменты, когда ты и проваливаешься, конечно, каблуком. А одеваться надо, конечно, людям хочется праздника, ты не выйдешь в том, в чем ты прилетела, потому что ты же поешь, и ты должна доставить еще зрительное удовольствие.
Боевые вылеты у нас были, когда летаешь на Ми-8, вертолетах, самолетах и работаешь для солдат. Такая экспромт-площадка, когда просто сдвигают столы в столовой, стелют брезент, и ты на этих столах поешь.
Екатерина Осипенко:
Со зрительным, по-моему, удовольствием было все хорошо.
Мила Романиди:
Пришла такая вся в шубе, вышла, я сейчас вам спою. То есть приходится одевать платье, костюмы, шпильки.
Екатерина Осипенко:
Я так понимаю, что это по принципу, когда Мэрилин Монро пела («пела» громко сказано, но, тем не менее, дефилировала) перед американскими солдатами в Корее.
Мила Романиди:
Да, там еще сцена была, а у нас сцена всегда была экспромт.
Екатерина Осипенко:
Это было в Афганистане?
Мила Романиди:
В Афганистане. Много было таких вылетов, я уже даже не могу их сосчитать, сколько их было.
Екатерина Осипенко:
А сколько раз ты летала в Афганистан?
Мила Романиди:
У нас были вылеты по 2-3 недели из одного города (Кандагар, Кундуз, Мазари-Шариф).
Екатерина Осипенко:
То есть это такие гастроли в Афганистан.
Мила Романиди:
Я бы не сказала, что это гастроли. Ты находишься в этих боевых условиях, и ты многого не понимаешь, тебя перевозят, охраняют. Может быть даже в каких-то моментах надо срочно — вот мы прилетели на площадку, и бежит какой-то человек, кричит: «Поднимайтесь срочно, улетайте отсюда». То есть стрессы бывали разные, но получается так, что ты всегда веришь, что наши же вокруг, наши нас защитят. И наши ребята всегда нас окружали и всегда опекали, то есть знаешь, тут не дадут в обиду. Хотя Господь Бог над тобой и Ангел-Хранитель, и слава Богу, что все наши вылеты заканчивались благополучно, и мы возвращались домой, к своим родным. И после этого, после Фридрихштадтпаласта, когда мы долго поработали там, у начальства возникла идея, что вы так хорошо работаете, а теперь-ка слетайте в Чернобыль. И мы работали в Чернобыле.
Екатерина Осипенко:
И сразу ты полетела в Чернобыль?
Мила Романиди:
После Фридрихштадтпаласта.
Екатерина Осипенко:
Я имею в виду самое начало, в какой день, в какую неделю после начала?
Мила Романиди:
Единственное, что я хочу тебе сказать, что обо всем об этом мы узнали только в Берлине, когда сидели и смотрели по телевизору. А когда прилетели домой в Москву, то после какого-то промежутка времени нам сказали. Сразу концерт Аллы Борисовны был, после этого, через месяца 2, нам сказали лететь туда на концерт.
Екатерина Осипенко:
То есть это уже было где-то 3 месяца?
Мила Романиди:
Я даже сейчас и считать не смогу, потому что я помню, что мы работали в Берлине в это время.
Екатерина Осипенко:
То есть когда ты летела, ты не знала, куда ты летишь?
Мила Романиди:
Нет, просто давалась какая-то инструкция, что одевать, что снимать, как мыться. Но все равно, мы же всего не знаем, мы же не физики-химики, не доктора и все прочее. Мы просто воины музыки, боевые служители Мельпомены.
Екатерина Осипенко:
В общем, Крым, рым и медные трубы, и все ты прошла.
Мила Романиди:
Да. Мне многие говорили, почему я исчезла, а потом появилась. Я никогда про это не рассказывала. И по поводу звукорежиссера, того ужасного случая, когда на сцене меня убило током. Помнишь, мы с тобой говорили, ты сказала, что аж Филипп знает про этот случай, а я не знала. Это тоже от звукорежиссера зависит, который допустил такую оплошность.
Екатерина Осипенко:
Чтобы всем было понятно – ты перенесла клиническую смерть на сцене.
Мила Романиди:
Да. На сцене на саундчеке. Вышла, взяла микрофон, провод соединился с каким-то металлом, не знаю, оголенный он был или что там было. И поэтому была еще такая длительная пауза. Реабилитационный период, восстановление, и надо ли идти опять петь, и надо ли это вообще. Надо было собраться с силами, чтобы решиться на это и вернуться опять на сцену.
Реабилитационный период, восстановление, и надо ли идти опять петь, и надо ли это вообще. Надо было собраться с силами, чтобы решиться на это и вернуться опять на сцену.
Екатерина Осипенко:
Страшно было?
Мила Романиди:
Да, первое время страшно было, и звукорежиссер ко мне подходил и говорил: «Видишь, я держу, видишь, я его держу? Все в порядке».
Екатерина Осипенко:
То есть до такой степени ты боялась процесса взятия микрофона?
Мила Романиди:
Да, выключатели, электрические приборы, они все сами это включали и мне говорили: не подходи, допустим, к стойке, не подходи к колонке, или туда не подходи, вот тут встань. Вплоть до того, что музыканты и звукорежиссеры меня опекали, они мне прямо кружочек рисовали: не хочешь — не танцуй, не ходи. Вот тут встань, здесь безопасно, видишь, я держу микрофон, радиомикрофон я держу. И мы были как-то в Германии даже, и мне купили они в подарок — спасибо им большое — Sennheiser, потому что они знают, что именно в Sennheiser хорошо звучит мой тембр голоса. Они и подарили мне такой кейс с микрофоном, чтобы у меня было спокойное состояние, и я пела только в свой микрофон.
Екатерина Осипенко:
В общем, многое, что в твоей жизни было таким разноплановым.
Мила Романиди:
Все не расскажешь в вашей программе.
Екатерина Осипенко:
Ты поешь, ты это делаешь хорошо, ты это делаешь качественно, и голос твой продолжает звучать. Для тебя пишут новые песни, и в том числе Лариса Рубальская продолжает это делать.
Мила Романиди:
Тот же самый Гриша Пушен (мои музыканты), «Синие глаза», Андрей Алексин, песня «Зажигалка».
Екатерина Осипенко:
Новые песни пошли уже в народ, так что все продолжается.
Мила Романиди:
Мне очень приятно. Я стала выходить в своем Инстаграме в прямой эфир, так что кто в Инстаграм – пожалуйста. mila_romanidi_official — это я. Когда я выхожу в прямой эфир, многие пишут. С одной стороны, конечно, это лестно, с другой стороны, думаешь, ну надо же, как песни уходят в народ. И все пишут: «Ни один наш корпоратив не обходится без Вашей песни».
Екатерина Осипенко:
Скажи, пожалуйста, что ты делаешь для того, чтобы быть такой красивой, юной, такой стройной, да еще умудряешься делать какие-то совершенно невероятные акробатические пируэты?
Мила Романиди:
Батманы?
Екатерина Осипенко:
Обладаешь потрясающей растяжкой. Ты гимнастикой что ли занималась, почему это так?
Мила Романиди:
Нет.
Екатерина Осипенко:
Что ты делаешь?
Мила Романиди:
Ты, как доктор, хорошо знаешь, что от природы есть такие...
Екатерина Осипенко:
Я тебя вижу, ты делаешь зарядку, то есть периодически можно увидеть твои фотографии. В том числе ты в каком-то невероятном шпагате пребываешь.
Мила Романиди:
Лучше скажи, когда мы с твоей дочкой Полиной соревновались и что-то там делали. Во-первых, я занималась танцами.
Екатерина Осипенко:
Вы в «Садо» танцевали.
Мила Романиди:
В «Садо» мы постоянно танцевали, но в школе я занималась бальными танцами. Бальные танцы мне не очень нравились, просто мне надо было куда-то деть свою энергию — так решила моя мама. И эта растяжка от природы. Когда приходишь, сначала занимаешься классикой, конечно, тебя ставят. И сейчас Нина Николаевна Ретинская, мой первый педагог по танцам, я до сих пор с ней поддерживаю отношения, говорит: «У меня был только один такой ученик, который пришел, и я так хорошо это запомнила, жалко, что ты в балет не пошла». Потому что я помню очень хорошо: я пришла к ней на танцы, она меня поставила к стенке и говорит: «Ну, сейчас посмотрим, подходишь ты нам или нет». Она задрала мою ногу и так вот к стенке. И у меня вот так нога рядом с моей головой, и я стою на нее смотрю. А ее глаза становятся все шире и шире, а у меня нога вот здесь, и она может еще куда-то туда идти. И она говорит: «Что это?» Я говорю: «Вы у меня спрашиваете? Это нога». И она говорит: «Я тебя беру». И она сказала: «Вот этот шок, который у меня ассоциируется с тобой, и первое мое впечатление от встречи с тобой было именно такое». А потом уже были танцы и все прочее. Я думаю, это от природы, и понемножку иногда танцуешь, растягиваешься дома.
Екатерина Осипенко:
И распеваешься, все-таки ты перед концертами распеваешься?
Мила Романиди:
Я мычу.
Екатерина Осипенко:
Нет, ты скажи, потому что мы заканчиваем уже передачу.
Мила Романиди:
А про голос не говорили.
Екатерина Осипенко:
Нет, про голос мы много чего говорили. Все равно у тебя физкультура, что-то ты делаешь, на твою фигуру мне приятно смотреть, потому что такую талию надо еще заслужить.
Мила Романиди:
Она от природы.
Екатерина Осипенко:
Но ты поешь, ты готовишься к концерту — ты распеваешься?
Мила Романиди:
Я начинаю мычать, и главная моя подготовка — я сначала пою про себя, потом включаю на Маке все свои фонограммы и отрабатываю каждую свою песню вполголоса. Конечно, я пропеваю то, что я знаю по гаммам, свои кое-какие репетиционные моменты, а потом я встаю перед зеркалом и прохожу свой репертуар. Я его пою. Сначала распеваюсь, потом пою в полголоса, потом я его пою уже в щадящем режиме.
Екатерина Осипенко:
Это все еще до саундчека?
Мила Романиди:
Да. Как мне когда-то говорили — я пела с оркестром, и пришла за кулисы какая-то женщина и сказала: «Такая маленькая девочка оказывается, а 33 гаврика перекричала» (она имела в виду такой большой оркестр). Мне было лестно.
Екатерина Осипенко:
Милочка, спасибо тебе огромное за то, что ты сегодня с нами, что ты олицетворяешь собой весну и женское направление в вокальном искусстве. С вами была «Школа здорового голоса Екатерины Осипенко», я отоларинголог-фониатр Екатерина Осипенко и моя гостья — певица, актриса Мила Романиди. Всего вам самого доброго. Милочка, еще раз благодарю тебя за эфир.
Мила Романиди:
Спасибо тебе, Катя, что пригласила. Была очень рада пообщаться. Я тебя просто люблю.
Екатерина Осипенко:
Мне кажется, у нас очень веселая, очень положительная во всех смыслах произошла сегодня беседа. Ну, и вам я как всегда желаю здорового голоса и до встречи в эфире через неделю.