Константин Кривошонок:

Программа «Здоровье и гигиена». Сегодня 3-ий, предпоследний выпуск цикла «Внимание! Школьное питание». В гостях будут 2 гостя. Представляю нашу постоянную, любимую Марину Алексеевну Мейлицеву, доктора диетолога, аллерголога, иммунолога. Чуть попозже подойдёт Константин Шадрин, известный российский учёный. Почему мы пригласили Костю, потому что хотели сегодня разобрать тему соматипов. Знаете ли вы, что такое соматип, как они влияют на таланты и способности наших детей, и чем кормить таких детей.

Начнём, наверное, Марина Евсеевна, с индивидуальных форм питания, потому что в предыдущем эфире мы достаточно подробно разбирали тему «Что едят дети в школах». Всё-таки, хотел вас спросить: что делать, если ребёнок особенный?

Марина Мейлицева:

Это очень большая и очень сложная тема. Я в своей работе сталкиваюсь с этой проблемой регулярно, потому что мы, собственно, занимаемся исследованием индивидуальной пищевой чувствительности ребёнка, выстраиваем программы по восстановлению его здоровья именно меняя его питание. Здесь большие трудности для школьника. В школе на сегодняшний день организовать индивидуальное питание можно только усилиями родителей, если школа позволит привезти с собой еду, приготовленную дома. Это тоже большой вопрос. В данном случае ответственность на родителях. Но школа должна, так или иначе, делить эту ответственность с мамой ребёнка.

Константин Кривошонок:

Мы говорим о милбоксах, правильно? То, что мы приготовили дома.

Марина Мейлицева:

Да. С одной стороны, все люди на Земле одинаковы, все представляют собой вид homo sapiens, поэтому да, действительно школьное питание должно быть адресовано человеческому детенышу. Оно должно быть выстроено так, чтобы сохранять здоровье здоровых и укреплять его, и позволять ребёнку хорошо развиваться. Но да, сейчас всё чаще звучит тема индивидуальной непереносимости и потребности в индивидуальном питании. Речь идёт далеко не только об аллергии. Сейчас начнёт цвести береза, и целая когорта детей с поллинозом будет ограничена в потреблении косточковых, употреблении яблок, употреблении бананов, орехов и всего остального. Другое дело, что это не так широко представлено в школьном питании, но ведь это не исчерпывается только фруктами.

Константин Кривошонок:

Давайте, для радиослушателей разделим, какие подходы к таким детям? Их 3, я знаю. Наше питание в школах направлено на стандартного ребёнка, так скажем, здорового. Какие ещё вы предлагаете варианты?

Марина Мейлицева:

Я бы предложила, наверное, ещё 2 варианта. Один – это временные ограничения в питании при обострении хронического заболевания, временный эпизод повышенной аллергической настроенности, момент восстановления после серьезной болезни. Второй момент, когда ребёнок на протяжении длительного времени нуждается в исключении ряда продуктов. Например, известно, что более 80 % людей на Земле, дети не исключение, имеют непереносимость продуктов, приготовленных из молока. Очень у многих детей сейчас есть непереносимость глютена. Не только у детей, но и у взрослых.

Речь не идёт о врождённой непереносимости клейковины, глютена, о целиакии, речь идёт о синдроме глютеновой непереносимости, которая развивается по вполне понятным причинам. Дело в том, что мы привыкли регулярно употреблять рафинированную пшеничную муку. Живем мы в пшеничной стране; как только деточка открыл рот – ему дали манную кашу, не булка – так плюшка, не плюшка – так сушка, не сушка – так кляр на цветной капусте, нет – так макароны. В результате получается, что ребёнок получает пшеницу ежедневно, причём, пшеницу рафинированную. Готовится рафинированная пшеница, рафинированная пшеничная мука очень непросто. Во-первых, предпочитаются хлебопёками, и вообще представителями пищевой промышленности твёрдые сорта пшеницы. Твёрдый сорт пшеницы отличается от мягкого сорта тем, что в нём высокое содержание именно клейковины, достаточно трудного для переваривания пшеничного белка, злакового белка. Не только пшеницы, это овсянка, это рожь, ячмень, в меньшей степени – рис.

Когда из пшеницы высокотвердых сортов, высококлейковинных, готовят рафинированную пшеничную муку, то для начала от неё отрубают оболочки и зародыш. У нас остаётся некий архив и уходит дезархиватор. Именно зародыш содержит генетическую информацию, которая способна разархивировать содержание эндосперма, части пшеничного зерна, который мукой и является. А дальше эту муку отбеливают хлорсодержащими отбеливателями, так называется вылежка. И как бы потом ни старались, но следы воздействия хлора и следы хлора в этой муке будут. А дальше, внимание: о, ужас! Для того чтобы придать этой муке хорошие хлебопекарные качества, её обогащают сухой клейковиной. То есть мало того, что это высококлейковинный сорт, для того чтобы мука стала удобной для хлебопёков, в ней ещё больше повышают содержание клейковины. Это каждый день в детских печенюшках, в варениках, в пельмениках и т.д., и т.п.

Константин Кривошонок:

Вы что предлагаете? Вообще отказаться от муки?

Марина Мейлицева:

Нет, конечно. Поскольку это вредно всем детям, то я предлагаю использовать в школьной кулинарии муку грубого помола, и я предлагаю чередовать продукты. Пшеница не должна быть на столе ежедневно. Если ребёнок любит макароны, то пусть это будут когда-то рисовые макароны, а когда-то кукурузные. Сформировавшийся синдром глютеновой непереносимости может проявляться самыми разными способами, это далеко не всегда аллергия. Мы выявляем непереносимость клейковины у часто болеющих детей, у детей с бронхиальной астмой, у детей с проблемами желудочно-кишечного тракта, у детей с ревматоидным артритом, например, ювенильным. На этом фоне каждый организм выбирает свою ахиллесову пяту, которая у каждого есть. Организм выбирает вариант решения проблемы, который ему энергетически выгоднее, энергетически менее затратен.

Синдром глютеновой непереносимости может проявляться самыми разными способами, далеко не всегда аллергией, а любыми другими заболеваниями.

Константин Кривошонок:

Но, подождите, у меня тогда вопрос. Диагноз целиакия – это же целое исследование нужно провести, чтобы поставить непереносимость глютена.

Марина Мейлицева:

Нет, целиакия – это врожденное заболевание. Для выяснения глютеновой непереносимости сейчас есть очень много лабораторий, которые проводят исследование на хроническую пищевую непереносимость.

Константин Кривошонок:

 Расскажите поподробнее, какие это исследования и как узнать, что у тебя глютеновая непереносимость?

Марина Мейлицева:

Методики исследования есть разные. Можно определить по иммуноглобулину Е, но это аллергическая реакции, они далеко не всегда выявляют. Хотя, у многих есть прямая, иммуноглобулин-Е связанная аллергия на белок, глютен. Есть методики, которые позволяют выявить реакции иммунитета на уровне иммуноглобулинов класса G4. Есть методики, которые позволяют определить фагоцитарную реакцию, реакцию иммунофлуоресценции, которая возникает при фагоцитарной реакции. Есть более интегральные методики, например, та, которой пользуемся мы, которая позволяет увидеть в процессе исследования реакции всех отделов иммунитета, и если нет фагоцитоза, то может быть есть какой-то иммуноглобулиновые реакции, а если нет иммуноглобулиновых, могут быть какие-то другие. Так или иначе, сейчас достаточно широкий спектр методологических вариаций, для того чтобы выявить хроническую пищевую непереносимость.

Если ребёнок с хронической пищевой непереносимостью ходит в школу, то здесь придется организовать ему питание, где глютена, клейковины нет вообще. У него автоматически вылетает всё, что содержит пшеницу, всё, что содержит рожь, овсянку, ячмень, перловку, ячку. Это каши 4 злака, 8 злаков, хлеб автоматически вылетает. Этому ребёнку позарез необходимо организовать безглютеновое питание. То есть когда речь идёт о хлебе или ему подобных субстратах, это могут быть кукурузные хлебцы, гречневые хлебцы, когда речь идёт об овощных оладушках, о которых мы так азартно рассуждали в прошлом эфире, это будут оладушки, сделанные мукой кукурузной, может быть, амарантовой, может быть, пшённой, гречка хуже работает. Может быть иногда применение льняной муки. Но этот ребёнок лишен очень многих радостей, потому что вся выпечка, всякие булочки, плюшечки, пирожочки, хлебушки, этому ребёнку надо что-то дать. Есть рецепты, достаточно отработанные схемы, но этот ребёнок должен быть сыт. Ему обязательно надо дать индивидуальное питание. Выявлением этого не должна заниматься школа.

Константин Кривошонок:

 Вопрос тогда: а эту хроническую пищевую непереносимость, или глютеновую зависимость в разные периоды в школьном возрасте нужно выявлять, или например, на момент, когда поступаешь в школу, 1-ый класс?

Марина Мейлицева:

Это не должно быть популяционным исследованием. Здесь всегда возникают клинические показания, которые заставляют задуматься о том, что происходит с ребёнком. Далеко не всегда у докторов, которые проводят исследования, возникает мысль о том, что можно исследовать это обстоятельство. Эта тема сейчас только набирает обороты в клинической практике. Но, когда эта мысль приходит и выявляется непереносимость, надо иметь ввиду, что, возможно, это явление временное и скорее всего явление временное. Но элиминация глютена из рациона ребёнка иногда бывает нужна довольно надолго. У кого-то этот синдром уходит через 3 – 6 месяцев, у кого-то длится год – полтора, но потом клейковину надо вводить очень аккуратно, она не должна быть ежедневной. Если мы озаботимся этим вопросом, то, даже не зная о наличии у кого-то из наших ребятишек, школьников глютеновой, или какой-то другой непереносимости, если мы устроим чередование, если ни один продукт не будет повторяться на школьном столе чаще 2-3-х дней в неделю, то даже те, у кого есть клиническая симптоматика, базирующаяся на этих иммунных реакциях, не будет такой активной. Ребёнок всё равно получит облегчение, потому что он встречается с антигеном не ежедневно. Это уже большое облегчение. Но, как это организовать?

Конечно, выявлением этого должен заниматься не школьный врач и не школа. Родители несут ответственность за здоровье своего ребёнка, родители занимаются подбором консультаций и медицинского центра, где они будут искать пути к улучшению здоровья своего ребёнка и пути диагностики. Но, если они получили информацию, очень было бы хорошо, получив медицинские обоснования для элиминационной диеты, принести их в школу и получить возможность накормить ребёнка в школе так, чтобы его здоровье при этом не страдало.

Константин Кривошонок:

Давайте, напомним, какие ограничительные диеты сейчас у нас наиболее популярны?

Марина Мейлицева:

Поскольку я работаю в совершенно отдельной области, то каждый наш пациент получает ту или иную элиминационную диету. Агентом хронической пищевой непереносимости может быть морковь, может быть лук, может быть помидор, чай, что очень часто, кстати говоря, бывает. Может быть все что угодно. Я очень, очень дурно отношусь к системам, которые ограничивают калораж и морят ребёнка голодом. Любую проблему, в том числе проблему лишнего веса, можно и нужно решать так, чтобы ребёнок не испытывал голода и энергодефицита. Более чем 17-летний опыт работы в этой области позволяет мне утверждать, что если вопрос решать правильно, тонко и на основании исследования этого явления, то какой-нибудь мальчишка 13-14 лет, у которого есть избыток веса, у которого есть акне, вегетодистония по гипертоническому типу, и который в общем выглядит как кандидат в когорту молодых мужчин, которым угрожают сердечно-сосудистые проблемы в достаточно молодом возрасте, даже такой ребёнок может превосходно нормализовать здоровье и прекрасно снизить вес, употребляя и картошку, иногда и пшеницу, но убрав то, что для него служит агентом пищевой непереносимости.

Из всех элиминационных диет я не признаю диеты, которые убирают углеводы, то есть высокобелковые диеты, это категорически вредно. Я очень не люблю и протестую против диет, которые морят ребёнка голодом, и я очень тяжело отношусь к диетам, которые ограничивают количество жиров, как растительных, так и животных. Другое дело, что на период обострения хронического заболевания можно снизить содержание этих компонентов и ребёнок, у которого тяжело выраженная дискинезия желчевыводящих путей, которая сплошь и рядом встречается…

Константин Шадрин:

Особенно, у полных. Потому что это всё вместе, да. Гипотиреоз, то есть снижен обмен веществ, гипофункция щитовидной железы. Действительно, тут ничего не поделаешь диетами, это тип нейроэндокринной системы.

Константин Кривошонок:

Итак, к нам присоединился Костя Шадрин, российский учёный, ведущий типолог. Раз Константин присоединился, давайте разберём ещё такой вопрос. У нас индивидуальность ребёнка — это не только формы питания или хроническая пищевая непереносимость. У нас есть ещё такое понятие, как соматипы. Костя, в двух словах объясни, что такое соматип.

Константин Шадрин:

Извините, не мог утерпеть, потому что вы перечисляли, в принципе, все признаки соматипа. Соматип – это тип нейроэндокринной системы, который характеризуется особенностями телосложения и психофизиологическими факторами, плюс, особенности работы не только эндокринной системы, но и вообще всех органов. Например, то что вы рассказывали, это окситоциновый соматип, окситоциновый ребёнок, по-старому – гипофизарный тип. Выражена задняя доля гипофиза, гормоны окситоцин и вазопрессин при высоком уровне тестостерона, что дает отложения жира по мужскому типу что у мужчин, что у женщин. Тестостерона много, короля гормонов, гормона королей. Что это позволяет сказать о человеке? Мы знаем, что у него очень большая физическая сила, много энергии, но при этом печень хорошая. Хорошая печень, но слабый желчный. Если мы берем статистику, а я в прошлом хирург, то на операционный стол для удаления желчного пузыря ложатся именно окситоциновые, именно им удаляют желчный пузырь. Это гипертония и все, что с приставкой «гипер-»: гипертония, гипертрофия и так далее. Это гипертония, это слабый желчный пузырь и это высокий риск сердечно-сосудистых заболеваний. Кстати, у них и сердце тоже гипертрофированное, большое, потому что приходится качать кровь по всему организму.

Константин Кривошонок:

Костя, немного ушёл от ответа. Скажи, все-таки, что такое соматип?

Константин Шадрин:

Соматип – это конституционный тип, характеризующийся определёнными физиологическими особенностями. Всего есть 7 типов нейроэндокринной системы. 1-ый – мелатониновый, когда ведущая железа – эпифиз, мелатонин, кортизол надпочечников, то есть мелатониново-кортизольный тип. 2-ой – это чистой воды тиреоидный тип. Это активный обмен веществ, худенький мальчик, девочка или взрослые люди, которые бегают, быстро приспосабливаются. 3-ий – инсулиновый тип, в случае женщин – инсулино-эстрогеновый. Это классическая «гитара», она создана женскими гормонами, и очень активная функция поджелудочной железы, антагонист адреналина. Следующий соматип – адреналиновый. Это мальчик, девочка, которые напряжены, которые взрывные, гиперактивные. Далее – окситоциновый соматип, о котором мы сегодня говорим. Соматотропный, это высокий мальчик или девочка, которые по плану, по системе живут.

Ещё есть довольно редкий соматип, раньше его не выявляли, но последние исследования выяснили, что есть какие-то «эндорфинные» люди, дофаминов много. Оказалось, что это не совсем дофамин, а это выраженная средняя доля гипофиза, меланоцитстимулирующий гормон. Но, все знаем, средняя доля гипофиза выделяет гормон, который стимулирует выработку пигмента. В гипофизе. Зачем? Точно так же раньше не знали, для чего аппендикс. Здесь тоже: в головном мозге гормон, который отвечает за пигменты. Почему в головном мозге? Оказалось, он оказывает очень сильное стимулирующее влияние на мозг, создавая 3 активных черты характера. Во-первых, генерирует положительные эмоции. Не зря, кстати, когда люди приезжают на солнце, начинает вырабатываться много меланоцитстимулирующих гормонов, и эмоций положительных больше. Второе, он усиливает кратковременную память и очень сильно фокусирует внимание. Такие люди могут выполнять 2 несовместимые функции, например, функцию администрирования и функцию коммуникации. Тоже очень сильный, активный обмен веществ, связка идёт с тиреоидными гормонами и с адреналиновым типом, то есть гиперактивный тип.

Константин Кривошонок:

Правильно я понимаю, что по внешнему виду ребёнка ты, как врач, можешь сказать, какой у него соматип, и отсюда, соответственно, какие у ребёнка будут перспективы в части талантов и способностей?

Константин Шадрин:

Не только я, специалисты соматипологи или физиологи, раньше эндокринологи могли это говорить. Сейчас эндокринологи, извините, что я про плохое, но они больше выписывают рецепты против диабета, как стандарт, или лечат зоб, у них в сторону патологии идёт. Но кстати, не все. В принципе, то, о чём рассказываю, это классическое академическое знание, которое мы все с вами в какой-то мере получали на кафедре эндокринологии в медицинском институте. Но, когда я выступал на съезде проректоров, подошла женщина, завкафедрой эндокринологии, и говорит: «Мы всё это знаем, но что-то мы не применяем». Любой специалист, который знает, как влияют гормоны, может сказать тип нейроэндокринной системы, соответственно, сильные и слабые стороны здоровья, и какое питание нужно каждому типу, потому что оно включает в себя режим дня, частоту приема пищи и микроэлементы. Например, у замечательных окситоциновых недостаток витаминов В, всей группы, особенно, В1, В6, В12, и никотиновой кислоты РР. Если мы таким людям добавим никотиновую кислоту, плюс препараты йода для стимуляции щитовидки, то они становятся обычными мальчиками и девочками. Особенно хорошо в сочетании с водными процедурами. Было замечено: берут такого мальчика или девочку, привозят на море, он купается, купается, потом – раз, 20-ти кг нет, а позитив остался.

Константин Кривошонок:

Скажи пожалуйста, в России какой тип чаще встречается?

Константин Шадрин:

Я не знаю. Я заметил только, что зависит от задачи. Например, в Москве много окситоциновых, потому что это же черты характера, а у них здесь возможность развернуться. Они хорошие организаторы. Тестостерон с окситоцином – позитив с напором, с амбициями. То есть Москва — это город окситоциновых. Если вы приедете в Сочи, то там будут тиреоидные люди, потому что там общаться надо, коммуникации делать. А если приедете в Сургут, то увидите адреналиновый народ, который слов на ветер не кидает, но зато делает что-то, чем-то занимается. Зависит от задач. Мне кажется, что все есть.

Константин Кривошонок:

Соматипология как наука существует уже давно, но по каким-то причинам эти знания не применяются в школах, особенно когда ребёнок поступает в 1-ый класс. Обычно задают вопрос: «Кем ты хочешь стать?» Как это будет влиять на режим дня, в том числе, на систему питания. Потому что кто-то хочет учиться в балетной школе, стать балериной, кто-то хочет стать великим математиком. С твоей точки зрения нужно эту науку внедрять в школу?

Константин Шадрин:

Коллеги! Мы же помним кафедру пропедевтики внутренних болезней. Я сейчас рассказываю пропедевтику внутренних болезней. Я к чему говорю, на пропедевтике мы с вами изучали земскую медицину. Да, заходит человек, и по нему всё видно, не надо томографов, не надо УЗИ. Когда-то это в какой-то степени применялось. Новое – это всё забытое старое, XX век – век неимоверной гиперинформации, он всё это перекрыл. Я лично смотрел, в XVIII-XIX веке просто знали, давайте грубо, что тот же окситоциновый мальчик явно в трубочисты не пойдёт, он туда не влезет. Раньше учитывалось телосложение, но потом все перемешалось в ХХ веке. Сейчас все встает на свои места, и конечно, нужно вспоминать, применять вовсю. Применение уже есть, правда, активно применяют в частных школах: приглашают соматиполога, проверяют всех детей, смотрят, какие у них таланты. Берем адреналинового – понятно, что индивидуально у него заложено примерно в 2 раза больше физической активности. Это его сильная система, а слабая – это, как раз, инсулин.

Константин Кривошонок:

Из него будет хороший спортсмен.

Константин Шадрин:

Из него будет хороший спортсмен, но ему не двигаться нельзя. Что такое тип нейроэндокринной системы? Представьте, команда игроков, все играют на кого-то, на нападающего, чтобы он гол забил. Примерно то же самое можно сказать про нашу систему, есть сильные места, а какие-то слабые. Если у человека адреналиновый тип, то значит, что у него инсулина мало и очень высокий сахар. Но сахар высокий для чего? Чтобы он быстро утилизировался. Организм же знает, что человек должен активно двигаться и знает, что есть запасная система, сахар будет сжигаться, зачем тогда много инсулина? А теперь представьте, что нет такой физической активности, и у ребёнка преддиабет. А мы знаем, преддиабет никак не виден, сахар чуть больше 6-ти или 6, но есть общее снижение тонуса. Это плохая работа вообще всего организма, плохая работа мозга. Плохая работа мозга – ещё слабее работа организма. Поэтому для такого ребёнка – гиперактивность, его физкультура в 2 раза больше должна быть. А мелатониновому ребёнку, например, наоборот, не нужно усиление физической активности, его не надо не трогать. Да, движение – жизнь, но в его случае не так-то много движения. Он доживёт себе спокойно до 100 лет, если его не теребить. Если его теребить, то у него повышенная ломкость костей и переломы, забитость, лабильная нервная система и что-то пошло не так. Поэтому для каждого ребёнка, конечно, должен быть индивидуальный подход, и мы знаем, кем он будет, поэтому можем его готовить.

Константин Кривошонок:

Можешь простую формулу для радиослушателей: соматип – рекомендация, кем станет ребёнок. Вопрос ребёнку: «Кем ты хочешь быть?» или «Кем я хочу стать, что есть моё призвание?» То есть некая формула будущей профессии.

Константин Шадрин:

Мелатониновый соматип – это белые мальчики и девочки с рыхлой кожей, нечеткими контурами лица и слабыми мышцами. Часто они сутулые. Давление пониженное, гипотония. Эти люди очень хороши в чём-то тщательном, они обращают внимание на детали. Это программирование, бухгалтерия, счета. Там, где человека посадили в место, где рядом не кричат, не беспокоят, и он спокойно, методично чем-то занимается.

Тиреоидные люди –худенькие, подвижные, глаза горят, бегают. Конечно, таким людям надо работать там, где всё меняется, там, где есть информация, потому что функция: взял – передал, взял – передал. Это журналисты, это там, где есть языки, где есть общение, посредничество, налаживание связей. Ты, например, не инсулиновый, тиреоидный. Ты здесь сидишь, на своём месте человек, поэтому и приятно на тебя смотреть. Общаешься, передаёшь информацию, вообще тебя, конечно, больше никуда нельзя выпускать. Журналистика, это твоё. Но не выпускать не получится, потому что тиреоидный тип, заняться хочется всем.

Константин Кривошонок:

Стартаперы из них хорошие.

Константин Шадрин:

Стартаперы хорошие, да.

Следующий – инсулиново-эстрогеновый. Это спокойные, милые мальчики и девочки. Два варианта: либо это стабильность, недвижимость, например, что-то постоянное, либо это творчество. Причём, гормоны противоречат, стабильность противоречит творчеству. Надо посмотреть: если творчество, то да, им туда надо идти. Очень красиво рисуют. Изначально: этика, эстетика, на гормональном уровне заложено. Инсулиновые: девочки – это классическая узкая талия и широкие бёдра, мальчики – максимально средние, гармоничные. У них не видно, какой гормон преобладает, это значит, как правило, инсулиновые.

Адреналиновый соматип – тут вкратце, сужаем: спорт, охрана, какое-то производство. Недавно пришла на консультацию мама с девочкой, девочке 15 лет, адреналиновая. Консультант проводит исследование, там ещё несколько параметров, и говорит: «Вам нужно, чтобы девочка в фитнес-клубе преподавала». У девочки есть несколько признаков, просто звезда: красивая, сексуальная девочка. Они говорят: «Да? А она по математике неплохо была, мы хотим ее бухгалтером». Вы с ума сошли? Сколько получает бухгалтер и сколько получает нормальный фитнес-тренер? Это раза в 3 больше! А у девочки весь Инстаграм, где она на руках стоит. Представьте, такой гиперактивный бухгалтер! То есть, спорт, охрана для мужчин, либо производство. В любом случае, работа, связанная с движением.

Константин Кривошонок:

Сейчас в России стала очень популярной тема инженеров, рабочих на разных заводах. Это какой тип?

Константин Шадрин:

Чем тяжелее производство, тем больше адреналиновых должно быть. Люди должны быть в движении. Хирурги. Движение должно быть, потому что у этих людей очень хорошая мобилизация. Адреналин чуть-чуть в кровь – человек быстро собрался. Вот он спит, ещё не проснулся, но уже готов к действию. Попробуйте остальных так сделать! Представьте таких пожарников инсулиновых: давай, Вася, вставай! Но, к счастью, там больше адреналиновых, которым нравятся учения, по стенам взбираться. Адреналиновые мальчики: средних размеров круглая голова, светлые волосы и глаза, легко краснеют и очень активные, вспыльчивые.

Классический окситоциновый тип – это мальчик или девочка с большой круглой головой, развитой грудной клеткой и отложениями жира по мужскому типу, то есть на животе. Маленький, но важный, масленица. Нет, не масленица, это окситоциновый ребёнок. Такие дети очень ответственные, они о ком-то заботятся, они уже руководят. Из них очень хорошие руководители, естественно, их надо учить организации. Их надо учить организовывать других людей, вдохновлять, потому что это их функция, им проще всего именно с такими гормонами быть лидерами.

Следующий – соматотропный тип, у нас сидит представитель соматотропного типа. Это план, система, контроль. Такие люди могут сконцентрироваться на чем-то одном и спокойно, методично что-то выполнять. Они пытаются всячески уйти от творчества. Передняя доля гипофиза, соматотропин позволяет вырасти, но на мозг почти не влияет, а вот адренокортикотропный гормон передней доли гипофиза контролирует реально весь организм, чтобы никто не баловал. Да, воде как считается, что адренокортикотропные – это только надпочечники. Всё давится, если что. План, система, контроль. Такие люди очень хороши в контроле над другими, в построении и поддержании системы, и в консалтинге. У них реально логическое мышление, практический интеллект; не эмоциональный – разогнались и всё поняли, а именно практический, как у Шерлока Холмса. Консалтинг.

Следующий, это МСГ. Помните, Тигра из мультфильма «Винни Пух», или фильм «Маска»? Это яркий человек. Красивые, яркие мальчики и девочки, которые выглядят как соматотропные: они высокие и худые, пальцы вытянутые, размер большой. Всё вытянуто, голова большая вытянутая. То, что считалось акромегалией, в какой-то степени у них выражено. МСГ – это тоже большая круглая голова, значит, позитивный человек. Этим они с окситоциновыми похожи. Человек высокий: высокий красивый парень, или яркая, очень красивая девочка с большой круглой головой. Это, считайте, МСГ, их место на виду, публичность, показывать пример другим.

Примерно так. Поэтому, поступили дети в школу - сразу всех перераспределить по группам, и счастливо они растут. В рамках этих сфер, о которых мы говорим, они выбирают себе профессию. Когда уже подрастут, можно и остальные параметры замерить.

Константин Кривошонок:

Чисто практический вопрос: ты понятно разъяснил, но ведь ребёнок меняется в школе. Начальная школа, средняя, старшая школа: он же может поменяться гормонально и, соответственно, его тип? Получается, по твоей логике, выбор профессии надо делать в старших классах, когда сформирован организм?

Константин Шадрин:

 К сожалению, как раз с 3 до 10 лет видно, а с 10 до 15-ти – там гормоны прут совершенно по-разному, и соматип не определить. Можно только смотреть старые записи, когда ребёнку с 7 до 10 лет.

Марина Мейлицева:

А можно предположить, что, если это штука генетически обусловленная, типологическая, то под бури пубертата в результате вылезет тот соматип, который заложен? Можно делать такие проекции?

Константин Шадрин:

Видите ли, статистики у меня лично нет, поэтому не могу сказать. Можно, конечно, так предположить, что это будет основное проявление, но мне кажется, что может непонятно как проявиться, и ребёнок может сильно измениться. Многие же говорят, были полными – стали худыми, худые становятся полными, а потом как-то всё выравнивается. Нужно статистику набирать, я её лично не набирал. Посмотрел, что проще определять с 3 до 10 лет, с 10 до 15 не связываться пока, а 15 – 16 лет уже видно.

Марина Мейлицева:

Да, когда основная буря уже состоялась, уже понятно, что из этой почки, какой росточек появляется. Я первые 20 лет своей врачебной деятельности работала детским неврологом, и вспоминаю ещё раньше, когда мы изучали педиатрию. Все-таки, старые врачи тоже выделяли, пусть не так подробно, но был нервно-артрический диатез, тимико-лимфатическая конституция. Эти все вещи узнавались. Так или иначе, я как невролог понимаю очень отчетливо, что (соглашаюсь с вами) в построении ребёнкиной жизни опираться надо на его сильные стороны. Если опираться на его сильные стороны, то всё остальное за этим потихоньку подтянется, а если ребёнок слаб в математике, и его посадить с 3-мя репетиторами, гнобить математикой, он просто зачахнет, завянет, невротизируется, и ничего хорошего из этого не получится.

Но при этом при всём мы имеем некую типологию, некую закладку. Вот такая композиция наследственных генетических и эпигенетических факторов создала генотипически обусловленный тип. Но при этом мы хотим, чтобы ребёнок был здоров и счастлив. Мы хотим, чтобы эта уникальная генетическая композиция развернулась к миру самыми лучшими своими сторонами и расцвела, и удивила всех и цветами, и плодами. А это значит, что выращивание этого сокровища должно все равно базироваться на ему подходящем питании, потому что фенотип, это общение генотипа и среды, это результат их взаимодействия. Из всех факторов среды один из самых базовых, самых монотонных, самых массированных – это пища. Поэтому, когда мы с вами говорим о групповых проблемах, я никак не могу отделаться от опыта, который есть у меня в последние 17 лет: нет 2-х одинаковых детей, нет 2-х одинаковых взрослых. По их реакции на пищу, по тому, как регулируется у них чувство голода, по тому, как регулируется ощущение порций, по тому, сколько воды надо этому и сколько воды надо другому, они абсолютно не похожи. Поэтому, на мой взгляд, помимо прочего, при создании системы школьного питания (вернёмся к нашим баранам) так, чтобы она максимально соответствовала устройству человеческого тела вообще, надо составить в ней бесконечное количество вариаций. Почему мы говорим о шведском столе, почему мы говорим о невозможности регулировать, дать всем одинаковую порцию еды? Детей надо научить слушать свой организм и в вопросах попить, и в вопросах поесть. В этом роль взрослых и в этом роль докторов, которые подключатся к реформе школьного питания. Это необыкновенно тонкая и очень глубокая тема. Это целый пласт образования, где должна быть мощная преемственность между медициной, школой и родителями. Тогда мы сможем создать для любого генотипа условия, при которых он развернётся к миру самыми лучшими своими сторонами, реализует все свои лучшие потенции.

Нет двух одинаковых людей, все по-разному реагируют на пищу, по-разному регулируют чувство голода, разная потребность в воде.

Константин Кривошонок:

Коллеги, у меня к вам один вопрос, постарайтесь кратко ответить. Как вы считаете, нужно рассказывать нашим школам, не только частным, но и государственным, о том, что дети абсолютно разные, соматипы разные, таланты от этого, соответственно, закладываются разные, питание, как элемент образовательной траектории, разное, и так далее. Отсюда много вытекает последствий. Или мы все в один ряд: как положено, так и делаем?

Марина Мейлицева:

На мой взгляд, вопрос риторический, абсолютно. Конечно, нужно! Обязательно, именно в государственных школах. В частных школах, все-таки, какой-то настрой на учёт индивидуальности ребенка априори заложен, а в государственной школе это далеко не всегда встречается. Если мы сумеем эту идею внести в образование вообще, в школу вообще, то, может быть, наконец образование в нашей стране поднимется на ту высоту, на которой он было, на новом этапе, на новом витке спирали.

Константин Шадрин:

Я только добавлю, что, на самом деле, это не так сложно сделать. Это то, что у нас в медицине называлось медицинская сортировка. То есть определённый вход, когда люди входят, их сортируют хотя бы по группам. Это уже позволяет многие вещи убрать, подход улучшить.

Константин Кривошонок:

В настоящий момент сортировка по группам здоровья.

Константин Шадрин:

Что тоже неплохо. Любой вид сортировки, даже при узком признаке, даёт хороший результат.

Марина Мейлицева:

И хоть какую-то индивидуализацию.

Константин Кривошонок:

Дорогие друзья! Спасибо всем большое за эфир! Спасибо Константину, Марине Евсеевне. Подняли новое слово, ввели соматипы. Очень приятно, что у нас есть специалисты в России, которые занимаются этой наукой.

С вами была программа «Здоровье и гигиена».