Мария Рулик:

Здравствуйте. С вами снова канал «Медиадоктор», программа «Здоровое детство» и ее ведущие, я, Рулик Мария, и мой соведущий, врач-педиатр Александр Лобанихин. Сегодня в нашей студии гость Асмолова Галина Анатольевна, кандидат медицинских наук, врач-педиатр высшей категории Детской городской клинической больницы №13 имени Филатова. Здравствуйте, Галина Анатольевна.

Галина Асмолова:

Добрый день.

Мария Рулик:

Наша тема сегодня – наблюдение детей с перинатальной патологией - достаточно, с одной стороны, сложная тема, с другой стороны, позитивная. Мне известно, что Ваше подразделение называется кабинет восстановительного лечения катамнестического наблюдения детей до 3 лет жизни. На самом деле, как для других родителей, так и для меня это звучит слишком по-медицински, слишком сложно и не все понятно. Давайте прямо с этого и начнем.

Александр Лобанихин:

С названия.

Мария Рулик:

Да, расскажите нам, пожалуйста, что это за подразделение, может быть, даже объясните значения некоторых слов, чем Вы занимаетесь, общее направление и что это вообще такое?

Галина Асмолова:

Кабинет катамнестического наблюдения, по сути, это третий этап наблюдения за теми доношенными и недоношенными детьми, у которых возникли какие-то внутриутробные проблемы, или во время родов, или в раннем неонатальном периоде. И поэтому именно это подразделение, этот кабинет позволяет совместить, так скажем, преемственность и обеспечить между самым первым этапом, этапом прегравидарной подготовки женщины к родам, того, что происходит непосредственно в родах, после родов, и мы уже являемся следующим этапом, который осуществляет реабилитацию, абилитацию детей и помощь в динамическом наблюдении тех детей, которые оказались в сложной ситуации во все периоды, которые связаны с родами.

Если обратиться к истории этого кабинета, то он появился в Москве самым первым в 1995 году и был создан усилиями министерства департамента здравоохранения города Москвы и двух кафедр – кафедрой неонатологии и кафедрой педиатрии, и был призван помочь тем детям, которые выписались из отделения патологии новорожденных и сохраняют определенные проблемы в дальнейшем. Там получают врачебную помощь, и не только врачебную, но и консультативно-психологическую, и реабилитационную в условиях непосредственно Филатовской больницы. И преимущество нахождения нашего кабинета в условиях большого стационара – это наличие специалистов высокого класса. В первую очередь, это касается кафедры детской хирургии, которая находится на нашей базе, и кафедры детской педиатрии, и кафедры неонатологии. Эти специалисты могут оказывать помощь тем детям, которые приходят в кабинет катамнеза.

И еще очень важный момент – это динамическое наблюдение в одних и тех же, по сути, руках, у одних и тех же врачей этих детей от нуля до 3 лет. И мы имеем возможность реализовывать тот потенциал, который есть у каждого ребенка.

Очень часто на входе мы не видим, что мы будем иметь не только к 3 годам, но даже к 6 месяцам или году, какие компенсаторные возможности у каждого ребенка, и именно совместными усилиями врачей, родителей и этого ребенка достигаются определенные результаты. В настоящий момент мы сотрудничаем не только с врачами больницы и оказываем не только врачебную помощь. Плюс у нас есть реабилитационный центр, созданный на базе нашей больницы, который оказывает помощь в плане проведения лечебной физкультуры, массажа, физиотерапии, то есть это большой спектр помощи этим детям.

В настоящий момент мы связаны с центром ранней помощи, откуда к нам приходят специалисты-психологи как для ребенка, так и для родителей, специалисты-логопеды, которые оказывают медико-психологическую помощь, которая является неотъемлемой частью для детей. Особенно это касается детей с врожденными пороками развития, с генетическими заболеваниями, дети, которые родились с экстремально низкой массой тела, которые имеют еще более серьезные особенности и повреждения тех или иных систем, нежели чем доношенные дети. Ну вот, это если кратко то, чем мы занимаемся.

Мария Рулик:

Можно я тогда задам вопрос, который меня мучает с того момента, как я узнала о нашей теме? С восстановительным лечением все понятно, и звучит понятно…

Александр Лобанихин:

Сейчас будет вопрос про слово «катамнез».

Мария Рулик:

Да, потому что Вы несколько раз уже употребили это слово, и для меня катамнестическое наблюдение – очень непонятный термин.

Галина Асмолова:

Слово «катамнестическое» обозначает слово «пролонгированное», и именно в этом заложен смысл этого кабинета, что это пролонгированное динамическое наблюдение, а не просто констатация факта в месяц для этого ребенка, в год и в 3 года. И только при этом регулярном отслеживании динамики, тех успехов, которые имеет этот ребенок со стороны разных органов и систем, со стороны физического, нервно-психического развития, да и состояния организма в целом мы можем влиять каким-то образом на реализацию своих реабилитационных программ или представления о том, чем мы еще можем помочь этому ребенку. Это пролонгированное динамическое наблюдение. Это и есть, по сути, катамнез и катамнестические наблюдение.

Слово «катамнестическое» обозначает слово «пролонгированное», и именно в этом заложен смысл этого кабинета, что это пролонгированное динамическое наблюдение, а не просто констатация факта в месяц для этого ребенка, в год и в 3 года.

Александр Лобанихин:

Скажите, пожалуйста, а специалисты, которые работают у Вас в центре, в том числе специалисты из каких-то внешних подразделений, чем-то отличаются от тех специалистов, которые присутствуют в поликлиниках? Там тоже есть узкие специалисты различного уровня, почему они не могут в полной мере заниматься этим вопросом?

Галина Асмолова:

Наши дети, которые находятся в кабинете катамнеза, в первую очередь могут консультироваться со всеми теми специалистами, которые работают в стационаре. Соответственно, в стационаре можно взять любого специалиста, это все-таки чуть другой спектр патологии, с которыми встречаются эти специалисты, нежели чем на уровне поликлиники. Это более углубленное не только знание, но и опыт встречи с той или иной патологией и с этими детьми. Плюс наша задача состоит в том, чтобы работать в команде, чтобы педиатр, который ведет, невролог, который ведет, мог напрямую взаимодействовать с теми специалистами, которые консультируют этого ребенка. Если у нас будут абсолютно разрозненные мнения и у каждого своя программа наблюдения, то для этого ребенка ничего позитивного в этом не будет, потому что от разных программ не появляются хорошие результаты. И врачи-реабилитологи напрямую связаны с неврологами, неврологи напрямую связаны со специалистами по МРТ и так далее. Поэтому это более углубленное наблюдение, это специалисты, которые чаще встречаются с более тяжелой патологией. Ну, и плюс, они имеют немножко другие временные возможности в плане осмотра и консультации ребенка, который может занимать чуть больше времени, нежели чем отводится в условиях поликлиники.

Александр Лобанихин:

Если перейти к Вашим пациентам, какие детки проходят у Вас, я даже не знаю, как это правильно назвать – лечение, восстановление, наблюдение?

Галина Асмолова:

Наблюдение, потому что я, как педиатр, как неонатолог, ставлю задачу в первую очередь наблюдения, потому что далеко не все из этих детей у нас занимаются восстановительным лечением. Кому-то очень далеко ездить, и они не могут приезжать на эти процедуры. Мы даем им рекомендации, и они это осуществляют как раз на уровне районных поликлиник. И помимо наблюдения за детьми, именно с перинатальной патологией, то есть теми детьми, у которых произошли какие-то неблагополучные воздействия или до родов, или интранатально, или после родов, то есть это дети, которые выписываются, как правило, из стационара.

Если смотреть по контингенту детей, то в настоящий момент в большей степени это недоношенные дети, и не только с низкой массой тела – меньше 2500 граммов, но и с экстремально низкой массой тела – меньше килограмма. Этих детей в настоящий момент становится больше в связи с тем, что наша страна в 2012 году перешла на другие критерии живорожденности, и это уже дети, рожденные на сроке больше 22 недель и весом более 500 граммов. Такой контингент детей основной, который наблюдается у нас, потому что этим детям необходима помощь невролога, грамотное ведение окулистом, потому что от этого зависит в дальнейшем все, что связано с органом зрения.

Это преемственность в условиях стационара, то есть те же самые специалисты начинают вести этих детей, когда они находятся в отделении реанимации или в патологии новорожденных, и в дальнейшем уже переходят в кабинет катамнеза. И таким образом создается преемственность между этапами. У нас нет в условиях Филатовской больницы этого этапа, то есть дети в отделение реанимации попадают уже из родильных домов. Но что касается отделения реанимации и отделения патологии новорожденных, и дальше кабинета катамнеза, это как раз трехуровневая система, которая позволяет делать определенные положительные вещи в плане качества жизни и здоровья этих детей, потому что в настоящий момент глобальная задача состоит не только в сохранения жизни, спасать этих детей мы в большей степени научились, чем это было 10 лет назад. И выживаемость этих детей значительно повысилась. В первую очередь, это снижение инвалидизации и улучшение прогноза и качества жизни как для этого ребенка, так и для семьи в целом. И именно эту многокомплексную проблему пытаются сейчас решить на уровне создания системы ранней помощи этим детям.

Глобальная задача состоит не только в сохранения жизни, это снижение инвалидизации и улучшение прогноза и качества жизни как для этого ребенка, так и для семьи в целом.

В 2016 году вышел приказ о взаимодействии трех министерств – это министерство здравоохранения, министерство образования и министерство труда и социального развития. То есть этот приказ позволяет привлекать других специалистов к ведению этих детей. А так как у нас максимальная пластичность центральной нервной системы заложена именно на первом году жизни и в первые 3 года жизни, это максимум, что можно сделать. Поэтому мы так ориентированы на этот возраст.

И в настоящий момент Филатовская больница сотрудничает с центром ранней помощи «Вера, Надежда, Любовь», откуда к нам приходят специалисты-психологи, логопеды и занимаются как с детьми, так и с точки зрения обучения родителей определенным практикам, как с ребенком общаться, как выстраивать коммуникативные функции, социальные функции, как в семье распределить эти функции, потому что когда сложные дети подрастают, мы понимаем, что они много чего умеют, в том числе как манипулировать своими состояниями, болью, болезнями, мамой, папой, тем более, если есть младшие и старшие сестры или братья. Поэтому тут есть тонкие вещи, в которые нужно вмешиваться тогда, когда это возникает.

И плюс работа с самими родителями. Мы поняли за эти полгода то, насколько важно для мамы понимание того, что происходит, в том числе и на психологическом уровне, с ней самой, ее семьей и ее ребенком. Мама работает, безусловно, ежеминутно, то есть это бесконечная работа с этими детьми, но когда она знает, как и что, то проще это принимать, с одной стороны. А с другой стороны, она понимает, чего мы можем добиться, а чего, увы, нет, просто есть ограничение, в том числе и в реабилитационном пороге.

В свое время я готовила доклад по катамнестическому наблюдению и искала статистику по тому, какие факторы определяют исходы у этих детей в будущем. Так вот, много факторов было выделено, и значимыми в итоге оказались только 2. Первое – это образовательный уровень мамы, ее уровень осознанности отношения к этой ситуации. И второе – это вера и уверенность тех врачей, которые работают с этими детьми, что мы добьемся определенных успехов, для каждого своих, но мы имеем эту возможность, и этот потенциал у ребенка есть. Я только сейчас вернулась с конференции из Санкт-Петербурга по перинатальной патологии. Безусловно, неонатологи – самые чуткие и заинтересованные врачи с точки зрения любви и отношения к этим пациентам. Сейчас очень важно, что произошло слияние сообщества акушеров-гинекологов и неонатологов. И это помогает добиваться изначально других результатов с точки зрения минимизации повреждений наших новорожденных в родах, уменьшить процент недоношенности, рождения недоношенных детей, что в целом для социума имеет колоссальное значение, потому что мы, насколько возможно, боремся за здоровье во всех его проявлениях. Отдельно соматического здоровья не бывает, и здоровье, по определению ВОЗ, это не только соматическое здоровье, а много еще других факторов.

Сейчас очень важно, что произошло слияние сообщества акушеров-гинекологов и неонатологов. И это помогает добиваться изначально других результатов с точки зрения минимизации повреждений наших новорожденных в родах, уменьшить процент недоношенности.

Александр Лобанихин:

А все ли родители таких нуждающихся детей знают о возможности наблюдения в кабинете восстановительного лечения? От кого они это узнают, кто их туда направляет, какие для этого есть технические трудности или возможности?

Галина Асмолова:

Родителей всех детей, которые выписываются из отделений патологии новорожденных, будь то наша больница или другие больницы города, информируют о том, что существуют кабинеты катамнеза. Не при каждой больнице они есть, но в нашей больнице в выписке дается информация о том, как можно записаться для наблюдения в кабинете катамнеза и что для этого надо иметь, потому что одной выписки в настоящий момент недостаточно, и дети должны иметь направление 057-У из районной поликлиники.

Александр Лобанихин:

Из своей поликлиники?

Галина Асмолова:

Из своей поликлиники, где они прикреплены. То есть наши дети никаким образом глобально не теряют связи со своей районной поликлиникой. Мы существуем как плановая консультационная помощь, а районная поликлиника рядом, выполняет свою огромную функцию для этих детей, находится в зоне доступа, куда они могут экстренно обратиться, вызвать врача и так далее. От нас невозможно вызвать врача на дом, тем более, открыть больничный лист, если это необходимо. Но направление 057-У они должны взять из своей районной поликлиники, которое они берут на основании выписки из стационара.

Есть определенные трудности. Это направление имеет ограничение в течение 3 месяцев. Если врачи поликлиники не видят чего-то тяжелого в состоянии здоровья ребенка, они не всегда могут, видимо, по своим каким-то идейным соображениям дать это направление 057-У, потому что они должны иметь основания для того, чтобы направить к нам ребенка на консультацию. Да, безусловно, дети прикипают, как и родители, к определенному общению, к определенным специалистам, и их через 3 месяца или даже через полгода не принимать очень сложно, объяснить им, что им нельзя уже приходить. Поэтому здесь есть некоторые моменты.

Но официально до 3 лет мы принимаем детей с любыми проблемами, будь то из нашего стационара, так и из другого стационара по направлению 057-У, даже если он не лежал в нашей больнице, а просто его направляет поликлиника, либо родители обращаются к себе в поликлинику с желанием проконсультироваться у нас, потому что эти направления именные, то есть в этом направлении указано, в какую больницу этот ребенок направляется, и что он направляется в кабинет катамнеза к окулисту, или он направляется к неврологу, или к педиатру.

Официально до 3 лет мы принимаем детей с любыми проблемами, будь то из нашего стационара, так и из другого стационара по направлению 057-У.

Мария Рулик:

То есть такое направление имеет еще и узкую специализацию?

Галина Асмолова:

В этом направлении должно быть прописано, к каким врачам направляется этот пациент.

Мария Рулик:

В зависимости от того, что врач-педиатр в местной поликлинике увидела за проблему у конкретного ребенка…

Галина Асмолова:

Совершенно верно. Если будет написано, что к врачу-педиатру, то он может попасть только к врачу-педиатру. Чтобы попасть к окулисту, ему надо взять либо отдельное направление, либо здесь должно быть прописано, что и к окулисту тоже.

Мария Рулик:

К Вам попадает ребенок, допустим, у него есть узкая специализация патологии, он приходит и хочет у Вас наблюдаться. Дальше что происходит с ребенком? Нужно внутри Вашего отделения пройти всех остальных специалистов, если вдруг есть такая необходимость? Или это решает уже на месте врач-педиатр, который его ведет?

Галина Асмолова:

Чисто технически внутри нашего отделения все равно существуют педиатры, которые, видя, что этому ребенку необходимо наблюдение у другого специалиста, если это окулист, невролог, хирург, уролог, кардиолог, он ориентирует родителей этого ребенка на то, что ему нужно еще сделать с технической точки зрения, чтобы наблюдаться и у других специалистов тоже. Заводится одна карта на базе консультативно-диагностического центра. С этой картой ребенок потом и перемещается по разным специалистам.

Не все дети, допустим, наблюдаются у педиатра, есть кто-то, кто наблюдается только у невролога. Тогда невролог подсказывает родителям, что надо еще сделать, чтобы улучшить это наблюдение. Что касается того, что мы, как педиатры, делаем с теми детьми, которые приходят, то мы стараемся видеть ребенка в целом, а не отдельные органы и системы и отдельные диагнозы. И поэтому первое, с чего мы всегда начинаем, это с оценки не соматического статуса, а физического статуса, с точки зрения статуса питания. И этим вопросам у нас выделяется отдельное время на приеме, это то, с чего мы начинаем – оценка физики, коррекция питания как основного фактора, который программирует наше состояние здоровья как на ближайшие месяцы, так и ближайшие годы, так и на отдаленную жизнь. Мы занимаемся коррекцией витаминов и микроэлементов, в этом есть тоже определенный программинг для состояния здоровья. Соответственно, мы затрагиваем все вопросы, которые волнуют родителей с точки зрения соматического статуса, от проблемы функциональных нарушений желудочно-кишечного тракта до более серьезных проблем.  И если нам нужны узко направленные специалисты, например, кардиологи, то у нас есть амбулаторное отделение кардиологической помощи, и мы можем направить ребенка туда.

Мария Рулик:

Это одна карта?

Галина Асмолова:

Карта одна, но им все равно придется взять направление.

Мария Рулик:

А это направление они должны получить в поликлинике?

Галина Асмолова:

Взять у себя в поликлинике.

Мария Рулик:

Для этого им нужно обратиться опять к педиатру?

Галина Асмолова:

Обычно они обращаются к своему педиатру, и мы в своем заключении пишем, что необходимо этому ребенку для того, чтобы он смог проконсультироваться у кардиологов, сделать ультразвук сердца экспертного класса. Обычно с этим, особенно у детей, которые родились недоношенными или глубоко недоношенными, таких больших проблем нет.

Следующий момент – это адекватная вакцинация, чему мы тоже уделяем сейчас большое внимание. Мы сами не вакцинируем, но мы даем рекомендации по тому, когда это начинать, какими вакцинами начинать, что будет более целесообразно для этого ребенка, в какой момент, это тоже зависит от очень многих нюансов и моментов.

Мария Рулик:

Для таких детей пишется индивидуальный график вакцинации?

Галина Асмолова:

Да, как правило, это индивидуальный график, который не совсем совпадает со здоровыми, доношенными детьми, и этот график тоже зависит не от одного специалиста. Поэтому педиатр учитывает, что происходит с точки зрения развития центральной нервной системы, заключение неврологов, что происходит с состоянием со стороны окулиста. Если это кардиологические больные, то мы с кардиологами обязательно на связи, советуемся, когда что можно начинать делать. Плюс это, конечно, психологическая работа с семьей, которую мы даже в отсутствие психологов ведем все эти долгие годы.

Мария Рулик:

А в отделении есть психологи?

Галина Асмолова:

У нас нет психологов в отделении, но каждый из наших врачей отчасти им все равно уже давно стал, потому что только прописыванием рекомендаций невозможно добиться того, чего бы нам хотелось. Поэтому это большая работа, которую мы ведем с каждой семьей, с каждой мамой, поэтому мы называем их наши дети, и когда они подрастают, они приносят свои фотографии, как вырастают наши дети, как они потом учатся в школе, какие у них оценки, мы вспоминаем, какие они были, как мы встречались в коридоре. Поэтому это все кропотливый, обоюдный, по большому счету, труд.

Что еще из такого нового, что сейчас есть? Есть программа в Москве по профилактике респираторно-синцитиальной вирусной инфекции среди недоношенных детей, программа, которую осуществляет департамент здравоохранения города Москвы, именно для тех москвичей, которые родились глубоко недоношенными, до 32 недели жизни, до 1200 граммов или с тяжелыми пороками сердца и бронхолегочной дисплазией, что помогает защищать этих детей от этой инфекции. И наш кабинет катамнеза непосредственно осуществляет реализацию этой программы на базе Филатовской больницы. Я отчасти являюсь координатором этой программы. Сейчас такой период болезни, не только гриппа, а вообще вирусных заболеваний, и вот этот вирус поражает легочную ткань, бронхиолы. У глубоко недоношенных детей он еще более опасен, чем грипп, и именно поэтому эти детишки получают такое специальное лекарство. Это не прививка, а иммунизация, это внутримышечный иммуноглобулин, который позволяет защитить от этой опасной для них инфекции, потому что для более взрослого человека это может быть просто насморк, а для нашего малыша это может быть тяжелый бронхиолит с попаданием повторно в отделение реанимации, искусственной вентиляцией легких и так далее.

Есть программа в Москве по профилактике респираторно-синцитиальной вирусной инфекции среди недоношенных детей, которые родились глубоко недоношенными, до 32 недели жизни, до 1200 граммов или с тяжелыми пороками сердца и бронхолегочной дисплазией.

Мария Рулик:

Для того, чтобы участвовать в этой программе, нужно тоже получить какое-то направление?

Галина Асмолова:

Это направление обычно в поликлинике дают на основании выписки из стационара, где указано, что ребенок родился с таким весом и у него такой гестационный возраст, и оно одно на весь сезон иммунизации. Поэтому это достаточно.

Мария Рулик:

Это единожды берется?

Галина Асмолова:

Это единожды берется, поэтому не могу сказать, что это очень сложно. Эта программа развивается во многих городах и территориях России. Но у каждого имеется свой территориальный бюджет и свои условия, свой приказ, каких детей берут под эту программу. Соответственно, в Москве это проводится для детей не зарегистрированных, а прописанных в Москве.

Мария Рулик:

Для москвичей?

Галина Асмолова:

Для москвичей, да. В Московской области своя, соответственно, программа. Детишки, которые лежали у нас в больнице, потом обращаются в область с этим, и при наличии препарата их там иммунизируют.

Александр Лобанихин:

Восстановительное лечение – понятие достаточно широкое, оно осуществляется различными медицинскими учреждениями в комплексе. Консультации, беседы с родителями, составление каких-то планов, карт движения данного ребенка на ближайшие месяцы, с этим все понятно. А если говорить о таких компонентах восстановительного лечения, как занятия, курсы реабилитации, Вы на это направляете или это делаете в рамках своего кабинета?

Галина Асмолова:

У нас в рамках больницы существует реабилитационный восстановительный центр, в который мы и направляем наших детей. И тут как раз врач-невролог, который наблюдает этого ребенка, имеет возможность напрямую направлять с этой картой ребенка в реабилитационное отделение, и, соответственно, там он консультируется с физиотерапевтом, с реабилитологом. Невролог обязательно указывает свои предпочтения, какой вид массажа этому ребенку более предпочтителен, какой вид лечебной физкультуры, или войта-терапия, или физиотерапия необходима. Это амбулаторная помощь, то есть это не помощь на уровне стационара, не стационар одного дня и не пролонгированный стационар на какое-то количество дней, а каждый день наши детишки просто приезжают на эти процедуры, кто может добраться, и так же уезжают. Но эффективность от лечебной физкультуры, от войта-терапии и массажа, конечно, очень высокая, и она максимально высокая именно на первом году жизни. По-моему, сейчас уже готовится к вводу в строй все, что касается гидропроцедур и гидротерапии. Мы сейчас думаем о том, чтобы развить ситуацию с эрготерапией.

Эффективность от лечебной физкультуры, от войта-терапии и массажа, конечно, очень высокая, и она максимально высокая именно на первом году жизни.

Мария Рулик:

А что это такое?

Галина Асмолова:

Это вопросы обучения ребенка тому, как брать ложку, как кушать, как жевать, как играть, потому что в этих тонких ощущениях, в этой тонкой манипулятивной деятельности заложено развитие самой центральной нервной системы. С одной стороны, методист занимается с ребенком, а с другой стороны, параллельно идет фактически обучение родителей, то, что они могут и что необходимо делать дома для того, чтобы социализировать его. Я уж не говорю о тех детях, у которых есть тяжелые поражения центральной нервной системы в виде парезов и параличей, у которых есть определенные ограничения по тем или иным движениям и которых просто надо обучать этому для того, чтобы социализировать. Но даже и для условно здоровых это та деятельность, которая направлена на развитие центральной нервной системы. А центральная нервная система многофакторная, которая определяет очень многое, и в первую очередь, всю общую социализацию. Мы это сейчас заметили и по работе логопедов.

Логопеды начинают работать с очень маленьким контингентом детей, уже буквально с 6 месяцев, хотя кажется, что там еще нет как таковой речи, но все равно есть лепет, гуление, работа артикуляционного аппарата, а на этом строятся в дальнейшем все функции: и жевание в первую очередь, и правильная постановка речи, все это идет фактически с первого года жизни. Поэтому нам родители часто задают вопросы на приеме: как с ним разговаривать дома, что с ним сделать, чтобы у него появилась эта речь.

То есть для детей доношенных, здоровых, старше года, которые, бывает, долго не говорящие или долго говорящие на каком-то своем языке, есть определенные приемы. К сожалению, не всеми из них мы, педиатры, можем владеть, и какие-то вещи мы можем подсказать, но с точки зрения специалиста логопеды как раз помогают, как правильно разговаривать, какая артикуляция у родителей должна быть, где поддаваться, где не поддаваться на указательные жесты и так далее, потому что ребенок тоже часто выбирает уже моменты, как ему удобнее себя вести, причем с разными родителями, или это бабушки и дедушки, тоже по-разному.

Поэтому реабилитационный центр внутри больницы существует, работает в амбулаторном режиме на связи, конечно, с кабинетом катамнеза, потому что туда приходят как дети из районной поликлиники, которая есть на базе Филатовской больницы, так и из других учреждений. Мы тоже стараемся сотрудничать, взаимодействовать, потому что тут очень важно взаимодействие между специалистами, потому что понимание того, что происходит с этим ребенком в тот или иной момент, очень часто происходит на стыке каких-то вещей, и мы от каких-то процедур можем отказаться. Бывает, что и невролог говорит, что нельзя сейчас делать массаж, или окулист, то есть далеко не всегда это может быть абсолютно полезно. И это, конечно, не родители должны определять, это должны определять специалисты.

Александр Лобанихин:

Мне бы хотелось в некоторой степени резюмировать. Работа с такими детьми построена следующим образом: есть первый этап выхаживания, насколько я понимаю, это то, что происходит с ними в роддоме, когда они рождаются.

Галина Асмолова:

Да, это первичная реанимация.

Александр Лобанихин:

Второй этап – это как раз тот стационар, в который они попадают после родильного дома.

Галина Асмолова:

Да.

Александр Лобанихин:

И третий этап – это когда они, собственно говоря, уходят в большую жизнь, домой, под наблюдение в свою поликлинику, но они не просто уходят в поликлинику и теряются среди карт всех остальных детей, относительно здоровых.

Галина Асмолова:

Совершенно верно.

Александр Лобанихин:

А Вы служите на данном этапе неким координационным центром, который знает об этом ребенке, что с ним происходит в поликлинике, и что с ним происходит в реабилитационном центре, и что с ним происходит в плане социальной адаптации и работы, и в том числе ведется работа с родителями.

Галина Асмолова:

Совершенно верно.

Александр Лобанихин:

Учитывая, что они уже находятся не в стационаре и не в роддоме, а где-то гуляют по улице, но постоянно под координацией именно Вашего кабинета.

Галина Асмолова:

Да, но это можно сделать только при взаимодействии с родителями. То есть тут очень важный момент – взаимодействие с родителями, которые несмотря на то, что сложно добраться, но есть желание и есть стремление к помощи своему ребенку, своевременной помощи, росту и развитию. Далеко не все видят в этом жизненную необходимость, и очень многим детям не нужно это. И поэтому, если им это не нужно, мы их насильно не призываем, только когда мы видим, что совсем очень надо ребенку, мы можем сказать: «Вам обязательно надо к такому-то специалисту, лучше вот этот вопрос снять, закрыть и потом жить спокойно». Но родители тут имеют очень большую роль именно с точки зрения влияния на все, помимо врача.

Мария Рулик:

Но главное, что есть результаты, и дети получают полноценную жизнь в дальнейшем, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей степени, но в любом случае их качество жизни существенно улучшается, за что спасибо огромное Вам и за Ваш рассказ, и за то, что у деток есть такое прекрасное будущее. Еще раз спасибо за то, что Вы к нам пришли и рассказали. Всего доброго.

Галина Асмолова:

Спасибо. Мы верим искренне, что у них есть настоящее и есть будущее.

Мария Рулик:

Спасибо.

Александр Лобанихин:

Спасибо, до свидания.