Ксения Чинёнова:
Добрый день, дорогие радиослушатели, в эфире канала «МедиаДоктор», наша программа «Взгляд доктора Куренкова» со мной, Ксенией Чинёновой, врачом-офтальмологом, и с Вячеславом Владимировичем Куренковым.
Вячеслав Куренков:
Добрый вечер.
Ксения Чинёнова:
Профессором, доктором медицинских наук. И сегодня мы, это наша некая традиция уже состоялась, приглашаем именитых людей в офтальмологии. И сегодня у нас в гостях Борис Эдуардович Малюгин. Здравствуйте!
Борис Малюгин:
Добрый день!
Ксения Чинёнова:
Это заместитель генерального директора по научной работе «МНТК Микрохирургия глаза» имени С. Н. Фёдорова, доктор медицинских наук, профессор и член всевозможных международных европейских, американских академий офтальмологов.
Вячеслав Куренков:
И председатель президиума Российского общества офтальмологов.
Ксения Чинёнова:
И не только Российского, но и Европейского. Здравствуйте! Заслуг у Бориса Эдуардовича очень много, не только в офтальмологии, но и в науке, и, в принципе, в продвижении российской офтальмологии в мире. Но об этом мы поговорим чуть попозже. Сейчас, я думаю, что мы обсудим..
Вячеслав Куренков:
Да, вернёмся к новостям в медицине, сегодня новость не очень это новость, но, в принципе, является определённым этапом в нашей жизни, в жизни врачей, в жизни каждого врача. Ксения Владимировна подготовила небольшую справку о ней, мы её послушаем.
Ксения Чинёнова:
Тема, на самом деле, очень злободневная, все врачи, всё сообщество врачей в России прекрасно знают, что это за история. Это история о враче-онкогематологе, Елене Мисюриной. И мы, пользуясь тем, что у нас всё-таки прямой эфир, нас слушает достаточно большое количество не только врачей, но и пациентов, поговорим, расскажем, выскажем наше мнение об этой всей истории. Но если кратко для тех, кто, может быть, не знает, история эта началась в 2013 году, когда Елена Мисюрина, которая работала онкогематологом, проводила пациенту, у которого была в анамнезе тяжёлая онкология, рутинную диагностическую процедуру, трепанобиопсию. Это когда берётся часть костного мозга для диагностики, подтверждения онкозаболевания крови. Никаких нарушений техники проведения данного обследования и осложнений в состоянии пациента отмечено не было, после процедуры пациент отправился на работу. К вечеру мужчине стало хуже, его госпитализировали в клинику Медси с подозрением на аппендицит, где его прооперировали, а через несколько дней он скончался в хирургическом отделении клиники. Уголовное дело в отношении Елены Мисюриной было возбуждено в январе 2015 года по статье «причинение смерти по неосторожности» при максимальном наказании до двух лет лишения свободы. Через год дело переквалифицировали и предъявили доктору обвинение по статье «оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью». По официальной версии, по официальной, врач нарушила методику, тактику, технику выполнения трепанобиопсии, из-за чего причинила пациенту сквозные повреждения кровеносных сосудов, в результате чего через несколько дней пациент скончался. Примечательно, что обвинение строилось на показаниях единственного свидетеля, патологоанатома из клиники «Медси». Это он рассказал, что доктор Мисюрина якобы не туда ввела иглу при биопсии, что привело к фатальным последствиям. То есть сотрудник клиники, в которой оперировался умерший пациент, утверждал, что ни операция, ни тяжёлый онкологический процесс не могли спровоцировать смертельную гибель, а исключительно процедура, сделанная несколькими днями ранее в лечебном учреждении. Не будем подробно рассказывать о том, что сейчас эта история раскрыла широкий резонанс в сообществе врачей.
Вячеслав Куренков:
Да, в результате доктор, наша коллега оказалась в колонии общего режима.
Ксения Чинёнова:
Но пока в СИЗО.
Вячеслав Куренков:
В СИЗО. Но всё равно она заключена под стражу, она лишена свободы сроком до двух лет. Что является нонсенсом, как и в судебной практике, так и в медицинской практике. Ввиду того, что у каждого врача бывают осложнения той или иной степени, практика врачебная, просто невозможно себе представить, мы не боги, мы следуем нашей эрудиции, нашим знаниям и нашим постулатам. Прежде всего: не навреди. Один врач не ставит целью вредить пациенту. И даже в этой биопсии, что является повреждением сосудов, какое это может быть.
Ксения Чинёнова:
Казуистика, абсолютно.
Вячеслав Куренков:
Какое это может быть повреждение сосудов. Дело в том, что при проникновении любой инъекционной иглы повреждается масса сосудов, это совершенно безобидная, в принципе, процедура, забор из подвздошной кости материала для исследования, которая не сопряжена с осложнениями, угрожающими жизни пациента. Поэтому все те мероприятия, о которых можно, кстати, почитать в интернете, там есть масса материала, масса высказываний, как специалистов.
Ксения Чинёнова:
Различных именитых людей.
Вячеслав Куренков:
Как коллег, просто врачебного сообщества, так и простых людей. Дело в том, что ни в европейской практике, ни в американской практике нет таких вещей, чтобы врач оказался на скамье подсудимых...
Ксения Чинёнова:
При очень скромном доказательстве.
Вячеслав Куренков:
За якобы нанесение вреда своими манипуляциями. Это уже поимело негативные последствия, есть материалы, отзывы от наших коллег, которые отказываются выполнять трепанобиопсию. Была забастовка медиков, которые взяли на себя ответственность и не выполнили в один день эти манипуляции и другие вещи, которые повлекли за собой такую ситуацию, что врачи просто отказываются помогать пациентам в тяжёлых ситуациях, боясь ответственности, боясь лишения свободы, которое им может грозить в случае того, что они не справятся с данным состоянием, а состояние может быть критическое. И всем известно, что мы не вечные, у нас жизнь не вечная, и она, в принципе, когда-то заканчивается. Поэтому данный инцидент занял такое масштабное проявление, и очень хорошо, мне понравилось, я читал отзыв Министерства здравоохранения, оно взяло под контроль, другие, московское правительство и другие учреждения наши, которые тоже не понимают, почему человек оказался за решёткой. Более того, каждый из нас, и я, и Борис Эдуардович, и Вы, мы работаем все в каком-то учреждении. В принципе, всегда иски подают только к учреждению. Врач, да, в конце концов, он в итоге разбирательства может быть наказан каким-то способом или действием и т.д., но никак не лишение свободы, не отбывание в колонии врача за свою практику.
Ксения Чинёнова:
Борис Эдуардович, какое Ваше мнение в этой истории? Я знаю, что это, в принципе, широкий резонанс вызвало у всех врачей. Мы, офтальмологи, конечно, наверное, меньше сталкиваемся с такой фатальностью в плане каких-то манипуляций в офтальмологии. Тем не менее, Ваше мнение на этот счёт, что Вы можете сказать?
Борис Малюгин:
Достаточно большой клубок вопросов и проблем, которые связаны с этим делом. Первый вопрос, это экспертиза, как уже было сказано, показания одного эксперта привели к тому, что человек был осуждён. И я не берусь ругать этого эксперта и говорить, что он некомпетентен. Но в данном случае, когда в процессе судебного заседания, это конкурентный процесс, и две стороны доказывают те или иные обстоятельства. Насколько эта экспертиза была проведена точно, насколько были рассмотрены все аспекты данного дела, насколько к этой экспертизе были привлечены профессиональные врачебные организации, это общество гематологов или онкологов, насколько глубоко это было сделано. Похоже, что недостаточно.
Второй момент, который хотелось бы отметить, это то, что вопрос распределения ответственности и, как правильно сказал Вячеслав, что у нас в России акцент ответственности больше падает на учреждение, чем на самого врача в силу определённых законодательств. Но при этом мы знаем, что в ряде зарубежных стран акцент смещён именно на доктора. Но при этом доктор, начиная свою профессиональную деятельность, страхует свои риски, страхует свою ответственность. И это является гарантом того, что и доктор будет выполнять свои обязанности в рамках тех стандартов, которые положены, и пациенты в случае ошибки какой-то врачебной получит должное возмещение. К сожалению, у нас в России эта система, с моей точки зрения, недостаточно хорошо отработана. У нас врачи, личная ответственность врача не страхуются. Поэтому в таком контексте могут возникать эти юридические коллизии. Наконец, ещё одна проблема: это то, что мы знаем, что чем сложнее пациент, чем сложнее случай, тем больше рисков у врача, который лечит этого больного. Понятно, что на далеко зашедших стадиях заболевания эти риски возрастают. И поэтому таким способом получается, что мы врача демотивируем, наоборот, отстраняем и убираем его желание помочь именно тяжело больному, чтобы не навлечь на себя никаких юридических или финансовых рисков. В данной ситуации, поскольку мы знаем, что у нас в России особенность такая, что больные тянут до последнего и обращаются к врачу уже нередко на запущенных стадиях заболевания, мы здесь берём не только онкологию, но и офтальмология этому прекрасный пример. В такой ситуации, где больные будут лечиться, кто им будет помогать, и какие риски этот человек будет брать на себя, и что будет, если эти риски реализуются. Поэтому здесь очень много проблем и очень хорошо, что это дело получило такой большой резонанс, поскольку оно вскрыло те проблемы, которые, по большому счёту, мы, как профессионалы и врачи, знаем. Мы сталкиваемся с этим каждый день. Но общество о них не информировано. Поэтому когда мы выводим это на ранг публичного обсуждения на самом высоком уровне, на уровне Минздрава, департамента здравоохранения субъектов федерации, то, конечно, я уверен, что тогда проблемы, которые не решались, может быть, годами, наконец, начнут решаться.
В России ответственность больше падает на учреждение, чем на врача.
Вячеслав Куренков:
Большой толчок к решению этого вопроса. Я думаю, мы перейдём всё-таки.
Ксения Чинёнова:
К нашей любимой офтальмологии.
Вячеслав Куренков:
К нашей любимой офтальмологии, к Борису Эдуардовичу, потому что он заслуженный человек, Ксения Владимировна подготовила справку для слушателей, чтобы поближе познакомить.
Ксения Чинёнова:
На самом деле, Борис Эдуардович, при всех его талантах достаточно скромный человек, не хочу его лишний раз, наверное, смущать от всех его заслуженных трудах, вложенных в офтальмологию. Давайте мы, наверное, Борис Эдуардович, Вам дадим слово для того, чтобы Вы нам рассказали, чем сейчас вы занимаетесь, в какой широкой практике Вы трудитесь, какие заслуги Ваши конкретно в офтальмологии.
Вячеслав Куренков:
О заслугах уже мы скажем.
Вячеслав Куренков:
Ксения Чинёнова:
Да, я думаю, что именно особенно..
Борис Малюгин:
Обсуждать свои заслуги – достаточно спорное занятие, поэтому, что касается проблем, то, конечно, их даже одно перечисление может быть достаточно длительным. Хотелось бы, может быть, сказать о некоторых из них, которые, с моей точки зрения, имеют решающее значение. Вообще, надо сказать, что офтальмология среди всех других медицинских специальностей, это я хочу сказать не без гордости, находится на острие науки, на острие прогресса. Здесь, куда ни возьмись, мы можем этому привести массу примеров. Это великолепные методы диагностики визуализации, когда мы можем использовать самые современные томографы, изучать буквально структуры тканей по клеточным слоям, всё это у пациента не так, как это делается порой при гистологических исследованиях, а это прижизненная томография. Это и методы хирургии, которые превратили сейчас в какие-то совершенно фантастические методики 3D-визуализации, когда уже врач смотрит на картину, на изображение в виртуальном пространстве и манипулирует уже где-то, в каком-то третьем измерении. Это и методы терапии. Недавно FDA, это агентство по контролю за медицинскими препаратами, изделиями мед. назначения одобрило метод генной терапии врождённой патологии сетчатки. Пока это только первая ласточка, это амавроз Лебера, но за этим, я уверен, последуют другие заболевания. То есть мы здесь впереди, можно сказать.
Вячеслав Куренков:
Не в обиду коллегам, что мы, офтальмологи, находимся в медицине будущего, тогда, как вся отечественная медицина идёт в ногу со временем. Мы забегаем немножко вперёд и всегда оказываемся впереди, но у нас просто больше к этому возможностей. Но дело в том, что без глаз нельзя, к сожалению, существовать, и все умы в науке, в других отраслях, которые сопряжены с медициной, всё-таки работают на нас, на офтальмологов, чтобы сохранить зрение, чтобы мы могли полноценно присутствовать в этом мире.
Ксения Чинёнова:
Что хочется сказать, что Борис Эдуардович не только занимается какими-то инновациями в вопросах хирургии и методик, но он ещё и занимается изготовлением и созданием индивидуальных и высокоточных, высококлассных инструментов, которые помогают хирургам не только в нашей стране, но теперь и в мире. И вот знаменитое кольцо Малюгина, немножечко зачитаю: «По мнению главного редактора «Cataract & Refractive Surgery Today», Вильяма Тратлера, изложенного в редакционной статье 2011 г, Malyugin Ring или Кольцо Малюгина представляет собой одну из немногих инноваций в офтальмологии, коренным образом изменивших подходы к оперативному лечению. Среди других разработок следует, конечно, упомянуть различные микрохирургические инструменты, созданные Вами, а также новые модели искусственных хрусталиков, мультифокальных линз, новые модели, основанные на пионерской концепции градиентной оптики, и оригинальное капсульное кольцо для фиксации в склере, и различные микроэндоскопические методики. На самом деле, вся эта хирургия была создана Вами. Потому что Вы начали заниматься тем сложным аспектом катаракты, таким, как катаракта высокого риска, и мы присутствовали на недавнем, проведённом в октябре Международном европейском обществе офтальмологов катарактальной рефракционной хирургии CRS в 2017 году, когда Вам была вручена медаль, медаль Бинхортса.
Вячеслав Куренков:
За что нам было очень приятно, прежде всего. Потому что наши достижения в Вашем лице, естественно, вызывают только гордость и гордость, как нашу с Ксенией Владимировной, так и наших коллег.
Ксения Чинёнова:
Это было безумно гордо, действительно, потому что Борис Эдуардович представляет Россию на международных, не только европейских, но и американских сообществах офтальмологов, представляет самого высокого качества, уровня офтальмологию.
Вячеслав Куренков:
И входит в президиум не просто врачей.
Ксения Чинёнова:
Которое достаточно давно пустовало.
Вячеслав Куренков:
Да. Не могут туда войти, да, пустовало вслед за такими именами, как Краснов, Нестеров, Фёдоров, у нас теперь представительство.
Ксения Чинёнова:
В виде Вас.
Вячеслав Куренков:
В виде Вас, мы за это тоже очень рады.
Борис Малюгин:
Спасибо. Вот награда, о которой Вы упомянули, достаточно интересная история, это награда имени Корнелиуса Бинхортса, Корнелиус Бинхортс был в своё время одним из очень известных врачей, пионеров имплантологии, как мы это называем. То есть это все те люди, которые стали стояли у истоков создания искусственных хрусталиков. И эту медаль одновременно учредили американское общество катарактальных рефракционных хирургов и европейское общества катарактальных рефракционных хирургов. В прошлом году так совпало, что я и там прочитал лекцию, и там. И это было достаточно уникальное сочетание, потому что такое было впервые в истории. Но когда я начал копаться в истории, то обнаружил ещё массу интересных фактов. Например, что в своё время Корнелиус Бинхортс по просьбе Святослава Николаевича Фёдорова послал ему в конверт две интраокулярные линзы, два искусственных хрусталика своей модели, потому что по-другому нельзя было, они миниатюрные, в конверт они вполне себе помещаются. И Фёдоров, получив эти хрусталики, начал изготавливать их по образу и подобию, тогда он был в Чебоксарах, и сделал первые прототипы именно линзы Бинхортса. А потом, уже на этой основе создал свои модели и дальше пошёл разрабатывать новые. Поэтому очень интересно, как такая…
Ксения Чинёнова:
Преемственность.
Борис Малюгин:
Такая связка. Что самое интересное, мне удалось найти в диссертации Федорова, которую он защитил в шестидесятых годах фотографию пациента с травматической катарактой, которому он имплантировали эту самую линзу Бинхортса, одну из самых первых моделей, которую он сделал у нас, в России.
Вячеслав Куренков:
Полученную из конверта.
Борис Малюгин:
Нет, он не ту же имплантировал, он на её основе, сделал отечественную модель, но той же самой конструкции. И самое ещё более забавное, что этот пациент два года назад обратился к нам в клинику по поводу операции второго глаза.
Вячеслав Куренков:
Невероятно!
Борис Малюгин:
И нам удалось взять.
Ксения Чинёнова:
2018 год.
Борис Малюгин:
Взять фотографию его позапрошлогоднюю, вот этого глаза, который великолепно выглядит, всё идеально там, и взять его фотографию из диссертации Фёдорова 1957 года. Мы их сравнили, и получилось просто два идентичных снимка, больной прекрасно видит.
Вячеслав Куренков:
Пожалуй, это, наверное, самое длительное наблюдение за пациентом.
Борис Малюгин:
Абсолютно, это была, конечно, уникальная, интересная такая находка, которой мы сами, честно говоря, не ожидали, и мне удалось это рассказать в своей лекции в такой преамбуле, потому что очень тесна связь времён. История идёт по спирали, мы знаем об этом, и на каком-то этапе мы возвращаемся к ней и видим, как тот самый пациент..
Вячеслав Куренков:
Или она возвращается.
Борис Малюгин:
Пришёл к нам 30 лет спустя или 40 лет спустя на операцию второго глаза, и я уверен, что он остался доволен.
Вячеслав Куренков:
Он просил ту же линзу?
Борис Малюгин:
Нет, он оставил это на усмотрение хирурга, ему была поставлена уже, естественно, более современная модель.
Ксения Чинёнова:
Тем не менее.
Борис Малюгин:
Тем не менее, и тот глаз, и этот глаз видят прекрасно, всё прошло удачно.
Ксения Чинёнова:
Мы сейчас прервемся на короткую рекламу, а затем продолжим общаться с Борисом Эдуардовичем Малюгиным. Оставайтесь с нами.
Ксения Чинёнова:
Ну что ж, мы продолжаем беседовать с врачом-офтальмологом, с хирургом, с доктором медицинских наук, с профессором, Борисом Эдуардовичем Малюгиным. И беседуем мы на предмет не только хирургии катаракты, хоть без неё нельзя в офтальмологии, но и хирургии катаракты сложных случаев. Борис Эдуардович, расскажите, пожалуйста, о том, что это за хирургия катаракты высокого риска, почему всё-таки пациенты приходят с таким трудными диагнозами, почему так важно иметь некие нюансы, некий инструментарий, некие знания, инновации именно в хирургии вот этого аспекта. Почему пациенты доводят глаза до такого состояния, правильно ли это слово, относится ли оно к ним.
Вячеслав Куренков:
Что не касается, естественно, травм.
Ксения Чинёнова:
Да, конечно.
Борис Малюгин:
Когда мы говорим об осложнённой катаракте, то это значит в основном две вещи. Первое, это то, что катаракта возникает на фоне какого-то заболевания, например, глаукома или близорукость, диабет, ряд других, и все они очень распространены. Поэтому такое сочетание очень часто встречается, например, глаукома и катаракта могут встречаться до 20 % случаев, сочетаться между собой. И сам факт наличия сопутствующего заболевания ставит перед хирургом определённый ряд задач, специфических для этого заболевания. Второй момент, это осложнённая катаракта, как Вы правильно сказали, это тогда, когда в силу того, что пациент долго ждёт или не обращается вовремя к врачу, то катаракта, что называется, перезревает и уже переходит в такую стадию, когда её просто технически сложно удалить. Поэтому в таких ситуациях для хирурга нужно применять какие-то нестандартные подходы, технические решения, иногда микрохирургические инструменты, которые позволяют ему преодолеть эту проблему. Если мы говорили о кольце, то это устройство, которое позволяет расширить зрачок, потому что для того, чтобы удалить катаракту, надо её видеть. Если мы не видим, если зрачок узкий, то у нас нет возможности ни визуализировать операционное поле, ни манипулировать в нем. Поэтому это так важно. Есть и ряд других устройств, может быть, я не стану говорить, потому что это специфически.
Глаукома и катаракта часто встречаются у одного человека в сочетании.
Вячеслав Куренков:
Malyugin Ring, Ксения Владимировна не зачитала, на настоящий момент уже продано более миллиона штук, насколько мне известно.
Ксения Чинёнова:
Во всём мире.
Вячеслав Куренков:
Во всём мире.
Ксения Чинёнова:
Во всех ведущих странах.
Вячеслав Куренков:
То есть оно пользуется спросом, действительно, необходимый инструмент в удалении катаракты.
Борис Малюгин:
Но самое здесь интересное, это то, и самое приятное лично для меня, как для автора этого изобретения, что я, как хирург могу помочь за всю свою профессиональную жизнь определённому количеству людей. Может быть, это будет 10.000, 20.000, 30.000 пациентов, которым я физически сам смогу делать операцию. Но когда ты создаёшь некую технологию, когда ты делаешь некое устройство или инструмент, и этот инструмент пользуется популярностью, его используют другие хирурги во всём мире, то тем самым ты помогаешь уже не тому ограниченному кругу людей, а миллиону или больше людей. Это очень приятно, на самом деле, это очень востребовано.
Вячеслав Куренков:
А также облегчает коллегам задачу удаления катаракты.
Борис Малюгин:
На самом деле, да, и удивительно, что в ходе нескольких конгрессов достаточно регулярно ко мне подходят люди, которых я не знал и не знаю, и они подходят и благодарят, и говорят: «Спасибо Вам большое». Причём фразы у всех почти очень сходные: «Спасибо Вам большое», «Вы сделали мою жизнь намного легче». То есть то, что до человека составляло трудности, проблемы, профессиональные проблемы разрешились. И это так приятно. Когда буквально этот человек приходит, может быть, ты его никогда не видел, никогда не увидишь, но у него просто это рвётся от души, это такой эмоциональный очень приятный факт.
Вячеслав Куренков:
Это самая большая благодарность, которая может быть автору, разработчику изделия, которое помогает нам, хирургам, в нашей практике, мы все благодарим за это, в частности, Бориса Эдуардовича.
Борис Малюгин:
Спасибо.
Ксения Чинёнова:
Борис Эдуардович, какое Ваше мнение касательно скорости прихода пациента к хирургии катаракты в России сейчас? Насколько мы знаем, в России до сих пор бытует мнение о том, что катаракта должна созреть, хоть и мы пытаемся, и бьёмся с тем, что её нужно оперировать достаточно рано. Это к разговору об осложненных катарактах. Насколько сейчас меняется ситуация относительно Европы, Америки и, вообще, ведущих стран катарактальной хирургии, меняется ли в лучшую сторону, позитивную? Благодаря Вашим заслугам, благодаря тому, что идёт достаточно активное внедрение информации.
Борис Малюгин:
Мне кажется, что ситуация постепенно меняется к лучшему, я это вижу, у нас меньше запущенных случаев. Но говоря это, я хочу отметить и ту особенность, которая есть, это разница уровня оказания медицинской помощи между крупными центрами в Москве, например, или в каком-то районном центре. Понятно, что и квалификация, и профессионализм, и оборудование врачей несопоставимы. Кстати, это проблема не российская, эта проблема широко обсуждается и в развитых странах мира. Потому что в любой стране, даже в самой высокоразвитой, есть отдалённые регионы, куда...
Вячеслав Куренков:
И тоже в столицу едут оперироваться.
Борис Малюгин:
Да, куда непросто приехать врачу, их там недостаточно. И эта проблема разрыва между пациентом и врачом, как сохранить эту дистанцию, как сделать её при помощи каких-то современных телемедицинских технологий, когда скрининг может осуществляться на расстоянии. Я в данном случае не говорю о катаракте, например, о диабете, диабетическая ретинопатия. То есть пациент уже с помощью достаточно простых приспособлений к смартфону может взять насадку, сфотографировать свой глаз или глазное дно, отправить, пациент отправляет врачу, он осматривает и определяет необходимость лечения и каких-то последующих. Это одно из очень правильных направлений в медицине, которое, мы видим, развивается. Здесь много, конечно, проблем: и передача этих данных, и оценка. В некоторых странах даже есть специальные датацентры, и не обязательно, что там должны работать врачи, есть специально обученный технический персонал с определёнными навыками, которые могут распознавать первые признаки заболевания. Распознавая их, давать уже эту информацию на более высокий уровень, например, когда требуется консультация врача. Достаточно, скажем, логично не занимать рабочее время врача.
Вячеслав Куренков:
В скором будущем я вижу диспансеризацию компьютеризированную, когда человек будет заполнять какие-то вопросы, отправлять свои данные, будь то состояние глазного дна или других систем. Эти данные будут обрабатываться, и будет выдаваться ряд специалистов, которые он должен неминуемо посетить. То есть не все, а зайти к определённым специалистам, основываясь уже на своих данных, которые у него сформировались за год.
Борис Малюгин:
Я уверен, что мы к этому придём, потому что когда мы воспитываем врача, когда он учится, это очень долгий срок, если так посмотреть. Это 5-6 лет в институте, 2 года в ординатуре, 3 года в аспирантуре. После этого ещё надо учиться, чтобы стать хорошим практиком, то есть 15-16 лет человек тратит только на то, чтобы стать высоким профессионалом.
Вячеслав Куренков:
Да, в отличие от других любых специальностей.
Борис Малюгин:
Да, абсолютно точно, когда 4-5 лет, и уже выходит более или менее готовый специалист. И поэтому когда мы тратим такое колоссальное время на подготовку специалистов, абсолютно нерационально загружать его бумажной работой, рутинными манипуляциями. Когда человек должен эффективно делать, если хирург умеет великолепно оперировать, то, образно говоря, он должен это делать с утра до вечера, не отвлекаясь ни на какие другие вещи. Потому что он 15-16 лет этому учился, если он это делает только половину рабочего времени, то, к сожалению, мы понимаем, что это не очень рационально. Поэтому телемедицина, может быть, позволит нам немножечко сузить этот разрыв и использовать врачебные навыки, профессионализм более качественно, чем то, как мы это делаем сейчас.
Врачам нужно больше заниматься практикой, а не административной работой.
Ксения Чинёнова:
Насколько нам известно, на протяжении последних лет Вы ведете Европейскую программу обучения юных офтальмологов, выезжаете на различные курсы повышения квалификации, не только по России, но и в Европе и, насколько мне известно, в Америке. Расскажите, насколько другая программа обучения в Европе, в Америке. Почему я спрашиваю, наверняка, многие вопросы такие зададут молодые врачи будущие, желающие стать офтальмологами. Где лучше учиться, насколько по-другому организована программа обучения в Европе, в Америке? Расскажите Ваше мнение на этот счёт.
Борис Малюгин:
Вы знаете, когда Вы говорите о программах для молодых врачей, то это не одна, не две, и даже не три, которые мы ведём. Первая: ежегодно мы устраиваем конференцию молодых учёных. В июне каждый год перед конференцией Фёдоровские чтения, эту конференцию всероссийскую для молодых учёных мы делаем, она делится на разделы, там есть раздел хирургии, диагностики, терапии, фундаментальных исследований. Поэтому они охватывают все разделы офтальмологии. Мы в ходе этого конгресса выбираем лучших в каждом из направлений и вручаем им специальные сертификаты на стажировки. На стажировки в зарубежных и российских лучших клиниках для того, чтобы они могли поехать и посмотреть. Лучший доклад в фундаментальной секции, в экспериментальной получает сертификат на поездку на конгресс ARVO. Это ассоциация исследователей зрения, тот самый американский проект, о котором Вы говорите. То есть мы вместе с ARVO договорились, что один из наших молодых, лучший молодой учёный, который занимается экспериментальной офтальмологией, будет приезжать на ARVO, делать доклад и вникать в структуру этого конгресса, потому что он уникальный, там только исключительно экспериментальные исследования.
Ксения Чинёнова:
За чем будущее?
Борис Малюгин:
И это очень интересно. У нас есть программа, совместная с Европейским обществом катарактальных рефракционных хирургов. Там есть Комитет молодых офтальмологов, часть молодых офтальмологов России мы привели в этот комитет, и они работают там над своими собственными образовательными программами. И, что самое интересное, они сами делают какие-то вещи, которые, или заказывают их у более маститых офтальмологов, чтобы мы предоставили им эту информацию, делятся, у них очень живой обмен между собой этой информацией. У нас есть совместный проект со школой, европейской школой, она так трудно переводится, скажем, современных технологий в офтальмологии, приближённый аналог. Туда мы посылаем для обучения на короткие стажировки, недельные обычно, врачей, которые больше специализируются в практической медицине, на 3-4 дня по каким-то направлениям: или это хирургия катаракты, или роговицы, или витреоретинальной хирургии. Мы пытаемся, конечно, преодолеть те барьеры, потому что не секрет, что молодому врачу трудно куда-то выехать, трудно поучиться, я уже не говорю про зарубеж. И в России, предположим, из Томска в Москву надо же поехать, купить билеты, жить эту неделю, две, или больше. Поэтому обмен нашими молодыми учёными, дать возможность им обучиться, побывать в лучших центрах в России, а потом и за рубежом. Мне кажется, это исключительно важный аспект образования, и эти программы, над ними работаем, и общество офтальмологов России, которое я возглавляю для того, чтобы улучшить процессы взаимоотношений, процессы обмена и получения молодыми учёными знаний, молодыми врачами знаний.
Ксения Чинёнова:
Спасибо Вам большое за это, потому что это очень важный аспект в развитии офтальмологии.
Вячеслав Куренков:
Да, и мы приглашаем всех коллег, наших офтальмологов принимать участие в конференциях, посещать курсы, повышать свои знания и работать в современном плане на будущее нашей офтальмологии. Бориса Эдуардовича мы благодарим за то, что он пришёл, согласился прийти в нашу студию. Пожелаем ему успехов в дальнейшей разработке нужных всем офтальмологам, нашим коллегам, препаратов, инструментов, методик, пожелаем успехов в обучении молодых офтальмологов и, вообще, всех благ в рабочем плане и в жизни тоже.
Ксения Чинёнова:
И выразить не только международную, но и личную благодарность за то, что Вы вкладываете только сил, знаний в развитие нашей любимой офтальмологии, нашей науки. Спасибо, что пришли к нам, оставайтесь с нами на нашем канале.
Борис Малюгин:
Спасибо.