Мария Третьякова
- Добрый день, друзья! В эфире программа «Личность в искусстве» с Марией Третьяковой на радио «МедиаМетрикс». С вами искусствовед и общественный деятель – Мария Третьякова, с вами русская поэзия, которая, как говорил Иосиф Бродский, «делает наш мир выносимым».
Дом построил из стихов…
В нём окна чистого стекла, -
Там ходят тени облаков,
Что буря в небе размела.
Я сам строку свою строгал,
Углы созвучьями крепил,
Венец к венцу строфу слагал
До самых вздыбленных стропил.
И вот под кровлею простой
Ко мне сошлись мои друзья,
Чьи голоса – но звук пустой,
Кого не полюбить нельзя:
Творцы родных, любимых книг,
Что мне окно открыли в мир;
Друзья, чья верность – не на миг,
Сошлись на новоселья пир.
Летите в окна облака,
Входите сосны в полный рост,
Разлейся времени река, -
Мой дом открыт сиянью звезд!
Мария Третьякова
- Сегодня у нас в студии особенный гость - народный артист России, лауреат Государственной премии, профессор, ректор Театрального института имени Щукина, наш любимый артист - Евгений Владимирович Князев.
Евгений Князев
- Добрый день! Здравствуйте. Мне очень приятно находиться здесь и приятно разговаривать о поэзии. Как хорошо, что есть такие передачи, которые длинные, не такие коротенькие (просто напоминалки о передаче), которые серьёзные. Спасибо вам.
Мария Третьякова
- Спасибо вам, что пришли. Мы очень-очень ждали встречи с вами, беседы, и я подготовила много вопросов вам. Очень много пришло вопросов в студию, в соцсетях, в чате, но один из первых вопросов, конечно же, связан с поэзией. Как она пришла в вашу жизнь и что она для вас значит?
Евгений Князев
- Поэзия – вещь особенная. Поэзия – это как музыка, это высшее проявление души человека. Когда человек начинает говорить стихами, это значит у него душа не скудная. Поэтому когда соприкасаешься ты с великими поэтами, это обогащает тебя. А пришла совсем просто поэзия ко мне, когда в детстве мне понравился театр очень, и я не знал, что нужно сделать для того, чтобы прийти к этому театру, я будучи, наверно, школьником седьмого класса или восьмого класса, я стал искать. Я не знал куда ткнуться, в какие кружки записаться, и там был кружок «Художественного слова» - я записался туда. И там я стал сталкиваться, узнавать поэзию, учить её. Это было для меня очень… Нравилось очень.
Мария Третьякова
- Об этом был следующий вопрос. Мечта ваша стать артистом - с детства?
Евгений Князев
- Я об этом, наверно, никому не говорил, и сейчас… Понимаете, я человек, который верит в предназначение человека, и мысли человеческие сбываются, если их правильно направлять. В какой-то период времени мне показалось, что в актёрство меня тянет. Что это такое, я не знал - у меня ни в роду, ни среди близких родственников, ни среди дальних родственников никого не было, кто бы имел отношение к актёрской профессии. Мне это вдруг приглянулось. Так как это были 80-е годы прошлого века, мне сказали родители: «Никогда у тебя из этого ничего не получится». Я тоже в это поверил, но продолжал всё равно ходить в самодеятельность, был в народном театре (мне это нравилось) и занимался художественным чтением. В театр меня судьба всё равно привела - хотел я или не хотел этого. Она всё равно меня привела туда, куда я хотел - я поступил в тот институт, который мне казался самым лучшим на белом свете, институт, который готовит артистов, - это училище имени Бориса Щукина при Театре Вахтангова. Я до сих пор считаю, что наше училище - самое лучшее училище, которое готовит артистов.
Мария Третьякова
- Ваши родители изменили своё мнение? Они увидели вас в театре, в кино?
Евгений Князев
- Да, родители застали меня, когда я работал в театре, и были в театре. Кстати, мои первые спектакли были поэтические спектакли. Они были далеки от поэзии, но всё равно им было приятно, когда я выходил на сцену. Это был первый мой спектакль большой - это был Блок «Розы и крест», где я играл Гаэтана, и в этом произведении я произносил замечательные строки Блока:
Над черной слякотью дорогиНе поднимается туман.Везут, покряхтывая, дрогиМой полинялый балаган. Лицо дневное АрлекинаЕщё бледней, чем лик Пьеро.И в угол прячет КоломбинаЛохмотья, сшитые пестро... Тащитесь, траурные клячи!Актеры, правьте ремесло,Чтобы от истины ходячейВсем стало больно и светло! В тайник души проникла плесень,Но надо плакать, петь, идти,Чтоб в рай моих заморских песенОткрылись торные пути». Это как истина актёрской профессии.Мария Третьякова- Пути открылись, пути открылись…Евгений Князев- Торные пути.Мария Третьякова- Да. Прекрасный поэт – Михаил Светлов.Евгений Князев- Да.Мария Третьякова- Я знаю, что это один из самых ваших любимых поэтов. Это так?Евгений Князев- Он мне очень нравится. Да, один из любимых, пожалуйста.Мария Третьякова- Один из любимых.Евгений Князев- Так можно сказать и про другого поэта: Самойлов – один из любимых, Маяковский – один из любимых. То есть они каждый - один из любимых. Их много, которые любимые, и у каждого поэта есть какое-нибудь замечательное стихотворение, которое оставляет след в душе каждого человека.Мария Третьякова- Вот он был очень интересная личность. Я читала его биографию, там много очень таких моментов, связанных с его человеческой индивидуальностью. Есть такая фраза запоминающаяся, он сказал однажды: «Очень вас прошу, мои молодые друзья, если вы ещё не поэты, станьте ими!» Евгений Владимирович, вы - педагог. Что вы говорите своим студентам, какую фразу напутствия вы им повторяете, связанную с поэзией, не связанную? Есть такая?Евгений Князев- Наверно, какой-то конкретной фразы нет, но повторять часто приходится одно и то же. Вот если про Светлова, я им иногда перефразирую фразу Светлова. У него есть такая фраза: «В поэзию нужно входить, как мусульманин в мечеть - предварительно сняв обувь». И я им говорю: «И в театр нужно входить осторожно, как мусульманин в мечеть, предварительно сняв обувь, чтобы суметь что-то такое сделать». В основном, знаете, если мы вспомним больших поэтов, которые писали, которые творили, которых мы называем великими, и которые писали по вдохновению, то, прочитав их биографии, увидишь, что они каждый день трудились, они каждодневно работали. И это такой труд, как говорил Маяковский: «Нужно перелопатить сто тонн словесной руды, чтобы получилось что-то дельное». Поэтому и посмотрите, как утром вставали, садились и, не написав какое-то количество строк, они не выходили из-за письменного стола.Мария Третьякова- Если человек мечтает стать артистом, молодой человек мечтает поступить в ваш самый лучший театральный вуз, который вы закончили сами и где сейчас преподаёте и руководите, что вы посоветуете? Вообще, надо ли много читать, чтобы стать артистом? Сейчас ведь чтение уходит - его заменяет интернет, что-то ещё. Что вы об этом думаете?Евгений Князев- К сожалению, наверно, никакие средства массовой коммуникации не могут заменить живое общение ни с книгой, ни с настоящей картиной. Можно виртуально побродить по Третьяковской галерее или по Дрезденской галерее, или даже добраться до Прадо, но ты всё равно не испытаешь того чувства восторга, когда ты будешь стоять напротив картины, которая настоящая, и ты её увидел воочию. То же самое - ни одна душа человеческая не может быть наполнена, если она не будет соприкасаться с чем-то хорошим, не будет заниматься тем, что она себя будет развивать. А чем можно развивать свою душу? Только соприкасаясь с шедеврами, окружая себя шедеврами. Мы же не заставляем читать их посредственную литературу, мы говорим: «Вы прочитайте вот это, прочитайте «Дон Кихота», прочитайте Пушкина, прочитайте «Пиковую даму» - вы так много для себя откроете нового, о чём вы даже и не подозревали никогда. Вы даже этого знать не знаете». И те немногие, которые услышат педагогов и которые начнут развивать себя, они начнут развивать свою собственную личность. А если они воспитают или разовьют свою личность (это слова общие, но, в то же время, и не общие слова), то тогда они будут иметь право выходить в зрительный зал, выходить перед людьми, перед тысячью человек и попытаться с ними разговаривать. Они будут иметь право разговаривать. Мы же не знаем, кто в зрительном зале находится. Там могут быть и профессора университетов, там могут быть и академики, там могут быть музыканты, там могут быть врачи, педагоги, люди разных профессий. Ведь известно, что по социологическим опросам в театры ходит небольшой процент людей. Если выйти сейчас на улицу и спросить: «Когда ты был последний раз в театре?», мало кто скажет: «Я был там вчера» или хотя бы «месяц назад». Скажут: «Я так давно был последний раз». Я это знаю, знаю по людям, по своим знакомым, которые работают и занимаются очень серьёзными вещами.Мария Третьякова- У меня складывается ощущение, что театры полны людей. Иллюзия?Евгений Князев- Нет, не иллюзия. Они полны (во всяком случае, я говорю по своему театру – Театру Вахтангова), это так оно и есть, но зал наш вмещает тысячу человек, а в Москве – 15 миллионов. Посмотрите, сколько же нужно театров, чтобы какая-то часть народа приходила в театр. Поэтому если мы в год обслуживаем 350 тысяч человек, 350 тысяч человек в год…Мария Третьякова- Это очень мало.Евгений Князев- Вот я об этом вам и говорю. То из 15 миллионов 350 тысяч только побывали. А где же остальные 14 миллионов 650 тысяч?Мария Третьякова- Вот такая математика искусства и театра, друзья. Евгений Владимирович Князев только что дал вам совет, напутствие – читайте, читайте великие книги. Без них вы не сможете быть хорошими людьми, ваше образование не будет считаться законченным и вы, будущие артисты, не сможете выйти и разговаривать со зрителем так, как это делает мастер.Из поэмы «Мастера», первое посвящение и реквием:Колокола, гудошники…Звон. Звон… Вам,ХудожникиВсех времен! Вам,Микеланджело,Барма, Дант!Вас молниею заживоИспепелял талант. Ваш молот не колонныИ статуи тесал –Сбивал со лбов короныИ троны сотрясал. Художник первородный –Всегда трибун.В нём дух переворотаИ вечно – бунт. Вас в стены муровали,Сжигали на кострах.Монахи муравьямиПлясали на костях. Искусство воскресалоИз казней и из пытокИ било, как кресало,О камни Моабитов. Кровавые мозоли.Зола и пот.И Музу, точно Зою,Вели на эшафот. Но нет противоядияЕё святым словам –Воители, ваятели,Слава вам!»
Мария Третьякова
- Слава Евгению Князеву. Спасибо вам за такое чтение стихов.
Евгений Князев
- Я должен сказать, услышав сейчас это стихотворение, - это же относится к любым видам искусства: и поэзия – труд, и архитектура – труд. «Воители, ваятели» - это же всё время бесконечная работа, это бесконечное недовольство собой, бесконечное стремление что-то такое создать особенное и необычное. Как это всё трудно даётся и как без жалости бывает история. Вот сейчас про архитектуру. Вознесенский – архитектор. У Дмитрия Кедрина есть такое стихотворение «Зодчие». Когда они построили храм Христа Спасителя, их государь велел ослепить за то, чтобы они больше другого такого храма никогда не построили. Вроде говорят подлинная история. Вот как, бывает, история на Руси складывается.
Мария Третьякова
- Большой шутник, кстати, был, с хорошим чувством юмора, великий поэт Андрей Вознесенский. Как он написал:
Прощай, архитектура!
Пылайте широко,
Коровники в амурах,
Райклубы в рококо!
Поэзия – это зеркало, отражающее эпоху. Времена меняются, меняются поэтические формы, творцы искусства их ищут, поэты. А как, по-вашему, Евгений Владимирович, как с людьми - они меняются?
Евгений Князев
- Я вчера открыл… Не так часто захожу в «Facebook», но я зашёл, и была ссылка. Я не знаю этого профессора, он швейцарский профессор и читал лекцию студентам по психологии, и говорит: «Вот ругают американских студентов, что у них только желание денег заработать и обогатиться». И он приводит историю… Я не буду её повторять, если кто-то захочет, он может найти это и посмотреть. И выходит на поверку, что проведя опросы среди огромного количества молодых людей в Америке, выяснилось, что почти все ищут смысл жизни: для чего они родились, для чего они пришли, чего они хотят в этом мире. Поэтому я бы вот так ответил пространно на ваш вопрос.
Мария Третьякова
- Люди остаются.
Евгений Князев
- Люди остаются и никуда они не деваются, они нисколько не меняются. Молодые люди, которые приходят к нам в институт, они такие же пытливые. Большинство из них. Я не говорю – все. Боже сохрани. Все никогда не были. Есть те несколько человек, десятки человек в любых профессиях, на которых потом будет держаться и искусство, и наука, и литература, и архитектура, и сельское хозяйство. Те, которые жить без этого не могут, которые отдавать готовы сердце, душу, нервы, всё-всё что угодно.
Мария Третьякова
- Прямо напрашивается сейчас у нас отрывок из «Братской ГЭС». Всё, что вы сейчас сказали, относится к людям разных профессий, и от Евгения Александровича Евтушенко - нашего великого поэта, дай Бог ему здоровья, недавно был огромный поэтический марафон. Не знаю, вы были или нет, получилось у вас присутствовать?
Евгений Князев
- Нет, очень много было гастролей, мы уезжали.
Мария Третьякова
- Очень много работали. Знаете, почти семь тысяч человек присутствовало. Шесть часов почти шло это действо. Наш мэтр был на сцене без перерыва и, конечно, я ощущала себя, наверно, как чувствовали себя первые христиане среди себе подобных. Это очень отрадно. И то, что вы сейчас сказали, Евгений Владимирович, очень здорово ложится на эти стихи (конечно же, в вашем исполнении) - это отрывок из «Братской ГЭС». Друзья, послушайте. Это редкие стихи и редкое исполнение, не каждый день вы слышите такое.
«Отрывок. Молитва перед поэмой и пролог:
За тридцать мне. Мне страшно по ночам
Я простыню коленями горбачу,
Лицо топлю в подушке, стыдно плачу,
Что жизнь растратил я по мелочам,
А утром снова так же её трачу.
Друзья мои, отбросим лесть
И ругани обманчивую честь.
Размыслим-ка над судьбами своими.
У нас у всех одна и та же есть
Болезнь души. Поверхностность – ей имя.
Поверхностность, ты хуже слепоты.
Ты можешь видеть, но не хочешь видеть.
Быть может от безграмотности ты?
А может от боязни корни выдрать…
И мы, не потому ли так спешим,
Срывая внешний слой лишь на полметра,
Что мужество забыв, себя страшим
Самой задачей – вникнуть в суть предмета?
Спешим… Давая лишь полуответ,
Поверхностность несём, как сокровенья…»
Мария Третьякова
- Поверхностность, о которой говорит Евтушенко, имеет место сейчас? Люди стали более поверхностны, по-вашему?
Евгений Князев
- Конечно, конечно. Но это опять нельзя относить ко всем. Сейчас поверхностность современных людей заключается и в том, что им кажется, что современные средства связи им доступные, - это есть их знания. Ведь сейчас можно взять любой телефон (те, у которых они подключены к интернету), и ты можешь одним щелчком в «Google» найти информацию по любому интересующему тебя вопросу. Ты даже можешь вывести какую-нибудь недоказываемую теорему, и тебе покажет. Если ты забыл теорему Бойля-Мариотта, набрал её, тебе её тут же выкинет - если ты формулы понимаешь, ты что-то такое прочитаешь. Но это же не твои знания. Чтобы эти знания были, нужно этим заниматься серьёзно и глубоко. Опять мы возвращаемся к тому, что если ты хочешь кем-то стать, если ты хочешь в чём-то состояться, если ты хочешь кого-то убедить, ты для этого должен очень серьёзно и глубоко постичь что-то. Да, бывает такое поверхностное, но это, знаете, как бабочки-однодневки - блеснули и тут же погасли, потому что у них дальнейшего развития никакого нет. Поэтому, к сожалению, поверхностность существует. Ещё раз я подчеркиваю, у нас такое количество людей одареннейших, которые хотят состояться, которые не являются поверхностными, которые хотят знать.
Мария Третьякова
- Россия – единственная страна в мире, где поэты собирали стадионы.
Евгений Князев
- О, да.
Мария Третьякова
- Что происходит сейчас? Всё-таки уходит духовность? И есть то, чем можно заменить поэзию?
Евгений Князев
- Я не знаю. Моя же сфера деятельности театр и кино. И с недавнего времени я стал заниматься, скажем, такой филармонической деятельностью. Во времена моей юности такие залы, как зал Чайковского, консерватория, библиотека имени Ленина, многие дворцы, они всегда были заполнены поэтическими абонементами. Знаете, даже у Вознесенского было стихотворение-обращение к Маяковскому, где он писал:
«И когда мы выходим на стадионы в Томске
Или на рижские Лужники,
Вас, понимающие потомки,
Тянутся к завтрашним
Сквозь стихи.
Колоссальнейшая эпоха!
Ходят на поэзию, как в душ Шарко.
Даже любители поэмы «Плохо!»
Требуют сложить о них «Хорошо!»
Мария Третьякова
- Подражание Маяковскому.
Евгений Князев
- Да-да, это было, когда Маяковский обращался…
Мария Третьякова
- К Пушкину?
Евгений Князев
- К Пушкину, да-да. Юбилейное стихотворение - тоже потрясающее, грандиозное стихотворение.
Мария Третьякова
- А можете напомнить нашим радиослушателям?
Евгений Князев
- Стихотворение, как оно начинается?
Мария Третьякова
- Да-да.
Евгений Князев
- «Владимир Владимирович…»
Мария Третьякова
- «Александр Сергеевич, разрешите…»
Евгений Князев
- Владимир Владимирович – это…
Мария Третьякова
- Вознесенский, да-да.
Евгений Князев
- Да, обращался:
«Разрешите представиться!
Я занимаюсь биологией стиха,
Есть роли более пьедестальные,
Но кому-то надо за истопника…»
Так говорил Вознесенский, а Маяковский говорил:
«Александр Сергеевич, разрешите представиться.
Маяковский.
Дайте руку, вот грудная клетка.
Слышите, уже не стук, а стон;
Тревожусь я о нём,
В щенка смиренном львенке,
Я никогда не знал, что столько тысяч тонн
В моей позорно легкомыслой головенке».
И дальше:
«Я люблю вас, но живого,
А не мумию.
Навели хрестоматийный глянец.
Вы, я думаю, при жизни тоже бушевали.
Африканец!»
Грандиозное стихотворение.
Мария Третьякова
- Как вы учите такое количество текста? Есть секрет актёрский, профессиональный - что это?
Евгений Князев
- Вот сажусь и долблю. Иногда это легко даётся, иногда трудней даётся. Сейчас я делаю программу по испанской поэзии Феррера - очень трудное стихотворение и очень трудно учится, но я делаю такие себе, у меня в машине лежат…
Мария Третьякова
- Ух ты, карточки такие.
Евгений Князев
- Карточки, да. Они лежат в машине - постоишь в пробке, знаешь, что-нибудь:
«Меня свобода любит – я всей душой ей предан.
Плевать моей свободе, что заточён я в теле.
Обижена свобода моей боязнью счастья.
Обнажена свобода – глоток небес в борделе».
И так вот несколько раз прочитаешь в день, утром сегодня прочитал – помню. Это выучивается. Это работа, это труд, ничего не даётся просто так. Это нужно просто брать время и тупо говорить: «Выучивай».
Мария Третьякова
- Выучивать.
Евгений Князев
- Тем более что по молодости это давалось и делалось легче, а теперь это делается труднее.
Мария Третьякова
- Не верим. Как, где можно будет послушать вашу новую программу? Где увидеть вас?
Евгений Князев
- Сейчас пока я только готовлю - я попытаюсь это сделать на радио. У меня будет не поэтический вечер, а я буду читать «Пиковую даму» Пушкина в зале Чайковского 27 марта в День театра. Я буду читать полностью.
Мария Третьякова
- Друзья, не пропустите, зал Чайковского.
Евгений Князев
- Да-да, это очень любопытно. Я уже несколько раз читал: и в Нижнем Новгороде читал с оркестром симфоническим, читал в Клину с другим уже оркестром - с «Геликон-опера», они даже пели кусочки из «Пиковой дамы», а я читал, показывая разность гениальных произведений Пушкина и Чайковского. Да, уникальное тоже произведение, уникальное…
Мария Третьякова
- Мистическое.
Евгений Князев
- Это придумали, что оно мистическое. Ну, явилась во сне - нам во сне тоже много чего является. Это произведение о маленьком человеке, который решил бросить вызов судьбе и сказать: «Я тебя сейчас, судьба, обыграю». А судьба - видишь, её обыграть нельзя. Судьба, она такая: «Тройка, семёрка, туз. Тройка, семёрка…» Герман сошёл с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17 номере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семёрка, туз. Тройка, семёрка, дама». Вот, попробуй-ка, поиграй с судьбой.
Мария Третьякова
- Да, не играйте в игры с судьбой, друзья.
Евгений Князев
- Не надо с судьбой играть.
Мария Третьякова
- Не надо.
Евгений Князев
- Нужно с судьбой идти на равных и смотреть, что она тебе предлагает, и идти за нею следом. Вообще, игроки были на Руси и во всём мире - они будут играть, и будут выигрывать, а потом так же и проигрывать, потому что просто так ничего не даётся.
Мария Третьякова
- Это правда. Сейчас эпоха потребления.
Евгений Князев
- К сожалению.
Мария Третьякова
- XX век и начало XXI – эпоха скоростей, интернета. С одной стороны, интернет стёр как бы границы географические, временные, можно залезть туда, сюда, пообщаться с людьми, которые сейчас на другом конце света. А что это, по-вашему, дало людям? С одной стороны, всё так удобно и легко, а с другой стороны, люди стали ближе друг к другу или нет?
Евгений Князев
- Ой, это такая вещь сложная. Я считаю, что я живу в эпоху новую, эпоху создания новой письменности - это тот самый интернет, о котором вы говорите. Попробуй, как это замечательно, когда можно сейчас быстренько набрать, если у тебя есть электронный адрес, и твоё письмо там оказалось. Ты можешь сказать: «Если ты находишься в сети, ты можешь мне позвонить, мы можем с тобой созвониться».
Мария Третьякова
- И увидеть друг друга.
Евгений Князев
- Да, и мы можем нажать в «Skype», или в другом, и увидел друг друга – это здорово. Разве можно от этого отказываться? Только так стремительно развивается техника, что человек развивать себя, наверно, не успевает. Понимаете, какое дело? Ведь человек всё равно рождается таким, как он рождается - таким четырёхкилограммовым. Пока он там подрастёт, пока у него что-то такое в сознании начнёт укладываться, пока он узнает, что был такой Пушкин… А потом он узнает, что Пушкин, оказывается, сочинил тот язык, на котором мы разговариваем, и для него это будет непонятно, потому что мы же разговариваем на этом языке. Пока он подойдёт к какому-то двадцатилетнему возрасту, он ещё что-то такое узнает. Если он узнает поверхностно, это всё равно ему ничего не даст, это опять же нужно погружаться. А техника развивается так быстро, так скоро, что скоро уже любой человек может записать программу, выложить её в интернет, и можно каждого человека… У меня есть желание что-то такое сделать и я, пожалуйста, выкладываю. Сетей этих хватает, этих байтов, килобайтов, чтобы всё это… Это такая всемирная паутина. Это не плохо, только как уже оценить, что есть хорошо, а что есть плохо? Как нам выбрать, что нам может привнести, и кого мы хотим послушать - это тоже вещь очень важная.
Мария Третьякова
- Мы перестали ходить друг к другу в гости.
Евгений Князев
- Перестали, да, перестали. Если раньше без этого как-то невозможно было, то сейчас мы отделываемся звонками, а иногда даже sms-ками, потому что быстрее. Ты написал какое-то: «я задерживаюсь» или «приду тогда-то», «давай встретимся такого то числа». – «Окей». И вот всё общение произошло.
Мария Третьякова
- А как же дружить? Вообще, это понятие «дружба» - оно меняется, трансформируется с развитием новых технологий и куда это идёт, по-вашему?
Евгений Князев
- Я не знаю, как оно будет. Наверно, если судить по некоторым фильмам американским, что будет через сто лет и когда будут звёздные войны, когда мы будем все летать, такси будут воздушные исключительно, и когда будут люди сидеть в своих колпаках и пользоваться только гаджетами, - может быть и так, а может быть и по-другому. Ведь у Оруэлла был потрясающий роман «1984». Правильно? Такой ли год называю?
Мария Третьякова
- «1984», по-моему.
Евгений Князев
- Да. И там уже нам было много чего предложено - это вон его какая фантастика. Или Брэдбери, когда уничтожали литературу, помните? Когда сжигали всё то, что сжигается. Если это наше такое будущее, мне очень грустно и очень жалко. Изменить будущее я не смогу, но что я могу? Если люди приходят ко мне на концерт, мне хотелось бы, чтобы их душа наполнялась чем-то важным. Как и в театр, собственно. Если приходят в театр, если они видят спектакли, я имею обратную связь по телефону - не по телефону, а по системам взаимоотношений: письма пишут или на «Facebook» можно писать, в социальных сетях люди откликаются: «Мы были там-то, там-то, нам понравилось» или «не понравилось». Это всё можно найти. В поисковик набиваешь, и всю информацию о тебе, всё это рассказывается. Хорошо это? Да, хорошо, потому что есть обратная связь. Грустно бывает, когда это кому-то не нравится. Думаешь: кому-то нравится. Я же понимаю, что удовлетворить каждого человека невозможно и сказать, что это всё хорошо. Но когда люди после спектакля, как-то что-то в их сознании меняется, и когда они давно не звонили родителям или с кем-то они были в ссоре, и этот спектакль повернул (я сейчас говорю о спектакле «Посвящение Еве»), когда их сознание повернулось, и они решили помириться, позвонить, сказать хорошие слова, - наверно, в этом будет миссия искусства. Не только, чтобы механизировался человек, не только становился рабом всех…
Мария Третьякова
- Гаджетов.
Евгений Князев
- Гаджетов, да. Но и чтобы развивать внутреннее своё состояние.
Мария Третьякова
- Вы слышите, друзья? Евгений Князев у нас в эфире говорит о том, что будьте добрее, очищайте вашу душу, смотрите на красивое, ходите в театр, читайте хорошие стихи. Вознесенский написал: «О, хищные вещи века! На душу наложено вето». Не накладывайте вето на вашу душу, позвоните родителям, позвоните друзьям, цените друзей.
«Ярослав Смеляков:
Если я заболею,
К врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям, -
Не сочтите, что это в бреду:
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Упавшую с неба звезду!
Я ходил напролом,
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня
В справедливых боях,
Забинтуйте мне голову
Горной дорогой
И укройте меня одеялом
В осенних цветах.
Порошков или капель – не надо
Пусть в стакане сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь, серебро водопада –
Вот чем стоит лечить.
От морей и от гор
Так и веет веками,
Как посмотришь, почувствуешь:
Вечно живешь.
Не облатками белыми
Путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
А Млечным Путем».
Мария Третьякова
- Ваш прекрасный поэтический вечер, Евгений Владимирович, в рамках проекта «Послушайте!» состоит из стихов поэтов советской эпохи, замечательных стихов в вашем прекрасном исполнении. Расскажите, как вы выбирали? Это всё любимое ваше?
Евгений Князев
- Это всё от того, что меня позвали позже, чем других в этот проект, и когда я предложил прочитать только Маяковского, мне сказали: «Уже читают». «Есенин?» – «Читают». «Пушкин?» - «Читают». «Лермонтов?» – «Читали». Всех читали». Я говорю: «А кого не читали? Самойлов?», схватился я за соломинку. – «Нет, Крючкова читала». Я говорю: «Что же тогда делать? А Светлов?» - «Нет, Светлова не читали». Я говорю: «Во, хорошо, а Вознесенского?» - «Нет». «А Евтушенко?» - «Нет». Я говорю: «А можно я тогда соберу поэзию XX века?» - «Давай». И я стал смотреть, вспоминать, что есть. Основой поэзии, всей основой поэзии современной была поэзия Маяковского, поэтому я начал с обращения Маяковского к Пушкину. И практически у каждого поэта есть воспоминание, что Маяковский на него произвёл очень какое-то сильное впечатление. Я вот говорил: Вознесенский. Он на манер Маяковского обратился, но уже к самому Маяковскому Вознесенский обратился. Или что-то было из военной поэзии. «Эти строчки сложноваты для пера» - это относится к военной поэзии. Так что это вынуждено всё получилось. Я бы с удовольствием, может быть, и Лермонтова читал или Пушкина отдельно, но получилось вот так.
Мария Третьякова
- А вы знаете, получилась потрясающая вещь. Я несколько раз пересматривала этот ваш поэтический вечер. Вы собрали плеяду поэтов, которые очень уважали творчество друг друга. Если очень внимательно послушать ваши комментарии, что вы говорите, и ещё мои какие-то знания из биографии поэтов, очень интересная штука получается у вас в вашем созвездии этих советских поэтов: Маяковский обожал Гранаду.
Евгений Князев
- Да, да. У него даже воспоминания есть Светлова, когда…
Мария Третьякова
- Как он позвонил, да?
Евгений Князев
- Да-да, это хорошее воспоминание, самое яркое воспоминание Светлова: «Самое яркое, что было в моей жизни - это Маяковский. Я уже жил в Москве, в общежитии. Маяковским я так увлекался, что мне самому дали прозвище «Маяковский», шутили над моим увлечением». И так далее.
Мария Третьякова
- И этот телефонный звонок…
Евгений Князев
- Да-да. И как-то раз приятель подходит… Жил в общежитии, и к нему приятель подходит и говорит: «Подойди к телефону - тебя. Маяковский звонит». Я подумал, что это очередная шутка, розыгрыш и не подошёл к телефону, а он через некоторое время подходит ко мне и удивляется: «Там трубка не повешена. Ты что, не подходил к телефону? Я ж тебе говорил, Маяковский звонит». - «А вдруг правда?», подхожу, беру трубку и слышу голос, красивый такой бас: «Долговато». Я стал оправдываться: «Простите, Владимир Владимирович, я думал, что это не вы». – «Нет, это я». Он похвалил меня за стихи и пригласил на свой вечер. А я не пошёл, я пошёл на свидание. А вместо меня пошёл мой приятель, и потом он мне и говорит: «Что ж ты не пошёл? Там Маяковский читал твою «Гренаду» наизусть». И дальше у меня пошёл блок Светлова.
Мария Третьякова
- «Гренада», друзья, на самом деле, это тоже интересная история. В Испании есть Гранада, а Светлов назвал своё изумительное произведение «Гренада». Такая буковка играющая. Почему, как, что? В любом случае это великие стихи. У Пастернака висел портрет Маяковского.
Евгений Князев
- Висел на стене, да-да.
Мария Третьякова
- И шпага, да?
Евгений Князев
- Кинжал.
Мария Третьякова
- Кинжал. Все они… Маяковский как раз в своём обращении к Пушкину говорит: «Асеев хороший поэт», а кого-то ругает очень сильно.
Евгений Князев
- Да.
Мария Третьякова
- То есть все эти поэты у вас так собрались случайно-не случайно, любящие, уважающие творчество друг друга. Эти звездочки так сложились очень-очень здорово, такая гармония. Ещё, знаете, мы говорим о Светлове много и спасибо, что вы вернули его, вот так вот всё-таки вернули - его мало читают, и незаслуженно мало. Я знаю, что его любимым произведением собственным о войне были стихи «Итальянец». Тоже очень интересно - мы все фанаты Италии, итальянского искусства, постоянно путешествуем и как-то у нас война равно немцы, а вот вдруг такой неожиданный взгляд. И сам Светлов вспоминал, что он не очень любил путешествие, и у него путешествие и заграница ассоциировались только с войной. Эти стихи «Итальянец» мы не ставили в записи. Может быть, вы прочитаете их, или отрывок хотя бы, если можно? Хотя бы кусочек.
Евгений Князев
- Вы вот сказали про Италию. Я думаю, что очень многие люди забывают, что Италия была фашистская страна и что она воевала против России.
Мария Третьякова
- Да.
Евгений Князев
- Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца, -
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собою и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю – Россию, Расею –
Разве ты распахал и засеял?
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного…
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю – и нет справедливости
Справедливее пули моей!
Никогда ты здесь не жил и не был…
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мёртвых глазах…
Грандиозные стихи…
Мария Третьякова
- Ах, я плачу. Пусть никогда не будет войны.
Евгений Князев
- Да.
Мария Третьякова
- И сохраните память, друзья. Не поддавайтесь, не поддавайтесь, пожалуйста, на провокации. Помните, помните, чтите историю, чтите ваших предков, тех, кто дал вам жизнь. Чтите фронтовых поэтов, таких, как Михаил Светлов, стихи которого только что прозвучали. Я знаю, что сейчас в процессе монтажа ваш фильм - режиссер Владимир Лерт, и вы снимаетесь в главной роли «Тевье-молочник». Что у вас, расскажите, пожалуйста?
Евгений Князев
- Это ещё не монтаж. Ещё мы не досняли картину.
Мария Третьякова
- Не досняли картину.
Евгений Князев
- К сожалению, там у нас осталось ещё 10-12 съёмочных дней. Это по «Тевье-молочнику». Мне кажется, это был бы интересный проект, и мне интересно было бы сыграть эту роль до конца, чтобы сделался фильм, но пока мы не доделали, и ждём, когда откроется финансирование дальше. Эта картина украинская, и здесь…
Мария Третьякова
- Поэтому и вопрос, да.
Евгений Князев
- Поэтому и вопрос. Когда-то картина начиналась Министерством культуры Украины. Сейчас более сложные вопросы стоящие, политические, должны разрешиться. Но всё-таки, знаете, как начинается повесть? Когда-то у нас в местечке жили евреи, русские, украинцы. Жили все вместе, только умирать уходили на разные кладбища. А сейчас вы сказали, что нужно бережнее относиться и не допускать, а это от каждого из нас зависит, допускать или не допускать. Потому что мир то очень тревожен сейчас, и не хотелось, чтобы соприкоснулись с тем, что может быть. А может быть – конец, а этого не хотелось бы.
Мария Третьякова
- Друзья, услышьте, кто может посодействовать в съёмках, досъёмках этой прекрасной картины. Дайте возможность режиссёру, великому артисту доснять и прийти к нам, к зрителям, с добром. Они идут с добром к вам. Услышьте, помогите, кто может.
Евгений Князев
- Я не ожидал этого - то, что вы сказали - но хорошо. В общем, так цель не ставили, но вообще картина называется, которую мы снимаем, она называется не «Тевье-молочник», она называется «Мир вашему дому».
Мария Третьякова
- «Мир вашему дому». Друзья, пусть будет мир. Вообще, очень много вопросов поступает. Такое количество, что нам не хватит, наверное, времени до завтра. Но вот один из самых интересных вопросов связан, конечно же, с вашими работами в кино, потому что если не у всех на просторах нашей огромной страны есть возможность прийти в театр, то конечно кино доступнее - у каждого есть телевизор. Естественно, все очень любят ваши киноработы. И один из вопросов звучит так: «Евгений Владимирович, как вы, играя такие роли, таких персонажей как Мессинг, Троцкий, как вы себя чувствуете и что переживаете после съёмок? Что нужно сделать с собой, чтобы перейти от одной роли к роли мужа и отца?» Интересный вопрос.
Евгений Князев
- Да, интересный. Дело в том, что кино – это такой длительный процесс. Снимается - ты же не видишь результата, ты не знаешь, какое кино получится. Ты снимаешь и снимаешь, ты работаешь и работаешь. И дальше заканчивается съёмочный период, и весь материал оказывается в руках режиссёра, и он делает картину. Получается – хорошо, значит и доля твоего участия здесь есть, не получается – артисты все плохие (так у нас говорят). Поэтому когда снимали «Мессинга», например, эта работа была полгода - такая длительная работа, каждодневная, трудная работа. Уже ждали, когда это всё закончится, потому что это трудно. Съёмочный день на киностудии, на площадке длится 12 часов. Вот если ты начинаешь в восемь утра, то к восьми вечера должен закончить. Часто это бывает с задержками - к десяти заканчивается, и завтра снова с утра. И этот текст, который нужно выучить… Если это в помещение, то ничего, а если на улице, то это значит холодно. И как бы даже не задумываешься об этом кино. Редко-редко, когда понимаешь, что ты играешь. Нет, какой-то кусочек понимаешь, трогательный какой-то, понимаешь, что что-то такое серьёзное по людям на площадке, то есть как они относятся к тому, что ты делаешь. А дальше - это всё равно процесс производства. Когда получился, когда закончился фильм, и его начинают показывать, ты уже в это время снимаешься в другой работе. Этот фильм пошел, а ты уже в другой работе и совершенно этим не живёшь, а для людей он только-только появился. Здесь по-другому немножко.
Мария Третьякова
- Вы сказали, что верите в судьбу, в предназначение, очень деликатно, аккуратно к этому относитесь. Ваша роль в фильме «Мессинг», как вы считаете, - это судьба, это ваша судьбоносная роль? И что вы, вообще, сами думаете - она вас нашла, вы её?
Евгений Князев
- Нет, я её не искал. Она меня нашла сама. А судьбоносность… Я очень благодарен этой роли, этой работе, потому что я получил очень большое зрительское признание. Если в этом смысле судьбоносное, то да. Часто меня называют Мессингом, но и не только - называют Германом Арефьевым из последней работы или Сталиным называют, или Троцким. То есть у каждого человека отпечатывается своя работа.
Мария Третьякова
- Они влияют, эти персонажи как-то, или всё-таки это профессия и вы можете абстрагироваться от них? Или всё-таки, когда вы работаете над ролью, какой-то обмен энергией происходит?
Евгений Князев
- Наверно, происходит. Это всё перетекание - а как же? Вы же говорили до этого о том, как человек, сталкиваясь с интересными людьми, сталкиваясь с хорошей литературой, с живописью, он обогащает свою душу. Так и такие персонажи, с которыми приходится тебе сталкиваться - ты вынужден присваивать их себе и переводить их на себя. Все роли проходят через тебя. И даже роль Сталина, которую мы делали, мне хотелось, чтобы были человеческие проявления у него. Потому что всё то, что я видел, Сталин был очень определённый, жестокий, поэтому нам важно было с режиссёром и со сценаристами, чтобы Сталин был влюбленный. А был он влюбленный или не был - кто знает? А если он был влюбленный, то как он переживал это, как он с этим сталкивался.
Мария Третьякова
- Хоть что-то человеческое хотелось привнести.
Евгений Князев
- Да, хотелось. Хотелось поговорить о том, как человек… Мы говорили только об одной стороне - что он был влюблен в артистку Орлову. Мы не переступали никаких граней, мы не рассказывали были или не были у них какие-то взаимоотношения, но свидетельства тому, что он был в неё влюблён или неравнодушен к ней, были. Будучи тем, что мы знаем про Сталина, мы понимаем (я, во всяком случае, понимаю), если бы он хотел добиться - это было ему совсем нетрудно сделать, но ведь Александров остался же жив, и существовал, и творил до самого конца. Вот это даёт мне основание думать, что он поступил порядочно и благородно по отношению к этому человеку.
Мария Третьякова
- Ведь судьбы поэтов тоже очень страшны той эпохи.
Евгений Князев
- Конечно.
Мария Третьякова
- Скажите, пожалуйста, Асеев, которого мы вспомнили сейчас, он прожил долгую жизнь.
Евгений Князев
- Да.
Мария Третьякова
- Его не тронули. Вообще, есть поэты, жизнь которых была разбита - они были убиты, умерли на этапах, как Мандельштам. Тут бесконечно. Вообще, в сталинскую эпоху поэтов, их судьбы можно бесконечно перечислять. Какая у них была страшная жизнь. Того же Светлова вызывали в НКВД. Слава Богу, всё закончилось хорошо. Как вы думаете, почему пощадили Асеева?
Евгений Князев
- Не могу и думать. Я не знаю ничего по этому поводу, я могу предполагать только. Я могу сокрушаться, какую жизнь приходится проживать людям, но я также осознаю, что нет эпох более трудных и более легких, в которых хотелось бы жить - во всякой эпохе есть свои трудности и свои переживания. И каково живётся людям конца XX века и начала XXI века, которые пережили сломанную эпоху, сломанную страну, в которой они жили - нужно было 15 лет выживать и становиться кем-то. Кто-то потерялся, кто-то растерялся, кто-то погиб…
Мария Третьякова
- Моя мама говорит: «Мы как будто снова пережили войну в 90-е».
Евгений Князев
- Да-да. Поэтому она не легче и не труднее. Мне не хотелось бы… Времена как времена.
Мария Третьякова
- И люди как люди, времена как времена.
Евгений Князев
- Да. Времена как времена. Вот я «Обитель» прочитал Прилепина: и там умудрялись люди жить, и там умудрялись любить, и там (это на Соловках имеется в виду, в лагере) умудрялись говорить о высоком. И рядом с тем тоже низменное - то, о чём, собственно, была наша передача. Вот она вся жизнь - она вмещается в один роман.
Мария Третьякова
- Есть стихотворение, которое вам особенно дорого, может быть, которое звучит у вас в каких-то ситуациях или первое, что приходит на ум? Есть что-то самое-самое любимое?
Евгений Князев
- Я не знаю, иногда думаешь, почему это стихотворение звучит тебе? Тот же самый Светлов иногда:
«Никому не причиняя зла,
Жил и жил я в середине века,
И ко мне доверчивость пришла –
Верная подруга человека.
Сколько натерпелся я потерь,
Сколько намолчались мои губы!
Вот и горе постучалось в дверь,
Я его, как можно, приголублю.
Где-то рядом мой последний час,
За стеной стучит он каблуками…
Я исчезну, обнимая вас
Холодеющими руками.
В вечность поплывёт моё лицо,
Ни на что, ни на кого не глядя,
И ребенок выйдет на крыльцо,
Улыбнётся: До свиданья, дядя!»
Вот часто оно мне вспоминается. А когда бывает невмоготу от бесконечной работы или от того, что нужно всё успеть, я вспоминаю стихотворение Маяковского «Хорошее отношение к лошадям».
Мария Третьякова
- Можно попросить прочитать его?
Евгений Князев
- Да, с удовольствием, оно мне очень нравится, особенно финал:
«Били копыта. Пели будто:
Гриб. Граб. Гроб. Груб. Ветром опита, льдом обута, Улица скользила, Лошадь на круп грохнулась, И сразу за зевакой, зевака, Штаны пришедшие Кузнецким клёшить, Сгрудились, Смех зазвенел и зазвякал: - «Лошадь упала!» - «Упала лошадь!» - Смеялся Кузнецкий. И лишь один я Голос свой не вмешивал в вой ему. Подошел и вижу Глаза лошадиные… Улица перевернулась, Течет по-своему… Подошел и вижу - За каплищей каплища По морде катится, Прячется в шерсти… И какая-то нечеловеческаяЗвериная тоска Плеща, вылилась из меня И растворилась в шепоте. «Лошадь, не надо. Лошадь, послушайте - что вы думаете, что вы их плоше? Деточка, все мы немножко лошади, Каждый из нас по-своему лошадь». Может, старая и не нуждалась в няньке, Может и мысль ей моя казалась пошла, Только лошадь рванула, Встала на ноги, и пошла. Хвостом помахивая, Рыжий ребенок. Пришла веселая, Стала в стойло. И всё ей казалось,Что она жеребенок, И стоило жить, И работать стоило. Мария Третьякова- «И стоило жить, и работать стоило». Стоит жить, потому что у нас в студии Евгений Владимирович Князев. Столько у меня слёз радости в этом эфире. Спасибо вам, спасибо за то, что вы есть, за ваше великое искусство, за то, что вы помогаете принести людям в душу слово. Ведь «вначале было Слово», как говорится в одной прекрасной книге.Евгений Князев- Да.Мария Третьякова- Евгений Владимирович, я хотела бы поставить в эфир стихотворение Михаила Светлова, которое отражает наши чувства к вам, и на этой поэтической ноте сказать, что мы не прощаемся, мы ждём вас всегда и очень-очень сильно любим вас. Ещё хочу сказать, друзья, вот мы вспоминаем этого великого поэта – Михаила Светлова, у нас вторая половина разговора прошла в очень трогательных, прям берущих за душу моментах. Когда я спросила у Евгения Владимировича, о чём он бы хотел поговорить, он сказал: «Вот как пойдёт разговор, так и пойдёт», и он пошёл у нас в очень трогательной, щемящей теме добра и зла, души, очищения, любви, дружбы, войны, мира. И вся поэзия, которая сейчас звучит в эфире, я надеюсь, что она сделает наши души чище. Я хочу рассказать маленькую историю, связанную со Светловым. Его вызвали в НКВД, и он пошёл к своему начальнику и попросил аванс, сказал: «Дай мне аванс, потому что надо что-то оставить старикам. Наверное, меня посадят». Он тогда ещё не был женат. Ему издатель выписал 400 рублей. 200 рублей Светлов отдал своим родителям на прощание, и на 200 он жутко напился в первый раз в жизни и в таком виде пришёл в НКВД. Те люди подумали, что, наверно, только безумный человек может прийти в тот офис страшный, с которого почти никогда не возвращались в те времена, подумали: «Надо его отпустить. Он не опасен, раз он такой безумный». Россия получила воина и поэта. Не бойтесь ничего, будьте добрее, будьте сильными. Быть сильными нам помогает великое искусство, которое несёт нам Евгений Владимирович Князев. Мы любим вас, мы сейчас, вашими же устами, признаемся вам в любви. Михаил Светлов звучит в эфире:«Юности своей я не отверг,Нравится мне снова всё, что делаю,Будто после дождичка в четвергЗацвели сады заледенелые. Если жив я, и любовь жива!Для тебя, единственная, ласковая,Я нашел красивые слова,Лучшие из словарей вытаскивая… Не так легко сравнение найдешь,Твои глаза в стихотворенье просятся,Как голубые ведрышки, несешьТы их на коромысле переносицы. Я повторить вовеки не смогуТвои слова, горячие и близкие, - Ведь речь твоя способна и в пургуВсех журавлей призвать в поля российские. Я всех людей могу богаче быть,Нет у меня, поверь, на бедность жалобы,И чтоб тебе вселенную купить,Мне, может быть, копейки не хватало бы. Мне много жить и пережить пришлось,Но я тебе заносчиво и молодо,Как связку хвороста, мечты свои принёс –Зажги костёр, погрейся, если холодно». Мария Третьякова- Мы с вами согрелись рядом, Евгений Владимирович. Спасибо, что вы есть.Евгений Князев- Спасибо. Но только такое ощущение… Когда вы так говорите, это у Светлова есть, я к себе более иронично отношусь, чем вы меня…Мария Третьякова- Как?Евгений Князев- Более иронично.Мария Третьякова- «Один атом ругался матом…»Евгений Князев- Да-да, «и за это его исключили из молекулы» - это Светлов. А ещё Светлов говорил: «Кажется, меня уже почётом, как селедку луком, окружают. Неужели мы бессмертны будем?» Но неважно. Спасибо большое, очень приятно, что есть такие передачи. Приятно разговаривать о поэзии, приятно читать поэзию. Я не договорил о филармонической деятельности. Вы знаете, возникает интерес - мне много приходится ездить по городам, я бывал и в Нижнем Новгороде, и в Самаре, и в Тюмени, сейчас не могу вспомнить ещё где.Мария Третьякова- Вся география Советского Союза.Евгений Князев- Да, Тамбов, Таганрог. И везде залы на поэзию полные, и это меня радует. Дай Бог. Может быть, людям уже не хватает чего-то настоящего, настоящего слова, настоящего чувства, настоящей эмоции, потому что молодые люди хотят влюбляться и найти себе… Мальчик хочет найти себе ту единственную, которая будет матерью его детей, а девочки хотят найти тех принцев, чтобы любить и чтобы существовать вместе с этим человеком. Это есть. Есть и исключения, но о них мы и не говорим. Мы говорим о том, что есть практически у каждого человека, только так он может развиваться - пара будет искать себе пару. А что такое «искать пару»? Это значит найти ту, кого ты любишь, ту, с которой тебе хочется находиться рядом.Мария Третьякова- Вот такое напутствие, такие прекрасные слова. С вами была программа «Личность в искусстве» с Марией Третьяковой. И сегодня у нас был долгожданный гость – Евгений Владимирович Князев. Мы любим вас и ждём! Спасибо.Евгений Князев
- Спасибо. Спасибо, до свидания.