Евгений Кустов:

Добрый день, приветствуем на Медиаметриксе. С вами программа «Знаю как» – программа про знания, программа, помогающая быть конкурентоспособнее. В студии ведущий Евгений Кустов. Сегодня мы говорим немножко не в формате нашей программы. Не про алгоритмы, знания, которые помогают решать те или иные проблемы. Обычно мы говорим про душу, сегодня мы будем говорить про тело, долголетие, про то, как быть более продуктивным большее время и продлить жизнь. Мне кажется, это довольно интересно для всех. Сегодня будем смотреть с точки зрения науки на все. Наш гость – Анастасия Егорова. Анастасия, добрый день.

Анастасия Егорова:

Здравствуйте.

Евгений Кустов:

Анастасия – вице-президент фонда «Наука за продление жизни» и сооснователь проекта Open Longevity. Расскажите, что это за проект, что это за фонд, чем Вы занимаетесь?

Анастасия Егорова:

Фонд «Наука за продление жизни» существует около 8 лет. Я не с самого основания там работаю, но следила все эти годы за работой фонда. Фонд занимался поддержкой научных исследований в области продления жизни. То есть это биология старения, медицина, сугубо научный подход в том, что касается продления жизни и борьбы со старением. Open Longevity – это один из основных сейчас проектов фонда. Где-то 1,5 года назад он у нас основался, это наш основной проект.

Что такое Open Longevity, в принципе? Это открытие долголетия. Это, по сути, пациентская организация, организация пациентов, даже так я бы сказала, которая инициирует и сама проводит клинические исследования терапии старения, то есть, исследования на людях. Почему это важно? Почему именно клинические исследования? Почему именно пациенты должны их организовывать и инициировать? Если мы говорим о том, что старение – это некое заболевание, проблема, с которой нужно бороться, которое нужно лечить, то мы должны подходить к ней с медицинской точки зрения. Искать терапии, лекарства, какие-то другие вмешательства.

Все, чем мы пользуемся сейчас официально в медицине, то, что называется доказательной медициной, конечно же, должно пройти различные стадии доказательности. Сначала препараты проверяют на животных в лаборатории. Проверяют на нескольких стадиях, и в какой-то момент обязательно должны быть клинические исследования – исследования на людях. Только пройдя эти стадии препарат попадает в аптеку и считается доказанным. Мы не можем пройти стадию клинических исследований. Поэтому, если мы говорим о некоторых доказанных способах продления жизни, то эту стадию нужно проходить.

У нас всегда спрашивают: я никакого отношения к науке не имею, что же мне делать? Не могу я пойти в лабораторию искать какую-то молекулу, а очень хочется внести свой вклад и хочется жить подольше. Конечно, тот вклад, который может внести обычный человек, это поучаствовать в клиническом исследовании. Полезном, в первую очередь, именно для него. Поэтому это и вовлечение пациентов, это вовлечение комьюнити – аудитории. Это продвижение науки, потому что мы создаем достаточно большой объем новых знаний таким образом. Это подтверждение всего того неподтвержденного, что сейчас есть. Есть довольно большой пласт вещей с очень хорошим потенциалом, но не до конца еще известно, работает это или нет. В общем, это достаточно важная история.

Евгений Кустов:

Вы довольно молодая девушка, почему Вас это заинтересовало?

Анастасия Егорова:

Да, мне этот вопрос задают периодически. Знаете, вроде бы старение произойдет через сколько-то лет, хотя я уже сейчас вижу какие-то изменения, но это у меня профессиональное искажение, что называется. Я, конечно, очень мнительной стала. В целом, ощущение того, что тебе отпущено конкретное время, очень некомфортное, несмотря на то, что мне еще много лет предстоит прожить, жизнь довольно длинная. У нас все равно на какие-то важные участки жизни отпущены довольно короткие промежутки времени. Нужно в 16 лет принять решение, куда идти учиться, в 18 – это уже поздно.

Евгений Кустов:

Это уже наша психология, это социум, а если мы говорим про биологию?

Анастасия Егорова:

Успеть раньше родить детей, до какого-то времени, успеть выйти замуж до определенного времени. Вот это время все время довлеет на тебя. А потом, в жизни так много всего интересного: какие-то профессии, которые хочется попробовать, музыкальные инструменты, на которых хочется научиться играть, страны, которые хочется увидеть. Просто жизнь настолько прекрасна и удивительна, что ощущение времени, которое уходит сквозь пальцы, просто как песок, неправильно, некомфортно. И тут я с Мишей Батиным, президентом фонда, согласна, что смерь обесценивает любые достижения, которые ты успел при жизни сделать. Все становится бессмысленным.

Евгений Кустов:

Вы решили глобально заняться борьбой со старением, как с болезнью. Почему это болезнь?

Анастасия Егорова:

Старение происходит с нашим организмом на физиологическом уровне. Мы начинаем чаще болеть к старости. Даже статистически мы видим, что те болезни, от которых люди умирают чаще всего, это возраст зависимые заболевания – это онкология, сердечно-сосудистые заболевания, диабет первого, второго типа и так далее. Те заболевания, от которых ты с высокой вероятностью умрешь, зависимые от возраста. По всей видимости, у них есть какой-то общий механизм – это и есть старение.

Старение – это некая абстрактная штука. Что такое старение? Это седые волосы и сгорбленная спина? Нет, это довольно длинный список молекулярно-биологических процессов, которые происходят с организмом, и нужно все их изучать. Мы видим просто их проявления. На самом деле, есть общий механизм. Этим и занимается биология старения, медицина старения, она ищет общие механизмы, чтобы мы на них воздействовали. Таким образом, пытались воздействовать на весь этот комплекс болезней, которые нас ждут в старости.

Евгений Кустов:

Это же нормальный механизм. Природа нас выводит за рамки, потому что природе все равно на нас, как на сущность. Она смотрит на нас, как на вид. У нас есть просто процесс развития популяции. То есть отжил, потомство принес – все, до свидания, свободен. Это нормальный естественный механизм, зачем его ломать?

Анастасия Егорова:

Да, Вы совершенно правильно говорите, что довольно странное выражение «природа предусмотрела, природе так нужно». Природе ничего не нужно. Просто там скопление каких-то случайностей, которые с нами случились. Мы – это просто набор случайностей, который сложился за период эволюции. Эта случайность лучше всего выжила. Через несколько тысяч лет будет другая случайность, если мы, конечно, какими-то более сложными способами не будем эволюцию преодолевать. Природе ничего не нужно от нас, мы просто такими получились.

Есть еще такое искажение, такая лингвистическая ошибка, когда мы говорим, что это нормально, это естественно, мы из зоны того, что это было всегда, переходим в зону значит, так и должно быть. Но, например, в средневековье могли говорить: люди умирают от гриппа – это нормально. Ну да, нормально, все время умирают. Это же не значит, что мы должны с этим смириться. Мы должны что-то сделать с этим. Старение – это та же самая проблема. Всю свою историю человечество пытается продлить себе жизнь, достичь вечной молодости. Это все звучит, как полное безумие, шарлатанство, потому что у нас еще не получалось нисколько продвинуться в этом смысле. Но современная наука находится уже на том этапе, когда надежды есть.

Во-первых, мы стали дольше жить. Во-вторых, мы уже сейчас видим очень крутые находки в сфере генетики, то, что происходит на модели животных, на червях, на мухах, на мышках. Мы нашли некоторые генетические механизмы, которые связаны с долголетием и старением. А у нас очень много общего в генетике с этими животными, неспроста мы на них все изучаем. У нас с бананом очень много генов, не говорю уже о мышах. Роберт Шмуклер Рис сейчас является мировым чемпионом по продлению модели жизни на животных в 10 раз. Вы можете себе представить? Это значит, что Вы будете жить 800 лет, а не 80!

Но не так все просто с переносом из червей в людей. У нас червь вообще выглядит, как животное, которому что не сделай, все ему лучше становится. Такое несовершенное животное, видимо. Тем не менее, это очень интересно. Мышам продлили жизнь почти в 2 раза при помощи генной инженерии. Это то, что касается животных, которые созданы такими до рождения. И вот они родились уже с некоторыми изменениями в генетике. Конечно, нам с Вами нужно немножко по-другому влиять на нашу генетику. Это уже называется не генная инженерия, а генная терапия, когда Вы принимаете некие лекарства, там есть сложность доставки этого генного материала, встраивания его туда, куда нужно. Это целая отдельная история. Уже существует ЭфДиЭй – американский регулятор, один из основных по выпуску лекарств на рынке, в том числе по выпуску пищевых продуктов. Они уже одобрили несколько лекарств, которые находятся в практике. По-моему, два или три препарата генной терапии на территории России уже продаются и применяются. Они к старению пока не имеют отношения. Нет пока генной терапии старения в практике. Вы не можете этого нигде купить, к сожалению, не верьте, если Вам это кто-то продает. Но, тем не менее, это выглядит очень многообещающе.

Евгений Кустов:

Истории со всякого рода стволовыми клетками, с их – это шарлатанство или нет?

Анастасия Егорова:

Мы действительно понимаем их механизм. Это важная часть нашей биологии. Жалко, тут нет Дмитрия Веремеенко, нашего научного директора проекта. Он бы целую лекцию рассказал про стволовые клетки. Действительно, есть более дорогие услуги в этой сфере, но есть и способы воздействия на стволовые клетки более простые. Например, генная терапия, генная инженерия – это многообещающая штука, но пока ни я, ни Вы не можем ничего с собой сделать. Но есть вмешательства, которые уже сейчас доступны и которые могут внести ощутимый вклад в продолжительность жизни – это диеты. Ничего нового, но 10-15 лет можно себе прибавить.

Евгений Кустов:

Это для многих открытие.

Анастасия Егорова:

Диеты – это достаточно сильное вмешательство. Потом, что значит 10-15 лет? Это очень усредненный параметр, но если у Вас вдруг есть очень серьезная патология – сердечная, например, то для Вас диета может продлить жизнь и лет на 30, если Вы просто перестанете есть жареное, жирное.

Евгений Кустов:

Что подразумевается под диетой? Потому что нужно же понимать, люди диетами себя порой загоняют в гораздо худшее состояние.

Анастасия Егорова:

Этапы борьбы со старением – это ЗОЖ, спорт. Да, 10-15 лет, казалось бы, это никакое не радикальное продление жизни. Но продлив себе жизнь на 10-15 лет, Вы, таким образом, повышаете вероятность того, что доживаете до более серьезных терапий, той же самой генной терапии. И уже потом мы даем себе возможность дожить до более серьезной истории, когда мы, может быть, вообще остановим старение. Просто надо понимать, что это сложный процесс, мы не перешагнем эту пропасть за один шаг.

Евгений Кустов:

Как гласит русская народная поговорка: «Поживешь подольше, увидишь побольше».

Анастасия Егорова:

Именно, это наш девиз.

Евгений Кустов:

Давайте тогда немножко к практике. Есть ли понимание, какие диеты на что влияют и какая правильная диета? Есть ли универсальная диета?

Анастасия Егорова:

Кое-что науке уже известно, и даже были пилотные клинические исследования. Кстати, это довольно большая редкость – клинические исследования диет. Диеты – это, в основном, наблюдательные исследования. Так сложилось, мы просто наблюдали за группой средиземноморцев. И вот средиземноморская диета выглядит очень многообещающе. Да, действительно, она выглядит неплохо. Или есть окинавская диета, это округ в Японии. Окинавцы живут долго, наверное, у них какая-то хорошая диета. Есть диеты, имитирующие голодание, так называемое FMD, оно еще называется Fast Mimicking Diet. Вальтер Лонго в институте Южной Калифорнии разработал эту диету. Сначала он на дрожжах проводил эксперименты, потом на мышах. И даже провел несколько клинических исследований сначала на онкологических больных, потом на здоровых людях. И он увидел, что на здоровых людях эта диета тоже имеет свой результат. По косвенным маркерам мы можем наблюдать, что она продлевает жизнь. То есть она снижает инсулиноподобный фактор роста 1. И мы видим, что этот фактор очень тесно связан с продолжительностью жизни. Соответственно, она потенциально продлевает жизнь. Это то, что нам нужно.

Что это такое? Это периодическое голодание. Пять дней подряд Вы едите значительно меньше калорий, чем обычно, около 1800. И Вы практически полностью исключаете животный белок, питаетесь только небыстрыми углеводами. В идеале, это овощи и жиры, но не какие-то вредные жиры, взяли авокадо с помидорами, если совсем упрощенно говорить. Но он, конечно, разработал более сложную диету, по сути овощные салаты. Вы пять дней подряд едите эту еду, потом 25 дней Вы едите как обычно. Это один такой цикл. И если повторить так несколько циклов, то вроде как это продлевает жизнь.

Почему я говорю вроде как? Потому что исследования были на довольно маленькой группе. Там только 39 человек дожили до конца исследования. Там была не очень высокая комплаентность – это когда участник исследования соблюдает все правила, не срывается до конца. Маленькая группа, но это очень круто, что провел исследования. Мы просто должны их провести на большей группе, что мы, собственно, и пытаемся сделать.

Если вернуться к началу нашего разговора, вот этого Open Longevity, пациентской организации, которая инициирует исследования, это одно из первых исследований, которое мы хотим проверить. Мы хотим проверить несколько различных диет силами пациентов. Про вегетарианство много известно, хотя тут надо понимать, что вегетарианцам не хватает ряда витаминов, которые есть только в животной пище, например, витамин В12 – очень важная штука для старения мозга, и так далее. Есть ряд витаминов, которые нужно обязательно дополнять вегетарианцам. Так вот, все диеты выглядят очень многообещающе. Там есть молекулярные понятные механизмы, на которые они действуют, и какое отношение это имеет к старению – это тоже понятно. И люди, когда слушают про эти диеты, конечно, спрашивают: «ОК, это все прекрасно и интересно, я хочу скорее начать – есть или голодать, или имитировать голодание, или просто перейти на веганство. Что делать? Дайте мне меню».

Евгений Кустов:

Да, что делать?

Анастасия Егорова:

В принципе, меню доступно, оно есть у нас на сайтах и везде. Но мы немножечко людей притормаживаем, говорим: «Ребята, подождите чуть-чуть, мы сейчас должны составить протокол». Что это такое? Это такие общие правила: какие анализы Вы сдаете в начале, как Вы потом питаетесь, какие еще условия соблюдаете, сон, спорт, это тоже надо учитывать в этом случае. Потом Вы сдаете анализы еще раз. И делая одно и то же большой группой людей, что это? Это клинические исследования. Понятно, что за этим нужно следить, там соблюдается куча бумаг, это строго регламентированная деятельность. Это нужно зарегистрировать еще в ряде органов. Мы людей немножко притормаживаем. То есть они уже и так были готовы за еду платить, за анализы платить, сдавать. Есть потенциальные участники, они сами готовы платить. Отлично, давайте проведем это силами пациентов.

В чем тут еще заключается прекрасность? Клинические исследования проводятся обычно силами фармкомпаний. Вообще, клинические исследования – это очень дорого. Это стоит миллионы долларов. При этом только ряд клинических исследований приводит к положительному результату. Такие большие деньги вложить в такую рискованную историю может только очень богатая корпорация, как фармкомпания, что она и делает. Она рискует, но потом окупает свои расходы, потому что патентует препарат и зарабатывает на нем. А вот диету особо не запатентуешь. То есть ее нужно сделать очень сложной, многокомпонентной.

Евгений Кустов:

Диета привязывается к имени автора и потом монетизируется...

Анастасия Егорова:

Это лишние сложности. А вдруг эта диета будет состоять из двух ингредиентов: из морковки и капусты? Ну, кто это запатентует? А это полезно. И мы никогда этого не узнаем, потому что никто это не протестировал нормально. Поэтому мы и хотим провести это силами пациентов, потому что пациенты заинтересованы в результате: работает или нет. Мы, собственно, и будем этими знаниями в результате обладать. Не фармкомпания потом будет это патентовать, скрывать и зарабатывать. Мы поработали, деньги свои заплатили за анализы, за еду, помучились немножко на исследованиях, кто потом владелец результатов? Как-то не очень честно. Все-таки пациенты должны в результате обладать этими данными, что мы и хотим сделать.

Помимо диет, есть еще более интересная история. Есть ряд препаратов, давно известных науке, они давным-давно продаются в аптеках. Я сейчас никому не рекомендую пить, ни в коем случае, Вы все-таки консультируйтесь с врачом.

Евгений Кустов:

Аскорбиновая кислота?

Анастасия Егорова:

Аспирин входит в ряд геропротекторов. Известно более 250 препаратов: это ибупрофен, метформин – это первое лекарство в списке, если Вы болеете сахарным диабетом, то Вы, конечно, знаете этот препарат. Вам его, скорее всего, прописали, и таких препаратов очень много. Они давно известны, давно вышли из-под патента. Поэтому проводить клинические исследования для них по другому назначению – для продления жизни фармкомпании тоже не очень интересно. Как бы зачем? Тут же нужно дополнительные усилия прикладывать, чтобы потом что-то такое запатентовать. 

Например, Нир Барзилай – это известный ученый, медик из Америки. Он уже давно следит за метформином и даже получил в FDA разрешение на проведение клинического исследования метформина против старения. Вообще, это довольно уникальная история – старение пока официально не признано, как заболевание. И довольно сложно проводить клиническое исследование против того, что не является нозологией. Но ему это удалось, потому что в наблюдательных исследованиях метформин показывает совершенно удивительную историю. Там огромные наблюдательные исследования, миллион людей больных диабетом, принимавших метформин, в результате прожили дольше, чем здоровые люди, ничего не принимавшие.

Евгений Кустов:

Странно.

Анастасия Егорова:

Какой прекрасный побочный эффект. Одна только проблема: метформин очень дешево стоит и не интересен фармкомпании. Никому не интересно проводить эти дополнительные клинические исследования, кроме как нам, пациентам. Почему нужны именно клинические исследования? Казалось бы, вот только были исследования, они были наблюдательные. В чем проблема? Мы не видим, что делали при этом здоровые люди, то есть не было полного контроля. Возможно, они принимали другие препараты, может быть, они ничего не принимали и так далее. Нужен нормальный дизайн и нужно нормально посмотреть, что же все-таки со здоровыми людьми и больными диабетом. Будет ли здоровым людям продлевать метформин жизнь, как побочный эффект? Вот такое исследование нужно провести. Да, оно никому не интересно. Да, Нир Барзилай получил разрешение в FDA, уникальный случай, год назад это произошло. 65 миллионов ему нужно, чтобы провести исследование. Он нашел, год назад мы с ним виделись на конференции, 35 миллионов он тогда нашел. Я надеюсь, что я ошибаюсь, и он сейчас нашел все деньги. Но, наверное, я бы об этом услышала. Поэтому мы и хотим, чтобы пациенты вложились в эту историю, только им, в первую очередь, это интересно.

Евгений Кустов:

Когда мы говорим, что что-то не важно, диеты или препарат, из каких посылок мы исходим? Мыши, которые одинаково родились, мы можем на них экстраполировать данные. Но мы-то не мышки, а люди, которые что-то принимали. Как мы можем про них сказать, что они начали дольше жить? Нам не с чем сравнивать.

Анастасия Егорова:

Когда мы говорим об очень больших группах людей, когда уже тысячи людей и больше, то там уже довольно много накапливается людей старшего возраста, пожилого возраста. Мы видим ту самую смертность, которую видели на мышках. И тогда уже действительно видно, умирали люди раньше или нет.

Евгений Кустов:

Они при этом в таких же условиях? Та же самая Окинава и Псков.

Анастасия Егорова:

Какие там были исследования, одинаковые или нет, надо в каждом случае смотреть. Поэтому и нужны клинические исследования, чтобы соблюли одинаковые условия. В общем, для наблюдательных смотрят по смертности, смотрят по тому, когда начинаются возраст зависимые заболевания: раньше или позже. Мы все понимаем, что, скорее всего, мы все умрем от рака или от сердечно-сосудистых заболеваний. Конечно, нас интересует, они начнутся в 50 или в 80 лет.

Что касается списка геропротекторов, это 250 препаратов, продлевающих жизнь, они были показаны на лабораторных животных. Вот эта удобная наблюдаемая смертность. На людях не было проведено исследований, их нужно провести. А еще интереснее провести эти препараты в комбинациях, там вообще могут быть прекрасные аддитивные эффекты, а может быть, и нет.

Конечно, нам не очень удобно наблюдать за людьми 50 лет и смотреть, умирают они или нет. Я сама бы не хотела умереть во время клинического исследования, мне нужно дожить и как можно скорее увидеть эффект. У тебя просто сам ученый, который проводит исследования, не увидит результат. Поэтому мы составили диагностическую панель – это список анализов, которые косвенно говорят о том, что происходит с организмом с точки зрения биологии старения. Вы сдаете анализы, и они говорят о том, что происходит с Вашим организмом, с риском заболеть определенными возраст зависимыми заболеваниями. Мы хотим эту диагностическую панель ввести в клиническую практику, не просто делать чек-апы периодически, не просто проходить диспансеризацию, а внедрять превентивную медицину именно с точки зрения старения. И нам кажется, что эта диагностическая панель подойдет и для клинических исследований в том числе. То есть за довольно короткий промежуток времени мы увидим, действует препарат или нет, продлевает он жизнь или нет.

Более того, есть известный ряд молекулярных путей, воздействуя на которые мы можем с высокой долей вероятности утверждать, что мы воздействуем и на старение тоже. Есть известный путь, так называемый молекулярный mТOR, это мишень воздействия рапамицина. В общем, это довольно сложный каскад молекулярных путей, если открыть книжку по молекулярной биологии, просто несколько листов занимает в этой книге. Если упрощенно: мы голодаем – его выключаем, едим – включаем. Воздействуя на этот молекулярный путь, мы понимаем, что воздействуем на старение. Это довольно важная история, которую мы можем косвенно наблюдать в людях. Вот эта диагностическая история, какие анализы сдавать, чтобы клинические исследования понять побыстрее, что происходит с человеком – это очень актуальная задача, одна из основных задач сейчас в биологии старения. Мы уже на пороге волны клинических исследований.

Евгений Кустов:

Какая там должна быть выборка людей?

Анастасия Егорова:

Выборка зависит от дизайна исследования. Это всегда уникальная история. В целом, Вальтер Лонго проводил, в диетах у него было по 100 человек в начале.

Евгений Кустов:

Сто человек – это довольно мало?

Анастасия Егорова:

Это довольно мало, особенно когда мы говорим о диетах. Это прекрасно, когда это пилотное исследование. Вообще, для диет нужны тысячи людей. И, мне кажется, мы их наберем, потому что мы видим довольно большое комьюнити вокруг нас: это соцсети, это наши читатели, это люди, которые ездят в школы. Желающих, мне кажется, мы наберем. Плюс, диета – не страшная вещь, тем более, она еще и не очень рисковая. Немножечко поменьше калорий едите или на вегетарианство переходите, кто-то так всегда питается. Поэтому тут мы много людей соберем без проблем.

Дизайн клинического исследования неспроста разрабатывают довольно долго, это делают ученые, это делают компании. Это большая рутинная работа, и она уникальная: дизайн исследования, протокол прорабатывают каждый раз. И сколько людей нужно под каждое исследование нужно смотреть в каждом конкретном случае. Я даже разброс цен клинического исследования не могу сказать, потому что он огромный.

Евгений Кустов:

Пост связан с этим каким-то образом? Предки понимали, что поменьше поешь – поживешь подольше?

Анастасия Егорова:

Довольно сложно сказать, почему так получилось. Скорее всего, так просто исторически сложилось, что не было еды, и они не ели.

Евгений Кустов:

Я тоже так считаю.

Анастасия Егорова:

Конечно, когда ты себе дополнительно объясняешь, почему ты не просто так страдаешь, а для чего-то, оно попроще, что и говорить. Это довольно интересная штука – наблюдать за религиозными группами, потому что просто так исторически сложилось, что они тот или иной пост соблюдают иногда. Пост, по сути, довольно близок к этому правильному голоданию. Но там очень длительный период, надо понимать, что очень долго моришь себя голодом. Вообще, оздоровительный эффект от снижения калорий или голодания возникает не в тот момент, когда Вы перестаете есть, хотя это тоже важная история, но и когда Вы потом начинаете есть, не объедаясь пончиками и сладким, нормально есть: авокадо с помидорами. То же самое, только в нормальном количестве. Вот этот восстановительный период важен. Поэтому то, что у нас очень длительные промежутки поста, я сейчас не возьмусь сказать, это хорошо или нет. По большому счету, пост проверить в клиническом исследовании тоже можно было бы в какой-то момент. Если мы наберем большую религиозную группу, которая хочет с точки зрения науки проверить пост, отлично, давайте это сделаем, почему нет?

Евгений Кустов:

Сейчас в Калифорнии тема голодания, причем жесткого голодания, это называется биохакинг. Таблетки, мониторинг реакций организма и так далее. Вот это сейчас там довольно популярно, этим многие занимаются. Есть какое-то понимание, насколько это не просто мода?

Анастасия Егорова:

Я думаю, что биохакинг – это просто будущее медицины. Это то, что должно происходить с каждым человеком. Что это такое? Это некое осознанное изменение свойств своего организма. Вы ставите для себя задачу что-то с собой сделать, и Вы с умом к этому подходите. Серж Фаге – такой нашумевший персонаж в сфере биохакинга, может, и ввел моду на этот термин.

Что он делает? Он, на самом деле, проанализировал кучу научной литературы. Причем он делает это не сам, у него в штате есть врачи и научные аналитики. Это не просто рискованные эксперименты над собой, врачи за ним строго следят. Помимо того, что у него научный подход, он постоянно измеряет свои параметры. Мы сами, когда идем к врачу и на что-то жалуемся, так и делаем. По сути, медицина так и устроена. Другой вопрос, насколько ответственно мы подходим к этому процессу. Мы можем и второй раз не прийти и не сдать потом анализы, а это очень важно: посмотреть, сработало или нет.

Когда Вы покупаете витамины в аптеке, надо понимать, что это довольно бесполезная история, у каждого некий индивидуальный профиль. Конечно же, покупая витамины, Вы должны сдать анализы до, попринимать витамины и сдать анализы после и посмотреть – эта форма вообще для вас биодотупна? Она у Вас где-то усвоилась? Вы можете сколько угодно денег тратить на этот витамин, а он у Вас вообще нигде не встроился, а зачем? Может быть, у Вас и не было недостатка этого витамина, может быть, был избыток.

С витамином Д3, например. Если мы выглянем в окно, там все довольно печально, серо, солнца нет. Даже этим летом у многих был недостаток витамина Д. Но с витамином Д такая история, что его нельзя повышать до бесконечности. Там есть У-образная зависимость: его не должно быть слишком мало, его не должно быть слишком много. Если Вы только-только приехали из отпуска, у Вас, скорее всего, все хорошо с витамином Д, или Вы живете в жаркой солнечной стране, Вам нельзя его повышать, нельзя пить витамин Д, нельзя выше нормы его повышать. И нужно следить так за всеми своими параметрами.

Витамин В12 – очень важная штука, нужно смотреть, сколько его в организме и корректировать его количество, особенно, если Вы вегетарианец. Нужно следить за собой, особенно с определенного возраста. Если я сдам нашу диагностическую панель, скорее всего, она ничего суперинтересного не покажет. Хотя некоторые параметры, которые в ней есть, относятся к тому, что мы называем депрессией. Она тоже у нас обусловлена молекулярно-биологическими механизмами, ничего магического нет. Что-то где-то не хватает, что-то до чего-то не доходит. Может быть, того же витамина В12 не хватает, надо просто его проколоть или попить в виде таблеток.

Евгений Кустов:

То есть мы постепенно идем к тому, что под каждого человека будет создан молекулярный профиль. И каждый человек должен понимать, на что он должен точно воздействовать с помощью каких-то вещей, будь то здоровый образ жизни, препараты.

Анастасия Егорова:

 Мы называем это интервенцией, вмешательство в организм: спорт ли это или генная терапия, то, чего не было, а Вы в себе меняете.

Евгений Кустов:

Как Вы это прогнозируете? И прогнозируете ли Вы в принципе? Через сколько должно случиться масштабно?

Анастасия Егорова:

Я хочу, чтобы поскорее.

Евгений Кустов:

Это понятно, что хочется, это же зависит от множества факторов.

Анастасия Егорова:

Это зависит, в том числе, от платежеспособности населения или, может быть, нашей страховой системы. Мы видим, что генотипирование очень сильно подешевело за последние несколько лет. Возможно, все те анализы, которые мы сейчас предлагаем сдавать людям, тоже подешевеют. Но мы сейчас говорим об очень простой, очень ясной нам медицине и биологии, а возможно, лет через 5-10 начнутся такие невероятные изменения. Появится полномасштабный искусственный интеллект, сингулярность, мы сольемся с ними, и разговор о сдаче анализов пойдет в совершенно другой плоскости. Может быть, это все тоже удешевит. Анализ больших данных тоже даст больше информации, понимания, что нам делать со своим организмом, что прописывать.

Евгений Кустов:

Спасибо, что были с нами, в гостях была Анастасия Егорова – вице-президент фонда «Наука за продление жизни». С вами был ведущий Евгений Кустов, увидимся через неделю.