Екатерина Осипенко:

«Школа здорового голоса Екатерины Осипенко» снова с вами. Сегодня в гостях у меня очень интересный человек, Елена Бердникович – специалист, логопед, руководитель психолого-логопедической группы, кандидат педагогических наук и старший научный сотрудник Федерального Научного центра неврологии, который многим жителям Российской Федерации и Москвы известен как НИИ неврологии РАМН.

Елена Семеновна, сегодня мы с вами поговорим на весьма интересную тему, которая, думаю, заинтересует многих, чьи родственники или кто сам перенес когда-либо проблемы с мозговым кровообращением, может быть, переносил нейрореанимацию.

Елену Семеновна, вы являетесь одним из ведущих специалистов в нашей стране по восстановлению речи, голоса у пациентов, которые перенесли, наверное, и инсульт. Это так?

Елена Бердникович:

Это так. Конечно, я готова ответить на все вопросы и просветить максимально по проблеме восстановления речи, голоса и нарушения дыхания у больных, перенесших инсульт и различные сосудистые патологии.

Екатерина Осипенко:

Скажите, пожалуйста, какой спектр патологий, которые могут привести к потере речи или к нарушению речи в рамках острого расстройства? Давайте, начнем с острых.

Елена Бердникович:

Соотношение будет следующим. Почти 40% больных от общего количества, перенесших острый инсульт, – это больные с афазией, системным нарушением речи. Под афазией мы подразумеваем частичную или полную утрату речи. Прежде всего, это нарушение коммуникативной функции, которое выключает, практически, пациента из обычной повседневной жизни, из профессиональной жизни. Задача логопеда – прежде всего, не только восстановить речь, но и вернуть его в привычный образ жизни и, конечно, в профессию.

Екатерина Осипенко:

Мне представляется, что это весьма серьезный вопрос, поскольку утрата речи, прежде всего, речи, наверное, очень больно ударяет по психологическому состоянию самого пациента, особенно, если он нес достаточно серьезную профессиональную нагрузку, особенно, если человек занимался публичностью. Но, если это учитель, если это человек в расцвете сил, не говоря уже об артистах, то, наверное, каждый из подобных пациентов испытывает совершенно большой стресс, связанный именно с потерей речи.

Елена Бердникович:

Несомненно, конечно, Екатерина Владимировна. Учитывая тот фактор, что инсульт помолодел, и помолодел значительно, мы работаем с самым продуктивным населением нашей страны. Наш центр неврологии принимает пациентов с 17,5 лет. Хотя, мы знаем, что и дети имеют инсульты. Мы консультируем по необходимости в различных других центрах таких малышей. Но, если у детей это, как правило, последствия травмы (черепно-мозговой травмы, открытой, закрытой), то у взрослых это, как правило, острое нарушение мозгового кровообращения, которое приводит к потере речи. Поэтому, когда больной сталкивается с тем, что вчера он еще работал, а сегодня он не может говорить, он может быть парализован, частично или полностью, и он не может высказать свою мысль, не может обратиться за помощью, попросить таблетку, не может объяснить, где у него болит какой-то орган, то, конечно, это, прежде всего, растерянность и шок со стороны такого пациента. Как правило, логопед единственный специалист, который является проводником между родственниками и больным, даже между врачом и пациентом, чтобы объяснить, вообще, что его беспокоит. Логопед понимает этого больного.

Екатерина Осипенко:

Логопед обладает тем набором знаний, которые необходимы для того, чтобы осуществлять коммуникацию в этом периоде времени.

Елена Бердникович:

Совершенно верно. Логопед является неким связующим звеном – проводником, катализатором, чтобы объяснить: что болит, как болит, что он не может сказать и, соответственно, какие предпринять следующие меры, чтобы разработать правильную программу восстановления речевой функции. Как раз здесь нужно попросить родственников больных не обижаться на логопедов. Больной может охотнее общаться со специалистом, но менее охотно общаться с родственниками, потому что он видит, что это единственный человек, который, действительно, его понимает с полувзгляда. Нужно набраться терпения и довериться специалисту, который потом будет инструктировать.

Екатерина Осипенко:

Такие случаи бывают?

Елена Бердникович:

Такие случаи бывают. Мы работаем не только с самим больным, но и, скажем так, с целым составом семьи. Часто это не только мама, папа, жена и дети, это и дальние родственники. Тут наша задача – максимально оградить нашего пациента от острого желания пообщаться со всеми. Когда родственники слышат специалиста, который работает, конечно, в содружестве с неврологом, то мы добиваемся очень высоких результатов. Так что, родственники больных – это 50% нашего успеха и эффективность нашей работы.

Екатерина Осипенко:

Не просто так вы руководитель именно психолого-логопедической группы. Здесь слово психолога имеет огромнейшее значение. Скажите, в штате у вас есть отдельные психологи? Или на первом этапе логопед оказывает психологическую коррекцию?

Елена Бердникович:

У нас, Екатерина Владимировна, очень грамотная профессиональная команда психолого-логопедической группы. В ее состав входят два нейропсихолога и четыре логопеда, включая меня, которые обладают всеми методами как диагностики, так и программами восстановления для каждого отдельного диагноза в зависимости от симптомов больного. Нейропсихолог является также одной из ключевых фигур в составе нейрореабилитации. Логопед – это, прежде всего, педагог в стенах учреждения медицинского профиля, а нейропсихолог – это специалист, который действительно знает все современные шкалы, международные шкалы, может применить ту или иную диагностику, чтобы уточнить не только место локализации очага поражения, но и просветить логопеда в том числе, на что направить свои основные силы для достижения как можно большего восстановления пациента в период пребывания его в стенах стационара.

Екатерина Осипенко:

То есть, с одной стороны, вы помогаете психологу общаться, а психолог вам помогает выбрать путь дальнейшего проведения педагогической коррекции.

Скажите, пожалуйста, когда человек, попавший с инсультом в нейрореанимацию, начинает работать с психологом и с логопедом?

Елена Бердникович:

Попав в отделение реанимации, как правило, логопед сам не приходит – он ждет заявки, разрешения невролога, лечащего врача. Как правило, приходят вместе. Отдельная заявка на нейропсихолога и отдельно на логопеда, в зависимости от остроты нарушения. Логопед приходит, как правило, на первый, второй день после инсульта, в любом случае, никак не позже недели пребывания больного в стационаре. Чем быстрее придет специалист и поставит правильно диагноз, я подчеркиваю, вместе с неврологом и нейропсихологом, тем быстрее мы приступим к восстановлению речи. Первые занятия длятся от 5 до 15 минут, не более. Наш принцип – не навредить. Лучше сделать два шага назад сегодня и завтра форсировать ситуацию, чтобы больной поверил в себя. Логопед – это, ведь, очень тонкий специалист, микст профессии. Это нейролингвист, это психолог, это, собственно, речевой специалист, который должен, взглянув с одного раза на больного, приняв его сердцем, скажем так, моментально объяснить больному, что именно сегодня уже начинается реабилитация. С первого взгляда, с первого обследования. В зависимости от того, как примет специалиста пациент, так и пойдет наша реабилитация. Только логопед имеет право выносить окончательное речевое заключение. Речевое. Только логопед имеет право разрабатывать вместе с неврологом программу восстановительной терапии.

Логопед – не только речевой специалист. Он и нейролингвист, психолог.

Екатерина Осипенко:

Которая уходит далеко за время госпитализации в нейрореанимации или последующей госпитализации в неврологическое отделение.

Елена Бердникович:

Да, совершенно верно, Екатерина Владимировна. Пребывание больных в сегодняшние дни ограничено определенными стандартами. Наше общение и восстановление больного не заканчивается с выпиской больного из стационара. Научный центр неврологии обладает такими возможностями. Мы можем позволить себе принимать больного амбулаторно, если он может к нам приехать. Мы находимся на постоянной связи с больными по электронной почте. Мы можем общаться по скайпу. Все возможности мы используем для того, чтобы отправить больному в электронном виде задания. Он сможет дома с помощью близких их распечатать и выполнять. Дистанционные занятия продолжаются.

Екатерина Осипенко:

Сколько времени пребывает пациент, в среднем, по стандартам.

Елена Бердникович:

По стандартам сейчас от двух до трех недель, от 14 до 21 дня. Как вы понимаете, логопед, как педагог, обязан за эти сроки действительно дать динамику восстановления речевой функции, что бывает очень непросто. На каждого пациента выделяется до 45 минут ежедневно. Нагрузку и дозировку устанавливает логопед. Мы всегда оставляем задания нашим пациентам с тем, чтобы родственники во второй половине дня смогли отработать то, что мы заложили впервой половине дня. Это очень важная составляющая нашего совместного успеха. Больные очень охотно выполняют задания, очень ждут прихода логопеда, очень мотивированы, мы не можем не оправдать их надежд, поэтому готовимся всегда очень тщательно. Здесь я хочу сказать, что наши занятия не ограничиваются только, собственно, артикуляционной гимнастикой. Мы выполняем голосовые упражнения. Мы подбираем упражнения на заднюю стенку глотки, на активизацию мягкого неба, на нарушение и на восстановление чтения и письма как функций. При необходимости мы проводим мануальный и зондовый артикуляционный массаж. Еще к услугам логопеда и к услугам наших дорогих пациентов инструментальная, аппаратная стимуляция. Это приборы, которые помогают восстанавливать глотание и произношение, прежде всего.

Екатерина Осипенко:

Да, потому что не только утрата речи, это еще и дисфагия, невозможность глотания для наших пациентов. Это целый комплекс, который мешает жить человеку полноценно. Может быть, первоначально не все сразу становится понятным, но потом этот снежный ком надо будет постепенно образом раскручивать. Здесь огромная работа. Фактически, получается, что? Мы понимаем, что пациенту достаточно проблематично и 45 минут отработать. Но таков объем работ, который необходимо ежедневно выполнить. Конечно, их должно быть больше по времени, скорее всего.

Елена Бердникович:

Да. Но мы ограничены возможностями пациента в остром периоде инсульта. Мы должны учитывать его истощаемость, утомляемость, мотивацию. Поэтому задача логопеда – прежде всего, расположить больного к себе, обязательно войти к нему в доверие, независимо, каков этот больной был до заболевания, какой был у него преморбид и какой психотип этого человека. Задача специалиста – любому пациенту оказывать правильную, квалифицированную помощь. Логопед должен быть очень высокопрофессиональным, мастером своего дела. Он должен много читать, он должен ходить в театры. Потому что наши больные никогда не будут заниматься со специалистом, который не будет с ним на одной волне, не будет высокого уровня интеллекта и не найдет нужные точки соприкосновения. Больной должен восстанавливаться на значимом для него эмоциональном фоне.

Екатерина Осипенко:

У наших пациентов совершенно разный значимый эмоциональный фон. Но всё, что вы сейчас сказали, говорит о том, что логопед, как педагог, как преподаватель должен быть высоко культурный, прежде всего, человек. Это должен быть представитель интеллигенции. Хотелось бы, конечно, в это верить. Не всегда, мы понимаем прекрасно, мы можем говорить именно об интеллигентности специалистов, но, во всяком случае, об их профессиональности. Конечно, сейчас в логопедическом сообществе достаточно большое число специалистов. Мы видим сайты, которые предлагают услуги логопедов. Наверное, так и надо, помощь должна быть доступна, прежде всего, дефектологическая помощь. Это и помощь маленьким деткам для постановки звуков в первые годы жизни. Конечно, всё, что вы сейчас сказали об уровне, и человеческом уровне, и личностном уровне логопеда, безусловно, должно относиться ко всему логопедическому сообществу.

Какие заболевания? Это же не только инсульт. Какие заболевания обслуживаются в нейрореанимации?

Елена Бердникович:

Логопеды нашего Научного центра неврологии участвуют во всех отделениях, принимают участие по восстановлению речи от реанимации до сосудистых неврологических отделений. Это значит, что мы обследуем и обслуживаем, восстанавливаем людей с нейродегенеративными нарушениями. Это больные с болезнью, например, Вильсона-Коновалова, больные с болезнью Паркинсона, больные после нейрохирургических операций различного генеза. Это больные, испытывающие нарушения глотания или произношения, не связанные с сосудистыми нарушениями головного мозга. Таких больных у нас стало прибавляться.

Екатерина Осипенко:

Нарушения глотания не связаны с опухолями, я правильно понимаю?

Елена Бердникович:

Ни в коем случае. Нарушения голоса и общей моторики никак клинически не связаны с неврологическими проявлениями. Мы стали получать пациентов, которые приходят, прежде всего, к логопеду, начинают странным образом говорить, но методы нейровизуализации (МРТ, КТ) не подтверждают наличия никаких очагов в течение одного, двух, а то, бывает, и трех лет. Поэтому здесь еще более возрастает роль логопеда. Ухо логопеда должно быть очень тонко фонематически настроено, чтобы понять зарождающееся речевое нарушение и пояснить неврологу, который потом будет вести и наблюдать этого пациента, что же мы видим при отсутствии клинических симптомов. Услышать первые признаки и жалобы больного: почему и как ему кажется, что он плохо говорит? Кто обратил на это внимание – близкие, сотрудники по работе? Потому что это отдельная группа больных, которые очень нуждаются в нашей поддержке, и мы не можем оставить их без внимания.

Екатерина Осипенко:

Получается, сам человек ощущает, что с ним все хорошо, но вдруг он начал ощущать невнятность в речи, или сложность при глотании, или сложность при голосоведении. Или кто-то ему говорит со стороны: «Что-то у тебя не так», или «Что-то тебя не очень хорошо слышно». Это разные люди, и это не связано со слухом тех людей, которые с ним общаются. Тогда нужно это принять во внимание и прийти на консультацию или к логопеду, который специализируется, такому, как вы, или невропатологу. Может быть, не к общему невропатологу.

Елена Бердникович:

Поэтому мы приглашаем в свой центр. Мы обладаем достаточными знаниями, чтобы услышать, понять, почувствовать и максимально стимулировать потом зоны мозга в таком режиме.

Екатерина Осипенко:

В этой ситуации как называется правильно специализированный логопед? Не «нейрологопед», а как?

Елена Бердникович:

Этот логопед-афазиолог. Но мы по-прежнему, все-таки, логопеды. Человек, понимающий в нарушении, в сосудистых нарушениях.

Екатерина Осипенко:

Это не выделено в отдельную специальность?

Елена Бердникович:

Нет, не выделено.

Екатерина Осипенко:

Это выделено у вас, наверное, внутри вашего центра, института?

Елена Бердникович:

Я бы так не сказала, Екатерина Владимировна. У нас вправе работать специалист с высшим образованием, у которого в дипломе написано «логопед». Но специфика нашего центра такова, что у нас все работают с приставкой «нейро-»: нейроофтальмолог, нейроотоларинголог, невролог, соответственно. Поэтому логопед в ключе афазиологии – человек, который понимает нарушение мозгового кровообращения и будет полезен в этом пациентам.

Екатерина Осипенко:

Сколько вашему институту лет?

Елена Бердникович:

Наш институт существует с 1946 года. Начинался он сразу после войны, с больных, с которыми работал А.Лурия, и контуженных больных, прежде всего, которые испытывали речевые трудности. Мы наследуем традиции, которые были заложены с 1946 года. Мы разрослись до крупного центра и счастливы там находиться, потому что к услугам логопеда и пациентов все современные методы исследования и возможности восстановления. Мы знаем не только родственников наших больных, мы знаем их детей, внуков, и мы рады, что мы можем отслеживать динамически как больных с генетическими нарушениями (это ведение больных десятилетиями), так и принимать их амбулаторно из самых разных и дальних точек нашей страны.

Екатерина Осипенко:

Генетические заболевания могут выражаться в нарушениях речи?

Елена Бердникович:

Екатерина Владимировна, Вы сейчас задали острый вопрос. Раньше логопед центра неврологии обслуживал все отделения, это позволялось медицинскими стандартами. Теперь логопед, практически, не имеет права обслуживать больных, например, отделения нейрогенетики. Это связано не с нашим центром – это связано со стандартами, которые спускаются сверху.

Екатерина Осипенко:

С директивами обязательного медицинского страхования?

Елена Бердникович:

Да, совершенно верно. Это укладывается в страховой пакет. Видимо, логопед там не рассматривается как нужный специалист. Но, поверьте, настолько обширная группа пациентов, у которых есть очень выраженные дизартрии, у них дисфонии, они нуждаются в массаже языка и речевой мускулатуры. Мы не можем их оставить без внимания и стараемся быть им максимально полезными. Это больные, которых мы очень много лет вели. Мы нужны этим людям.

Екатерина Осипенко:

Я так понимаю, что пациенты знают, информированы о том, что им нужна нейрологопедическая помощь, но она укладывается уже в платные медицинские услуги?

Елена Бердникович:

В платные, оказание платных услуг. Но, зная, что таким больным даже физически тяжело к нам доехать, мы стараемся разработать программу восстановительной речевой терапии и при малейшем их появлении в нашем центре, даже раз в год, напечатать, дать в руки и дистанционно с ними быть на связи. Таким образом осуществляется коррекция глотания и звукопроизношения и, вообще, в целом, восстановление речи. Это проблема. Я хочу сказать, это даже кадровая проблема. Работать в таких отделениях очень непросто психологически и энергетически. Очень высокое выгорание специалистов. Это люди, которые, действительно, нужны и которых нужно правильно учить. Современный логопед должен обладать знаниями основ нейрогенетики, основ невропатологии и анатомии органов слуха и речи и т.д. Целый спектр наук, которым должен владеть логопед. Конечно, это знание иностранных языков. Он должен читать литературу, чтобы быть на высоте, в тренде, делиться знаниями с коллегами из разных стран. Это очень важный уровень профессионального роста.

Екатерина Осипенко:

Как быть с кадрами в этой ситуации? Может быть, кто-то из логопедов и захотел бы работать на подобном уровне, но работ с подобного плана пациентами, все-таки, не так много.

Елена Бердникович:

Совершенно верно. Более того, мы считаем, что мы единственные в этом плане. Как быть – вы спрашиваете?

Екатерина Осипенко:

Как быть тем логопедам, к которым вернутся? Пациенты разъедутся по своим городам и весям встретятся со своим логопедом, а логопед не обладает этими знаниями. Не потому что он плохой, а потому, что они ему не совсем доступны. Чтобы работать на этом уровне, надо иметь определенную структуру и у себя в области, в городе. Это же не только проблема самого логопеда и его знаний.

Елена Бердникович:

Конечно. Что сейчас делается в этом направлении? Наш Научный центр является очень перспективной площадкой как для фундаментальных, так и поисковых исследований. Мы тесно сотрудничаем с педагогическими ВУЗами. Это дефектологические факультеты, которые по договоренности с Центром неврологии присылают своих студентов, они проходят у нас практику. Они учатся общаться с такими больными. Это очень важно, потому что, если сейчас не объяснить молодому логопеду, как нужно работать, то потом это будет очень проблематично и, главное, пострадают пациенты. Поэтому те институты, которые присылают своих студентов, на порядок выше при выпускных экзаменах. Мы видим это, потому что я тоже принимаю участие на выпускном экзамене. Видно, насколько вырос этот логопед, дефектолог, который побывал у нас на практике.

Что касается областных регионов, как вы говорите, – здесь тяжелее ситуация. Те специалисты, кто может доехать в центр неврологии и обучиться, доезжают. Мы всегда открыты к общению. Наверное, нужно рассматривать новые методы. Может быть, введение программных курсов обучения. Это, действительно, проблема – проблема обучения специалистов. Но она решаема. О ней нужно думать и что-то предпринимать в этом направлении.

Екатерина Осипенко:

Прежде всего, врачебному сообществу, потому что первоначально логопед идет за врачом. Организаторам здравоохранения в рамках мероприятий по оказанию острой неврологической помощи оказываются на местах нужно задумываться и над вопросами кадрового обеспечения. Это сложно. Мы так же мучаемся с фонопедами.

Елена Бердникович:

Мы надеемся, что про нас не забудут и вспомнят, когда поймут, что и к больному с заболеванием, например, Вильсона-Коновалова должен прийти логопед. Это очень важно. Это не должно лишать пациента веры в себя, не должно лишать его оптимизма. Поэтому, мы надеемся на какие-то изменения.

Логопед – неотъемлемая фигура в системе реабилитации больных с нарушениями мозгового кровообращения.

Екатерина Осипенко:

Вы работаете с Союзом реабилитологов России, вновь созданным, где логопеды также принимают большое участие?

Елена Бердникович:

Мы следим за нормативной базой, за методическими рекомендациями, мы присутствуем на всех ведущих конгрессах. Конечно, мы очень нуждаемся в разработках и, вообще, в привлечении внимания к персоне логопеда, если можно так сказать, в системе реабилитации. Это общая проблема.

Екатерина Осипенко:

Проблема логопедии в реабилитации, нейрореабилитации, нейрологопедии, фонопедии, когда пациенты, может быть, и ятрогенно потеряли голос, или переносили еще какие-либо заболевания. Опять-таки, сурдопедагогика – также проблема реабилитации. Все это не входит в ОМС, оплачивается исключительно из кошелька самого пациента. Поэтому здесь необходимо, наверное, теснее и дружнее общаться всем специалистам, которые работают с речью и голосом в разных медицинских структурах и направлениях. Это отоларингология, сурдология, то есть, смежно, и, конечно, неврология. Я не знаю, где-то еще используется логопедия так же широко, как и у нас?

Елена Бердникович:

Я думаю, что мы в единичном варианте в этом плане, да.

Екатерина Осипенко:

Отоларингология и неврология, прежде всего. У наших пациентов есть такая возможность. Я говорю «наших», я в данной ситуации не ошиблась, потому что, подчас, это наши общие пациенты – пациенты с дисфагией, пациенты с парезами гортани, в том числе, центрального генеза. Они могут попасть на консультацию фониатра, прежде всего. В данной ситуации фониатр будет тем самым проводником, который направит уже на консультацию к невропатологу, чтобы исключить центральное происхождение паралитического состояния гортани. Это тоже серьезный вопрос.

Мы сейчас перечислили и заболевания генетического происхождения, и заболевания, связанные с острым нарушением мозгового кровообращения. Что еще может способствовать нарушению речи?

Елена Бердникович:

Нарушению речи может способствовать любая стрессовая ситуация, как ни странно. Когда мы с вами говорили о том, что появляются пациенты, которые испытывают проблему с речью, первый симптом, который они перечисляют, называют нам, озвучивают: «Я немного понервничал». Стресс является пусковым звеном для дальнейшего нарушения речи, которое потом может проявиться в лобно-височной деменции, в альцгеймероподобном состоянии и тому подобном. Нарушения речи, действительно, имеют очень разную картину, очень разную, и многообразие речевых нарушений. Но, поскольку к нам в центр неврологии поступают пациенты, прежде всего, сосудистого характера, то мы, конечно, говорим об афазиях и дизартриях.

Что касается нарушения речи, то, Екатерина Владимировна, здесь мы сейчас с вами говорили, в основном, об экспрессивной форме речи – об устной речи. Мы даже не затрагивали с вами апраксии орально-артикуляционного характера. Апраксия – это нарушение выполнения произвольных движений. Например, пациент может, в любой момент сплюнуть крошечку, которая появилась у него на нижней губе или на языке, но не может сделать это упражнение по заданию специалиста. Он не может надуть щеки, не может сделать ряд артикуляционных проб. Но в непроизвольной деятельности он с этим легко справляется. Это одно из достаточно тяжелых нарушений, когда мы говорим об апраксиях, которые с трудом преодолеваются. Группа моторных афазий всегда сопровождается орально-артикуляционной апраксией.

Что касается нарушения письменной речи, то здесь, действительно, тоже огромный спектр нарушений. У нас есть больные, которые не признают, что у них есть нарушения письменной речи и продолжают работать, а близкие утверждают: «Нет, он неправильно пишет СМС, он неправильно расписывается и т.д.». Когда мы говорим о нарушении речи – это, действительно, огромный пласт. Сюда входят трудности: больной не может вспомнить слово, он не может вспомнить фотографию близкого человека, назвать числительные, огромный спектр проявлений. Восстановление речи – действительно, очень трудоемкая работа, поэтому нужно правильно поставить диагноз, что первично, какое речевое заключение вынесет специалист. Оттуда уже прогнозировать программу восстановления.

Екатерина Осипенко:

Очень интересно слышать не логопедам: «письменная речь». Ведь это, действительно, речь. Фактически, запись всего, что ты проговариваешь внутри себя, некоторые, может быть, проговаривают вслух.

Елена Бердникович:

Да. У нас есть такой прием: мы просим своего пациента зажать кончик язычка и в этот момент писать под диктовку. Мы лишаем его возможности проговаривания. Но, ведь всем известно, что, даже когда мы молчим, гортань совершает синхронные движения, но язык не участвует в этой работе. Здесь начинаются очень яркие письменные нарушения: выпадения букв, замена слогов и т.д. Тогда мы видим, что, действительно, при красивой экспрессивной речи, при доступности диалогов больной испытывает более значимые трудности. Письменная речь – это истинное состояние речи пациента.

Письменная речь – это истинное состояние речи пациента.

Екатерина Осипенко:

Получается, чтобы оценить здорового человека, его уровень не знаний, но культуры, может быть, духовного развития (я сейчас не о религиозных аспектах говорю), то необходимо посмотреть, как он пишет. Каков слог этого человека.

Елена Бердникович:

Каков слог человека, его графомоторные возможности. Здесь, Екатерина Владимировна, вы тоже затронули целый спектр вопросов, но я позволю себе сделать ремарку. Когда мы работаем с пациентом – мы к процессу подходим абсолютно персонифицировано. Если он летчик – мы будем давать близкую терминологию: мы будем смотреть, из чего состоит Boeing и т.д. Понятно, что необъятное охватить невозможно. Если он океанограф – мы будем быстро восстанавливать. Абсолютно персонифицированный подход, и отсюда тоже проблемы, потому что мы не можем дать одинаковый иллюстративный материал как человеку, например, с выраженными математическими способностями, так и человеку, например, в сфере вокала. Перед логопедом стоит вопрос подбора материала.

Екатерина Осипенко:

Кстати, и тот и другой может никогда не заниматься написанием никаких текстов. Вообще, письмо сейчас практически ушло из жизни, мы даже открытки к Новому Году не подписываем. Этот навык, по всей вероятности, уже утерян. Если только речь не идет о научных работниках, коими мы с вами являемся, но даже мы с вами, фактически, постоянно работаем с компьютером. Это уже другая моторика и письмо теряется.

Елена Бердникович:

Я хочу сказать, что никто не должен потерять этот навык. Мы всех пациентов заставляем, очень убеждаем их именно писать. Писать. Конечно, в компьютере есть корректор, корректирующая программа, и подбор слога, и автозамены. Конечно, есть такие программы, но мы стараемся воздействовать на высшие психические функции, поэтому письмо здесь очень важно. Мы ни в коем случае не отказываемся от ручки и карандаша. Если парализована правая рука – мы вкладываем их в левую руку. Всё за специалистом и за возможностью сотрудничества и восстановления. Письмо – очень важный навык, и компьютер здесь нам не помощник.

Екатерина Осипенко:

Как интересно! Чтобы восстановить речь человека, необходимо дать ему возможность писать. Я думаю, что и наоборот. Безусловно, меня интересует не только речь, но и голос. Но голос – вторично. У пациентов, с которыми занимаетесь вы, все-таки, на первом месте речь, как основная возможность для коммуникации. Потом, как надстройка, появляется работа с голосом для тех, кому голос важнее, для тех, чья работа связана непосредственно с голосом. Таких людей сейчас достаточно много. Сейчас многие работают, что называется, с голосом. Не все даже для работы выходят из дома. Они в домашних условиях работают с голосом.

Какие необходимо проводить профилактические работы каждому из людей, речь идет, буквально, о каждом, чтобы не попасть в подобную очень нехорошую ситуацию по потере речи? Мы говорим сейчас о потере речи как об элементе, который интересует нас в рамках программы, но мы прекрасно понимаем, что речь идет об острых нарушениях мозгового кровообращения.

Елена Бердникович:

Я думаю, что, прежде всего – стараться максимально исключать стрессы. По возможности. Мы понимаем, что это сложно, но учиться вычленять, что главное для каждого человека. При малейших неврологических симптомах – головных болях, поперхивании, спотыкании, так называемом – обращаться, прежде всего, к неврологу. Это первое. Чтобы поймать этот момент и помочь потом логопеду. Следующее, для профилактики голоса не нужно ходить в холодную, промозглую погоду без шарфа, не нужно форсировать свой голос, не нужно кричать, особенно на улице, постараться не есть острого, соленого и всего остальное. Это относится, прежде всего, к специалистам голосоречевых профессий. Что касается наших пациентов, то, как ни странно, болезненными нарушениями мозгового кровообращения страдают как люди самых, казалось бы, обычных профессий, так и люди самых изумительных и выдающихся профессий. Это и ученые, и артисты, и люди, которые публично выступают. Поэтому я хочу сказать, что самые незаметные симптомы требуют самого тщательного наблюдения. Нужно найти время, приехать, сделать диагностику сосудов, хотя бы раз в год сделать МРТ, обратиться к специалисту.

Екатерина Осипенко:

Диагностика сосудов – это?

Елена Бердникович:

Это дуплексное, допплерография. Не пренебрегать средствами и методами, которые хороши на самых начальных этапах. Потому что прием любой таблетки «от головы», как называют наши пациенты, и повышение давления, с которым они поступают потом через год, уже будут с упущенным безвозвратно временем. Те проблемы, с которыми уже столкнется логопед, уже будут очень часто необратимые. Заниматься нужно от двух месяцев до пяти-шести лет, двух-трех лет. У всех по-разному. Поэтому я призываю всех обращать внимание на любой симптом, который не характерен для обычного образа жизни, и тем самым помочь себе, помочь специалистам, и увеличить себе радость жизни, речи и общения со своими близкими.

Екатерина Осипенко:

Избавить себя не просто от финансовых потерь, но, самое главное, от неизвестного, может быть, даже ужасного, времени, проведенного в кровати, и времени, проведенного вне возможности общаться с кем бы то ни было, не говоря уже о том, чтобы просто работать.

Спасибо вам огромное!

Елена Бердникович:

Спасибо!