П. Кашин:
Доброе утро, дорогие зрители и слушатели. Сегодня мы встречаемся с очень интересным, для меня как минимум, я думаю, что и для всех вас гостем Борисом Иомдиным. Борис Иомдин – доцент лингвистики в Высшей школе экономики. Борис, здравствуйте.
Б. Иомдин:
Добрый день.
П. Кашин:
Скажите, как Вы себя сами назвали бы?
Б. Иомдин:
Лингвист. Я бы назвал одним словом. Хотя я понимаю, что это слово такое, не очень понятное.
П. Кашин:
Сегодня всех, кто поступил в университет, все себя так называют.
Б. Иомдин:
Ну, лингвист как уже с языком связан. Я даже, не знаю, лингвист. Это на самом деле не всегда так было. Я это хорошо помню. Потому что так получилось, что мой отец тоже лингвист и мне с самого детства приходилось объяснять: «Кем мама работает, кем папа работает?» «Лингвист». «А что это такое, что за странное слово?»
П. Кашин:
То есть это было и раньше? Потому что я недавно вошел в магазин, где продавали ремни, и девушка спросил: «Что такое портупея?» В Вашей юности не знали, кто такой лингвист?
Б. Иомдин:
Не знали, но это слово, действительно, реже употреблялось. Казалось, что лингвист, какой-то безумный человек, который занимается какими-то странными вещами, что-то изучает. Анекдот: «Но кто такой лингвист? Идут на работу и думаю:
- Сейчас приду еще десять глаголов проспрягаю».
Кому это нужно? Ерунда, которую ты в школе на уроках русского языка учил и потом благополучно забыл. А то что это такая наука - лингвистика, которая занимается устройством человеческого языка, человеческого мышления. Как вообще так получается, что нам приходит в голову какая-то мысль, мы можем ее выразить в словах, написать, да еще и по-разному, еще и на разных языках. Это такая очень, по-моему, самая интересная область. Но получилось так, под влиянием, по-видимому, английского языка, что слово лингвистика употребляется ещё в значении изучение иностранных языков. Вот почему у нас теперь есть лингвистический университет, который раньше назывался институтом иностранных языков. Потому что под влиянием английского слова «linguistics». По-русски раньше было ещё слово языкознание, даже языковедение, но как-то эти слова немного ушли на второй план. Сейчас всё больше говорят лингвистика.
П. Кашин:
Да. Сегодня они уже не пройдут.
Б. Иомдин:
Поэтому получается некоторое непонимание. Самый частый вопрос к лингвисту: А ты лингвист? Сколько языков ты знаешь? Вообще говоря, лингвист – это не значит полиглот, это не значит, что человек знает миллион языков. Хотя действительно обычно лингвист так или иначе довольно много языков знает просто потому, что ему нужно представлять, как устроены разные языки, но необязательно, можно знать и один язык.
П. Кашин:
Вы знаете, я сейчас читаю книги на разных языках, я не записываю их в разные словарики: у меня в одном немецкий, английский, французский и русский. Они постепенно превращаются в один большой-большой язык. Потому что как только ты начинаешь понимать, что грамотный человек либо человек с хорошим запасом слов, это просто человек знающий очень много слов.
Б. Иомдин:
Да. Тут ещё интересно, Вы записываете в какой-то одно место, а в голове всё это в одном месте, на самом деле, или нет?
П. Кашин:
А вот этого не знаю.
Б. Иомдин:
Есть исследования. Это очень трудно, конечно, узнать. Сейчас популярны исследования разного нейролингвистические: где вообще у нас в голове расположена что-то такое, связанное с языком.
П. Кашин:
Вы что-то об этом знаете?
Б. Иомдин:
Но что-то, немного да. Во-первых, изучаются люди, у которых два родных языка – билингвы.
П. Кашин:
Это опасные люди. У меня дочка такая.
Б. Иомдин:
Вот такая? То есть два одинаковых языка. В том смысле, что два языка одинаково хорошо знает. Я когда-то исследовал. У нас был такой спецкурс по билингвизму, когда я учился в университете. Мы должны были найти таких людей, их протестировать и посмотреть. Всегда оказывается, что какой-нибудь язык важнее. Это называется, субординативный билингвист. То есть один язык подчиняет немного другой. Истинный - это координативный, когда они совершенно одинаковы. Но это практически невероятная ситуация.
Как это проверяется? Мы, например, начинаем… Я нашел, скажем, своего одноклассника. И он говорит: Я абсолютно одинаково владею русским и армянским, пожалуйста. Хорошо. Я даю ему текст: «Прочитай». «А нет, читать-то я не умею». Ему не приходило в голову, что чтение, ну, может быть приходило, но, во всяком случае, не казалось, что это здесь важно. Он всю жизнь говорит с одним из родителей по-армянски, говорит совершенно свободно, но читать не приходится, читать приходится по-русски. Это, конечно, влияет на то, что знает и чего не знает. Или другой случай, когда у нас была преподавательница в университете, очень интересная. Она вообще-то из Шотландии, но жила в Уэльсе, и училась в какой-то момент в школе по-валлийски, но говорят, конечно, вокруг по-английски.
П. Кашин:
Да, кто был в Англии, кто в Уэльсе, то думают что это разные абсолютно языки общества.
Б. Иомдин:
Да. Абсолютно языки даже разных групп. Английский язык, германский, валлийский, кельтский - они совершенно не похожи. Но профессия у неё русский язык, а мать у неё немка, преподавательница французского. Вот такая вот, у неё в голове существует английский, валлийский, немецкий, французский и русский. И когда я начал ее тестировать, она сама пришла в какой-то полный ужас, потому что оказалось, что ей очень трудно выбрать какой-то конкретный язык и всё говорить на нём, отвечать на вопросы, описывать картинки.
П. Кашин:
Вы, наверное, заметили, в книге «Путешествие английского языка» (год или полтора назад было) и автор ее был здесь. И он в Доме книги на Новом Арбате, по моей просьбе, немного поговорил на его северо-западном акценте.
Б. Иомдин:
Диалекте.
П. Кашин:
Как они говорили, в детстве это было очень смешно.
Б. Иомдин:
Конечно. Диалекты вообще очень сильно различаются. Надо сказать, что русский язык представляет собой какое-то поразительное исключение, практически все языки имеют большое количество диалектов таких, что они непонятны.
П. Кашин:
А какого разгадка, Вы знаете?
Б. Иомдин:
Есть несколько версий. Хотя Россия огромная страна, но довольно поздно относительно распространились люди по всей стране. И в этот момент уже, в общем-то, был более или менее общий язык установлен, это во-первых.
П. Кашин:
Это во времена Анны?
Б. Иомдин:
Ну, во всяком случае, нельзя говорить о каких-то тысячелетиях, или по крайней мере много сотен лет распространения по большой территории и малого общения такого не было. А кроме того, в Новое время, конечно, огромное влияние – телевидение. Потому что телевизор везде говорил одинаково. Очень за этим жестко следили, чтобы все дикторы говорили совершенно с правильным хорошем московским произношением.
П. Кашин:
Как правило, советские дикторы.
Б. Иомдин:
Вот плюс, если считать, что это хорошо, что все говорят одинаково. Не все так считают, считается может быть разнообразие – это хорошо, есть такая точка зрения. Во многих странах там диалекты поддерживаются: «Здорово, что у меня есть такой маленький диалект, а у тебя такой, мы вот разные». С другой стороны, понимание – это не всегда хорошо. У нас что удобно? Куда мы будем 10 000 км скакать, до Владивостока доскачем, говорим абсолютно одинаково, даже мы часто не услышим, что человек откуда-то не отсюда. Это надо специальные тесты проводить, чтобы услышать, что что-то немножко другое.
П. Кашин:
Я неделю назад одной девушке, которая даёт мастер-класс, говорю: «Ты думаешь, что смешно, когда ты говоришь «шо»?»
Б. Иомдин:
Шо?
П. Кашин:
Да. Она говорит: А шо? Я говорю: У тебя просто гонорар понижается, с каждым словом «шо».
Б. Иомдин:
Конечно. Тут отношения, это собственно связанная вещь. Отношение к не общепринятому, не литературному стандарту, обычно невысокое. Это кажется не очень хорошо, что человек не владеет литературным языком. Тоже это не везде так. Поэтому если я выступаю на радио или по телевизору, я буду говорить так как говорят в Москве, даже может быть не так как говорят в Петербурге. И это очень, конечно, повлияло, что человек всё время слышал и по радио, и по телевизору, такую вот «одинаковую, правильную», с точки зрения, литературного языка, речь и старался тоже так говорить. А диалект, с которым он с детства владеет, он был не престижным. Собственно, это почти так сейчас и остаётся. Поэтому таких случаев, что люди, говорящие по-русски друг друга совсем не поймут, таких случаев мы в общем представить себе сейчас не можем. Хотя такие случаи вполне возможны в Германии, где есть разные диалекты, в Италии, где есть разные диалекты и уж с английским языком, конечно. Но немного не поймут - такое может быть, могут какие-то слова, которые мы говорим по-разному.
П. Кашин:
Я почему-то думал, что ведущие телевидения на главных каналах, они всё-таки брали пример с питерского языка. Потому что московский он больше театральный такой.
Б. Иомдин:
Нет. Скорее всего всё-таки вот норма Московского Малого театра, скорее в общем, считалось, что это норма, по крайней мере в советское время, раньше было по-разному. Петербургский скорее всего немного, скажем так… А вот почитайте, один, два, три и дальше.
П. Кашин:
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь.
Б. Иомдин:
Семь.
П. Кашин:
Семь.
Б. Иомдин:
А в Петербурге сейчас скажут: сем.
8:54
П. Кашин:
Сем?
Б. Иомдин:
И это…
П. Кашин:
Я в Петербурге прожил 12 лет.
Б. Иомдин:
Вот я поэтому и хотел проверить. Но видимо позже, не с самого детства?
П. Кашин:
Да, нет. Я с 21 года.
Б. Иомдин:
Вот-вот. Но это уже тот период, когда какие-то слова.
П. Кашин:
Сем.
Б. Иомдин:
Сем. А с детства это может быть. Я недавно исследовал одну вещь, я посмотрел все стихотворения, где упоминается семь в зоне рифмы, то есть посмотреть с чем рифмуется. Это можно сделать, а потому что у нас есть Национальный корпус русского языка – это огромное собрание текстов в электронной форме совершенно свободно, с возможностями поиска. Там в частности, есть поэтический подкорпус. Можно войти в поэтический подкорпус и посмотреть, как какое-то слово употреблялось в поэзии за много сотен лет, там много чего можно найти. Там такая сложная разметка, например, можно найти непросто все упоминания слова семь, всё-таки оно довольно частотное, а ещё именно там, где это рифмовка будет. Вот с чем? Придумайте рифму к слову.
П. Кашин:
Совсем…
Б. Иомдин:
Вот, совсем, если сем, да?
П. Кашин:
Ага. Совсем.
Б. Иомдин:
А семь?
П. Кашин:
Семь?
Б. Иомдин:
Сложнее. Вот. Значит, я смотрел какие рифмы есть. Людям с питерским произношением проще, потому что сем, совсем это частые слова. И, конечно, очень примеров, где рифмуется «сем» и «совсем». И все эти примеры практически с нулевым исключением это поэты, родившиеся или прожившие детство в Петербурге. Не только Петербург, ещё это отчасти украинская такая норма. А московская норма - это «семь». А вот на «мь» вообще слов, оканчивающихся на «мь» в русском языке очень мало. Бывает что-то вроде «оземь».
10:33
П. Кашин:
Оземь?
Б. Иомдин:
Но это не будет рифмоваться, там ударение другое. Есть такое слово странное «темь», синоним слова темнота.
П. Кашин:
А восемь уже не подходит?
Б. Иомдин:
Ну, восемь и семь – это будет какая-то очень свободная рифма. Такая палка-селедка. А чтобы прямо ударение было такое же, такая чистая гладкая рифма, семь - темь. Это есть у Пастернака и ещё в некоторых случаях. Поэтому я поделил «поэтов сем» и «поэтов темь». Таким образом, можно определить откуда человека, даже если ты не знаешь.
П. Кашин:
Откуда у нас такая норма «боюс»?
Б. Иомдин:
Боюс. Да. Это тоже такая старая норма, сейчас она уже в общем-то уходит, вот это отвердение.
П. Кашин:
Что мы можем о таком человеке сказать?
Б. Иомдин:
Боюс, дерус. Это можно сказать, что человек либо он очень много слышал каких-то старых записей, каких-нибудь 30 – 40 годов. Я думаю, что в Малом театре до сих пор так скажут: «Боюс, держус». Это, действительно, было нормой, сейчас это в общем-то уходит.
П. Кашин:
Почему именно Малый театр?
Б. Иомдин:
Вот, почему-то считается, что это какой-то такой образец литературной речи, считалось раньше. Не знаю сейчас, конечно, можно не обманывать, и не говорить. Как-то так считалось раньше. Мне кажется там до сих пор как-то блюдут в наибольшей степени. А бывает такое, что такие вещи снова как-то приходят. «Боюс» всё-таки медленно, но верно уходит, мало кто так сейчас скажет. Есть сейчас такая модная тема – склонение разных населённых пунктов: в Шереметьево, в Шереметьеве, из Кунцева или из Люблина, или Купчина, если говорить о Петербурге. Надо склонять или нет? Многие считают, что это что-то новое, что это какая-то неграмотная норма: взять и начать склонять. На самом деле, это как раз старое, они всегда склонялись, как любые слова русские не заимствованные склоняются: «окно - окна», точно также «Люблино – Люблина».
П. Кашин:
Сейчас можно забыть «по приезде», нужно говорить «по приезду»? Все говорят.
Б. Иомдин:
Да. С этим «по», тоже интересно: по приезде. Значит, дело в том, что предлог «по» чаще всего употребляются с дательным падежом (по столу, по шкафу). А с предложным падежом «по чём», сохраняется мало. В самом слове «по чём», оно очень хорошо сохраняется. Все говорят: по чём? По чём картошка? Ведь никто же не скажет «почему». А если и скажет, то это будет совсем другой смысл: почему картошка? Почему картошка? А если ты хочешь о цене осведомиться, ты скажешь «по чём». Это и есть тот самый предложный падеж при «по», он сохраняется в этом слове. А вот значение после чего-то (после приезда), тогда нам тяжелее воспринять этот предложный падеж (по приезде), мы начинаем перескакивать на более привычный для предлога «по» дательный падеж (по приезду). Это еще сохраняется с глаголом «скучать». Скучать по… Как сказать?
П. Кашин:
По ком.
Б. Иомдин:
По ком. Норма действительно «по ком», скучать по ком. По ком это более-менее ничего. По ком ты скучаешь? А теперь возьмём слово «отец». Скучать по?
П. Кашин:
По отцу.
Б. Иомдин:
Автоматически сказали «по отцу», а не «по отце». А ведь есть и предложный, конечно, по отце, об отце. Но по отце ужасно не хочется сказать. Хотя это была норма. «По отце» уходит. Мы опрашиваем и смотрим на результаты и «по отце» практически нет.
П. Кашин:
Вы знаете, с утра две странички Псалтирь читаю, прямо наслаждение по сердцу, я изучаю. Я в 50 лет узнал, что аз – это я.
Б. Иомдин:
Да. Аз – есм. Аз – это я. Сохраняется в каких-то привычках было «по чём» осталось, скучать «по Вам» или «по Вас»?
П. Кашин:
По Вас.
Б. Иомдин:
По Вас осталось, видите. О Вас, по Вас.
П. Кашин:
Многие так не говорят.
Б. Иомдин:
Меньше. Конечно, в речи молодёжи соответственно изменения более заметны.
П. Кашин:
«По приезду» я даже слышу на главных каналах даже.
Б. Иомдин:
Тем более, что «по приезду» там больше слышно. Какой-нибудь «по прибытии»…
П. Кашин:
По прилету.
Б. Иомдин:
Вот. «По прилету» там хорошо слышно. А «по прибытии» или «по прибытию» на слух отличить непросто.
П. Кашин:
У нас где-нибудь говорят «по прибытии».
Б. Иомдин:
Вот. «По прибытии» – это старая норма, о чем это предложный падеж, о чем - о прибытии, по чем - по прибытии. Даже если я говорю «по прибытии», многие могут услышать, что я говорю «по прибытию», потому что там плохо слышно, далеко за ударением и это конечно влияет на изменение. Поэтому сейчас уже становится нормой «скучать» с дательным падежом. И постепенно может быть станет нормой и «по» с дательным падежом в значении «после», хотя пока не стало: по приезду или по прибытию, пока не стало нормой. Возможно будет, потому что неизбежно, такие вещи меняются. Почти никому не хочется, чтобы что-то изменилось. Это вот так странно устроено. Если один раз выучил, уже все.
П. Кашин:
Я изучаю можно ли быть счастливым, и пришел к парадоксу, что два главных гормона, которые дают из четырех нам дают счастье – это гормон, который даёт нам новизну, завоевание, и тот, который дает аксетоцин покоя.
Б. Иомдин:
Стабильность.
П. Кашин:
И как же их сочетать?
Б. Иомдин:
Да-да. Это в общем-то разные.
П. Кашин:
То есть мы все любим, чтобы ничего не изменялось, и нам всем хочется куда-нибудь съездить.
Б. Иомдин:
Очень интересно, я в самом себе всё время чувствую, с одной стороны я такой, совершенно неконсервативный человек, я люблю что-то такое новое и новые слова мне всегда интересно изучать.
П. Кашин:
Вот эту тему давайте затронем сейчас.
Б. Иомдин:
А с другой стороны, когда я слышу что-то новое чего я не говорю, мне всё-таки это трудно воспринять. Хотя я как лингвист, мне это интересно.
П. Кашин:
Давайте о духовке поговорим.
Б. Иомдин:
Духовка.
П. Кашин:
Современное.
Б. Иомдин:
Пожалуйста. Духовка. Я, наверное, почему это вспомнил, я-то стал заниматься такими словами, они обычно называются в лингвистике универбы, то есть одно слово.
П. Кашин:
Универбы?
Б. Иомдин:
То есть, одно слово вместо двух. Универбы. Верба – это слово по-латински, отсюда слово «verb» - это глагол. Отсюда в принципе «слово» в целом.
П. Кашин:
Мне кажется еще было второе значение названия этих слов. Как-то да?
Б. Иомдин:
Этих универбов?
П. Кашин:
Ага.
Б. Иомдин:
Их по-разному можно называть. Дело не в названии.
П. Кашин:
А мне их легко запомнить.
Б. Иомдин:
Одно слово вместо двух. Я бы назвал одно слово по цене двух, то есть вместо двух ты говоришь одно. Скажем, как называется такое сладкое молоко, которое обычно…?
П. Кашин:
Сгущенка.
Б. Иомдин:
Действительно, сгущенка. А раньше как оно называлось?
П. Кашин:
Сгущенное молоко?
Б. Иомдин:
Сгущенное молоко. Понятно, что сгущенное молоко появилось раньше. В какой-то момент его кто-то придумал, так вот делать, его изготовлять, продавать и прочее. Сгущенное молоко, чем чаще ты его используешь, тем более тебе лень говорить два слово, и ты начинаешь говорить вместо двух слов сгущенное молоко, одно слово сгущенка. И вот одно слово сгущенка становится таким привычным, что оно и написано на банках сгущенка и в магазине, и даже у нас был только что такой дома случай: искали заказать в магазине продукты - сгущенное молоко. Нет. Потом догадались, надо так искать - сгущенка. То есть даже в каталоге нет.
П. Кашин:
А Вы, действительно, уже слышали от молодёжи духовка?
Б. Иомдин:
А духовка это одно из старых таких слов, сгущёнка тоже старое. Но всё-таки сгущённое молоко мы ещё помним, что это сгущённое молоко.
П. Кашин:
Я имею в виду духовка, не в смысле духовая печь, а в смысле духовности.
Б. Иомдин:
Да. Духовность. Это такое юмористическое употребление, которое далеко не всем известно.
П. Кашин:
А лингвистическое?
Б. Иомдин:
Нет. Юмористическое. Игра некоторая, игра на снижение, потому что так говорят скорее всего люди, иронически относящиеся к духовности.
П. Кашин:
Как мы говорим о «кабацких» музыкантах.
Б. Иомдин:
Ну что? Человек всерьёз что-то такое вещает, с высокой трибуны он вряд ли скажет: «Мы должны развивать в нашей молодёжи духовку». Это будет как-то неестественно. А вообще все эти слова на «-к-» что сгущенка, духовка, зелёнка, они воспринимаются как новые, но не вполне хорошие, не вполне литературные. То есть когда кто-то говорит молочка какая-нибудь, купить молочку или купить канцелярку, это звучит так разговорно. Правда? Или во всяком случае не сверхлитературно. Каждый человек постарается это заменить, если он, скажем, выступает где-то с трибуны или пишет научную статью. В научной статье, наверное, напишет не канцелярка, а как-нибудь канцелярские товары. Но где-то если он будет говорить дома, он скажет так. Но постепенно все такие слова очень медленно, наверное, не все, но многие из них переходят из области такой странной в область вполне привычную. Вот духовка, ни как духовная пища или как духовность, а как часть плиты. Ведь так уже все говорят и это не воспринимает странно, ты можешь сказать где угодно. Если я мастеру где-нибудь сообщаю или даже напишу на заявке: «Починить духовку». Хотя совсем, как сказать это?
П. Кашин:
А заявка, тоже, наверное, соединение?
Б. Иомдин:
Кстати, да. И заявка, но это не заявление. Это не из двух, это не заявительное что-нибудь. Другое свойства суффикса «-к-». Но в общем всё на «-к-», по-русски всегда воспринимается как немного неидеальное, это либо уменьшительные имена какие-нибудь: Петька, или какая-нибудь девчонка, или что-нибудь такое, или вы такие слова универбы из двух. Поэтому у них сложная судьба, они с одной стороны, нам главный принцип развития человеческой речи – это принцип экономии или проще говоря лени, если можно сказать меньше, скажем меньше. Если можно уместить информация в одном слове вместо двух – мы уместим, если можно сказать короче – скажем короче.
П. Кашин:
Я хочу про немецкий язык. Я выписывать только короткие слова, потом разбираю длинные по коротким.
Б. Иомдин:
В немецком языке много длинных слов. Я недавно вспоминал разные примеры таких длинных немецких слов, одно из любимых моих слов, такое немецкое слово Pflichtversicherung der autozivilrechtlichen Haftung, переводится на русский язык слово из пяти букв Pflichtversicherung der autozivilrechtlichen Haftung, по-русски это пять букв ОСАГО – Обязательное страхование автогражданской ответственности, по-немецки говорят Pflichtversicherung der autozivilrechtlichen Haftung. Бывают и подлиннее. Недавно в книге Гиннеса такое слово, я всё-таки его не сумею без бумажки, это закон об обязательной маркировке товаров из говядины и что-то такое, когда было коровье бешенство, то появилось такое слово. Так что немецкий язык любит такие длинные слова действительно. А русский язык, хотя, конечно, и немецкий язык сокращают, когда я учился в Германии там никто не говорил Universität, а говорили они Uni. Uni, хотя написано Universität, но говорят Uni, даже мы так не говорим по-русски, мы сокращаем всё-таки университет до универ. Вот универ сейчас довольно часто говорят, я так, наверное, не скажу, но студенты всё время говорят в универе.
П. Кашин:
Если сериал прошел, поэтому все так говорят.
Б. Иомдин:
А был сериал?
П. Кашин:
Да-да.
Б. Иомдин:
Вот тем более. Конечно.
П. Кашин:
Да всё верно.
Б. Иомдин:
Он так, наверное, и возник, потому что это слово стало распространяться, для этого, наверное, было придумано раньше. Уни всё-таки по-русски получается слишком какой-то обрубочек такой. По-немецки таких обрубков тоже много. То есть тенденция к сокращению она, конечно, есть. И очень интересно, где она продвинулась, а где ещё она буксует. Другой пример сокращения, необязательно такие слова на «-к-», а какие-нибудь, вот совершенно нормальное слово столовая.
П. Кашин:
Столовка.
Б. Иомдин:
Столовка само собой. Столовка – это разговорное. А если я хочу выразиться неразговорно, совершенно литературно, я скажу: «Столовая.» Правда?
П. Кашин:
Да.
Б. Иомдин:
И не замечу, что столовая само по себе уже в сокращение. Потому что как было: столовая комната, потому что столовая это ведь прилагательное, мы не называем прилагательными предметы, в принципе, мы называем их существительными. Это было словосочетание столовая комната. Но это было так давно, что мы о нём уже позабыли.
П. Кашин:
Ведь я могу всё время называть пожарными, они все время пожарники у меня.
Б. Иомдин:
Пожарный. Вроде бы сами они не любят такое название, как-то всячески противятся этому. Конечно, пожарный – это ведь прилагательное, пожарник кто-то. Скорая, вызвать скорую. Здесь еще помним, что скорая помощь. А какой-нибудь рулевой? Рулевой кто? Здесь надо ещё подумать, кто там была рулевой. Просто говорят рулевое, рулевой хотя это тоже прилагательное. Наверное, рулевой матрос, скажем.
П. Кашин:
От генеральши, попадьи, у нас уже стали ученая.
Б. Иомдин:
Это тоже, с родом тут невероятно сложно, конечно. Вообще такие изменения в обществе, в языке как, значит, что происходит с женским родом генеральша, как была жена генерала, а стала сама генерал. Конечно, когда это слово появлялось не было такого явления, чтобы женщина была генералом.
П. Кашин:
Сейчас в Америке уже есть генеральша.
Б. Иомдин:
А сейчас есть. Да вроде бы у нас какие-то бывают.
П. Кашин:
Бывает? А что и лейтенантша может быть?
Б. Иомдин:
Лейтенантша, не знаю, а генерал по правам человека, что-то такое есть.
П. Кашин:
Звучит это всё смешно.
Б. Иомдин:
Здесь такое столкновение старого и нового.
Б. Иомдин:
А вот поэтессы против поэтесс.
Б. Иомдин:
Да. Да поэтесса. Поэтесса мне кажется, жену поэта как-то и не называли бы, это должна была быть видимо поэтша. Такого не было. А докторша, сейчас воспринимается исключительно как женщина доктор. Правда?
П. Кашин:
Раньше была докторица ещё.
Б. Иомдин:
Возможно ещё и докторица. В любом случае это она сама доктор, а не жена. Ведь докторша была женой доктора, почтальонша было женой почтальона. Сейчас эти профессии вполне, всё-таки в отличии от военных профессий, которые до сих пор скорее мужские. А доктор или почтальон, вполне могут быть и женскими. Поэтому докторша или какой-нибудь грубый разговор, врачиха – это не жена врача, докторша - это же не жена доктора, это сама доктор, она доктор и докторша. Поэтому иногда, я очень много занимаюсь со школьниками, читая старые тексты школьники их понимают не так. Если где-то сказано, что почтальонша, то воспринимается, что она сама разносила почту, она ничего не разносила, она была женой почтальона. Или генеральша была женой генерала, или профессорша была женой у профессора, потому что не было женщин профессоров. А сейчас есть.
П. Кашин:
Скажите, раньше у слова «пользовать» был смысл использовать?
Б. Иомдин:
Нет. Это новая. Я тоже это стал заметить, стал замечать.
П. Кашин:
Стал заметить.
Б. Иомдин:
Неожиданная оговорка. Стал замечать. Пользователь ведь лечить значит.
П. Кашин:
Конечно.
Б. Иомдин:
А люди всё чаще говорят: Я пользую вот какую-то там программу.
П. Кашин:
Чаще всего еще в другом смысле. Он ею пользовал.
Б. Иомдин:
А ее пользовал, в смысле использовал как-то плохо.
П. Кашин:
Да, в смысле сексуальном.
Б. Иомдин:
Да-да, в сексуальном. Это тоже конечно. Использовал это вполне в этом значении существует.
П. Кашин:
Это не то чтобы даже норма, это просто неправильно.
Б. Иомдин:
Неправильно. Нет. Вот есть один такой вопрос, один из самых сложных для нас вопросов: Что такое правильно? Что такое неправильно? И в какой момент неправильное становится правильным?
П. Кашин:
Когда человек так говорит, сразу меньше доверяю.
Б. Иомдин:
Конечно, конечно. Здесь важно ваше ощущение.
П. Кашин:
А гонорар понижается.
Б. Иомдин:
У кого-то прям и меряется так. То есть ощущение неприятное, когда человек говорит не так как я, и не знает того, как принято среди людей, с которыми мне нравится.
П. Кашин:
Хотя слово пользовать, оно уже стандартное.
Б. Иомдин:
Пользователь. Пользователь, когда не врач, а тот, кто пользуется ни чем угодно, пользователь стола, вроде не скажешь.
П. Кашин:
Хотя надо сказать, что пользовать, первое значение, это врач, конечно.
Б. Иомдин:
Да-да. Пользовать – это лечить. Это значение уходит сейчас, мы сейчас так про врача скорее не скажем.
П. Кашин:
Как Вы думаете французам помогло то, что они закрылись от мира и назвали компьютер l'ordinateur? Хорошо это или плохо быть французом?
Б. Иомдин:
На самом деле, невозможно бороться с естественным развитием языка, это никогда ни у кого не получается. Можно объявить: «Давайте сделаем так, чтобы у нас в языке не будет заимствованных слов». Объявить можно, а реально они всё равно будут, потому что язык то, что ему нужно берёт, а то что ему не нужно отбрасывает. Да. l'ordinateur прижилось, нормальное слово французское или le souris, по-русски мышка. По-русски мы тоже говорим мышка, а не маус.
П. Кашин:
Мне кажется, что английский язык намного более предрасположен к тому, чтобы принять все слова, потому что любое существительное можно сделать глаголом. Например, «I am an alzheimer». Из имени сделать. «Я забыл это».
Б. Иомдин:
Недавно появилось в словарях слово pluto - разжаловать, отменить. Почему? Была планета Плутон, как известно ее отменили, она перестала быть планетой.
П. Кашин:
Я думал, будут нам делать или нет.
Б. Иомдин:
Да-да. Есть уже в словаре слово pluto. It’s pluto me - он меня разжаловал, то есть перестал меня считать каким-то уважаемым.
П. Кашин:
В истории Плутон перестали считать планетой, да?
Б. Иомдин:
По каким-то признакам он, не надо вдаваться уже в это. Он вот не планета. Все привыкли, что планета.
П. Кашин:
Что газы не хорошо сказал.
Б. Иомдин:
Заимствованные так иногда приживаются, что мы их не замечаем. Вот слово газ, которое сейчас. «Газ» настолько привычное нам слово, что вспомнить, что оно не просто заимствованное, один из редких примеров слов, который придумал конкретный человек. У слова газ есть автор, у меня вылетело из головы как его звали, но это был человек, который предложил использовать такой термин.
П. Кашин:
Использован Набоков?
Б. Иомдин:
Нет. Это было не по-русски. Хотя Набоков действительно мог бы по-английски и даже по-французски. Есть такие авторы конкретных слов, известно, что слово «робот» придумал Чапек, чешский писатель.
П. Кашин:
Набоков «нимфетку» придумал.
Б. Иомдин:
Ну да. Нимфетка всё-таки не газ, это не настолько распространенное слово, оно там в какой-то своей сфере живут. А у нас в квартире газ – слово воспринимается как совершенно обычное.
П. Кашин:
И говоря, а ложных друзьях переводчиков. В английском…
Б. Иомдин:
Да в английском это совсем не газ. Или по крайней мере может быть совсем не газом.
П. Кашин:
Это сокращённое слово от газолина.
Б. Иомдин:
Причём не во всех разновидностях английского языка. Некоторые даже говорят бензын, а где-то это совершенно не поймут, где ты не поймут, что gaz. Ложные друзья переводчика – это то, чем я тоже немного занимался. Когда слово одинаково звучит или очень похоже звучит по-русски и по-английски, а значит тем не менее разные вещи. Недавно мы взяли целый список слов, которые одинаково выглядят или просто заимствованы просто от английского языка, либо и русский, и английский взяли из какого-то третьего языка. И смотрим на их значения. Например, какое-нибудь слово authority. Что такое authority?
П. Кашин:
Это кто-то очень важный.
Б. Иомдин:
То есть, как и по-русски авторитет, это и есть по-русски. А с другой стороны, authority - это власть. А по-русски авторитет – это не власть, хотя по-русски есть криминальные авторитеты.
П. Кашин:
Мне нравится еще красота в глазах смотрящего.
Б. Иомдин:
Смотрящие? Это тоже.
П. Кашин:
Надо сказать, что не все знают арго, смотрящий – это название, как бы главный пахан.
Б. Иомдин:
Да. Это всё-таки не каждый заметит. А криминальный авторитет я встречал в каких-то в текстах, написанных не англоязычными людьми, по-английски, там встречаются criminal of authority. Чего никто не поймёт я проверял, не понимают носители английского языка, что это такое.
П. Кашин:
Вы знаете, я думаю, что арго и самый жесткий сленг они новые. Иногда читаешь Достоевского и понимаешь, что каторжане говорят на этом языке.
Б. Иомдин:
Да, конечно, конечно. Это вообще очень интересно смотреть, как изменились значения таких сленговых слов, какие из них были очень давно и существовали. Недавно совсем моя коллега, замечательная Ирина Левонтина – автор популярных книг о русском языке и автор словарей, рассказала историю. Она общалась со своей дочкой. И дочка говорит: «Мам, тут много дней рождений у друзей, дай мне пятихатку». Что такое пятихатка?
П. Кашин:
Пятьсот рублей.
Б. Иомдин:
И она тоже удивилась: «Это хватит тебе? Пятьсот рублей. Да вроде бы много Дней рождений». А та говорит: «Почему пятьсот рублей? Пять тысяч». И вдруг оказалась, что слово пятихатка, которая казалось, что пятьсот рублей. Сейчас школьники и студенты скорее всего это считают, что это пять тысяч. Это изменилось. По крайней мере, это реальный случай непонимания, когда один не понял другого. Одна говорила о сотнях, а другая имела в виду тысячи. Вообще слово очень старое, это слово, действительно, сленговое, это не каждый так скажет. Я так вообще не говорю.
П. Кашин:
А что за слово?
Б. Иомдин:
Но вроде бы это по этимологии это слово связано со словом Катька. А Катька – это Катеринка, это значит сторублевка, на которой изображение Екатерины, какие-то старые времена. Слово Катька мы сейчас не говорим про деньги.
П. Кашин:
Конечно.
Б. Иомдин:
Оно было. Но, раз мы уж о деньгах. Катька мы не говорим, а вот пятихатка многие говорят и сейчас, это вполне такое «живое» слово. Но, только оно меняется, то есть происходит такая инфляция, а тысячах чаще сейчас говорят, чем а сотнях во многих ситуациях.
П. Кашин:
Интересно, сейчас вошли двести рублей и две тысячи, опять двушка будет или нет?
Б. Иомдин:
Вот. Ой, «двушка» – это вообще замечательная вещь. Я всё время с этим словом как-то провожу разные эксперименты. Значит, двушка, это было что?
П. Кашин:
Две копейки для телефона.
Б. Иомдин:
Две копейки. Две копейки для телефона, по сколько ими звонили, то это была очень важная вещь.
П. Кашин:
Перебью. Я читал Бродского по-английски своему другу и говорю, что звонок это не просто 25 центов четвертной. И он не понимал, почему четвертной. Говорю: «Ну как почему? Потому что он в телефон кладется». И он очень долго понимал поэзию Бродского.
Б. Иомдин:
Значит, двушка – две копейки. А сейчас если посмотреть это слово в интернете слово двушка – это совершено не две копейки.
П. Кашин:
Двушка – это двухкомнатная квартира.
Б. Иомдин:
Двухкомнатная квартира. Это значение двухкомнатной квартиры абсолютно забило старое значение, естественно, сейчас двух копеек уже нет, только осталось в старых текстах.
П. Кашин:
А недвижка только я называю или оно есть?
Б. Иомдин:
Недвижка? Я слышал. Это вот к нашим словам на -к-. Недвижимое имущество слишком длинное, недвижка. А двушка, пример, который я часто показываю. Вот корпус текстов, о котором я говорил, там можно ввести слово, посмотреть все примеры его употребления.
П. Кашин:
Это теперь, буду говорить корпус текстов.
Б. Иомдин:
Корпус текстов звучит непривычно. Это наш главный инструмент работы.
П. Кашин:
Нет-нет. Я буду говорить.
Б. Иомдин:
Потому что раньше у лингвистов такого не было, чтобы вместо того, чтобы взять и перелопатить целые сотни тысяч томов, что невозможно сделать за конечное время. Ты открываешь корпус, вводишь, смотришь и, пожалуйста. Ты можешь упорядочить все употребления слова двушка в литературе с самого начала его появления. И оказывается: вначале это исключительно копейка, потом переходный период, когда копейка, когда комната, и сейчас исключительно комната. Вот период. Пример, я читаю со школьником…
П. Кашин:
Копейка – это автомобиль.
Б. Иомдин:
А копейка – это автомобиль. Это тоже само собой. Копейка осталась в значении копейки, потому что она и есть копеечка. Хотя почти ею никто и не занимается, и она не нужна, но всё-таки она существует. А вот монетки в две просто нет вроде бы сейчас.
П. Кашин:
И три копейки – это маленький гонорар?
Б. Иомдин:
В переносном смысле, три копейки. Пример из какой-то книжки: «Не бросай, у меня двушки нет». О чём речь?
П. Кашин:
О двух копейках, наверное.
Б. Иомдин:
А что не бросай? Не бросай, а то у меня больше двушки нет.
П. Кашин:
Не бросай – в ячейку.
Б. Иомдин:
Нет. Это разговор по телефону, один другому говорит: «Не бросай трубку, В смысле. А то я тебе не смогу больше позвонить».
П. Кашин:
Понятно. Да.
Б. Иомдин:
Даже сейчас это становится более или менее понятно. Не бросай, а то у меня больше двушки нет. Не бросай трубку, а то я потратил две копейки на разговор, который идет сейчас, больше не смогу. Абсолютно всех, кого я опрашивал, школьники понимают это так: «Не бросай – не уходи от меня, а то двухкомнатная квартира у меня только одна, мне придется делиться, а у меня больше нет». Вот в этом значении. Потому что двушка воспринимается как двухкомнатная квартира. Трешка тоже. Хотя трешка что это было такое?
П. Кашин:
Было три рубля.
Б. Иомдин:
Рубля, а не копейке. Тоже было не очевидно.
П. Кашин:
Три шестьдесят две - это вообще было существительное.
Б. Иомдин:
Три шестьдесят две. Да, это цена. Значит, трешка.
П. Кашин:
Нужно молодёжи объяснить, что этот цена…
Б. Иомдин:
Водки.
П. Кашин:
Водки, да.
Б. Иомдин:
Три шестьдесят две. В фильме «Иван Васильевич меняет профессию», звонит Куравлёв и говорит: «Добавочный три шестьдесят две». Специально ставили, чтобы эта цифра была на слуху. Конечно, сейчас не на слуху. Понятно, что жизнь меняется, цены меняются, деньги меняются, их названия тоже всё время меняется. И когда сталкиваются люди даже не то, что из разных столетий, а просто в мать и дочь, разных соседних поколений, то уже они могут друг друга не понять. То есть сколько вообще пятихатка.
П. Кашин:
Давайте об этом поговорим. Я о французах не зря, я иногда для своей публики пою свои переводы французских поэтов. Гюго, как мы знаем, настоящий поэт. Потому что он хотел переназвать Париж своим именем. А вы пока вспомните два-три своих любимых самых слова по красоте и самого интересного персонажа то ли в истории, то ли в эпосе.
П. Кашин:
Душа ныряет
И приносит страх небесный
Из бездны, распростершейся в ветрах,
Где время гулко капля
Каждый час, на нас как ржавая труба
В дырявый таз.
Душа туманна, мир черен,
Силуэты, снуют врачи как бледные поэты
Но внемлем и молчим.
Мы вглядывались в темное, немое.
Возможно я зондирую земное
Реальное как призрак на Земле,
Присутствующий в вечном бытие
Уставились в незыблемую тень в ночи
Опершись на судьбу как на плетень.
Молчим,
Внимая каждый шорох в пустоте
Мы слушаем дыхание темных тел,
Блуждающих и мрачных как в гробах,
Где самый мрак испытывает страх
И иногда потеряны в ночи
Бездумно мы внимаем и молчим
На тонны света грозного как страж небесный
Вечности незыблемый витраж.
П. Кашин:
Вспомнили?
Б. Иомдин:
Красивые слова.
П. Кашин:
Да.
Б. Иомдин:
Я заслушался, если честно говоря. Такие прекрасные слова звучали.
П. Кашин:
Почему-то в переводах… Вы пробовали Гюго переводить? Иногда начинаешь переводить, я как-то тоже Гюго переводил про альбатросов, у меня матрос и с матросами получаются. То есть иногда само идет, поэзия она как будто волшебная. Если она идёт, она начинает переводиться сама по себе. Поэму, по-моему, Гюго чудесно написал. И надо сказать, что я не усложнял, у него ещё сложнее было, я попытался упростить это стихотворение.
Б. Иомдин:
Очень здорово. Все такие слова красивые незыблемый – прекраснейшее слово.
П. Кашин:
А что?
Б. Иомдин:
Нет. Просто приятное такое - незыблемый.
П. Кашин:
Ой, я сейчас прямо. Я свой словарь составляю только из красивых слов.
Б. Иомдин:
Да. А при этом, вот этот корень, о нём начинаешь думать.
П. Кашин:
Почему я за портупею заступился, потому что красивое слово. Нет?
Б. Иомдин:
Да. Но мне трудно, мне в общем-то все слова нравятся. Про каждое тут же в голову приходит какая-то история, откуда оно взялось. Портупея, что это значит французское слово: porte и épée что это значит. porter — «носить» и épée — «меч». Что это вот из этих корней, что по-французски портью, а не порте.
П. Кашин:
Мне кажется, если молодежи объяснять, вот так вот интересно – она будет любить.
Б. Иомдин:
Вот я тоже как-то люблю понимать, откуда взялось. Иногда слова незыблемый, если у нас прозвучало, этот корень может звучать в чём-то совершенно… Вот, например, зыбко, что это такое?
П. Кашин:
Рябь такая.
Б. Иомдин:
Рябь - это зыбь.
П. Кашин:
Зыбь?
Б. Иомдин:
Да. Кстати, а здорово было, что такой эксперимент, мои коллеги делали, просили человека объяснить, что такое рябь. Абсолютно каждый человек, поверьте, сделают то, что вы сейчас сделали. Вот так. Некоторые слова проще показать, чем объяснить.
П. Кашин:
Бывает рябь на лице.
Б. Иомдин:
Нет. Может быть рябь и на воде, на лице, мы же говорим о каком-то переносном. Важно, что человеку не хватит слов и он начнет показывать рябь.
П. Кашин:
Да.
Б. Иомдин:
Зыбь. А зыбко? Это слово, которое далеко не все знают. Это пример региональных различий в русском языке. Вообще зыбко - это колыбелька.
П. Кашин:
Зыбко?
Б. Иомдин:
Детское зыбко, есть такое слово. Оно в южно-русских говорах есть, в украинском оно есть. На самом деле, оно устроено точно также, как слово колыбель. Что такое колыбель? Откуда такое название?
П. Кашин:
Колебать, видимо что-то.
Б. Иомдин:
Колебать. То есть ты же ее качаешь, она колеблется. Точно также и зыбко.
П. Кашин:
Зыблется.
Б. Иомдин:
Незыблемый – недвижимый. Недвижку мы вспомнили. На самом деле, одни и те же идеи могут уходить в самые разные какие-то области. Недвижка - это что-то такое сугубо практическое, а незыблемый – это что-то очень поэтическое. А колыбель – это такая конкретная вещь, предмет, кроватка детская. А корни те же.
П. Кашин:
Я бы разбил русский язык на несколько языков: поэтический, риэлторский, экономический.
Б. Иомдин:
С одной стороны, да. Вот я вам говорил, что есть корпус текстов, где всё это разбито, пожалуйста, хочешь - поэтический ищи, хочешь - ищи газетные тексты, хочешь - ищи научные тексты. Но на самом деле, это всё же переливается в языке, он же всё-таки из одного и того же материала скроен, то есть одни и те же слова могут встречаться и там, и там, одни и те же корни, только с очень разными какими-то оттенками значений, с разными оценками, с разными, как говорят лингвисты, коннотациями.
П. Кашин:
Я в юности - тогда только были первые группы, группа «Воскресенье». И мы, тинейджеры, придумывали свой язык специально, чтобы родители не понимали. Сейчас я не горжусь этим конечно.
Б. Иомдин:
Ну, почему? Это вполне себе достойное занятие придумать свой язык
П. Кашин:
А Вы обмолвились, ещё словом, что существуют отцы и дети в другом понимании и как-то понимать друг друга с разным корпусом текстов в человеке.
Б. Иомдин:
Да, как понимать.
П. Кашин:
В какой-то книге, в ней просто не было таких слов.
Б. Иомдин:
В ней не было слов? Да, действительно. Потому что люди владеют очень разными словами, даже в разных поколениях, может оказаться, что… Это уже неизбежно, потому что язык всё время так меняется.
П. Кашин:
Я продюсировал трех девочек, песню. Я им написал текст, они пели, пели и я понимаю, что они не могут вдохновиться и выяснилось, что три слова просто не знает в тексте.
Б. Иомдин:
Они не поняли?
П. Кашин:
Да.
Б. Иомдин:
Конечно, когда читаешь текст, трудно встать на точку зрения другого читателя, который будет читать. Все мы немножко разные.
П. Кашин:
Для меня были простые такие русские слова. А выяснилось, что они не понимают о чём они поют. Говорю: «Почему не спросите просто?»
Б. Иомдин:
Да-да-да. Мы делаем такие исследования словарного запаса то, что называется, сколько слов вообще человек знает.
П. Кашин:
Сколько человеку нужно слов для того чтобы ...?
Б. Иомдин:
Ну, сколько нужно. Все конечно разные. В целом есть очень такая примерная оценка порядка 10 000 слов - это словарный запас хорошо образованного человека, активный словарный запас, потому что может быть ещё пассивный словарный запас. Это слова, которые мы вообще поймем. Например, тут написано: «Свежие котировки новостей». Слово котировка я не говорю, потому что оно не из моей жизни, я как-то про котировку не говорю. Но я ее понимаю, я понимаю, что это значит, может я понимаю не настолько хорошо, как тот, кто это слово каждый день использует, но в целом я его, конечно, понимаю. А вот слово свежий, для меня активный, я его говорю или слово новость. Поэтому если я буду подсчитывать свой словарный запас, то пассивных будет гораздо больше, потому что туда и котировка войдет, а активных будет меньше. И вот активный словарный запас то, что человек более или менее регулярно используют это порядка 10 000 слов, такой образованный человек в письменной речи и в устной, могут быть и в меньшую или большую сторону отклонения. Откуда вообще взять такую цифру? Повезло разным великим поэтам и писателям, которым посвящены специальные исследования. Есть словарь языка Шекспира, словарь языка Пушкина. А вышло замечательное издания словаря языка Пушкина четыре тома. Все слова, которые употреблены у Пушкина, будь то в письмах или в стихотворениях, или в прозе, все там есть и все их значения, какие-то конкретные цитаты. И вот у Пушкина чуть больше 24 000 слов. Это очень много.
П. Кашин:
Мы не можем назвать их активными, потому что я пишу больше, чем я говорю.
Б. Иомдин:
Конечно. Больше, чем реально. А сколько Пушкин слов понимал?
П. Кашин:
Конечно.
Б. Иомдин:
Это мы, к сожалению, никак не можем узнать, какой у него был пассивный словарный запас, конечно, он был куда больше, чем 24000 даже.
Б. Иомдин:
Меня поразило то, что Керн писал, что, когда он знакомился, мне сказали, снимал их. Они снимали девчонок по-французски, они не разговаривали.
Б. Иомдин:
Вообще, французский язык, конечно, большую роль там играл.
П. Кашин:
Клеили они по-французски.
Б. Иомдин:
Клеили, да. Но сейчас есть способы, сейчас можно в интернете пройти тест, чего у Пушкина не было доступно, и посмотреть, как бы сколько ты слов знаешь. Есть такие популярные тесты, мы один такой проверяли. Ты открываешь такой сайт, там написано: «Вот тебе сто слов, отметь галочкой, те, которые ты знаешь». Сто слов это не так долго, отметить из них какие-то знаю, какие-то первый раз слышу. Хорошо. Второй экран: «Отметь еще 100 слов», по-моему, там три экранчика. Это занимает 10 минут. И тебе говорится твой словарный запас. Мне выдал 90 000 пассивный. Ну не знаю, 90 000 слов якобы я знаю.
П. Кашин:
Мне кажется, что это не очень точно.
Б. Иомдин:
Это не очень точная методика. Как это делается? Меня же просили максимум 300 слов. Откуда же?
П. Кашин:
Может, он будет знать больше синонимов со словом снег.
Б. Иомдин:
Во-первых, это может быть, во-вторых...Как это делается? Одно слово даётся, скажем слово котировка, раз она у нас тут, по тому же корпусу текстов смотрится его частотность. Слово котировка встречается, скажем, пять раз на миллион. Сколько еще слов встречается пять раз на миллион, вот эти слова. Делайте такое предположение: Раз я это слово знаю, то и все такой частоты я знаю. Считается, что равномерно, если у нас наверху самые высокочастотные слова, потом внизу самые-самые редкие, а на самом деле это не так.
П. Кашин:
Жаль мне Вас прерывать. Я надеюсь, что мы продолжим этот интереснейший разговор. У вас нет мастер-классов каких-то не для студентов университета, а просто людям.
Б. Иомдин:
Можно, просто смотреть, есть передача «Правила жизни» на канале «Культура».
П. Кашин:
«Правила жизни» я смотрю, но…
Б. Иомдин:
Или есть такой канал «Постнаука», где коротенькие ролики в том числе и об языке. Там я и мои коллеги что-то интересное рассказывают, это совершенно доступно легко найти.
П. Кашин:
Мне было очень интересно, причем с такой скоростью прорабатываются слова, даже голова устала. Спасибо большое. Надеюсь, что встретимся и продолжим. До встречи, дорогие телезрители.