В. Мохамед Али:
Программа «Телепсихология», и я, ее ведущий, Владислав Мохамед Али. Сегодня мы поговорим о психологии детей — наверное, самая важная проблема, которая встает перед всеми родителями. Особенно тяжел вопрос, как же быть хорошим родителем и при этом не забывать про себя? Помогать разбираться в этой теме мне сегодня будет Оксана Мищенко – игровой терапевт, детский психолог, сертифицированный семейный психолог-консультант, ведущий психолог исследовательского центра Open Mind.
Оксана, как же выглядит хороший родитель в глазах ребенка и как он выглядит в глазах окружающих? Есть ли понятие, что же такое «хороший родитель»?
О. Мищенко:
Если мы пойдем прямо, то хороший родитель в глазах ребенка — это, конечно же, тот родитель, который будет все позволять, разрешать, покупать; в общем, безотказный человек, добрый волшебник, который не будет заставлять чистить зубы, ходить на какие-то занятия, что-то делать, застилать постель, убирать свои игрушки. Такое иллюзорное представление. На самом деле, конечно, этого не может быть и не будет, потому что родитель, как ответственный человек (самый, наверное, ответственный человек) в жизни ребенка и самый авторитетный, так или иначе будет заставлять ребенка что-то делать. Потому что чистить зубы надо, мыться надо и уроки делать тоже надо. Я сейчас говорила про маленьких детей, у которых такое понимание «родитель», «хороший родитель».
В зависимости от возраста понятие «хороший родитель» у ребенка разное. У маленьких детей оно такое, как я сейчас сказала, у старших детей это, наверное, уже ближе к «родитель-друг». То есть родитель, который будет понимать, к которому можно прийти за советом, за ответом, который выслушает и будет на твоей стороне и с которым можно обсудить все, что угодно. Я сейчас говорю про школьников. Младших, средних и вплоть до больших, взрослых людей, которые приходят к своим родителям за помощью, за советом, как у старшего поколения, авторитета какого-то.
В. Мохамед Али:
Все считают, что подростки — это самый сложный период. Как выглядит идеальный родитель с точки зрения подростка? Вообще, как вести себя родителю, потому что это самый конфликтный, на мой взгляд, период. Давайте, разберемся, как должен себя вести папа либо мама, когда ребенку 13 лет, условно, и у него возникают желания, которые не совпадают с желаниями родителей.
О. Мищенко:
У ребенка. Здесь основное — давать самостоятельности. Оставлять поле для самостоятельной жизни. Сейчас, кстати, бич современности, что подростки и нынешние современные дети крайне не самостоятельны. У них мало инициативы – не у всех, конечно, не у всех, но наблюдается в моем опыте работы такое достаточно большое количество детей и подростков, которым ничего не интересно, например. Есть пресыщение, апатия к жизни. Или вот, была недавно нашумевшая история, когда подросток проехал две остановки на маршрутке и был в панике и в шоке, потому что он не знал, как вернуться домой. 12 лет ребенку. Он не знает, что ему делать. Он звонил по телефону — у него села батарейка. Ребенок был в стрессе в диком, а на самом деле можно было дойти пешком совершенно спокойно.
В. Мохамед Али:
А почему? Потому что дети меньше гуляют?
О. Мищенко:
Да, в том числе, да. Это очень-очень важно, потому что сейчас почему-то всеобщая паника, что вокруг мир жесток и ужасен, и кругом одни маньяки. Я сама замечаю иногда — спускаешься в метро, или на улице видишь ребенка 9-10 лет, и уже такие глаза… Я уже себя отслеживаю, мое удивление: ребенок. Один. Мы удивляемся тому, что ребенок ходит один, на это уже обращается внимание. Я не знаю, как там сейчас с ювенальной полицией и вообще с законами, они меняются все время, но, по-моему, есть уже такой закон, что если вы видите маленького ребенка одного, то, в общем, это плохо.
В. Мохамед Али:
Это формирует у детей постоянное желание спрашивать родителей, как им поступить, постоянно находиться рядом?
О. Мищенко:
И это тоже, да. Но сначала они пытаются проявиться, с маленького возраста, с 3 лет, всем известное «я сам», «я сама», «не надо, я сейчас все сделаю сам». Родители, естественно, если позволяют ребенку это сделать, то, конечно, самостоятельность… Вообще, что такое самостоятельность? Ее нужно тренировать. Чтобы она появилась, нужно хотя бы опыт иметь, навык. Чтобы навык сформировался, нужно какое-то время ему посвятить и учиться ему. Если нет возможности учиться, то откуда он появится? Ниоткуда.
В. Мохамед Али:
Хорошо. Тренировать ребенка. Допустим, дать ему приготовить блюдо. Я помню, я учился в классе пятом, у нас учебник был Happy English, насколько я помню. В первом томе был рецепт каких-то печений. Нам учительница по английскому сказала: «Попробуйте, приготовьте». Практически, весь наш класс готовил эти печенья дома. Это был акт самостоятельности. 5 класс, напомню. Получилось. Единственное, должны были быть кексики, у меня получилось плоское печенье. У моего одноклассника получилось. Но, вечером, когда мы пришли к нему в гости, он услышал громкую тираду от своей мамы: «Макс, ты испачкал всю посуду и бросил ее здесь». Мне кажется, что сейчас родители пресекают попытки в юном возрасте что-то делать самостоятельно, боясь, как раз, что придется потом все это убирать, исправлять и прочее.
О. Мищенко:
Это то же самое касается и маленьких детей, которым, например, родители, не покупают краски, или пластилин, или какой-нибудь кинетический песок и вообще просто песок. Песок, вообще весьма полезная вещь для игр ребенка и развития. Не хочется убирать, не хочется после мыть посуду, но это необходимое условие для получения жизненного опыта. Если родители не хотят впоследствии 35-летнего нахлебника, который не то, что не может шнурки завязать – не может себе обеспечить жизнь. Сидит на шее у родителей, например, и отношения не может себе организовать, получить в своей жизни, приспособиться к этому, интегрироваться в социум — масса вариантов может быть из-за того, что ребенок не получил возможности проявить самостоятельность и получить навыки.
В. Мохамед Али:
Хорошо. Вопрос от нашей телезрительницы. Ее ребенок хочет играть в хоккей, но маме, во-первых, не нравится сам по себе этот спорт, у нее нет времени, она не хочет вкладывать финансовые средства, чтобы купить амуницию и прочее. Соответственно, не хочет его возить. Как ей поступать в данной ситуации? Как ей объяснить и вообще должна ли она идти на поводу у ребенка, либо она должна жестко сказать: «Нет, я не хочу, поэтому ты не будешь». Как в данной ситуации лучше поступать?
О. Мищенко:
Здесь лучше найти золотую середину, как и во всем в жизни. Что можно попытаться сделать? Во-первых, узнать, действительно ли это желание, реальное желание самого ребенка. Исходя из его личности, а, не исходя из того, что одноклассник занимается и ему просто хочется таким же быть, либо он увидел где-то и ему захотелось. Это тоже важно на самом деле, с этого многое что начинается и много путей исходит именно из этой позиции — я увидел и мне понравилось. Это реально первая ступень, от которой мы отталкиваемся. Здесь стоит прислушиваться к желанию ребенка. Я думаю, если ребенок станет великим хоккеистом, мама, наверное, будет рада, и она потом будет всем рассказывать и говорить: «Да, это мой! Я в детстве пошла ему навстречу, я хорошая мама». Я думаю, что ей будет очень это приятно. Но, конечно, будут начальные вложения — потраченное время, деньги.
Поэтому, что можно сделать – можно попробовать. Можно попробовать сводить ребенка на тренировку в ближайшие спортивные секции, где это возможно. Можно взять абонемент на месяц, попробовать на любительском уровне. Естественно, что не нужно отдавать в сборную города сразу, а просто обойтись малой кровью, малыми расходами, минимальными. Я не думаю, что сразу потребуется амуниция. Я думаю, что это все продается на том же Авито или где-то берется в аренду. Можно красиво выйти из этой ситуации. Но тут важная вещь: нужно помнить о том, что если мы отказали ребенку в его пожеланиях, ограничили в стремлениях, то можно получить крайне неприятную вещь в будущем — ребенок будет иметь ощутимый повод сказать маме: «Помнишь, когда мне было 6 лет, ты мне отказала. И если бы не ты, я был бы…»
В. Мохамед Али:
Обратная ситуация, когда наоборот, родители хотят, чтобы ребенок занимался чем-то, например, ходил в музыкальную школу, играл на фортепиано либо на гитаре. А ребенок категорически не хочет. Тут две стороны медали: с одной стороны, он может втянуться, закончить и потом, в подростковом возрасте или в более старшем, поражать всех своими талантами, а с другой стороны — у него останется в памяти как самый ненавистный момент, что его заставили. Как поступать, как найти этот баланс?
О. Мищенко:
Здесь зависит от многих нюансов. Во-первых, если изначально было желание родителей, ребенок изначально не хотел, его заставили, то, скорее всего, процентов 90 из 100, — ничего хорошего не будет. Ребенок либо совсем «сляжет» с неврозом — сляжет в кавычках, конечно, придет к неврозу, какой-то психосоматике. Либо откажется в итоге, либо дойдет до конца, как многие делают с институтами, когда взрослые дети кладут диплом на стол и говорят: «Это ваше». И всё – уходят, и не вспоминают, и никогда не работают по специальности, которую получили, которую родители хотели для них. Потому что это не их желание совершенно. Поэтому, хотят ли родители, например, просто выкинуть деньги на обучение ни о чем, когда ребенок даже не будет прикладным, он забудет об этом сразу же? В психологии есть термин «вытеснение», когда мы как будто забываем о чем-то – вообще, полностью, белый лист.
Если у ребенка действительно есть таланты, природные способности, ребенку нравится, бывает. Кстати, буквально недавно смотрела интервью какого-то известного западного музыканта, который занимается и с детьми, преподает, и со взрослыми. Он рассказывал про ступени учебы, что происходит с учениками в первые полгода, год, два года, и первая ступень, вторая, третья. Во-первых, нагрузка возрастает. Одна из ступеней, через которую проходят все — это отторжение, когда увеличивается нагрузка, например, когда ребенок ленится, когда говорит «мне вообще это все не нужно, мне все это неинтересно». А на самом деле – только переступи ее, и начнется совсем все по-другому. Уровень будет другой, и возможности больше — просто нужно приложить усилия.
Родителю здесь нужно, в первую очередь, отталкиваться от ребенка. Если у ребенка способности и желание есть, но что-то не получается, слишком большая нагрузка и ребенок говорит «не буду». Возможно, это временно. Ему пошли навстречу. У меня так, кстати, было в жизни, в моем детстве с музыкальной школой. Я сама захотела, меня отвели, я ее сама бросила, а через какое-то время говорю: «Я хочу опять». Мне говорят: «Не вопрос». Я вернулась и проучилась там чуть больше, но закончила сама с удовольствием.
В. Мохамед Али:
Что из себя представляет игровая терапия, которой вы занимаетесь? Вообще, как это применять к детям? Какие цели можно ставить?
О. Мищенко:
Я постараюсь рассказать кратко, потому что об этом могу говорить часами, но у нас с вами ограниченное время. Я с этой методикой столкнулась в 2002 году совершенно случайно. Мне в руки попалась книга Гарри Лэндрета «Игровая терапия: искусство отношений». Я ее прочитала и до сих пор она у меня стоит на полочке, безумно любима, я всем ее советую и, кстати, родителям тоже. Если они хотят заниматься этим дома, практиковать, то можете купить: Гарри Лэндрет, «Искусство отношений, игровая терапия». Она есть даже в электронном варианте и печатном. Мне очень понравился и рассказ про методику, историю возникновения, откуда это взялось, как это работает. Я практик, мне интересна именно практика, хотя без теории, конечно, никуда.
В. Мохамед Али:
Какие задачи ставятся перед игровым терапевтом?
О. Мищенко:
Перед игровым терапевтом. Почему вспомнила про эту книгу, потому что второе название, «Искусство отношений» — очень важное. Потому что первый вопрос, который задают родители: играет, но ребенок и так играет. Круглосуточно. Какая разница — дома он играет, со мной он играет, меня замучил: поиграй со мной, поиграй со мной. Еще играть, да к тому же платно? За это деньги платить? В чем разница? Я объясняю то, что игра тоже помогает, но здесь ребёнку помогает именно получение нового опыта, необычных отношений с взрослым человеком.
Что, вообще, происходит? На занятиях происходит следующее: ребенок получает опыт безусловного принятия. Есть понятие «безусловная любовь». Безусловная любовь бывает у мамы к ребенку — когда ничего не требуем, но понятно: что бы ребенок ни сделал, мама все равно простит, потому что это ее ребенок. Но требования есть все равно. Хоть любимый - не любимый, но зубы чистить надо – к этому возвращаясь, о чем мы говорили. Поэтому полная безусловная любовь не получается. На занятиях игровой терапии получается аналог, потому что терапевт принимает все, что сделает ребенок. Абсолютно. Что он говорит, во что он играет, как он играет, каким способом. Никакой нет инициативы со стороны взрослого, всем руководит ребенок. Соответственно, есть правила касательно безопасности – ничего нельзя ломать, себе больно делать, другим больно нельзя делать, и временное ограничение. На этих занятиях ребенок получает опыт самостоятельности и принятия ответственности, потому что ему ничего не советуют, не говорят, никуда его не направляют. Обо всём, чем он занимается, он принимает решение сам — я хочу в это играть.
В. Мохамед Али:
Условно можете описать? Допустим, приходит ребенок, вы сажаете его в комнате на ковер, высыпаете перед ним кубики. Либо что?
О. Мищенко:
Он заходит в комнату. Если наша встреча первая, соответственно, мы знакомимся, и я говорю, что в комнате есть игрушки. Я обычно говорю: эти игрушки сейчас твои; на то время, пока мы здесь, они твои. Обычно они очень удивляются. Я говорю: ты можешь играть с ними, как ты захочешь. Ребенок может, кстати, и не играть. Может вообще ничего не делать. Терапевт и это принимает. Были случаи, когда ребенок приходил чуть ли не 10 занятий, вообще ничего не делал. Просто сидел. Молча. Терапевт тоже сидел молча. Терапевт никому не рассказывал, что там происходило, но через какое-то время ему то ли написала, то ли позвонила учительница этого ребенка, которого направили к психологу, и сказала: «Что вы с ним сделали? Это вообще такой чудесный! Все изменилось, все направилось, поправилось».
В. Мохамед Али:
Он там без родителей? То есть, ребенок и терапевт.
О. Мищенко:
С родителем может по показаниям, когда работаем над взаимоотношениями именно с родителем. Обычно я, например, первый прием провожу с родителями. Вообще, разбиваю на три части: полчаса вместе, полчаса с ребенком отдельно и полчаса с родителем разговариваю, чтобы посмотреть, как они взаимодействуют в семье, в свободном режиме. Тоже никаких правил и инициаций, инициатив никаких нет. Соответственно, в свободном темпе. Опыт еще какой: получается, во-первых, терапевт вербализует (озвучивает – так проще будет сказать), озвучивает эмоции ребенка, что происходит. Говорит, например: «Ты разозлился, потому что у тебя что-то не получилось. Ты можешь попробовать еще раз. Вот здесь у тебя получилось, ты очень старался». Еще: «Очень интересно получилось, ты использовал это». Он озвучивает вообще все, что происходит.
В. Мохамед Али:
Родитель, по идее, тоже должен? Допустим, ребенок шел, упал, заплакал и ему объясняют: ты сейчас упал и почувствовал боль. Надо проговаривать происходящее? Его эмоции. Либо «ты злишься, потому что у тебя не получается».
О. Мищенко:
Можно. Я предлагаю это делать не постоянно, возможно. Если это необходимо. Иногда бывает, упал ребенок, ушибся. Можно просто его пожалеть, к примеру. «Упал, так бывает». Обычная, стандартная фраза говорится спокойно, вы не нервничаете, как взрослый человек, как родитель. Нет поводов для переживаний, сильных волнений. Говоришь: так бывает. И все. Прижали…
В. Мохамед Али:
С чем приводят детей? Каковы показания для того, чтобы привести ребенка к психологу и заняться игровой терапией с ним?
О. Мищенко:
Самое, наверное, часто встречаемое — это поведенческие проблемы. Это проблемы по взаимоотношениям с родителями, с одногруппниками в детском саду, с воспитателями, с учителями — все, что касается взаимоотношений и социума. Либо не слушается, не слышит родителя, когда родитель к нему обращается. Ребенок как бы не слышит, нет авторитета, нет связи между родителем и ребенком, не получается достучаться друг до друга. Бывают нюансы: слишком агрессивный ребенок, например. Очень часто, кстати, приводят, потому что ребенок агрессивен и не могут с ним справиться. Либо наоборот, застенчив и не может познакомиться, ответить или говорит еле-еле, тихо, что вообще не слышно. Очень часто бывают варианты любых детских неврозов, вплоть до нервных тиков, либо кусает, обкусывает вокруг ногтей кожу, либо губы кусают, покашливают, заикание тоже очень часто. У меня были несколько раз, что после одного-двух занятий у ребенка заикание проходило. Поэтому я благодарю за это игровую терапию отдельно, но это, действительно, волшебная методика, потому что она естественна. Потому что для ребенка это естественный формат взаимоотношений вообще с окружающим миром.
Игра – естественный формат взаимоотношений ребёнка с окружающим миром.
В. Мохамед Али:
Почему тогда у родителей не получается? Ведь, казалось бы: ребенок играет — сиди и смотри, и что-то говори. Что родители делают не так?
О. Мищенко:
Родители, как правило, учат. Потому что функция взрослого, уже природно биологически настроенная— обучить, передать свой опыт. Это происходит совершенно автоматически, мы даже не замечаем. Когда я начинала работать, достаточно сложно себя держать, контролировать себя, чтобы не подсказать, не сказать «так лучше». Например, не называем предмет, его называет сам ребенок. Он спрашивает: «Это что такое?» Стандартный игровой вопрос: «Это что такое? А это для чего?» Это может быть все, что угодно. Я говорю: «Я не знаю. Ты можешь сам называть». Автоматически включается функция инициативы, но родитель перекладывает: «Давай, вот в это поиграем?» Все, ребенка увели.
Почему мы должны полностью передать ответственность и инициативу в руки ребенка? Потому что он пойдет именно по тому пути, по которому ему нужно пройти. Проиграть именно те моменты, которые необходимо ему проиграть. А мы можем его подтолкнуть в другую сторону, увести его далеко-далеко от того, что ему действительно нужно.
В. Мохамед Али:
С какого возраста она эффективна? Можно ли двухлетнего ребенка привести?
О. Мищенко:
Да, с 2 лет до 10. Стандартно с 2 до 10 лет.
В. Мохамед Али:
Вы рассказали о ребенке, который просто сидел и молчал. Как вы считаете, какой эффект на него…
О. Мищенко:
Ему позволили быть собой.
В. Мохамед Али:
Везде его тормошили, что-то от него требовали, а здесь ему просто дали отдохнуть, фактически.
О. Мищенко:
Видимо да. Ему позволили делать то, что ему хочется. Его приняли на уровне взрослого человека. В транзактном анализе есть три основных роли: роль ребенка, роль взрослого, роль родителя. Ему от роли взрослого позволили вести себя так, как ему хочется. Здесь полностью перекладывается на ребенка. Все, что захочет.
В. Мохамед Али:
Если мы стараемся воспитывать его в игровой форме, как это сочетать с обучением? В любом случае, когда мы обучаем, мы говорим, допустим: это буква «А».
О. Мищенко:
Конечно. Это вообще другая тема. Они разные. В игровой есть правило: ребенок не убирает за собой. Родитель сразу напрягается, потому что ребенок попадает в ситуацию, где ему говорят: не надо убирать. Обычно я дополняю: именно здесь не надо, именно в это время. То есть это определенный, особенный час, когда такие условия. Ребенок прекрасно понимает, что именно в этот час, именно в этом месте, при таких-то обстоятельствах с этим человеком я могу вот так. Он выходит за дверь — правила меняются. Они прекрасно перестраиваются, они прекрасно понимают, что здесь вот так, а здесь — другие правила.
В. Мохамед Али:
А как воссоздать это дома? Потому что, хорошо, есть детская комната, ты говоришь: сейчас ты можешь делать все, что хочешь. Он делает все, что он хочет, проходит час, время заканчивается, заходит родитель – обои висят, пол разрисован и прочее.
О. Мищенко:
Все оговаривается. Во-первых, мы объясняем, что здесь — особенное время и особенное место. Именно здесь. Они прекрасно понимают, разделяют, даже маленькие дети. Например, наверняка видели и в реальной своей жизни, что дети к одним взрослым так относятся, к другим взрослым — совершенно кардинально по-другому. Потому что с этим человеком можно себя так вести, а с другим — нельзя. Причем, они это делают в одно время. В одном месте, два человека, но они будут по-разному относиться. Они очень гибкие. Дети вообще гибкие.
В. Мохамед Али:
Как это сделать в домашних условиях? Это же такой процесс, которым любой родитель, как я понимаю, может заниматься. Как эти рамки создать, когда ребенок может делать все, фактически?
О. Мищенко:
Вы имеете в виду переключение в реальную жизнь? Можно сразу после занятия говорить: у тебя было время, когда ты мог делать все, что угодно, но у нас другие правила. Опять же, родители могут заниматься этим дома. На самом деле многие это и делают обычно. Вместе с нами занимается либо, допустим, вместе с родителем мы играем, проходит занятие, и с ребенком. Либо половина времени с ребенком, половина вместе. Родитель видит, как все происходит, обучаются этому. Либо идет на курсы, сейчас в Москве достаточно курсов обучения, и дома играет с ребенком уже сам, либо в то же время, когда идут курсы игровой терапии, он занимается еще дополнительно дома. Хватает полчаса-час, и отношения кардинально меняются в лучшую сторону.
В. Мохамед Али:
Оксана, еще вопрос от наших телезрителей, касается уже личного пространства родителей. Вопрос такой: отправляясь в путешествие, в отдых родители хотят оставить ребенка дома, чтобы отдохнуть вдвоем, побыть вместе. Тут возникает определенное чувство вины за то, что они фактически для себя, решили, что бросают его на бабушек и дедушек и уезжают. Плюс, в некоторых ситуациях, сам ребенок может обидеться, сказав, что его бросили. Сами уехали отдыхать, а меня оставили, условно говоря, в городе. Как быть в такой ситуации?
О. Мищенко:
Давайте, сейчас первую часть, что касается именно взрослых, родителей. Если родители решили, действительно все взвесили и решили, либо дошли до такой точки, когда понимают, что отдых просто необходим, физиологически необходим, что еще чуть-чуть, и случится страшное — нервный срыв будет или просто совсем тяжело, грань некоторая присутствует, и она уже перейдена. Тогда родители решают конкретно, что они хотят в отпуск, и при этом они решают, с кем останется ребенок. Соответственно, это должны быть люди, которым родители 100% будут доверять. 100%. Чтобы не было волнения, переживания: а как там, что там будет? Чтобы вы могли доверять этому человеку. Доверять так же, как пилоту самолета. Когда вы садитесь в самолет, вы же не вламываетесь в кабину к пилоту и не говорите: что-то неправильно вы делаете, я нервничаю, что-то не так идет. Скорее всего, вас туда и не пустят. Поэтому, когда вы садитесь и летите, вы полностью доверяете пилоту, потому что это его задача. Здесь такая же ситуация, на самом деле, равноценная: вы передаете ответственность в это время людям, на которых вы оставляете ребенка. Это первая часть, это на самом деле очень важно. Тогда вы, как родитель, будете чувствовать себя комфортно и уверенно.
Второе: вы будете уверены в своем выборе — вы решили отдохнуть. Все. Вы как взрослый человек решили: я решил отдохнуть таким-то способом, я решил, что мне это необходимо. Вы взяли ответственность.
В. Мохамед Али:
Надо объяснять ребенку, что «дружок, мы сейчас уедем, а ты побудешь с бабушкой. Мы скоро вернемся, мы тебя любим».
О. Мищенко:
Обязательно, конечно, обязательно. Мало того, я всегда против того, что, например, родители выходят на каких-то занятиях, в детских клубах, в социальных местах — выходят молча, и оставляют ребенка. Я считаю, что это категорически неправильно. Даже, если ребенок занят, бывает — «А, он все равно не видит» — и выходит за дверь. Я всегда возвращаю, потому что вы поймите: ребенок посмотрел – родителя нет. Зачем лишний стресс ребенку, когда можно просто сказать: «Я сейчас выйду и вернусь». Все, ребенок спокоен, он знает, что сейчас происходит. Ситуация, так скажем, под контролем и все хорошо.
То же самое с отпуском, с отъездом. Познакомить ребенка, если вдруг это не родственник близкий, не няня. Какой-то новый человек, или малознакомый, на которого решили оставить ребенка. Ребенку обязательно надо дать возможность с этим человеком познакомиться. Не оставлять — взяли няню новую и оставили, уехали на неделю. Нет, конечно. Должен быть знакомый человек, к которому ребенок тоже хорошо относится, которому он доверяет, с которым он хорошо себя чувствует. Объяснять – лучше всего замещающий объект дать, пусть ребенок сам выберет. Например, родительскую вещь: часы, что-то такое, что родители носят на себе, например, элемент одежды. Переходный объект, чтобы вы сказали: я тебе это даю сейчас, чтобы у тебя моя частичка была с тобой. Когда тебе грустно будет — можно прижать, можно поспать с ней. Игрушку можно купить, но обязательно, чтобы она была не сразу новая, чтобы запах был, что очень важно. Это для маленьких детей, конечно же. Поэтому, объяснять нужно, но лучше не говорить, что «мы уезжаем, потому что мы уже замучились и устали». Естественно, это ребенку знать не нужно. Вы говорите, что нам нужно отдохнуть, просто мы хотим отдохнуть. Не от тебя, а просто отдохнуть. Мы вернемся с подарками, постоянно будем на связи, например, можете созваниваться. Сейчас можно и позвонить, и видео, и разговаривать хоть каждый день нормально, быть на связи всегда, поддерживать связь, чтобы ребенок видел, что все нормально, родители с ним.
Категорически неправильно оставлять ребёнка одного в малознакомом месте, даже если он занят и не видит, как вы ушли.
В. Мохамед Али:
Когда оставляешь ребенка с незнакомым человеком, условно говоря, какие еще раз фразы должны быть? Будь то няня либо друзья. Помню, мне было 4 года, мы с родителями улетели в другую страну и багаж потерялся. Меня оставили с друзьями родителей, а родители поехали в аэропорт забирать вещи, которые нашлись через несколько часов. Я помню ту панику, которая у меня была, за мной бегали все друзья родителей, потому что я искал маму с папой, хотя они, в общем, сказали, что мы на часик сейчас до аэропорта, заберем вещи и обратно. Какая бы была бы правильная позиция, правильные фразы, какие они должны были подобрать, чтобы меня успокоить, к примеру?
О. Мищенко:
Тогда были мобильные телефоны или нет?
В. Мохамед Али:
Нет, тогда мобильных не было.
О. Мищенко:
Мобильных не было. А друзья — новые люди, вообще были незнакомые?
В. Мохамед Али:
Это знакомые родителей, но я с ними не общался, мне было 4 года. Есть какие-то шаблонные фразы, либо что-то еще? Как быстро ребенка ввести в курс дела, что есть необходимость и родители должны буквально на час, на два уехать, потому что сам перелет на тот момент, я так понимаю, был для меня определенным стрессом, плюс, резкое переключение из одной ситуации в другую.
О. Мищенко:
Лучше всего, конечно, чем-то занять ребенка в это время. Поговорить, с ребенком, конечно, однозначно. Знаете, что помогает на самом деле? Сейчас вспомнила об этом: четкое планирование. Вы рассказываете ребенку конкретно, пошагово, что будет происходить. Потому что, чтобы не было страха не должно быть неопределенности. Когда у нас есть четкое понимание, что происходит сейчас, что будет происходить через какое-то время, чем это закончится и когда это закончится — мы можем быть спокойны, потому что мы видим реальность. Это как бы иллюзия контроля. Понятно, что оно может пойти по-другому, но, по крайней мере, у нас будет возможность хоть как-то успокоиться, потому что мы хотя бы в общем видим всю картину. Поэтому вы рассказываете, что сейчас мы едем туда-то, делаем то-то и то-то, нам нужно будет какое-то время для этого. Зависит от того, какой возраст ребенка; если маленький ребенок, то можно просто по часам на стрелочку. То есть ребенок ориентируется. Если, допустим, вы четко знаете, или примерно хотя бы, плюс 15-20 минут или полчаса, в течение какого времени вы вернётесь. Вы показываете, что стрелка вот здесь будет. Когда она будет вот здесь — мы вернемся. Закладываете чуть побольше, с запасом. Дальше разговариваете с взрослыми, с которыми остается ребенок. Придумайте, чем он будет заниматься, ребенка нужно занимать в это время, чтобы не было такого, что взрослые сидят и не знают, что с ребенком делать. Ребенок тем более не знает, он и так находится в панике, где родители – вообще непонятно. Бывают всякие ситуации, как в вашем случае, поэтому нужно что-то придумать, игры придумать. Но это лучше родителям, наверное, знать, чем людям, которые, может быть, и не знают, как с детьми обращаться.
Страх у ребёнка появляется от неопределенности. Он должен знать, что будет дальше.
В. Мохамед Али:
Как поступать родителям в ситуации, когда родители в разводе и выстраиваются новые отношения? Очень часто дети ревнуют к новым личностям в семье. Как, с одной стороны, посвятить довольно большое количество времени ребенку, с другой стороны — не забыть о себе? Как нужно общаться с ребенком, как выстраивать взаимоотношения?
О. Мищенко:
Почему-то сейчас веяние пошло, что взрослые люди немножко меняются ролями. Иногда родители ведут себя как из детской позиции. Когда ребенок может, например, указывать, что делать или говорит родителю: «Это не делай, а делай вот так!» Хотя, вообще-то, родитель должен решать, как будет. Потому что родитель ответственен за жизнь ребенка и его прерогатива вообще рулить жизнью ребенка. Потому что, грубо говоря, кто платит, тот заказывает музыку. Это грубо, но это правда. Беря ответственность и обеспечивая ребенка полностью, мы имеем возможность руководить всем этим процессом.
Конечно, нужно прислушиваться к ребенку, безусловно, особенно в том, что касается конкретно ребенка, еды, например, одежды — это выбор ребенка. Можно как-то посоветовать родителю, но, в принципе, это выбирает ребенок. Но, что касается в целом жизни семьи, например, либо, тем более, жизни родителя, взрослого человека, в этот момент родитель, по сути, не является родителем. Он просто взрослый человек. Он имеет право, абсолютное, полное, стопроцентное на свою жизнь личную. Это нужно донести до ребенка, что у ребенка своя жизнь. Кстати, например, абсолютно нормально стучаться в комнату ребенка, абсолютно нормально спрашивать: а можно взять? Абсолютно нормально спрашивать. Не молча собирать игрушки ребенка и отдавать в детский дом или своим друзьям дарить, детям своих друзей, а спрашивать ребенка: можно ли это сделать, а что ты выберешь? Это часто игнорируется почему-то. Или, например, дарят ребенку игрушки и относятся к ним так, как будто это их вещи. Это вещи ребенка, он может с ними делать все, что он захочет, абсолютно.
В. Мохамед Али:
То есть за сломанные игрушки детей наказывать нельзя?
О. Мищенко:
Сломал — все. Зачем наказывать? Это же его игрушка, он ее лишился. Это же его горе, даже не ваше.
В. Мохамед Али:
Вернемся к ситуации, когда появляется кто-то новый в семье. Сказать: «Меня не интересует твое мнение, но будет вот так»?
О. Мищенко:
Лучше это делать медленно. Во-первых, непонятно, сложатся ли у вас отношения с этим человеком. Как правило, дети остаются с мамами и, допустим, у мамы появляется новый мужчина, с которым она начинает встречаться. Мы не можем сказать, что будет через месяц, через полгода, через год. Если мама будет вводить каждого мужчину в свою семью, не имея гарантий и хотя бы представлений о том, что будет дальше, в ближайшие месяцы хотя бы, то это будет выглядеть странно. Поэтому нужно, вначале хотя бы, отдельно от ребенка, не вовлекая его проживать свою личную жизнь какое-то время, пока вы не поймете, что это действительно ваш человек, вы с ним останетесь, планируете, по крайней мере, остаться на длительное время. Потихонечку, сначала начинать просто как с друзей, то есть вы дружите – в конце концов, вы же друзья, действительно. Мы все начинаем с дружбы, а потом в дальнейшем переходит во что-то другое. Можно встречаться в компаниях, брать с собой других детей, в компании может быть и взрослых тоже. Не надо педалировать ситуацию, сразу — раз, и ввести новые, ставить перед фактом. Но, в то же время не нужно забывать о том, что это выбор, все-таки, взрослого человека. Ребенок, по сути, не имеет права в это вмешиваться, потому что это личное дело взрослого человека.
В. Мохамед Али:
Ясно. Оксана, спасибо большое!
Друзья, я напомню, что в эфире была программа «Телепсихология», в гостях у нас была сегодня Оксана Мищенко, за что ей большое спасибо.