Екатерина Осипенко:
Добрый день, уважаемые слушатели и зрители канала Mediadoctor радио Mediametrics! В эфире «Школа здорового голоса Екатерины Осипенко». И сегодня мы будем говорить о голосе с легендой Всесоюзного радио, с легендарным диктором Ильей Ефимовичем Прудовским о голосе. И Илья Ефимович, помимо того, что он диктор, он заслуженный артист Российской Федерации, и самое интересное, что он по образованию инженер. Это так?
Илья Прудовский:
Это так. Можно сразу замечание?
Екатерина Осипенко:
Да.
Илья Прудовский:
Я очень не люблю слово «легенда». Во-первых, это несколько выспренно, а во-вторых легенда – это всегда что-то не подтвержденное фактами.
Екатерина Осипенко:
Но фактов, я более чем уверена, что те люди, которые нас слушают, которые были на форуме звукорежиссеров и дикторов, и те, которые входят состав Союза дикторов и звукорежиссеров, они, конечно, сейчас будут эти факты нам подкидывать только так, потому что очень много людей сразу оживилось, как только увидели вашу фамилию в анонсе моей передачи. Ну хорошо, пусть не легенда, но тем не менее как так получилось, что из инженера вышел диктор?
Илья Прудовский:
Все дело в том, что я никогда не хотел быть инженером. Направленность была в юности исключительно на гуманитарное образование. Прежде всего, я очень хотел идти на факультет журналистики в МГУ, и второе – актерство. Но поскольку я был очень послушным сыном и родители сказали «Мужчина должен быть инженером», а я собирался стать мужчиной, то я пошел в технический институт. Долго его не выбирал, потому что там учился мой старший брат. Это Институт инженеров железнодорожного транспорта. Вот я его и закончил. Меня неоднократно пытались отчислить за неуспеваемость, но поскольку я работал в редакции радио института. Там была большая редакция с хорошим уровнем.
Екатерина Осипенко:
То есть в институте радио свое?
Илья Прудовский:
Да, потому что там было несколько общежитий, и студенческие и учебные корпуса, где вещание было достаточно объемное.
Екатерина Осипенко:
Извините, что я вас перебиваю, но это характерно было только для вашего института или в те времена?
Илья Прудовский:
Это не во всех, нет.
Екатерина Осипенко:
Это особенности были, да?
Илья Прудовский:
Из московских я, например, помню, другие институты не помню, но я помню, что мы все время соревновались с радио редакции МГУ. Это в крупнейших, наверное, было.
Екатерина Осипенко:
И характер этого радио? Что, вот в его обязанности?
Илья Прудовский:
В обязанности радио входило, прежде всего, освещение студенческой жизни, какие-то мероприятия, которые проводились в институте по указанию сверху, какие-то передачи, которые говорили о новой технике на железнодорожном транспорте,
ну и что мне доставляло огромное удовольствие – большой объем вещания из того, что у нас было по времени, это были литературные передачи. Мы сами их писали, сами читали. Это был хороший трамплин.
Екатерина Осипенко:
То есть это такое совмещение и редакторской деятельности, и режиссерской деятельности?
Илья Прудовский:
Да, и поскольку был замечательный Дом культуры и там ставились спектакли, был свой студенческий театр и студенческие обозрения, то жизнь была абсолютно полноценной.
Екатерина Осипенко:
Все помимо учебы было абсолютно полноценным.
Илья Прудовский:
Да. Мне даже не стыдно, я могу сказать, что не помимо учебы, а наоборот, учеба для меня была помимо всех этих занятий. И когда я пришел в институт, буквально в первые же дни сентября я пришел в редакцию радио. И ею руководил один довольно известный в те годы радиожурналист, корреспондент Георгий Львович Гордин, который сказал «это все хорошо», но спасибо ему, он что-то во мне почувствовал или увидел, ему показалось, что я гожусь для радийной работы, и он сказал, что «давай приходи ко мне в московскую редакцию Всесоюзного радио. И я начал там в 57 году, 1957 году.
Екатерина Осипенко:
Не в 2800, уже тоже.
Илья Прудовский:
Да. Я начал уже бегать по Москве с репортером, делать материалы. Ну и поскольку коллегам по редакции казалось, что я звучу и до некоторой степени достойно уже читаю, меня стали кроме репортажей приглашать на озвучку каких-то сюжетов. Вот так с 57 года и по сегодняшний день я связан с радио.
Екатерина Осипенко:
То есть фактически сколько вам было лет, когда вы только вступили на путь истинный?
Илья Прудовский:
Мне было 17 лет.
Екатерина Осипенко:
То есть фактически все равно, куда, кривая дорожка, она все равно вылилась в прямую.
Илья Прудовский:
Когда сегодня студенты жалуются, что у них что-то не получается и говорят «А у вас, Илья Ефимович, вот все получается», я говорю «Дорогие мои, не
Забывайте, я работаю на шестьдесят лет больше вас».
Екатерина Осипенко:
Хорошая фраза. И это студенты, которых вы сейчас упомянули, это студенты Института телевидения и радиовещания?
Илья Прудовский:
Сейчас нет. Я, если говорить о преподавательской деятельности, я точно не помню год, но где-то 1977-78, когда я начал преподавать в Институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания. Потом, когда образовался сегодняшний институт МИТРО, то я начал преподавать там, и был какое-то время ректором этого института. Но я не хочу много говорить об этом институте. В 2010 году всех, по сути дела, кто работал до этого периода, с 1999 года по 2010, все преподаватели
были убраны и были приглашены другие люди. И сегодня у меня есть две школы, которые готовят, не могу сказать кого, по-разному специальности на телевидении и радиовещании.
Одна из них в Останкине, одна на Ленинском проспекте. И я работаю в этих двух школах, ну и какие-то веду, когда просят или коллеги-дикторы уже работающие или люди
совершенно со стороны, у которых проблемы с речью, в индивидуальном порядке у себя
дома, в своем кабинете.
Екатерина Осипенко:
Потрясающе! Все люди, у которых есть проблемы с речью, а их, собственно говоря, достаточно много, ну может быть и полстраны так уж точно наберется, пожалуйста, все берите уроки! На самом деле, это ведь сейчас, действительно, огромная проблема – человек с неправильной речью. И если мы слышим, даже если мы абстрагируемся, но мы вокруг слышим голоса, неблагозвучные голоса, как общаются между собой близкие люди, родственники, даже матери с детьми, – мы слышим какое-то, я во всяком случае, может быть, просто потому что у меня ухо на это заточено, и мне кажется, и речь нехороша и голос какой-то выражающий, может быть, какую-то агрессию, конфликтные ситуации. Вам так не кажется?
Илья Прудовский:
Я не разделяю вашу точку зрения, потому что это для вас проблема, для меня, может быть, проблема, для тех, у кого хорошая речь, кто о ней думает, переживает по этому поводу, но для большинства населения и, более того, для сегодняшнего массового радиоэфира (Сколько станций по стране? Огромное количество) я не вижу, что это сейчас острая проблема. Это лет так двадцать-тридцать-сорок назад, это была проблема, когда люди считали, что плохо говорить нельзя, что ты теряешь свой авторитет, что ты становишься неинтересен, по крайней мере в профессии, следили за своей речью. Я не могу разделить точку зрения коллег, не только моего возраста, но и тех, кто моложе меня, которые говорят, что сегодня полный кошмар, невозможно включать ни радио, ни телевизор. Нет, достаточно много замечательных примеров речи, поведения в эфире, но в большинстве случаев отношение именно к речи, хорошей и красивой, и главное, вот для меня это главное, легко и приятно усваиваемой речи, мне кажется, что сегодня как раз для большинства это не та проблема, которая была раньше. Я неслучайно сказал «легко усваиваемой». Мы очень часто забываем, что в разговоре, в выступлении, не важно, это выступление по радио, по телевидению или в живой аудитории без всякой техники, мы должны ориентироваться не на то, как мне удобно говорить, а на то, как комфортно, удобно, адекватно воспринимает человеческое ухо. И об этом сегодня не думают. Ну подумаешь какое дело! Ну и я говорю с такой скоростью, когда слова наезжают друг на друга и границу между словами трудно передать, когда такая тестообразная масса слов, если можно так выразиться. Да, кому-то удобно, человеку с быстрой речью, с такой природой разговора. Ну ты же должен подумать, ведь цифры, которые приводятся, и иногда по поводу людей неблагополучно слышащих, цифры очень высокие. Последнее, что мне попадалось, давно, года два назад, что с ослабленным слухом, или не слышащие или с ослабленным слухом, – примерно 16 процентов населения. Значит, надо подумать, что когда ты вещаешь, скажем, в эфире, что эти 16 процентов для тебя абсолютно не существуют. Мне думается, это не (...12:45).
Екатерина Осипенко:
Это очень тонкий подход. Это подход человека, который не просто разбирается в своей специальности, но также и настолько хорошо разбирается и настолько профессионал, что он думает о том, кто находится по ту сторону барьера.
Илья Прудовский:
Ну так это первая задача выступающего.
Екатерина Осипенко:
Но, по-моему, сейчас очень часто первая задача выступающего – просто факт того, что он выступает, а никак не так называемый контент, как сейчас стало принято говорить, а не содержание, не та информация, которой он делится.
Илья Прудовский:
Я не знаю, хорошо или это не очень хорошо, или совсем плохо, ну да,
так бывает очень часто. Я вспомнил сейчас, как-то на канале «ТДК», пригласили весьма
странный дуэт для выступления. Меня, классического диктора советского времени. «Диктор» же слово сегодня почти изживающее себя.
Екатерина Осипенко:
«Изживающее».
Илья Прудовский:
Это пятно в твоей биографии. Все – ведущие. Дикторов нет. Все исключительно радио- или телевизионные ведущие. Я, человек из того прошлого, и опередивший свое время, по крайней мере по поведению, Роман Трахтенберг. И ведущие не ожидали, что мы с ним придерживаемся совершенно одних взглядов на такой вопрос как контроль эфира. Цензура, контроль эфира. У нас удивительно совпали взгляды. Другое дело, конечно, что мы говорили о том, что цензура сегодня должна быть не такая, которая была в рассвет социалистических времен, она должна была измениться, но, по крайней мере, чтобы были какие-то ограничители хотя бы в плане культуры. Ну, я замечаю, и это меня радует, что на многих и станциях и на многих каналах сегодня все-таки некоторая реставрация отношения к речи происходит. В 90-е годы был сильный упадок, когда к эфиру пришли люди абсолютно никогда не только не связанные с ним, но и не думавшие о нем. Ну вот так получилось, что старые кадры были убраны, появились новые, не готовые совершенно кадры. Вот тогда можно было говорить, что речь кошмарная, по всем аспектам: и голоса, и орфоэпические нормативы речи, и мысль. Но мне кажется, что постепенно-постепенно, пусть не очень быстро, но восстановление
достойного уровня все-таки происходит.
Екатерина Осипенко:
Спасибо огромное! У нас сейчас небольшой перерыв, а потом я хотела бы поговорить о этих самых орфоэпических нормативах речи.
Екатерина Осипенко:
Мы продолжаем с вами наш эфир, и у меня в гостях Илья Ефимович Прудовский. Мы начали интереснейшую беседу о речи, которая пропагандируется, может быть даже, в нашем обществе, и о той речи, которой должны придерживаться люди профессиональные. И говорим об этом, прежде всего, на примере дикторов Всесоюзного и телевидения и радио. И, в общем-то, эти люди являются для нас, во всяком случае для меня, являются неким таким образцом, образцом профессионала, высокого профессионала, не только речи, но и подхода к своей деятельности, глубинного, нравственного, духовного, если хотите. Вот мы заговорили, наверно, о самом простом, с другой стороны, и сложном, – об орфоэпии. Понятно, что эти особенности не просто так возникают в речи. Они сейчас все время меняются. В последнее время начали разрешать говорить даже не «йо́гурт», а «йогу́рт» почему-то. И это периодически меняется, но тем не менее, на ваш взгляд, насколько важно придерживаться все-таки каких-то устоев или идти на поводу у тех людей, которые, наоборот, нас тянут в сторону изменения языка?
Илья Прудовский:
Мне трудно отвечать на этот вопрос, потому что всегда существовали
две борющиеся между собой точки зрения. С одной стороны, язык постоянно меняется,
это объяснять никому не надо, но вот эти две точки зрения касались вот какой проблемы. Я, естественно, говорю не о всех носителях речи, а о профессионалах, которые работают в системе телерадиовещания. С какой скоростью мы принимаем то, что начинают говорить в массах, если происходят какие-то изменения. И вот была точка зрения, что поскольку изменения происходят постоянно, то надо придерживаться рекомендаций Института русского языка. Вот когда происходит официальная смена, когда допускается новая форма, вот тогда можно на нее переходить. Но тут еще один момент есть. Даже при допустимых равноправных формах, допустим, «одновре́менно» и «одновреме́нно», мы вносим в понимание слушателей, в его реакцию некоторый.
Екатерина Осипенко:
Диссонанс?
Илья Прудовский:
Трудно подобрать слово. Ну, разнобой. Так чему мне верить? Вот так надо мне говорить? Если он хочет прислушиваться к этой речи и брать ее за образец. Мне так говорить или так говорить? Поэтому были специальные ведь словари для работников телевидения и радиовещания.
Екатерина Осипенко:
Были большие такие словари.
Илья Прудовский:
Большие словари, да. Не просто орфоэпические, а специальные. И они придерживались того правила, что из двух равноправных вариантов выбирался наиболее распространенный и наиболее рекомендованный. И мы все придерживались именно этого образца. А сегодня, мне думается, это не истина, это мое особое мнение, мне думается, что Институт русского языка в своих рекомендациях стал более чем демократичным. Ну раз так говорят, пусть так и говорят, мы зафиксируем и этот вариант. И если раньше редкие случаи, когда были основная форма и допустимая, две формы были очень редкими, то сегодня чуть ли не через слово – и так можно и так можно, и так можно и так можно.
Екатерина Осипенко:
Это же хаос.
Илья Прудовский:
Для людей, для массы огромной, для 145 миллионов это понятный процесс – мне так удобнее говорить. Но я думаю, что все-таки вещающие, профессиональные ведущие, корреспонденты, дикторы, если они еще остались, они должны придерживаться одинаковой нормы – основной. И поэтому и возникает разнобой, ну, допустим, «в Останкино» или «в Останкине». В любом учебнике по орфоэпии говорится о том, что географические наименования русского происхождения, оканчивающийся на букву «о» обязательно, обязательно, склоняются. Так что тут не может быть разговора: «в Останкине», «в Кускове», «в Иванове». И мы же не будем говорить, естественно, о столице Норвегии – «в Осле». Это касается только.
Екатерина Осипенко:
Русских названий.
Илья Прудовский:
Русского происхождения. Топонимов. Много можно приводить таких примеров, в частности с топонимами. Посмотрите, что делается с названием нашей столицы. В документах везде: «в городе Москве». Если «в городе», то «в городе Москва».
Екатерина Осипенко:
То уже Москва.
Илья Прудовский:
Если без слова «город», то просто «в Москве». Но сплошь и рядом существует ведь тот пласт языка, очень меня раздражающий, который называется «канцелярит».
Екатерина Осипенко:
Расскажите, что это. А, я поняла.
Илья Прудовский:
Во всех документах тот язык, который мне не кажется русским языком. И люди не задумываются, это из десятилетия в десятилетие. Посмотрите, выходит какой-то документ, и организация, в которую он прислан, должна ответить на этот документ, и пишут: «Настоящим сообщаю». Откуда это слово «настоящим»? А почему не просто «сообщаю»? Разве прошлым сообщают? Или недействительным сообщают? И вот эти формы, и это касается и тех же склонений: «в городе Москве» вместо «в городе Москва» или просто «в Москве».
Екатерина Осипенко:
«В Завидово» – «в Завидове».
Илья Прудовский:
Да.
Екатерина Осипенко:
И «в Репино» – «в Репине». Я вчера слушала какое-то заседание Московской городской думы. Мне было просто, действительно, интересно понять: я смогу понять? Раз это показывают для широкого зрителя, это совещание, то, по всей вероятности, оно несет за собой цель донести до нас какую-то информацию. И я буквально пять минут слушала и пыталась принять эту информацию – и никак у меня этого не получалось сделать. Вышла депутат, которая начала читать некий текст. Она его читала. Ей было удобно говорить, потому что, мне представляется, что просто произнести этот текст с такой скоростью, с которой она начала это делать, будет проблематично. Более того, каждое слово – это было специфическое слово плюс еще связанное неким внутренним чисто бюрократическим содержанием. И пять минут, которые я потратила на это, не привели ни к чему хорошему, то есть никакого понимания. Единственное, что я поняла, – что я настолько ничего не поняла, что, в общем-то, должна, наверно, поставить себе некий минус.
Илья Прудовский:
Вы не сказали себе – «А я ведь не самая темная»?
Екатерина Осипенко:
А я ведь, действительно, не самая темная. Дальше вышел другой человек, и он тоже так же начинал говорить. Более того, слова лились со скоростью пулемета, пулеметной очереди. Это к вопросу об уважении тех людей. Для кого это все? Как так можно? И почему люди, которые занимают какие-то публичные места, публичные профессии, почему они не думают, что их речь должна отличаться, они должны, возможно, брать некие уроки, подготавливаться, что их род деятельности должен иметь определенные профессиональные потребности в обучении дополнительном?
Илья Прудовский:
Да просто не думают об этом. Помните, у Некрасова «Так глубоко довольны собой, что подумаешь – в том их призванье!» Не думают об этом. Их устраивает то, что есть. И вот опять то, о чем я уже сегодня вспомнил. Мы должны в любых условиях говорить так, чтобы, ну, по крайней мере, и чувствовать гарантию, что меня и понимают и воспринимают без натуги. Не мучительно, а легко. Вот вы сказали о том, что очень быстро говорила. Это проблема сегодняшнего вещания – скорость речи. Потому что надо давать некоторую фору и зрителю и слушателю, потому что если я говорю на какую-то тему, то предполагается, если я решился говорить, что я уже в этой теме. Но большинство слушателей, если даже в теме, они могут быть готовы к этой теме и к этому выступлению не так, как я, подготовленный уже. Значит, им нужно какое-то время для того, чтобы осмысливать.
Екатерина Осипенко:
Для осмысления.
Илья Прудовский:
Очень часто речь, и с каждым годом, из-за ритма, может быть, из-за невнимания к речи, она беспаузной стала, совершенно беспаузной. А ведь природа слухового восприятия имеет ту особенность, что человек не может слышать адекватно абсолютно беспрерывную речь – он через какой-то период, он должен подвести промежуточный итог. Мозг срабатывает сам – ага, это понятно. Тогда он снова свежо воспринимает следующий речевой фрагмент. А когда речь непрерывная, да еще на большой скорости, мы очень-очень затрудняем восприятие, и, скажем, в варианте радио это должно приводить к тому, что просто будет переключение на другую станцию. Слушателю не платят за то, что он слушает, и поэтому он вправе требовать какого-то комфорта.
Екатерина Осипенко:
Получается интересная ситуация, что для того чтобы дать слушателю больший объем информации, скорость увеличивается, как на радио, так и не телевидении, и это увеличение скорости несет только единственную цель – дать больше за единицу времени. При этом на той стороне сидит человек, которому некомфортно и который не готов воспринимать таков объем. Просто его не переваривает. И этот человек уходит на другой канал.
Илья Прудовский:
Да.
Екатерина Осипенко:
То есть получается обратная ситуация.
Илья Прудовский:
Обратная ситуация. Это почти то же самое, что в рекламе. Когда мне на рекламу дают, на звучание рекламы 15 секунд, а текста там 22-23 секунды, я – медленно говорящий, я люблю медленную и спокойную речь. Я не воспитывал ее в себе – это во мне с детства. Я вынужден говорить с такой скоростью, что я сам не понимаю уже, что я говорю, чтобы не только секунды и иногда доли секунды сэкономить, потому что борьба с заказчиком – это немыслимое дело. Нет. Вот лишнее слово, явно лишнее слово, ну сократи ты, – мы выиграем четверть секунды здесь, четверть секунды там, как-то ужмемся. Нет.
Екатерина Осипенко:
Ну а заказчик – кто? Вопрос. Заказчик, как правило, все-таки человек, который, если бы, наверно, понимал, то он, может быть, по-другому ставил задачу перед исполнителем.
Илья Прудовский:
Он, может быть, прекрасно знает свою специальность, свой продукт, задачу своей рекламы, но с законами слухового восприятия, с законами речи мало кто из заказчиков дружит.
Екатерина Осипенко:
На это жалуются буквально все специалисты, которые работают в области дикторского, исполнительского, наверно, да?
Илья Прудовский:
Да.
Екатерина Осипенко:
Искусства в области рекламы. В области радиорекламы. А, собственно говоря, озвучивание роликов, видео – все то же самое.
Илья Прудовский:
Одинаково.
Екатерина Осипенко:
И у всех одинаковая позиция в этом отношении. Почему-то просят одно. Именно таким вот голосом. И видится заказчику вот какой-то такой голос, хотя он не логичен, хотя он, может быть, где-то даже не физиологичен, и тем не менее слово заказчика в данной ситуации закон.
Илья Прудовский:
Причем очень часто руководствуются, вот вы сказали про голос, очень часто заказчик не думает, что к этой теме, к этой конкретной рекламе нужен другой голос. Как мне однажды замечательная женщина-режиссер, у которой я писал рекламу, сказала: «Мне не нравится, что ты делаешь, потому что ты заставляешь покупать. Человека заставлять не надо – его надо соблазнить. И поэтому убери свою трубу, не звучи так мощно и сильно. Давай соблазним заказчика». Об этом тоже далеко не всегда думают, и вот подбор голосов на рекламе. Хотя мне думается, что вообще, ну по крайней мере реклама идет впереди других видов, жанров радиовещания, хотя бы потому, что там подбирают все-таки голоса. Потому что на эфир сегодня, на ведение эфира, ну я вообще не берусь говорить, как подбирают людей сегодня на ведение эфира, что ставят во главу угла, какие принципы основные.
Екатерина Осипенко:
И какие параметры. Но явно совершенно не связанные с голосом. Это может быть и профессионал в другой области, но не голос. Неоднократно были ситуации, когда я замечала, что я вынуждена переключать – я не могу слышать этот голос, мне просто дурно становится. И совершенно, вот две вопиющих было ситуации на разных каналах, в которых в результате я просто была вынуждена, действительно, переключать, когда диктор в принципе настолько ужасно, не просто она потому что ужасно говорит, а она говорит совершенно больным голосом, и этот больной голос спрятать никуда невозможно. И я не понимаю, почему в принципе этот человек допущен к эфиру к подобному. Так что вот в этой ситуации. Это не работает. Эти люди, которые выпускают в эфир дикторов, они, по-моему, совершенно не задумываются над вопросами, связанными с качеством голоса. И вопросы определения качества голоса ведущего, по-моему, вообще не стоят сейчас, во главу угла перед тем, как выпустить человека в эфир.
Илья Прудовский:
Абсолютно согласен с вами. Если в советское время чрезмерное внимание уделялось голосовому звучанию.
Екатерина Осипенко:
Насколько оно может в принципе быть чрезмерным?
Илья Прудовский:
Ну когда брали людей даже на Всесоюзное, даже на Всесоюзное радио, недостаточно образованных, мало эрудированных.
Екатерина Осипенко:
Но с хорошими голосами.
Илья Прудовский:
С той нервной системой, которая не должна быть допущена к живому эфиру, но труба гудела.
Екатерина Осипенко:
Я поняла вас.
Илья Прудовский:
И это уже было первичным.
Екатерина Осипенко:
То есть перекосы и в этом смысле тоже были, но.
Илья Прудовский:
Были, были, конечно. Возьмем даже такой перекос, когда партийно-правительственные материалы читали, за редким-редким исключением, на радио Всесоюзном исключительно мужчины. И зачастую мужчина читал и было слышно, что он не понимает то, что он делает, до конца, по крайней мере, не понимает, и качество его восприятия и, соответственно, передача этого материала слушателю много ниже, чем у замечательных женщин-мастеров. Но позиция была такая, что официальные материалы должны читаться только мужским голосом, преимущественно низким мужским голосом, и вот слушатель это воспринимает как наиболее убедительный вариант. Хотя забывали при этом, что вообще расслышиваемость речевого голоса – чем выше голос, тем легче он воспринимается ухом. Даже с точки зрения, на фоне высокого голоса согласные отчетливее звучат.
Екатерина Осипенко:
Частотности.
Илья Прудовский:
Частотность, да.
Екатерина Осипенко:
Частотность более хорошо воспринимается. Высокие частоты более хорошо воспринимаются именно слуховым анализатором.
Илья Прудовский:
Да.
Екатерина Осипенко:
Мы это все должны, я думаю, что все это проговаривается, наверно, и обучаются, и звукорежиссеры, и те люди, которые делают рекламу, подготавливают рекламу, и не только рекламу, но и готовят тех людей, которые выходят в эфир.
Илья Прудовский:
Должно обсуждаться.
Екатерина Осипенко:
Это должно обсуждаться, наверно, еще на этапе обучения?
Илья Прудовский:
Должно обсуждаться.
Екатерина Осипенко:
Это так происходит?
Илья Прудовский:
Конечно. Не могу сказать, я со звукорежиссерами никогда не работал, я имею в виду, не на эфире, а при подготовке, так что не знаю, насколько подробно, но, безусловно, должно это обсуждаться. Но ведь мы очень часто забываем, что какие-то умные теоретические установки мы игнорируем в силу того, что реальная практика не позволяет их соблюдать. Вот вы сказали, что больной голос в эфире невозможно было слушать, вы должны были переключиться, но человек со здоровым голосом, если он болен, а его смена и он должен выйти и он абсолютно теряет тембральную окраску из-за того, что никакие обертоны не срабатывают, никаких формант нет.
Екатерина Осипенко:
И он еще кашляет.
Илья Прудовский:
А он должен.
Екатерина Осипенко:
А он должен был пойти в эфир.
Илья Прудовский:
А он должен выходить в эфир.
Екатерина Осипенко:
А он еще и кашляет. Он закашливает всех слушателей.
Илья Прудовский:
Да.
Екатерина Осипенко:
И в этот момент у всех остальных тоже вот тут делается совершенно неприятно и чувство дискомфорта возникает в области шеи и желание прокашляться точно так же, потому что это очень хорошо передается.
Илья Прудовский:
Он вызывает сочувствие.
Екатерина Осипенко:
Помимо всего прочего. Но никак не желание его слышать.
Илья Прудовский:
Да. Но слушатель, спасибо ему, если он сочувствует, но он не должен испытывать этого чувства.
Екатерина Осипенко:
Чувства дискомфорта.
Илья Прудовский:
Конечно. Но, опять же, их величество деньги. Ведь на союзном вещании мы все приходили, рабочий день, и у меня он был очень четко расписан. Допустим, я пришел в 12 часов дня, я читаю «Последние известия», так тогда назывались
новости, в 12:30 я перехожу, и на другой программе, в ней я читаю вступительный текст к
опере, на третьей программе я читаю, еще спустя какое-то время, комментарии. Мы все были расписаны, но кроме этого всегда предполагался дежурный диктор.
Екатерина Осипенко:
На выручку?
Илья Прудовский:
Да. Если что-то, ну, если кто-то заболел, если кто-то себя плохо чувствует, если кто-то, машин было мало в те времена, если кто-то общественным транспортом, увы, опоздал, хотя это было ЧП. Мы были приучены приходить на работу не
раньше, не позже, потому что это не запись – все шло в живой эфир, тут никакого выхода не было. Всегда был дежурный диктор. Сегодня я веду какую-то свою передачу, меня никто не может заменить, и даже если это не моя авторская передача, а если это «Новости», то все равно меня никто не может.
Екатерина Осипенко:
А я диктор этого канала и лицо этого канала и я должен вести.
Илья Прудовский:
Да.
Екатерина Осипенко:
Поэтому это уже накладывает тоже отпечаток.
Илья Прудовский:
Ну и потом, раньше были редакторы, писавшие выпуски, и дикторы, читавшие. Сегодня редактор, который пишет выпуск, он и идет читать, я имею ввиду радиовещание. На телевидении бригада готовит «Новости». Ну, ведущий, который иногда
выполняет чисто функцию дикторскую, потому что не вносит никаких изменений, хотя,
естественно, хорошие профи, они обязательно то, что подготовила бригада, они если ничего не меняют в верстке, в содержании, то, по крайней мере, в стилистике речи они фразы немножко меняют, для того чтобы удобнее было произносить.
Екатерина Осипенко:
Очень интересно. К сожалению, наше время уже подошло к концу, и мы совершенно не успели поговорить о вашем, как вы выразились, о вашей трубе, но вот такой баритон – это редкость для, по-моему, для любого поколения, для любого рода деятельности и даже для деятельности диктора.
Илья Прудовский:
Считается, что я не потерял еще своего звучания.
Екатерина Осипенко:
И я считаю, что вы, может быть, даже и приобрели что-то дополнительное. Я думаю, что наверняка так и происходит, с учетом того, что вы все время работаете над книгами, над радиокнигами. И, к сожалению, мы не успеваем об это поговорить, но я сегодня наслаждалась вашим красивым, редким голосом, все-таки у нас передача посвящена голосу, здоровому голосу, и я думаю, что все те, кто сегодня с нами были, а их очень было много, этих слушателей, в основном все-таки зрителей, и я думаю, что многие из них еще раз и еще раз посмотрят это в записи и выйдут и найдут дополнительно, а те, кто работает в этой области, наверняка и будут прокручивать неоднократно, для того чтобы найти для себя ценные и полезные советы и записать их и потом применить их в своей профессиональной деятельности. Илья Ефимович, спасибо вам огромное!
Илья Прудовский:
Спасибо вам за добрые слова и за то, что пригласили. Давно хотел прийти к вам в гости.
Екатерина Осипенко:
Спасибо! Но я чувствую, что мы настолько мало успели обсудить, что придется нам с вами встречаться вновь. Всего вам доброго! До новых встреч! В следующую субботу в эфире «Школа здорового голоса Екатерины Осипенко». Будьте здоровы!