В. Читлова:
Очередной выпуск передачи «Пси-лекторий», я – ее ведущая Виктория Читлова, кандидат медицинских наук, психиатр, психотерапевт. Сегодня мы затронем интересную тему. Она будет касаться особенностей развития человека, а именно подросткового периода, будем рассматривать с моим гостем, с какими проблемами человек может встретиться в этом периоде, в том числе, коснемся и возможной патологии и что делать, собственно. У меня в гостях сегодня замечательный врач-психиатр, психотерапевт, специализирующийся в области детской психиатрии и психологии, психолог по образованию, врач, работающий в центре, в клинике имени Груни Ефимовны Сухаревой Илья Смирнов.
И. Смирнов:
Я надеюсь, что наша первая встреча была полезна нашим слушателям, но некоторые вопросы, которых коснулись вскользь, мы сегодня сможем подробнее раскрыть.
В. Читлова:
Впервые с Ильей и с его коллегой Оксаной мы встречались в 13-м эфире, можете посмотреть, это дополнит информацию, которую вы сегодня услышите.
Итак, наша тема сегодня – подростковый период и проблемы, с которыми мы встречаемся. Но я бы хотела сначала, чтобы Илья нам рассказал о себе, особенностях его труда и чем он занимается?
И. Смирнов:
Я врач, врач-психиатр, психотерапевт, также я клинический психолог по своему второму образованию. Работаю я непосредственно, мое первое место основной работы — это научно-практический центр психического здоровья детей и подростков имени Груни Ефимовны Сухаревой. Я заведую психиатрическим отделением стационара. Также осуществляю консультативную деятельность, работаю в различных центрах медицинских и психологических, где также консультирую в основном детей и подростков.
В. Читлова:
От скольки и до скольки, какой возраст?
И. Смирнов:
Могу сейчас уже сказать, похвастаться, что от нуля. Есть и такие у нас пациенты. Наверное, мы достигли чего-то в диагностике, что даже у таких маленьких детей можем определить зачатки душевной патологии.
В. Читлова:
Понятно. Это всеобщий тренд, хороший специалист совмещает свою работу и в государственном учреждении, и ведет свою частную практику, клиентуру и постоянно развивается. Если посмотреть на график такого врача, то он очень плотный и энергичный. Помимо того, насколько я знаю, Илья еще занимается педагогической деятельностью. Основная линия научных интересов – это агрессивное поведение у детишек, верно?
И. Смирнов:
Аутоагрессивное поведение у детей. Это, к сожалению, и детская проблема, но в основном это проблема как раз подросткового возраста.
В. Читлова:
Итак, приступим к обсуждению. Конечно же, у всех в подсознании, особенно у родителей, когда ребенок дорастает до пубертатного возраста, подросткового, все запасаются артиллерией, знаниями, навыками, морально готовятся, чтобы этот период в развитии их ребенка пережить. Что же такое пубертатный кризис, как он выглядит вообще, как понять, это он или всё нормально происходит?
И. Смирнов:
Я бы сказал, что пубертатный кризис, наверное, скорее нормальное течение подросткового возраста. Как бы этот период ни был неудобен для взрослых, как бы он ни был неудобен для родителей, для учителей, против которых подросток выступает в первую очередь со своей оппозицией и заявляет о себе, тем не менее, как неслучайно говорят многие специалисты, и, наверное, вы, как взрослый специалист, подтвердите, что лучше пережить этот кризис в 13 – 14 лет, чем, когда он дотягивается до 30 и 40 и переживается совсем по-другому.
В. Читлова:
Здесь вы имеете в виду психологию. Чем он спровоцирован, только ли психологические перестройки характерны, либо мы, как врачи, можем обсудить характерную биологию, биохимию? Что влияет на изменения, вообще?
И. Смирнов:
Бесспорно, конечно, первоосновой являются физиологические изменения в организме. Так устроен человеческий организм, что развивается он по ступенькам, скачкообразно. Нет плавного поступательного развития. Мы знаем, что есть кризисы не только подросткового возраста. Есть кризисы 3 – 4 лет, есть кризисы младшего школьного возраста и выделяются различными учеными еще различные сложные периоды в жизни человека. Наверное, самые глобальные физиологические перестройки у человека происходят в период пубертата, когда полностью перестраивается система организма, происходит реновация всего, меняются структуры человека, дозревают и, соответственно, уже окончательно устанавливается функция.
В. Читлова:
Имеет значение эндокринная перестройка, верно?
И. Смирнов:
Конечно, если говорить уже о медицинских аспектах, то связь с эндокринными нарушениями и вообще перестройка, не обязательно даже нарушения, но, если даже происходят просто физиологические перестройки, это прямая связь. Очень часто провокацией для различных проблем, будь они психологического уровня, будь уже психопатологией, является половое созревание, чем непосредственно знаменуется пубертат. Это происходит достаточно резко, скачкообразно и как раз может быть предпосылкой различных проблем.
В. Читлова:
Так. Жил ребенок, был покладистый, отличник, радовал родителей, вдруг бац – поведение его поменялось. Я иногда по логике наших слушателей размышляю, хотя я часто, конечно же, знаю ответы на вопросы. Стоит ли родителям пойти, проверить эндокринную систему у ребенка, либо другие физиологические параметры выяснять? Это необходимо делать или нет?
И. Смирнов:
Это делать, все-таки, нужно. Особенно на что следует обращать внимание? Если пубертатные изменения идут достаточно рано, немного опережают.
В. Читлова:
Рано – это когда, для мальчиков и для девочек?
И. Смирнов:
Для мальчиков, допустим, это примерно до 11, до 10 лет. Правда, мы не говорим сейчас о национальных особенностях, которые бывают. О генетических особенностях, о наследственных, когда иногда идет по генетике, по конституции раннее развитие. Я столкнулся недавно с примером, когда у мальчика в 8 лет началось активное половое созревание и, собственно, его психика не вполне с этим справилась, потому что ее развитие не соответствовало той гормональной буре, которая у ребенка возникла с соответствующими влечениями. В этом случае, конечно, стоит проверить и эндокринную систему, потому что это может быть как вариант нормы, просто крайней нормы, так и отклонения именно в эндокринной системе.
В. Читлова:
Но вы здесь говорите о времени начала пубертатного периода. А если об интенсивности и физиологических, и поведенческих проблем, здесь тоже нужно про эндокринологию думать?
И. Смирнов:
Если развитие идет достаточно бурно, если это, допустим, происходит в течение нескольких месяцев, 2 – 3 месяца идет активный рост, чуть ли не на 10 сантиметров ребенок вырастает, если идет активное развитие половых признаков, то конечно, здесь стоит проверить, нет ли первичного сбоя в эндокринной системе.
В. Читлова:
Насколько гармонично всё происходит. Хорошо. Давайте, поговорим о психологической стороне формирования пубертатного кризиса, что может повлиять и что может усугубить его общие вехи.
И. Смирнов:
Психологические особенности? Я сегодня думал, с чем сравнить. Наверное, это когда с человека снимают какой-то колпак. Он находился в детском возрасте. Детство, конечно, тоже бывает у всех разное и дети, понятно, что не все спокойные и покладистые, как мы это себе представляем, но чаще всего ребенок в детском возрасте живет, как правило, беззаботно. Как правило, его не волнуют многие вещи, которые происходят в зрелом возрасте, он мир воспринимает достаточно конкретно, какие-то противоречивые стимулы от мира он может не воспринимать. Пубертатный возраст – такое ощущение, что все эти покровы снимаются и на подростка выливается огромное количество такой реальности. Поэтому, очень часто начинаешь слышать от подростков, которые обращаются с различными кризисными состояниями, что «Мир стал ужасен, мир стал страшен, я перестал находить опору, ни в чем не могу».
Пубертатный возраст можно сравнить со снятием покровов с человека, после чего открывается реальность.
В. Читлова:
Почему это происходит, что мешает ребенку продолжать чувствовать себя беспечно и беззаботно?
И. Смирнов:
Наверное, то, что у человека идет завершение развития самосознания и он должен, так или иначе, ответить себе на вопрос - это уже, наверное, природная закономерность - кто он есть на самом деле в этом мире. Он мучительно ищет ответ на вопрос. Мы прекрасно знаем, что это период становления, окончательный этап становления самосознания человека. Но, познает-то он познает, часто познает достаточно противоречиво. Например, человек впервые сталкивается, что на самом деле не такая радужная дружба. Человек начинает понимать, что каким-то девочкам в классе, оказывается, больше внимания со стороны мальчиков, а тебе меньше это внимание достается. Человек начинает осознавать, что в материальном плане, в социальном статусе он может не соответствовать другим детям. Возникает естественное для подросткового возраста соревновательное желание быть лучшим и подросток, имея завышенные притязания, не всегда способен их удовлетворить.
Человек воспринимает, что не всё так радужно, что мир не крутится вокруг тебя, это уже не психология ребенка. У ребенка весь мир вокруг него, он единственный в этом мире. Здесь ты понимаешь, что ты не один, ты должен бороться за место под солнцем, за внимание бороться, за рейтинги бороться. Мы знаем прекрасно, что сейчас современная школа к этому стимулирует активно. Подросток впитывает в себя эти противоречия и пытается их осознать.
В. Читлова:
Каким-то образом «причесать», как я люблю говорить, систематизировать.
И. Смирнов:
Каким-то образом, наверное, «причесать», но не всегда это получается. Так как опыта и жизненной компетентности еще нет, то возникают, естественно, внутренние конфликты, потому что пытаются многие проблемы решить радикально.
В. Читлова:
Мы уже касаемся протестного поведения. Против чего подростки протестуют? В первую очередь же родителям достается, да?
И. Смирнов:
Один из этапов самосознания – это почувствовать себя самостоятельной единицей. Ты уже не часть какой-то системы, ребенок – мать, или ребенок – семья, или ребенок – какой-то детский коллектив. Ты всё равно, так или иначе, испытываешь потребность заявить о себе как об изолированной личности, еще лучше – поставить себя против всех при этом. Гиперкомпенсация. Что называется, окончательно порвать пуповину, связывающую с родителями.
Один из этапов становления самосознания – это почувствовать себя самостоятельной единицей.
В. Читлова:
Да, да. Но у многих людей этого не происходит и в зрелом возрасте, такое бывает.
И. Смирнов:
Наверное, поэтому мы и говорили с вами в самом начале: лучше, чтобы кризисные моменты проходили вовремя. Если этот протест у ребенка в рамках чисто психологических особенностей, это нормально.
В. Читлова:
Как себя родителям воспринимать, чувствовать, если ребенок взрослеющий, его поведение и намеки на формирующееся мировоззрение в разы отличается от того, чего хотят и ждут от него родители?
И. Смирнов:
Большой вопрос, отличается ли на самом деле? Часто сталкиваешься, что родители почему-то предпочитают немного забыть о своем сложном периоде в жизни. Ключевой фразой бывает: «Мы же такими не были, мы же люди с двумя высшими образованиями! Как она такое может делать или такое говорить, когда у нас всегда была образованная, интеллигентная семья». Хотя, даже начинаешь немножко разбирать события из подростковой жизни родителей, там не всё уж вот так гладко. Может быть, конечно, иная социальная ситуация это сглаживала. Тем не менее, да, бывают, конечно, столкновения культур в системе семьи, часто – когда большая разница в возрасте у родителей с детьми и, действительно, было другое воспитание и другие социальные условия.
Бывает такая проблема в приемных семьях, когда родители, не имеют опыта. Я замечаю, что приемными родителями бывают люди чаще консервативного склада и, когда они берут ребенка из детского дома, им кажется, что он должен вечно оставаться спокойным и благодарным за то, что его взяли. А оказывается такая ситуация, что податливым он совсем не становится, он подвержен тем же всем пубертатным изменениям. Тут даже чаще бывают различные столкновения, чем в семьях, где ребенок родной.
В. Читлова:
Здесь я добавлю, как психиатр, уже для взрослых, психотерапевт. В моей практике очень часто встречаются пациенты, которые пережили в своей жизни пубертатный период, и детский тоже, когда родители были крайне строги и пытались буквально поломать ребенка под свои представления. Безусловно, родители таких моих пациентов, взрослых уже, были однозначно невротизированы, можно сказать, психологически непластичны; они с трудом, зачастую, даже представить себе не могли, что можно прислушаться к ребенку, что ему можно давать определённую свободу, чтобы он развивался. В контексте тех на тот момент существующих представлений о том, как должно быть, они и воспитывали ребенка, руководствовались своими ригидными шаблонами, шаг влево, шаг вправо – расстрел. Задатки ребенка угасают, не развиваются, ребенок желает только нравится, в нем развивается невротическая тревога и так далее, шаблоны поведения закрепляются крайне невротические, человек не научается слушать себя, грубо говоря, не взрослеет. В итоге всё заканчивается психотерапевтом, если не сказать психиатрией.
И. Смирнов:
Вашим пациентам повезло, потому что вы сочетаете эти качества, психиатра и психотерапевта.
В. Читлова:
Да, стараюсь сочетать психиатрию с психотерапией. Хорошо. Такой вопрос меня интересовал: когда ребенок, все-таки, протестует, скорее всего, его нужно больше принимать и давать люфт для свободы? Как здесь себя вести родителям?
И. Смирнов:
Бывают, конечно, крайности. Есть семьи, которые действительно считают, что нужно принимать всё. Бывают семьи, другая крайность, когда нужно всё запретить, попытаться взять под контроль. Наверное, здесь нужна гибкая позиция, всегда хороша золотая середина. Мы прекрасно знаем, что, дай волю подростку, особенно, который уже попал в неприятную историю, и, если эти ситуации иногда жесткими мерами, может быть, мотивационного характера, не пресечь, то может быть достаточно плохо. Например, когда ты прекрасно понимаешь, что ребенок попал в нехорошую криминальную компанию. Мы знаем, что, помимо оппозиционного поведения подросткам еще свойственна такая реакция, она описана, как группирование – это стремление уйти из той среды, которая считается приемлемой с социальных позиций, с общепринятых, но сковывающей. Подростки часто стремятся в какие-то компании, в стаи, причём асоциальные. Асоциальные в данном случае не в плане обязательно криминального поведения, но которые, так или иначе, тоже заявляют свой протест против общепринятых норм.
В. Читлова:
В большой группе легче как бы раствориться, здесь снимается ответственность с тебя. Ты вроде наметил, куда тебе хочется двигаться и хочется свободы, но ты еще не сформировал ее полностью.
И. Смирнов:
Да, и особенно ведомые подростки. Это бывает и первой пробой пера, не пера, это пробы и психоактивных веществ, и алкоголя, и могут быть вовлечены в криминальные истории. Конечно, лучше, чтобы родитель в данном случае контролировал, куда ходит ребенок.
В. Читлова:
А как контролировать-то? Это строго, вообще строжайше, либо как?
И. Смирнов:
В ряде случаев, наверное, и строгие меры. И психотерапевты, и психологи, это совершенно не те люди, которые говорят, что надо исключительно действовать мягкими мерами и поглаживать. В ряде случаев воспитание должно включаться. Но, каждый родитель должен знать своего ребенка – в каких случаях должна быть жесткая мера, а в каких случаях наоборот, жесткость идет во вред и просто нужно на данном этапе посочувствовать ребенку.
В. Читлова:
Здесь мне бы хотелось дополнить, Илья. Родителю важно обеспечить психологическую понятность для ребенка, почему родитель так себя ведет – во-первых. Во-вторых, поддерживать эмоциональный контакт, чтобы ребенок видел, что его продолжают любить в это время.
И. Смирнов:
В данном случае, конечно, сказать: «Нет, потому что я так считаю», наверное, подростка, который находится в протесте, это больше распалит. Да, можно принять какие-то жесткие меры, но эти жесткие меры должны быть объяснены, равно, когда человека осуждают на что-то, в каком-то наказании, ему все равно разъясняют, за что он это наказание получает. Любое наказание, любые меры со знаком минус должны, все-таки, сопровождаться мотивационными подкрепляющими мерами со стороны родителей, чтобы ребенок чувствовал, что это не враг, что это делается ради пользы. Когда подростки, попадая к нам на консультации, или мы сталкиваемся, что подросток попадает уже в стационар, первое – это, конечно, претензии родителям. Когда путем рациональной психотерапии разъясняешь: «А поставь себя на место родителей, вот представь, тебе было бы хорошо, если бы твой ребенок ушел бы вечером куда-нибудь в компанию ребят. Пришел бы через 2 дня, весь рваный, грязный, в чужой одежде, с чужими вещами, еще с запахом алкоголя».
В. Читлова:
То есть, вы продолжаете воспитание, расширение миропонимания у ребенка, что он не один в этом мире живет?
И. Смирнов:
Это крайне необходимо. Если ребенок попадает в поле зрение именно психиатрической службы и обращается за психиатрической помощью, здесь крайне важна психотерапевтическая составляющая. Есть отдельный блок, конечно, психокоррекционной, психологической, психотерапевтической работы. Но, даже подростковый психиатр не может не быть психотерапевтом, потому что очень густо сплетены бывают проблемы здесь и медицинские, и психологические.
В. Читлова:
Очень важный вопрос. Мы говорим, родители – как некое единое целое. А ведь так часто не бывает, бывает, что мама говорит одно, а папа говорит другое. Нужно ли договариваться?
И. Смирнов:
Договариваться нужно обязательно и мы касались этого вопроса в прошлом эфире. На самом деле, больше проблем, скорее, будет доставлять не ситуация гиперконтроля, или наоборот, потворствования, а вот такой противоречивый подход. Поэтому, договариваться нужно. Это касается и ситуации, когда вместе папа и мама, и ситуации, когда мама и папа врозь, а еще часто появляется отягощающий фактор, как бабушки и дедушки, которые тоже тянут ребенка на себя и не всегда это идет на пользу. Поэтому, договариваться нужно обязательно, особенно в ситуации, если действительно развился серьезный подростковый кризис.
В. Читлова:
Желательно это сделать вне взора ребенка, верно я понимаю?
И. Смирнов:
Вне взора ребенка, уж по крайней мере, если это решается конфликтным путем.
В. Читлова:
Илья, когда ребенок растет, то он начинает понимать, что любовь не безусловная, что в социуме нужно себя определённым образом поставить. Он сталкивается с тем, что в классе, либо в кругу приятелей, в компании, во дворе, либо на факультативных занятиях нужно себя ставить. Какие здесь тенденции прослеживаются, с какими проблемами ребенок встречается?
И. Смирнов:
Я сегодня уже сказал, что нынешнее образование во многом строится на конкуренции. Сейчас поощряется за счет того, что есть система рейтингов, баллов, награждений, очень много различных аттестаций, на основе которых выводятся еще итоговые рейтинги. Это детей очень фрустрирует.
В. Читлова:
Давайте, раскроем термин «фрустрирует».
И. Смирнов:
«Фрустрирует» – значит вызывает внутренний серьезный душевный дискомфорт. Недостача чего-то, если по-простому объяснять. Особенно, если дети такого личностного склада, склонные к перфекционизму, если дети с тревожным определенным радикалом в характере, мнительные, подверженные переживанию, у которых, знаете, когда еще дело, может быть, через год предстоит, а ребенок уже на год вперед думает, волнуется, просчитывает свои рейтинги.
Современные системы рейтингов, баллов, награждений, различных аттестаций вызывают внутренний дискомфорт у ребёнка.
В. Читлова:
Когда этот перфекционизм закрепляется требовательностью родителей в том числе: «Ты должен приносить только пятерки и хорошие баллы». Или изначально ребенку транслируется, что он самый лучший и у него огромная планка над головой стоит – запрос родителей к нему, как он может не соответствовать.
И. Смирнов:
Так как я психиатр, коснусь сейчас тут же темы психопатологии. Как раз, такой склад детей, про который мы сейчас говорили, детей-отличников, перфекционистов, упертых, которые волнуются за рейтинги, за результат. Они дают нам армию пациентов с нервной анорексией, с расстройствами пищевого поведения. Очень интересно такое стремление, мотивации. Если мы представляем себе проблемы пищевого поведения, что у человека был какой-то изъян во внешности, его дразнили, и вдруг он стал себя исправлять таким образом, он худеет. На самом деле, очень интересно сейчас прослеживается мотивация нарушения пищевого поведения, той же анорексии, анорексического поведения – это тоже борьба за результат: «Я уже поняла, я похудела, нет у меня уже излишнего веса, но я уже остановиться не могу, мне нравится вот эта новая и новая цифра, это новые и новые для меня достижения». Уже настолько перестраивается сознание человека, что человек уже не думает, что он вступает в зону саморазрушающего поведения, результат оказывается важнее жизни.
В. Читлова:
Даже не в депрессию впадает, а именно мотивацией становятся внешние установки.
И. Смирнов:
Даже не депрессия. Мало того, там если депрессия и бывает, то, скорее, движет этой депрессией невозможность достичь лучшего результата – врачи пришли, помешали, психологи.
В. Читлова:
А мотивация – выглядеть лучше?
И. Смирнов:
Мотивация – результат. Именно результат. Да, есть, действительно, варианты расстройств пищевого поведения, это и выглядеть лучше, это соответствовать некой эстетике худого тела, но очень часто это именно результат, именно цифра. Такая тенденция прослеживается. На самом деле, проблемы с пищевым поведением, что свойственно подростковому возрасту, они молодеют, по нашим наблюдениям.
В. Читлова:
Действительно, это большая проблема. Для меня вот эта информация оказалась удивительной, потому что есть особая проблема в подростковом периоде, когда подросток обращает на себя чрезмерно большое внимание, очень требователен к себе и начинает искать изъяны, смущаться их, у него меняется поведение. Это называется дисморфофобия. Если это достигает бредовых даже уровней, то мы это называем дисморфомания. Здесь, правильно я понимаю, как таковой сильной дисморфофобии может и не быть изначально?
И. Смирнов:
Она может быть и есть, но в продвижении уже ребенка к определённым результатам, мне кажется, не столько играет роль, что он себя искаженно воспринимает и ему хочется еще лучше себя сделать, сколько именно сам результат ради результата.
В. Читлова:
Это же еще и социально приемлемые какие-то штуки. Получается, ребенок интуитивно понял тренд и результаты будут видны всем, и значит «Я успешен». Получается, что этот успех экстраполируется, распространяется и на другие сферы?
И. Смирнов:
Тут тоже не могу не сказать о социально приемлемом поведении. Ведь, это же очень важно, социокультуральные аспекты, действительно, очень сильно оказывают влияние на частоту распространенности тех или иных проявлений, психологических отклонений, психопатологических, и на мотивацию. Это уже вопрос дискуссионный. Это касается и расстройств пищевого поведения, и, кстати, аутоагрессивного поведения, о котором мы тоже не можем не сказать. Если сейчас встречаешь подростка со следами самопорезов, аутодеструктивного поведения – это вовсе не значит, что он находится в эмоциональном состоянии, потому что это тоже оказывается трендом. Это, конечно, не умаляет того, что могут быть и эмоциональные проблемы ребенка, но, по большей части, это бывает еще и демонстративным поведением.
В. Читлова:
Конечно. Здесь сразу за волосы хвататься не обязательно, что кошмар и класть ребенка в клинику, но нужно, чтобы кто-то…
И. Смирнов:
Бдительность проявить нужно и хотя бы показать ребенка специалисту обязательно нужно, чтобы разобраться. Мы сейчас не хотим панику наводить, чтобы любого ребенка с порезами хватали и тащили его в больницу обязательно, равно как и то, что проходить мимо этого тоже нельзя.
В. Читлова:
Безусловно, нужно разбираться. Как еще борьба за рейтинги может отразиться на психике ребенка? Что еще вы видите, помимо нервной анорексии?
И. Смирнов:
С чем приходится сталкиваться, причем даже не в психиатрической клинике, а по опыту консультации, еще я занимаюсь консультациями в детских соматических стационарах - это большое количество, так называемых, конверсионных расстройств, которые раньше назывались истерическими, когда включаются уже психические нарушения, конвертируются, переходят на телесные. Сейчас особо истерические расстройства и не встретишь, может быть, которые описывал Шарко.
В. Читлова:
Считается архаизмом. На самом деле они никуда не делись.
И. Смирнов:
Приходите в неврологические отделения, особенно перед экзаменами, это май – апрель, вы увидите астазию, абазию, нарушения. Ребенок стоять не может, ходить не может, это различные нарушения чувствительности. Афония, амблиопия и так далее. Различные отделения больниц, не только неврология, заполняются такими пациентами, даже кто-то приходит делать операцию.
В. Читлова:
То есть, это псевдо, мнимые, не настоящие неврологические симптомы, когда ребенок по механизму внушений и впечатлительности действительно ощущает, что он не может ходить, говорить, видеть и так далее. В классической психиатрии это называлось истерические неврозы. У детишек во время повышенных нагрузок такое бывает.
И. Смирнов:
Истерические неврозы имеют место быть и достаточно распространены.
В. Читлова:
Да, к сожалению, они не только у детей есть, я по своей практике знаю. Понятно.
Депрессии у подростков часто бывают?
И. Смирнов:
Да, депрессии бывают часто. Депрессии могут быть как реактивного характера, вызванные стрессом, депрессии могут возникать и эндогенные в этот период, носят уже болезненный характер, который возникает из-за нарушений в работе центральной нервной системы. Депрессии у подростков – это, конечно, отдельная тема для эфира. Депрессий, на самом деле, бывает очень много. Нужно помнить, что у подростков они протекают под масками – под масками тех же соматических расстройств, пожалуйста, это те же самые конверсионные расстройства, которые могут маскировать изначально аффективные нарушения, депрессивные. Это различные поведенческие нарушения, резкие поведенческие сдвиги социальной дезадаптации, школьной дезадаптации.
Когда, в каких случаях нужно думать, что может развиться именно депрессивное состояние? Понятно, что любой пубертатный кризис может сопровождаться и снижением успеваемости, и он может с большей ленью относиться к учебе, потому что появляется масса других различных интересов. При депрессии, все-таки, нужно обращать внимание на резкие надломы у ребенка, допустим, ребенок был отличником, хорошистом и вдруг у него резко падает успеваемость. При этом ребенок начинает пропускать школу, часто жалуясь на недомогание. У меня был пример, мальчик был капитаном футбольной сборной, всеми видами спорта занимался, чуть ли не со сломанной ногой и рукой всегда выходил на поле. Вдруг перестал ходить в школу, жалуясь на легкое недомогание. Как описывают психосоматику и ипохондрические различные расстройства, человек начинает прятаться за болезненные ощущения и за те же конверсионные расстройства.
Кстати, когда мы видим конверсионные расстройства, тоже нужно думать первично о депрессивной их природе, почему человек уходит в такие защиты. И в тревожно-депрессивных. Тревожность – очень частый спутник депрессии. У детей такая особенность психики, бывают смешанные аффективные состояния с выраженным тревожным компонентом.
Депрессии у подростков могут протекать под масками соматических расстройств.
В. Читлова:
Да, очень часто. Не зря же перед экзаменом, он боится экзамена, ему страшно, он не уверен в себе, соответственно, идет смесь тревожно-депрессивных.
И. Смирнов:
Маски депрессий бывают с теми же поведенческими нарушениями, с различными проявлениями той же дисморфофобии, расстройств пищевого поведения, с метафизической интоксикацией.
В. Читлова:
У меня вопрос про любовь. Пубертатный период сопровождается всплеском гормонов и появлением интереса к противоположному полу. У всех не только на слуху, но и в анамнезе, в истории жизни каждого есть понятие первая любовь. Чаще она несчастная. Но действительно ли это так? Что там можно особенного сказать про детей и что происходит с психикой в это время, какие могут быть последствия, если всё не очень хорошо складывалось?
И. Смирнов:
Несчастной она чаще оказывается потому, что она еще, действительно, такая детская и потребительская любовь, потому что каждый пытается в этих отношениях чего-то достичь для себя, не приходя к взаимопониманию.
В. Читлова:
Грубо говоря, ребенок пытается остаться в той парадигме, в которой он жил с родителями – любимый, хорошо себя воспринимал, его любили и так далее. А тут он сталкивается с другим человеком, который инакий, его надо изучать, его тоже надо любить.
И. Смирнов:
Если появляется такой человек, то он приобретает значимость наряду с родителями, и когда идет какая-то неполадка в отношениях, то мир рушится. Потому что его мир оказывается полностью завязан на этом человеке. Выражаясь психиатрическим языком, тут часто бывает некая сверхценность, полностью человек уходит в эти отношения. Есть люди, склонные к чувствительности, мечтательности. Там бывают часто проблемы, что, скорее, еще и отношений-то нет, а уже человек выстроил себе в голове целый мир. Может быть, отношения-то эти вовсе и не наступили, а придуманный мир всё равно рушится. Поэтому тоже бывает серьезный кризис. Но в любом случае, нужно помнить, что именно первая любовь и именно та, которая носит определение «несчастной», является часто толчком для проблем у подростков – тех же реактивных депрессий, часто того же аутоагрессивного поведения, суицидальных попыток, которые случаются в подростковом возрасте.
В. Читлова:
Обязательно ли всё лечить? Как часто именно до клинических форм это доходит?
И. Смирнов:
Нет, конечно, это не обязательно должно доходить до клинических форм. Конечно, бывает клинически очерченная депрессия, бывает часто провокацией и несчастная любовь, бесспорно. Но это, возможно, и чисто психологические проблемы, которые психологическими способами и разрешаются, а часто разрешаются вовсе участливым отношением в семье. Совершенно, может быть, здесь и не требуется помощь профессионала.
В. Читлова:
Как родителям следует себя вести, если подросток влюбился и есть некие терзания души?
И. Смирнов:
Начнём с того, что родителям надо помнить, что подросток может влюбиться. Я не забуду ситуацию, когда к нам доставили девочку уже 17 лет, по сути, даже не подросток, которая пыталась построить уже свою личную жизнь. Ей 18 лет должно было исполниться спустя короткое время, но мама этому отчаянно препятствовала, считая, что если у девушки будет молодой человек, это обязательно должен быть маньяк, преступник, который на что-то посягает. Мама настолько этим извела свою дочь, что девочку к нам доставили с суицидальной попыткой, порезами.
В. Читлова:
Протест был такой, получается.
И. Смирнов:
Протест? Тут даже не столько был протест, а, действительно, у девочки было отчаяние, от отчаяния ей не хотелось жить. Первое, что родителям нужно помнить – влюбленность имеет право быть и никуда от этого не денешься. Второй момент – это если произошла несчастная любовь, тут, конечно, должно быть максимальное участие и принятие.
В. Читлова:
Согласна. Вообще, с точки зрения развития человека и тревога, и депрессия – это наша сила. Звучит странно, но, на самом деле, если мы сталкиваемся с тем, что нам не нравится, это то, от чего мы должны расти. Каждый человек, сталкиваясь с не устраивающими его обстоятельствами, начинает больше понимать, что он хочет, зачем, почему. Если сложилась несчастная первая любовь, то человек глубже окунается в реальность и в дальнейшем у него есть возможность более дифференцировано, более конкретнее понимать, какого человека ему выбирать, какого не выбирать и так далее. Грубо говоря, это фактор взросления. Не обязательно к этому относиться, как к проблеме, только счастье в нашей жизни не может быть.
Существует такая форма подростковой любви, как сталкерство, когда девочки, это им чаще свойственно, влюбляются в киногероев, это такой имажинативный уровень. В ряде случаев, как показывает развитие характера человека, это тоже может быть вариантом нормы. Сначала человек проживает такую воображаемую любовь и потом в норме это обязательно переходит в поиск реальных отношений в жизни.
И. Смирнов:
Так как мы сегодня больше касаемся вопросов нормы, то да, это тоже может быть.
В. Читлова:
Если родитель заметил проблему, как поговорить с ребенком, что стоило бы обратиться к психотерапевту, например? Есть какие-то маневры?
И. Смирнов:
Волшебного средства, что-то такое сказать и он сейчас пойдет и подчинится, конечно, нет. Мне кажется, тут действенным приемом было бы говорить «Мы», «Нам надо сходить», «Мы должны обратиться», «Это наши проблемы». Может быть, тогда это будет более действенно, а не «Ну ты совсем стала чудная», что «Ты вообще творишь и создаешь нам только проблемы, иди к психологу». Конечно, подросток, если и пойдет к психологу, толку от такой работы не будет, потому что нужно помнить, что психолог – это не волшебник, который влезет в душу и сделает что-то, что человеку совсем не хочется. Изначально на работу со специалистом должна быть мотивация хотя бы минимальная. Но, бывает ситуация, когда слышишь от подростков, что на протяжении двух или трех лет он просит отвести к специалисту, а его не ведут. С этим тоже часто сталкиваешься. Или: «Ну, иди, найди сама, сходи». Или стигматизация. Я уж не говорю про то, что в отношении психиатрии есть определенная стигматизация, но и к психологу отвести – кажется, что это просто так, баловство.
В. Читлова:
Какие возможности в нашей стране, куда идти?
И. Смирнов:
Скажу сейчас парадоксальную вещь, может быть, для многих покажется, но в нашей стране возможности огромные. Приходится консультировать людей, которые живут даже не в наших странах и которым проще приехать и проконсультироваться в нашей, как раз, стране. Есть система государственных центров; в частности, могу сказать, что наш научный центр психического здоровья детей и подростков Груни Ефимовны Сухаревой всегда доступен для обращений. Есть амбулаторная консультативная служба.
В. Читлова:
Но это анонимно? Основной вопрос – будет ли клеймо на детях, если вы их туда приведете?
И. Смирнов:
«Анонимно» и «клеймо» – это немножко разные вещи. Мы на учет не ставим, если обращаются за консультативной помощью. Тем более, что учета уже нет. Но анонимная помощь не совсем допустима, потому что ты не знаешь, кто пришел с ребенком. Мы хотя бы должны удостовериться, что с ребенком пришли его законные представители. Поэтому, здесь полной анонимности быть не должно. Есть масса психологических центров и частных клиник душевного здоровья, куда можно обращаться. Возможно, это более безопасным даже кажется для семей в плане того же пресловутого учета.
В. Читлова:
Да, его нет, просто это запись теперь в документации и всё.
И. Смирнов:
Учета, на самом деле, нет, но, всё равно, с государственными клиниками такая ассоциация. Может быть, обращение в частную клинику может показаться безопасным.
В. Читлова:
Я очень благодарна вам, что вы сегодня с нами. Я бы хотела нашим зрителям напомнить, что вы смотрели передачу «Пси-лекторий», я – ее ведущая Виктория Читлова. Еще раз благодарю Илью, большое спасибо!