Мария Третьякова: Добрый день, друзья! С вами программа «Личность в искусстве с Марией Третьяковой» на «Медиаметрикс». С вами я, Мария Третьякова. С вами, как всегда, русская поэзия, которая, как говорил Бродский, делает наш мир выносимым. У нас сегодня замечательный гость, наверное, по этому поводу в Москве светит такое яркое, прекрасное солнце. Наконец-то лето, потому что у нас в студии любимый артист – заслуженный артист России, актёр театра и кино Владимир Абрамович Долинский.

Владимир Долинский: Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, все-все! Я не знаю, куда работать, кому говорить, но здравствуйте все.

Мария Третьякова: Здравствуйте все! Владимир Абрамович, рады вас видеть. Спасибо, что вы нашли время в вашем графике. Я знаю, что вы ещё доснимаете ваш новый фильм и работаете очень-очень много. Но, конечно, я увидев вашу работу в фильме «Мир вашему дому» Владимира Лерта, мне посчастливилось совсем недавно посмотреть такой секретный показ этого фильма, потому что официальной премьеры ещё не было.

Владимир Долинский: И, может, и не будет.

Мария Третьякова: Меня просто покорил ваш герой. Расскажите, как вам снималось? Как вообще работалось с такой командой, на таком проекте? Я напомню, друзья, что фильм «Мир вашему дому» снят по пьесе Григория Горина «Поминальная молитва», и наш сегодняшний гость сыграл там потрясающего влюблённого мясника Лейзера, который безответно влюблён в дочку Тевье-молочника. Расскажите, Владимир Абрамович, как вам работалось?

Владимир Долинский: Безответно любил, и всё. Замечательно! Во-первых, я был счастлив, когда меня просто пригласили на эту картину, потому что я обожаю Шолом-Алейхема, и я очень люблю эту пьесу Гриши Горина. Она замечательная, она прекрасно шла в театре «Ленком», где я когда-то работал, и я её много раз видел с Евгением Павловичем Леоновым. И когда меня пригласили, это просто был предел мечтаний, понимаете? Он всё искал актёра, похожего на Долинского, Володя Лерт, он говорит: «Я всё искал, потому что я не верил, что вы поедете сниматься». А чего же мне не поехать-то? Я, конечно, сразу согласился и поехал. Тем более, что там снимались, кроме прекрасных украинских актёров, с которыми мы жили чудесной, одной просто, тёплой, хорошей семьёй, там снимались наши актёры. В общем мои товарищи, с которыми я много работал. Это Евгений Князев, Женечка Князев, блистательный актёр и ректор театрального училища имени Щукина, которое я когда-то заканчивал. Это Андрей Кайков и это Антон Шагин. С Андрюшкой мы тоже работали, и немало работали, на сцене и в кино. А Шагина я узнал впервые и, когда я увидел его в этой работе, где у него не самая лучшая роль, как мне всегда казалось, роль Перчика. Такая она наиболее казённая, еврей-революционер. И вот первый раз, я помню, я позвонил жене тогда, своей любимой Наташе, и сказал: «Натуленька, я очень хорошо снимаюсь, но здесь я для себя сделал открытие. Я впервые понял фразу, которую давно знал: актёр присваивает себе текст». Вот весь текст, который Антон Шагин говорит там, он становится его текстом. Вот я в первый раз, может быть, за свою долгую жизнь вижу это до такой степени. Он просто сразил меня, этот молодой, замечательный актёр. Ну и, конечно, Лерт, Володя Лерт, который снимал это как режиссёр – мягкий, добрый, очень хорошо относящийся к актёрам, но так твёрдо, точно знающий, чего он хочет, и не дай Бог пойти против него. Там была одна сцена, которую мы доснимали. Широкому зрителю это, может, и не очень интересно, но я там первый раз, Реб Лейзер, мясник, замечает эту женщину, дочку Тевье, и он смотрит, смотрит ей вслед. В это время Кайков, который играет там свата, говорит: «Что, нравится та?», а я просто смотрю. И он говорит: «Это надо очень полюбить её, вот прямо влюблёнными глазами смотри!» А я с таким куском мяса, с окровавленными руками, с ножом. Он говорит: «Не надо, зачем вы в кадре это, это нехорошо, мне нужны глаза». Я говорю: «Володенька, это будет так здорово, если это будет». Он говорит: «Ну хорошо, давайте сделаем для вас один дубль такой, а остальные мы сделаем так». И он взял мой дубль, тот дубль, который я предложил. Потому что действительно этот диссонанс – окровавленные культяшки рук, с моим ещё этим беспалым пальцем, понимаешь, с этим ножом, с кровью, и абсолютно влюблённый в эту девочку, влюблённый этот, уже такой полу-старик, если не сказать старик. Вот это единственное место, где я его победил, а в основном он мне всегда говорил: «Тихо, меньше, вас так много, вы такой колоритный, меньше. Больше здесь и меньше выявления». Он молодец. Как он великолепно решил сцену еврейского погрома, который, казалось бы, что может быть проще – бить морду, рвать, кровь. Нет, он на глазах этого полицмейстера всё это – огни горящие этих еврейских домов - в его глазах, этого человека. И только звуки, звуки. Он – настоящий режиссёр, он решает сцену. Он не просто снимает, а он решает образы, сцены. Очень талантливый человек, с которым мне очень было интересно работать. И мне очень хочется, чтобы и в России, и в Украине увидели этот фильм, несмотря на все сложности, которые у нас сейчас происходят, не хочу их касаться и не буду. Но очень было бы важно и для украинцев, и для нас, для россиян, посмотреть этот фильм. Это могло бы быть очень хорошей сцепочкой такой.

Мария Третьякова: Дорогие друзья, я хотела бы сказать вам о том, что наш сегодняшний гость Владимир Абрамович Долинский – кавалер ордена Дружбы. И я специально нашла информацию подробную, за что, за какие заслуги награждают орденом Дружбы. Прежде всего за особые заслуги в укреплении мира, дружбы, сотрудничества и взаимопонимания между народами. Я хочу сказать, что та киноработа Владимира Долинского, о которой мы сейчас говорим, художественный фильм Владимира Лерта «Мир вашему дому» - само название говорит за себя, это та работа, которую действительно нужно посмотреть всем – русским, украинцам, евреям, всем-всем-всем. Всем людям той страны, которая называлась когда-то Советский Союз, и вот эти вот осколочки человеческие, осколочки географические, всё то, что так больно расшиблось много лет назад, и то, что мы пытаемся собрать, мы уверены, что этот фильм поможет зародить в сердцах и душах людей любовь, веру. Так много говорят сейчас о толерантности, правда, Владимир Абрамович?

Владимир Долинский: Я заслушался. Надо смотреть фильм. Много можно говорить, но это как рассказывать вкус чёрной икры – такие чёрненькие, солёненькие, раскусил, оттуда брызнуло чего-то солёное. Нет, это надо посмотреть этот фильм, надо просто посмотреть, и люди всё поймут. И молодёжь, и люди возрастные, и пожилые люди всё поймут. Там всё сказал Шолом-Алейхем, обнявшись с Гришей Гориным, они всё сказали, всё написали, а мы всё сыграли там.

Мария Третьякова: А вот какая интересная история получается. Спектакль легендарный Ленкомовский «Поминальная молитва» был поставлен, когда вы уже работали в другом театре, вы уже на тот момент ушли из Ленкома и работали в другом театре. И, посмотрите, Горин вас нашёл, он нашёл вас спустя много лет, и вы сыграли роль.

Владимир Долинский: Да, у меня очень интересно было с Гришей Гориным, когда мы снимали фильм «Тот самый барон Мюнхгаузен». Если вы помните, там такая сцена есть, когда Герцог ждёт, пошли арестовывать Мюнхгаузена – Янковского. Пошли, и стоит Броневой и говорит: «А где главнокомандующий?» И не было фразы, которую можно там – сейчас придёт, сейчас будет – ему всё не нравилось. Он говорит: «Ставлю ящик пива!» А мы бедные, несчастные суточные, а он говорит, он ещё шепелявил, Гриша: «Покупаю ящик пива тому, кто найдёт разумный, хороший, смешной ответ. Ну, где главнокомандующий?» И я сходу выдал, говорю: «Командует». И это осталось в фильме.

Мария Третьякова: Вы играли Пастора в этом фильме.

Владимир Долинский: Я играл Пастора, да.

Мария Третьякова: Да, ваши встречи с Гориным не случайны.

Владимир Долинский: Не случайны, он мне выставил ящик пива.

Мария Третьякова: И он вам действительно выставил ящик пива?

Владимир Долинский: Да, и мы с Сашкой Абдуловым, с Олегом, с ним, с Марком Анатольевичем распивали его вечером после съёмок. Золотое было время!

Мария Третьякова: Вот Горин как драматург, давайте поговорим о нём. Есть в нём некое волшебство как будто, какая-то тайна. Их тандем с Марком Захаровым вообще совершенно выдающийся получился, уникальный. А вот, на ваш взгляд, его отличительные черты как драматурга, почему он так цепляет, как сейчас говорят?

Владимир Долинский: Ой, знаете, из меня такой плохой театровед, литературовед.

Мария Третьякова: Скажите, как человек.

Владимир Долинский: Я всё вообще просто интуитивно на нюх беру. Он очень современный, он всё осовременил. Всё, о чём говорится в его пьесах, всё настолько современно, настолько живо. Вот у него есть пьеса такая, я в ней когда-то был занят, в массовочке какой-то бегал, ещё в Театре сатиры, они вдвоём написали с Аркашей Аркановым, она называлась «Банкет». Главную роль играл Миша Державин, а я там вылезал, там была движущаяся мебель – сам диван выползал, часы настенные выходили. Так вот, в диване лежал я и руками-ногами, на колёсиках, вот так на главного героя вывозил этот диван. Я просто помню, как сейчас, прошёл 51 год с тех пор, а я помню: «Банкет, простой товарищ, светский ужин, банкет всегда полезен нам и нужен, банкет, за 8 бед один ответ, банкет, та-та-та-там, банкет! Банкет, получше выбери соседство, банкет, не только цель он, но и средство, банкет, за 8 бед один ответ, банкет, та-та-та-там, банкет! Если сел за столик, то накладывай, если взял икорку, то намазывай. Если начал лить, то доливай, если начал пить, то допивай. Есть во всём незыблемая логика, не бывает целого без ломтика. Если начал пить, то допивай. Если начал лить, то доливай!» - ух, такое! Вот сохранила апмять, хотя я не играл даже в этом спектакле, я говорю, я ползал там на карачках. Чудесный, современный спектакль. Как там играл Папанов, Менглет – великолепно!

Мария Третьякова: Интересное дело, диван двигался не благодаря какой-то уникальной машинерии сцены.

Владимир Долинский: Нет, какое там! А Саша Пороховщиков покойный, народный артист, он в часах выходил вот так, он был в часах, в этом ящике. Выходили часы, и всю сцену он стоял, а я лежал там в диване. Это было чудесно, и мы делали дело, мы были актёрами, мы знали, что это нужно для спектакля, и это действительно было нужно. Вот сейчас попробуй молодого актёра запихни вот так в часы или в диван, чтобы за 65 рублей в месяц по тогдашним деньгам вылезал так, а мы за счастье это почитали.

Мария Третьякова: Дорогое поколение Пепси, дорогие тинейджеры, миньоны, подростки и вообще все те, кто вырос на голливудских блокбастерах, смотрите и слушайте! У нас в эфире потрясающий актёр Владимир Абрамович Долинский, и он рассказывает, что такое технические новшества 50 лет назад. Это, когда потрясающие актёры двигают декорации сами и спустя 50 лет они помнят каждое слово, каждую нотку сыгранного ими спектакля. Вот так, друзья! Ещё раз напомню, программа «Личность в искусстве» в эфире канала «Медиаметрикс», Владимир Долинский сегодня с нами. Вы знаете, ваш герой, о котором мне чуть-чуть ещё хочется поговорить всё-таки, мясник Лейзер, не могу, не отпускает меня этот образ, он влюблён, он настолько влюблён, и вот для меня…

Владимир Долинский: Он не влюблён, он любит.

Мария Третьякова: Да, точно, он любит.

Владимир Долинский: Это то, что поразило, пришло к нему на склоне лет, это такое чувство, которое берёт за горло. И он переступает через свою любовь, через обиду, через отказ, и он всё равно приходит к ней. Он даёт деньги на жизнь, он делает подарок ей на свадьбу, он благородный, понимаете? Мы привыкли видеть таких старых евреев, которые – вот тебе, вот (показывает фигу). А он великолепный, он великолепен в этом своём подвиге, когда он может наступить, преодолеть обиду, преодолеть боль, выйти из этого и стать благородным рыцарем. И, вы знаете, это очень смешно, но девочки, которые смотрели фильм, говорили: «Мы не понимаем, почему она вышла замуж за этого портного, когда вон такой! Я бы вышла замуж за вас!»

Мария Третьякова: 100 %. Вы сыграли мужчину мечты. И вы правильно сейчас поправили меня, действительно, он не влюблён. Влюблённость – это что-то ещё неявное, а он любит, он по-настоящему любит.

Владимир Долинский: Он зрелый, он всё понимает.

Мария Третьякова: Вот для меня этот финал был всё-таки открытым. Я понимала, что они расстаются, ваш герой уезжает в Америку навсегда, наверное, они никогда не встретятся.

Владимир Долинский: Конечно. Доедет ли он до Америки ещё? Хочется верить, что да.

Мария Третьякова: Доедет, доедет. А вы думали, как сложится его жизнь, вы как-то фантазировали для себя? Вы же не могли тоже не полюбить этого героя, его нельзя не любить, он потрясающий.

Владимир Долинский: Да, но я не знаю, может быть, он стал там каким-нибудь богатым предпринимателем. Но я думаю, что человек, вырванный вот так вот, в таком возрасте, из своей среды, из своей почвы, перемещённый даже в очень хорошие условия, вряд ли он обретёт счастье там. Он может наладить свою жизнь, но уже счастья не будет без того кусочка земли, без этой деревушки маленькой, без Тевье, без его дочки, любимой женщины, которая там осталась, без этой бурой коровы, которую он купил. Понимаете, счастлив он не будет уже никогда. В этом-то и ужас того, что было, когда рвали по живому, выгоняли людей из насиженных мест в 24 часа. И люди уже дальше просто выживали, а не жили, особенно люди в возрасте. Молодые могли приспосабливаться. Так же, как любая эмиграция, она страшна ля тех, кто эмигрировал. Дети, может быть, будут счастливы, найдут своё, а люди, которые эмигрировали, они полностью счастливы не будут. Сколько я знаю, да у меня и брат мой двоюродный там, эмигрировал и умер там не так давно, и всегда он смотрел русское телевидение, смотрел русские фильмы. По телефону: «А помнишь, как мы? Скажи, а ты был там? А ты ездил на кладбище? Положи от меня цветы». Всё равно, он там ел, пил, а сердце у него оставалось здесь.

Мария Третьякова: В своё время ведь вы сами чуть было не уехали.

Владимир Долинский: Да, мысли такие были. Когда было трудно с работой, когда мне нужно было, у меня поздняя дочка моя, когда надо было её поднимать, а работы не было, когда я после театра вынужден был садиться на свою трёшку-Жигули и 4-5 часов ночью работать, извозом заниматься. Да, меня брат приглашал туда, предлагал мне войти с ним в бизнес, у него там был бизнес, небольшой, но который кормил. И у меня были мысли такие, но я не смог преодолеть себя, не смог. И жена не хотела, я очень доверяю своей жене и её интуиции, очень часто иду на поводу у её желаний, потому что я очень её люблю, и она очень мудрая. Она как Реб Лейзер – глубокая, умная, всепрощающая такая.

Мария Третьякова: Это были лихие 90-е?

Владимир Долинский: Это были лихие 90-е, да.

Мария Третьякова: Давайте поговорим о любви. Вот влюблённый – любящий, глубоко любящий, вы меня поправили – ваш герой, мы немножко пофантазировали с вами о его судьбе. У меня всё-таки есть надежда на лучшее, я думаю, что да, он никого больше не полюбит, но он должен быть любим. Я хочу хеппи-энд, я для него хочу хеппи-энд, буду мечтать дальше. А вот давайте поговорим о любви в вашей жизни. Вы говорите о Наталье, о вашей супруге, с такой любовью. А вообще любовь вас много раз спасала в жизни? Что для вас любовь?

Владимир Долинский: Она меня не только спасала, она меня убивала в жизни. Убивала, а как же. Если любишь и лишаешься своей любви, это равно смерти. Когда предательство, когда ты любишь и тебя предают, у меня и такое было в жизни. Я не хочу на этом останавливаться. Если захотите когда-нибудь, возьмите мою книгу, почитайте.

Мария Третьякова: Как называется книга?

Владимир Долинский: «Записки непутёвого актёра».

Мария Третьякова: Друзья, не пропустите, «Записки непутёвого актёра», автор Владимир Абрамович Долинский. Почитайте, это захватывающая, интересная жизнь. И я почитаю, пополню своё образование, я не читала, вот спасибо.

Владимир Долинский: Почитайте, люди читали, говорят, что забавно.

Мария Третьякова: Можно приобрести её?

Владимир Долинский: Можно приобрести в книжных магазинах.

Мария Третьякова: Прекрасно. А всё-таки, по вашему мнению, любовь – это самое сильное чувство или есть что-то сильнее любви в этом мире?

Владимир Долинский: Ой, я никогда на весы не клал, но любовь – это очень мощное такое, всепоглощающее. Наверное, жажда наживы – очень сильное чувство, когда хочется. Но оно, понимаете, как я сказал, жажда наживы, оно же просто не может быть – я хочу нажиться. Это опять же последствия, как я понимаю, это следствие любви. Ты любишь свою семью, ты любишь дом, дочь, и тебе надо обеспечить их, тебе надо, чтобы они были счастливы, чтобы им было сытно хотя бы. И тебе хочется зарабатывать, я очень люблю зарабатывать, работать.

Мария Третьякова: Это со знаком плюс.

Владимир Долинский: Со знаком плюс, конечно, но это очень сильное такое, захватывающее желание. Желание быть свободным – это очень сильное чувство. Я, который несколько лет провёл в лагере, понимаете, я знаю, что такое желание быть свободным, желание ходить не с руками за спину, желание открыть холодильник и увидеть там кусочек еды, когда тебе голодно, вернее, желание иметь возможность такую – это очень много значит. Желание говорить то, что ты хочешь, не контролируя себя – это тоже очень много значит. Трудно сказать, это на весы сложно – любовь, желание быть свободным, желание быть обеспеченным, желание творить. Я, например, очень любил женщин и люблю до сих пор очень женщин, это моя страсть в жизни, обожаю женщин вообще. Но, когда в лагере я себе ставил вопрос: «А чего бы ты сейчас больше хотел – лечь в койку с бабой или выйти на 5 минут на сцену, в третьем плане, с алебардой?» Я представлял себе то и другое и говорил: «Нет, на сцену хочу».

Мария Третьякова: Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки?

Владимир Долинский: Ну а дедушки, а дедушки потом.

Мария Третьякова: Значит, работа всё-таки на первом месте, это доминанта?

Владимир Долинский: Не знаю, трудно это сказать. Видимо, на каком-то периоде, а сейчас мне всё меньше и меньше хочется работать. Может быть, потому что я достаточно обеспеченный человек, я за жизнь сумел обеспечить себя. И ещё очень мало вот такой работы, за которую хочется браться, понимаете, потому что эти сериалы с этими абсолютно, так сказать, штампованными персонажами – это всё только средство заработать деньги. Конечно, я всегда понимаю, у меня всегда чувство ответственности, что я должен сделать свою роль на уровне. Поэтому я всегда, когда я прихожу на площадку, я спрашиваю: «Текст канонизирован или нет?» «Нет, вы можете всё». «Большое спасибо». Я уже знаю, что я допишу, я человек-писюн, я дописюкаю свой текст, я доведу его до ума, я что-нибудь придумаю. А если говорят: «Нет, у нас автор есть», тогда это без меня, спасибо большое.

Мария Третьякова: То есть, когда есть возможность уже сейчас делать выбор и отказываться от каких-то проектов, которые вам не нравятся, вы отказываетесь?

Владимир Долинский: У меня был такой период, когда, правда, нас несколько человек было актёров таких, которых приглашал выдающийся американский продюсер в 90-е годы, приехал сюда снимать по «Лисистрате» фильм. А у меня как раз тогда вышел 26-серийный фильм «Графиня де Монсоро», где я играл, у меня там была очень хорошая роль такого брата Горанфло. И он увидел, он хотел меня снимать, он пригласил меня. Я прочитал этот сценарий, где женщины отрезают у своих мужчин мужские причиндалы, кладут их в банку и говорят: «Пока вы не выполните наше задание, мы вам не отдадим». И я почитал это и подумал: Боже мой! А деньги предлагали для тех времён, когда на 200-300 долларов можно было месяц жить припеваючи, мне предлагали тогда 1 000 долларов в месяц. И у меня жена почитала, говорит: «Нет, я тебя умоляю, я не смогу с тобой потом жить, нет!» И я говорю: «Да, я тоже хотел отказаться», но соврал я ей тогда. Нет, но действительно это было так, и я знаю несколько актёров российских, которые отказались. Не пошёл здесь этот проект, они, по-моему, поехали снимать в Белоруссию. Отказались актёры, вот это всё-таки какое-то чувство уважения к своей профессии, к тому, что ты делаешь, оно должно быть.

Мария Третьякова: Внутренняя цензура такая ещё, человеческая, актёрская – здесь всё.

Владимир Долинский: Да, да. Конечно, там, так сказать, градуировка у каждого разная, своя, понимаете? Один может там немножко, я не всегда отличаюсь великолепным вкусом, на сцене я иногда позволяю себе такую солоноватую шутку. Я считаю, что это, без мата, без хамства, но такую, на уровне…

Мария Третьякова: Ваши стихи недавние разорвали просто Ю-Туб, всё там взорвали, я бы сказала. И, по-моему, судя по антуражу, это всё было записано на съёмочной площадке.

Владимир Долинский: Да, я просто во время обеда прочитал там стихи. Это Фельдман, по-моему, поэт израильский, «Не бывает идеальных ни народов и ни рас». Я им почитал, а мне говорят: «Владимир Абрамович, а в гриме это слабо прочесть? Прочтите, а я сниму, для меня просто». Он снял, а потом кто-то увидел: «Ой, пришли мне, пришли мне», потом кто-то это выложил, и пошло, пошло, там миллионы просмотров. Мне Володя говорит: «Ой, они видят рекламу и идут смотреть в связи с тем, что они видели тебя в этом гриме, с этим стихотворением».

Мария Третьякова: Да-да-да, мы опять возвращаемся к этому фильму и к этой замечательной обстановке на съёмочной площадке. А был какой-то повод прочитать это стихотворение? Вы действительно, как мы с вами перед эфиром, когда обсуждали, о чём мы будем, может быть, говорить, касаться каких-то тем, я сказала – молодёжь просит!

Владимир Долинский: Ради Бога, я вам это могу прочесть это всё. А это позволительно, оно ведь такое? «Не бывает идеальных ни народов и ни рас. В каждой группе индивидов ну хоть что-то, но не так. Все лягушки утверждают, что французы пидорасы, а корейцы пидорасы с точки зрения собак. С точки зрения троянцев пидорасы были греки, а троянцы пидорасы с точки зрения коней. Очень много пидорасов так и сгинуло на свете, но огромная их масса дожила до наших дней. Люди делятся на группы, на враждующие классы под сомнительным девизом: «Кто не с нами – против нас!» Натуралы утверждают, что все геи пидорасы, а копнёшь под натурала – каждый третий пидорас. Но из всей огромной массы пидорасов и уродов можно выделить отдельный, очень маленький народ. Там сплошные пидорасы с точки зренья всех народов, потому что у природы должен быть громоотвод».

Мария Третьякова: Браво! У природы, друзья, должен быть громоотвод. И вообще, будьте терпимыми, будьте толерантными. И это стихотворение достаточно ироничное, а прочитанное нашим гостем Владимиром Долинским - учит нас.

Владимир Долинский: Для меня там самое важное, понимаете, «натуралы утверждают, что все геи пидорасы, а копнёшь под натурала – каждый третий пидорас».

Мария Третьякова: Смотрите, друзья, за собой!

Владимир Долинский: Это не зависит от сексуальной принадлежности.

Мария Третьякова: Да, это зависит от того, что в душе и в сердце, а мы люди толерантные, мы любим всех. Мы любим искусство и любим поэзию. И, несмотря на то, что мы начали со стихотворения, которое недавно разорвало все Ю-Туб каналы, мы поговорим о большой поэзии тоже. Потому что сейчас прозвучали иронические стихи, а можно ещё раз поэта назвать для наших уважаемых зрителей?

Владимир Долинский: По-моему, Фельдман.

Мария Третьякова: Поэзия в вашей жизни значит много, потому что у вас очень своё такое, не просто актёрское, но ещё и очень личностное прочтение. А каких поэтов вы любите и что вас питает?

Владимир Долинский: Вы знаете, я очень в этом смысле такой, наверное, немодный человек, потому что имя этого поэта очень, по-моему, незаслуженно забыто. Это Константин Михайлович Симонов. Это потрясающий писатель, гениальный поэт военных времён.

Мария Третьякова: Фронтовой журналист.

Владимир Долинский: Его военная лирика – это «Жди меня, и я вернусь, только очень жди», это «Майор привёз мальчишку на лафете», «Я пил за тебя под Одессой, в землянке в Констанце, под чёрной румынской водой, в Одессе на тихом ночном полустанке, в Мурманске под белой Полярной звездой. Едва ль ты узнаешь, моя недотрога, живые и мёртвые, их имена, всех добрых ребят, с кем меня на дорогах короткою дружбой сводила война. Подводник, с которым я плавал на лодке, разведчик, с которым я к финнам ходил, со мной вспоминали за рюмкою водки о той, что товарищ их нежно любил. Загадывать на год война нам мешала, но даже за ту, что как жизнь мне мила, сегодня я пью, чтоб сегодня скучала, а завтра мы выпьем, чтоб завтра ждала. И кто-нибудь, вспомнив чужую, другую, вздохнув, в свою рюмку посмотрит на свет и снова нальёт мне. «Тоскуешь?» «Тоскую!» «Красивая, верно?» Жаль, карточки нет. Сто раз я их видел, наверно, не меньше, мужская привычка в тоскливые дни показывать смятые карточки женщин, как будто и вправду нас помнят они. Чтоб всех их любить, они стоят едва ли, но что же поделать, раз трудно забыть. Хорошие люди о них вспоминали, и значит, дай Бог им до встречи дожить». Это вот то, что вы спросили о поэзии, я вам говорю, что я очень любил и люблю женщин, люблю любить, люблю любовь, а он пел о любви в самые тяжёлые годы нашей страны, во время войны этой беспощадной он прославлял любовь мужчины и женщины, разлуку.

Мария Третьякова: Вот такая великая штука, друзья, поэзия! Она может развлечь, она может вытащить самую суть из человека, из явления, которое она описывает. И действительно, искусство не только отображает жизнь, оно, участвуя в жизни, её меняет. И так же делает поэзия. И вот такой контраст вы можете увидеть только в программе «Личность в искусстве с Марией Третьяковой» и только, когда у нас такие гости. Владимир Абрамович Долинский у нас в студии, друзья. Спасибо вам и низкий поклон за Симонова. Просто нет слов, как правы вы, что вот эту фронтовую поэзию забывают незаслуженно, не помнят Друнину, не помнят Симонова или, если помнят, то только «Жди меня», не помнят Светлова. Как вы считаете, изменился мир, почему вдруг поэзия, она соответствует по ритму, правда? Ведь стихи такие короткие, их можно прочитать быстро и побежать дальше, почему это уходит из нашей жизни?

Владимир Долинский: Я не знаю. Вы знаете, я на своих творческих вечерах, а у меня их очень много, читаю Светлова, Симонова, Есенина, Вознесенского. Знаете, как великолепно принимают? Это, кажется, уже ушедшая поэзия, сейчас новые поэты, новые веяния, новое всё, а люди так слушают, их так трогает это. Мне так странно, что этого так мало у нас на экранах, так мало этого в театре. Ведь это же всё наше, понимаете, это то, что не может не трогать. Мало этого, а мне очень хочется, чтобы этого было больше. Вот я сейчас с удовольствием прочёл вам это, мне даже легче стало.

Мария Третьякова: Спасибо вам за эти стихи! И, вы знаете, они очень мужские, они действительно о любви мужчины к женщине. И в данном случае я хочу сказать, что это та большая любовь, о которой мы с вами говорили. Это стихи не влюблённого, это стихи любящего человека, который глубоко и искренне любит. И только любовь, наверное, помогала в той ситуации людям выжить. Как Друнина писала, «лишь любовь давала людям силы посреди ревущего огня». Вот они, наверное, поэтому и выжили, и победили. Как сказал Евтушенко: «Если бы у нас не было таких авторов и такой литературы, у нас не было бы такой Победы, мы бы не победили», правильно?

Владимир Долинский: Абсолютно правильно.

Мария Третьякова: И вот, возвращаясь к вашим словам о ом, что вы сказали, вы хотите, чтобы в театре этого было больше, на экране. Я об этом и спросила, ну почему, ведь людям это надо, а вдруг это уходит или это не появляется? Говорят: «Это не продаётся, это нельзя продать».

Владимир Долинский: Наверное, спрос диктует предложение. Может быть, плохо продаём, может, надо учиться торговать? Может быть, нужно это…

Мария Третьякова: Предлагать по-другому?

Владимир Долинский: Да, предлагать по-другому, может, какие-то формы другие искать того же самого преподавания, действительно в новых формах это всё преподносить. Я знаю, я столько раз видел плачущих людей в зале, когда я читал, значит, это трогает.

Мария Третьякова: Значит, это, как говорят сейчас, зацепило. Зацепило таким крючком за сердце и начало дёргать. А вот Есенин, что у вас любимого? Или что, может быть, сейчас, вот этот солнечный день, это синее небо, что из Есенина, может быть, вы нам прочтёте?

Владимир Долинский: Я очень люблю его собачьи все стихи. Я очень люблю собак. Бог мне не дал такой возможности, чтобы у меня была собака.

Мария Третьякова: Почему?

Владимир Долинский: Потому что не могу, потому что это как иметь ребёнка и бросать его, понимаете? А мы с женой очень много ездим, я очень редко бываю дома, и взять собаку и не стать ей близким человеком, бросать своего любимого человека, отдавать на руки к чужим людям куда-то – это не уважать этого своего друга, который у тебя будет. Поэтому мне проще не иметь такого друга, чем предавать его, иметь и предавать. А я очень хорошо чувствую. «Утром, в ржаном закутке, где златятся рогожи в ряд, семерых ощенила сука, рыжих семерых щенят. До вечера она их ласкала, причёсывая языком, и струился снежок подталый под тёплым её животом. А вечером, когда куры обсиживают шесток, вышел хозяин хмурый, семерых всех поклал в мешок. По сугробам она бежала, поспевая за ним бежать, и так долго, долго дрожала воды незамёрзшей гладь. А когда чуть плелась обратно, слизывая пот с боков, показался ей месяц над хатой одним из её щенков. и в синюю высь звонко завыла она, скуля, а месяц скользнул тонко и скрылся за холм в полях. И глухо, как от подачки, когда бросят ей камень в смех, покатились глаза собачьи золотыми звёздами в снег».  Вот, как-то грустно сегодня, меня на печальную лирику потянуло сегодня.

Мария Третьякова: А знаете, почему? А потому, что мы говорим о любви. А любовь – это совершенно невероятное, глобальное чувство.

Владимир Долинский: «Любовь не картошка, не бросишь в окошко, она всех с собою манит. Сначала забвенье, потом наслажденье, потом поясница болит. Сухота, ломота, и нету охоты вершить до конца жизни тур, но всё же, о Боже, мы лезем из кожи, и все мы кричим – вива лямур!»

Мария Третьякова: Друзья, Владимир Абрамович Долинский! И жизнь, и слёзы, и любовь у нас сегодня в студии. У нас потрясающий, невероятный гость, который одарил такими эмоциями. Ну что я могу сказать? Я могу сказать вам огромное спасибо за сегодняшний эфир, за великолепные стихи, такие разные. Ощущение такое, что, знаете, как наша жизнь, как на американских горках – то жарко, то холодно, то вверх, то вниз.

Владимир Долинский: Это я ещё сто грамм не выпил. А выпил бы сто грамм, я бы вам такое начитал, аж душу бы рвало.

Мария Третьякова: Владимир Абрамович, мы всегда вас ждём ещё. Приходите к нам, пожалуйста, рассказывайте о ваших новых работах. Вот «Танцы на высоте» - ваш новый фильм, который скоро выйдет.

Владимир Долинский: Нет, он ещё не доснят, к сожалению.

Мария Третьякова: Мы будем вас ждать с рассказом о нём, и вообще мы будем вас ждать всегда.

Владимир Долинский: Я очень жду ещё сейчас, Игорь Фёдорович Масленников, автор «Холмса», «Зимней вишни», написал «Зимняя вишня-4». И не исключено, что этот фильм будет. Он сейчас достаёт деньги, к сожалению, Министерство культуры не дало на это денег в конкурсе. Очень жалко, я не понимаю, почему. Такой мастер берётся делать этот фильм, и он достаёт деньги. Я думаю, что он будет снимать, это должно выйти, там интереснейший сценарий, это может быть очень интересно. Я в эфире просто обращаюсь – дайте деньги Масленникову на прекрасный фильм о любви, о боли.

Мария Третьякова: Давайте загадаем, чтобы всё было хорошо, чтобы деньги нашлись, чтобы все помирились, чтобы искусство, которое не имеет границ, пришло в каждый дом, вместе с любовью.

Владимир Долинский: Дай Бог!

Мария Третьякова: Дорогие друзья, с вами была программа «Личность в искусстве с Марией Третьяковой» и наш потрясающий гость Владимир Абрамович Долинский. Мы вас любим, спасибо и счастливо.