Д. Мельников:

Программа «Пластическая хирургия с доктором Мельниковым». Сегодня мы поговорим о бизнесе и пластической хирургии, их сочетании, потому что очень часто приходится слышать, как многие врачи негативно относятся к индустрии.

Совершенно очевидно, что на сегодняшний момент невозможен прогресс в медицине без тесного взаимодействия с производителями расходных материалов, производителями имплантов в частности, если мы говорим о пластической хирургии. Сегодня у меня в гостях чрезвычайно интересный человек, Засеева Ольга Витальевна - кандидат медицинских наук, генеральный директор компании «Кловермед».

Сегодня мы поговорим о пластической хирургии в России в сфере и в срезе, взгляд, может быть, немножко изнутри, и с другой стороны, не со стороны хирургов, не со стороны пациентов, со стороны как раз-таки индустрии. Ольга Витальевна очень давно в деле. С 1996 или 1999 года и на ее глазах происходило становление того, что мы сейчас называем пластическая хирургия в России. В определенной степени она, наверное, к этому причастна непосредственно гораздо больше, чем многие другие. Поговорим сегодня об этом, поговорим о том, как всё начиналось.

Первый вопрос у меня. Вы доктор, кандидатская диссертация по пульмонологии.

О. Засеева:

Да, я пульмонолог – аллерголог. В то время, когда я защищала диссертацию, больше 20-ти лет назад, это была очень редкая специальность, модная. Аллергология развивалась практически так же, как пластическая хирургия, шла семимильными шагами, поэтому меня это направление очень заинтересовало, я решила стать аллергологом-пульмонологом. Я им стала. Я работала в клинике в институте пульмонологии, которую возглавлял академик А.Г. Чучалин. Известная персона, да и школа была самая уникальная. Я смотрю сейчас на молодежь, которая работает в пластической хирургии, у вас всё, конечно, совершенно, скажем так, демократично. У нас были «аспирантские субботы», на которых нас А.Г. Чучалин заставлял выступать на английском языке. Это было еженедельно и к каждому выступлению мы должны были переработать одну статью на английском языке.

Д. Мельников:

Очень правильно, на самом деле. Я не так давно я давал интервью, где меня спросили про Николая Олеговича Миланова.  Попросили рассказать, что это был за человек. Я обратил внимание на то, что человек был очень жесткий и меня хватал мандраж, когда я заходил к нему в кабинет, то есть академичный. Конечно, сейчас уходит академичность, эпоха, ее не хватает в специальности, в том числе в пластической хирургии, поэтому мы немножко скучаем.

Хорошо. Всё-таки, медицина. Откуда и почему пластическая хирургия? Как произошел этот shift, как Вы сдвинулись?

О. Засеева:

Это вообще произошло всё, наверное, помимо меня. Потому что у суперактивности есть плюсы и есть минусы. Если ты суперактивный, то тебя обязательно заметят, обязательно выделят, тебя обязательно нагрузят. В нашем варианте, вернее, в моем варианте, потому что я была суперактивная, меня нагрузили. Я всё время проводила клинические испытания и меня заметили несколько фармкомпаний, которые, собственно говоря, просто Чучалину продиктовали, что «мы хотим именно ее». В результате, я попала в фарминдустрию. Я в течение, наверное, 7-ми лет возглавляла, была медицинским директором крупной английской компании Glaxo. Мы проводили очень много клинических испытаний слепых, двойных слепых, тогда это были 3-я, 4-я фаза, очень было интересно, поэтому я наработала, конечно, колоссальный бэкграунд в этом в этом плане. После этого, мне, наверное, больше нравилось, что это медицина, и мне нравилось, что это высокая медицина. Мне нравилось, что я не теряю специальность. Как-то меня это все очень увлекло, потому что я много ездила на международные конгрессы, выступала с докладами. Я была в центре всей медицины, которая развивалась. Потому что клинические испытания были не только по пульмонологии. Мы делали и клинические испытания по гастроэнтерологии, по педиатрии, было очень много интересного.

Потом я перешла в маркетинг в другую большую компанию Merck Sharp & Dohme американская, и собственно говоря, из этой компании я ушла в декрет. Я не очень планировала работать, но меня нашли через американскую торговую палату, опять вышли. Мне сказали, что есть одна компания, которая, буквально, ищет партнера, они не знают, что им делать на российском рынке. «У тебя такой бэкграунд, помоги им, пожалуйста». Я говорю: «Я ничего не понимаю в пластической хирургии». Это была компания «Кловермед», через американскую торговую палату они искали партнера на российском рынке.

Это были американцы, которые ничего не понимали. Они компанию создали, но дальше не знали, что с ней делать. Они получили контракт на продвижение продукции Mentor на российском рынке. Что дальше делать, они не знали. Они обратились в американскую торговую палату, те нашли меня, естественно, говорят, помоги. Я говорю: «Я ничего не знаю». Они говорят: «Это неважно». Такие замечательные люди работают и работали в американской торговой палате, они сказали, что я справлюсь. Ездить в командировки не надо, оставайся в Москве и руководи. Я прочитала про импланты. Это было вообще совершенно новое направление, я пошла в институт пластической хирургии на Ольховке. Это был 2000 год. Компания создана в 1999 году, в 2000 году я пришла в июне в эту компанию, и понеслось.

Д. Мельников:

Но к этому времени уже была пластическая хирургия, им уже сколько лет. Соответственно, ставили импланты. Что это были за импланты, что было тогда, какой рынок был тогда? Даже я помню, были импланты русские «Пластэс». Что это такое? Никто не знает. Я не знаю, наши слушатели не знают, расскажите.

О. Засеева:

 Вы знаете, мы их не видели тоже. Их было достаточно мало, это были какие-то слабо оболочечные импланты, на ощупь они были очень мягкие. Их ставили, потому что это было дёшево. Был еще один американский производитель представлен на российском рынке, но он был достаточно дорогой. Потом был бум, когда гель закачивали. Это, как раз, был примерно бум одинаковый, дешевые силиконовые импланты и полиакриламидный гель. Все это было очень опасно для молодых девушек, которые хотели себе увеличить грудь. Сталкивались с ним только когда, когда доктора вынимали, как правило. В принципе, уже к тому моменту, когда мы вышли на рынок, ситуация с продажей тех имплантов, мне кажется была достаточно минимальная.

Д. Мельников:

Ольга Витальевна, сейчас, в 2017 году ежегодно всех имплантов, не обязательно Mentor или ещё какие-то, сколько примерно в России продается? Общее количество, приблизительно?

О. Засеева:

Порядка 50.000 штук, 25.000 пар по официальным данным.

Д. Мельников:

Давайте, возьмем как некую отправную точку. В 2000 году сколько их было примерно?

О. Засеева:

 В 2000 году это было, может быть, 2.000 - 3.000, максимум.

Д. Мельников:

За 17 лет мы скакнули колоссально. Преимущественно это были импланты «Пластэс», я так понимаю; российское производство и один американский. Рынок был, практически, пустой. Как Вы начинали? Интересно было работать, тяжело? С чем приходилось сталкиваться, сколько было пластических хирургов?

О. Засеева:

Пластических хирургов было очень мало, я думаю, что человек 50 или 60 на всю страну. Я помню, после того как мы зарегистрировали, мы завезли партию товара и открыли продажи, в первый месяц было продано 3 пары. Это был наш грандиозный успех! В июне 2000 года было продано три пары имплантов Mentor. Это было очень забавно. Но у нас была очень хорошая команда, была небольшая команда, но мы были очень дружные. Мы колесили по всей стране, мы рассказывали. Нас было 5 человек.

Д. Мельников:

Пять человек. Эта команда сейчас сохранилось? Люди, конечно, там двигаются, кто-то остался в ней?

О. Засеева:

Нет, к сожалению. У меня была сотрудница последняя, которая со мной начинала, Анжела, она ушла в декрет и пока еще не может вернуться, потому что двое детей, она второй раз ушла в декрет. Все остальные, естественно, ротация кадров произошла, увеличение. Сейчас в компании порядка 50-ти человек. Мы выросли.

Д. Мельников:

Насколько сложно было продвигать импланты? Сталкивались ли вы с негативом со стороны хирургов, или наоборот, вас с нетерпением ждали?

О. Засеева:

Поскольку у меня был бэкграунд медицинского директора, то я пошла несколько по другому пути. Мы не давали тупую рекламу, что импланты теперь есть, их надо покупать. Мы делали очень много образовательных курсов, семинаров, мастер-классов. Таким образом мы популяризировали и направление, и саму аугментацию, и естественно, нашу продукцию.

Я хочу сказать, что вхождение в рынок, как ни странно, не было каким-то сложным или убийственным. Гораздо хуже сейчас, когда пытаются вылезти на эту площадку малоизвестные, мало представляющие из себя бизнес компании. Раньше было всё, так сказать, более-менее сегментировано. Даже конкуренты, которые плотно сидели на этом рынке, они не делали так, как делали мы. У них было очень все заорганизовано, я бы сказала так. Сначала ты должен был зарегистрироваться у них как пластический хирург, показать все свои сертификаты, пройти обучение, и только после этого они тебе продавали импланты. Мы пошли немножко другим путем. Мы сначала проводили обучение, мы ничего не требовали взамен от доктора. Мы не говорили, что ты купи сначала у нас, а потом мы тебе сделаем образовательную программу. Нет, мы рассказывали, образовывали, мы привозили очень много иностранцев. С Николаем Олеговичем мы ежегодно проводили совершенно потрясающие мастер-классы, где участвовало, наверное, по 5, по 6 топовых специалистов. Таким образом мы создали себе очень хороший имидж и хорошую базу, получили лояльность аудитории. Мы не боялись ездить по регионам, мы не сидели в Москве, мы колесили по всей стране.

Д. Мельников:

Исходя из сказанного, у меня складывается такое представление. С 2000-ных годов происходило создание пластической хирургии, если мы говорим о груди, увеличение груди, в принципе, операция на груди. Вы наверняка видели, условно, сначала было 50 человек на страну, через 2 года их было 100, происходит некий рост количества пластических хирургов, числа пластических хирургов. Как менялось и менялось ли качество операций? Эти 50 – они были идеальные пластические хирурги, все давали прекрасный результат, потом с течением времени увеличивалось количество врачей и росло количество проблем или осложнений? Или по экспоненте также увеличивалось качество? Что происходило с качеством операций?

О. Засеева:

Конечно, чем  больше ты работаешь, тем больше ты ошибаешься, тем больше допускаешь ошибок, естественно. Даже ваш шеф все время говорит: «Это достаточно легкая операция по увеличению груди». На самом деле она достаточно легкая, если ты владеешь. Если ты умеешь ездить на велосипеде, то сел и поехал. Если ты умеешь кататься на коньках – встал и поехал. Если ты не умеешь и не знаешь, то это сложная операция. Потому что в любом случае, хирургия – это есть хирургия.

Мне хотелось бы донести сейчас до аудитории, что хирургия не может быть дешёвой. Сейчас очень много демпинговых цен и призывают за три копейки, скорее приходите. Не надо этому доверять, обязательно нужно смотреть на хирурга, который тебя оперирует, которому ты доверяешь себя. Потому что в любом случае, это хирургия. Если ты хочешь чего-то необычного, то можно пойти к косметологу, он тебе сделает необычную маску какую-нибудь, еще что-нибудь. Что касается хирургии, всегда есть определенная доля риска.

Безусловно, все иностранные специалисты, у которых я спрашивала, потому что у меня, естественно, не хватало знаний, как это организовать, я всегда интересовалась. Они всегда мне говорили о том, что 50% успеха - это правильно выбранный пациент. Здесь ты смотришь на пациента и знаешь, что ты с этим справишься, ты знаешь, как это прооперировать. Ты умеешь, ты предвидишь, какие могут быть осложнения, какие могут быть сложности, какие могут быть подводные камни. Ты все это предвидишь и знаешь: я справиться могу. Это уже 50% успеха.

Д. Мельников:

Я немного в другом аспекте хочу поинтересоваться. Допустим, вы проводите мастер-класс или вы проводите конференцию, приезжает гуру пластической хирургии, и начинает показывать нечто инновационное. Все врачи сидят в зале говорят: «О, это круто! Мы сейчас придем, попробуем». Известно, после конференций число осложнений растёт колоссально и   значительно. Кривая обучения достаточно плавна, наверняка на ваших глазах, вы видели становление врачей, которые сейчас являются звездами. Насколько тяжелый этот путь был, тяжелый или, наоборот, простой, и насколько ваша образовательная деятельность на это влияла?

О. Засеева:

Вообще, любой путь, конечно, не простой. Если ты хочешь добиться успеха, тем более, в таком направлении, как пластическая хирургия, это всегда тяжело и всегда сложно; это требует, как сказал Деннис Хаммонд (Dennis Hammond), которого Вы прекрасно знаете, «Ты практически разрушаешь свою жизнь, потому что ты ее подчиняешь своей профессии», дословно. То, что имеет врач, когда он хочет стать хорошим специалистом.

Что касается пластических хирургов, с которыми мы начинали, им, наверное, было проще всего, потому что они были общие хирурги, они микрохирургии. Микрохирургия, мне кажется самая крутая и самая высокая школа. Это как резьба, как блоху подковать. Наверное, в этом варианте им казалось, что это все достаточно просто, потому что они хорошо знают анатомию. Я помню, разговаривала с некоторыми иностранными хирургами, они говорили, что не боятся делать ту же абдоминопластику, потому что они общие хирурги, знают, что мы можно наткнуться. Поэтому, наверное, фундаментальные знания, которыми обладало первое поколение хирургов, давали им возможность работать, скажем, проще, постигать тонкости пластической хирургии проще.

Что сейчас я вижу? Понятно дело, что это пациенты, которые платят живые деньги. Конечно, всем хочется, потому что медицина у нас направление очень сложное, не везде доктора получают, скажем, заслуженные гонорары, поэтому кажется, что нужно скорее нырнуть в медицину пластической хирургии и скорее значит получить.

Д. Мельников:

Скорее, взять заветные импланты, поставить в человека.

О. Засеева:

Да, да. Но, на самом деле, я хочу сказать: образование, образование, и еще раз образование. Чем больше будет допускаться ошибок молодыми пластическими хирургами, тем больше будет негатива в сторону пластической хирургии. Как было пару лет назад на телевидении, скандалы о том, что пластические хирурги изуродовали всё-всё. Конечно, нужно работать, нужно работать с клиентами, объяснять, что, во-первых, это хирургия, а во-вторых, конечно, нужно пытаться минимизировать риски.

Чем больше будет допускаться ошибок молодыми пластическими хирургами, тем больше будет негатива в сторону пластической хирургии.

Д. Мельников:

На самом деле, очень хорошая тематика, которую Вы затронули. Потому что, по-моему, это не кончается, постоянно возникают лица врачей, мелькают на телевидении истории с осложнениями. Журналисты очень любят любую негативную историю, которая связана с пластическими операциями, прекрасные инфоповоды, это рейтинги и их постоянно поднимает.

Как Вы, в принципе, относитесь к тому, что происходит сейчас в пластической хирургии? Я имею ввиду большое количество молодых врачей с сомнительным образовательным бэкграундом, которые активно оперируют?  Может быть, очень личный вопрос, но с точки зрения бизнеса Вам должно быть всё равно, глобально, потому что продажи растут. Чем больше врачей, тем больше продажи. Но я знаю, что для Вас, наверное, не совсем так. Мне хотелось бы Вашу точку зрения услышать.

О. Засеева:

 Я не могу сказать, что мы прямо выбираем или что мы можем выбирать, потому что, в принципе, мы обязаны обслужить клиента, если он размещает у нас заказ. Другое дело, что исторически вокруг нас сложилась очень интересная компания пластических хирургов, которые очень трепетно относятся к своему образованию и к образованию своих докторов, которые работают в клинике.

Например, я сейчас ехала к вам на эфир, мне позвонили, попросили пристроить доктора из одной региональной клиники сюда, куда-то на рабочее место, потому что директор клиники заботится о своем имидже, она не хочет брать кого попало. Меня попросили помочь, даже готовы заплатить на рабочее место, чтобы доктор мог поучиться, чтобы он делал это хорошо. Потому что у клиники Майи имидж, мы знаем друг друга, практически, те же 17 лет, мы начинали вместе. У нее была маленькая клиника, теперь у нее сеть клиник в Новосибирске. Она говорит: «Я очень хочу, чтобы имидж моей клиники был на высоком уровне». Понимаете, к моей радости, мы таким образом сформировали свой имидж на российском рынке, что к нам не попадают доктора, которые хотят что-то купить, поставить, быстро заработать. У нас, я хочу сказать, осознанный пул, настоящие доктора. Понимаете, это меня всегда согревает. Я считаю, что хирургия - это болезнь, в хорошем смысле этого слова. То, без чего ты не себе не представляешь жизнь. Поэтому вот вокруг нас и с нами работают вот такие хирурги, и я их очень люблю, уважаю, потому, что с ними просто.

Д. Мельников:

Согласен. Я вижу, что ты анализируешь информационное пространство вокруг тебя. Существует, наверное, два глобальных направления. Есть врачи, настоящие врачи, которые заботятся о пациентах, но почему-то складывается так, что они коммерчески менее успешны, чем те врачи, которые активно вкладывают в свою рекламу и, как мы, слышим, крайне негативно относятся к пациентам. Вы их не увидите на конгрессах или на образовательных семинарах, но при этом они коммерчески являются более успешными и, соответственно, коммерчески они были интересны для вас. Нет ли у вас, может быть, сожаления по этому поводу? Что, вообще, можете по этому поводу сказать? Есть это на сегодняшний момент, или это просто моё мнение?

О. Засеева:

Нет, это есть. Я хочу сказать, что на сегодняшний момент это, к сожалению, те реальности, в которых мы живем – умение продать себя. Все говорят: вы торгаши, а мы «белая кость» в белых халатах. Сегодня все продают себя, это уже давно существует во всём мире. Это давно существует в Европе и, естественно, ты должен уметь себя продать. Ты либо умеешь это делать, либо ты это не умеешь делать. Этому тоже нужно учиться. Это то, что не понимает то поколение микрохирургов, общих хирургов, которые начинали пластическую хирургию в России. Да, они не понимают, им кажется, что у них есть сарафанное радио, потому что кого не спроси из старой когорты, они все говорят: «У нас сарафанное радио, ко мне и так идут пациенты». 

Но сейчас меняется пациент, нынешнее поколение живёт в интернете, и, безусловно, они доверяют интернету. Во многих случаях, может быть, у них и нет оснований не доверять интернету. Это другие реалити, к нему должны были подготовиться хирурги возрастные, хирурги, которые уже отработали, старая школа. Но они не хотят. Им это не нравятся, они считают, что достаточно сарафанного радио и здесь наступает большая ошибка. Молодежь, которая умеет рекламироваться и знает, как – они, естественно, на сегодняшний момент будут на коне.

У нас в Красноярске есть один доктор. Я ему говорю: «У вас там есть одна доктор, от нее много поступает переделок». На что он отвечает: «А мне очень нравится. Мы все время с вами будем в струе. Она ставит импланты, потом все эти пациенты приходят ко мне на переделку, и все получают качественную услугу, качественные импланты». Естественно, любая переделка должна стоить в 2 раза дороже, чем обычная операция, потому что переделка, это все же перекроить надо. Об этом должны говорить доктора пациенту.

Д. Мельников:

Ты берёшь на себя переделку и ещё ответственность за конечный результат.

Могу абсолютно откровенно сказать, мне чрезвычайно импонирует Ваша позиция, и позиция вашей компании, и аффилированные с ней врачи. Но вопрос, меняется рынок, пластической хирургии в том числе. Не находитесь ли вы чуть-чуть, на полшага сзади меняющегося рынка, или вы стараетесь развиваться, идти в ногу со временем? Молодежь, которые активно существуют в интернете, молодёжь, которая активно существует в SMМ, я имею ввиду молодых хирургов. Вы сами, как компания, сами бренды, которые Вы представляете, также уходят в SMМ. Какая у вас концепция на будущее? Как вы смотрите на ваше развитие?

О. Засеева:

Отвечая на Ваш провокационный вопрос, я хочу сказать, что мне всё это очень нравится. Мы – лидирующая компания на сегодняшний момент на этом рынке. Для мужчин будет, наверное, более доступно объяснить. Вы хотите купить машину. Вы молодой, только что закончили институт, или вы молодой специалист, хотите купить машину. В моё время краше «Жигулей» ничего не было, о «Мерседесе» мечтать было невозможно. Но, когда ты растешь – растут твои заработки, растет твоя уверенность в себе. Ты не приходишь, не покупаешь «Жигули», ни какую-то другую марку. Ты хочешь купить престижную марку BMW, Mercedes, например, сегодня. Чтобы все увидели, насколько ты успешный.

Я хочу сказать, что те специалисты, которые хотят научиться, пусть они научатся на другой продукции. Они должны понять, что они будут должны работать для своего имиджа, они должны работать с самым лучшим. Работающие с нами клиенты и директора клиник говорят: мы знаем, может быть, это дороже, может быть, можно было бы где-то сэкономить, но мы хотим работать именно на имиджевом продукте, именно с компанией «Кловермед». Потому что мы знаем, что этой компании можно доверять. Вы не поверите, у нас есть моменты, когда мы выставляем счета, и мы можем выставить, например, на ИП, с которыми мы работаем. Не хотят люди на ИП, они говорят: нет, мы хотим заплатить в «Кловермед», чтобы все документы были с «Кловермед», потому что мы доверяем этой компании. Эта компания 18 лет на рынке.

Безусловно, всё меняется; безусловно, мы тоже не стоим на месте, мы всё время меняемся. Меняется наш портфель. Мы – единственная компания, которая занимается реконструкцией молочной железы. Я помню, как 16 лет назад пришла в онкоцентр и сказала, что у нас есть экспандеры, мы готовы вас научить экспандерной технике. Мы выводили тогда на рынок двухкамерный Бейкеровский имплант-экспандер, уникальный для одномоментной реконструкции молочной железы, предлагали им начать сотрудничать. Мне сказали: «Нет. Ваш экспандер сколько стоит? 12.000 рублей. Мы должны тогда вам 12.000 отдать. А мы отрежем и 12.000 себе в карман положим, не надо нам никакого экспандера». Такой был разговор 16 лет назад. Сегодня примерно 20% наших объемов мы поставляем в государственные клиники для реконструктивной хирургии молочной железы.

Мы сделали очень интересный проект. Мне очень нравится ваш проект «Крути против рака груди». Мы сделали немножко другой проект, который направлен непосредственно на пациенток, уже перенесших рак молочной железы или которым это предстоит, называется он «Верни маму», чтобы они могли встретить своего пластического хирурга. У вас прошлая передача была очень интересная, где Вы отвечали на вопросы: что такое реконструкция груди, как с этим жить. Я была в Красноярске, наверное, 5 лет назад, мы тоже говорили про реконструкцию. Они говорили: «Да что вы, у нас очередь стоит на мастэктомию нам некогда этим заниматься». Но есть такие молодые люди, к которым Вы относитесь, Дмитрий, которые хотят развивать это направление. Тогда это направление будет развиваться. Мы таких людей нашли, мы с ними активно сотрудничаем. Дамы, которые у вас были в передаче, задавали Вам достаточно грамотные вопросы. Это уже потому, что мы 16 лет рассказывали о том, что это возможно. Что это возможно, это нужно, и что жизнь не заканчивается.

На самом деле, я хочу сказать, что, действительно, для женщины трагедия, потерять грудь. И семьи рушатся, и мужья уходят, и дети не понимают, как так? Создать, восстановить уверенность в себе, социальную активную позицию для женщины очень важно. Поэтому для нас это тема, мы этим отличаемся от всех остальных компаний. Мы не просто «купи-продай», нам интересно научное развитие, научно-техническое развитие, в это мы вкладываем. Тот, кто не хочет научно-технический прогресс, а хочет сегодня поставить имплант и заработать деньги – наверное, это не наша аудитория. Невозможно, чтобы наша аудитория была вся. Нам нужны только лучшие, те, кто способен будет двинуть это направление пластической хирургии из просто зарабатывания денег на самый высокий уровень. Если мы сравним сегодня с западными специалистами, то они все, понимаете, они все 50/50 реконструктивный хирург и эстетический хирург.

Я тоже всегда слушаю, всегда посещаю конференции, мне очень интересно. Когда выступает хирург на тему увеличения молочной железы и показывает результаты, а потом он же показывает результаты по реконструктивным операциям – это у меня вызывает уважение. Потому что я понимаю, что это хирург, который вкладывает в себя, и который хочет быть лучшим в этом направлении.

Доктора, которые хотят сегодня заработать быстрых денег на имплантации – наверное, не наша аудитория.

Д. Мельников:

Ольга Витальевна, раз затронули тему реконструкции. Когда Вы начинали реконструкцию, на Вас смотрели с опаской и говорили: зачем нам тратить деньги, лучше сэкономить их. На сегодняшний момент, сравнивая с Западом, какое в процентном соотношении в России, сколько хирургов, которые могут красиво и хорошо увеличить грудь, и красиво и хорошо сделать реконструкцию? Кто эти хирурги, по сравнению с Западом? Кто – не в смысле фамилий, а портрет.

О. Засеева:

Портрет… Во-первых, конечно, реконструктивные, вернее это микрососудистые хирурги, которые могут заниматься с легкостью, как мы уже говорили данным направлением. Для нашей компании это стали, как ни странно, хирурги-онкологи маммологи, заинтересовались этим направлением. Они сейчас очень жадно слушают всё, что касается реконструктивных операций и эстетических операций для контралатеральной молочной железы. Они очень жадно слушают все сообщения, пытаясь изучить все методики мастопексии, все тонкости. Они хотят активно внедриться в эту позицию.

Я знаю, что у вас несколько другая точка зрения на этот счёт. Я хочу сказать, что так сложилось. Эстетические хирурги и, в частности, Николай Олегович Миланов, с которым я тоже разговаривала на эту тему, сказал: «Ты никогда не получишь хороший результат. Всегда будут недовольные пациенты, зачем тебе с этим связываться, забудь». Но мне это было интересно.

Д. Мельников:

Вы сейчас имеете ввиду эстетических пациентов?

О. Засеева:

Я имею ввиду эстетических хирургов. Эстетическим хирургам, естественно, нужно обладать навыками. Вы получили диплом онколога, вам честь и хвала. Вы правильно говорили в своем выступлении, что онкологический доктор видит пациента совсем по-другому, у него другое чутье, он поэтому учился, он изучал это направление. Очень хорошо было бы, если бы работали онкологи и пластические хирурги совместно, но теперь онкологи получают сертификаты пластических хирургов и пытаются всё оставить в своих руках.

Д. Мельников:

Мне интересна Ваша точка зрения. Насколько это правильно с Вашей точки зрения? Не имеет ли смысл расширить рынок и увеличить количество реконструкций, которые мы реально можем делать? Соединенные Штаты выполняют 6.000 реконструкций груди ежегодно. У России сколько реконструкций? Гораздо меньше.

О. Засеева:

  Мы всегда за то, чтобы расширить, но вопрос в том, что первичную мастэктомию и одномоментную реконструкцию молочной железы, наверное, целесообразнее оставить в рамках одной клиники. Почему?

Мы изучали международный опыт, в частности, мы ездили во Францию, у них мультидисциплинарный подход к лечению рака молочной железы. Консультация пациента идет по нескольким направлениям. Это, естественно, хирург - пластический хирург, это хирург-онколог, это радиолог и это химиотерапевт. Они вместе ставят диагноз и вместе определяют тактику ведения этого пациента: что сначала, что в конце, сначала химиотерапия, потом операция, облучение. Комплексный подход возможен только в рамках одного учреждения, где работают все эти специалисты.

Что касается отсроченной реконструкции молочной железы, пациентов которой у нас достаточно много в стране. Я считаю, что нам нужно делать рекламу, что возможна отсроченная реконструкция. Эти пациенты вполне могут идти к пластическому хирургу и заниматься, восстанавливать грудь.

Д. Мельников:

 Вы в Вашей работе сталкиваетесь и с теми, и с другими. С кем проще работать? Кто более лоялен и кто готов сотрудничать длительно, менее подвержен влияниям извне и экономит на пациентах? С кем Вам приятнее работать, с онкологами или с пластическими хирургами?

О. Засеева:

Приятно работать с теми, кто любит свою профессию и кто хочет в ней совершенствоваться. Есть онкологи, которые хотят познать пластическую и реконструктивную хирургию в полной мере. Мы проводили несколько курсов по лоскутам, хотя это не лежит в сфере наших интересов.

Приятно работать с теми, кто любит свою профессию и хочет в ней совершенствоваться.

Д. Мельников:

Абсолютно. У меня всегда, кстати, вызывает вопрос, зачем Вы это делаете, Вы ведь приглашаете специалистов, которые занимаются исключительно     микрохирургией. Они встают на трибуну и говорят: микрохирургическая реконструкция - топ, это номер один. Никакие ваши импланты, просто тьфу. Если честно, мне это приятно слышать с точки зрения хирурга, но очень странно видеть с точки, зачем вы это делаете, как индустрия, как представители бизнеса?  Это не очень логично.

Пациент должен получить самое лучшее из рук человека, который обладает всеми техниками.

О. Засеева:

 Мне кажется, если в бизнесе следовать логике, вообще очень мало, мало что поддается прямому логическому анализу. Действительно, в сфере наших интересов было бы просто продать, а уж что вы с этим будете делать – вообще совершенно не наше дело. Чем больше вы у нас купите, тем нам веселее будет жить и нас это совершенно не волнует.

Но, опять-таки, это моя позиция, может быть, не совсем коммерческая, как медицинского директора, как врача: я считаю, что пациент должен получить самое лучшее. Получить самое лучшее пациент может только из рук человека, который обладает всеми техниками. Вы правильно тоже говорили в своем интервью, существуют разные пациенты. Одному пациенту показано одно, другому пациенту показана другое. Если вы владеете всем набором инструментов и всем набором техник, то в этом случае вы обеспечите пациента самым лучшим для него оптимальным решением. В конце концов, это самое правильное, потому что пациент, который получил от вас грамотную консультацию, которую вы хорошо прооперировали, вернется к вам. Во-первых, он вернется к вам на другие, может быть, вмешательства. Во-вторых, он приведет вам своих знакомых.

Я помню, когда мы проводили одну из первых конференций, выступала Марианна Бьюсанг-Линдер из Швеции, где самый крупный Каролинский университет, где делается очень много различных реконструкций – и лицо, и грудь, всё. Она говорила: да, мне проще сделать три реконструкции имплантами и экспандерами. Я прооперирую за то же время трех человек, если я буду делать лоскут – то смогу прооперировать только одного человека. Конечно, еще вы завязаны на клинические аспекты, потому что оборот койки. Лоскут – более трудоемкий процесс. Но, например, если мы будем говорить про лоскуты, Axel Feller, мой большой друг, говорит: «Ольга, я делаю только лоскуты, потому что я известен на всю Германию лоскутами. Ни у кого не получается, а я лоскут делаю (условно) за 2 часа». Если кто-то начинающий лоскут будет делать 6 часов, это 6 часов наркоз и прочее, то специалист, который уже всё знает, лоскут сделает за полтора – два часа. Тем не менее, я попросила его: мне тоже очень важно, чтобы ты показал хирургам, что лоскут лоскутом, но не все смогут сделать лоскут, сделай лоскут с имплантом. Он у Николая Олеговича Миланова прооперировал, сделал лоскут, поставил имплант. Может быть, это тоже правильно, потому что, когда ты ставишь лоскут, вопрос возмещения объема ткани не всегда может сохраниться.

Д. Мельников:

Здесь стоит вопрос контралатеральной железы и корригирующих операций. Я здесь с Вами абсолютно согласен, я вообще, в принципе, против черного и белого, потому что истина всегда посередине. Конечно, хирург должен обладать и тем, и тем, и уметь делать одно и второе. Как минимум, он хотя бы должен знать о том, что существуют варианты, когда имплант не надо ставить, потому что твоя практика, твоя репутация может проиграть. Потому что ты делаешь неправильно операцию, этот ход будет априори неправильным. Лучше сделать 4 импланта, оставь одного, если ты не делаешь лоскут, отправь тем, кто делает. Это тоже, на самом деле, работа на свою репутацию. Я абсолютно с Вами согласен.

Все-таки, возвращаясь к вопросу: онкологи или пластические хирурги? Я понимаю, что крайне важен сам человек, это для Вас основной момент, но давайте, может быть, я перефразирую. Кого в процентном соотношении, подходящих под ваши критерии, больше среди пластических хирургов или среди онкологов?

О. Засеева:

Онкологов, которые занимаются реконструкций молочной железы, значительно меньше, чем пластических хирургов. Но, поскольку в нашем портфолио есть не только импланты молочной железы, у нас есть и челюстно-лицевые импланты, поэтому я не могу сказать, кого я люблю больше. Наверное, по своему энергетическому заряду онкологи мне ближе, потому что, всё-таки, они спасают пациента, они ему дают надежду, возвращают его в социум. Пластические хирурги более «весельчаки». Им кажется, что жизнь прекрасная, гламурная. Им жизнь предстаёт совсем в других красках. Хотя, сейчас готовила пациентов для курса, который мы будем проводить в г.Санкт-Петербурге, присылали девушки свои фотографии для первичной аугментации. Действительно, это нужно, конечно, там тубулярная грудь, или недоразвитие одной молочной железы. Конечно, это нужно корректировать, конечно с этим жить очень сложно молодой девушке, очень сложно. Особенно, когда ты включаешь телевизор, там Голливуд, там купальники, все прелести жизни, а ты не можешь ничем этим похвастаться. Поэтому, наверно, мне бы хотелось, чтобы пластические хирурги были чуть более серьёзные и менее гламурные. Я понимаю, что у них очень много гламурных девушек, которые хотят просто «оттюнинговаться».

Д. Мельников:

Тюнингом. Я Вас очень хорошо понимаю, я пытаюсь отойти от этого, например, в своём аккаунте, выставляя результаты в Инстаграме. Я выставляю результаты реконструкций, и они всегда очень плохо заходят среди пациентов. Пациент говорит: какой ужас, нам не надо этой боли! Очень разные люди, очень разные направления. Но, мое мнение, что пластические хирурги в меньшей степени занимается реконструкцией, чем онкологи.

О. Засеева:

 В меньшей, в меньшей степени. Во-первых, гораздо больше работы конечно с первичными пациентами, у которых есть проблемы, либо просто аугментация. Пациентов, которые готовы к реконструкции после того, как они услышали свой диагноз, гораздо меньше. Ещё надо учитывать, что у нас прошло очень мало времени, у нас менталитет не перестроился. Пациент, как только услышит про рак, дальше уже слышать ни о чём не хочет, ни о какой реконструкции, он концентрируется и замыкается в своей болезни. Это, к сожалению, плохо.

Д. Мельников:

Ольга Витальевна, вопрос в будущее и в перспективу. Как Вы, вообще, смотрите, оцениваете пластическую хирургию в России? Что с ней будет, какие тенденции? Бриф, очень, очень кратко, что нас ждет в ближайшее время, во что Вы, планируя ваше развитие, будете вкладывать, что будете развивать, какое направление? Реконструкция, что в реконструкции?

О. Засеева:

 Пластическая хирургия, безусловно, будет развиваться. Мне кажется, что она будет больше развиваться в сторону реконструктивной хирургии. Только владеющий всеми тонкостями методики пластический хирург может заниматься реконструкцией. Безусловно, наверное, будущее на сегодняшний момент лежит в реконструкции молочной железы и в реконструкции челюстно-лицевой зоны.

Д. Мельников:

Не эстетика, не увеличение груди, мы, по сути, уже на плато. Развитие будет именно в сторону реконструкции, или эстетика тоже будет развиваться? Новые импланты, еще что-нибудь?

О. Засеева:

Эстетика будет развиваться обязательно, потому что мы, я считаю, не достигли пика. Мировые лидеры в этом Бразилия, Америка. Нам есть куда расти. Нам нужно рассказывать девушкам, что они могут стать еще более привлекательными, если они обратятся к пластическому хирургу.

Д. Мельников:

Ольга Витальевна! Спасибо большое, очень приятно было видеть Вас в студии! Что-то нашим слушателям хотите пожелать, напутствие, так сказать?

О. Засеева:

Я хочу пожелать слушателем, чтобы они сумели найти своего врача, чтобы их первый опыт оказался не печальным. Для этого, во-первых, нужно встретиться с хирургом и почувствовать, доверяешь ты ему или не доверяешь. Обязательно посмотреть, какие у него есть научные изыскания, доклады, может быть, какой его научный бэкграунд. Насколько он коммерциализирован с точки зрения просто хирургии, или он занимается ещё чем-то, это мне кажется очень важно.

Д. Мельников:

С вами была «Пластическая хирургия с доктором Мельниковым», Ольга Витальевна Засеева. Я, доктор Мельников.