О. Аульченкова:
Добрый день. В эфире «Бизнес-механика», и я, Оксана Аульченкова, на Mediametrics. Сегодня мы будем говорить с моей гостьей, Юлией Жигулиной, исполнительным директором фонда «Наше будущее» о социальном предпринимательстве. Тема вообще эта для нашей страны относительно новая, мне кажется, мало, кто в принципе понимает, что такое социальное предпринимательство, вот сегодня подробненько Юлию как раз и расспрошу о том, кто такие вообще социальные предприниматели и вообще можно ли говорить о том, что это бизнес. Вообще это бизнес или это что-то другое, некое явление, необходимое нашему обществу?
Ю. Жигулина:
Добрый день. Я рада присутствовать в вашей студии, готова ответить на все ваши вопросы и рассказать все, что я знаю о социальном предпринимательстве в России. Тема эта для России действительно новая, если она в мире развивается более 30-ти лет, то в России я думаю, эта тема появилась именно с момента появления нашего фонда «Наше будущее» с 2007-го года, и мы активно эту тему продвигаем. Ну такая небольшая аналитическая справка: если в 2007-м году упоминание о социальном предпринимательстве было три за весь года, то в 2017-м году это уже 17 тысяч раз. То есть эта тема в России развивается, понятно, что к ней относятся все по-разному, пытаются интерпретировать одного принятого понятия о социальном предпринимательстве в России нет, поскольку оно законодательно закреплено, но тем не менее явление говорит само за себя и, собственно, для нас социальное предпринимательство - это некий драйвер, позитивный элемент, который позволит развить экономике качество жизни людей в России.
О. Аульченкова:
Юлия, ну если вот более предметно, чем социальное предпринимательство отличается от просто предпринимательства? То есть и то, и другое, насколько я понимаю, все равно коммерческая деятельность? В чем различие?
Ю. Жигулина:
Безусловно, и предпринимательство, и социальное предпринимательство – это прежде всего предпринимательская деятельность. Только мотивации, приоритеты у этих видов различные. Социальное предпринимательство – это изменение качества жизни в радиусе позволительным для того социального предпринимателя, который проект двигает или является лидером этого проекта и, соответственно, прибыль само собой разумеющееся. Финансовая устойчивость подразумевается, но главный мотив и, наверно, в этом парадигма и заключается всех изменений поскольку мы сейчас пытаемся внести какие-то изменения позитивные в нашу российскую экономику с учетом этих лидеров влияния, которые меняют жизнь вокруг себя и, соответственно, дают определенные импульсы. Но тем не менее предполагается некая устойчивость финансовая во всех видах деятельности и даже некий уровень рентабельности и эта тема интересна абсолютно для инвесторов, которые тоже меняют свой взгляд и которых будет радовать прежде всего, наверно, не финансовый результат от это деятельности, а тот социальный эффект, который возможно посчитать, который можно оценить с учетом реализации тех или иных проектов.
О. Аульченкова:
Ну, давайте просто к конкретике. Что называете социальным эффектом и что такое тот самый радиус, который предполагается осваивать предпринимателю.
Ю. Жигулина:
Просто приведу простой пример. Есть такой проект «Иван-чай», он просто позволяет людям, которые живут в глубинке Архангельской области получить некую работу, быть востребованным, зарабатывать некие средства, собирать эту траву, соответственно, тот кто пытается вовлечь этих жителей деревни в свой проект, он считает, что радиус его влияния это 70 км вокруг его присутствия и, соответственно, эффект его заключается в том, сколько людей он трудоустроит, скольким людям он даст возможность жить безбедно, скольким людям он позволит преодолеть барьеры нищеты и бедности в России – эта тема звучит достаточно громко, уровень жизни отличается от крупных городов и деревень и, собственно, это как некий механизм еще и развитие территории, которые позволяют людям не уезжать и не убегать в поисках заработка, а находить применение у себя в родных краях и местах. Просто приведу тоже небольшую такую статистику, но, собственно, фонд «Наше будущее» уже более 9 лет, 10 лет нам исполнится в июне месяца, соответственно, есть определенные примеры и соответственно фонд уже научился считать этот социальный эффект, он периодически публикует и вот даже если взять 100 социальных предпринимателей, которые периодически сдают отчетность своей финансовой деятельности и отчетность соцэффекта, могу привести такие цифры, что 100 социальных предпринимателей в России в 2016 году смогли сдать товаров и услуг на сумму 1 млрд 600 млн рублей, не менее того.
О. Аульченкова:
100 предпринимателей в какой категории бизнеса они находятся? Ну, вот «Иван-чай» понятно, собирает траву.
Ю. Жигулина:
Иван-чай это развитие территории сельского хозяйства, если можно так сказать. Очень много проектов, связанных с дошкольным детским образованием с ранней профориетацией школьников, соответственно, очень много интересных проектов, поскольку уровень старения населения в России достаточно высокий, соответственно, есть определенная проблема с пансионатами для людей в возрасте и, соответственно, сейчас идет очень много интересных идей и проектов, связанных созданием таких пансионатов и если проанализировать структуру займов, выданных, в т.ч. фонда «Наше будущее», то мы увидим, что что более сорока процентов это в основном детство, детское дошкольное образование, частные дошкольные образовательные учреждения, поскольку очередность в детских садах присутствует в Москве, может быть, ее уже и нет, а в регионах есть такая потребность. Соответственно, гериатрический центр строительства их достаточно высокий процент развития территории очень много проектов, связанных с развитием местного туризма с промыслами, соответственно, с изготовлением чего-то, что было присуще характерно для этой территории. Достаточно много проектов в год экологии поскольку очень много проектов, связанных с переработкой отходов, тоже очень много интересных идей инновационных и это мы тоже считаем, что это изменение качества жизни и проекты мы рассматриваем в той же степени.
О. Аульченкова:
Юля, вот мне все-таки хотелось бы поподробнее чуть-чуть капнуть в ту часть как провести границу между тем что все-таки является социальным проектом и коммерческим проектом, что просто. Потому что на мой взгляд любой предприниматель, который в своем регионе в зоне своего проживания организует бизнес он по сути так или иначе обеспечивает рабочие места точно также и он может заниматься любым бизнесом начиная от создания одежды и тоже какой-то подделочный бизнес, ну, не знаю, обслуживающий туристов, все, что угодно. Я вот не могу понять, в чем разница между просто предпринимателем, который обслуживает в рамках развития туриндустрии, где-нибудь в Суздали клиентов, делает сувениры там, глиняные штучки там продают, своих соседей, собирая их и вот что будет называться социальным, требуется ли какая-то специальная регистрация, какое-то прохождение определенной процедуры, оценки. Что вот это социальная, это не социальное. Или вот я создала бизнес, пришла и сказала: « Знаете вот, у меня социальный бизнес, я дала работать 10 своим односельчанам.
Ю. Жигулина:
В том числе да, я дала работу своим односельчанам, это как один из элементов того, что я фонд может оценить этот проект, как социальное предпринимательство, в то же время это достаточно узкое понимание, но я могу перечислить те критерии, которыми руководствуется фонд «Наше будущее», отбирая проекты для беспроцентного финансирования – это прежде всего решение какой-то острой социальной проблемы либо смягчения этой проблемы в регионе присутствия этого проекта.
О. Аульченкова:
То есть безработица…
Ю. Жигулина:
Да, это самозанятность, если большое количество безработных, то соответственно трудоустройство людей, которые попали в эту достаточно безвыходную ситуацию. Соответственно, нужен какой-то инструментарий, но и, соответственно, у нас есть инструментарий, который позволяет в моногородах, где предстоят большие сокращения, представить некоторую палитру проектов, которые могут людям дать работу.
О. Аульченкова:
Тогда вопрос дальше. Капнем в экономику. У нас не самая гуманная система налогообложения и вот, там не знаю, регион действительно депрессивные, где нет работы и возникает социальный предприниматель, который готов дать работу своим односельчанам. Что с налогами? То есть он несет такие же обязательства, как любой предприниматель, то есть он должен принять человека на работу по нашему законодательству, если так сказать, трудовой договор, даже он был короткого срока действия, но дальше продолжая сотрудничество, он становится бессрочным трудовым договором, все соответствующие обязательства, уволить не могу, ничего сделать не могу, как вообще социальный предприниматель в этой части справляется и есть ли какая-то отдельная система, по которым можно работать или общие все условия?
Ю. Жигулина:
Ну, во-первых, для социальных предпринимателей нет официального закрепленного на законодательном уровне определения, это определение появляется только в рамах приказа министерства экономического развития в 2008 году оно впервые было сформулировано, но оно было сформулировано с целью получения субсидии для компенсации неких затрат. Что касается каких-то налоговых льгот, то эти социальные предприниматели, если мы будем их мыслить и представлять в системе микробизнеса и представлять их организационно правовых форм, то они могут пользоваться льготами, которые есть для индивидуальных предпринимателей. Ну опять-таки с учетом региональных особенностей, они могут выбирать систему налогообложения, доходы минус расходы, либо налог с оборота, соответственно, регионы могут принимать решения об уменьшении этой ставки там, 6 процентов максимально, где-то в регионах она может быть меньше или нулевой для предпринимателей, которые регистрируются там в течение какого-то текущего года, например. Вот только это. Что касается каких-то специфических льгот для социальных предпринимателей, таких, к сожалению, нет и быть не может, поскольку не закреплено это понятие, а если анализировать организационно правовые формы, в которых социальные предприниматели ведут свою деятельность, то опять же по экспертной оценке фонда «Наше будущее» по той статистике, который дает наш портфель займов, мы можем оценить, что это где-то порядка 30-ти процентов социально ориентированные некоммерческие организации, это порядка одного процента индивидуальные предприниматели от общего количества индивидуальных предпринимателей в России и, соответственно, это один процент организаций, созданных в форме ОО, ну это все в пределах микробизнеса. Но есть, интересные, конечно, проекты, которые далеко уже не микробизнесы, они стремятся к среднему бизнесу по своим показателям, такие собственно примеры тоже есть и эти примеры уже подтверждают возможность тиражирования этих проектов либо создание некой филиальности, либо тиражирования через франшизу. Но поскольку достаточно была популярная тема и проблема создание частных детских садов, то самые лучшие примеры и проекты они соответственно упаковывались во франшизу. Это детские сады Бэйби, Сад, Филлипок, много примеров таких есть, соответственно гериатрический центр фонд принимал участие в упаковке во франшизу гериатрических центров опека петербургского, санкт-петербург. То есть месторождение, лидер проекта Алексей Маврин.
О. Аульченкова:
Сколько стоит такой проект?
Ю. Жигулина:
Все по-разному. Все зависит от того, какие документы необходимо составить для того, чтобы эта франшиза состоялась. Собственно, перед тем, как определиться в цене этого вопроса идет процедура некого аудита, проверяется наличие разработанных документов, описание бизнес процессов, схем торговли, торговый знак, торговая марка, брэндбук и так далее. С тем, чтобы было понятно на каких условиях и что передается ну и, соответственно, оценивается финансовый потенциал, в том, что франшиза в любом случае подразумевает собой некий элемент доходности проекта. И тот, кто будет приобретать эту франшизу, должен понимать, куда ему вложить деньги, создавать свой бизнес рискуя либо приобрести нечто и действовать по аналогии. Соответственно, 5-6 или 10 процентов годовых подобных проектов дают.
О. Аульченкова:
Ну вот, в данном случае, когда фонд участвует, фонд финансирует сто процентов проекта или все-таки этот проект изначально возник, кто-то его инвестировал, частный инвестор, группа людей собралась как-то там, сложилась и запустила проект. И дальше уже они обращаются за поддержкой для дальнейшего развития, то есть как, каким образом вообще такие проекты даже рождаются на старте, на нуле. Им кто-то помогает, так? Или все-таки нужно уж проект показать, что он жил какое-то время.
Ю. Жигулина:
Я поняла ваш вопрос. Вот фонд «Наше будущее» анализирует и идеи проектов, и проекты, находящиеся в стадии развития, в стадии становления, и уже проекты, которые можно тиражировать. То есть для каждого проекта стадии своего развития есть свои определенные инструменты продукты поддержки. Если это стартап проектов, то фонд предоставляет беспроцентный займ 500 тысяч рублей, для того, чтобы этот проект запустить, чтобы помочь социальному предпринимателю познакомиться с арифметикой предпринимательства как такового, соответственно мы предлагаем школьную социальную предпринимателей 72 часа они проходят некую подготовку, готовят бизнес план бесплатно и соответственно уже имеют возможность участвовать в конкурсе фонда «Наше будущее» на получение беспроцентного финансирования как стартап проектов. Если этот проект находится в стадии реализации, существует не менее одного года, то у нас займы до 5 млн рублей, соответственно это проект уже, который требует …
О. Аульченкова:
Беспроцентный займ на какой период?
Ю. Жигулина:
До семи лет. То есть в любом случае, стартап проекта, не стартап проекта – до 7 лет. Сумма займа до 5 млн. При повторном обращении фонд «Наше будущее» наш займ может быть увеличен до 10 млн. рублей в соответствии с бизнес планом, который в общем-то рассчитан и оказывает доходную составляющую, но есть еще один новый продукт, мы это поняли в процессе своего становления развития, то разные социальные предприниматели существуют, есть те, которые необходимы более серьезные участия в капитале и суммы они не могут ограничиваться до 10 млн, нужно больше инвестиций, и соответственно, мы предложили такой продукт, как прямая инвестиция участия в капитале, то есть приобретение фонда доля проекта через определенное количество времени, ну это тоже оценивается где-то в 7-10 лет.
О. Аульченкова:
Юля, ну тогда как это в известной песне, откуда деньги Зин, где фонд сам финансируется?
Ю. Жигулина:
Достаточно простой прозрачный вопрос. Фонд у нас частный, главным инвестором, социальным инвестором, импакт-инвестором фонда является Вагит Юсуфович Алекперов. Он финансирует деятельность фонда защиты своих личных средств, это никоем образом не связано с деятельностью ЛУКОЙЛА, с ЛУКОЙЛОМ у нас есть только один совместный проект, если интересно, я могу о нем поподробнее рассказать, но мы живем за счет средств Вагита Юсуфовича Алекперова, личных его средств. И соответственно, все финансирование проектов в размере 60 млн в год это осуществляется за счет финансирования.
О. Аульченкова:
Насколько я понимаю, если фонд входит в какие-то бизнесы, я так понимаю, более активноемкие, то фонд в какой-то момент должен что-то начать зарабатывать. Я правильно пониманию, самостоятельный генерит капитал?
Ю. Жигулина:
Ну вот по состоянию, на сегодняшний день фонд не вышел на точку самоокупаемости. Поскольку мы себя мыслим некий элемент развития, мы катализируем процессы, связанные с продвижением темы социального предпринимательства, поэтому все наши проекты затратны. Вот тех прямых инвестиций, которые мы предполагали, но собственно, которые могли бы перекрыть вот этот некий диссонанс, сделать наш денежный поток положительным, пока не случились, то есть это достаточно сложная история, чтобы отобрать такой проект, который был рентабельный и соответственно, много очень венчурных фондов, которые собственно сейчас тоже заинтересовались темой социального предпринимательства, социальных инноваций.
О. Аульченкова:
А в чем интерес в венчурных фондах к этому виду деятельности?
Ю. Жигулина:
Ну, во-первых, там очень много медицинских проектов, связанных с инновационными технологиями, очень много проектов, связанных с альтернативными источниками энергии, поэтому это все, что меняет качество жизни – она интересна всем. И соответственно, некая социальная составляющая, она сейчас стала в большей степени присутствовать.
О. Аульченкова:
Хорошо, что в практике общемировой вообще? Каким образом там регулируется социальное предпринимательство? Вообще введено ли это понятие в законодательную базу и существуют ли какие-то программы поддержки и вообще является ли это так сказать вдохновляющим, таким да, фактором для вас, людей, которые в России развивают эту тему?
Ю. Жигулина:
Ну, на самом деле, в прошлом году я столкнулась с таким аналитическим исследованием, которое говорило о том, какое место в России занимает в мире по социальному предпринимательству.
Опрос проводился среди 44 государств, Россия оказалась на 33 месте, соответственно был задан вопрос плохо это или хорошо? Но за десятилетнюю историю развития этого дела в России мы посчитали, что это весьма неплохо, тем более по женскому предпринимательству Россия находится на втором месте, поэтому есть определенные плюсы.
О. Аульченкова:
Именно по женскому социальному?
Ю. Жигулина:
Именно по женскому социальному предпринимательству, потому что есть маленький нюанс, который необходимо учитывать, когда ты говоришь о социальном предпринимательстве, это прежде всего личная история. Человек лично сталкивается с какой-то проблемой, почему эта женщина, потому что эта женщина – мать. Если не дай бог, есть какая-то не очень положительная история с ребенком, то мама будет обязательно будет заботиться о том, как этого ребенка адаптировать, социализировать и будет придумывать много разных инновационных идей, связанных с тем, как ребенка вписать в эту историю жизни. И она будет стараться предлагать много разного рода проектов. Таких историй очень много. Дети, скажем, с отклонениями в развитии, аутисты, соответственно, лидер проекта женщин. Он соответственно, изобретает методики, изобретает какие-то очень признанные в дальнейшем методики социализации детей, с подобными отклонениями. Еще знаете, самая главная особенность, наверно, вот если сравнивать предпринимателя и социального предпринимателя, то опять же желание делиться. Вот почему, когда мы говорим о предпринимательстве как социальном, мы говорим социальные предприниматели. И решил для себя какую-то острую проблему, и готов этим делиться со всеми, кто столкнулся с аналогичной проблемой. Это открытость. Что касается предпринимательства как такового, поскольку очень высоки барьеры, конкуренция, соответственно, есть желание запатентовать, сделать какую-то коммерческую тайну. И этой открытости вот в этой степени нет. Поэтому есть определенный вот на уровне ощущений интуиции вот такие вещи, которые могут позволить сравнить и обязательно должна быть какая-то личная история. Ну, например, один замечательный проект о динозавре, архангельская область, сам он предприниматель, достаточно сильный, у него много направлений бизнеса. Он поехал отдыхать с ребенком в Турцию и понял, что в их городе абсолютно нет никаких развлекательных вещей для детей. И он приехал и часть средств от своего бизнеса профинансировал в строительство некоторого парка в динозавре для детей. И теперь все это в общем-то развивается и соответственно, дети рады. Город, конечно, небольшой, и если бы пришел коммерсант он бы сказал, да, для такого количества населения, для такого количества детей в этом городе это просто нерентабельно. А эти люди берут и делают, и все равно это получается рентабельно. Получаются рентабельные эффекты и в соответственно радость в глазах детей, наверно, она перекрывает любое финансовое недополучение прибыли.
О. Аульченкова:
Насколько я понимаю, что речь эта идет о том, что, то, что инвестируется, не предполагается к возврату, но тем не менее в операционном периоде этот бизнес вполне себя окупает и может дальше жить.
Ю. Жигулина:
Если мы вернемся к мировому опыту, то соответственно есть определенные зафиксированные организационно правовые формы, там Соединенных штатов Америки, в Англии, а третье предприятие называется общественными и соответственно, там есть определенные условия по распределению прибыли. Большая часть прибыли остается для реализации основных видов деятельности, то есть уставных целей, связанных с оказанием того социального блага и меньшая часть прибыли распределяется порядка 35%. Вот, соответственно, что касается наших некоммерческих организаций, которые в большей степени приближены к подобным организациям, общественным в Соединенных штатах Америки. Получается, что наши некоммерческие организации вообще не распределяют, они вообще, они да, они не распределяют. Вся прибыль, которую они получают или весь доход, который приходит в эту организацию, он идет на реализацию уставных целей. Что касается наших коммерческих организаций, там нет никаких ограничений по распределению прибыли, если это не решение, принимаемое на общем собрании. Пасщиков, дольщиков, акционеров и так далее. Вот поэтому у нас законодательно это не закреплено. Но альтруисты, они как правило, все что зарабатывают, они оставляют в своем предприятии.
О. Аульченкова:
Юля, ну вот завтра насколько я понимаю, у вас премия ежегодная состоится, импульс добра, второй год, правильно?
Ю. Жигулина:
Нет, шестой. В прошлом году была юбилейная.
О. Аульченкова:
Какие проекты по мнению жюри достойны премии? Что именно делают социальные предприниматели, что позволяем им в конечно, итоге предлагая, составляя свои проекты на премию, получать первые места?
Ю. Жигулина:
Ну, во-первых, номинация…
О. Аульченкова:
И что кстати они получают? Это деньги?
Ю. Жигулина:
Да, это единственная программа фонда, где есть грантовая поддержка, т.е. каждому лауреату определенная денежная премия, статуэтка Импульс добра, вот собственно, что он получает, ну и соответственно, признание. Сама премия и церемония награждения лауреатов призвана популязировать деятельность и соответственно награждаемые могут быть лидерами проектов, это те проекты, которые соответствуют критериям требованиям и плюс еще обхват той целевой аудитории, который состоялся на дату подачи заявки. То есть они подавали заявку, отчитывались о своих результатах деятельности за 16 год. То есть анализировались как экономически, так и социальные показатели этого проекта.
О. Аульченкова:
Вот вы сказали о том, что существует некая система измерения социального эффекта, как измеряется?
Ю. Жигулина:
Ну, во-первых, у нас есть ряд количественных показателей для измерения социального эффекта, если это предприятие оказывает услуги, то мы считаем, какое количество обслуживаемых людей получили эту услугу по доступным ценам, почему эта услуга является социальной, насколько она доступна, насколько она отличается от подобных услуг, которые мы не считаем таковыми и почему мы об этом говорим. Вот собственно эти критерии и влияют. Ну и опять же, возможность посчитать, какое количество и на какой территории, какой импульс дает этот проект именно на территории реализации этого проекта. Если мы говорим о регионе, какой эффект этот проект дает для региона. Снимает ли он какую-то острую проблему, смягчает он там сложную жизненную ситуацию тех или иных людей. Ну вот, если опять же проанализировать тех же самых ста социальных предпринимателей, которые там оказали товаров работы услуг на сумму 1 млрд 600 млн, то соответственно, они за год создают более полутора рабочих мест, из которых более 500 рабочих мест составляется для людей категории социально незащищенного либо инвалиды.
О. Аульченкова:
А вот как раз я сидела и думала, потому что у меня не так давно в гостях был вице-президент всероссийского общества инвалидов, и вот эта тема она действительно очень пересекается, но совокупный оборот компаний, которой входит, скажем так, курируется общество, составляет 11 млрд. Ну то есть получается в 9 раз больше, чем та цифра, которую вы называете, ну по сути, все эти предприятия, их там больше сотни, они все являются социальным бизнесом. И насколько я понимаю, на сегодняшний момент многие из них испытывают некую проблему финансово, потому что с одной стороны, так сказать, они выполняют социальную задачу, а с другой стороны, они сложно конкурирует, потому что продуктивность не настолько высока. И соответственно, они лишены всех льгот, в частности налогообложения. И получается так, что находятся не в равных условиях. Был ли опыт, может быть сотрудничества, именно с таким предприятием. И вообще, обращаются ли к вам предприятия такого плана?
Ю. Жигулина:
Да, был опыт. Мы финансово поддерживали предприятия Всероссийского общества слепых, соответственно, мы оказывали им беспроцентную поддержку, займы возвращались, действительно уровень, скажем, этих предприятий отличается, где работают абсолютно здоровые люди, но тем не менее сейчас для подобных предприятий есть возможность участвовать в тендерах, и соответственно 10% муниципального заказа распределяется для подобных предприятий. Соответственно, какую-то простейшую продукцию розетки там, салфетки, еще что-то…
О. Аульченкова:
В теории у нас все прекрасно.
Ю. Жигулина:
Но в теории да, но, конечно, на практике, но опять же практика, мы же ее не обобщаем. Каждую конкретную локальную проблему нужно решать и соответственно все проблемы могут быть решаемы. Это простая арифметическая задача. Другое дело, кто пытается эти проблемы решить и с какой целью он берется за решение этой проблемы. Соответственно, очень много положительных, очень много отрицательного как и во всем. Есть положительный опыт, есть не очень положительный опыт, но тем не менее если люди заинтересованы, так сказать, возродиться и быть востребованными, толерантность общества позволяет эту продукцию пробрести и соответственно доработать ее до тех требований, которые в общем-то необходимы ну и много всяких рычагов есть и поддержка, и пробоны, интеллектуальное волонтерство, которые помогают этим предприятием, ну опять же в теории, на практике опять-таки зависит от человеческого фактора, от инициативы.
О. Аульченкова:
Вот, Юля. Вы начали буквально, вы начали разговор с того, что социальное предпринимательство у нас никак не закреплено, поскольку как бы его не существует, то есть как бы есть, но и в то же время нет. Как у Винни-Пуха. То вопрос: занимается ли кто-то на сегодняшний момент лобированием, вот этой темой. Закрепить вообще такое понятие, как законодательная норма, выработать некие критерии, условия, при которых социальные предприниматели могли бы более комфортно участвовать в общей экономике нашей страны. Вот есть ли такая задача и вообще достижимо? Что делается в этом направлении?
Ю. Жигулина:
Делается. Я сейчас расскажу. Мы еще в 2011 году разработали некую концепцию закона о социальном предпринимательстве вместе с консультантами.
О. Аульченкова:
2011 год. Шесть лет назад.
Ю. Жигулина:
2011 год. Мы выработали целую систему, да. Соответственно, в этой системе предполагали некий элемент из сертификации, некие элементы о саморегулируемых организациях, некие виды деятельности, которые можно будет этих социальных предпринимателей там определять определенные приоритеты, собственно, что сделано на сегодняшний день. Определенную интерпретацию. Поскольку у нас есть коммерческий сектор и некоммерческий сектор. Для некоммерческого сектора сделано достаточно много. Во-первых, для них есть достаточно много интересных предложений по финансировании, по грантам, по целевым грантам, там фонда поддержки малых городов и поселений, соответственно президентский грант это тоже для определенных проектов, это все есть. Соответственно, для них есть участие в госзакупках, это определено на уровне их законодательства. 44 ФЗ Закон, есть закон 442 Закон о социальных услугах, там тоже есть и прописан ряд преференций для подобных организаций, есть реестр организаций, которые являются оптовыми поставщиками соц. услуг для государства, поскольку государство поставило задачу вынести все это (?). Что касается коммерческого сектора, там…
О. Аульченкова:
Вы вот все это перечисляете, я слушаю, это прям льется как в песнях, но я хочу вас, как эксперта все-таки спросить о том, что это все есть, насколько это реально работает, потому что когда я здесь в студии встречаюсь с людьми из разных сфер, в том числе, с теми, с кем встречалась не так давно, и я упомянула, я понимаю, что все есть, но по какой-то причине взять это невозможно, то есть и госзакупки есть, и гранты есть, и субсидии есть, понятно, что кто-то просто не очень компитентный, не может пойти правильно оформить эту субсидию и что касается госзакупок, здесь мне даже рассказывать не надо, это практически не достижимо несмотря ни на что, на какие-то сверху указания, поэтому вы то сами сталкиваетесь, вы знаете ваших предпринимателей? Вот действительно, какой процент вообще от того что есть?
Ю. Жигулина:
Ну вот смотрите. Почему появился фонд «Наше будущее»? Почему мы предлагаем какие-то альтернативные инструменты того же финансирования? У нас есть школа социального предпринимательства, есть консультации, есть ответы на вопросы, есть какие-то наставнические элементы.
О. Аульченкова:
То есть в том числе, как этим пользоваться.
Ю. Жигулина:
Вот сегодня только в голову пришло такое понятие… Фонд «Наше будущее» создал некую альтернативную инфраструктуру поддержки социальных предпринимателей, в которых они нуждаются. Мы же не делим социальный это предприниматель, коммерческая или некоммерческая эта организация, у нас займы получают как те и другие, мы как банки не выделяем, мы даем финансирование, если видим, что есть определенная устойчивость проекта. Соответственно для нас разницы нет. Поэтому мы бы такого деления не хотели, видеть там в рамках, может быть, в российской действительности экономических вопросов, но то что касается, например, что касается некоммерческих организаций, сейчас появилось новое понятие «Исполнители общественно-полезных услуг». Очень много вопросов, соответственно, на региональном уровне кто-то подает заявку, федеральный уровень должен это согласовать и утвердить. Очень негибкая, очень сложная процедура. Что касается для коммерческого сектора, то тут возможностей больше, поскольку это микробизнес, поскольку мы развиваем малое и среднее предпринимательство в России, поэтому мы вписываемся со своими льготами и какими-то преференциями на уровне закона в малом и среднем бизнесе. Но нам бы хотелось, чтобы это определение появилось и в этом законе и соответственно, определенная работа уже идет.
О. Аульченкова:
Изнутри малого бизнеса было бы понятие, как социальное предпринимательство.
Ю. Жигулина:
Да. И вот сейчас есть предложение, есть определенный проект закона, который вносит изменения в 209ФЗ как раз определением о социальном предпринимательстве для коммерческих организаций.
О. Аульченкова:
Что вы считаете необходимо добавить в виде каких-то преференций, я не знаю, льгот, для того чтобы действительно этот сегмент развивался?
Ю. Жигулина:
Я думаю, можно каким-то образом мотивировать инвесторов. Потому что инвесторы идут очень слабо и, конечно, дефицит финансирования, потому что есть много возможностей, но попробуй это возможностью воспользоваться, как вы правильно заметили, пойди-ка ты, получи эту субсидию. Ты сперва научись заявку эту заполнять, много всяких барьеров преодолей, если ты пройдешь 77 кругов ада и тебе повезет, слава богу ты эту субсидию получишь. Но есть риск: тебя могут обвинить в нецелевом использовании этих средств и соответственно, очень многие опасаются идти за этой субсидией. Поэтому фонд «Наше будущее» предлагает определенные альтернативные инструменты поддержки. Мы видим, что дефицит финансирования, он абсолютно явно к нам приходит в год порядка, не буду говорить какого количества заявок, но общая сумма запрашиваемого финансирования в течение года, это больше миллиарда рублей. Фонд удовлетворяет потребность только на 60 млн, соответственно, какой диапазон этого всего.
О. Аульченкова:
То есть вы видите возможность, привлекая разных инвесторов всевозможных, каким-то образом создать благоприятные условия для того, чтобы инвестор был заинтересован. Но я вижу это только в качестве одного инструмента, который когда-то у нас существовал, но, к сожалению, на сегодняшний день его нет, когда деньги на благотворительные нужды не облагались налогом. Мы знаем, что на сегодняшний день, я хочу боготворить, я заплатил все налоги, потом НДФЛ и прочие и вот из чистой прибыли компании или своей личной я могу, собственно финансировать проекты.
Ю. Жигулина:
И плюс еще, кстати, какой-то процент, вот как раз про благотворительность, хотя бы такие аналогичные преференции были бы для социальных инвесторов, которые инвестируют деньги в проекты. Для благотворителей есть льготы, если ты физическое лицо, то они имеют возврат налога НДФЛ, соответственно, если бы подобные преференции можно было бы расширить на социальных инвесторов, то я думаю, что этот рынок социальных инвестиций развивался бы более активно. Соответственно, создавались бы какие-то фонды, как, например, в Соединенных Штатах Америки, которые аккумулируют определенного рода капиталы и финансируют проекты наподобие венчурных, потому что социальное предпринимательство это все равно высокорискованный бизнес.
О. Аульченкова:
То есть, по сути в первую очередь необходимо обеспечить льготами инвесторов потенциальных, а потом уже говорить о том, что нужны какие-то льготы. Может быть в том числе, льготное налогообложение непосредственно для предприятий социальной направленности.
Ю. Жигулина:
Да, и закон он может быть не панацея для этой ситуации, ведь если оно явление есть, то никакими законами там не выселить или не прекратить. Оно будет развиваться само по себе, потому что очень многие страны мира говорят о том, что необязательно иметь закон о социальном предпринимательстве, законы есть не во всех странах, например, в Соединенных Штатах это о регулировании социального предпринимательства на уровне штатов. Закон о социальном предпринимательстве есть в Великобритании, есть в Южной Корее, но соответственно есть закон о социальном предпринимательстве в Италии, в Польше, во многих странах, во многих странах его в принципе нет.
О. Аульченкова:
Юль, ну вот по опыту, законы есть, насколько процентов вот внутри там сегменты условно малого бизнеса, насколько я понимаю, это основной сегмент. Процент какой социального предпринимательства есть какая-то статистика?
Ю. Жигулина:
Вы знаете, на самом деле, статистика есть, но статистика опять же связана с вкладом в валовый внутренний продукт той страны, где это социальное предпринимательство развивается. Ну если например еще посмотреть на особенности социальных предпринимателей, которые существуют в других странах, то там тоже есть особенность, связанная с тем, что они в основном борются с бедностью и их инвестицией и тут страны третьего мира, я бы сказала, что это некий кэш-аут страны, соответственно, посчитать вклад тоже невозможно, как так таковой валовый продукт вот, соответственно, для России, ну например, если мы возьмем аналогию Великобритании, там больше 80-ти тысяч социальных предпринимателей. И соответственно, там приводится ряд показателей, сейчас я уже не воспроизведу их точно по их соцэффекту, какое количество налогов они не платят, какие они проблемы решают, кому жизнь облегчают и т.д. В России тоже вот задача посчитать социальных предпринимателей. Опять же одна из проблем нет закона, непонятно для кого его надо делать. Мы не понимаем, сколько в России социальных предпринимателей ну и собственно, мы с вами экспертным путем, решили оценить емкость этого рынка, для которого стоит создавать свой собственный закон или не стоит. Такая попытка собственно была предпринята, опять же имея свой такой локальный опыт, пытались экстрапалировать с учетом других регионов, где среднее количество социальных предпринимателей, сколько у нас есть региональных представителей, которые аккумулируют в своем реестре, социальные предприниматели по сути отобраны ручным способом. Их в среднем где-то там, может больше 700. Это такие республики как Татарстан, где-то, например, в Архангельске около 200, ну мы эту цифру решили усреднить, 250. Вот таким путем посчитать и умножить на 85 регионов. Получается потенциал социального предпринимательства на сегодняшний день. Потенциал есть еще среди самых занятых, то есть это где-то порядка 30-ти миллионов, которые гипотетически могут стать социальными предпринимателями. И эту вероятность мы оцениваем в одну десятых и сотых процента, и емкость получается у нас по оптимистическим соображениям более порядка, более 120 тысяч социальных предпринимателей для России. И мы стремимся к тому, чтобы подсчитать их вклад, который должен быть не менее 1 процента, как вклад валовый и внутренний продукт России. Это вот наши стратегические показатели, но мы пока не можем их посчитать, не можем оценить их вклад, соответственно, мы должны все-таки прийти к какому-то пониманию, признаку, по которому социальные предприниматели будут идентифицировать….
О. Аульченкова:
Будут считать. Юля, спасибо за такую интересную беседу, время пробежало, практически программа наша подошла к концу, в гостях у меня была Юлия Жигулина, исполнительный директор фонда «Наше будущее» и мы сегодня обсуждали проблемы социального предпринимательства. Юль, спасибо огромное, удачи, успехов, очень интересное дело, которым вы занимаетесь. Чтобы все получилось.
Ю. Жигулина:
Спасибо большое, а я с удовольствием хотела бы пригласить Вас на наши церемония и вручения, которые состоятся завтра в пять часов.
О. Аульченкова:
Спасибо большое.
Ю. Жигулина:
Да.
О. Аульченкова:
До встречи.