Матвей Алексеев: Позиция омбудсмена, на Ваш взгляд, имеет вообще некую повестку?
Дмитрий Мариничев: Не совсем. Мне даже иногда кажется, что позицию интернет-омбудсмен специально придумали, чтобы начать проводить такие сложные законы. Могу сказать, что аппарат уполномоченного сегодня хорошо себя зарекомендовал и имеет достаточно много рычагов и возможностей для того, чтобы приостанавливать какие-то инициативы, видоизменять законотворческие посылы. Не могу сказать, что в текущей обстановке очень просто умножить на ноль какой-то несуразный закон. Но привести его к более удобочитаемому виду, сделать его менее тяжелым в своих последствиях – это получается. Но законотворческая инициатива сегодня такая, что всем хочется порегулировать интернет. Это стало просто бичем.
Позицию интернет-омбудсмена специально придумали, чтобы начать проводить сложные законы. Сейчас непросто умножить на ноль несуразный закон, но привести его менее тяжелым в своих последствиях – это получается.
Один из самых резонансных законов последнего времени, по которому Вы высказывались, это «закон Яровой».
Дмитрий Мариничев: Мне и сейчас, к сожалению, приходится высказываться. Все, что мы говорили, всю ту аргументацию, которую приводили, расчеты, которые были изначально – все день за днем находит подтверждение в тех же самых цифрах. Наверное, кому-то нужно было убедиться в том, что мы умеем складывать, умножать в Excel или на калькуляторе.
К Вам обращались за консультациями помимо этих цифр, то есть за техническими консультациями?
Дмитрий Мариничев: Вот если брать «пакет Яровой», то никто ни к кому не обращался. Это просто «красная нить» нашего ландшафта, которой пытаются регулировать интернет. В данном случае, даже не интернет, здесь вообще вся телеком-отрасль и все, что касается систем передачи данных, информационных систем. Все попадает под него. То есть нужно было умудриться придумать настолько технологически безграмотный закон, чтобы получить ситуацию, когда фактически вы можете загубить целую отрасль или, по крайней мере, сделать ее далеко не конкурентоспособной по сравнению с мировой. Ведь самая большая проблема в том, что операторы связи и, как ни странно, компании класса «Рамблер&Сo» попадают под «дамоклов меч», когда они абсолютно не интересны для инвестиций.
«Пакет Яровой» — «красная нить» нашего ландшафта, которой пытаются регулировать интернет, всю телеком-отрасль. Нужно было умудриться придумать настолько технологически безграмотный закон, чтобы получить ситуацию, когда можно загубить целую отрасль или сделать ее далеко не конкурентоспособной по сравнению с мировой.
В бизнесе есть «SWOT-анализ», когда в разных квадратиках рисуете разные риски, возможности. В данном случае риск регуляторики фактически не дает возможности привлечь инвестиции. Почему? После вступления закона любой телеком-оператор может лишиться лицензии. Это может привести к тому, что в дальнейшем произойдет огосударствление телеком-отрасли. Останутся те, которые могут позволить себе не исполнять, и те, которые не могут себе позволить не исполнять закон. Это опять же выборочная судебная практика или практика наказания. И это говорит только о том, что у нас нет общих правил игры в рынке. И вроде как бы все честно, хорошо и здорово, а по факту вы начинаете работать по понятиям. Но когда люди работают так, это уже не бизнес, а ограничение конкуренции на отдельно взятой территории, как было в средние века было во Франции. Кому-то выдали грамоту на торговлю шоколадом — он может продавать шоколад и т.д. Все зависит от того, кто ближе к королю. Но это же не бизнес, не коммерческие, не капиталистические отношения.
Получается так, что фраза «после драки кулаками не машут» очень хорошо прижилась в данном случае, потому что в чем тогда получается роль интернет-омбудсмена? Это не какие-то превентивные действия, то есть прийти и сказать – смотри, для бизнеса было бы лучше так. Получается, что Вы только отвечаете на запросы? Условно, Вы пресс-служба интернета?
Дмитрий Мариничев: Не совсем так. Если брать другие законодательные инициативы, которых было масса, то с ними все гораздо проще. Там это до момента первого-второго чтения, или до момента, когда с инициативой выходит некий орган, который имеет право на законодательную инициативу. Мы вступаем в диалог, регулируем и находим компромиссы до вынесения этого в публичную форму.
С кем Вы вступаете в диалог?
Дмитрий Мариничев: Был прекрасный опыт последнего года с Роспотребнадзором о товарных агрегаторах. Это наиболее яркий жизненный опыт, когда было сначала все плохо, потом все хорошо, потом опять плохо, и снова все выруливалось в состояние нормальных отношений. И таких примеров тоже достаточно много. Не следует забывать, что каждый год мы собираем жалобы, если их можно так называть, или предложения со всех участников рынка, проводя ситуационный анализ. И это все, в результате, ложится президенту на стол в книге жалоб и предложений российского бизнеса. Это происходит каждый год, и по ним возникают поручения либо президента, либо правительства. По ним уже, хочешь, не хочешь, все начинают отрабатывать с нами и договариваться. Такой работы достаточно много. Она пиарно не заметна, потому что обычно пиарные истории возникают неожиданно из вот такого события.
Особенно про российский трафик внутри страны.
Дмитрий Мариничев: Последняя история буквально вчерашних дней, в которой новая цифровая стратегия. Это отдельно взятая тема, на которую я бы не обратил внимания, потому что она настолько проста в понимании. Но я также осознаю желание журналистов, видя эту фразу, прийти к мнению, что сейчас у нас закроют весь российский сегмент интернета.
Обсуждают же то, что ближе всего к людям. Я в этом смысле не забуду последний Сочинский экономический форум, или, как он теперь называется, инвестиционный, когда главной темой в интернете было предложение Ольги Юрьевны Голодец изменить архитектуру классов, сделать ее не прямоугольной, а овальной. И я смотрю, эта новость в топе Яндекса, то есть обсуждают то, что ближе. И сейчас вновь поднимают вопрос: можем ли мы прийти к ситуации, как в Китае, с ограничением интернета? Не так давно депутаты Ленинградской области выступили с предложением ограничить возраст в сети до 14 лет.
Дмитрий Мариничев: Это тоже очень интересная инициатива. Она изначально возникла в публичном поле, ни в кулуарном общении или даже согласовании. Таких ярких инициатив тоже 2-5 в год у нас случается в последнее время.
Удается с ересью бороться как-то цивилизованно?
Дмитрий Мариничев: Обычно, все это умирает достаточно быстро, можно сказать, в зародыше. Потому что до большого количества людей после таких публичных обсуждений, высказываний умных квалифицированных экспертов очень быстро доходит, что это действительно «ересь». По-другому сложно сказать.
Дмитрий, у вас свой бизнес, насколько я понимаю. Совершенно правильный, хороший, процветающий, инфраструктурный, касающийся напрямую инфраструктуры сети интернет.
Дмитрий Мариничев: Я ее строю, да.
Как удается сочетать? Вы как-то лоббируете собственные интересы на посту?
Дмитрий Мариничев: Если быть честным, у меня нет пересечений с точки зрения поста и бизнеса, который функционирует. У меня он связан с тем, что я занимаюсь проектированием, строительством дата-центров сложных инженерных решений. Это действительно основа интернета. Можно сказать, именно там живет интернет в том состоянии, в котором он сегодня находится, серверы, где это все хранится.
То есть, это все хранится у Вас?
Дмитрий Мариничев: Нет, у меня этого ничего не хранится. Я участвую в проектировании, в исполнении на общих основаниях. И в целом, это ко мне отношения не имеет. Хоть я и строю интернет, но это настолько низкоуровневый интернет, который совсем глубоко.
Если спросить сейчас на улице 10 человек, они будут знать, что существуют дата-центры. Когда я начал заниматься этим бизнесом, без малого именно вот этой частью, это лет 15 назад было, то даже слов «центр обработки данных» не существовало. При мне эти слова появились в нашем лексиконе. До этого как только не называли эти технологические площадки, но их не существовало как некоего осязаемого класса.
Некоторые законопроекты, в которых Вы участвуете, напрямую касаются Вашего бизнеса?
Дмитрий Мариничев: Да. Бытует мнение, что «пакет Яровой» провоцирует тотальное строительство дата-центров, например.
И, соответственно, увеличение заказов Вам?
Дмитрий Мариничев: Да. Но хочу разуверить всех сразу, я много раз об этом говорил: исполнение «законов Яровой» не подразумевает наличие у компании дополнительных дата-центров. Я никогда не буду верить в то, что бизнес можно сделать на ограничениях или на непрофильной нагрузке того же бизнеса для создания систем, которые ему не нужны. Понятно, что хранить весь трафик согласно законам – самое простое, это на ленточных накопителях. Ленточные накопители не требуют никаких дата-центров или еще чего-либо.
Исполнение «законов Яровой» не подразумевает наличие у компании дополнительных дата-центров. Бизнес нельзя сделать на ограничениях или на непрофильной нагрузке.
На перфокартах.
Дмитрий Мариничев: Да. И, естественно, уровень и качество тех продуктов, которые необходимы для этого хранения, будут просто неуклонно падать. И это будет сарай с набором серверов с естественным охлаждением, никакого резервирования питания или еще чего-то делать никто не будет. Потому что это дополнительная, никому не нужная нагрузка, которая должна быть с минимально возможной ценой реализации. А это говорит о том, что мы просто сами себе создаем огромную кучу проблем. В первую очередь, это и хранение того железа, и работоспособность, и риски его утраты. Это и просто класс самих инфраструктурных решений, который будет убит, если вообще не уничтожен.
Вообще это не приведет ни к какому строительству дата-центров. Дата-центры можно строить только тогда, когда у вас есть спрос, или вы делаете предложение, от которого нельзя отказаться. Я являюсь как раз апологетом того, что лучше принимать законы, которые дают возможность иностранным компаниям гарантированно располагаться на территории Российской Федерации, ввозить сюда беспошлинно оборудование, разворачивать эти решения здесь. И тогда, например, та же компания «Фейсбук» или «Гугл» не будут размещать свои сервера и строить крупнейшие дата-центры в Ирландии, а будут строить в Российской Федерации. Потому что квалификация персонала и, самое важное, цена энергоресурсов — это все очень низко с точки зрения владения себестоимостью. Но никто не хочет размещаться здесь, потому что не хватает гарантий на государственном уровне, не хватает правильного и потенциального законотворчества.
Так Вы же омбудсмен. Почему Вы этим не занимаетесь?
Дмитрий Мариничев: Мы занимаемся этим. Мы об этом много говорим, много где выступаем, пишем. Но, к сожалению, пока люди, которые принимают решения и законы, находятся в другой парадигме мышления. Вот они именно замыкают страну, формируют страну, противопоставляют ее всему миру, ищут внешних врагов, угрозы. Этот период должен быть пережит нами, он когда-то закончится. Я в это свято верю.
Люди, которые принимают решения и законы, находятся в другой парадигме мышления. Именно они замыкают страну, противопоставляют ее всему миру, ищут внешних врагов, угрозы.
У Вас такая трагедия в голосе по поводу людей, которые принимают решения. Насколько я знаю, Вы баллотировались в прошлом году в депутаты 7-го созыва, «Партия роста», если не ошибаюсь?
Дмитрий Мариничев: Да.
В этом году, может быть, Вы тоже пойдете в муниципальные депутаты?
Дмитрий Мариничев: Да что-то мне кажется, депутат из меня, наверное, не получился.
А люди же, которые принимают решения, — это же та самая ступенька к принятию решений, если это идеологически соответствует тому, что нужно.
Дмитрий Мариничев: Ну, вот видите, значит получается, что пока наша философия не очень интересна избирателю, раз он нас не выбрал.
Можно спеть здесь песню: «И тогда, наверняка, к нам вернется «Linkedin»»?
Дмитрий Мариничев: Вернется, но не сейчас. Попозже вернется.
У него останется хоть какой-нибудь рынок?
Дмитрий Мариничев: «Linkedin» в России он как был, так и остается сервисом, которым пользуются с IQ выше среднего. Те, кто контактируют или работают на иностранные, транснациональные корпорации, которые так или иначе встроены в общемировую экономику.
Тогда точно они его не уберут.
Дмитрий Мариничев: И они, естественно, используют «Linkedin» и сейчас. Такого рода сервисы нельзя запрещать, потому что это позволяет России комуницировать со всем внешним миром, формировать приток знаний, передвижение высококвалифицированных специалистов. Не стоит забывать также, что этот сервис в Америке, он уже де-факто сегодня, как трудовая книжка у нас. То есть вы там уже сегодня не посылаете резюме в какую-то компанию. Вас, скорее всего, попросят прислать ссылку на ваш профиль, чтобы посмотреть, в каких вы профессиональных кругах, какие вам оценки дают, что вы из себя представляете. Это на самом деле абсолютно правильная вещь. Зачем блокировать? Ну как, такой закон у нас сейчас. К сожалению, Роскомнадзору это приходится делать, как бы у него сердце кровью не обливалось.
С другой стороны, если мы посмотрим на наши какие-то индивидуальные примеры на территории Российской Федерации, мы прекрасно знаем, что интернет трансграничный и так далее. В Европе, в других странах принимаются законы, которые в том или ином виде ограничивают иностранные сервисы. Мы не говорим «западные», мы говорим «иностранные».
Дмитрий Мариничев: Они не ограничивают. Они, в первую очередь, регулируют.
Регулируют деятельность на территории той страны, где они работают?
Дмитрий Мариничев: Да. Но не стоит забывать о том, что этот период времени будет еще лет 5-7 продолжаться во всем мире. И это связано со многими факторами. В первую очередь, с тем, что много оффлайновой экономики, классической экономики, она слишком исторически зарегулирована.
Здесь напрашивается пример с «Uber» и проблема «Uber» в Европе, во Франции, в Германии. На чем они основаны? Они основаны на том, что по сути своей государство искусственно ограничивало и регулировало конкуренцию внутри этих отраслей. И когда приходит информационный сервис, который составляет конкуренцию непосредственно государственным сервисам, которые раздают эти лицензии, регулируют количество автомобилей такси в зависимости от тех или иных условий, то возникает эффект разорвавшейся бомбы, эффект перехода экономики. И, конечно же, люди, которые купили эту лицензию, должны вернуть свои вложения, это их социальный статус, это структура взаимоотношений. Они негодуют и недовольны тем, что государство не принимает каких-либо усилий. И государство в ответ на социальный запрос начинает регулировать точно так же IT-сферу или интернет-сферу, интернет-экономику, потому что начинает защищать эту классическую иерархическую внутреннюю систему. И здесь ничего невозможно сделать до тех пор, пока вы радикально не подойдете к изменениям. Это касается не только Европы или конкретно России. В США, в определенных штатах то же самое, там такая же головная боль, точно такие же проблемы. А в России «Uber», «Яндекс такси» и прочие онлайн-сервисы работают с 1990-го года. Вы же прекрасно помните, что вы могли подойти на край дороги, поднять руку, и мгновенно остановится машина, которая вас повезет. Это было чистой воды модель «Uber», модель «Яндекс такси».
Но там водитель диктовал ценообразование?
Дмитрий Мариничев: Не всегда. Это был как раз абсолютно договорной консенсус. Я хочу просто сказать, что все новые технологии – это всего лишь процесс автоматизации сознания, которое базируется на технологиях, сознании общества. То есть, это причинно-следственная связь, обратная зависимость. И Россия, Москва, в частности, вообще прекрасно подходила под то, чтобы эти новые технологии прижились. И они достаточно быстро начали функционировать.
Все новые технологии – это всего лишь процесс автоматизации сознания, которое базируется на технологиях, сознании общества.
Вы, наверное, согласитесь со мной, что у нас сейчас законодательное регулирование сети интернет отстает от развития сети интернет лет на 5-10.
Дмитрий Мариничев: Да.
То есть в принципе, когда мы сейчас говорим о серьезных западных проектах, в том числе, о наших серьезных проектах, которые в России хорошо развиваются. Это глубокое машинное обучение, например, когда уже искусственный интеллект помогает социуму. В Кэмбридже запустили искусственный интеллект, загрузили в его базу 800 тысяч пациентов, и он на ранней стадии может прогнозировать какие-то заболевания. Но люди пока сами не понимают, на базе чего он выдает свои результаты.
Дмитрий Мариничев: Это правда.
И вот это одна из опасностей будущего. И оно сейчас так же, как Биткоин появился, и через какое-то время люди поняли, что надо что-то с ним делать, надо регулировать. Но он уже был. С интернетом то же самое. Искусственный интеллект, цифровые копии – вот это будущее, которое нас ждет. Когда нам ждать его регулирования? Когда, может быть, те, кто в дальнейшем будет заниматься регулированием, придут к тому, что надо действовать на опережение?
Дмитрий Мариничев: Я бы сказал, что не действовать на опережение. Нужно подойти достаточно радикальным образом, и нужно понять, начиная от сегодняшнего дня и завтра, тем более в глубокое завтра. Одного правового кодекса, в котором сейчас мы регулируем наши взаимоотношения, уже недостаточно.
Еще нужны системы стимулирования, в том числе?
Дмитрий Мариничев: Нет, требуется еще технологический кодекс. Потому что тот же самый Биткоин или блокчейн, который существует, создает условия, при которых в отличие от процессуального или правового кодекса вы не можете произвести нарушения. То есть в чем разница? Правовой кодекс подразумевает, что у вас есть ограничения. Если вы нарушили, то будет неотвратимость наказания. А технологический кодекс подразумевает, что у вас есть технологические ограничения, в рамках которых вы не можете совершить противоправные действия или нарушить технологический кодекс. Соответственно, необходимо добавлять этот технологический или цифровой кодекс, не важно, как его назвать, и переплетать его с правовым кодексом. И из правового кодекса часть будет уходить в технологический, и наоборот. Это основа нашего будущего. Поэтому мы и писали в прошлом году в докладе президенту о том, что необходимо сосредоточиться и создать технологический кодекс в Российской Федерации, потратить на это 2-3 года жизни, но написать его и сделать. Вот именно технологический кодекс вкупе с классическим правом позволит не предвосхищать, не думать, а просто создать принципы регулирования, потому что они точно такие же классические, как и принцип права.
Необходимо сосредоточиться и создать технологический кодекс в Российской Федерации, потратить на это 2-3 года жизни, но написать его и сделать.
9 мая Владимир Владимирович подписал Указ «О стратегии развития информационного общества». Как Вы считаете, это может быть первым шагом к формированию технического кодекса? Там же есть определенные вещи, которые касаются технологий напрямую, в том числе зависимые отрасли экономики. Ну, только если это в реализации правительством будет сделано наиболее правильно.
Дмитрий Мариничев: Я не думаю. Я прочитал достаточно медленно, вдумчиво всю стратегию. Могу сказать, что у меня нет ни одной ухмылки, ни одной претензии к тем людям, которые его писали, с точки зрения тех технологий, которые описаны, трендов. Там все хорошо описано: и облачные вычисления, и туманные вычисления, и дата-центры, и сети, и точки обмена трафиком. Я даже изумлен, что Владимир Владимирович так вот взял и подписал, потому что там столько профессиональной терминологии, нужно было просто сидеть с этим всем и разбираться. И там описано все, что есть на сегодняшний день, все тренды. Но это просто стратегия. Там есть часть описания относительно того, как применить все это цифровое к государственной модели. Не каждый человек может прочитать, если не погружен в тему.
Что будет с интернет торговлей? Это волнует очень многих. Это будет развиваться, имеет какую-то тенденцию?
Дмитрий Мариничев: Да, будет развиваться, однозначно. К сожалению, будет иметь и обратную тенденцию, когда будут вводить заградительные барьеры и уменьшать суммы беспошлинного ввоза, создавать барьеры на границах. Там есть и «за», и «против», много всего. Но если так глубоко копать, то в большинстве своем, с учетом развития технологий, все сведется к тому, что баланс спроса и предложения может быть сформирован в моменте создания прототипа изделия, поскольку вы можете с точностью до человека посчитать, какое количество айфонов нужно произвести. Или по-другому, вы производите айфон уже по сформированному предзаказу. И здесь вопрос скорости производства.
Есть такое идеалистическое восприятие, что в будущем не понадобятся посредники вообще. Необходимы будут только производитель, непосредственный транспортировщик и потребитель. И между ними больше никого не будет. Но оно будет натыкаться на то, что любая страна хочет создать свои рабочие места, создать свои производства, как написано в стратегии, свое программно-аппаратное решение, которое будет целиком и полностью независимо от производителей из других стран. Я скажу сразу, я не сторонник этого, потому что мы живем не в России, которая против всех, мы живем, в первую очередь, на планете Земля, а во вторую очередь, в юрисдикции Российской Федерации. И вот та прозрачность границ, которую формирует интернет, и то глубокое желание государственных моделей сохранить за собой возможность контроля и управления населением в том классическом иерархическом виде, которое существовало многие последние века, приводит к столкновению интересов, трендов и контртрендов. И нам в этом моменте столкновения приходится жить. Но это рано или поздно тоже все закончится. Принципы глобализации с параллельной уникальностью и независимостью людей возобладают, они возьмут верх и будут основой завтрашнего дня.
Я тут сделаю маленький позитивный комментарий. В преддверии чемпионата мира по футболу следующего года вводится система «fun ID». Это комплексный продукт, когда у человека есть бейдж болельщика, и виза уже не нужна. Все сервисы уже фактически на этом бейдже. Получается, и в России законодательно провели довольно оперативно. Есть люди, в нашей Государственной Думе в частности, которые понимают, что такое интернет, и которые понимают, что эти сервисы необходимы.
Дмитрий Мариничев: Я являюсь противником любого ID в том виде классическом, который существует. Как можно быстрее нужно отказываться от любых оффлайновых документов, включая паспорта, права – это бессмысленно. Нужно сосредотачиваться и формировать рынки, на которых будут появляться компании, которые занимаются идентификацией, биоидентификацией. Даже на сегодняшний день, имея смартфон в кармане и больше ничего, вы в состоянии снять деньги в банкомате. Вам даже можно не вводить пин-код, потому что вы будете распознаны по походке, которую снимает смартфон, видеокамера может определить ваши биопараметры, когда вы к нему подошли.
Как можно быстрее нужно отказываться от любых оффлайновых документов – это бессмысленно. Нужно формировать рынки, на которых будут появляться компании, которые занимаются биоидентификацией.
Дмитрий Мариничев: Другими словами, как только вы подошли к банкомату, вы уже идентифицированы с точки зрения банковской системы. Но если копать дальше, то в ближайшее время и банковская система, как непосредственный посредник, не нужна. Это опять из теории выпадения посредников из нашей жизни и изменение структуры экономики как таковой. То есть формируется только добавочная стоимость в общем валовом продукте, который является общей экономикой той или иной страны, правильно сказать – того или иного общества. И в эту сторону надо думать как можно быстрее. Поэтому нужно ставить цель, что никакой документ, тем более носильный документ, вообще людям не нужен. Если людям он привычен, они могут напечатать его дома на принтере и носить его в кармане пиджака, если им так лучше. Но с точки зрения контакта человека с государственной моделью, это не нужно, от этого нужно отказываться.
Имея смартфон в кармане, вы в состоянии снять деньги в банкомате. Вам даже можно не вводить пин-код, потому что вы будете распознаны по походке, которую снимает смартфон.
В таком случае, мы становимся зависимыми от производителей этой техники?
Дмитрий Мариничев: Нет, никогда. Ни разу.
Почему? В любом случае, этот идентификатор сам по себе находится на устройстве.
Дмитрий Мариничев: Нет. Идентификатор – сам человек.
Технология, которая принимает участие в идентификации, находится на устройстве – в том же банкомате, телефоне.
Дмитрий Мариничев: Она может находиться где угодно: и на конечном устройстве, и в облаке. Все зависит от того, где происходят точки контакта. Не более того.
Но у нас в России есть огромное количество территорий, где нормального интернета до сих пор нет. Город Норильск только в следующем году или в этом приведут только к этому.
Дмитрий Мариничев: Это первое, что приводят всегда в качестве контраргумента. Это ничего не значит, потому что идентификацию можно проводить и с помощью конечного устройства. Уровня технологий и устройств достаточно для того, чтобы гарантировано идентифицировать любое количество миллионов жителей.
Любой контакт у вас будет оставлен в ваших же устройствах. И последующее любое подключение к сети, уже не важно, через какое время, точно так же будет сложено в цепочку блокчейна, и этот контакт будет зафиксирован, и он не подлежит изменениям. Я упомянул о цепочке блокчейна потому, что речь идет о рецентрализованных базах данных, которые подразумевают выпадение устройств из подключения к сети, и потом возвращения их и перенос информации. И устройства будут иметь всю ту же информацию, которую имеют все другие. Это будет похоже на деревню 200 лет назад. Из всех государственных служащих там только поп и дьякон. Больше никого нет.
В деревне все хорошо. Все знают, у кого чье имущество – чья коза, чья изба, чья жена, кто где живет. Вот вы пришли в эту деревню, вы ничего не знаете. Вам просто нужно какое-то время для того, чтобы это знание получить. И вы будете точно так же знать, чья это коза, чей это дом, чья это жена, и тому подобное. Потом ушли вы с этим знанием, перенесли его в другую деревню, и там точно так же все могут об этом узнать. Вот суть блокчейна, она ровно в этом же, когда устройства делятся между собой всей той информацией, которая проходит в какой-то момент времени. У них у всех знание одно и то же. Если устройство выпало на какой-то промежуток времени, то вернувшись в сеть, оно получит все те же знания, всю ту же цепочку. Вот в чем смысл блокчейна как распределенной базы.
Сейчас заходишь в Instagram, лайкаешь, и не знаешь, кто чья жена на самом деле, и наоборот. Есть перспективы роста уровня проникновения интернета в России или мы уже достигли предела?
Дмитрий Мариничев: Мы вообще никогда не достигнем предела, потому что это вопрос риторический: догонит ли заяц черепаху или не догонит. Существует уровень технологического качества, когда вы не находите разницы. Например, с этим столкнулась компания Microsoft, когда она сначала очень быстро и качественно изменяла, переписывала версии Windows. А потом, в какой-то промежуток времени, уже бессмысленно, какая производительность у вашего компьютера. и невозможно сделать офисный софт, потому что у вас нет такой высокой потребности, чтобы он работал быстрее или медленнее. Вам уже все равно. То есть, у вас есть порог чувствительности и производительности, и, соответственно, к самой инфраструктуре, к самому железу. Но это не говорит о том, что не надо улучшать, и улучшений не будет. Просто начинаются улучшения другого качества, о которых мы еще не задумывались, и мы еще просто не перешли на новый уровень. К примеру, мы сейчас смотрим 2D видео, и наших каналов связи, интернета нам хватает, чтобы смотреть дома IP-TV, видео по запросу, пересылать файлы. Все у нас работает здорово. Но давайте просто попробуем подумать о том, чтобы перейти на 4К или на 8К телевизоры, или на 3D видео, и у вас уже объемы трафика будут такими, и производительность аналогичных устройств ваших телевизоров, смартфонов, айпадов должна быть такой, что она радикально должна быть улучшена, все должно радикально быть улучшено. Но в обществе нет этого спроса еще на сегодня. Я могу вам задать вопрос: у вас есть 3D телевизоры есть дома или нет? Вы смотрите вообще 3D видео дома?
Я два раза смотрел. У меня есть такая функция.
Дмитрий Мариничев: Да. Почему? Потому что вам это неудобно, у вас нет достаточной технологии, которая будет вам это показывать комфортно.
Раньше были маленькие черно-белые телевизоры. Была другая технология и уровень развития.
Дмитрий Мариничев: Все то же самое. Многие эти технологические эффекты ломаются опять же с помощью государства. Например, сейчас есть прекрасная компания Tesla, вот она всем нравится. По своей сути – это такой флагман, фактически лидер, назначенный государством, который ломает стереотипы. Он начинает производить электромобили, под них начинает формироваться инфраструктура, у людей возникает ажиотаж и потребность в этих автомобилях. Возникает целая индустрия, и происходит эпохальная смена с двигателей внутреннего сгорания на электромобили. Сейчас это и Мерседесы, и БМВ, все начинают выпускать электромобили. Государство начинает стимулировать процесс этого перехода.
Но невозможно запустить этот механизм, если кто-то очень сильный и мощный не дает этому толчок. Вы не купите автомобиль, если нет бензоколонок, асфальта, сервиса. Но зато когда у вас все это есть, вы спокойно покупаете автомобиль, потому что есть такая потребность, это удобно, здорово, хорошо, качественно. И здесь все ровно — то же самое. Как только мы с помощью государства сформируем новый уровень потребности, то 512 кбит/сек. для нас будет недостаточно. Это будет очень мало, нам нужен будет Гбит для домохозяйства, который сейчас кажется запредельной величиной.
Некоторое время назад Вы инициировали создание музея связи. Он сейчас существует, развивается?
Дмитрий Мариничев: К сожалению, прийти в него уже сейчас нельзя, потому что с музеем не получилось. Общественная инициативная группа соседей была против музея. И нам пришлось его закрыть.
А капсулу времен где закопали?
Дмитрий Мариничев: Капсулу закопали в фундамент, там же, где закопано множество различных тайн этого здания. Этот музей он находится во дворце князей Долгоруких. В подвалах были посольские тайники, где царь хранил посольские подарки. И он хранит в себе много тайн. Я думаю, что капсула времени закопана где-то вместе со всем тем, что было закопано там и Наполеоном – там был военный штаб Наполеона, где судили и расстреливали поджигателей Москвы. И пусть она хранится там. Может быть, при раскопках лет через 100 ее откопают.
На Ваш взгляд, каким должен быть коммуникатор от бизнеса с властью? Какие у него должны быть основные качества и куда ему двигаться?
Дмитрий Мариничев: Хорошо бы, чтобы коммуникатор, когда он общается с властью, понимал, как говорится в Одессе, «за то, за что говорит». Это самое важное. И хорошо бы, чтобы законы в Российской Федерации заставляли власть прислушиваться и синхронизироваться с тем, что говорится. Вот сейчас у нас есть инициатива относительно того, чтобы создать универсальное экспертное сообщество, без галочки «одобряем» которого не могли бы пройти никакие законы, касающиеся технологий. Этот момент уже назрел. Потому что какие бы хорошие идеи не были у законотворцев, они натыкаются на то, что все работает на электричестве. Против закона Ома тяжело бастовать, оно приводит к тому, к чему приводит. Я лично все-таки склоняюсь к мысли, что рано или поздно мы придем к тому, что власть нам будет не нужна. И в этом нам помогут технологии.
Мы обсудим это на Московском государственном форуме. У нас с Алексеем Венедиктовым есть трек про электронную демократию. Приглашаем людей и из Прибалтики, где есть очень передовые формы всего этого.
Есть ли цифровой свет в конце нашей зимы?
Дмитрий Мариничев: Мне вообще все нравится, что происходит с точки зрения технологий. Я абсолютно убежден, что точка технологической сингулярности будет достигнута при нашей жизни, и надо этому радоваться. Бояться не стоит. Конечно, жизнь будет другая, и все будет по-другому. И нужно понимать, что наши дети уже абсолютно приспособлены к этой новой жизни. Если мы, ретрограды, еще не очень приспособлены, то нужно постараться уступить пальму первенства в этих начинаниях нашим детям.