Е. Кожина:
Добрый вечер, дорогие друзья! Это канал Медиадоктор и программа «Умные технологии». В студии Елена Кожина. Сегодня мы поговорим о генетике, о цифровых технологиях в генетике. У нас в гостях сооснователь и директор по развитию Артем Елмуратов, компания Genotek. Здравствуйте, Артем!
А. Елмуратов:
Добрый вечер!
Е. Кожина:
Давайте начнем с самого интересного. Скажите, что в области генетики сейчас пользуется наибольшим спросом, какие направления?
А. Елмуратов:
Если мы говорим о потребительском спросе, то помимо чисто диагностических тестов, выявление причины наследственных заболеваний. Еще пользуется спросом выявление предрасположенностей, то есть рисков развития тех или иных заболеваний. Это определение происхождения, во всем мире очень популярно.
Е. Кожина:
То есть человек смотрит корни?
А. Елмуратов:
Да, конкретного человека. С одной стороны, поиск родственников по базе, а с другой стороны, понимание того, как мигрировали предки конкретного человека.
Е. Кожина:
Мигрировали – это до какой степени можно посмотреть?
А. Елмуратов:
На десятки тысяч лет назад.
Е. Кожина:
Ух ты! Я даже не знала, что такое возможно. Это, наверное, очень дорогие тесты?
А. Елмуратов:
Нет. Сейчас уже весьма доступные.
Е. Кожина:
А что еще пользуется спросом?
А. Елмуратов:
Планирование беременности, планирование семьи и wellness-тесты, то есть определение индивидуальной непереносимости продуктов. Например, непереносимость лактозы, склонность к непереносимости глютена.
Е. Кожина:
Что сейчас растет наибольшими темпами, что является основным трендом?
А. Елмуратов:
Все эти направления. Здесь имеет смысл немножко ввести в исторический курс дела. Проект «Геном человека», когда был полностью расшифрован первый человеческий геном, закончился в начале 21 века, буквально 15 лет назад. И это был очень дорогой проект. Он стоил три миллиарда долларов. И понятное дело, что это недоступно обычному человеку. Но сейчас технологии развились настолько, что даже полная расшифровка генома стоит уже несколько тысяч долларов. А расшифровка большого количества мутаций, большого количества участков ДНК, которые позволяют узнать информацию о человеке, стоит весьма доступные деньги. На рынке России от 15-ти тысяч рублей.
Технологии развились настолько, что даже полная расшифровка генома стоит уже несколько тысяч долларов. А расшифровка большого количества мутаций, большого количества участков ДНК, которые позволяют узнать информацию о человеке, стоит весьма доступные деньги
Е. Кожина:
А что можно за эти 15 тысяч обычному человеку понять о себе?
А. Елмуратов:
Мы делим на блоки. То есть за 15 тысяч можно купить один из блоков. В целом, есть другие конкурирующие лаборатории, можно узнать индивидуальные риски развития заболеваний, есть ли какие-то мутации, повышающие или понижающие риск развития заболевания. Опять же, генеалогия, происхождение, поискать родственников в базе, направления, связанные с планированием семьи. Есть рецессивные гены, которые могут никак не проявляться. Это могут быть некие патогенные мутации наследственных заболеваний. И если они совпадают у конкретной пары, то они находятся в высоком риске рождения больного ребенка. И вот такие тесты активно применяются, они еще начали применяться до проекта «Геном человека» на более простых технологиях, когда смотрели самые частые ситуации, вначале в ашкеназских общинах, ашкеназских евреев в разных странах, где тоже есть определенные частые наследственные заболевания. Это практически все арабские страны, Кипр, Иран и так далее.
Е. Кожина:
Поскольку Вы заговорили о других странах, скажите, какое место занимает российская генетика относительно достижений генетики в других странах?
А. Елмуратов:
Тяжело оценить. Давайте сначала начнем с рынка. Рынок довольно маленький относительно Штатов, на которые можно ориентироваться. В Штатах есть сформировавшиеся большие рынки по отдельным направлениям генетики, есть «единороги», которые имеют оценку больше миллиарда долларов, таких компаний, наверно, десяток. Некоторые из них очень уверенно чувствуют себя на рынке. Если мы говорим о российском рынке, то здесь масштаб намного меньше, и компаний в количестве меньше и, соответственно, объем рынка. В России, я думаю, всего лишь десятки тысяч людей изучили в той или иной мере свой геном. У одной американской компании полтора миллиона клиентов, которые исследовали подробности генома.
Е. Кожина:
А с чем это связано: интерес гораздо более высокий, потому что люди лучше осведомлены о возможности генетики или, может быть, с чем-то другим?
А. Елмуратов:
Я думаю, это важный аспект осведомленности. А дальше есть небольшой замкнутый круг, связанный с тем, что чем больше людей проходят исследование, тем дешевле это исследование могут предложить компании, и, соответственно, плюс еще платежеспособность американцев в среднем выше, поэтому и тесты для них более дешевые, легче решиться на покупку. Плюс, опять же, медицинская практика поощряет применение генетических тестов, и FDI очень много сейчас делает важных шагов применения для разных целей. В российской клинической практике генетика занимает не очень значительное место. Если мы говорим не о рынке, а о науке, то было время, когда генетику в Советском Союзе не любили.
Е. Кожина:
Почему? С чем связано?
А. Елмуратов:
Политические вопросы, в основном.
Е. Кожина:
Судя по всему, отношение кардинально поменялось.
А. Елмуратов:
Да, отношение поменялось, это смутное время давно уже ушло. Но есть помимо небольшого исторического контекста понимание, что биология и генетика – это та наука, которую нельзя делать, условно говоря, сидя в пустой комнате с блокнотиком, и теоретизировать, как, например, это можно сделать в математике. В генетике нужны мощные приборы в большом количестве, доступные реагенты, научный коллектив.
Биология и генетика – это та наука, которую нельзя делать, сидя в пустой комнате с блокнотиком, и теоретизировать, как, например, это можно сделать в математике
Е. Кожина:
Вы имеете в виду входной барьер довольно высокий?
А. Елмуратов:
Да, ее очень тяжело делать в некой изоляции, когда недостаточно средств. Здесь есть определенные проблемы, связанные с финансированием институтов. Российские институты менее уверенно себя чувствуют в плане финансов, чем институты Штатов. С другой стороны, это во многом компенсируется тем, что есть много людей, которые очень талантливые. И российские ученые публикуются, но это не максимальный масштаб.
Е. Кожина:
Хотелось бы поговорить о российских ученых-генетиках. Я так понимаю, что Россия, к сожалению, находится в довольно большом отрыве от остальных стран. Например, от степени развития генетики в Америке, Западной Европе.
А. Елмуратов:
На мой субъективный взгляд, номер два – это Китай. Китай очень мощно развивается, они очень много денег вкладывают в генетику, у них самые большие фабрики по расшифровке геномов и, может быть, и обгонят даже Штаты в скором времени. И они, помимо того, что у них есть эти огромные фабрики по расшифровке ДНК, еще активно сейчас работают и с модификацией геномов. И в 2015 году была скандальная ситуация, когда в самом авторитетном научном журнале Nature была подана статья группы китайских ученых, которые редактировали человеческие эмбрионы, новые технологии редактирования генома, для того, чтобы поменять генетический код. Эту статью не приняли, не этично. Но в Китае это продолжают делать без проблем. Поэтому с точки зрения технологии, если абстрагироваться от этики, дает определенные преимущества. То есть они могут отрабатывать новые технологии, меньше заморачиваясь по многим этическим вопросам.
Е. Кожина:
В международный топ-5 кто еще входит по генетике?
А. Елмуратов:
Великобритания, Канада, в Израиле сильная медицина, генетика. Но на мой субъективный взгляд, топ-1 и топ-2 – это Америка и Китай. А вот дальше уже нет таких жестких различий.
Е. Кожина:
Понятно, что мы не вошли в топ-5, но все-таки в России замечаете ли Вы повышение интереса к генетике со стороны инвесторов?
А. Елмуратов:
Однозначно да.
Е. Кожина:
И как давно это началось?
А. Елмуратов:
Мне кажется, лет 5 назад.
Е. Кожина:
То есть уже в течение 5-ти лет этот спрос идет по возрастающей?
А. Елмуратов:
Да. Он не достигает тех высот, которых мог бы достичь. Но из таких обидных примеров, есть Юрий Мильнер, российский известный инвестор, он вкладывал в американскую компанию, которая занимается генетикой с людьми, там большие деньги. И это помогло ей активно развиться.
Е. Кожина:
А почему российские инвесторы вкладывают деньги в зарубежные компании? Чего у нас не хватает, чтобы удержать эти инвестиции в России?
А. Елмуратов:
Часть инвестиций все-таки удерживается, а рынок меньше в силу платежеспособности, осведомленности потребителя. Мне кажется, во многом просто за счет платежеспособности.
Е. Кожина:
Может быть, тогда объединиться генетикам и компаниям, играющим на этом рынке, и заняться просветительской деятельностью нас, потребителей?
А. Елмуратов:
Я только за.
Е. Кожина:
Такие проекты уже существуют?
А. Елмуратов:
Именно по популяризации? Конечно, очень много, сейчас бум популяризаторства науки, это и Youtube каналы, например, «Первый научный канал», который буквально недавно получил 10 миллионов подписчиков. Это и мероприятия, тот же самый Set up, когда большое количество людей, которые занимаются наукой, рассказывают о том, чем они занимаются.
Е. Кожина:
Предположим, Вам через неделю выступать на одном из федеральных каналов с большой аудиторией, и Ваша задача максимально популяризировать и простым языком объяснить преимущества и пользу для потребителей от генетики. Что бы Вы сказали? Какие три основные пользы Вы бы упомянули?
А. Елмуратов:
Субъективно, польза номер один – это профилактика наследственных заболеваний с точки зрения планирования семьи на этапе еще до зачатия.
Е. Кожина:
Другими словами, сдав анализы, мужу и жене, можно предсказать, какие есть вероятности тех или иных заболеваний и, соответственно, предпринять какие-то шаги?
А. Елмуратов:
Абсолютно точно, как, например, раньше это происходило, и до сих пор иногда происходит в некоторых закрытых сообществах или некоторых странах. Раньше, если находили совпадающие мутации, которые могут проявиться у детей, то рекомендовалось просто разойтись и не рожать ребенка этой паре.
Е. Кожина:
Довольно жестко.
А. Елмуратов:
Это отчасти остается. Такая программа есть в Иране по болезни Баттена в семье. Там нельзя жениться паре, если у них есть совпадающие мутации именно по этому наследственному заболеванию.
Е. Кожина:
Может быть, все-таки вступить в союз, есть же дети, у которых нет родителей, можно удочерить кого-то.
А. Елмуратов:
Конечно. Это одна из рекомендаций, на самом деле. Помимо этого, есть еще замечательная технология перинатальной генетической диагностики, которая применяется при ЭКО, при искусственном оплодотворении, которая позволяет, если заранее известны мутации, для ряда заболеваний спрофилактировать их, то есть сделать так, что можно родить здорового ребенка.
Е. Кожина:
Можно ли спланировать гения?
А. Елмуратов:
Это уже немного тяжелее. Когда мы говорим о наследственных заболеваниях, часто понятно, почему они происходят. То есть моногенные заболевания, зависящие от одного гена. И понятно, что если есть конкретная поломка, то она приводит к этому тяжелому заболеванию. Когда же мы говорим о гениальности, то это не чисто наследственный фактор. Понятное дело, что зависящий от генетики, но генетика интеллекта настолько сложна, что его определяет не одна мутация, а целая совокупность, и даже не в одном гене, а в большом количестве генов. Поэтому в абсолютной теории, наверное, можно, на практике это практически не реальная задача.
Генетика интеллекта настолько сложна, что его определяет не одна мутация, а целая совокупность, и даже не в одном гене, а в большом количестве генов
Е. Кожина:
Очень интересное направление – генетика интеллекта. Сейчас уже есть какие-то проекты, может быть, в других странах?
А. Елмуратов:
Есть научные публикации, которые показывают связь интеллекта и определенных участков генов.
Е. Кожина:
Цифровые технологии, даже отчасти телемедицина могут помочь генетике ускорить ее развитие или перевести на другой уровень? И что уже делается?
А. Елмуратов:
Генетика – это во многом IT, потому что это большие данные. Когда мы расшифровываем геном, мы получаем огромное количество информации, которую нужно обработать, дальше ее желательно хранить, чтобы эта база сама себя обучала и помогала в следующий раз более точно диагностировать заболевания или определять риски. И телемедицина здесь важный дополняющий элемент. В медицинской практике, по сути, генетической я не вижу здесь какую-то особую специфику генетики относительно других специальностей.
Е. Кожина:
Как Вы работаете с большими данными? Какие технологии используете?
А. Елмуратов:
Множество технологий, в частности, машинное обучение. То есть у нас система самообучающаяся с учетом информации, которую она получает, она все время сама себя улучшает.
Е. Кожина:
Это Ваша разработка или это закупленный программный продукт?
А. Елмуратов:
Мы комбинируем базы данных, которые мы покупаем, и свою собственную базу данных генотипов, которая у нас есть.
Е. Кожина:
Базу данных генотипов Вы покупаете?
А. Елмуратов:
Некую базу данных ассоциации определенных мутаций. Это доступные на рынке продукты, это анонимизированные данные.
Е. Кожина:
Обезличенные.
А. Елмуратов:
Да, это не то, что покупаем генотип конкретного человека. Это информация о том, что такие-то мутации являются патогенными в таком-то количестве, такое-то количество пациентов приводит к такому-то заболеванию.
Е. Кожина:
Занимается ли генетика вопросами генетики животных?
А. Елмуратов:
Да, конечно.
Е. Кожина:
И насколько активно?
А. Елмуратов:
Это сейчас довольно модное направление в России. Агросектор в связи с некоторыми политическими обстоятельствами начал довольно активно расти, на мой субъективный взгляд, и стал обращать внимание на генетические технологии. В последнее время холдинги начинают потихонечку, аккуратно вкладывать первые деньги в селекцию растений, в селекцию животных.
Здесь есть два направления. Первое – это применение геномных технологий для классической селекции. И второе – это применение геномных технологий для создания ГМО. Если мы даже отбросим тему с ГМО, довольно шумную, то даже для того, чтобы классическим образом создать определенные линии или сорта, породы, то надо бы понимать, а кого мы с кем скрещиваем для того, чтобы получить нужное нам потомство. И понятное дело, что можно прогнозировать, каким образом мы можем скрещивать тех или иных животных, чтобы получить нужные внешние признаки. Вот эта связь генотип- фенотип. Сейчас это происходит по некоторым предположениям.
В последнее время холдинги начинают потихонечку, аккуратно вкладывать первые деньги в селекцию растений, в селекцию животных
Е. Кожина:
То есть научно не обосновано?
А. Елмуратов:
Это научно обосновано, просто имеет большую погрешность, нежели если мы заранее знаем геномы и четко понимаем, как они связаны с фенотипами. И это уже активно применяется в западных странах, в Россию потихонечку приходит.
Е. Кожина:
Пока у нас таких проектов немного?
А. Елмуратов:
Не очень много проектов, но, кажется, что очень перспективно. Я читал, что в конце 2016-го года в России хотели сделать большую государственную программу по селекции коров, многомиллиардную. Пока она прорабатывается. Но это, может быть, как раз одно из первых.
Е. Кожина:
Коровы, которые дают сразу обезжиренное молоко?
А. Елмуратов:
Дают много молока, здоровые и так далее.
Е. Кожина:
Кроме Вас на рынке кто-то занимается этим направлением?
А. Елмуратов:
Мы пока в этом направлении активно не представлены. Мы исследуем генетику животных под запрос научных институтов, не по запросу агрохолдингов. Но есть компании, которые этим занимаются. При МГУ есть компания «Гемолитика», которая как раз занимается активно генетикой коров. Есть «Сколтех», Сколковский институт технологий, который активно смотрит в этом направлении. Я думаю, еще несколько игроков.
Е. Кожина:
Чем сейчас в основном занята мысль генетиков на территории Российской Федерации? Какие основные проекты сейчас набирают обороты?
А. Елмуратов:
Я думаю, как везде. Здесь нет какого-то уникального российского пути. Много направлений, онкогенетика, соответственно, очень горячее.
Е. Кожина:
Предрасположенность к онкологическим заболеваниям?
А. Елмуратов:
И подбор индивидуальной терапии при онкологии с учетом того, какая именно эта опухоль. Потому что опухоли разные, внешне могут быть похожи, а по факту в них могут быть разные внутренние поломки. Есть разные молекулярные методы, в частности, когда смотрятся генетические мутации. Они помогают подбирать более точное лечение. В Штатах это сейчас активно практикуется. В России это упирается в то, что точечных препаратов довольно мало пока что, они не зарегистрированы, дорогие и так далее. Генетика сельского хозяйства занимает сейчас умы, растущий тренд.
Опухоли разные. Внешне могут быть похожи, а по факту в них могут быть разные внутренние поломки
Е. Кожина:
Генетика психиатрических заболеваний насколько сейчас развита?
А. Елмуратов:
Тоже занимаются разные центры. Мы сотрудничаем с лабораторией института Сербского на этот счет, делаем определенные исследования, помимо этого есть еще разные институты, которые этим занимаются. В психических заболеваниях довольно часто сильно прослеживается генетика. Раньше это было понятно на грубых прикидках, то есть по информации о том, были ли какие-то заболевания у родственников. Сейчас это уже можно посмотреть на молекулярном уровне, определить индивидуальные мутации, которые приводят к шизофрении.
Помимо этого, что еще очень важно в психических заболеваниях, это индивидуальный подбор терапии. Не только профилактика, но и терапия. Например, при депрессиях тяжело точно назначить человеку антидепрессанты, чтобы они сразу работали без побочных эффектов. Есть решение, когда можно посмотреть генотип человека и подобрать ему более подходящее лекарство, делая меньше на нем экспериментов, меньше ошибок.
Сейчас можно посмотреть на молекулярном уровне, определить индивидуальные мутации, которые приводят к шизофрении
Е. Кожина:
Что происходит на рынке редактирования генетики, если так можно выразиться?
А. Елмуратов:
Прямо сформированного рынка редактирования генома практически нет.
Е. Кожина:
Но зарождается, судя по всему.
А. Елмуратов:
Зарождается, я бы даже сказал, есть редактирование генома, которое уже давно применяется в области биотехнологий, когда мы редактируем простые организмы, дрожжи или кишечную палочку для того, чтобы производить какие-то вещества. Например, инсулин, который производится благодаря модифицированной кишечной палочке. И есть отдельный рынок, там генные препараты, генные модификации для человека, когда мы пытаемся поменять целенаправленный геном для того, чтобы вылечить человека.
Очень популярна сейчас технология CRISPR/Cas9. Это технология, которую ученые подсмотрели у бактерий. Это некий бактериальный геном, благодаря которому бактерии борются с вирусами. Они идентифицируют определенные генетические последовательности вирусов и их атакуют, разрезая кусочки ДНК или РНК. И эту технологию ученые и медики начинают применять для того, чтобы целенаправленно менять геном у человека.
Я рассказывал про китайцев и их эксперимент с человеческими эмбрионами. У этого есть большие перспективы. Есть несколько компаний, которые получили сотни миллионов долларов инвестиций. Билл Гейтс, например, инвестировал в одну из этих компаний. И они сейчас ведут разработки по тому, чтобы применить технологии для лечения онкологических заболеваний, наследственных и так далее. Этот рынок очень активно растет. Но он растет с точки зрения инвестиций, в первую очередь.
Е. Кожина:
Но это отражает степень веры.
А. Елмуратов:
Решений на рынке фактический нет, а вот инвестиций в это дело довольно много. Это внушает серьезный оптимизм.
Е. Кожина:
Если бы у Вас было много сотен миллионов долларов, и стояла задача выбрать, во что инвестировать в области генетики, во что бы Вы инвестировали или, может быть, даже еще дополнительный проект бы сами создали?
А. Елмуратов:
Редактирование генома, конечно. Это очень интересно, это очень перспективно. Второе направление – это профилактика наследственных заболеваний. Третье направление – геномная селекция растений.
Е. Кожина:
Именно растений, не животных?
А. Елмуратов:
Индивидуально кажется, что именно растений.
Е. Кожина:
Давайте теперь пройдемся по каждому. Первое – редактирование. Как Вы думаете, какая будет непосредственная польза? В конечном итоге же инвестиции возвращаются через спрос. Почему Вы думаете, что на редактирование генома будет спрос? Ведь мы говорим сейчас об обычных людях на территории Российской Федерации, у которых степень осведомленности, как мы обсуждали в начале передачи, не такая высокая относительно всего мира.
А. Елмуратов:
Здесь важно понимать, насколько вдолгую мы играем. Понятное дело, что если нужно отбить инвестиции быстро, то я бы назвал другую тройку, однозначно.
Е. Кожина:
Долго – это как? Пять лет?
А. Елмуратов:
Пять, десять лет, может быть, даже больше. Область редактирования генома для медицины позволяет лечить большое количество заболеваний, для которых лечения просто нет. Если мы говорим о наследственных заболеваниях, то только часть из них мы можем вылечить сейчас. Это определенные заболевания обмена веществ, когда мы можем применить специальную диету для пациентов. А часть заболеваний просто прогрессирует, их практически невозможно остановить. Здесь как раз редактирование генома – это новый класс лекарств, новые возможности для лечения большого количества заболеваний. Это новые возможности для лечения онкологии. Рынок лекарств онкологии огромен. В Штатах он самый большой.
Область редактирования генома для медицины позволяет лечить большое количество заболеваний, для которых лечения просто нет
Е. Кожина:
В этом инвестиционном проекте клиентами были бы не конечные пользователи, не физические лица, а скорее даже государство в большей степени?
А. Елмуратов:
Если мы говорим о России, то сейчас дорогостоящие лекарства от наследственных заболеваний покупаются за счет государства. Это часто происходит через большое количество инстанций, но если получается у пациента надавить на государство, через суд, например, то покупают. Просто они очень дорогостоящие.
Е. Кожина:
Второе – профилактика заболеваний.
А. Елмуратов:
В Штатах одна компания тестирует около 10% всех пар, планирующих беременность. В России нет таких лабораторий, нет такого спроса. Понятное дело, что он так или иначе будет. И мне кажется, что нужно ждать прорыва, нам не избежать того, что это станет нормальной практикой.
Е. Кожина:
А что хотят пары, которые тестируют? Они хотят понять предрасположенность их будущего ребенка к заболеваниям или что-то другое?
А. Елмуратов:
Нет, они хотят понять, может ли у них родиться ребенок с наследственным заболеванием.
Е. Кожина:
Понятно. Соответственно, своевременно среагировать.
А. Елмуратов:
Да. И как я говорил уже вначале, есть технологии, которые позволяют им родить здорового ребенка, если известны эти индивидуальные риски.
Е. Кожина:
Редактировать.
А. Елмуратов:
Даже без редактирования. Просто ЭКО с ПДГ, не буду вдаваться в технические детали, но есть технологии, которые позволяют решить проблему.
Е. Кожина:
Здесь Вашими потенциальными пользователями выступают физические лица.
А. Елмуратов:
Да. Есть ситуации, когда это государство оплачивает в некоторых странах, но по умолчанию это все-таки сами люди, если будут осознанны ценности этого дела, то замечательно. Здесь должен прийти осознанный подход к этому процессу. Это уже даже не скрининг в ходе беременности, это еще до этапа зачатия нужно узнать, есть или нет совпадающие мутации.
Е. Кожина:
Это из области профилактики здорового образа жизни, как ни крути.
А. Елмуратов:
По сути, да, это здоровый образ жизни в отношении будущих детей, в отношении их здоровья.
Е. Кожина:
У нас был в гостях генеральный директор АльфаСтрахования ОМС Андрей Рыжаков, и мы обсуждали вопрос: когда, на его взгляд, наступит массовое осознание важности и выгодности профилактики здорового образа жизни для отдельно взятого человека. Он прогнозировал примерно, как Вы, Ваш этот инвестиционный проект, 10-15 лет. К этому моменту ожидается, что люди осознают, что важно не лечить последствия заболевания, а их предвосхищать.
А. Елмуратов:
Я здесь отмечу интересный законопроект, который сейчас в Штатах уже одобрен в Конгрессе, профильным комитетом, его поддерживают республиканцы, которые имеют большинство. Я не большой специалист в законодательстве Штатов, но из того, что я понимаю, он там будет. По крайней мере, при текущей конфигурации, потому что большинство законодателей его поддерживают. Проект следующий: работодатели в Штатах смогут требовать от работника пройти генетическое исследование для целей здорового образа жизни, Wellness цели. Работник не обязан раскрывать информацию своему работодателю, но он должен ее сам знать. Если работник откажется от прохождения такого генетического обследования, то должен будет заплатить штраф, потому что он тем самым подвергает себя дополнительному риску и подвергает работодателя дополнительному риску, потому что он не знает о своем здоровье и, соответственно, может быть с более высокой вероятностью нетрудоспособен.
Работодатели в Штатах смогут требовать от работника пройти генетическое исследование для целей здорового образа жизни
Е. Кожина:
Другими словами, закон обязывает или предписывает работодателю обязать своих сотрудников осознавать собственные риски здоровья.
А. Елмуратов:
Он дает возможность работодателю осознать…
Е. Кожина:
То есть это не обязанность, а возможность?
А. Елмуратов:
Это для работодателя возможность обязать работника.
Е. Кожина:
Это выбор, по сути.
А. Елмуратов:
Для работодателя – да, для работника уже не выбор. Точнее, можно откупиться, условно говоря, есть штраф.
Е. Кожина:
Это один из существенных шагов в сторону профилактики здорового образа жизни.
А. Елмуратов:
Это может очень сильно поменять всю конфигурацию. Это, насколько я знаю, была первая страна, которая сделала акт о генетической недискриминации. То есть вначале они запретили работодателям использовать генетическую информацию о своих сотрудниках для того, чтобы принимать решения увольнять их или нет, повышать, понижать зарплату. И страховым компаниям запрещается дискриминировать людей на основе их генотипа. С другой стороны, эта новая инициатива, наоборот, побуждает самих работников узнавать генотип.
Е. Кожина:
Так скоро тайн никаких не останется, то есть генотип ясен. И дискриминировать на основании этой информации тоже запрещено. Давайте перейдем к третьему Вашему инвестиционному проекту: селекция растений. Почему это важно?
А. Елмуратов:
Это необходимо, потому что проблему голода, использования земли, экологии никто не отменял. Проблему голода нельзя решить никак, кроме как более эффективно заниматься сельским хозяйством.
Проблему голода нельзя решить никак, кроме как более эффективно заниматься сельским хозяйством
Е. Кожина:
Ваш бы проект решил бы одну из задач – это доступность еды?
А. Елмуратов:
Еды и, более того, питательной еды, эффективной еды.
Е. Кожина:
И эффективное использование ресурсов.
А. Елмуратов:
Да. Есть разные эксперименты на этот счет. Например, брали регионы, где не хватает определенных элементов, например, витамина А в Китае. И начали создавать рис, который вырабатывает больше этого витамина.
Е. Кожина:
Здесь Вашим заказчиком выступает государство в большей степени.
А. Елмуратов:
Либо агрохолдинги. Понятное дело, что индивидуальный фермер не может себе позволить таких исследований.
Е. Кожина:
Агрохолдингу, может быть, интересно обогащать какое-либо растение дополнительным витамином.
А. Елмуратов:
Агрохолдинги, в первую очередь, интересуют производительные растения. Если мы говорим, например, о сахарной свекле, что их интересует? Чтобы она давала больше сахара. Либо чтоб это было более устойчивое растение, чтобы оно было банально больше. Вот такие вещи интересуют агрохолдинги, дают им некие преимущества.
Е. Кожина:
Вы упомянули о том, что если бы у Вас был временной диапазон не 5 лет, а меньше, Вы бы назвали другие проекты. Если говорить в перспективе до 4-ех, даже до 3-ех лет, во что бы Вы инвестировали?
А. Елмуратов:
Те направления, которые в ближайшие три года будут активно расти, на мой взгляд, это то, чем мы в компании и занимаемся сейчас. Это и профилактика заболеваний обычных, ненаследственных, и профилактика наследственных заболеваний, это тесты, связанные со здоровым образом жизни, это тесты в области происхождения, потому что этот тренд в Штатах очень большой, в Европе тоже. И нам кажется, что его не избежать в России. Это технологии перинатальной диагностики, то есть на этапе беременности. Скрининг, который проводится для того, чтобы посмотреть, есть ли какие-то нарушения у плода. Сейчас они делаются рутинно при помощи биохимических методов. Если биохимические методы находят какие-то риски, то дальше делаются специальные инвазивные процедуры, которые имеют определенные риски. А современные технологии ДНК-тестирования позволяют делать неинвазивный перинатальный тест, когда берется кровь матери, в ней находится ДНК ребенка, и находятся патологии, которые у этого ребенка есть, если они есть. Тест очень активно начинает применяется во многих странах и сейчас набирает популярность в России. В это имеет смысл инвестировать.
Современные технологии ДНК-тестирования позволяют делать неинвазивный перинатальный тест, когда берется кровь матери, в ней находится ДНК ребенка, и находятся патологии, которые у этого ребенка есть, если они есть
Е. Кожина:
Давайте представим молодую семью, которая приняла решение стать семьей, и начинает планировать детей. Что бы Вы, как специалист в области генетики, порекомендовали им в качестве первых шагов? У них нет отягощений при первом приближении, есть некая разумность при отношении к своему здоровью.
А. Елмуратов:
Со своей области могу посоветовать посмотреть статус носителя наследственных заболеваний, потенциальные мутации.
Е. Кожина:
И мужчины и женщины?
А. Елмуратов:
Да, нужно смотреть и мужчину, и женщину, чтобы понять, есть ли совпадающие риски или нет.
Е. Кожина:
Это какой-то третий тест на совпадение, или это все в рамках одного теста?
А. Елмуратов:
Нет, это все в рамках одного теста. Делается он и для мужчины, и для женщины, дальше он совмещается будущим генетиком. А когда женщина забеременела, идет беременность, тогда уже перинатальный тест.
Е. Кожина:
А еще что?
А. Елмуратов:
Это самые базовые вещи. Понятное дело, что здоровье ребенка еще зависит от здоровья родителей. В этом плане имеет смысл сделать исследование на определение рисков развития заболеваний у самого человека. Просто более осознанно подходить к своему здоровью.
Е. Кожина:
Артем, скажите, что сейчас в генетике, как науке, которая развивается в рамках Российской Федерации, не хватает? Или может быть есть что-то такое, что нужно предпринять или изменить на территории нашей страны, чтобы это было наиболее благоприятно для развития и помогло науке?
А. Елмуратов:
Извечный вопрос – финансирование, чтобы были доступны реагенты, и чтобы всегда можно было их купить. Второй вопрос, есть некая разобщенность.
Е. Кожина:
Это кого с чем?
А. Елмуратов:
Ученых между собой.
Е. Кожина:
Ученых-генетиков?
А. Елмуратов:
Да, мне кажется, что генетика – это не математика, в которой можно одному очень талантливому человеку запереться и прийти к неким гениальным выводам. Это наука, в которой нужно коллаборировать, нужно совместно работать, в которой нужно аккуратно делиться данными, делать совместные проекты, быть открытыми, не замыкаться в себе, не кричать, что я самый умный, а все остальные дураки, а пытаться совместно работать. И вот этого, мне кажется, отчасти не хватает, то есть умения всем вместе работать.
Е. Кожина:
Спасибо большое, Артем. К сожалению, время нашей передачи уже подходит концу. А я напомню, что у нас был в гостях сооснователь компании Genotek, директор по развитию Артем Елмуратов. Это была программа «Умные технологии» на канале Медиадоктор. Спасибо! Будьте здоровы!
А. Елмуратов:
Спасибо!