Марк Эпштейн:
Здравствуйте, дорогие друзья, в эфире радио Медиаметрикс, проект «Хобби+я», я Марк Эпштейн, в студии Анатолий Кочанов, и в гостях у нас совершенно легендарный человек Алексей Романов, группа «Воскресенье». Наша программа об известных людях и том, чем они занимаются. Есть у Вас хобби?
Алексей Романов:
Я себя не считаю лютым профессионалом в музыке, но у меня есть маленькие слабости и увлечения, кроме коллекционирования гитар и примочек, мне не хватает еще пару комнат, чтобы развернуться, и хорошо бы жена не знала, потому что она с каждой новой гитарой немножко расстраивается.
Анатолий Кочанов:
Видимо, к коллекционированию гитар нужно еще коллекционировать гаражи.
Алексей Романов:
Мой друг Женя Маргулис умудрился купить лофт, и у него там вся его коллекция уместилась, правда, там квартирники снимает.
Марк Эпштейн:
Он у нас был в эфире, утверждал, что это не его лофт, а его супруги.
Анатолий Кочанов:
Ваш интерес к истории.
Алексей Романов:
Это периодически бывает, потому что действительно интересная дисциплина, но в средней школе ее подают настолько убого. Как только возникает какой-то интересный вопрос, и начинаешь окунаться в это дело, я понимаю, что это безумно интересно, море фактов, море толкований. Интересная наука, а то, как она была поставлена, по крайней мере когда я учился, не думаю, что с тех пор что-нибудь изменилось к лучшему.
Марк Эпштейн:
У меня был прекрасный преподаватель профессор Скоробогатов, он говорил: «Какая сегодняшняя тема на семинаре? – Коллективизация. – Ладно, это вы в учебнике прочтете, сейчас я вам расскажу, что мне мой дедушка рассказывал».
Алексей Романов:
Вот это интересно, а для подготовки к экзаменам есть методические пособия.
Марк Эпштейн:
Еще он говорил, что история – самая несчастная из всех наук, ее постоянно переписывают. Давайте ближе к той теме, где Вы не профессионал. Как пишутся стихи, у Вас этот процесс как происходит?
Алексей Романов:
Это легкое помешательство, внутреннее беспокойство, когда начинает волновать какой-то ритм, который крутится, понимаешь, что это уже использовано много раз, но освободиться невозможно, и начинают цепляться какие-то слова, и неполная цепочка постепенно заполняется. А дальше, если мне нравится зачин, мне придется все это дописать.
Марк Эпштейн:
Быстро пишете?
Алексей Романов:
Когда как, бывает, по несколько лет оттачиваю то, что потом никуда не пойдет. Самый кайф, когда я просыпаюсь к рассвету с какой-то матрицей, и мне остается только окончательно проснуться и записать. Потом я с чистой совестью ложусь спать, а дальше, как показывает холодный опыт, я возвращаюсь к этой бумажке, думаю – пускай полежит, или – ну и ну, Алексей Дмитриевич, на старости лет гора родила мышь.
Анатолий Кочанов:
«Кто виноват» как написалось?
Алексей Романов:
Мне было 23 года, я не помню уже, это было 40 лет назад. Я думал, что сочиняю песню о любви, потом выкинул пару сопливых припевов и один куплет, и когда Андрюшка Макаревич услышал, решил, что это про него, и решил избить меня зонтиком, который как раз был у него в руках в тот момент. Мы с ним очень давно знакомы, и там есть некоторые аллюзии к его произведениям, он узнал эти намеки.
Анатолий Кочанов:
Как неожиданно песня о любви может привести к избиению зонтиком.
Марк Эпштейн:
Я когда был помоложе, мы в подъезде пели песни того времени – Макаревича, Ваши песни, Жени Маргулиса. Даже в самом диком сне не могло представиться, что мы будем сидеть с Алексеем Романовым и беседовать на тему, как он написал песню «Кто виноват», это была другая вселенная, и оттуда иногда доходили песни к нам в подъезд. В этом смысле мне наше время сейчас нравится, реализуются многие мои детские фантазии, причем реализуются наяву. Вам сейчас комфортно жить?
Алексей Романов:
Мне кажется, мне всегда было комфортно жить. Сейчас вспомнил о страшном сне: мне, школьнику, снилось, что я открываю на последних страницах большой англо-русский словарь Мюллера, и там тексты Beatles.
Анатолий Кочанов:
Вы же битломан.
Алексей Романов:
Уже в меньшей степени, просто утихли страсти, возраст делает свое благое дело.
Анатолий Кочанов:
Вы во многих интервью говорите, что это коснулось не только нашей страны. Не один же Beatles, это была целая волна.
Алексей Романов:
Слушая короткие волны, можно было услышать очень много подобной музыки, и все равно все пели по-английски. Была разница между кантри музыкой и классным джазом, и вдруг молодежная свежая волна, к тому времени вся планета танцевала твист, это был страшно модно, Чабби Чекер, и это клевая в самом лучшем смысле этого слова попса. Была уже первоначально занесена инфекция, битлам осталось только оседлать эту волну, но они были самые клевые, я так считаю до сих пор, задорные, веселые.
Марк Эпштейн:
Есть такая легенда, что написав Yesterday, Маккартни неделю ходил и спрашивал: «Ты такую мелодию нигде не слышал?»
Алексей Романов:
Простая вещица, и она настолько простая, что есть подозрение.
Марк Эпштейн:
Не было такого, что Вы какую-то песню написали, и вдруг сомнения – а не плагиат ли?
Алексей Романов:
Это постоянная работа над собой, мы в институтские времена играли всякие каверы, не вспомню, что это была за группа, и я точно такую же песню сочинил, но думаю: «Это, конечно, ништяк, но это делали не только мы».
Анатолий Кочанов:
Андрей Макаревич сказал, что мы все играли Beatles, но так аутентично Beatles играла только группа «Воскресенье».
Алексей Романов:
Нет, это было не «Воскресенье», а еще институтская команда «Ребята, которые начинают играть, когда полосатый гиппопотам переходит реку Замбезия», такая самопальная скороговорка, чтобы не заплевать микрофон.
Марк Эпштейн:
Тот же Макаревич как-то сказал, что когда были молодые, слушали Beatles, нам казалось, что это такая крутая музыка, а когда немножко освоили гитару, выяснили, что вообще ничего крутого нет, три с половиной аккорда, музыка очень простая и легкая. Я не знаю, играет ли он сейчас более сложную музыку.
Алексей Романов:
Он занимается джазом, думаю, что это немножко похитрее, чем Beatles, но я не сказал бы, что у битлов примитивная гармония, там есть хитрющие аккорды. Два раза я видел Пола Маккартни, в Москве и в Питере, это такой чудесный нахал, и когда 4 подобных монстра собираются в одной группе, из каждого прет, они выдают гениальные вещи, хотя это простая музыка сродни Бетховену. Одного Джорджа достаточно, когда Пол приносит красивую песню, но не хватает крючка, и Джордж играет – мороз по коже.
Марк Эпштейн:
Я когда еще в школе учился, слушал, папа где-то выдергивал с приемника, у него были бобины, волны постоянно гуляли. Музыка доводила до странного экстаза, я думал, если вырасту и у меня будет возможность это все купить в отличном качестве, то это будет полноценное счастье.
Алексей Романов:
Сейчас все это лежит в Облаке. Это из фантастических рассказов 1960-х годов – на кристаллах, микрочипах.
Анатолий Кочанов:
40 лет назад мы не думали, что в мире существует столько плохой музыки, и это благодаря Облаку. Есть перебор в материале?
Алексей Романов:
Я это чувствую уже давно. Когда музыка была чудом, 1960-1970, пластинки привозили музыканты и дипломаты, люди с хорошим вкусом, никто не вез хлама, хлам возник с появлением MTV, и то не сразу.
Марк Эпштейн:
Теперь вообще все легко, любой человек за очень маленькие деньги покупает гитару и играет все что хочет, выкладывает куда хочет, и этого безумное количество, плюс огромное количество радиостанций, которые гонят одну и ту же попсу, одну и ту же дрянь круглосуточно.
Алексей Романов:
У таксиста играло радио, и там говно-рок. Мне стало стыдно, я захотел перейти в шансон.
Марк Эпштейн:
Я был в Питере, сел в такси, он говорит: «Вам музыка не будет мешать? – Наверное, не будет». И он включил хороший джаз. А как-то был блюз: «Вам музыка не мешает? – Нет, прекрасная музыка. – Ну слава Богу, а то просят поставить шансон».
Алексей Романов:
Такие времена, что таксистами работают люди с двумя, тремя высшими образованиями.
Марк Эпштейн:
Пока мы ехали, он мене объяснил, что он физик-ядерщик, рассказал, как утилизовать оружейный плутоний, которого много накопили.
Алексей Романов:
Однажды у таксиста играла седьмая симфония Шостаковича, я заинтересовался, в чьем исполнении, потому что изложение меня потрясло, и он мне точно назвал оркестр и дирижера, вот так бывает.
Марк Эпштейн:
Я прочитал в интернете, что было предопределено, что Вы так или иначе будете заниматься музыкой, потому что со стороны родителей были сплошные либо артисты, либо музыканты. Вы себя кем-нибудь, кроме музыканта, представляли?
Алексей Романов:
Существует такая провокационная школьная методика – сочинение на тему «Кем я хочу стать». Школьники ужасно хитрые, им нужно написать как надо, то есть растят маленьких лицемеров, а мне еще в детском саду снилось, что я артист, что-то вроде оперетты, потому что был фрак и цилиндр.
Анатолий Кочанов:
Один раз Вы представили, как будете работать в НИИ, и как раз это ужаснуло и подтолкнуло к музыке.
Алексей Романов:
Это было похоже на прозрение, я сидел на 6 этаже Госхимпроекта, занимался бесполезной фигней, а Госхимпроект – это проектирование полуторакилометровых фасадов отравляющих окружающую среду предприятий. В соседней комнате была машинка, на которой я фиксировал свои карандашные поэтические этюды. И однажды январским ясным днем (я там сидел совершенно один, у меня был напарник, он делал халтуры, интерьеры, периодически там появлялся) осознал, что до пенсии не так уж много, мне было под 30, эти пролетели быстро, следующие 30 пролетят еще быстрее. Понятное дело, что я ничего больше не увижу, кроме этих чертежных принадлежностей и нудной бестолковой работы, и родился текст: «Радуюсь, еще осталось много впереди счастливых долгих лет». Я решил, что архитектор из меня не вышел, давай попробуем битловать. Было очень красивое освещение, и я благодарен этому первому архитектурному образованию, я все-таки в глазном мире больше живу, поэтому музыка для меня хобби.
Марк Эпштейн:
Уже который человек из музыкантов приходит к нам в гости, причем не самые последние ребята, тот же Маргулис, и я спрашивал: «Музыка – это хобби или профессия?» Он говорил: «Да какая профессия, я ж дилетант». Сюткин сразу заявил, что нечего меня пытать, я музыкальный дилетант, правда, с очень большой трудовой биографией.
Алексей Романов:
В этом есть зерно. Еще в мохнатые 1970-е годы в стране было огромное количество музыкальных училищ, и они выпускали очень хорошо подготовленных специалистов. Из этих выпускников я знаю двух-трех человек, которые сейчас на слуху и которые, поступив в училище, уже очень хорошо играли, и эта корочка нужна была для трудоустройства в большей степени.
Я тоже как-то попытался записаться учиться в областное эстрадное училище на гитариста, и перед консультацией с педагогом я присутствовал при его разговоре со студентом, там были джазовые дела: «Смотри, этот чувак сначала играет, потом записывает, это интуитивная стезя, вся навороченная теория сверху этого – это профанация и бульон из вареных яиц».
Марк Эпштейн:
Вы говорили, что блюз – это отмазка для не очень профессиональных гитаристов.
Алексей Романов:
Блюз – это ловкая формула, которая позволяет делать примитивные вещи многообразными. Это три аккорда, и это существует уже несколько десятилетий, все равно это разные песни. Фишка в исполнителе, в интерпретаторе, Мадди Уотерс, Хауилин Вульф перепеваются, переписывается текст по тысяче раз. Тоже прикол, когда ты исполняешь классический блюз, сочиненный Дюком Эллингтоном, надо вставить свой куплет, и это будет твоя песня.
Марк Эпштейн:
Проведу параллель с русскими частушками, их же все знают, они все одинаковые, 3-4 варианта похожих мелодий, но есть Нина Русланова и тысячи других, никому не известных, ведь когда она пела, народ начинал плакать. А что такого? Она пела те же самые песни, которые поют тысячи других.
Алексей Романов:
Я живьем слышал частушки, уличные вариации, интересно, сейчас это где-то живо? В Давыдково во дворе гулянка с баяном или на станции Снегири, прямо на платформе: «Подмосковные ребята к коммунизму движутся, целоваться не умеют, как телята лижутся».
Анатолий Кочанов:
А Вы играли частушки?
Алексей Романов:
Нет, но это жутко прикалывало. Был у приятеля сборничек русских народных попевочек, мы их на рок-контрольные гармонии клали, ритмовка более забойная.
Марк Эпштейн:
В молодости на танцах поиграли?
Алексей Романов:
Конечно.
Марк Эпштейн:
Не тянет иногда?
Алексей Романов:
Это надо осваивать репертуар, который любезен современной публике.
Марк Эпштейн:
Я тоже современная публика, она же разная.
Алексей Романов:
Мы однажды по безысходке нанялись с компанией друзей играть на танцах в Сокольниках в 1987 году, слава Богу, вовремя сгорела аппаратура, мы пытались играть хэви-метал, что-то свое сочинять, а эти требовали «Яблоки на снегу».
Анатолий Кочанов:
И это вас спасло.
Алексей Романов:
Ну, мы все равно не стали бы их играть. Лет 20 назад занесло нас в провинцию на корпоративную работу, перед нами или после нас играли ребята – только твист, только 1966 год. Публика начинает вертеть жопой автоматически, еще сидя на стуле. А диско или техно – я не знаю, кого это поднимет, надо специальные таблетки принимать.
Марк Эпштейн:
Я был в апреле на вашем с Маргулисом квартирнике, Маргулис-бэндом, отличные музыканты, и я был со своей 18-летней дочерью, и это не я ее тащил, а она просила. Треть времени я наблюдал за ней, это был великолепный концерт, очень понравился, а рядом сидит девочка 18 лет, рот открыт, глаза горят, вышли, я говорю: «Как? – Папа, это же класс, и эту музыку вы слушали? – Мы ее играли». И в зале были не только мои ровесники, а достаточно много народу помоложе. Поэтому смотря какой формат танцев собрать, а то могут начать вертеть всеми частями тела еще на входе в зал, и заводить не надо будет.
Анатолий Кочанов:
Говоря про Стиви Рэя, Алексей сказал – простота и индивидуальность.
Алексей Романов:
В его простоте все не так просто, у него первая струна то ли 0,16 дюйма, то ли 0,17, его гитарный техник чуть ли не раз в месяц лады менял. Бешеный напор, и это работает, это не понты. Мне, как гитаристу, хотелось бы ввести себе в подкорку – надо играть то медленно, то быстро, все время быстро играть никому не интересно, и вообще, лучше играть медленно, понятно, красиво и оригинально, тогда будет полный фарт.
Анатолий Кочанов:
В YouTube есть видеоуроки гитары Алексея Романова, где Вы разбираете свои песни, причем разбираете именно для исполнителей, для гитаристов.
Алексей Романов:
Мне этот формат, честно говоря, пока не дался. Все дело в том, что Игорь Казачков, который затеял, очень интересный человек, приятный парень и энтузиаст, ему это на самом деле нужно и интересно, показал мне материал, который сделал с Женей Маргулисом, я сделал некоторые замечания просто по картинке. Он говорит: «А давай, теперь ты попробуй. – Ну давай попробуем». Я на слабо ведусь на раз, это беда.
Марк Эпштейн:
Азартный, я имею в виду карты, кости?
Алексей Романов:
Нас пригласили в Якутске в казино, дали по фишке на рулетке поиграть, мне через полминуты стало скучно.
Марк Эпштейн:
Там адреналина нет.
Алексей Романов:
Никакого, другое дело на семинаре по научному коммунизму в очко на сигареты на задней парте играть, вот это адреналин, выгонят или не выгонят.
Марк Эпштейн:
А Вы тщеславный человек?
Алексей Романов:
Мне кажется, да, потому что я все-таки артист, внутри должно подталкивать, это не мешает быть веселым человеком, но это есть.
Марк Эпштейн:
На улице узнают?
Алексей Романов:
Бывает, жене очень нравится. Самое смешное было, когда на Ленинском ко мне подошел чернокожий парень, спросил: «Никольский?»
Анатолий Кочанов:
Вы как-то ходили вдвоем с Маргулисом, и его почему-то узнают больше, чем Вас.
Алексей Романов:
Это было очень давно, лет 25 назад, тогда еще был Женька Чернявый, и почему-то к нему в основном подходили грузины.
Марк Эпштейн:
Мы вдвоем с Маргулисом стояли около одного клуба, дымили, подходят две маленькие девочки лет по 19: «Он? – Ну конечно, он. Можно автограф?» Женя такой: «Конечно, можно. – Да не у Вас», – и суют мне. Вот тут Женька выпал в осадок: «Кого они в тебе узнали?»
Алексей Романов:
В 5 утра в Курске на вокзале, мы только что приехали, подходит уркаган к Жене: «Брат лихой, ты Шевчук?»
Марк Эпштейн:
Вы бываете за границей с гастролями, есть же большая русскоязычная община в Израиле, Америке, Канаде, Германии?
Алексей Романов:
Больших концертов за границей не было давно, уж не знаю почему, не мое дело, это к нашему директору вопросы. У меня было несколько интересных сольных поездок за последнее время – Израиль, Лондон, Швейцария. В Израиле иерусалимская группа подготовила мой репертуар, группа называется «Евразия», ребята из разных городов, очень талантливые, с интересным лидером, Толя Вульф сочиняет, варьете-шансон, но поскольку музыканты подготовленные, профессиональные, это, скорее, джаз-рок, амбициозный, с аранжировками. Бешеный кайф мы получили, потому что они еще два раза сыграли со мной в России, в Павловом Посаде и в Москве. Потом меня выдернул Андрей Харченко, был такой известный на Московском телевидении продюсер взглядовских времен, сейчас живет в Лондоне, и он меня выдернул в Лондон сыграть одному. Все достаточно ловко получилось, и мы за свой счет еще с супругой недельку там провели. Последний выезд был в Швейцарию, Facebook – великая вещь, мы познакомились с начальником отдела переводчиков ООН Володей Паршиковым, он страстный гитарист, меломан, со всеми дружит, и вытащил меня для русскоязычной Женевы поиграть концерт. Мне было бы интересно с «Воскресеньем» когда-нибудь рвануть, но пока диаспора не тянет. По здешним гастролями я вижу, что всякий раз принимающая сторона – это новые люди, то есть не удерживаются импресарио на местах, это не бизнес, видимо, а авантюра, всякий раз новые люди начинают строить картину заново.
Анатолий Кочанов:
Нет индустрии в отличие от Запада.
Алексей Романов:
Даже если она есть, им удобнее работать с бессловесными попугаями.
Марк Эпштейн:
Я чуть-чуть сунулся в эту историю, не профессионально, просто попросили, попытался узнать, что происходит в Израиле. И был очень интересный ответ: «Нам все равно, кого вы везете. Если вы обеспечите 100 процентов заполнение зала, то ради Бога». Разговор был о классической музыке, должен был быть музыкальный проект – пара оперных певцов, пара оперных певиц с хорошим аккомпанементом в довольно компактном варианте: «А нам все равно. Вы уверены, что будет полный зал? – Я не знаю. – Вот такая аренда и дальше развлекайтесь», – а аренда бешеная. Я спрашиваю: «И как вы существуете? – Да нам плевать, мы лучше с Comedy Club привезем, там будет 100-120 процентов. Comedy Club, Петросян забьют всех».
Алексей Романов:
Недавно «Машина времени» в Кесарии в амфитеатре, это площадка Питера Гэбриэля, Маккартни – по-моему, собрали, было предложение в сентябре для «Аракса» с моим участием, у нас 7 песен. Так совпало, что в это же время Земфира и Шевчук, и больше там нечего делать. Там 6 залов, где можно работать в Израиле, 7-9 городов можно прочесать, но если один раз прочешет Земфира, дальше там нечего делать еще полгода никому.
Анатолий Кочанов:
Вы как-то заметили, что сейчас поете песни, которые написал совсем другой человек.
Алексей Романов:
Надо иметь все-таки понятие о самом себе и периодически сдавать анализы, смотреться в зеркало.
Анатолий Кочанов:
Как Вы думаете, что сказал бы Вам тот человек, который написал эти песни, сейчас?
Алексей Романов:
Старый, я офигеваю.
Марк Эпштейн:
Все мы молодые так бы и сказали себе старым. Тогда в обратную сторону – есть что сказать себе 25-летнему?
Алексей Романов:
Занимайся, сволочь, учись играть на гитаре.
Анатолий Кочанов:
У Вас есть строчка: я только тень на горячем песке у ленивой реки. Вы ленивый человек?
Алексей Романов:
Разумеется, тщеславие и лень – два основных двигателя, которые тянут в разные стороны.
Марк Эпштейн:
У «Машины времени» было: спускаясь к великой реке, мы все оставляем следы на песке.
Алексей Романов:
У Андрюшки Макаревича очень много окон и дверей, у меня есть тени и дороги. Этим словесным развлечением можно заниматься специально.
Анатолий Кочанов:
После 30 лет Вы осознали классическую академическую музыку. Это вопрос возраста, внутренней работы?
Алексей Романов:
Это вопрос насыщения информацией, откуда все это происходит, откуда все это идет и что это значит, музыка, которая с годами нравится все больше и больше. Потом у меня откуда-то завелась флейта, джаз, значит нужно попробовать то же самое, а там полно Баха, и уже что-то на подкорку пишется, и начинаешь музыку барокко воспринимать, как связанный текст. Чудесные вещи бывают с радиоприемником на берегу Черного моря, когда наши средние волны не ловятся, на коротких все заглушено, а турецкая музыка играет с утра до ночи, и начинаешь ее понимать, что это определенная дисциплина, и там есть порядок и смысл, а не просто завывания.
Марк Эпштейн:
Большое спасибо, что пришли к нам в гости, это была программа на радио Медиаметрикс «Хобби+ты», в гостях был легендарный человек Алексей Дмитриевич Романов. Хоббитами были Анатолий и я, Марк, берегите себя, всего вам доброго.