Евгений Додолев:
Добрый день! В эфире Mediametrics, программа «Мимонот» с Евгением Додолевым. Сегодня в порядке исключения моим партнёром по эфиру будет не главный редактор, Олег Дружбинский, а мои студенты. Начнёт со мной Женя Ходос. В гостях у нас, как бы сказать, одним словом не получится.
Александр Градский:
Двумя.
Евгений Додолев:
Двумя тоже не получится.
Александр Градский:
Имя, фамилия.
Евгений Додолев:
Недостаточно. Это солнце нашей рок эстрады.
Александр Градский:
Какая чушь.
Евгений Додолев:
Я начну издалека. Когда Набоков читал лекции о русской литературе, он гасил свет в аудитории, потом просил включить одну лампочку, говорил это Чехов.
Александр Градский:
Когда открывал окна, говорил Толстой.
Евгений Додолев:
Да. Вот мы открываем окна, и у нас Лев Николаевич Толстой, он же Александр Борисович Градский.
Александр Градский:
Здравствуйте, Евгений Юрьевич.
Евгений Додолев:
Здравствуйте, Александр Борисович.
Александр Градский:
Здравствуйте, Женя.
Евгений Додолев:
Евгения, первый вопрос нашему гостю.
Евгения Ходос:
Хотела бы узнать у вас по поводу театра. Я на Фейсбуке видела, что это самый популярный вопрос от читателей, от слушателей. Что с театром?
Евгений Додолев:
Театр Градского.
Александр Градский:
Работает, Градский холл.
Евгения Ходос:
Градский Холл, да.
Александр Градский:
Работает.
Евгения Ходос:
А почему отменили концерты 24-го и 26-го?
Александр Градский:
А там визовые проблемы какие-то были.
Евгения Ходос:
То есть они не могут попасть на территорию.
Евгений Додолев:
То есть надо пояснить, что это прибалтийские коллективы.
Александр Градский:
Это прибалтийские два коллектива, очень хорошие, их не очень сильно, может быть, знают в Москве, и поначалу ажиотаж был небольшой, но мы надеялись, что всё-таки придут люди, послушают. Там действительно, очень хорошая программа была. Но есть такое понятие, организационные проблемы. Не то, что там кто-то что-то запрещал, нет, этого нет, просто опоздали.
Евгений Додолев:
То есть политического никакого компонента нет.
Александр Градский:
Да ну, еще не хватало. Нет, конечно. Я вообще не знаю, что такое.
Евгений Додолев:
Что такое политика.
Александр Градский:
Абсолютно. То есть я знаю, но не хочу знать.
Евгений Додолев:
Почему? Это только сейчас или так всегда было?
Александр Градский:
А ты не знаешь?
Евгений Додолев:
Я сделаю вид, что не знаю.
Александр Градский:
Нет, не был, не участвовал, не подписывал, не приходил, не уходил, не голосовал открыто. Скрыто голосовал каждый раз, как положено, в ящик кидаешь, ходил как бобик на выборы, аж с самого детства. Но мне просто казалось всегда, что, если развернуть этот ответ немножко пошире, что если у тебя со временем возникает какой-либо авторитет в твоей профессии, а уж в профессии музыканта этот авторитет может быть действительно вполне приличный, если ты хорошо работаешь. То примешивая себя и свою фамилию к какой-то программе политической и любой другой, ты таким образом оказываешь влияние на мнение, либо отрицательное, или положительное. Это некорректно, вот и всё. Я считал, что я не имею право использовать хотя бы какой-либо авторитет свой, неважно, какого размера на какую-то чужую идею. Это неправильно.
Евгений Додолев:
Хорошо, вернёмся к музыке. И о Фейсбуке, когда я объявил о нашей беседе...
Александр Градский:
Ты такие слова говоришь.
Евгений Додолев:
Один известной вам активист вашего фанклуба, Олег Петухов попросил меня спросить вот о чем. Многие не увидели, увидеть маэстро с рок группой.
Александр Градский:
Не увидели ещё пока.
Евгений Додолев:
Может быть, Градский предпримет когда-нибудь реконструкцию, хотя бы разок в Городском Холле, чтобы мы увидели рокера Градского.
Александр Градский:
Была такая идея совсем ещё недавно. Но случилось достаточно трагическое событие для нас, один барабанщик, который с нами играл всегда, он живёт в Америке, очень редко может приезжать.
Евгений Додолев:
Фамилия есть у него?
Александр Градский:
Фокина Юра.
Евгений Додолев:
Бывший барабанщик «Машины времени», в том числе.
Александр Градский:
Он у них подрабатывал, скажем так, вообще-то был барабанщиком нашей группы. Он подрабатывал, кстати, очень неплохо.
Евгений Додолев:
В вашей какой группе, не все знают.
Александр Градский:
В «Скоморохах». У Стаса Намина он играл тоже в группе «Цветы» и даже выпустил с ними несколько записей, очень здорово сыграл. Второй барабанщик, Володи Васильков, основной наш барабанщик, с которым было очень много записано произведений, он ушёл из жизни. И у меня была идея собрать самый первый состав. Первый состав, это был Саша Буйнов, Юра Шахназаров и Володи Полонский. Ну вот, буквально недавно, Володи Полонский тоже ушёл из жизни. Получается для того, чтобы собрать группу, у нас нет барабанщика. Получается, это невозможно, к сожалению.
Евгений Додолев:
А вы думаете о смерти?
Александр Градский:
Конечно, прямо сейчас. Смотрю на вас и думаю. Я же вычисляю, сколько вам осталось и сколько мне. По всем раскладам вам осталось больше. Естественно, я думаю.
Евгений Додолев:
Но Женя здесь вне конкуренции.
Александр Градский:
Ну, ты знаешь, идёшь себе по улице, неожиданно.
Евгения Ходос:
Я хотела бы вернуться к кумирам, к авторитетам, о которых вы говорили. Вы - легенда, пример для целого поколения, а лично для вас.
Евгений Додолев:
Поколений.
Евгения Ходос:
Поколений. Лично для вас, у вас был когда-нибудь пример для подражания, хотелось вам...
Александр Градский:
И не один. Для подражания нет, а вот для восхищения, да. И это не один человек, это очень много.
Евгения Ходос:
Кто они?
Евгений Додолев:
Их четверо, это Beatles.
Александр Градский:
По крайней мере, Beatles, да, но дело не только в Beatles. Есть у меня классическое образование, естественно, я не мог обойтись без восхищения людьми, которые в вокале, в оперном вокале, в камерном вокале достигли каких-то серьёзных высот. Это касается и инструментальной музыки, и композиторского творчества, это очень много имен. И каждый из них на меня, наверное, оказывал влияния, я подражать не подражал, просто я стремился в какой-то степени соответствовать профессии.
Евгений Додолев:
А вы с ними знакомы, с людьми, которых...
Александр Градский:
С Мусоргским?
Евгений Додолев:
Нет, с теми людьми, которые были. Я сейчас объясню, какой вопрос.
Александр Градский:
Я понял, один раз был, всего лишь один раз.
Евгений Додолев:
Это кто?
Александр Градский:
Один раз был знаком, это было очень близкое знакомство, Клавдия Ивановна Шульженко, которую я очень любил и люблю, она работала в моём концерте номером в городе Куйбышев. Мы с ней играли 3 дня по 3 сольных концерта моих в дворце спорта, и она работала у меня номером. Блестяще совершенно работала, она пела 3 песни, и мы с ней пообщались немножко. А так практически, с Ростроповичем я был знаком, встречался с ним, но никогда не сотрудничал, ничего не было. Из таких людей я был очень в хороших отношениях, не в товарищеских, скажем так, в человеческих со Шнитке. Из сегодняшних музыкантов я считаю, что совершенно выдающийся музыкант, Башмет, с которым мы дружим очень много лет. Вот, пожалуй, то, что я могу назвать.
Евгений Додолев:
Башмет, кстати, я с ним беседовал, он говорит, что Ванесса Мей, допустим.
Александр Градский:
Не очень хорошо играет на скрипке.
Евгений Додолев:
Да.
Александр Градский:
Он прав.
Евгений Додолев:
Он знает людей, которые лучше играет на скрипке, знает китаянок, у которых ноги стройнее, но что всё это вместе годно, как промотирование кроссовера классической музыки. А вот Мацуев, допустим, мне говорил, что это профанация, что это безобразие. Ваша точка зрения, вы совпадаете с Башметом здесь.
Александр Градский:
Моя точка зрения очень простая, если говорить о Ванессе Мей, она очень недурно играет на скрипке, она очень мило выглядит, и это проект, я так это называю. Есть слово «проект», и в проекте умение играть на скрипке, умение выглядеть хорошо и артистизм, это всего лишь одна из многих составляющих, несколько из многих составляющих. Вот сделали такой проект, и она поехала на гастроли, вот и всё. У нас есть куча примеров, когда человек не очень здорово играет, не очень здорово поёт, но, предположим, очень красивый, к женщинам чаще всего относится. Из неё делает проект какой-то продюсер. И постольку, поскольку в нашей стране музыкальная составляющая не всегда главная.
Евгений Додолев:
Только у нас разве, разве это не общая тенденция в шоу бизнесе?
Александр Градский:
Это только у нас, нет, в шоу бизнесе на западе, там все поют и играют хорошо. Так называемое болото, есть такой термин, средний уровень, высочайший средний уровень. Они имеют возможность из очень многих высокого среднего уровня музыкантов и певцов выбирать тех, которые на их взгляд или интересную музыку делают, или очень артистичны, или способны сделать карьеру. Например, насколько я помню, у меня таких подтверждений себе самому нет, я знаю, как происходил отбор, например, в девяностых годах в компании CBS. Я разговаривал с человеком, который этим занимался. Он сказал: мы делаем 10 проектов, из которых один должен быть успешным. Поэтому совершенно не важно, если девять провалятся. У нас где-то 1 к 10 соотношение. Мы запускаем эти проекты и смотрим, что дальше получается.
Евгения Ходос:
Это как с фотографиями, делаешь 10, а на одной красивая.
Александр Градский:
Это так, может быть.
Евгений Додолев:
Кстати, да.
Александр Градский:
Бывает, делаешь 200 и ни одной.
Евгения Ходос:
Тоже бывает.
Александр Градский:
Смотря кого снимаешь.
Евгения Ходос:
Да, согласна, или кто снимает.
Александр Градский:
Во всяком случае, то, что мы сегодня называем «проект», я так называю, «проект», у него очень много составляющих. Если у тебя много заинтересованных лиц в средствах массовой информации, знакомых, ты можешь создать проект на год, на полтора, на два. Дальше совершенно уже не важно, хорошо ты поёшь или хорошо сочиняешь, важно, что ты полтора года, у тебя два года, может быть, есть карьеры. Ты за это время успеваешь как-то себя проявить, может быть, даже заработать, а потом совершенно свободно на это смотрят, как на неудавшийся проект, если через два года он заканчивается, или на удавшийся, если каждый год человек выпускает новый альбом, всё это интересно. Поэтому как получается. Но у меня есть свои собственные оценки. Я когда-то давал их, сейчас уже не даю, насколько вот этого человека хватит, например. Но это обычно кухонный разговор, потом мы проверяем это, и во многих случаях совпадают моё мнение.
Евгений Додолев:
Но иногда вы ошибаетесь.
Александр Градский:
Иногда ошибаюсь, но очень редко, я даже не могу вспомнить, когда.
Евгений Додолев:
могу вспомнить, но не буду.
Александр Градский:
Скажи, почему нет.
Евгений Додолев:
Потому что в отсутствие третьих лиц, лучше это говорить в присутствии.
Александр Градский:
Видишь, какой ты стал.
Евгений Додолев:
Дипломатичный, да. Учусь у вас, Александр Борисович.
Александр Градский:
Для журналиста это странно, это я тебя научил?
Евгений Додолев:
Один из основных упрёков, кстати, в ваш адрес от ваших фанатов, что раньше вы были жестким таким в оценках.
Евгения Ходос:
Да, я это тоже слышала.
Евгений Додолев:
По-рокерски, а сейчас стали более дипломатичным. То есть уже реплик насчёт того, что это не вокал, а пердючий пар изо рта или пищание.
Александр Градский:
Не пердючий, а пердячий. Не неважно.
Евгений Додолев:
Пердячий, да, это ваша терминология, плохо в ней, музыкальной разбираюсь.
Александр Градский:
Я могу ответить на этот вопрос. Вопрос очень хороший, кстати и правильный. И он, кстати сказать, справедливый в мой адрес. Вот в чём тут дело. Я со временем, с возрастом, скажем так, стал более толерантно, если так можно сказать, относиться к ситуациям, когда человек кормит свою семью. Кормит своих детей, кормит свою жену, родителей, то есть зарабатывает для того, чтобы они могли жить. И вот я стал более снисходителен в этом отношении вот почему. Если человек больше ничего не умеет делать, как только вот так хреново петь, но за это ему платят, и он каким-то образом может содержать свою семью, своих детей, он, на мой взгляд, всё-таки делает благое дело хотя бы для себя, для своих близких. И уже нельзя его так ругать, потому что то, что я говорил до этого, когда ты что-то говоришь, к этому прислушиваются. И может так получиться, что я помешаю человеку выживать, назовем это так, хотя бы как-то. Это не очень корректно. И со временем я перестал называть фамилии. Я могу намёками говорить, многие, почти все понимают, что я имею в виду, но я перестал называть фамилии. Это где-то лет 15, даже больше, может быть. Перестал. Мне кажется, я правильно делаю, потому что всё-таки человек умеет только так. Вот он только так умеет и больше никак. Я конечно, могу сказать, что он поёт плохо, но не буду хамить.
Евгения Ходос:
О ваших творческих планах хотелось бы поговорить.
Александр Градский:
Всё на театре.
Евгения Ходос:
Только театр.
Александр Градский:
Всё на театре, да. Потому что я написал уже очень много всяких альбомов и музыки самой разной, я вдруг замечаю, что из-за того, что было и по моему желанию, и по стечению обстоятельств мало было того, что сейчас считается раскруткой, пиаром, очень много моих вещей остаются в узком кругу любителей, вот так. При этом этот узкий круг любителей достаточно широк для того, чтобы покупать компакт диски. И у меня покупают их, у одного из очень немногих в стране. Как это ни странно.
Евгения Ходос:
Да, о компакт дисках на форумах очень многие жалуются, что не могут найти ваши диски.
Александр Градский:
Могут-могут.
Евгения Ходос:
Особенно когда говорят о «Неформате», о вашем последнем альбоме.
Александр Градский:
Могут, могут очень легко, пускай они не ленятся, это очень легко. Набираешь: диск «Неформат», слово «купить», и выскакивает Озон, не надо. Просто ленятся иногда. Но, на самом деле, в связи с тем, что как вы наверняка знаете, компакт диск, как форма товара, он исчезает с рынка, потому что всё можно скачать в том или ином качестве, и зачем покупать, когда...
Евгения Ходос:
Всё так просто.
Александр Градский:
Можно просто скачать. Качество будет хуже. Когда-то у меня был такой разговор с моим приятелем, не буду называть фамилию, он хозяин большой крупной звукозаписывающей компании. Он меня поругивал и посмеивался, что я очень дорого издаю диски, оформление дорогое. Если средняя пластинка стоила до доллара, я имею в виду её оформление, её выпуск и так далее, то мои диски обходилось около трёх.
Евгения Ходос:
А почему, за счёт чего?
Александр Градский:
Потому что я очень качественно издавал, была качественная полиграфия, всё это было записано здорово и т.д. То есть диск, компакт диск превращался.
Евгения Ходос:
В произведение своего рода.
Александр Градский:
В какое-то, я не знаю, издание, скажем, приятное, которые можно взять вот так в руки, подарить не стыдно и т.д. Он меня поругивал, что я теряю на этом какие-то деньги и так далее. А в результате оказалось, что те люди, которые хотят эти мои диски приобрести, приобретают их очень часто как подарки. То есть они приобретают это, потому что это красиво выглядит, музыка, это следующий вопрос. Но, тем не менее они являются в какой-то степени аналогом, скажем, хорошо изданной книги. Можно издать книжку на какой-то плохой бумаге, а можно издать книжку очень красивую, в кожаном переплёте и так далее. И вот оказалось, что в результате всего этого, моей неправильной политики, за которую меня поругивал мой товарищ, компакт диски, да, нет никакого ажиотажа, никто их не сметает с полок.
Евгения Ходос:
Но я не согласна, что это неправильная политика, потому что, на мой взгляд, это самовыражение.
Александр Градский:
Я тоже не согласен, Женя, потому что в результате почти все пластинки, которые продавал мой друг, перестали покупать, а мои покупают.
Евгения Ходос:
Вот и результат.
Александр Градский:
Вот и весь ответ. Ну и потом, мне самому, зачем он мне издавать диск, который мне неприятно будет в руки взять.
Евгения Ходос:
И подарить.
Александр Градский:
И подарить, да. Мне кажется, что это правильно было сделано, хотя никто не мог себе представить, что такая форма продукта, как компакт диск, вдруг через какое-то время окажется никому ненужной. Скачал и всё.
Евгений Додолев:
Бывали случаи, что вам ваши друзья, коллеги дарили диски, а вы их даже не слушали? Потому что вы уже знаете, что там будет.
Александр Градский:
Нет, почему, если кто-то мне дарил диски, у меня не так много друзей, которые мне дарят диски, я их все слушаю.
Евгений Додолев:
А кто вам дарит диски из друзей?
Александр Градский:
Андрюша Макаревич дарит диски, потом, я не буду всех перечислять, это человек 10-12 примерно. Есть ребята, которые не являются моими знакомыми близкими, они мне иногда дают свои пластинки, я даже их слушаю, даже их, но не целиком, например. Потом мне присылают очень много записей на почту, и на почту мою, и на почту театра, молодые люди, которые пытаются себя найти как-то, даже иногда и люди в возрасте, которые думают, что, может быть, их произведение мне будут интересны или будут интересны солистам театра. У нас есть такая форма, скажем так, общения с начинающими композиторами или с людьми, которые просто по возрасту не смогли сделать карьеру, но они пишут, они хотят самовыразиться. Я прослушиваю буквально всё. Если это совсем плохо, я выключаю после минуты, если это что-то интересное, можно прослушать. Во всяком случае, самое интересное, что за всё это время случайным образом, но одна вещь попала в репертуар нашего театра. Всего лишь одна новая, никому неизвестная, но она попала в репертуар. И сейчас Варя Бирюкова, солистка театра, которая работала в моей команде на одном из сезонов «Голоса», она эту песню уже сделала и будет её пить. Так что не факт, пускай это из 500 песен одна, но всё-таки это что-то.
Евгения Ходос:
Бывает. После анонса сегодняшней программы очень многие меня попросили узнать по поводу проекта «Голос». Всё ли там по-настоящему, или всё-таки существует какой-то момент рекомендаций? Или всё же побеждают самые голосистые, самые талантливые?
Александр Градский:
Я бы не сказал, что побеждают самые голосистые и самые талантливые всегда, несмотря на то, что три моих конкурсанта выиграли. Вот что, на конечном этапе, как вы сами знаете, голосуют практически зрители. И именно зрители определяют, кто на сегодняшний день им более интересен. Это не значит, что он самый талантливый или самый голосистый. Он наиболее интересен. В мою задачу входило так, чтобы им был наиболее интересен тот, кто на мой взгляд хорошо поёт и самый талантливый. Но если что-то такое у меня не получилось, а получилось, например, у Гриши Лепса и у отца Фотия, как победителя последнего сезона, я отношусь к этому совершенно спокойно и нормально, постольку, поскольку выбирают люди, в конце концов. Полуфинал и финал голосуют люди.
Евгения Ходос:
Но от вас тоже очень много зависит.
Александр Градский:
Это насколько мы умело сработали. Значит, что-то было упущено или наоборот найдено.
Евгения Ходос:
Наоборот, правильно сделано. А были случаи, когда после уже программы вы приходили домой и понимали, я сделал не так.
Александр Градский:
Нет.
Евгения Ходос:
Не было такого.
Александр Градский:
Нет. Из того, что мне дается, всё делаю так.
Евгений Додолев:
А по жизни, не в проекте «Голос» были такие случаи, что вы что-то делали?
Александр Градский:
Было. Было, но очень давно. Последнее время, если я не уверен, выйдет или не выйдет, я просто не делаю ничего.
Евгений Додолев:
То есть это тоже изменение несколько характера.
Александр Градский:
Да. Не было такого раньше. Раньше море было по колено, но это, послушайте, это возрастные изменения, я же говорю об этом. Человек становится старше, мудрее, как ему кажется. Просто не совершает или старается не совершать глупостей явных. Потом, характер со временем успокоился, потому что, может быть, я стал больше любить людей.
Евгений Додолев:
Ух ты!
Александр Градский:
Да, может быть.
Евгений Додолев:
Градский перестал быть мизантропом.
Александр Градский:
Перестал давно, кстати. Потому что я, исходя из опыта своего, общения с разного рода музыкантами и вокалистами, видя иногда их манеру поведения и тексты, которые они выдают, это на меня действует очень сильно. Я вижу, как не надо делать и стараюсь так не делать.
Евгений Додолев:
Вы знаете, есть такое поверье, что если вы находитесь между двумя людьми с одинаковыми именами, можно загадать желание. У нас просто первая часть программы подходит к концу, вы между двумя Евгениями.
Александр Градский:
Я не между двумя Евгениями, я с левой стороны.
Евгений Додолев:
Он ушёл от ответа.
Александр Градский:
Желание могу задать, не вопросы. Будем считать, что я между вами, ну и что. Ты хочешь, чтобы я озвучил его?
Евгений Додолев:
Мы потом, в следующую встречу узнаем, сбудется оно или нет. У нас просто сейчас смена караула, потому что...
Александр Градский:
Сейчас я подумаю, что пожелать, хорошо, я пожелал.
Евгений Додолев:
Успел.
Александр Градский:
Причём это так просто.
Евгений Додолев:
Женю сменит Юлия, которая тоже является студенткой Московского института телевидения и радиовещания Останкино.
Александр Градский:
Это, как школав Останкино.
Евгения Ходос:
Университет.
Александр Градский:
Теперь это университет, раньше была просто школа телеведущих.
Евгений Додолев:
Это Юля сейчас объяснит. Я её помню, как Юлия Афонина, но она уже у нас.
Юлия Василенко: Василенко.
Евгений Додолев:
Василенко, да.
Александр Градский:
Со всеми вытекающими и заметными издалека.
Евгений Додолев:
Вы тогда ответьте на вопрос, который Александр Борисович задал, была ли ваша организация, в которой вы учитесь мастерству телевизионному, школой раньше.
Юлия Василенко: Да, конечно, она и была, и есть. Там есть и курсы высшей школы, называются МИТРО, бывшая школа.
Александр Градский:
Но это не высшее образование?
Юлия Василенко: Это не высшее, это как дополнение. Но есть ещё и институт, университет, там же и заочное, и очное, то есть мы сейчас огромная такая организация, учимся, стараемся, развиваемся. И мы частичка с Евгенией этой огромной индустрии, так скажем. Для начала хотела бы сказать, я очень рада познакомиться с вами, потому что я о вас наслышана от Лены Мининой, она ваша конкурсантка была.
Александр Градский:
Да она моя просто, ну, не ученица, младший товарищ, скажем так.
Юлия Василенко: Я человек творческий, я занималась балетом, поэтому я знаю её с ещё с «Березки».
Александр Градский:
Ну да, там она только пела, хотя она пританцовывает, и даже очень неплохо.
Юлия Василенко: Да потому что Мира Михайловна, она считает, что творческий человек...
Александр Градский:
Она двигается очень хорошо, недавно у нее был такой сольный камерный концерт в театре, на который пришло очень много людей, практически у нас был аншлаг, там, может быть, 5 или 7 билетов мы просто подарили. Она делала эту программу самостоятельно, Лена, я только в конце подключился, просто на главном прогоне посмотрел, сделал какие-то замечания, пожелания. Но, в принципе, она удивительный молодец, потому что я от неё какие-то вещи просто не ожидал, зная её очень много лет, зная, как она поёт, и что она умеет делать. Я не ожидал от неё таких, скажем так, номеров вокальных. Она показала несколько вокальных номеров, которые никогда бы я ей не давал. Она вдруг их взяла, сама сделала очень здорово, и сейчас у них будет с Мишей Озеровым концерт аргентинского танго, мы уже объявили его, мне просто самому интересно, что это такое.
Юлия Василенко: Аргентинское танго.
Александр Градский:
Да у нас «Астор-Клуб» коллектив и наш оркестр будет играть, им помогать. Посмотрим.
Юлия Василенко: Она отзывается о вас, как об очень прямолинейном человеке, но это и очень хорошо, как она говорит. Потому что не каждый человек скажет суть, а вы умеете это говорите.
Александр Градский:
Не совсем так. Мне просто некогда вилять, просто времени на это нет. Особенно это касается людей, с которыми я в близких отношениях, в товарищеских и в профессиональных.
Юлия Василенко: А помимо каких-то качеств именно музыкальных и таланта вы что видите, что хотите видеть в музыканте.
Александр Градский:
Вы имеете в виду человеческие качества?
Юлия Василенко: Да, человеческие качества. Это важно вообще в карьере?
Александр Градский:
Я думаю, что важно, прежде всего, есть такое слово ответственность, сказал, сделал. Это вообще мужское качество, я, прежде всего, это в мужчинах ценю. Но поскольку вокалисты и вокалистки, это не тот пропорциональный состав, как женщины и мужчины. По статистике на 10 девчонок 9 ребят, здесь примерно на 8 девочек 2 парня.
Евгений Додолев:
Почему так?
Александр Градский:
Не знаю. Не знаю, но вот это так, это все знают. Абсолютно знают все..
Евгений Додолев:
В журналистике тоже так.
Александр Градский:
Знают профессионалы.
Юлия Василенко: Везде такое, что же такое.
Александр Градский:
Так же, как в бухгалтериях работают в основном женщины и в плановых отделов, хотите вы этого или не хотите, но это так. У меня, например, в бухгалтерии ни одного парня нет, работают взрослые, очень симпатичные профессиональные женщины.
Евгений Додолев:
А с женщиной работать легче вам, в принципе?
Александр Градский:
Ты знаешь, да. И прежде всего, в работе с женщинами почти исключен такой момент, как неадекватное...
Юлия Василенко: Восприятие.
Александр Градский:
Поведение. Почти не пьют, скажем так.
Евгений Додолев:
В этом смысле.
Александр Градский:
Почти не пьют, за редким исключением, потому что пьющая женщина, её на работу вряд ли возьмут.
Юлия Василенко: Она и не придет.
Александр Градский:
Это видно. Это то, что я терпеть не могу в профессиональном отношении, когда человек так себя ведёт, не в состоянии соображать. Никому не запрещено из сотрудников театра выпивать, но чтобы я этого не видел.
Евгений Додолев:
А как же настоящие рокеры, они не должны пить прямо на сцене, падать там, разбивать гитары?
Александр Градский:
Это не ко мне. Значит я не настоящий рокер.
Евгений Додолев:
Я понял. Я помню, когда Александр Борисович Градский рвал струны.
Александр Градский:
Не рвал я струны никогда, как играть следующую вещь? Это какой-то бред собачий.
Юлия Василенко: Может случайно.
Александр Градский:
Я играл за спиной, играл зубами, это было, но это не более, чем трюк.
Евгений Додолев:
Зубами просто виртуозно играли.
Александр Градский:
Женя, я был трезвый абсолютно. Поскольку следующее произведение требовало уже другого отношения. Нет, я не терплю ни наркотиков, ни алкоголя на сцене, я считаю, что это просто вредит профессии.
Юлия Василенко: Да, просто некоторые музыканты.
Александр Градский:
Некоторым это надо,
Юлия Василенко: Считают, что это их стимул, какой-то энергетик тот же самый. Кто-то не может творить без этого.
Александр Градский:
Вы знаете, я потом начинаю это слушать.
Юлия Василенко: Что это.
Александр Градский:
Что это такое. Может быть, там энергетика во время концерта была или в записи между исполнителем и зрителями, но потом это превращается в звукозапись. И разница видна.
Евгений Додолев:
А как же Sgt. Pepper's, альбом битловский самый.
Александр Градский:
И что ты думаешь, они в нетрезвом виде писали?
Евгений Додолев:
В своих мемуарах утверждают, что да. Lucy in the Sky with Diamonds, это вообще ЛСД, аббревиатура.
Александр Градский:
Это не совсем так, но предположим, ну и что, записывали они в трезвом виде.
Евгений Додолев:
Может быть, это зависит от того, кто.
Александр Градский:
Ну невозможно сыграть в нетрезвом виде чисто, перестань, Женя, это исключено. Тем более, когда у тебя Джордж Мартин сидит за пультом, недавно тоже ушёл из жизни.
Евгений Додолев:
Покойный, неделю назад.
Александр Градский:
Это просто не прокатывает, это можно сколько угодно выпендриваться, рассказывать, мы тут напились пива и стали записывать, пусть не рассказывают. Пускай попробуют в студии и Abbey Road выпить коньяку и потом петь, даже если ты и Маккартни. Просто у тебя не получится. Просто не выйдет, поэтому можно врать сколько хочешь. Студийные работы тем более. На концерте возможно, концерт, всё-таки хэппенинг, шоу, там можно себе позволить всё, что угодно, кому угодно, только не мне.
Юлия Василенко: Знаете, я смотрю на вас, и у меня складывается впечатление, что вы очень прямолинейный человек, это действительно так.
Александр Градский:
Я просто очень чётко формулирую.
Юлия Василенко: Это потрясающе, правда. Вы знаете, вы не отвиливаете от вопросов, это правда, спасибо вам огромное.
Александр Градский:
Это уже игра.
Юлия Василенко: Да?
Александр Градский:
Конечно, мы же играем.
Юлия Василенко: Но хотелось бы всё-таки узнать у такого человека, как вы есть комплексы всё-таки, какие-то свои?
Александр Градский:
Я думаю, что может быть и есть. Я когда-то говорил, отвечая на такой вопрос, что до определённого времени у меня было комплекс неоценённости. Я считаю, что я очень про себя придумал хорошо.
Евгений Додолев:
До «Голоса» или до какого времени?
Юлия Василенко: Это в какой период?
Александр Градский:
Не до «Голоса», но где-то лет до 45 примерно, до 47. Когда я понял, что неоценённость не должна быть комплексом постольку, поскольку мне пришла в голову простая совершенно мысль. Почему меня должны любить миллионы, с чего это вдруг? Главное, может быть, сделать что-то, и в музыке, и поэзии, неважно, назовём это творчеством, что на твой взгляд могло быть необходимо какому-то числу людей после того, как ты уходишь из жизни. Вот ты уходишь из жизни, как Велимир Хлебников, совершенно гениальный поэт, но его практически никто из общей массы людей не знает. Знает 50.000 человек, а 10.000 человек считают великим гением, в том числе и я. Но есть хороший способ передачи этой информации своим детям, своим знакомым, своим ученикам. И так получается, человека давным-давно на свете нет.
Юлия Василенко: А о нём думают.
Александр Градский:
А о нём 50 тысяч, 100 тысяч человек помнят, и он является великим поэтом, например. Когда ты начинаешь себе говорить: подожди, ты вот здесь сделал что-то такое, здесь ты что-то так спел, ты можешь отстраниться от себя самого и сказать о себе в третьем лице? У меня даже такая формулировка появилась лет 25 тому назад. Мы работаем очень долгое время с одним и тем же, я работаю с одним и тем же звукорежиссёром.
Евгений Додолев:
Называть его можете?
Александр Градский:
Витя Глазков, конечно. Совершенно замечательный звукорежиссёр, при этом он музыкант, и он поёт и сочиняет, это не так всё просто. Исключительно профессиональный человек. Около 40 лет мы вместе работаем примерно, может быть меньше.
Юлия Василенко: То есть человек проверенный.
Александр Градский:
Его не надо проверять, он сам кого хочешь проверит.
Юлия Василенко: С вашей стороны в смысле.
Александр Градский:
Но он привык к тому, что я, предположим, записываю свою партию, я прихожу в студию, он там сидит, он меня записал, он мне подсказывает во время записи что-то, или я ему подсказываю, или я прошу его сделать что-то, неважно. После этого я прихожу, он заводит вот этот самый трек, и мы начинаем говорить на таком языке: слушай, говорю ему я, он, по-моему, тут спел не так, давай я пойду перепою. То есть текст такой: он спел, то есть я. Он спел не так, давай я пойду, перепою. И он уже привык к этой формулировке, это очень удобная формулировка, поскольку саунд продюсера у меня нет и не было. Мне приходится выходить из образа певца и становиться саунд продюсером, когда я слушаю себя. В том случае, если я записываю кого-то другого, например, своих конкурсантов на «Голосе» или теперь они уже певцы, солисты театра Градский Холл. Я могу их назвать, это довольно-таки здорово, потому что их 10, теперь уже 11 человек. Это все ребята, которые со мной на «Голосе» работали, некоторые из них побеждали. И все три победителя трёх сезонов, и Воробьёва Саша, и Серёжа Волчков, и Дина Гарипова, они солисты театра Градский Холл. И полуфиналисты тоже: Елена Романова, Елена Минина, Миша Озеров, Алла Рид и теперь Эмиль Кадыров присоединился, и Поля Конкина замечательная совершенно, которая две недели назад родила девочку Аришу.
Юлия Василенко: Поздравление ей.
Александр Градский:
Да, на 9-м месяце она пела в концертах наших одну вещь, она просто героиня. Они все являются солистами театра, и в октябре, ноябре у нас будет нечто вроде такого концертного тура внутри театра. Это будет осенний марафон называться, там будут совершенно разные 9-10 программ сольных, мы будем об этом говорить, будем естественно приглашать зрителей в зал. И мне кажется, что это будет очень здорово, и они все на очень высоком уровне работают. Так вот, когда я записываю их, естественно, я включаю административный ресурс, прошу сделать так, сяк. Но в силу того, что, как мне кажется, у них ко мне есть большая степень доверия, они меня слушаются, но потом я обязательно зову их в студию, показываю тот дубль, который им сначала удалось сделать и тот дубль, который потом. И если они говорят, что да, действительно стало лучше, тогда мы оставляем естественно дубль, который вы сделали вместе. Так что это так называемая работа саунд продюсера, которой у нас вообще-то практически никто не занимается. Очень мало людей, которые занимаются именно саунд продюсированием в высоком смысле этого слова. Потому что саунд продюсирование в высоком смысле этого слова, это не только ты чисто спел, не чисто спел. Это ещё и манера, это подача и так далее. В сложной музыке уровень саунд продюсера должен быть чрезвычайно профессионально высок. В простой музыке, где один и тот же запев или припев повторяется по 26 раз, его даже можно скопировать просто, перевести в эти 20 повторений одинаково.
Юлия Василенко: Конец и начало.
Александр Градский:
Это вне моей компетенции, я туда даже не суюсь.
Евгений Додолев:
Александр Борисович, про вас...
Александр Градский:
Зови меня Саша, прекрати.
Евгений Додолев:
Это не нравится зрителям, фамильярность. Лучше Александр Борисович. Про вас известно, что вы виртуозно владеете ненормативной лексикой.
Александр Градский:
Владею, тебе хочется сейчас услышать это?
Евгений Додолев:
Я слышал буквально за 5 минут до начала эфира, так же, как и Юля, как Евгения. Я просто хочу узнать, вы когда работаете с молодёжью, вы употребляете, с перечисленными в театре, вы употребляете это?
Александр Градский:
Бывает, мне это не очень нравится, но бывает.
Евгений Додолев:
То есть это вырывается.
Александр Градский:
Нет, просто у меня папа, мой папа рассказывал мне очень смешную историю про то, папа работал в министерстве химического и нефтяного машиностроения, по-моему, ты эту историю знаешь. Но мы ее можем обязательно рассказать, может быть, зрителем это будет интересно. И Юле тоже. Мой папа работал в министерстве химического машиностроения очень много лет, и был начальником технического управления. И на планёрках между министерских был такой министр, Брехов, который очень часто вёл эти планёрки, а иногда вел эти планёрки Виктор Степанович Черномырдин. И там сидели очень большие начальники из разных министерских образований, и папа присутствовал на этих планёрках регулярно, раз в 2 недели. Виктор Степанович Черномырдин говорил практически пополам. Практически пополам. И когда уже он стал премьер-министром и всё такое, и все стали как-то посмеиваться над тем, что у него странная русская речь, и когда мы с папой это обсуждали, папа сказал: слушай, он стал премьер-министром, он вынужден был связки эти из своего лексикона убирать. Почему у него падежи не совпадали и т.д. А так он привык к тому, что у него есть и некие связки между обычной речью, а тут, поскольку сказали, ты премьер министр, тем более телевидение, поэтому ты не можешь это говорить, значит у тебя несовпадения. Это очень смешно и весело, и Виктор Степанович был совершенно замечательный человек, я с ним общался несколько раз. Ну, вот так. Мне связки эти, в общем-то, особо не нужны, как вы сейчас заметили, я же сейчас ничего не говорю.
Юлия Василенко: Просто два разных человека.
Александр Градский:
Из этого, скажем, обиходного моего языка. Но у меня есть совершенно чёткое мнение, и потом я знаю историю происхождения многих грубых слов. Вы знаете, всем этим ребятам, которые там занимаются русским языком, хотелось бы напомнить судьбу великих наших языкознаев, сначала Иосифа Виссарионовича Сталина, потом Хрущева Никиту Сергеевича, который собирался запретить писать слово «столовая» через «о», поскольку мы говорим [сталовая], так и надо писать через «а». В Белоруссии, кстати, это как ты слышишь, так ты и пишешь. В России не так. Но судьба у этих нововведений была печальной. Русский язык остался русским языком. Те, кто хочет из русского языка убрать такую великую составляющую, как мат, допускает просто одну ошибку, мат останется, а их не будет. Это ошибка очень серьёзная. Другое дело, когда ты не просто используешь мат, а когда ты ругаешь кого-то. То есть слово ругательное, когда ты обзываешь кого-то, вот это неприемлемо. Постольку, поскольку есть простой пример, если ты в былые времена, когда были ещё дуэли и т.д., скажешь человеку: простите, господин, но ваше поведение совершенно недостойно. Ты можешь получить вызов на дуэль. Хотя слова, в общем-то, плохого нет, и всё как-то достаточно прилично. Или: сударь, вы нечисты на руку. Во время карточные игры. Мог получить сразу в глаз или просто на дуэль тоже вызвали. Понимаете, то есть оскорбление человека, оскорбительное слово, ты можешь сказать: ну ты сволочь. Вроде бы это ниоткуда не выглядит как грубость или как мат, тем не менее, это оскорбление. Вот оскорбление, как это: он назвал меня собакой, ничего плохого в этом слове не вижу. Это из старых цитат. Я думаю, что я ответил.
Юлия Василенко: А по поводу как раз детства хотела у вас поинтересоваться.
Александр Градский:
Это так давно, забыл.
Юлия Василенко: Просто затронули папу, давайте затронем ещё кого-то из вашей семьи. Кто был вашей музой?
Александр Градский:
Мама вообще-то. Хотя она рано ушла из жизни, но она была даже не музой, она была, как это, барометр, не знаю, человек, который в своей жизни, своей профессиональной состоятельности, это я даже заметил, она ушла, когда мне было 14 лет, но я успел все это заметить. Мой отец говорил, он очень мягкий человек, очень был мягкий человек, он говорил: у тебя такой же характер, как у Тамары.
Евгений Додолев:
Странно, при этом известные красивые женщины, которые любили вас, и вы их любили, и ни одна из них по внешнему типажу не совпадает с матерью, и вообще они очень все разные.
Александр Градский:
Да.
Евгений Додолев:
То есть у вас нет женского типажа.
Александр Градский:
Нет, у меня есть женский типаж, например, моя дочь, Маша, которая похожа на маму мою очень сильно.
Евгений Додолев:
Кстати, да, Мария Александровна похожа.
Александр Градский:
Но дело всё в том, что как это нет женского типажа, мне все говорят, что все мы жёны так или иначе А. красивы, Б. стройны, В. в общем-то примерно один и тот же типаж.
Евгений Додолев:
Нет, брюнетки, блондинки.
Александр Градский:
Это ерунда, покрасила и всё. Но они в основном все, вот Маринка пока, последняя моя любимая женщина, с которой мы уже много лет, но она реальная блондинка, настоящая, а не как кто-то поёт где-то. Ну, так получилось случайно. Но во всяком случае, в моём понимании женщина, это что-то в этом роде. Наверное, так.
Евгений Додолев:
Вы говорили о недооцененности.
Александр Градский:
Неоценённости.
Евгений Додолев:
Неоценённости, а я сейчас про недооцененность хочу поговорить. Некоторые наши общие знакомые считают, что вы очень недооценены, как поэт. То есть все знают Градского музыканта, Градского продюсера.
Александр Градский:
Но у меня же книжки издаются сейчас.
Евгений Додолев:
Да, но про Градского поэта не пишут.
Александр Градский:
А я недавно стал писать почти хорошо. Я думаю, что раньше поэтическая моя составляющая в песне, это было скорее литературная необходимость. Я не хотел никого просить, чтобы мне писали текст, потому что понимал, что мне никто не напишет текст, этого не будет. Последнее время, Женя, последнее время, это важно, я стал к себе, как к поэту относиться лучше. Просто стал, наверное, лучше писать. Посему я позволил себе в книжках даже какие-то стихи свои печатать, которые не будут песнями, а просто стихотворения. Но они довольно-таки неплохо сделаны, скажем так. Я не сказал бы, что я поэт, знаешь, почему, потому что всё-таки в моём понимании, я, например, не могу не писать музыку, хотя я это делаю сейчас редко. Я не могу не петь, потому что даже если я делаю это реже, чем раньше, всё равно я не могу не петь. Вот не писать стихи я могу. Это совершенно спокойно делается.
Евгений Додолев:
Я хочу подвести итог, что действительно, мы стали свидетелем определённой метаморфозы. Потому что раньше, когда я озвучивал в отношении Александра Борисовича, что он гений, он в общем, никогда не возражал. Здесь он впервые про своё творчество сказал, что он почти.
Александр Градский:
А ты ещё раз скажи, я опять не буду возражать. Я единственное, что только скажу: ты сумасшедший. И больше ничего.
Евгений Додолев:
Время покажет. Спасибо, Александр Борисович, Евгения, Юлия, спасибо.
Александр Градский:
Спасибо Юле, спасибо Евгении и Евгению.
Евгений Додолев:
Послушаем музыку теперь и сами убедимся, гений или нет.