{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Марк Рудинштейн Продюсер 09 марта 2016г.
В гостях Марк Рудинштейн
Как зарождался рок в СССР?

Олег Дружбинский

– Привет, друзья. С вами «МедиаМетрикс» и программа «Мимонот», которую сегодня ведут Евгений Додолев и Олег Дружбинский. Добрый вам всем солнечный день. И у нас сегодня в гостях знаменитейший продюсер рок-фестивалей, «Кинотавров» и массы других замечательных мероприятий Марк Григорьевич Рудинштейн.

Марк Рудинштейн

– Здравствуйте.

Олег Дружбинский

– Здравствуйте, Марк Григорьевич.

Евгений Додолев

– Приветствую. Продюсер с большой буквы.

Олег Дружбинский

– Продюсер с большой буквы. Я сегодня вас встречал, и я знал, что Марк Григорьевич – это не совсем ваше отчество. Потому что, как вы выражаетесь, в некоторых сетях интернета упоминается, что вы Израилевич. И я думал, как к вам лучше подойти. Как к вам лучше подходить, кстати?

Марк Рудинштейн

– Как подходить? Израилевич – это несчастье мое, потому что я, вообще, должен быть Марк Константинович.

Евгений Додолев

– Нет, там какое-то другое имя, что-то я в интернете читал.

Марк Рудинштейн

– Марк Константинович, но просто Костя по-еврейски – Касрыль.

Евгений Додолев

– То есть ты Марк Касрылиевич.

Марк Рудинштейн

– И я должен быть по документам Марк Касрылиевич. Но папа в 1949 году, когда Сталин признал государство Израиль, он от счастья и как истинный коммунист, поменял паспорт и стал Израилевич вместо Касрылиевич.

Евгений Додолев

– Вот так?

Марк Рудинштейн

– Так вот. И я стал Марк Израилевич. И когда в 1967 году я пришел в армию, и Израиль напал на Суэцкий канал, то надо мной, естественно, не могли не оторваться старики в армии. Меня так начали прессовать, что я с испугу начал говорить, что я Марк Григорьевич – по дедушке. И так все привыкли: Марк Григорьевич, Марк Григорьевич. Но когда я иду в какое-нибудь правительственное учреждение, документы на проход подают на Марка Григорьевича, но потом выясняется, что я Марк Израилевич, и меня не пускают. Меня не пускают в это правительство.

Евгений Додолев

– Вот он, разгул антисемитизма.

Марк Рудинштейн

– Вот такая история милая.

Евгений Додолев

– Вообще, приходилось сталкиваться с антисемитизмом?

Марк Рудинштейн

– Да, конечно. Безусловно.

Евгений Додолев

– Даже в Одессе?

Марк Рудинштейн

– Я вам должен сказать, что меня до пятого класса в Одессе били за то, что я еврей.

Евгений Додолев

– Так в Одессе евреи.

Марк Рудинштейн

– Вы знаете, я учился в школе, в которой был один еврей – директор школы.

Евгений Додолев

– Не может быть. В Одессе?

Марк Рудинштейн

– Я как сегодня запомнил. Один еврей на всю школу – директор. И он не мог меня защитить до пятого класса, пока к нам не пришел один второгодник – Ройтенбург. И он говорит: «Что ты их боишься? Давай организовывать свою банду».

Евгений Додолев

– И он стал вас крышевать?

Марк Рудинштейн

– Да, он стал меня крышевать. Он был гимнастом, между прочим, накачанным очень. Он начал меня крышевать, и мы организовали свою банду, которая кончилась детской колонией.

Евгений Додолев

– А я не знал, что в вашей биографии есть еще детская колония.

Марк Рудинштейн

– Да, есть детская колония, два месяца. Была слободская банда, молдаванская, центральная – центр, городская. И мы все встречались на Приморском бульваре, решали проблемы: девочки, не девочки. Это было на уровне пятнадцати лет, поэтому проблема была – с той девочкой пошел или не с той девочкой пошел. И однажды мы сцепились в Лунном (Пионерском) парке, потому что по вечерам он был Лунный, а с утра он был Пионерским парком. Встретились там, вынули ножи. Нас повязали. В общем-то, всех отпросили. А мой папа, ярый коммунист, сказал: «Виноват – сиди». Мне дали приличный год. А он все-таки был директором магазина «Военная книга» в Одессе. В общем-то, пользовался каким-то авторитетом. Он пришел ко мне, и я ему сказал: «Если ты меня отсюда не заберешь, я стану настоящим бандитом».

Евгений Додолев

– Логично.

Марк Рудинштейн

– И он меня забрал через два месяца. Я заработал там 48 рублей. Надо сказать, что 48 рублей (после реформы хрущевской вместо четырех тысяч, отрезали нули), это были приличные деньги.

Олег Дружбинский

– А на чем же заработали?

Марк Рудинштейн

– Работал там: что-то вязали или клепали. И эти деньги случайно оказались у меня в кармане, когда меня освобождали. И эти деньги оказались у меня в кармане. Он гордо шел впереди, мой отец, считая, что он меня облагодетельствовал. И когда мы подошли к трамваю, он, не оглядываясь, сел в трамвай и уехал домой, а я не сел в трамвай, сел в автобус и уехал в город Николаев. Можно рассказывать, почему в Николаев. Там дядя друга работал начальником шестнадцатого цеха, который строил авиаматку – крейсер «Москва», который и сегодня ходит. И я строил крейсер «Москва». Я стоял рядом с министром флота Горшковым, когда разбивалась бутылка об этот крейсер. Я уехал в Николаев, и больше никогда не вернулся домой уже.

Олег Дружбинский

– Вот такой был поворот.

Марк Рудинштейн

– Вот такой поворот.

Олег Дружбинский

– То есть этот стальной характер и хватка, и, соответственно, умение организовать поступление денежных потоков у вас появились в пятнадцать лет.

Марк Рудинштейн

– Нет. Вы знаете, что я не умел организовывать. Я делал довольно шикарные вещи, с продюсерской точки зрения, но я не умел особенно деньги привлекать. Как вам объяснить? Это можно назвать щипачеством. В каком смысле? Я «Кинотавры» сделал на бандитские деньги. Я ведь приходил к ним и говорил: «Что, вам жалко оторвать миллиончик, чтобы ваши дети поездили на фестиваль «Кинотавр»». Надо учесть, это начало девяностых, когда все деньги были у них. Других денег вообще в стране не было. «Автомобильный банк». Разруха была. «Автомобильный банк» был в основном для отмыва денег. И они давали миллиончик для того, чтобы самим посидеть…

Евгений Додолев

– Что меня потрясает в Рудинштейне, что он очень откровенен. Мы все знаем, кто пытался делать бизнес в девяностых в медийке, в кино, что деньги были только бандитские, но все почему-то об этом предпочитают умалчивать. Откровенность Рудинштейна, она его и подводила много раз.

Марк Рудинштейн

– Наверное, она меня подводила. Но я не могу сказать, что она меня подводила. Например, недавно встретился с подольскими товарищами, но теперь на другой теме. Они финансируют теннис, а мной внук играет в теннис. И их игрок встречался в финале с моим внуком. Он проиграл. Я сказал: «Почему бы вам не профинансировать?». Тоже подольский товарищ, тоже начинал в Подольске играть.

Евгений Додолев

– А Подольский рок-фестиваль знаменитый, самый первый такой, это тоже на бандитские деньги? Это же был Советский Союз еще, это комсомольские деньги были.

Марк Рудинштейн

– Это вообще не комсомольские деньги и не бандитские деньги. Это чистые деньги.

Евгений Додолев

– Мы. Когда вы говорите мы…

Марк Рудинштейн

– Мы – это я и еще один парень, который знал всё, что связано с рок-группами. Он собирал рок-группы. Петя его звали. А я организовывал профессиональную часть – это билеты, продажа. И здесь ни копейки ни государства, никого не было. Мы продали четыре, можно сказать, стадиона, не четыре, шесть-восемь концертов – зал на четыре с половиной тысячи мест. И когда мы всё это объявили, и приехали в Царицыно продавать билеты первый день, мы не могли продать билеты, потому что наш автобус сдавили так (все приехали получать эти билеты), что я вынужден был отдать паспорт, часы и обещать им: «Я приеду завтра на это же место. Только умоляю вас, организуйте продажу билетов». В смысле, чтобы можно было продать билеты. И мы приехали на следующий день, и они организовали очередь. И мы продали все шесть концертов, в то время за немалые деньги – за три рубля.

Евгений Додолев

– Я правильно понимаю, это 1987 год был?

Марк Рудинштейн

– Да, это 1987 год был.

Евгений Додолев

– Три рубля. Тогда стипендия была сорок рублей.

Марк Рудинштейн

– Это был 1986 год.

Евгений Додолев

– В «Московском комсомольце» 65 рублей зарплата была.

Марк Рудинштейн

– Кстати, «Московский комсомолец» в лице Паши Гусева вначале поддержал наше мероприятие, но за три дня вдруг до них дошло (до горкомов комсомола, обкомов): «Как это можно, кто это организовался?». А «Комсомолец» уже напечатал заметку, что будет такой фестиваль. Это ж начало свободы было, но не совсем. И, конечно, Паша струсил – быстро сообщениев «Комсомолке», что никакого фестиваля не будет. И началось. Они отменили всё. Но билеты были проданы полностью. И я им объяснял, что вы не сможете справиться с этой толпой, что легче провести фестиваль, чем его отменить. И тогда им ничего не пришлось, как вызвать Дзержинскую дивизию. Но всё равно, все разнесли. И электрички. Но нам удалось сдержать самим. Дзержинская дивизия стояла только вокруг.

Евгений Додолев

– Хорошо, опять же, когда вы говорите «нам самим», это вам и мальчику Пете? Кому?

Марк Рудинштейн

– Да, нам и мальчику Пете. Помощники мои по «Зеленому театру». В Подольске «Зеленый театр»…

Олег Дружбинский

– «Зеленая эстрада», по-моему.

Марк Рудинштейн

– Да, «Зеленая эстрада». Она по сей день стоит. И своими силами нам пришлось отбиваться от этих идиотов-журналистов, извините.

Евгений Додолев

– Вот за это спасибо.

Марк Рудинштейн

– Дело в том, что я им объяснял: «Мы же для вас это сделали. Дайте провести, не обостряйте обстановку». Это же начало всех криков. Выкрикивали, выскакивали на сцену, провокационные крики. Короче, они нам доставили столько хлопот.

Олег Дружбинский

– Это журналисты?

Марк Рудинштейн

– Журналисты.

Евгений Додолев

– Я вставлю свои пять копеек. Андрей Васильев, культовый журналист, главный редактор «Коммерсанта» и прочее, я не знаю, работал ли он тогда в «МК». Я помню, что мы за кулисами, и на второй день он мне сказал: «Нет, так не годится. Второй день нет никакого скандала. Надо что-то делать».

Марк Рудинштейн

– Я их умолял. И с этими рокерами тоже была головная боль. Тот интерес, который у меня был, это было знакомство с роком. Причем оно было очень сильным, я хотел познакомиться.

Олег Дружбинский

– Марк Григорьевич, вы ведь и до 1987 года занимались продюсерством. Была группа «Здравствуй, песня».

Марк Рудинштейн

– Нет. Всё началось не так. В 1979 году я пришел в Росконцерт и взял группу болгарской певицы Стоянки Николовой. Она была из болгарской армии. Где-то в армейской самодеятельности она спела «Белеет ли в поле пороша», и очень понравилась Фурцевой. А так самодеятельность самая настоящая и была. Сорок два года. Она косила под Лайзу Миннелли или под Лили Иванову. Да, она хотела петь.

Олег Дружбинский

– Тоже смешно.

Марк Рудинштейн

– Да, тоже смешно. И я взял эту группу. Я ее умолял все время не танцевать во время своих песен, потому что было смешно. Она же толстушка. А она всё равно танцевала. В результате кончилось тем, что ее уронил танцор, и она на сцене Запорожской филармонии на всю сцену сказала: «Бл…дь».

Евгений Додолев

– Мы в прямом эфире, Марк Григорьевич.

Марк Рудинштейн

– «Ты что, не можешь удержать меня?». Это услышали все сотрудники филармонии. Нас сняли. И ее сняли навсегда с концертной деятельности. И тогда я перешел директором эстрадных программ. Это было даже не продюсерство, потому что мне давали готовые программы – «Машина времени». Но это не значит, что в чистом виде. «Машина времени» имела право только на одно отделение. Надо было собирать программу. Надо было к Винокуру, к Лещенко, к Лайме Вайкуле – я занимался этим. А «Здравствуй, песня» была как раз в тот период, когда началось уголовное дело. И, кстати, руководитель «Здравствуй, песни» Хаславский Аркаша уже сидел в тюрьме. Его посадили в тюрьму за дипломы, которые он купил своим оркестрантам, и его увезли на этап. И в это время я был недолго. Но это не продюсерство, это администраторство. Потому что продюсерства не было как такового. Продюсерством можно назвать организацию рок-фестиваля, потому что все деньги, которые мы заработали, ушли на зарплаты артистам, на организацию концертов, покупку аппаратуры и на зарплату тем, кто всё это организовывал. Кстати, это были немаленькие деньги.

Олег Дружбинский

– Вообще, в то время наверняка можно было заработать неплохо, потому что организация так называемых левых концертов всё равно существовала, правильно?

Марк Рудинштейн

– Я могу рассказать отдельно об этом.

Олег Дружбинский

– Да, у вас богатая такая биография. И как начинали эти музыканты? Поскольку у нас программа хоть и «Мимонот», но всё-таки о музыке. Как они начинали? Сколько они зарабатывали? Как вся эта история развивалась?

Марк Рудинштейн

– Могу сказать, они зарабатывали не так много, но не так много с точки зрения сегодняшней в цифрах. Но, правда, и здесь уже их подрезали. Например, Шевчук приезжал со своим коллективом, и он получал 500 рублей.

Олег Дружбинский

– Это в каком году?

Марк Рудинштейн

– Это 1987 году. Он получал на весь коллектив 500 рублей – это не так много.

Олег Дружбинский

– Не себе только?

Марк Рудинштейн

– Нет, 500 рублей. Он, наверное, себе брал 200. Это же большие деньги. Жванецкий получал у меня 500 рублей – сольный концерт. Розенбаум, сольный концерт – 500 рублей.

Евгений Додолев

– С другой стороны, это месячный оклад генерала или академика.

Марк Рудинштейн

– Это надо понимать, что это в то время. Жванецкий, так как Розенбаума через Жванецкого я получил, то Жванецкий хвастался: «Ты смотри, ты, наверное, впервые работаешь за 500 рублей?». И Розенбаум говорил: «Да, я впервые работаю за 500 рублей».

Олег Дружбинский

– Скажите, а ведь были какие-то жесткие ставки, если я помню, в советское время. Ставка народного артиста, заслуженного – 12 рублей, 8. То есть 500 рублей – это законно было платить?

Марк Рудинштейн

– Нет, абсолютно. Вы же знаете, я могу рассказать точно ставки. 17 рублей – высшая ставка, двойной концерт во Дворце спорта – 17 рублей на два – 34 рубля. Плюс мастерство (Лещенко, Пугачева, их там штук 5-6 всего было) – 48 рублей. Это был потолок за концерт. Они за эти деньги не хотели работать. И вот ради этого мы вынуждены были крутиться. И делалось так: набиралось десять звезд, например, в афишу. И в последний момент объявлялось, что в связи с тем, что заболел Боярский или еще кто-то, можно сдать билеты обратно. Хотя перечень других звезд был такой, что никто не собирался сдавать эти билеты. Но это давало возможность сделать вид, что сдавались билеты. И целая трибуна, к примеру, на 1000 мест по три рубля, как будто бы билеты вернули обратно. Потом составлялся акт об их сжигании. И это было дополнительной зарплатой артистов, администраторов.

Олег Дружбинский

– А левые билеты продавались, соответственно, на эту трибуну или как это было?

Евгений Додолев

– Они же были левые.

Марк Рудинштейн

– Они были проданы, все было продано. Но сообщалось сначала, что отменился Боярский, и как будто бы сдавались билеты обратно, кто хотел, например, только Боярского слушать.

Олег Дружбинский

– И выдавались под это деньги, соответственно.

Марк Рудинштейн

– Нет, деньги освобождались.

Олег Дружбинский

– Освобождались, понятно.

Евгений Додолев

– Эти деньги уже были получены, но они не кассировались.

Олег Дружбинский

– То есть мы обратно принимаем билет, как бы отдаем за них деньги, а потом эти деньги артистам отдали.

Марк Рудинштейн

– Эти деньги даже Гусинский у меня сжигал, с мешком ходил.

Евгений Додолев

– А он в каком качестве был?

Марк Рудинштейн

– Администратор.

Евгений Додолев

– Владимир Гусинский?

Марк Рудинштейн

– Сам Гусинский. Надо учесть, что он закончил же…

Евгений Додолев

– ГИТИС, по-моему.

Марк Рудинштейн

– Я не знаю. Какой ГИТИС?

Евгений Додолев

– Ошибаюсь?

Марк Рудинштейн

– Институт культуры.

Евгений Додолев

– А «кулек».

Марк Рудинштейн

– Массовых зрелищ.

Евгений Додолев

– Они с Минкиным вместе…

Марк Рудинштейн

– «Массовых зрелищ и представлений» он закончил. И одно время подрабатывал администратором. Как они стали банкирами, это одному богу известно.

Евгений Додолев

– Вы не стали банкиром.

Олег Дружбинский

– Но схема с билетами, видимо, работала и работает до сих пор.

Евгений Додолев

– Схемы были те же самые.

Марк Рудинштейн

– Да, хотя схемы были. Стали банкирами. Молодцы.

Евгений Додолев

– С чекистами нашли общий язык.

Марк Рудинштейн

– По-моему, Бобков выбился.

Евгений Додолев

– Да, Бобков – глава 5-го управления, занимался не только безопасностью. Поэтому вам чекисты не доверили никаких дел, только бандитам доверяли.

Олег Дружбинский

– Марк Григорьевич, я знаю, что у вас был целый период в жизни, когда вы были под следствием, начиная с 1982 года и, наверное, до фестиваля, до 1987 года, да?

Марк Рудинштейн

– Нет, наоборот. Здесь всё смешалось. Я был под следствием, потом вроде бы тюремный срок должен был.

Евгений Додолев

– Это по делу Росконцерта, да?

Марк Рудинштейн

– По делу Росконцерта. По делу Росконцерта я был под следствием с 1982 года по 1986 год – четыре года. В этот момент мы организовали центр досуга «Подмосковье». Их было два: Лисовского – «Рекорд», и «Подмосковье» – Рудинштейна. И артисты бегали туда, кто где больше платит: или к Лисовскому, или ко мне. Он, конечно, побеждал в этом соревновании. Он платил больше.

Олег Дружбинский

– Две трибуны освобождал?

Марк Рудинштейн

– Этот центр досуга «Подмосковье» и существовал в тот период, когда я был под следствием четыре года: с 1982 по 1987 год. Я рассказывал, что, если бы следствие в тот момент накопало, что вы делали в этом центре досуга, то я бы уже пошел под расстрельную статью, а не под хищение в особо крупных размерах.

Олег Дружбинский

– Подождите секундочку. Я правильно понимаю, что вы просто по лезвию шли, да?

Марк Рудинштейн

– Да.

Олег Дружбинский

– То есть вас в любой момент могли прослушать, задержать? У вас деньги в руках, и в этот момент с этой пачкой денег вас берут и всё.

Марк Рудинштейн

– Вся беда в том, что к этому делу хоть и относились серьезно… Такой следователь Мысловский был.

Евгений Додолев

– Евгений Мысловский, я знаю.

Марк Рудинштейн

– Евгений Мысловский, старший по особо важным делам.

Евгений Додолев

– Генеральной прокуратуры СССР.

Марк Рудинштейн

– Их двое было: Паршиков и Мысловский.

Евгений Додолев

– Важняк.

Марк Рудинштейн

– Важняк. Он все-таки понимал, что это не главное дело в стране, что в это же время дело шло хлопковое. Кстати, нас допрашивали буквально в соседних кабинетах: Дглян сидел, допрашивал министров сельского хозяйства, хлопкоробов, а Мысловский допрашивал артистов, вернее, не артистов, администраторов, причем взяли всех: от Аллы Борисовны до самого последнего.

Евгений Додолев

– Как? И Пугачева тоже была?

Марк Рудинштейн

– Не Аллу Борисовну саму, а ее директора. Всех взяли.

Евгений Додолев

– А кто был ее директором?

Марк Рудинштейн

– Цванг. Взяли всех, и всем дали сроки.

Олег Дружбинский

– За эти левые концерты?

Марк Рудинштейн

– За левые концерты, за сжигание билетов, за все. В общем, туда набросали всё. Я был последний в этой когорте, которого последнего осудили, и, слава Богу, потому что я бы уже сидел пару лет, потому что наступил год Горбачева.

Олег Дружбинский

– У вас 10-11 месяцев получилось?

Марк Рудинштейн

– Да, 11 месяцев. 11 месяцев я сидел, ждал.

Евгений Додолев

– Мне всегда было интересно следующее. Мы с Олегом беседовали с Гройсманом Дмитрием, продюсером Гаррика Сукачева и «Чайфа». Вчера, кстати, умер Джордж Мартин, продюсер «Битлз». Допустим, он был таким продюсером, который проникался музыкой коллектива. А вы занимались музыкантами, исходя только из цифр? Вам не интересно было, как Розенбаум поет или как «Машина времени» поет? Или вам это было интересно? Вы же роком не интересовались до проведения рок-фестиваля, я правильно понимаю?

Марк Рудинштейн

– Я не интересовался роком, потому что в детстве у меня не было магнитофона, и я не слушал «Битлз».

Евгений Додолев

– Хорошо, а что вы слушали?

Марк Рудинштейн

– Когда я начал слушать, то это, конечно, только советский рок, поэтому я очень проникался «Машиной времени».

Евгений Додолев

– То есть нравилось?

Марк Рудинштейн

– Да, мне очень нравилось – и Бутусов, и «Чайф». Короче говоря, мне очень это нравилось. Но, опять же, у меня не было магнитофона, я не висел на ушах, чтобы всё время это слушать. Поэтому тот интерес, который у меня был, я решил удовлетворить созданием этого рок-фестиваля. Кстати, я рассчитывал, что это будет ежегодный фестиваль. Но когда мы провели этот фестиваль и в следующем году провели второй, то интерес очень спал, хотя и Шевчук был и все остальные.

Олег Дружбинский

– А на первом фестивале, насколько я помню, Шевчук тот же был.

Марк Рудинштейн

– Да, тот же Шевчук. Нет, все были.

Олег Дружбинский

– То есть звезды всех времен.

Марк Рудинштейн

– Эстонские группы. И, вообще, самое серьезное жюри было, высшего класса, которое решало. Мне больше нравится этот фестиваль, чем «Кинотавр».

Евгений Додолев

– Это такой «Вудсток» наш.

Марк Рудинштейн

– Да, кстати, зарубежная пресса так его и назвала: «Советский Вудсток». Поэтому мне уже нравилось, но после того, что я пережил, организовывая этот концерт, то, конечно, мой интерес превысил то содержание, которое было вне музыки.

Марк Рудинштейн

– Хорошо, а как к вашей инициативе относились такие заслуженные деятели шоу-бизнеса и рок-движения, которые специализировались на проведении таких мероприятий, как допустим, Стас Намин. Намин, он же был позиционирован, как главный организатор такого рода мероприятий. Вы знакомы?

Марк Рудинштейн

– Да, мы знакомы, очень хорошо были знакомы со Стасом, хотя в последнее время мы уже поругались, но это из-за киношных дел. Но недавно помирились и улыбнулись, и больше друг на друга не держим зла. Но у Стаса не пошел фестиваль. Ему запретили.

Евгений Додолев

– Тбилисский.

Марк Рудинштейн

– Да, ему запретили, и он не состоялся. А у меня проскочил. Ведь то же самое могло случиться со мной. Направь танки в Подольск – не пускать всех. Как я проскочил, я по сей день не знаю, для меня это загадка, потому что ни у кого не получилось. А на следующий год уже никого это не интересовало.

Олег Дружбинский

– Удивительно. Надо попасть в точку времени и места.

Марк Рудинштейн

– 1987 год был последним, когда это все проскочило и вызвало не просто ажиотаж, а просто сумасшествие было. Поэтому я считаю, что я это делал из любви к року, но после этого любовь прошла.

Олег Дружбинский

– И деньги заодно вместе с ней.

Марк Рудинштейн

– Дело было не в деньгах, но любовь просто прошла, и то, что они вытворяли – они разгромили санаторий, где я их поселил.

Евгений Додолев

– Музыканты? Правильно, это же рокеры. Это же закон жанра.

Марк Рудинштейн

– Лучший санаторий. Я попросил чуть ли не мэра, тогда мэров не было, а первые секретари горком партии, потому что меня вызвали снимать с работы в очередной раз. Но это умора, когда 200 человек горкома партии сидело, один читал тексты, этих ребят тексты читал.

Олег Дружбинский

– Тексты песен, что ли?

Марк Рудинштейн

– Да, песен. И когда в «Калиновом мосте» он доходил до слова «бля», все поворачивались в мою сторону.

Евгений Додолев

– И говорили: «Да ну!?»

Марк Рудинштейн

– И я тогда не выдержал, встал и говорю: «У вас уже всё в порядке. У вас больницы, библиотеки, дороги, питание – вы уже всё решили. Вам только надо сидеть, двести человек мужиков, и этих ребят разбирать по тексту».

Олег Дружбинский

– Марк Григорьевич, я так понимаю, что было разрешение, наверное, отинструктора по культуре горкома партии.

Марк Рудинштейн

– На три дня.

Олег Дружбинский

– Разрешение было. А потом они отсеивали всё-таки кого-то?

Марк Рудинштейн

– Они не отсеивали.

Олег Дружбинский

– А зачем они тогда слушали, тексты эти читали?

Марк Рудинштейн

– Дело в том, что, когда вызвали Дзержинскую дивизию, то от первого обкома комсомола, всех секретарей партийных московских (московской городской), они их всех заставили стоять там, потому что остановить было нельзя. И когда они слышали тексты: «Мой папа фашист»…

Евгений Додолев

– Это группа «Телевизоры».

Марк Рудинштейн

– Да, группа «Телевизоры». Они вынуждены были это всё жрать. А плюс журналюги, которые всё это заводили. Конечно, они на меня смотрели. Я ходил, как меченый атом, так они на меня смотрели. Они мне потом дико отомстили. Они меня в Югославию не выпустили. Дико отомстили. Но вот так они проскочили. И поэтому никто не разрешал этого дела. А у нас привыкли (еще в 1987 году), что если пресса пишет, то значит можно. И когда пресса написала, что такого-то числа в Подольске в течение трех дней будет проходить, то все официально поняли, что что-то будет. Но потом до кого-то дошло – до Шапиро, я не знаю, до кого дошло.

Евгений Додолев

– А кем он был?

Марк Рудинштейн

– По культуре в ЦК КПСС. Это когда он отменял… Я помню, с «Машиной времени», я один раз организовал сольный концерт, второй раз (тогда нельзя было сольный) и третий раз, когда я организовал сольный концерт, Макар должен был выехать на фестиваль чуть ли не в Монголию куда-то (его еще никуда не выпускали), но концерт «Машины времени» запретили. Шесть концертов «Машины времени» запретили. И та же самая ситуация: битком, все продано. И мне говорят, что надо идти к Шапиро – это последний выход, потому что всё, запретили и конец. И директор Московской филармонии говорит: «Надо идти к Шапиро». Я говорю: «Кто?». Мне: «Шапиро». И я пробился к Шапиро. Я зашел к нему. У него такой длинный кабинет, знаете, в кино иногда сейчас показывают. Такой длинный кабинет, он где-то там сидит. Я зашел к нему в кабинет и говорю. Я даже не знаю, что ему тогда говорил. Я ему говорю: «Вы поймите, что сейчас лучше провести, чем отменить». Он говорит: «Ну и проводите». Я радостный, думал, что он говорит «проводите». Я ему говорю: «Но вы же запрещаете». А он говорит: «Партия не запрещает. Партия советует».

Олег Дружбинский

– Прекрасно как.

Марк Рудинштейн

– И всё. И партия посоветовала.

Олег Дружбинский

– То есть он какую-то бумажку подписал в итоге?

Марк Рудинштейн

– Нет, ничего они не подписывали. И Макар, который должен был взять на себя решение, потому что они мне сказали просто: «Выступайте», испугался, что его не выпустят в Монголию с концертами, и снял концерт. Это должен был быть первый выезд Макара.

Олег Дружбинский

– Но поехал он в Монголию?

Марк Рудинштейн

– Поехал, конечно.

Олег Дружбинский

– Черт.

Марк Рудинштейн

– Но снял концерт. Вот так было.

Евгений Додолев

– А вы общаетесь с музыкантами с той поры? Я же помню, что музыкальной составляющей в «Кинотавре», в фестивале вы не занимались, по-моему, какие-то у вас люди…

Марк Рудинштейн

– Почему не занимался. Макар, Розенбаум – все перебывали. У нас была такая культурная программа фестиваля.

Евгений Додолев

– Да, но не вы этим занимались персонально, мне кажется? Нет?

Марк Рудинштейн

– Как тебе объяснить? Диктаторство было присущим, и, конечно, через меня всё решалось. Одного я любил. Одного я мог не любить.

Евгений Додолев

– Право вето было.

Марк Рудинштейн

– Одного я мог не любить. Такого права вето, кроме Кушанашвили, у меня нет.

Евгений Додолев

– Кушанашвили, да? Тот еще музыкант.

Марк Рудинштейн

– У меня не было. Тот подвизается в музыке все время. У меня не было. И уже со временем я не следил.

Евгений Додолев

– А музыканты приезжали на «Кинотавр» отдыхать или все-таки работать?

Марк Рудинштейн

– Они работали. Они давали один концерт.

Евгений Додолев

– А отдыхали две недели.

Марк Рудинштейн

– И Алла Борисовна, и Филипп Киркоров – все были. Но я больше любил такие вечеринки, где Долина. Я имею в виду, что не Лариса Долина, а Вероника.

Евгений Додолев

– Вероника Долина, бард?

Марк Рудинштейн

– Вероника Долина, да. Она, кстати, и забеременела у нас на фестивале.

Олег Дружбинский

– Деликатная подробность.

Марк Рудинштейн

– У нас очень много детей фестивальных. Нет, но это дети от мужей.

Евгений Додолев

– А Антон Долин, он дитя «Кинотавра»?

Марк Рудинштейн

– Совершенно точно. У меня есть подозрение, что он дитя «Кинотавра».

Олег Дружбинский

– Не зря же Марку Рудинштейну ЮНЕСКО выдало золотую медаль имени Федерико Феллини за вклад в развитие национального кино.

Марк Рудинштейн

– Кстати, я был вторым обладателем в мире этой медали. Первым эту медаль получил директор Каннского фестиваля. Я был второй, кто получил эту медаль. И больше пока ее никто не получал у нас в стране. Даже Никита Михалков за поддержку национального кинематографа не получал эту медаль.

Олег Дружбинский

– Действительно это круто. Вы же уже заслуженный работник культуры. Сейчас у вас уже есть это звание, правильно?

Марк Рудинштейн

– Это ЗасРаК.

Олег Дружбинский

– Я знаю, как ее называют. Но мы в эфире, поэтому не будем. То есть вы после всех этих мытарств, следствий, осуждения, бесконечного прессинга, вдруг – раз, прошло несколько лет, и вы заслуженный работник культуры.

Марк Рудинштейн

– Знаете, это всё сработало на меня: это осуждение, этот, так сказать, несправедливый приговор. Я когда вышел, я был вроде такого, знаете, любимца.

Олег Дружбинский

– Диссидента такого.

Марк Рудинштейн

– Да, такого любимца.

Олег Дружбинский

– Солженицын, Сахаров…

Марк Рудинштейн

– Да, я организовывал концерты. В 1988 году я вышел, и с таким удовольствием ко мне Жванецкий с Розенбаумом. Первый концерт, который я организовал, за три дня до этого меня посадили в тюрьму. Они дали в мою честь концерт, когда я вышел. Потому что они давалипервый концерт, уже зная, что я сижу в тюрьме, и они говорили об этом со сцены. И как-то все пошло. У меня работал Киркоров, Добрынин. Все начинали в центре досуга «Подмосковье». И потом уже это перенеслось, когда мы переехали в Москву, в «Кинотавр», и наш офис был на Арбате.

Олег Дружбинский

– В Доме актера, если не ошибаюсь.

Марк Рудинштейн

– Да, в Доме актера мы сидели, чуть ли не 25 лет мы там сидели. И поэтому как-то всё сложилось. Тот шлейф, который был сзади, тюремный, он помогал. В этом было что-то: вот человек перенес, человек вышел, человек добился.

Олег Дружбинский

– Вообще, какой-то ореол диссидентства, даже не знаю, экономического диссидентства, наверное.

Марк Рудинштейн

– Точно, экономического диссидентства. Потому что больших денег никогда не было у «Кинотавра». Как мы крутились, нам давали меньше. Сейчас Двороднянскому дают 60 миллионов. Я понимаю, что сейчас другие деньги. Но, если учесть то время, нам давали еле-еле от силы 15 миллионов. Это даже не знаешь, когда-то было 500 тысяч долларов, а фестиваль стоил три.

Евгений Додолев

– Три миллиона долларов.

Марк Рудинштейн

– Три миллиона долларов. Если учесть, что мы два раза рухнули (и в 1998 году – дефолт, и в 1994 – черный вторник), у нас в этот момент шел фестиваль.

Олег Дружбинский

– Я, кстати, помню это.

Марк Рудинштейн

– У нас в этот момент шел фестиваль, когда он отпустил цены. И все накопления, которые у нас были, просто за десять дней растаяли. Рубль доскочил сразу до трех тысяч. И мы начали занимать у бандитов деньги.

Евгений Додолев

– Под что?

Марк Рудинштейн

– Это не «под что». Меня вызывал, так скажем, какой-то «Газпром», вернее, не «Газпром», а одно из подразделений «Газпрома», и давало мне деньги. Они не давали мне деньги. Они оплачивали поезда, самолеты – переводили деньги. Потом они вызывали. Такая сцена, например. Мы сидим. Они обедают, два главных, и он мне так тихо говорит: «Марк Григорьевич, надо отдавать деньги». Я говорю: «Я не могу триста тысяч долларов сейчас отдать. Ну что? Убейте. Вам легче всё-таки оставить меня в живых, чтобы я отдал эти деньги, чем убить. Но всё равно как-то нехорошо. Вы же не давали мне эти деньги. Вы сами приезжали на фестиваль. Вы отдыхали с детьми, с семьей». И таких вариантов было несколько. Когда уже тучи сгущались, будем говорить, ходили хмуро, а потом же надо было всё-таки отдавать. А кредиты под 275% не хотите? И еще из этого кредита, который тебе давали, надо было отблагодарить тех, кто их сделал.

Олег Дружбинский

– А как же выкрутиться в этой истории?

Марк Рудинштейн

– Выкрутились.

Олег Дружбинский

– Но как?

Марк Рудинштейн

– Зарабатывали. У нас продажа путевок премиум класса заканчивалась где-то в январе месяце.

Евгений Додолев

– То есть за полгода до фестиваля.

Марк Рудинштейн

– За полгода до фестиваля мы продавали основной блок путевок. Это большие деньги –5 тысяч долларов стоило 12 двенадцать дней с полным комфортом, «аllinclusive». Пять тысяч долларов, эти деньги становились оборотными деньгами. Потом мы продавали остальную часть денег. Мы уже привыкли… Не привыкли, все ж голодные еще были – с семьями, с папой, с мамой, с тетей, дядей. И нельзя отказать, а если откажешь, тут же наживешь врагов.

Евгений Додолев

– Вы же отказывали кому-то? Я помню.

Марк Рудинштейн

– И тут же наживали врагов ни за что,ведь невозможно всех привезти на фестиваль.

Евгений Додолев

– Не в те номера селили.

Марк Рудинштейн

– А других, нормальных вообще не было.

Евгений Додолев

– И рок-музыканты, я помню, обижались.

Марк Рудинштейн

– Обижались, конечно. Но других номеров не было. Гостиница «Жемчужина» и сейчас, в принципе, это ничего особенного. Но ее всё-таки отремонтировали и превратили в более-менее престижную гостиницу.

Олег Дружбинский

– Поначалу это такой совочек был.

Марк Рудинштейн

– Господи, глубокий совочек.

Евгений Додолев

– Югославы строили. На самом деле это было в советские времена. И «Ялта» в Ялте и «Жемчужина» – это проекты югославских…

Олег Дружбинский

– Я просто помню «Жемчужину» начала девяностых.

Евгений Додолев

– Когда они открылись, это было что-то…

Марк Рудинштейн

– Для ЦК. Это ж были только для ЦК. Я помню, меня первый раз Мартимьянов, комсомольский секретарь по спорту, привел выпить в бар. Это проход был такой, что я потом, когда посмотрел… А потом, буквально через два года, я пришел в эту гостиницу договариваться насчет проживания на время фестиваля. Первое время директор гостиницы закрывал пляж в семь часов – граница.

Олег Дружбинский

– Враг не пройдет.

Марк Рудинштейн

– Но самое интересное. Это первый год. Но на второй год, когда мы приехали, он меня пригласил и говорит: «Я тебя вечером отведу. У нас там ресторан». Я говорю: «А что такое?» И он меня привел. Тихо. Там только четыре человека сидело. Стриптиз московский. Это секретарь горкома партии по идеологии был. Директор гостиницы «Жемчужина» уже на второй год сломался. Какие там границы? Уже всё было раскрыто.

Евгений Додолев

– Класс. А ведь, Олег, может быть, не все знают, что Марк еще и поет. Он выпустил, как это называют, CD или диск.

Марк Рудинштейн

– Диск.

Евгений Додолев

– С каким подбором песен диск? Как родилась, вообще, идея? Поют все, мы знаем.

Марк Рудинштейн

– Вот именно, по принципу «Поют все».

Евгений Додолев

– Это в каком году?

Марк Рудинштейн

– Кстати, надо вам подарить этот диск.

Евгений Додолев

– Надо бы. Конечно.

Марк Рудинштейн

– Вы же его не слушали.

Евгений Додолев

– Я вот книжку принес подарить. Так как родилась идея?

Марк Рудинштейн

– А никак не родилась, сначала вообще никак. Записал несколько песен я. К юбилею мне писали песни: 50, 55 и 60. Три песни написала Рубальская на музыку Березина Сережи, ансамбль «Пламя». Я был директором ансамбля.

Евгений Додолев

– Специально для Рудинштейна, я так знаю.

Марк Рудинштейн

– Именно нет. Это эксклюзив такой, что по сей день никто его не поет. Так что я могу сказать, что это эксклюзивный диск. Написали и написали – юбилеям каждый раз писалась песня. И потом вышла финальная песня, когда я прощался с «Кинотавром».

Олег Дружбинский

– Я, кстати, помню. По-моему, в цирке вы ее пели в микрофон.

Марк Рудинштейн

– Нет. В цирке я пел – это тоже можно рассказать. Это удивительная история. Мы сделали «Барон Мюнхгаузен, двадцать лет спустя». И специально для этого на слова Горина Гриши была написана Рыбниковым песня. «Песочные часы» называлась. Но Горин запретил мне ее петь.

Евгений Додолев

– Почему?

Марк Рудинштейн

– Не знаю. Я не послушался его. Он запретил мне ее спеть. Запись цирковой программы была сделана, показывали ее отдельно. Просто, когда начался финал, и все начали выходить на манеж, вдруг пошла эта мелодия, и я спел песню «Песочные часы». И редактору телевидения или кому-то так понравилось, что он ее оставил. И Горин на меня обиделся. Он не так серьезно обиделся, он почему-то не хотел, чтобы эта песня звучала. А он ее только написал, ее вроде бы никто еще не пел, но опробовали.

Евгений Додолев

– Он не хотел, чтобы она звучала в исполнении Рудинштейна, а не вообще, чтобы она звучала.

Марк Рудинштейн

– Нет, я не могу сказать так. Гриша ж был человек интеллигентный, он не мог мне приказать не петь ее. Он меня попросил.

Евгений Додолев

– Партия советует.

Олег Дружбинский

– И ничего не запрещает.

Марк Рудинштейн

– Да. Он меня попросил не петь. Не знаю, почему. Так же, как Таривердиев, когда он узнал, что я пою песни Рубальской, он готов был разорвать меня. Он говорит: «Как ты можешь петь песни на тексты Рубальской?»

Евгений Додолев

– В этом смысле?

Марк Рудинштейн

– Как ты можешь эту поэзию переносить?

Олег Дружбинский

– Друзья, наша передача подходит к концу. Это замечательная история, которую от Марка Рудинштейна можно слушать бесконечно просто. Я всегда смотрю и думаю, как много всё-таки хорошего Одесса отправила к нам в столицу.

Евгений Додолев

– Страна, отдельная страна. Я хочу подарить Марку книжку, уже очередную… На самом деле это книжка Марка, а не моя, потому что здесь собраны его интервью. И эту книгу Ефим Шифрин со своим автографом выложил очень хорошо, написал очень хорошие слова. А Ефиму Шифрину мы верим.

Олег Дружбинский

– Это «Казус Рудинштейна или последняя ошибка продюсера».

Марк Рудинштейн

– Да, к сожалению.

Евгений Додолев

– Про ошибку мы не поговорили.

Марк Рудинштейн

– Ошибка была серьезная.

Евгений Додолев

– В следующий раз.

Олег Дружбинский

– Что ж, в следующий раз.

Марк Рудинштейн

– В следующий раз поговорим.

Олег Дружбинский

– А пока можете прочитать книжку и подготовить хорошие вопросы, кстати. Вот такое предложение.

Марк Рудинштейн

– Этой книжки нигде нет, я только сейчас узнал, что она где-то завалялась.

Олег Дружбинский

– Ничего, я думаю, что в универмаге «Москва» скоро появится. Друзья, мы прощаемся с вами. Это программа «Мимонот». Олег Дружбинский и Евгений Додолев сегодня ее вели, а в гостях у нас был знаменитый продюсер первых рок-фестивалей, «Кинотавра» и много чего хорошего Марк Рудинштейн. Спасибо вам большое.

Марк Рудинштейн

– Спасибо.

Евгений Додолев

– Пока-пока.

Олег Дружбинский

– Пока.